Текст книги "Спасите меня, Кацураги-сан! Том 17 (СИ)"

Автор книги: Виктор Молотов

Соавторы: Виктор Молотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 11

Я подбежал к хирургическому столу и мигом активировал «анализ», чтобы понять, что вообще здесь творится.

Крови много, ей заполнена вся брюшная полость. Пациенту уже ввели наркоз и экстренно подготовили к операции, но я готов поклясться, что с таким ранением он был без сознания уже в тот момент, когда его сюда привезли.

Или это не рана?

– Аневризма брюшного отдела аорты разорвалась, доктор Кацураги, – произнёс он. – Сердечно-сосудистого хирурга нет. Сказали, что должен приехать из другой больницы. Но у нас счёт на минуты.

– Понял, приступаем! – кивнул я и схватился за инструменты.

Даже с учётом того, что пациента оперируем мы с Щербаковым, шансы на выживание предельно низки. Тут даже лекарская магия не даст никаких гарантий на выживание.

Аневризма – маленький мешочек, образовавшийся из-за ослабления сосудистой стенки, и это самая настоящая бомба замедленного действия. Конечно, всё зависит от месторасположения аневризмы и её размеров. Порой люди проживают с этим образованием всю жизнь и никогда не вспоминают об аневризме или вовсе о ней ничего не знают.

Но есть несколько особо опасных мест, в которых разрыв аневризмы может с огромной вероятностью привести к летальному исходу.

Головной мозг, грудной и брюшной отдел аорты.

В данном случае нам с Игорем Щербаковым приходится иметь дело именно с аортой, а точнее – с той частью, что проходит через брюшную полость. Аорта – самый крупный сосуд в организме, который идёт прямиком из сердца.

Несложно представить, насколько опасно кровотечение из столь крупной артерии!

Но в данном случае пациенту ещё относительно повезло. Разрыв аневризмы грудного отдела практически всегда приводит к моментальной смерти. В случае с брюшной шансы на выживание гораздо выше, но всё зависит от скорости госпитализации, начала операции и опытности хирургов.

Именно поэтому Щербаков и сказал, что прямо сейчас счёт идёт на минуты.

– Давление нестабильное. Всё ещё падает, – произнёс Игорь Алексеевич, занимаясь подготовкой сосуда к оперативному вмешательству. – Доктор Кацураги, если мы ничего не исправим, он умрёт у нас на столе уже через пять минут!

Я понял, что участвовать в самой операции мне нет смысла. Доверю основную работу Щербакову. Разделим обязанности пополам. Я буду ассистировать и попутно поддерживать состояние мужчины, чтобы он дожил до момента, когда ему установят эндопротез.

Больше всего меня удивил тот факт, что отделение сосудистой хирургии в этой больнице есть, все необходимые материалы и инструменты есть, а хирурга – нет! Да пока другой врач приедет из ближайшей больницы, пациент уже погибнет. Не успеет он завести машину, а человека уже не будет.

Кроме того, мы с Щербаковым даже не сосудистые хирурги. По сути, мы сейчас выполняем работу, на которой даже никогда не специализировались. Я-то просто ассистирую, а вот Игорь Алексеевич вполне может попасть под статью, если с пациентом что-то случится.

Хотя в данном случае ситуация очень спорная. Нас могут осудить и за действие, и за бездействие. К врачам в России часто относятся даже слишком сурово. Возможно, это одна из причин, почему они быстро выгорают и перестают оказывать должное качество медицинской помощи.

Не хочу сказать, что такое происходит со всеми поголовно, но неприятных случаев встречается довольно много. В этом плане, как лично мне показалось, в Японии система устроена несколько лучше.

Но я бы ужился в любой системе. Всё, что мне нужно – это пациент и белый халат.

Пока я думал, моя магия автоматически поддерживала сердце и головной мозг больного. Нужно было увеличить давление, но я делал это локально – лишь в определённых сосудах. В противном случае я своими действиями могу лишь усилить кровотечение.

Операция проводилась через широкий доступ. Пришлось рассечь стенки живота вдоль белой линии.

– Так, спокойно… – занервничал Игорь Щербаков и начал шептать себе что-то под нос.

– Что не так, Игорь Алексеевич? – спросил я.

– Доктор Кацураги, я ведь впервые провожу такую операцию, – произнёс он. Голос мужчины дрожал. – Боюсь ошибиться. На ваш взгляд, что нужно делать дальше? Я опасаюсь, что могу пропустить какой-нибудь важный этап.

– Так, успокойтесь, – твёрдо велел я. – Слушайте меня внимательно и делайте то, что я скажу. До этого момента вы всё делали правильно. Времени у нас мало, но всё равно старайтесь чрезмерно не спешить. Любое неверное действие может стоить ему жизни. Вы меня поняли?

Я бы мог провести операцию сам, но тогда мне придётся и одновременно контролировать состояние больного лекарской магией, и проводить ювелирные манипуляции на сосудах. Так шанс выживания у пациента будет гораздо ниже.

– Да, доктор Кацураги! – закивал Щербаков. – Я готов выполнять ваши указания.

– Отлично, тогда приступаем. Зажимы на двух концах от кровотечения установлены. Кровотечение уже остановлено, но это временно. Сейчас ваша задача удалить участок сосуда, на котором находится аневризма. Постарайтесь не упустить тромбы. Их нужно убрать вместе с аневризмой.

Я внимательно следил за каждым движением Щербакова. Пока что он всё делал правильно. Вскоре аневризма вместе тромботическими наложениями, отложениями холестерина и прочими патологическими «осадками» была удалена.

Игорь поступил правильно, вовремя взял себя в руки и откорректировал мои указания. Когда заметил, что одну из стенок сосуда ещё можно сохранить, удалил лишь поражённую часть.

– Всё верно, – кивнул я. – Продолжаем. Теперь устанавливаем протез.

Мы перешли к самой сложной части. Нужно грамотно наложить швы, чтобы после завершения операции не возникло нового кровотечения.

Помню, ещё в прошлом я показывал студентам-лекарям, как я провожу подобную операцию. Чаще всего их волновал вопрос, почему не отмирают органы, которые находятся ниже зажима. Ведь по логике брюшная аорта полностью перекрыта хирургическим инструментом, и кровь в часть внутренних органов и нижние конечности больше не поступает.

Но наш организм гораздо хитрее, чем кажется. Мне порой кажется, что в нём всё продумано даже на случай таких операций. Существует целая система «дополнительных» сосудов, которые связывают систему кровообращения даже в обход главных артерий. Поэтому даже сейчас органы ниже зажима получают достаточно крови.

Вскоре операция была завершена. Я на всякий случай прошёлся лекарской магией по аорте и «спаял» все те места, где могло бы возникнуть ещё одно кровотечение.

– Так, вроде готово, – заключил Щербаков. – Дальше?

– Дальше снимаем зажимы. Только очень медленно! – велел я. – Если снять зажимы слишком резко, кровь из верхней половины тела устремится на полной скорости вниз, и это может привести к резкому перераспределению крови. А нам не нужно, чтобы пациент умер уже после завершения операции, верно?

– Да, я всё понял. Начинаю снимать зажимы, – объявил он.

Всё прошло гладко. Кровь прошла по новому сосуду с адекватной скоростью, а мы с Щербаковым приступили к завершающим этапам. Осталось немного «прибраться» в брюшной полости. Убрать истёкшую кровь, чтобы не образовалось спаек, а затем уже зашить операционную рану.

– Я здесь, коллеги! – влетел в операционную запыхавшийся сердечно-сосудистый хирург, которому следовало быть здесь ещё два часа назад. – На каком этапе операции?

– Операция завершена, – произнёс я. – Сожалею, что вам пришлось нестись сюда через весь город. Но мы с коллегой будем рады, если вы проконтролируете состояние пациента в послеоперационном периоде.

– Ч-что? – удивлённо вскинул брови он. – А вы кто такие? Мне сказали, что все хирурги заняты, и сейчас пациента поддерживают два практиканта.

Практиканта? Хм… Поначалу я подумал, что это чья-то шутка. Но нет. Похоже, кто-то из медсестёр сказал это специально. И это очень мудрое решение. Готов поспорить, если бы ему сказали, что здесь работают два хирурга, он бы даже сюда не поехал.

Мы с Игорем передали пациента коллеге и покинули операционную. Я чувствовал себя так, будто из меня магическим пылесосом достали всю жизненную энергию. Со стороны могло показаться, что я всю операцию только и делал, что командовал Щербаковым и подавал ему инструменты.

Но на самом деле жизнь пациента держалась исключительно на моей магии. Этому человеку было суждено сегодня погибнуть, но так уж совпало, что мы с Игорем Алексеевичем задержались в Южно-Сахалинске по моей инициативе.

И это спасло одну жизнь. Да, всего одну, но разве этого мало?

Мы прошли в ординаторскую. Щербаков упал на диван и прикрыл лицо руками.

– Простите, доктор Кацураги, я чуть не облажался, – простонал он. – Не думал, что сегодня мне придётся проводить операцию на сосудах. Всё-таки это совсем не мой профиль.

– Вы отлично справились для человека, который знает сердечно-сосудистую хирургию только в теории. Передохните немного. Я сейчас пойду за кофе. Если хотите, могу и вам захватить, – предложил я.

– Думаю, кофе будет лишним, – помотал головой он. – Я лучше немного вздремну. Спасибо вам ещё раз за помощь, доктор Кацураги. Вы вовремя взяли ситуацию под контроль. Я уже был готов смириться с тем, что пациента не спасти. Больше никогда не позволю себе так поступить.

Я направился в фойе с мыслями о том, что сегодня все получили важный урок. Ещё не помешало бы разъяснить главному врачу этой клиники, что нужно регулировать маршрутизацию пациентов более качественно. Если в скорой уже знали предварительный диагноз, нужно было везти человека в другую клинику.

– Вот он, – услышал я голос дежурной медсестры.

Она указала на меня пальцем, и ко мне тут же подбежала зарёванная женщина. Глаза краснющие, а кожа бледная, словно мел.

– П-простите, пожалуйста, мне сказали, что это вы оперировали моего мужа. Мне ничего не говорят. Сосудистый хирург приехал только сейчас. Я своими глазами видела, как он влетел в отделение и…

– Успокойтесь, тише, – перебил её я. – Это вашего мужа привезли на скорой два часа назад?

– Да-да! С аневризмой аорты, – уточнила она.

– Он жив, всё в порядке. Операция прошла успешно, – сказал я.

– Операция уже прошла? – не поверила она. – Мне сказали, что вы только поддерживаете его состояние до приезда хирурга.

– Нет, мы с коллегой уже установили протез. Аневризма удалена. Вашему мужу определённо придётся полежать в стационаре, поскольку он потерял много крови. Но, уверяю вас, его жизни больше ничто не угрожает, – объяснил я.

– Господи, спасибо вам большое, – прижав руки к груди и с трудом сдерживая слёзы, проговорила она. – Мы ведь давно уже знали об этой аневризме. Но нам говорили, что удалить её можно в плановом порядке. Мы всё тянули, тянули… А сегодня у моего мужа день рождения. Мы сидели, праздновали, он ничего не пил, ничем не нагружал желудок. А эта чёртова аневризма лопнула, несмотря ни на что!

– Можете считать, что сегодня у вашего мужа второй день рождения, – сказал я. – Пусть бережёт здоровье. Передайте ему мои слова.

– Как же? – удивилась женщина. – А вы разве не будете вести его дальше?

– Я здесь оказался случайно. Уже завтра уезжаю, – ответил я.

– Всё равно спасибо вам большое ещё раз, – повторила она. – Дай бог и вам здоровья!

Жена пациента вернулась к скамье, а я едва смог сдвинуться с места. До чего же всё-таки непривычно… Манера речи, отсутствие поклонов. Насколько же я отвык от мест, где когда-то родился и вырос. О России у меня остались только смутные воспоминания. Будто это было и не со мной вовсе.

Следующие несколько часов я общался с заведующими и главным врачом, который по счастливой случайности дежурил в неврологическом отделении.

Готов поклясться, что в эту ночь меня возненавидела вся областная больница, потому что я стал для них настоящей занозой в заднице.

Но у меня было право диктовать свои условия, поскольку я отвечал за этот регион, и я не мог этим не воспользоваться. Полный порядок я здесь навести не смогу, но раздать пинков – это запросто.

В поликлинике целый год вели Дмитрия Дорничева, лечили непонятно от чего и чуть не угробили пациента, гены которого могут спасти мир. Вслед за этим я столкнулся с отделением сердечно-сосудистой хирургии и пришёл в ужас от организации работы в стационарах этой больницы.

Главный врач пытался со мной спорить, но я всё же смог продавить его авторитет, пригрозив, что всё произошедшее попадёт в мой отчёт и будет отправлено не только в Минздрав Российской Федерации, но ещё и в «ВОЗ».

Разумеется, я просто его припугнул. Если я действительно сообщу об этом, сразу же полетят головы. Главного врача уволят, как и большинство заведующих, распустивших клинику.

Будем надеяться, что эта профилактическая беседа принесёт свои плоды.

Этой ночью так и не лёг спать. Когда я закончил разбираться с верхушкой клиники, уже начало светать. Игорь Щербаков проснулся и начал договариваться с Сорокиным насчёт самолёта.

Я же заглянул в палату к Дмитрию Дорничеву. Он не спал. Но выглядел крайне подавленным.

– Доброе утро, Дмитрий Сергеевич, – поприветствовал его я. – Как самочувствие?

– Доброе? Серьёзно? – надулся он. – Я столько отказов от госпитализации написал, а вы всё равно умудрились меня положить! Похоже, в этом году с урожаем у меня точно ничего не удастся.

– Зато вы будете жить, – прямо сказал я.

– Признайтесь честно, доктор Кацураги, – вздохнул он. – Вы так беспокоитесь обо мне, поскольку мой организм чем-то важен для борьбы с этой инфекцией.

– Нет, мне важна ваша жизнь, как и жизнь любого из моих пациентов, – сказал я. – Если вы мне не верите, могу пообещать вам, что после того, как всё закончится, я доведу вас до конца. Сам назначу правильное лечение и избавлю вас от симптомов вашей болезни навсегда.

Дорничев долго смотрел мне в глаза, затем протянул правую ладонь и произнёс:

– По рукам. Если сдержите своё обещание, я напишу о вас в одной из своих будущих книг. Могу ещё мешок картошки в Японию отправить.

– Нет, давайте обойдёмся без картошки, – ответив на его рукопожатие, произнёс я. – Но если вышлете книгу с автографом, я буду очень признателен.

Что ж, похоже, даже после окончания эпопеи с «Фебрис-12» мне, возможно, придётся задержаться в России на недельку. Но не могу сказать, что меня такая перспектива угнетает. Скорее даже наоборот. Неизвестно, когда я в следующий раз смогу ещё раз побывать на Родине.

Лучше насладиться ей по максимуму перед возвращением в Японию.

Когда я покинул палату Дорничева, меня тут же поймал Щербаков и сообщил, что до вылета у нас меньше трёх часов. Значит, нужно спешить. В аэропорт лучше пребывать хотя бы за полтора часа до вылета.

К вечеру мы уже были во Владивостоке. Ждали военных, которые вновь заберут нас в научно-исследовательский лагерь. Неожиданно мне позвонил Купер Уайт.

Странно, он ведь должен знать, что я скоро прибуду. Либо ему забыли сообщить, либо у него разговор, который не требует отлагательств.

– Да, Купер, в чём дело? – ответил я. – Мы уже ждём маши…

– Они утилизирует его завтра, Тендо, – перебил меня Купер Уайт. – Ядро метеорита.

– Что⁈ – воскликнул я.

Обернулся, заметил, как удивлённо смотрит на меня Игорь Щербаков, и сразу же отошёл от него, оправдавшись, что мне звонит жена.

– Почему так быстро? – спросил Купера я. – Романовский с Сорокиным говорили, что у них уйдёт неделя на сбор данных с детекторов.

– Да. Но Романовский решил переработать и справился за двое суток, – заявил Купер Уайт.

Чёрт подери… А ведь произошедшее – это следствие моих действий! Проклятье, если бы я знал, что лечение СДВГ приведёт к такому результату, я бы никогда не стал помогать профессору Романовскому.

До моего вмешательства в его нервную систему он работал, как черепаха. И что в итоге? Он перевыполнил план. Сделал недельную норму за два дня.

Придётся срочно звонить Теодору Гебреусу. Только «компас» я оставил на базе на тот случай, если артефакт понадобится Куперу. Придётся подождать ещё пару часов.

– Не бойся, Купер, – произнёс я. – Как приеду, сразу же свяжусь с генеральным директором.

От перестановки слагаемых ничего не изменится. Генетическая последовательность уже прописана у меня в памяти. Мне остаётся только добраться до метеорита – и победа будет за нами.

Так даже лучше. Мы убьём вирус ещё быстрее и тем самым спасём гораздо больше жизней.

Вскоре нас подобрали военные и повезли в лагерь. Всю дорогу я думал, с чего начать разговор с генеральным директором. Даже если я буду использовать «контроль», всё равно имеет смысл высказывать логичные аргументы.

Зачем мне нужно к метеориту? Что я хочу там найти?

Точно! Я ведь изучил почти все материалы, которые дал мне Романовский. Там были описаны все найденные куски метеоритов. Все, кроме ядра. Детекторы там стоят, но замеры до сих пор никто не сделал.

А значит, я могу поставить под сомнение, что этот кусок является настоящим ядром. Учёные пришли к этому выводу, поскольку посчитали его самым большим осколком упавшего метеорита. Но ведь ранее и его найти никто не мог.

План созрел, пора приступать к его реализации.

Как только мы приехали в лагерь, я доверил Игорю Щербакову передать все данные и материалы Сорокину лично, а сам рванул в дальний конец базы, где меня никто не может подслушать. Перед этим перехватил артефактный компас у Купера, с которым даже не стал лишний раз разговаривать, чтобы не терять драгоценные минуты.

Убедившись, что меня никто не видит и не слышит, я набрал номер Теодора Авраама Гебреуса. Позвонил ему по прямой линии через зашифрованное приложение группы «Двенадцать».

Я уже знал, что ему говорить. Был готов воспользоваться «контролем», если придётся. Но…

Тишина.

Генеральный директор не взял трубку. Я попытался позвонить ещё раз, а затем ещё и ещё. Ладно, понимаю, он может быть занят. Перезвонит мне позже, но… Что, если прямо сейчас Гебреус обговаривает план уничтожения метеорита? Отдаёт команды военным, разъясняет, как правильно его утилизировать.

Я не могу ждать. Не может весь мой план провалиться банально из-за того, что генеральный директор проигнорировал мой звонок!

Тогда я решил пойти на одну хитрость. Ему необязательно брать трубку, чтобы попасть под влияние моей магии. Когда у него раздаётся звонок, у нас уже настраивается канал связи. Им я и воспользуюсь, чтобы заставить руководителя ответить на мой вызов.

Я ещё раз набрал номер генерального директора «ВОЗ», сжал в левой руке компас, а затем послал лекарской магией чувство желания. Изменил баланс нейромедиаторов, чтобы создать любопытство.

Прошло полминуты, и…

– Да, доктор Кацураги, у вас что-то срочное? Я сейчас на совещании, – послышался голос Теодора Гебреуса.

– Доктор Гебреус, этот разговор нельзя откладывать. Нам нужно срочно переговорить с вами, – настоял я.

– Ладно, – на некоторое время наступила тишина, послышался звук скрипящей двери. Видимо, он покинул конференц-зал. – Слушаю вас.

Я понял, что времени у нас мало. Нет смысла рисковать. Если мои доводы не понравятся Гебреусу, он может бросить трубку и больше не ответит на мой звонок. Потому я сразу активировал «контроль» и принялся разъяснять причины, по которым стоит отложить утилизацию метеорита.

– Я проведу замеры, – в заключение сказал я. – Проверю, не является ли предполагаемое ядро лишь ещё одним крупным осколком. Если выяснится, что мы ошиблись, придётся искать настоящее ядро в другом месте.

– Хорошо, доктор Кацураги. Думаю, я смогу изменить свой приказ, – произнёс он. – Только прошу вас сделать всё как можно быстрее. Завтра утром вы делаете замеры. Завтра же их проанализируют, и в этот же день метеорит будет утилизирован.

– Я согласен на эти условия. Благодарю за понимание, доктор Гебреус.

Я положил трубку и упёрся спиной в стоящее позади меня дерево. Силы были на исходе. Я потратил слишком много энергии за эти сутки. Немного придя в себя, я пришёл к Куперу и рассказал обо всём, что произошло.

Мы решили не рисковать, поэтому коллега поделился со мной всем запасом своей магической энергии. Только я мог предотвратить катастрофу. Точно так же, как и в прошлой жизни.

Но на этот раз я не погибну. На этот раз я смогу вернуться к близким мне людям.

На следующее утро я погрузился в машину, и Николай повёз меня к метеориту. Я пообещал Сорокину, что после возвращения проведу в инфекционном боксе столько, сколько потребуется. Хоть неделю. Главный инфекционист не понимал, зачем мне потребовались эти замеры, но идти против приказа «ВОЗ» не мог.

Прибыв на место, я попросил Николая остаться в машине. Незачем ему лишний раз рисковать. Затем надел защитный костюм и бегом рванул к ядру.

Вот и пригодились мои ежедневные тренировки! Придётся пробежать десять километров по пересеченной местности.

Но меня это не пугало. Я нёсся, не чувствуя усталости. Вот и всё. Война с «Фебрис-12» скоро подойдёт к концу. Осталось совсем немного.

Однако, когда я оказался в сотне метров от метеорита, трактат «Кэйтэки-сю» в моём рюкзаке вспыхнул, и я услышал голос своего предка Манасэ Досана.

– Пророчество всё ещё не изменилось. Всё идёт по тому же сценарию, который мы и предсказывали.

Я начал замедляться. Чуть не влетел лицом в дерево, пытаясь затормозить.

И в этот же момент осознал. Всё это время за мной следили. Не предки, не боги, а живой человек, стремившийся к метеориту одновременно со мной.