Текст книги "Страшные Соломоновы острова (СИ)"

Автор книги: Виктор Плешаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Глава 21. О потенциале фолк-спа-салона в условиях отдельно взятой дачи

Зацепив в ларьке по пути пару пива и тут же обезглавив одно из них, я приковал тем самым ничего пока не подозревающего друга к баранке галеры потенциального транспортного средства, нисколько об этом не сожалея.

Будущий каторжанин, окончательно измаявшись ожиданием в кафе, отсутствующе размазывал пальцем кофейную лужицу по пластику столика и являл собой красноречивую иллюстрацию ключевого фрагмента второго бессмертного творения И. Е. Репина "Запорожцы думают, где найти е-мейл турецкого султана".

Усевшись за столик, я звучно сделал очередной добрый глоток. Димыч внимательно оценил явившееся ему потрепанное видение и настороженно прогудел:

– Ну и видок у тебя. Как ощущения?

Я, навалившись на столешницу обоими локтями и подпирая ладонями абсолютно ватную тыкву, отстраненно промычал:

– Ты в детстве с жучками играл? Ну, помнишь, жучок трепыхается, сучит лапками, пытаясь заползти в укромное местечко, а ты, подлец малолетний, его соломинкой на место возвращаешь. Как-то так примерно. Мощный дядька. Бетономешалка в дорогом костюме. И глаза такие добрые-добрые... В общем, я как из мясорубки вылез.

Напарник усмехнулся, сбрасывая напряжение.

– Это тебя погладили легонько. Не дай боже действительно оказаться в той мясорубке. Ладно, давай вкратце резюме.

– Ну, делаем все как наметили. Только теперь под ненавязчивым присмотром. Контора на нашем бульоне свой супчик варить затеялась, ну да флаг им в руки. Батюшка, зуб даю, серьезно обеспокоился нашей судьбой. Уж больно деликатный у меня разговор получился. Прямо-таки дружеская забота старшего товарища о нашей незавидной участи и идущие из глубины души отеческие наставления.

Хотя мужик реально интересный. Не только за денюжку служит, чувствуется. Мобилу свою ему оставил. Насколько я понимаю – в качестве червячка. А уж крючков у них своих хватает. Бедная рыбка... Но это их дела. А нас попросили забиться в уголок подальше еще на денек-другой и не отсвечивать, что никак не противоречит нашим планам. Звони Хеле, и пошли отсюда, а то если у меня сейчас здесь пиво отнимать затеются, я за себя не ручаюсь.

И мы пошли на выход. А еще через десять минут с радостью наблюдали своих ненаглядных немцев. Хеля шла, демонстративно чеканя шаг и гордо вздернув подбородок, ощущая себя как минимум Жанной д"Арк в трех шагах от эшафота. А пригнувшийся Дитер, подозрительно сканируя окрестности хмурым многоопытным взглядом возвращающегося к постылой жене от очередной распутной резидентки нелегала, крадучись семенил следом.

Заметив нас, Змея просияла и ускорила ставшую менее деревянной походку. Вскоре мы, бурно обсуждая прошедшее в томительной разлуке время, лихо расталкивали неизбежные пробки очередным подвернувшимся под руку катафалком, направляясь к дому моей старшей сестры.

Выгрузившись, я направился к парадной, приглашая за собой всех остальных, подумав, что ни к чему трем камуфляжникам притягивать к себе праздные взгляды случайных прохожих. И оставил их внизу у лифта.

Племяш оказался на месте. Судя по устоявшейся квелости его унылой рожи, взрыва финансового благополучия со времени нашей последней встречи не произошло. Поэтому, нарисовав радужную картинку возвращения драгоценной "бэхи" с багажником, битком набитым фильтрами, ремнями, тормозными колодками и прочей кастроловской синтетикой, я аккуратно вывернул из трепетной руки родственника ключи и документы и, предупредив, что для всех остальных его ведро находится в ремонте, ломанулся на выход, цепляя мимоходом со стола зазевавшийся мобильник.

– Дядь Вить, а трубу-то зачем? – жалобно возопил племяш, с горечью ощущая себя облапошенной доступной девицей, которую загулявший проходимец-гусар цинично попользовал, наобещав златые горы, а утром исчез, попросив мелочь на папиросы.

– Надо, Шурик. Надо, – бросил я в темноту удаляющегося коридора и поспешил к друзьям.

Выйдя из лифта, я распатронил мобилу чекиста и, вычленив из связки автомобильных ключей будущий предмет обсуждения, обратился к ребятам с новой идеей, выскочившей ненароком из моего окончательно пошедшего вразнос мозга.

– В общем, так, народ. Нам сейчас нужно решить, делаем мы заботу о собственной шкуре своим личным делом или доверяемся конторе. Телефоны у всех разобраны? Димыч, твое мнение? Есть ли смысл все-таки попытаться сделать так, чтобы вообще никто не знал, куда мы пропали?

Напарник скептически задумался.

– Если ты к тому, что в конторе может потечь, то в нашем случае вряд ли. Не стоит овчинка выделки. Да и стряхнуть хвост – маловероятно. Хотя нас наверняка пасут по самой примитивной схеме, но они-то профи. А мы? С другой стороны, твои бзики до сих пор ложились в елочку. Да и лично мне спокойнее, если я сам о себе позабочусь. А все остальные – лесом. Так что если есть свежие мысли насчет попытаться – излагай.

Я вопросительно взглянул на ребят. Они явно склонялись к консенсусу.

– Только большая просьба, командор, – умоляюще вздернула бровки Хеля. – Если можно – без рукоприкладства, взрывов и прочих эксцессов.

– Хеля-я... – укоризненно рокотнул Димыч. – Чего ты из нас монстров-то делаешь? Ну не первый же день знакомы.

– Именно поэтому и прошу, – как-то очень по-бабьи пригорюнилась Змея.

Я попросил внимания.

– Этот дом построен буквой П. Все парадные – с наружной стороны. Но у них у всех два выхода. Второй – вовнутрь двора. Ни одного функционирующего на сегодня нет. Кроме нашего. Дело в том, что племяш, подзамаявшись с парковкой у парадной, расчистил дверь с черного хода и оснастил ее своим замком.

Теперь "бэха" всегда стоит во дворе, прямо под окошком хозяина, радуя его глаз. А у нас есть возможность спокойно и незаметно сделать ноги. Зачем мы сюда приехали и сколько планируем находиться, никто не знает. То есть спохватятся нескоро. Ну что, пробуем?

И мы вывалились на улицу.

Настропалив Димыча подскочить к "Ленте", мы весьма трепетно подошли к вопросу своего жизнеобеспечения на ближайшие сутки, что вылилось в две полные телеги разнообразной еды, коробки незаменимой "кедровки" и груды трикотажа, основательно облегчив неведомый нам счет в солидном банке. Поразмыслив, я решил не торопиться сходить со скользкой тропки взимания контрибуций и при помощи услужливо защелкавшего купюрами банкомата, извиняясь в душе, обнес грозную контору еще на тридцать тысяч целковых. Ну а чего, дорога до Питера вполне может быть отнесена к очень накладным расходам.

Через полчаса мы, вырвавшись из города, уже стояли на нестовской заправке на Приозерском шоссе и наполняли пугающий своей пустотой бак "бэхи". А еще через два часа с небольшим, постояв пяток минут для проформы на последнем повороте, перетаскивали вещи из машины на Димычеву дачу.

Сам хозяин, явно приободрившись при виде родных пенатов, степенно оглашал порядок предстоящих действий.

– По-хорошему, нам бы спать сейчас завалиться. Хотя бы часика на три. Но делать это в двух шагах от моей бани – изврат конкретный. Поэтому Хеля с Дитером мечут на стол, а мы с Лысым готовим баньку. Ух-х... разомнем косточки.

И закипела работа.

Мы с Димычем сновали между задымившей трубой баней и колодцем, а Дитер суетился с веником на веранде, усердно поднимая пыль столбом. Хеля что-то чирикала из дальних комнат. Вспомнив об оставленном в куртке куреве, я вразвалку направился к крыльцу.

– Молодой человек! Можно вас на минутку? – улыбчивая женщина в годах приветливо смотрела на меня из-за калитки.

Я готовно изменил курс.

– Здравствуйте. Вам помочь?

Женщина снова неловко улыбнулась.

– Да. Извините, пожалуйста. Не могли бы вы подсказать, где здесь у вас автобусная остановка? А то я с этими грибами далековато от платформы отошла. Думаю, на автобусе проще будет уехать.

Я кивнул головой и вкратце объяснил дорогу, предложив проводить.

– Нет-нет, что вы, – всполошилась моя собеседница. – Я вижу, вы в баньку собираетесь? Хорошее дело. Отдыхайте, не буду вам мешать. А Олег Дмитриевич очень просил вас не выключать больше телефон. До свидания и с легким паром.

И пошла себе потихоньку.

Я ошарашенно нащупал мобилу в кармане и машинально ее собрал. Она тут же выдала на дисплее конвертик с эсэмэской. Открыл, прочитал. "Еще раз отключишься – оторву яйца. С кредиткой не наглей. Береги себя. Олег".

Смирившись с неизбежностью вездесущего государева ока под каждым кустом, я решил, что не ответить было бы невежливо, и скоренько набрал текст: "юстас центру. вас понял. хозяину шинки где стоит нива я должен еще 3000. надеюсь на понимание центра. остаюсь на связи. юстас". И, захватив курево, вернулся к банным хлопотам.

– Чего там? – колюче зыркнул насторожившимся взглядом Димыч, обращая ко мне от раскаленной топки свою потную рожу. – Контора бдит?

Я удрученно кивнул. Соратник вытер пот завалявшейся на лавке рукавицей и, глухо матерясь, направился к даче.

– Ты куда? – спохватился я.

Димыч притормозил за порогом.

– А ты уверен, что червячок – только твоя мобила? Мы-то пожирнее будем. Ладно. Займись баней сам пока. Я быстро. Береженого бог бережет, – и утопал в дом.

Я рассеянно стал собирать убитые в прошлых вакханалиях веники, готовясь наводить блеск в парилке. Вскоре к процессу присоединилась Хеля с тазиком, наполненным мыльной водой, и, скептически оценив мои жалкие потуги, прогнала с ведрами к колодцу.

Украдкой заглядевшись на дивные загорелые ножки и неохотно прячущиеся в складках длинной футболки аппетитные выпуклости и впуклости, я мысленно поставил ей агромадный плюс за удачную смену гардероба и вернулся к постылым обязанностям водоноса.

Через полчаса ощутимо потеплевшая парилка и крохотный предбанник со столиком в уголке сияли ослепительной чистотой, а вернувшийся с новыми вениками Димыч озадаченно крякнул, дивясь то ли фотогеничности интерьера своей бани, то ли предосудительно волнующему облику боевой подруги.

– Ну что, мальчики, когда можно будет мыться? – стриганула лукавым взором Хеля и томно потянулась, заставив нас преждевременно покрыться обильной испариной.

– Моются в душе, а баня будет готова через час примерно, – пробормотал мой друг, тщетно пытаясь придать себе независимый вид.

– Прекрасно. Тогда мы вполне можем позволить себе легкий ужин, а то я забыла уже, когда ела в последний раз. Дитер, надеюсь, справился с сервировкой, – промурлыкала Змея и как по ниточке пошла по дорожке к дому.

Мы, закрыв двери парилки и ошалело переглядываясь, поплелись за ней, старательно разглядывая обильные заросли черноплодки по сторонам.

Нетерпеливо покуривавший Симпсон откровенно маялся без дела на крыльце. С вожделением узрев скользящую к нему Хелю, он радостно подался нам навстречу и хлебосольным, как ему казалось, жестом пригласил всех к столу.

Оценив качество сервировки, которая состояла из геометрически идеально разложенных на столешнице невскрытых пакетов с едой и бутылок с горячительным, напарница, вздохнув, попросила еще на пять минут набраться терпения. Мы, сговорчиво войдя в положение, по-быстренькому затопили печку в доме, дабы выгнать притаившуюся в углах комнат затхлую сырость.

Вскоре все сидели за столом веранды, нацеливаясь алчно шевелящимися пальцами на ласкающее взор продуктовое изобилие.

Минута молчания и легкая суета, последовавшие сразу вслед за Димычевым восторженным уханьем и нетерпеливым потиранием ладоней, в полной мере отражали корыстолюбие изголодавшихся желудков, приступивших наконец-то к прямому исполнению своих непосредственных обязанностей.

Заглатывая, как удав теленка, солидную часть копченой куриной грудки одним куском, застеснявшийся своего порыва Дитер попытался утрамбовать ее застрявшим посреди шеи кадыком и, с трудом справляясь с этой непосильной задачей, выразительно постучал пальцем по горлышку бутылки с "кедровкой".

– Э нет, ребята, – умерил наш хозяин меркантильные алкогольные чаяния слабовольных иноверцев. – До и во время бани – ни капли. Это ж храм. Иначе половина удовольствия – насмарку. А вот чаек на карельских травках мы обязательно замастырим, – и набулькал себе и всем желающим сока. – И не налегайте вы так на еду. В парилку с полным пузом не ходят. Ты куда? – остановил он мое продвижение на выход.

– Дровишек подкину, ваше баньское величество. Позволите? – подобострастно склонился я.

– Иди уж, постреленок, – благодушно махнул друг веточкой укропа в мою сторону.

С удовольствием проделав необходимые процедуры и вернувшись в дом, я застал немцев за сортировкой прикупленных в "Ленте" тряпок. Вскоре Хеля с прижатым к груди ярким полупрозрачным пакетом, погрозив нам пальчиком, скрылась в дальней комнате. Димыч отмывал огромный заварной чайник.

– Посмотри в шкафу, чего у нас там с полотенцами? – озаботился он последними приготовлениями.

Я, не чинясь, открыл дверцы скособоченного современника Брусиловского прорыва и закопошился по полкам. Обнаружить удалось два вполне приличных махровых полотенца и стопку разномастных простыней.

Хорошо еще, что мы с другом не всегда проводили здесь время в суровой мужской компании. А периодические нашествия раскрепощенных прелестниц просто-таки обязывали иметь в запасе некоторое количество чистого постельного белья.

– Ну и нормалек. Простыни – нам, остальное – немцам, – удовлетворенно подвел итог моим изысканиям Димыч и ткнул пальцем в сторону навесного шкафчика. – Мед поищи.

За приятными хлопотами незаметно пролетело время. Возвратившийся с улицы банный гуру, всучив Дитеру моющие принадлежности и кружки, а мне кивнув на стопку белья, подхватил исходящее волшебным травяным ароматом фарфоровое чудо и, галантно пропустив вперед даму, направился к обители неги и чистоты.

Секундная неловкость, возникшая в процессе разоблачения от покровов, была мгновенно преодолена мэтром, который, сопя, скинул с себя опостылевший камуфляж и, целомудренно отвернувшись к противоположной стене, явил потрясенному сообществу внушительную мощь основательно заволосевших ягодиц.

После чего, окинув нас недовольным взглядом и не поворачиваясь, оторвал солидный клок от попавшей под горячую руку простыни и с криком "Гей, славяне!" нырнул в знойный полумрак парилки. Я, проделав аналогичные манипуляции, зашел следом. Да-а, парок был что надо.

Влетевший к нам после минутной заминки Симпсон остановился как вкопанный возле каменки и, охнув, тут же бросился на пол, отчаянно пытаясь оторвать от головы свои многострадальные уши. Мимолетно устыдившись, я приоткрыл дверь и, наощупь нашарив на вешалке в предбаннике первую попавшуюся шапку, развернулся и напялил ее на немца. Шапка оказалась моей любимой войлочной буденовкой.

– Мальчики, как тут у вас? Можно заходить? – опасливо пропел Хелин голосок из раскрывшейся двери.

– Дверь закрой! – на автомате рявкнули мы с Димычем не сговариваясь.

Хеля, ойкнув, моментально скрылась в пристройке.

– Да с этой стороны закрой, елы-палы, – страдальчески поморщился напарник. – Заходи, только пар не выпускай.

Осторожно просочившаяся к нам Змея, щеголяя ярким купальником, дальновидно устроилась на корточках возле полка.

Вскоре к ней присоединился малость пришедший в себя Дитер. Удивленно взглянув на елозящую по ее обнаженному плечу буденовку со страдальчески сморщившейся внутри головой шефа, девушка залилась жизнерадостным смехом и пробормотала ему что-то на ушко.

– Я попросила у Дитера разрешения сфотографировать его в этом замечательном головном уборе. Это такой компромат, мальчики, что пальчики оближешь. Фотографию назову "Застьенки Лубьянки".

– А с чего ты вдруг решила озаботиться купальником? – подивился я ее предусмотрительности.

– Ну, стандартный пакет русской экзотики, – улыбнулась Хеля. – Водка, медведи, баня. Первые два компонента уже были предъявлены. Так что...

– Сидим, греемся, – вернул нас к реальности блюститель банных традиций. – Почувствуете, что хана – быстренько к столу, отпиваться чаем.

Первым обозначил сильнейшую потребность в напитке Дитер. За ним Змея. Вскоре мы все вместе наслаждались божественным нектаром.

– Хеля, сильно не остывай. Сейчас мы будем из вас ангелов делать, – не выпускал Димыч вожжи из рук. И, сунув мне в руки флакон с жидким мылом, затолкал нас обоих обратно в преисподнюю.

Я, пожелав себе буддийской бесстрастности, накрыл полок простыней и натужно улыбнулся.

– Ложитесь, барышня. Ублажать вас буду.

Девушка послушно улеглась на спину, покорно прикрыв глаза. Набрав полную пригоршню матового желе, я начал аккуратно массировать ее плечи, постепенно спускаясь ниже и втирая в кожу мыло.

Понемногу увлекаясь и рассчитывая дыхалку на весь процесс, сам не заметил, как, недовольно ворча, уполз в глубину подсознания недремлющий алчущий зверь. Осталось только восхищение ее совершенным телом. Даже как бы сама собой обнажившаяся под моими руками идеальная девичья грудь не сбила меня с пути истинного. Ввалившийся Димыч быстренько набодяжил пару ведер теплой воды и, одобрительно хмыкнув, исчез за дверью.

Закончив обрабатывать спину и ноги нашей нимфы, я указал ей на ковшик в ведре и, чувствуя, как плавится мозг в раскалившейся черепушке, опрометью кинулся на свежий воздух.

Спустя минуту Симпсон, приободрившийся на холодке и введенный в заблуждение довольным видом Хели, доверчиво позволил маэстро увлечь себя в зал для экзекуций.

– Через десять минут подашь ведро воды из колодца и готовься на смену, – плотоядно хохотнул Димыч и захлопнул за собой дверь парилки.

Вскоре оттуда донеслись заполошные крики жертвы, перемежаемые хищными шлепками веников и увещевающим бормотанием палача.

– Господи, как хорошо, – блаженно прикрыла глаза девушка, мелкими глотками прихлебывая чай. – Нечто подобное мне делали в Эрзуруме, но это несравнимо ни с чем. У тебя удивительные руки, Витя.

– Ну, естественно, – гордо отозвался я, возвращаясь от колодца. – У турок просто горячий мрамор. А тут баня на дровах и сруб сосновый под осиновой вагонкой. День и ночь. Подожди, еще намахаю тебя вениками как следует, летать захочешь.

Распахнулась дверь, и окутанный паром Димыч, подхватывая ведро, поманил меня вовнутрь.

– Давай, сразу его по второму кругу прогони, чтобы мясо от костей отстало. Дитер! Ну-ка, давай свою тыкву сюда. Во-от, молодца, – заботливо окунул он безвольную голову новообращенного славянина в ледяную воду. – А вот хлебать ее не надо. Для питья у нас чаек имеется. От-дай, – с трудом отнял напарник ведро у цепляющегося за эмалированные края зубами Дитера и, бросив мне "Ну давай, дерзай", отдуваясь, шагнул наружу.

Вскоре заботливо вынесенный на улицу страдалец, часто-часто дыша, с удивлением обнаружил, что он еще жив, и умильно разглядывал лежащий перед собой на столе собственный дымящийся язык.

Потом были еще и еще заходы. А потом Димыч объявил, что пора, наконец-то, и попариться, и поддал от души...

Потом я заставил его обмазывать девушку медом, и было заметно, как дрожат пальцы друга...

Потом мы, хохоча, окатывали друг друга у колодца студеной водой из ведер и снова охотно бежали в парилку. Куда-то незаметно ушла усталость, недосып, сумасшедшее напряжение...

В общем, банька удалась. И Хелена, с удивлением прислушиваясь к собственным ощущениям, призналась, что ей действительно кажется, что она летает.

А Дитер, напоминавший свежеошкуренного поросенка, уже на веранде, самолично разлив "кедровку" по стопкам, торжественно произнес:

– Ну, за банью!

Глава 22. Как стать героем

Нам было хорошо. Намытое и повсеместно выскобленное целебным паром тело дышало миллионами прочищенных пор, напитывая организм кислородом и незаметно накачивая бодростью каждую клеточку воспрянувшего от усталости организма.

Без излишней суеты, вдумчиво и со вкусом мы насыщались, периодически позволяя себе граммульку-другую на удивление благодатно ложащейся на фибры души незабвенной "кедровки".

– Командор? – не утерпела Хеля и отставила в сторону пластинку одноразовой тарелки. – Ты бы нам, грешным, разъяснил текущий момент, что ли? Да и вообще, куча вопросов накопилась.

Я неохотно отвел взгляд от съестного натюрморта.

– А что момент? Кто-то где-то кого-то сейчас усердно пинает в рамках непрекращающейся борьбы в "кошки-мышки", всячески используя возможности, которые мы с вами для этого предоставили. Все наши разногласия с законом, очень надеюсь, утихнут, так толком не начавшись. Бессмертный Кей-Джи-Би, замаскировавшись под калитку или вот под этот огурец, старательно охраняет нашу безопасность. Во всяком случае, хотелось бы в это верить. Не знаю как, но они все-таки вычислили, куда мы смылись. Нас очень попросили не дергаться день-два и посидеть здесь тихонько. Хотя, думаю, что завтра уже все закончится. Так что окончательные итоги будем подводить чуть позже. А вопросы – пожалуйста. Любой вопрос – любой ответ.

Дитер, уловив момент, оживился.

– Ребята. Я понимаю, что это, наверное, будет нелегко, но все же... Постарайтесь найти такие слова, чтобы я понял, пожалуйста. Я – немец. Ну откуда в вас такое поразительное пренебрежение к законам? Вы ведь даже машину водите так, что в Германии у вас права оторвали бы вместе с руками. Не говоря уже о том, что мы умудрились натворить здесь за прошедшие четыре дня. Ну, я бы еще понял, если бы вы были этакими бунтарями, исповедующими анархический подход к государственным институтам и ведущими с ними великую идейную борьбу. Но ведь это не так. Вы, как вам кажется, просто живете. Попробуешь, Витя?

Я задумчиво покачал шпротиной над разверзнутым зевом и скорбно разжал пальцы. Рыбка ухнула в бездну.

– Это наш минус, Дитер. Только поэтому мы и выжили как народ.

– А если не так лаконично? – заинтересованно уставилась Хеля.

– Ну, попробую, только за результат не отвечаю. В том смысле, что объяснить-то я, конечно, объясню. Но вот станет ли понятнее – не гарантирую, – и, выудив сигарету из ближайшей пачки, чиркнул зажигалкой. – Проще всего прибегнуть к сравнению. Например. Одной из самых выигрышных черт немцев как нации представляется отточенный, не побоюсь этого слова – изощренный рационализм. Так?

Ребята согласно кивнули. Я продолжил.

– Это является, безусловно, вашей сильной стороной. И результаты налицо. Германию только в двадцатом веке два раза полностью равняли с землей, а вы на сегодня – самое экономически мощное государство в Старом Свете. Ну хорошо, как минимум на континенте. Но есть и побочные эффекты. Неуемное ваше желание привести все к максимальной целесообразности сначала у себя, а потом до чего дотянетесь, стало одной из причин двух мировых войн.

У нас та же фигня, но с точностью до наоборот.

Мы предельно нерациональны с точки зрения европейца. Ну, то есть, желание жить в таком же достатке, как и вы, присутствует, конечно. Но класть на это дело жизнь – впадлу. Жизнь в обмен на постепенное накопление материальных благ, постоянная калькуляция и существование в клетке соразмерной эффективности – жуть жуткая с точки зрения нормального русака. Каждый из нас, глядя на родные бескрайние просторы и ощущая галактическую ширь державных границ, с молоком матери впитал одну простую истину – всей работы не переделаешь.

Чего тогда дергаться?

Во-первых, это изначально бессмысленная затея. Во-вторых – а жить-то когда? Поэтому рациональность как процесс понимания и затем освоения какой-то своей ниши у нас развита существенно слабее, чем у европейцев. Потому что с нишами напряженка.

У вас все гораздо проще. Европа, по сути – это домик с множеством комнат. Можно измерить периметр, высоту потолка, прикинуть объемы и масштаб работ и начать чего-то делать, ставя перед собой простые, понятные цели. Ремонт, к примеру, или надстройка этажа.

А у нас вместо потолка – небо. Вместо стен – берега океанов. Как их мерить? И главное – зачем? Что можно надстроить над небесным сводом?

И мы пошли другим путем. Не понимания и оцифровки, а чувствования и импровизации. Отсюда много чего вытекает. Та же разница в отношении к законам.

Даже в средние века в немецких княжествах доведение решения до исполнителей и контроль исполнения занимал у властных структур часы, максимум день-два. А из Петербурга до, к примеру, Иркутска, гонец мог шлепать полгода. Это только в одну сторону. За это время и приказ мог устареть, да и сам царь-батюшка гикнуться. То есть решали сами люди на местах. Как решали? А как бог на душу положит. И сколько у кого совести было. Я опять же утрирую сурово, но это для простоты. Но одно было несомненно: слепое выполнение требований закона, к примеру, царских указов, в условиях крайне обширной территории и фатально нерегулярной связи противоречило банальной логике выживания. Поэтому слоган "Мне на месте виднее!" стал определяющим. А для отдельной личности тот же слоган стал звучать как "Сами с усами".

На взгляд европейца – прямая дорога к хаосу.

На наш взгляд – а как иначе-то?

У вас в голове не укладывается, как это такая огромная страна с бесконечными ресурсами, населенная вроде бы умными, смелыми и сильными людьми, довольствуется столь малым от возможного.

И делается ошибочный вывод – этот народ незаслуженно владеет такими богатствами. Это надо поправить. В идеале – тупо отнять. Если не получается – присосаться самим, хоть бочком.

Че-то меня опять понесло не в ту степь, – спохватился я и как за спасательный круг ухватился за очередную шпротину.

Дитер, вежливо дождавшись, пока она повторит путь предшественницы, недоумевая, резюмировал:

– То есть ваше отношение к законам – это продукт эволюции?

– Не претендую на истину, но мне думается, именно так, – охотно согласился я. – Да и, справедливости ради, наши прошлые и нынешние законотворцы немало поспособствовали этой самой эволюции. Ты пойми главное. То, что кажется неправильным вам, совершенно не обязательно является неправильным в принципе. И те ваши жизненные ценности, сомнение в которых тебе кажется верхом бессмыслицы, отнюдь не однозначно являются единственно верными общечеловеческими ценностями. Лично я, например, их таковыми не считаю.

– Я тоже, – мгновенно влился в ряды свежеформирующейся оппозиции Димыч. И предложил давно назревший тост за толерантность.

Хлопнули по маленькой. Хеля выразила желание испить чайку. Отнеслись с пониманием и включили чайник. А Дитеру все не угомониться было.

– Ребята, без обид. Но ведь последствия этого вашего пренебрежения к порядку видны на каждом шагу. Вот мы сейчас вернулись из поездки по Вологодской области. Но это же апофеоз упадка. Когда-то трудолюбиво возделанная земля умирает. На полях не просто сорная трава – кустарник стеной стоит. У меня сердце кровью обливалось, когда я смотрел на этот кошмар.

Димыч заворочался, угрюмо сопя.

– Не сыпь мне соль на сало. Понял? А вообще, я тебе так скажу. Вот умный ты мужик, а дурак. Эта земля не может умереть! Над ней столько всякого лиха пронеслось – мама не горюй. И не умерла. Нет над ней власти смерти. Нет! Спит она, понял. И в этом ее мудрость великая. Ну не тянем мы пока, сыны ее неразумные. И сил нет, и воля не та... Вот она и заснула. Ждет, пока мы возродимся и разбудим ее. И дождется. Обязательно. Так было и так будет. И объяснить я это тебе не смогу. Я так чувствую. И знаю, что прав, – он схватился было за бутылку, но, словно обжегшись, отставил в сторону. Закурил отрешенно...

И тут зазвонил телефон чекиста.

Все, сразу настороженно затихнув, уставились на тренькающий аппарат. Я медленно поднял его со стола и с опаской, как оскалившуюся гадюку, поднес к уху.

– Виктор! Очень быстро уходите. Немедленно! К вам идут от семи до десяти человек с автоматическим оружием. Вас не будут брать живыми. Это зачистка! Ты слышишь меня?! – короткими резкими фразами рубил эфир голос Олега.

– Слышу, – как-то сразу охрипнув, тоскливым эхом отозвался я.

Димыч, взглянув на мое вытянувшееся лицо, хлопнул по плечу Дитера и молнией метнулся с ним в дальнюю комнату.

– Они от вас в семистах метрах. Мой человек постарается их задержать. Но это в лучшем случае пять-семь минут. Гасите свет в доме, и немедленно в лес. Россыпью. Я уже подъезжаю. Буду через двадцать минут. Витя, дай мне эти двадцать минут, пожалуйста. Не вздумайте оставаться в доме или прятаться на участке. И без самодеятельности, мужики. Вас будут гасить сразу как увидят. В лес, быстро! – голос в трубке давил и излучал крайнюю тревогу.

Я, в легком оцепенении, выдавил из себя "Да", положил мобилу на стол и крикнул Димыча.

Тот, в лихорадочном возбуждении, перешагнул порог веранды и уставился на меня.

– Ну что? – отрывисто произнес друг.

Я, ощущая смертную маету в груди, криво ухмыльнулся и деревянным голосом выдавил из себя:

– Через пять минут нас будут убивать. Их около десяти человек с автоматами. Чекист приказал валить в лес россыпью. Нам надо не дать себя угробить за двадцать минут. Потом здесь будет вся контора.

Димыч знакомо ощерился.

– Как чувствовал. С-сука. Пусть бабушке своей приказывает. А россыпью – это чтобы не всех штоль сразу грохнули? Заботливый, твою мать. Пошли, – рванул он меня за рукав вглубь дома.

Зайдя в дальнюю комнату, я обомлел. Дитер в полной прострации стоял у стола, на котором во всем своем великолепии, грозно лоснясь дырчатым кожухом и уверенно оперевшись на сошки, стоял легендарный "МашиненГевер-42". Рядом пристроилось нечто, крайне напоминающее ППШ, полуприкрытое тусклыми змеями пулеметных лент. Димыч выдернул автомат из-под груды патронов и рявкнул:

– Ну, чего замер? Иди сюда. Смотри. Это – "Суоми". В принципе тот же ППШ. Только ствол съемный. Магазин на семьдесят один патрон, я зарядил шестьдесят. У них пружина проблемная в диске. Может задержки давать. Так, это предохранитель. Щелкаешь сюда, передергиваешь затвор, и вперед. Прицел я выставил двести, целься в ноги. Имей в виду, что в темноте вспышки выстрелов тебя должны слепить, по идее. Поэтому про прицельность стрельбы забудь. Да и хрен с ней. Твоя задача: берешь Хелю и ныряешь за штабель бруса во дворе.

С улицы, в существенном отдалении, послышались три одиночных выстрела, сразу забитых множественными автоматными очередями.

Димыч, закаменев рожей, процедил:

– Так, началось. Слушай дальше. Ныряешь за штабель и смотришь на дорогу. Если они не дураки, то пойдут очень быстро, ближе к обочинам и гуськом. Как только увидишь больше трех человек у четвертого фонаря от нашего дома, на повороте – долбишь по ним. Очередь не больше секунды. После первой не вздумай маячить башкой над штабелем. Автомат тупо высовываешь наверх и периодически стреляешь. У тебя патронов на шесть секунд непрерывного боя. Примерно через минуту, если я не дам вводных, валишь с Хелей к Капельке. Там у озера встречаемся. Всю заваруху чтобы девка была у тебя под коленкой. Куртки камуфляжные обязательно оденьте. Все понял? – он сунул мне в руки автомат и впился в лицо нетерпеливым взглядом.