Текст книги "Бешеный жив!"

Автор книги: Виктор Доценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

 – Нэ заплатыш, как говору, сука, совсэм зарэжу и отправлу тэбя к твоэму дарагому... Нэ хочэш отдават дэнги по-харошему, будэш отдават по-плахому. – Он пьяно икнул и усмехнулся. – Получыла удоволствые, тэпэр буду дэлат болно. – Капитан дернул рукой, и в его ладони возник узкий стилет, которым он взмахнул несколько раз над телом бедной женщины.

 Стальной клинок оказался настолько острым, что в первый миг она даже не ощутила боли, но потом брызнула кровь сразу в нескольких местах: на груди и животе проступил кровавый рисунок, напоминавший букву "Z". Александра вскрикнула от нестерпимой боли.

 – Думала, я шучу?! Нэт! Нэ заплатыш, как говору, сука, совсэм зарэжу и отправлу тэбя к твоэму дарагому... – повторил он, вновь взмахнул стилетом, и буква "Z" превратилась в рисунок, напоминавший раскрытый конверт.

 Женщина попыталась прикрыться руками, но их крепко держали холуи. Мелидзе ткнул острием стилета по очереди в оба соска, потом пнул ногой под ребра.

 – Нэ отдашь дэнги, тэбя зделаэм калэкой, а дэвок твоых пропустым чэрэз мой баталон и заставым на панэлэ твой долг отработат! – пригрозил он и опять тупо повторил: – Нэ заплатыш, как говору, сука, совсэм зарэжу и отправлу тэба к твоэму дарагому... – после чего вернулся к выпивке и закуске.

 Но ее не оставили в покое: подошел Чернуха и, подражая хозяину, столовым ножом исполосовал бедра несчаст-ной женщины. Потом ее принялись истязать остальные, используя все, что под руку попадется: дистанционный пульт от телевизора, пивные бутылки...

 Под утро всех стало клонить в сон, и Мелидзе приказал Чернухе отвезти женщину куда подальше. Тот вывез истекающую кровью Карамышеву в разорванной одежде и выбросил из машины за несколько километров до города. Она, скорее всего, погибла бы там, если бы ее не подобрал сердобольный водитель самосвала, на счастье проезжавший мимо. Он-то и довез Александру Семеновну до ближайшей больницы...

 Дождавшись, когда все шестеро насильников проследовали мимо, Савелий бесшумно подскочил к замыкающему и резко крутанул его голову. Если бы его приятели не разговаривали так громко, они наверняка услышали бы характерный хруст ломающихся позвонков. Савелий ловко подхватил обмякшее туловище и аккуратно усадил у стенки. Затем подскочил к следующему, и второй истязатель занял отведенное ему место у стены коридора. Бешеный ликвидировал еще двух негодяев, так мгновенно и четко, что только после гибели четвертого Мелидзе, что-то почувствовав, встревоженно задал вопрос своим приятелям (Савелий успел скрыться в очередной нише, и капитан его не заметил):

 – А вы чэго прытыхлы? – спросил он и с изумлением увидел их, скромно сидящих на полу вдоль стены на примерно равном расстоянии друг от друга. – Мужыкы, вы чэго рассэлыс?

 Но "мужики" в ответ даже не шевельнулись.

 – Кончайте шутки шутить, братишки! – недовольно воскликнул Чернуха, но не дождавшись от "сидельцев" никакой реакции, направился к ближайшему, хлопнул по плечу, и тот вяло повалился на бок. – Да он же мертвый, шеф!

 – Почэму мортвый? Как мортвый?

 – Совсем мертвый! – испуганно завопил Чернуха, боязливо озираясь по сторонам, но не успел заметить за спиной Савелия.

 – Чэрнуха, спина! – упреждая своего помощника, выкрикнул Мелидзе.

 – Чья спина? – удивленно переспросил Чернуха и повернулся: перед ним стоял незнакомый молодой мужчина на голову ниже его. Он тут же успокоился. – Ты кто? – властно поинтересовался помощник шефа, никак не связав непонятную смерть своих соратников с появлением незнакомца.

 – Твой последний кошмар, – спокойно ответил Савелий.

 – Сейчас я стану твоим первым кошмаром! – мгновенно взбух Чернуха, выхватывая из-под пиджака пистолет.

 – Хлопотно это! – хмыкнул Савелий и резко выбросил руку ладонью вперед в направлении горла собеседника.

 Ладонь Савелия замерла в нескольких миллиметрах от цели, но Чернуха, пытаясь что-то сказать, захлебнулся на полуслове, изо рта хлынула кровь. Его пальцы разжались, и пистолет гулко ударился об пол. Вслед за пистолетом всем мясистым туловищем рухнул вперед и Чернуха. Он упал лицом вниз, не издав ни звука.

 Именно этот глухой стук от удара мертвого тела об пол больше всего и напугал Мелидзе: он бы, конечно, попробовал сбежать, но единственный путь отхода был отрезан незнакомцем, который, словно играючи, завалил не самого хилого его боевика.

 – Что, ваэват захотэлос? Согласэн! – Он встал в боевую стойку и двинулся на Савелия.

 Бешеный понял, что кое-какими боевыми навыками капитан определенно владеет, а потому позволил себе немного поиграть с ним.

 – Да ты, дядя, никак, каратэ занимался! – Савелий изобразил испуг.

 – Ныкому не позволу шутыт с капытаном Мэлыдзэ! – прорычал тот, уловив иронию в голосе незнакомца.

 – Ой-ой, уже страшно! – продолжал издеваться Савелий, стремясь вывести противника из себя.

 Несмотря на спокойную стойку и опущенные вдоль тела руки, Бешеный внимательно следил за каждым движением раз®яренного капитана и мог в любой момент нанести ответный роковой удар. Словно почувствовав это, а может быть из-за подсознательного страха, Мелидзе не рискнул пойти с незнакомцем на прямой контакт. Он взмахнул рукой и в его ладони появился стилет, о котором рассказывала Александра Семеновна.

 – О, да ты еще и любитель холодного оружия! – спокойно проговорил Бешеный и вдруг резко выпрыгнул.

 Прыжок его совершенно ошеломил капитана, который не успел даже хоть как-то на него среагировать. Ударом ноги Бешеный выбил из руки Мелидзе клинок, по замысловатой траектории взмывший вверх, кувыркнувшийся несколько раз в воздухе и через мгновение упавший в раскрытую ладонь Савелия.

 – Любишь женщин мучить? – мрачно спросил Савелий.

 – Да пошол ты... – попытался сохранить достоинство Мелидзе, но в следующий миг его живот обожгла боль. – Ты чэго, падла? Я ж тэбя порву, как газэту!

 – Хлопотно это, – задумчиво произнес Савелий и вновь взмахнул рукой со стилетом.

 – Ой! – взвизгнул от боли капитан, а пиджак на его груди и животе обагрился кровью. – Нэ надо, мужык! – в ужасе взмолился он. – Скажы, сколко хочеш дэнэг? Толко нэ убивай! Пощады!

 – А ты пощадил бедную женщину, когда вы всей бандой ее насиловали? – спросил Савелий.

 – Я нэ насыловал: она сама хотэла этого! – всхлипнул тот.

 – И живот она хотела, чтоб ей резали? И в грудь стилетом тыкать умоляла?

 – Она дэнгы должна мнэ, а отдават нэ хотэла! – вырвалось у него признание. – Нэ убивай мэня, имэнэм Бога прашу! – Капитан даже упал на колени перед Савелием.

 – Что же ты Бога не вспомнил, когда измывался над вдовой? – вздохнул Бешеный и добавил: – Ладно, не буду я об тебя руки марать: ты сам себя убьешь! – Он только обозначил движение в направлении головы Мелидзе, даже ее не коснувшись.

 Капитан завизжал, как свинья на бойне, обхватил голову руками, упал и принялся кататься по полу. Савелий протер платком ручку стилета и бросил рядом с Мелидзе.

 – Вот тебе лекарство от сильной головной боли! – не без ехидства проговорил Бешеный и не спеша пошел к выходу.

 Превозмогая страшную боль, раскалывавшую голову, капитан схватил клинок, вскочил на ноги, шагнул за незнакомцем, чтобы отомстить пережитые боль и унижение. Но тут его настиг такой дикий болевой шок, что Мелидзе стал биться головой об стену, потом бросился на пол, забыв о том, что его рука сжимает острую сталь. Головная боль действительно исчезла, когда клинок вошел в сердце, как, впрочем, исчезли и все мерзкие мысли из этого подлого мозга...

 На следующий день все местные газеты взахлеб смаковали леденящие душу подробности кровавой разборки, в которой «героически погиб бесстрашный капитан Мелидзе, погиб, защищая в неравной схватке с бандитами собственность вдовы Карамышевой...»

 Узнав из газет о возмездии, настигшем ее насильников, Александра Семеновна в тот же день вернулась с дочерьми домой, а вечером сходила в церковь, где поставила две свечи: одну поминальную – за покойного мужа, другую – за здравие Серафима, выполнившего свое обещание...

XIV.  Тбилисские посиделки

 Перенесемся ненадолго в древний и прекрасный Тбилиси, столицу независимой Грузии. Летом в этом городе, расположенном в низине, окруженной горами, всегда было невыносимо жарко и душно. В традиционно аристократическом центральном районе города, называвшемся Ваке, на одной из узких, мощеных булыжником улочек, устремлявшихся ввысь к священной горе Мтацминда, стоял старинный дом, окруженный глухим высоким забором из огромных железобетонных плит. Еще несколько лет назад, когда забора не было и в помине, дом ничем не отличался от подобных ему особняков из темного камня.

 Когда-то в давние, уже почти забытые времена интересующий нас дом принадлежал родовитому семейству кахетинских князей, но старший сын-наследник Мераб в конце девятнадцатого века растратил все немалое состояние и в буквальном смысле пустил жену, детей, братьев и сестер по миру.

 Как нередко случалось среди не только грузинской, но и, увы, русской аристократии, князь Мераб был завзятым гулякой и картежником. Он оставил свое богатство за покрытым зеленым сукном игорным столом, в карманах музыкантов, зурначей и скрипачей, в кошельках расторопных, услужливых, плутоватых духанщиков, в заведениях которых князь, особенно после крупных проигрышей, обязательно кутил с большой компанией все ночи напролет.

 Огромные долги вынудили князя взять деньги под залог дома у ростовщика-еврея. Вернуть долг Мераб, естественно, в оговоренные сроки не мог, и дом перешел во владение к ростовщику, который, будучи стариком мудрым и осторожным, в этом доме жить не рискнул, хотя он ему очень нравился. Но ростовщик, да еще еврей, в самом аристократическом районе Тбилиси – о таком шаге и думать-то было небезопасно!

 Однако старый лис Мойше свою выгоду не упустил и благополучно продал этот дом за сумму, ровно вдвое превосходящую долг непутевого князя, богатому армянскому купцу, которого сегодня именовали бы предпринимателем. Тот сделал огромное состояние на нефтяных промыслах в Баку. Армянин, в свою очередь, был человек ушлый и всегда знал, какой и откуда ветер подует: уже в феврале семнадцатого года, не дожидаясь установления советской власти в Закавказье, он перевел основные капиталы во французские банки, а летом того же года отбыл во Францию и сам хозяин, сопровождаемый многочисленным семейством.

 Какое-то время дом стоял бесхозным. Потом его постепенно стали осваивать партийные и советские руководители, но они в нем надолго не задерживались, как и вообще на этой грешной земле, по хорошо известным причинам.

 Довольно долго в доме прожило семейство знаменитого и талантливого врача, пользовавшего руководителей Советской Грузии. Вскоре после обретения независимости врач, уже глубокий старик, скончался, а никогда не дружившие между собой его дети, не сумев разумно поделить семейное гнездо, где выросли, продали дом богатому еврею-теневику, который в условиях новой рыночной экономики, как джинн из бутылки, оказался на поверхности. Через несколько лет новый владелец без шума отбыл в Израиль, оставив просторную двухэтажную достопримечательность одиноко ветшать.

 В Тбилиси жизнь веками протекала на улицах, соседей уважали и ценили наравне с ближайшими родственниками, активно вовлекая их во все семейные мероприятия – юбилеи, свадьбы, поминки. Жители соседних домов гадали, кому же теперь принадлежит дом, ставни которого днем и ночью были наглухо закрыты.

 В один прекрасный день в доме начался ремонт, причем велся он людьми восточной внешности, не говорившими по-грузински. Люди эти смотрели угрюмо и даже между собой почти не разговаривали, что было дивом для словоохотливых и общительных тбилисцев.

 "Наверное, турки!" – после долгих размышлений пришли к выводу жители соседних домов.

 Фасад остался в неприкосновенности – его лишь почистили песком и помыли, но что происходило внутри, не ведал никто. Самые наблюдательные из соседей засекли, что в дом заносили много каких-то деревянных ящиков, но происходило это всегда поздним вечером, почти ночью.

 "Евроремонт делают", – вполне логично предположила уличная общественность.

 И только самые продвинутые заметили, как на крыше дома появилась огромная тарелка спутниковой связи и еще какие-то ажурные металлические сооружения непонятного назначения. Но это было все, что удалось установить.

 Однажды ночью дом обнесли глухим высоченным забором почти в два человеческих роста, и строение окончательно скрылось от чужих любопытных глаз. И ворота, и калитка были постоянно заперты.

 Как-то местный весельчак Шота, официально числившийся дворником, но готовый за небольшую мзду сделать любую не слишком квалифицированную работу – поднести что-нибудь тяжелое, прибить, завернуть, отвернуть или прочистить засорившийся унитаз, – ради чистого эксперимента нажал кнопку звонка на калитке, чтобы предложить свои немудрящие услуги.

 Шота был не только большой шутник, но и вдохновенный враль, и потому его историям никто не верил. Однако в данном случае у него имелось веское доказательство – огромный, в обе щеки, синячище. Шота утверждал, что, как только он нажал на кнопку, калитка отворилась, чьи-то могучие руки втащили его внутрь двора, где два угрюмых бородатых амбала секунду-другую брезгливо его рассматривали, а потом, не дав раскрыть незваному гостю рот, врезали по физиономии с двух сторон и вышвырнули на улицу.

 Днем дом практически никто не посещал, но под покровом ночи во двор заезжали машины всегда иностранных марок. Поскольку график их появления был крайне беспорядочен, даже самым любопытным и настырным соседям никогда не удавалось заглянуть хоть краешком глаза во двор или разглядеть пассажиров иномарок – стекла всех машин были сильно затемнены.

 Так жители соседних домов, оставаясь в печальном неведении, довольно логично пришли к выводу – теперь здесь располагается конспиративная явка одной из многочисленных специальных служб, скорее всего самого президента – батоно Эдуарда Шеварднадзе.

 Логика в их рассуждениях была, но все же они ошибались.

 В огромном зале на втором этаже на стенах, скрытых старинными персидскими коврами, в причудливом порядке было развешено старинное оружие – кинжалы любых видов и мастей, рукоятки и ножны которых были усыпаны драгоценными камнями, сабли, шашки, шпаги, ятаганы, старинные пистолеты; по углам высились старинные серебряные кувшины для вина и вазы для фруктов; на старинных столиках с гнутыми ножками покоились превосходные образцы древней чеканки знаменитых кавказских умельцев. Предметы, находившиеся в этом помещении, украсили бы любой музей мира; даже на самый беглый взгляд настоящего знатока, аукционная стоимость находившихся в зале раритетов зашкаливала за полмиллиарда долларов.

 Однако строгое изящество убранства совершенно не привлекало внимания четырех довольно молодых мужчин, сидевших за старинным дубовым столом, по древней традиции, без скатерти – пятна от пролитого вина и приправ придавали столешнице особый шарм и напоминали о преходящести всех земных радостей и утех...

 Завершая типично грузинскую трапезу – жареный молочный поросенок, сациви, лобио, разнообразная зелень, и на горячее шашлык из молодого барашка, – четверо были заняты неторопливым негромким разговором. Говорили они по-французски из уважения к своему шефу, для которого этот звучный и певучий язык был родным.

 – Не понимаю я вас, мусульман, – проговорил скандинавского типа щекастый и румяный гигант, аппетитно обгладывающий сахарные косточки молочного поросенка, – почему вы отказываете себе в удовольствии полакомиться таким нежным мясом?

 Он насмешливо посмотрел на своего соседа, светловолосого, сухощавого и жилистого человека лет тридцати, во внешности которого не было ничего восточного. Тот что-то пробормотал в ответ.

 – Не задирайся, Улаф, а ты, Марсель, ответь ему, как учит нас Аллах, – вступил в разговор парень европей-ской наружности, темноволосый, с правильными, как писали в старинных романах, благородными чертами лица. Темные проницательные глаза его озорно поблескивали.

 Окна зала были плотно закрыты ставнями, и в стоявших на столе тяжелых витых канделябрах горели толстые свечи, бросая на лица присутствующих красноватые зловещие отблески.

 – А я, Улаф, не могу понять, как ты после такого сочного шашлыка можешь грызть кости грязной свиньи! – с вызовом заявил тот, кого называли Марселем, и назидательно добавил: – Свиноед никогда не попадет в Рай!

 – Браво, Марсель! – одобрительно откликнулся "благородный", – получил, Улаф, шелудивый шакал, отрицающий веру!

 По его тону нельзя было понять, шутит он или говорит серьезно, но Улаф на всякий случай надул свои и без того пухлые щеки.

 – Вопросы веры и истинного Бога можно обсуждать до бесконечности, – примиряюще сказал "благородный". – Одна ветвь рода Гизов до двадцать первого века сохранила верность Римскому Папе, другая подалась в гугеноты еще в шестнадцатом веке, сами знаете, как мои католические родственнички отнеслись к моему принятию ислама.

 Анри Гиз, а это был именно он, "гений без тормозов", по меткому определению Широши, издал неприятный смешок.

 – Мой дорогой Марсель, тебе прекрасно известно, что у нас есть более неотложные заботы, нежели дискуссия о том, куда в загробном мире попадут поклонники свинины. – Гиз отодвинул от себя тарелку и аккуратно положил на нее нож и вилку.

 Остальные последовали его примеру. Даже этот, казалось бы, незначительный жест служил подтверждением непререкаемости авторитета Анри-Мохамеда.

 – Сегодня вечером, друзья, мы расстанемся...

 В тоне Гиза не осталось и тени озорства. Это был тон человека, привыкшего повелевать.

 – Уверен, что тебе, Марсель, – продолжил Гиз, – давно ясно, сколь важна возложенная на тебя миссия. Сейчас ты отправишься отдыхать, через три часа за тобой приедут и отвезут в Панкисское ущелье. Мы говорили с тобой о том, как сложен придуманный нами план для исполнения и какое значение мы ему придаем.

 Марсель внимательно слушал, скромно опустив глаза.

 – Не забывай об одном, мой дорогой Марсель, те, кто пойдет с тобой, великолепно обучены и верны нашему делу, но только одному тебе известна окончательная цель всего задания. Это наш принцип, которому мы никогда не изменим: суть доступна и полезна только избранным. Кроме наших людей тебе придадут группу поддержки, состоящую из местных чеченцев. Знаю, ты просил Хаттаба отобрать самых надежных людей.

 – Он выполнит свое обещание, – со скрытой угрозой в голосе перебил шефа Марсель.

 Такие вольности своим ближайшим соратникам Анри позволял, считая подобные "демократические" излишества полезными для стимулирования инициативы. Однако последнее слово всегда оставалось за ним:

 – Твой Хаттаб – мелкий авантюрист и хитроумный мошенник, изображающий идейного борца за истинную веру.

 Марсель не возражал.

 – Я вообще не доверяю чеченцам, – презрительно продолжил Анри. – История полна легенд об их храбрости и бесстрашии, но опять же исторические факты свидетельствуют о неуемной жадности этих диких горцев и их вечной склонности к предательству. Они служили и служат тому, кто больше заплатит...

 – От нас они в качестве задатка получили больше, чем от своих традиционных покровителей, – подал голос щекастый Улаф, который по совместительству контролировал все крупные расходы организации.

 – Остается надеяться, что не найдется некто, кто даст им еще больше, – пошутил Анри. – Теперь шутки в сторону. Марсель, ты знаешь, как я ценю тебя, мудрого, как дюжина старых лисиц, и смелого, как десять раз®яренных тигров!

 Пафосность и цветистость восточного стиля речи всегда украшала изложение самых серьезных заданий Анри Гиза. Он умел найти ключ к любому человеку и задеть самые потаенные струны его души.

 – Только тебе, Марсель, по плечу это задание, – продолжил Гиз инструктаж. – Мне учить тебя поздно, да и нечему. Я только прошу, чтобы ты не забывал, что это – наша первая серьезная акция на территории России. Взрывы домов в Москве и других городах, наделавшие столько шума, были детскими играми по сравнению с тем, что нам предстоит теперь. Удачным итогом прошлой операции, конечно, стало то, как прекрасно ты запутал следы – до сих пор большинство обвиняют чеченцев, а некоторые всерьез полагают, что взрывы – дело российских спецслужб.

 Слушащие с пониманием, кивули.

 – Теперь так не получится. Иной масштаб. То, что мы проделаем, чеченцам не по зубам. На какую загадочную силу спишут наш маленький и изящный фейерверк? Главное, мой маленький Марсель, не оставлять следов и свидетелей, включая тех, кто завез взрывчатку в Россию и спрятал ее в тайниках недалеко от места использования.

 – Этих людей уже нет, – простодушно доложил Улаф.

 Анри сделал ему нетерпеливый жест замолчать.

 – Тебе, Марсель, придется проследить за тем, чтобы все участники операции остались после ее завершения именно на тех местах, которые они займут вначале. Правда, уже в качестве неодушевленных предметов. – Анри легонько, но многозначительно постучал ладонью по столу.

 – Но, Анри, мы много раз обсуждали это во всех подробностях, – недовольно отозвался Марсель.

 – Мой мальчик, я никогда не сомневался ни в твоей превосходной памяти, ни в твоем умении доводить любое дело до конца.

 Марсель облегченно вздохнул.

 – Если с тобой что-то случится, никто не сможет выполнить задание, ибо только мы с тобой знаем все детали нашего плана. Исполнители до самого последнего момента не будут знать, где по расчетам нужно заложить взрывчатку и в каком количестве. Может, стоит подстраховаться и сообщить им эти сведения заранее? – Анри, судя по всему, был искренне озабочен.

 – Не вижу в этом необходимости, – жестко отрезал Марсель. – Мы с тобой вместе выработали план, и я буду его строго придерживаться.

 – Тебе видней, дружище, – нехотя согласился тот.

 – Не понимаю, зачем ты нервируешь Марселя, Анри? – немного капризным тоном сказал Улаф, наперст-ник, секретарь, самый близкий и доверенный человек Анри в организации, которого связывали с шефом и интимные отношения.

 Анри демонстративно гордился своей бисексуальностью, беря пример с римского императора Юлия Цезаря, про которого говорили, что он "муж всех женщин и жена всех мужчин". Из-за этих особых отношений Улафу сходило с рук многое. Но его последняя фраза привела Анри в бешенство.

 – Твоим цыплячьим мозгам, Улаф, не дано понять, что я вовсе не нервирую Марселя, а, наоборот, предостерегаю его, – зло возразил он.

 Улаф опять обиженно надулся.

 Марселю не светила перспектива стать невольной причиной для ссоры, и он уверенно заявил:

 – Сегодня в России правят две силы – деньги и оружие. И тем, и другим мы оснащены и с тем, и с другим умеем обращаться. Так что, шеф, нет никаких причин для беспокойства.

 – Во всех случаях я убедительно прошу тебя, Марсель, избегать лишнего кровопролития. Мы – идейные борцы, а не убийцы, – строго напутствовал Анри. – Твоя оценка ситуации в России в принципе верна, но помни – там есть, может быть, не так много людей, для которых глупое слово "патриотизм" не пустой звук. Когда придет машина, я выйду проводить тебя. А теперь ступай отдыхать.

 Марсель послушно молча удалился.

 – Альберто, – обратился Анри к четвертому из присутствующих, демонстративно не участвовавшему в разговоре. – Исполнение наших с тобой планов, как это ни забавно, проще. Люди уже находятся в Америке, многие из них там учились, потом завели свое дело. Нам на руку, что американский капитализм функционирует намного более эффективно, нежели зарождающийся русский. Вряд ли что-то может помешать выполнению нашего довольно симпатичного американского плана.

 Анри озорно, по-мальчишески улыбнулся, будто готовил бесшабашную ватагу ребят к ночному набегу на соседний яблоневый сад.

 – Сегодня в Америке, – продолжил он, – за деньги можно купить все – от имиджа порядочного человека до имиджа мудрого и решительного президента страны.

 Высокий, могучего телосложения длинноносый Альберто загадочно улыбнулся.

 – Не мне напоминать тебе, Альберто, славному потомку итало-американских мафиози, кто был многолетним закадычным дружком старого Джозефа Кеннеди, отца Джона и Роберта.

 – Сам почтеннейший Франк Костелло, – с нескрываемым уважением отозвался Альберто, – мой двоюродный дедушка.

 – По мнению правительственных кругов США, Россия коррумпирована сильнее, нежели Америка, – подал голос все читавший и все знавший Улаф.

 – Может быть, коррупция там нагляднее. Но в России еще остались люди, которые не поняли прелести капитализма, и они цепляются за те ценности, которые им внушали в детстве. Они искренне верят, что не все можно купить за деньги. Со временем эти типы, конечно, вы-мрут, но пока... – Анри зорко посмотрел на своих соратников, – не дай бог, любой – христианский или мусульманский – встанет Марселю на пути!

 – Россия во всех смыслах отсталая страна, – вы-сказался Улаф. – В ней было бы совсем не просто за-фрахтовать, к примеру, полдюжины самолетов.

 – Может, в России нет самолетов, – предположил отличавшийся высокой образованностью Альберто, которому в изобретении смертельно опасных интриг не было равных. – Кстати, я не успел доложить тебе, шеф, что ребята из "Аль-Каиды" резко возражают против именно этой части нашего плана – против фрахтовки.

 – Вот как? – удивленно поднял брови Анри. – Что они предлагают взамен?

 – Захват и угон обычных рейсовых самолетов! – коротко ответил Альберто.

 – А что, – протянул Анри, – в фундаменталистской исламской логике им не откажешь. Таким способом они уничтожат еще несколько десятков неверных. Думаю, стоит согласиться. Охрана в американских аэропортах безалаберная, пилоты держат двери своих кабин открытыми и выходят потрепаться с пассажирами. Издержки американской демократии нам только на руку.

 – Нужно дать команду просчитать план операции на компьютере, выбрать оптимальные рейсы, города, время. – Улаф был в душе консерватором и терпеть не мог никаких изменений одобренных планов.

 – Нашим логистикам потребуется на это не больше двух дней, – успокоил возлюбленного Анри.

 – "Аль-Каида" уже дала свои предложения, – сообщил Альберто. – Там все даты, часы, номера рейсов.

 – Где предложения? – деловито спросил Анри.

 – В нашем компьютерном центре в Силиконовой долине, – ответил Альберто. – Без вашего одобрения идеи пока не просчитывали.

 – Сейчас же пошли сигнал – пусть просчитают. И как будут готовы, сразу доложить мне. – Анри не сомневался, что созданный им механизм превосходно отлажен и практически не дает сбоев.

 – Последний и глупый вопрос. – Альберто криво ухмыльнулся. – Ты подумал о том, кто возьмет на себя честь организатора нашего американского мероприятия?

 – Усама, кто ж еще. Этому дурню всегда не хватает славы, вот мы ему ее и уступим, пусть покупается в ее лучах. Только как бы не сгорел. – Анри явно относился к Усаму бен Ладену без всякого пиетета.

 – А он согласится? – озабоченно поинтересовался Улаф.

 – Уже согласился, – не без гордости сообщил Анри.

 Хотя любые действия шефа обсуждению не подлежали, Альберто рискнул выяснить:

 – Ты раскрыл ему наш план?

 – Альберто, нельзя же считать меня абсолютным идиотом, – расхохотался Анри Гиз. – Я спросил его, готов ли он освятить некую угодную Аллаху акцию своим знаменитым именем. Ответ последовал: "Любую!"

 – Поверят ли ему? – заволновался дотошный Улаф.

 – Тем, кому будет удобно, поверят. Он – идейный борец и потому идеально подходит на роль врага. Имя Усамы бен Ладена впишет нашу маленькую шалость в контекст вечного конфликта христианской и мусульман-ской цивилизаций. А мы, как обычно, останемся в тени. Пока. Еще не время публично оглашать наши главные цели. А теперь дальнейшее расписание...

 Анри вопросительно посмотрел на Улафа. Тот тоном диктатора-информатора доложил:

 – Вечером Марсель уезжает в Панкисское ущелье. Утром на самолете Президента Грузии мы отбываем в Турцию, примерное время вылета – восемь тридцать утра. Из Стамбула Альберто через Цюрих летит в Нью-Йорк, а мы с тобой, Анри, летим в Гетеборг, в мою любимую, всегда нейтральную Швецию, с®ездим в мою родную деревню, отдохнем денек-другой.

 – Принято, – подвел итог Анри Гиз. – Итак, начало сентября – Америка, начало октября – Россия.

 Несколько минут царило торжественное молчание, которое нарушил Анри Гиз:

 – Я иду отдыхать. Через час прошу вас быть во дворе, чтобы попрощаться с Марселем и пожелать ему удачи. Она ему ох как понадобится. Только бы он не забыл, что Россия, в отличие от Америки, страна непредсказуемая...