Текст книги "Спасите меня, Кацураги-сан! Том 17 (СИ)"

Автор книги: Виктор Молотов

Соавторы: Виктор Молотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 9

Из-за того, что мне пришлось сильно увеличить дальность действия «массового анализа», всё, что я улавливал, было очень смазанным. Но факт остаётся фактом. Я чувствую сразу двух пострадавших. И оба, как мне кажется, теряют кровь. Пока что это всё, что я смог определить, но уже с этим можно работать.

– Николай, а Васильев с Калугиным точно вдвоём ходили камни собирать? – уточнил я. – Только они и один сопровождающий солдат?

– Да, абсолютно точно, – кивнул он. – Два учёных и мой сослуживец Прохоров. Меня как раз на контрольно-пропускной пункт поставили дежурить в этот момент. Я видел, как они ушли. А почему вы интересуетесь?

– На всякий случай. Мало ли, вдруг мы кого-то забыли, – ответил я.

Странно. И кто же ещё может быть в лесу? Так близко к охраняемой зоне! Сильно сомневаюсь, что сюда забрёл какой-нибудь грибник.

Мы с Николаем продолжили путь в глубь леса. Я лишь изредка активировал «массовый анализ», чтобы определять маршрут, но в целом старался экономить энергию, которая ещё может пригодиться для спасения Калугина.

Через полчаса мы набрели на то самое место, где, судя по всему, и произошло столкновение с медведем. Я воспользовался «массовым анализом» ещё раз и…

И понял, что всё это время магия нагло мне врала. Вернее, не договаривала один очень важный факт.

– Там… Там кто-то есть! – воскликнул Николай и указал рукой на кусты.

Да я уже и без него знаю, что здесь кто-то есть. Последние пятнадцать минут, пока я не использовал «массовый анализ», мы шли навстречу второму пострадавшему. Вот только им оказался не Калугин. И даже не человек.

– Твою-то мать… – выругался Николай, медленно протягивая руки к своему автомату. – Медведь.

Из-за большого расстояния «анализ» сообщил мне, что в радиусе моего магического восприятия есть два пострадавших организма. Но одним из них оказался тот самый бурый медведь, на которого вышли учёные.

Я сразу понял, что это именно он по ранению. Судя по данным «органного анализа», в его правой грудной мышце застряла пуля. Похоже, Прохоров всё же открыл по нему огонь, но об этом Васильев не упомянул. Понимаю, что солдат выполнял свою задачу – защищал учёных, но меня эта картина не устроила. Не вижу смысла палить по медведю, если есть способ избежать столкновения с ним.

Правда, такой способ есть только у меня.

Медведь издал рык, но не спешил приближаться. Николай тут же вскинул автомат, но я поднял правую руку и произнёс:

– Стойте. Не двигайтесь.

– Вы с ума сошли, доктор Кацураги? Он сейчас и нас порвёт! – воскликнул Николай.

– Доверьтесь мне. Я знаю, что делаю. Если он побежит на нас, тогда открывайте огонь. Пока что не спешите, – попросил я.

Но медведь на нас не побежит, в этом я уверен на сто процентов. Я сделаю всё необходимое, чтобы он ушёл.

Николай хоть и не хотел меня слушать, но всё же ненадолго опустил автомат. Я тем временем активировал «харизму», выпустил успокаивающие феромоны и вслед за этим направил лекарскую магию на нервную систему медведя, чтобы его утихомирить. Понимаю, что это всё со стороны выглядит очень странно, и у Николая ещё будут ко мне вопросы, но расстреливать зверя я не хочу.

Тем более, ещё не факт, что автоматная очередь его остановит. Шкура у него толстая. Её едва-едва пробила одна пуля.

Будет безопаснее, если я разберусь своими силами.

Как только медведь перестал рычать, я оценил количество оставшихся сил, убедился, что у меня останется достаточно энергии, чтобы помочь Калугину, и приступил к лечению медведя.

Да, возможно, кто-то посчитал бы меня сумасшедшим, если бы узнал, чем я тут занимаюсь. Но увечить дикую природу мне не хотелось. Тем более я уже выяснил причину нападения медведя. Как я и предполагал, набросился он не без причины. В десятке метров за его спиной я улавливаю жизненные ауры трёх живых существ.

Там у него берлога, в которой, судя по всему, находятся медвежата. Он просто защищает свою территорию. Я даже вижу, где лежит тот самый осколок метеорита, который пытались подобрать Васильев с Калугиным. Как раз на полпути от моего текущего местоположения до его берлоги.

Я принялся восстанавливать мышечную ткань и повреждённые сосуды, в ходе чего крепкие волокна выдавили пулю самостоятельно.

Николай, к счастью, этого не заметил, иначе бы у него появилось ещё больше вопросов.

Осталось лишь ещё немного надавить на нужные рычаги в его нервной системе и… Готово.

Медведь сделал два шага назад, ещё раз взглянул на нас, но уже без агрессии. А затем развернулся и пошагал в сторону берлоги.

– Это… Это что сейчас было? – удивлённо спросил Николай. – Что вы с ним сделали, доктор Кацураги?

– Одна японская техника взаимодействия с дикими зверьми, – солгал я. – Буду очень признателен, если вы сохраните увиденное в тайне.

– Я никому не расскажу, обещаю. Но… Но вы же сейчас его взглядом отпугнули! – воскликнул солдат. – Кому расскажешь – не поверят!

– Вот поэтому и не рассказывайте, – сказал я. – Запомните это место. На обратной дороге захватим осколок метеорита.

Оборудование для этого я захватил. По-хорошему метеорит лучше подбирать в защитном костюме, но я и без него справлюсь. Сначала выжгу весь «Фебрис-12», а затем уже специальными прихватками перемещу его в контейнер.

Но сначала – Калугин.

Мы пересекли лес, и вскоре я обнаружил вжавшегося в толстый ствол дерева учёного. Он весь трясся, стоял на одной ноге. И как только мы появились в поле его зрения, испугался и даже собрался убежать. Но тут же всхлипнул от боли, обхватил ногу, сполз на землю и только после этого осознал, что к нему пришла подмога.

– Медведя прогнали, – подбежав к нему, сразу же обнадёжил я. – Опасность миновала. Сейчас отведём вас в лагерь. Но для начала – покажите рану.

– Да рана-то – чёрт с ней! – махнул рукой Калугин. – Этот Винни Пух хренов, кажется, ногу мне сломал!

Я осмотрел правую голень Калугина и обнаружил, что рана действительно была не очень большой. Клок плоти медведь вырвал из икроножной мышцы, но в целом кровотечение несерьёзное. Оно уже практически остановилось самостоятельно. Мне пришлось лишь чуть-чуть ускорить образование тромбов, чтобы немного помочь сосудам справиться с повреждением.

Но большеберцовая кость, конечно, пострадала сильно. Ещё бы чуть-чуть, и осколок кости вышел наружу. Но обошлось закрытым переломом, хоть и со смещением.

Даже не могу сходу понять, как можно было получить такую травму. Такое впечатление, что медведь на него наступил, когда Калугин пытался от него уползти.

– И вы со сломанной ногой пробежали пол леса? – постоянно осматриваясь, спросил Николай.

– Сам не знаю, как у меня это получилось! – простонал Калугин, пока я накладывал ему шину.

Пришлось пользоваться подручными средствами. Толстой крепкой ветвью и тряпками, которые я сделал из порванной штанины учёного.

– Я бежал до тех пор, пока не убедился, что медведь от меня отстал, – принялся рассказывать Калугин. – А потом спрятался, восстановил дыхание и почувствовал адскую боль. С тех пор с места так и не сдвинулся. Стоял тут, боялся, что он всё-таки меня найдёт, а я уже убежать не смогу.

– Такое бывает из-за всплеска адреналина, – сказал я. – Организм мобилизовал все силы, чтобы выжить. Человек, как и любое животное, в экстренной ситуации может сотворить такое, чего сам от себя никогда не ожидал.

Я отключил болевые рецепторы в ноге Калугина, а затем, прежде чем затянуть самодельную шину, слегка помог костным обломкам занять более правильное положение. Для этого пришлось воздействовать на нужные мышцы и связки, чтобы те сами натянули и сдвинули кости в правильном направлении.

После этого мы с Николаем взяли Калугина под плечи и повели в сторону лагеря. Когда мы вернулись на поляну, где и произошёл инцидент с медведем, я ненадолго отделился от спутников и загрузил осколок в контейнер. Причём, как оказалось, в нём вообще не обнаружилось вирусных частиц. Повезло. Не только мне, но и медведю. «Фебрис-12» мог и на него переключиться. Мы уже знаем, что эта зараза даже в растения забираться умеет, не говоря уже о животных.

Как только мы вернулись в лагерь, двое солдат погрузили Калугина на носилки и отнесли в лазарет, где уже приступил к работе Игорь Щербаков. Но зная, как он орудует иглой, думаю, Васильева он за время нашего похода уже заканчивает штопать.

После благополучного возвращения обоих пострадавших я наконец-то смог пообедать, после чего мы с Купером встретились в моей комнате, и я рассказал ему всё, что мне удалось узнать о ядре метеорита. Нам ведь так и не удалось переговорить после возвращения с той экспедиции.

Теперь, когда Купер Уайт узнал весь заготовленный мой план, может было продумать детали его осуществления. Кроме того, мне пришлось всё-таки поделиться с ним откровением о своих новых способностях. Ведь «генетический анализ» был ключевым фактором в уничтожении «Фебрис-12».

– Всё ясно. Сначала едем к пациенту с иммунитетом, получаем последовательность главных генов и перепрограммируем командный центр вируса до того, как ядро утилизируют, – подытожил Купер Уайт. – Звучит даже слишком хорошо. Не могу поверить, что у нас есть полноценная тактика!

– Да, только одна поправка, – сказал я. – Вдвоём на Сахалин мы не отправимся.

– А это ещё почему? – удивился Купер.

– Не хочу оставлять лагерь без лекарей. На мой взгляд, это плохая идея. Если здесь что-то случится, ты сможешь оказать помощь врачам или военным, – произнёс я. – Думаю, будет лучше, если со мной в Южно-Сахалинск направится Щербаков. С местным мне будет проще.

Я и сам в каком-то смысле местный, но всё равно эта страна немного отличается от той, в которой я жил в прошлой жизни. Да и пациент сильно напряжётся, если к нему домой вдруг заявится японец и австралиец. А уж если взять с собой Адлая Иманати, то вообще получится шокирующая комбинация.

– Ладно, если ты считаешь, что так будет лучше, спорить не стану, – согласился Купер Уайт. – Но у нас всё ещё остаётся большущий пробел в плане. Допустим, ты зафиксируешь с помощью того пациента нужную последовательность генов. Но что дальше? Как проникнуть к метеориту?

– Я уже подумал об этом, пока бродил по лесу, – ответил я.

– Пф! – усмехнулся Купер. – То есть ты ходил спасать учёных от медведя и ещё при этом умудрялся думать на посторонние темы? Ты никогда не перестанешь меня удивлять. Извини, что перебил. Продолжай.

– Добро на ещё одну экспедицию получить будет трудно, – сказал я. – Даже если доктор Сорокин разрешит мне это сделать, ему всё равно придётся отчитаться перед «ВОЗ». То есть сначала он запросит разрешение у руководства, а затем уже даст его мне. Поэтому нужно начинать с верхушки. Я свяжусь с Теодором Авраамом Гебреусом лично. И попробую его убедить. У нас с ним контакт налажен. Думаю, мне удастся что-нибудь ему наплести. А что конкретно – обдумаю во время поездки в Южно-Сахалинск.

Однако я не договорил Куперу, что я задумал на самом деле. Точнее – как я собираюсь убедить генерального директора.

Мне этот план не очень нравится, но в крайнем случае придётся воспользоваться комбинацией «компаса» и «контроля». Этим навыком я не пользовался уже давно. Возможность активировать эту силу у меня восстановилась. Сначала попробую уболтать Гебреуса самостоятельно, но если он даст отказ – воспользуюсь козырем.

– Допустим, – кивнул Купер. – А что дальше? Просто представь. Если всё получится, сразу же после твоей поездки «Фебрис-12» исчезнет с нашей планеты. Как ты это объяснишь? Наверняка тебе будут задавать вопросы. В первую очередь «ВОЗ».

– Сразу после нашего визита ядро метеорита утилизируют. И гибель вируса, скорее всего, свяжут именно с этим, – объяснил я. – А дальше пусть микробиологи ломают голову, каким образом уничтожение ядра повлияло на весь вирус в мире. Это нас уже не касается. Самое главное, что мы полностью избавимся от него.

Окончательный план готов. Всё разложено по полочкам. Дальше остаётся только следовать ему и вносить корректировки, если что-то выйдет из-под контроля.

А это обязательно случится. Я уже давно привык, что почти из любой проблемы вырастают сразу две. Как головы у гидры.

Закончив диалог с Купером, я направился в лазарет, где как раз закончил работу Игорь Щербаков. Он оказался не против направиться в Южно-Сахалинск со мной, если эту идею одобрит Сорокин.

Я решил не откладывать этот разговор в долгий ящик и сразу же пошёл в научно-исследовательский центр, где трудились Романовский и главный инфекционист. И уже там случилась первая проблема.

Как я и говорил. Головы гидры.

В лаборатории шёл активный спор между Сорокиным и Мэтью Родригесом.

Кто бы сомневался… Как знал, что он ещё что-нибудь выкинет. Но я не хотел попусту тратить время и, проигнорировав коллегу по группе, сразу же подошёл к главному инфекционисту.

– В чём дело, доктор Кацураги? – выпалил Сорокин. Он всё никак не мог успокоиться после ссоры. Которая, между тем, лишь встала на паузу.

– Я пришёл сообщить, что хотел бы направиться на Сахалин к пациенту с иммунитетом. Игорь Алексеевич согласился лететь туда со мной, – произнёс я. – Думаю, что нам нужно как можно скорее закончить с этим делом, чтобы у нас появилась возможность создать новые сыворотки.

– Боже, и вы туда же… – устало протёр глаза Сорокин.

– В смысле? – не понял я.

– В смысле – доктор Родригес пришёл ко мне с теми же требованиями! – взмахнув руками, прокричал Сорокин. – Но я не могу разослать всю группу. Изначально планировалось, что туда полетит только один Игорь Алексеевич.

– Я уже сказал вам, что меня не устраивает такой расклад, – нахмурился Родригес. – Я уже давно подозреваю, что от меня и моего региона утаивают качественные препараты. Поэтому я хочу лично присутствовать при заборе анализов у пациента с иммунитетом.

– Знаете, что? – после недолгого молчания произнёс уже вымотанный Анатолий Викторович. – Допустим, я могу отправить туда двоих. Но троих – точно нет. У нас в отделении ещё десять человек с «Фебрис-12». Кто-то должен заниматься и ими. Я один с этим не справлюсь, а инфекционистов из других стран сюда не пришлют, поскольку они сейчас заняты работой с вирусом в ваших регионах.

Только не это. В любой другой ситуации я бы пошёл работать в стационар, пока другие обследуют пациента в Южно-Сахалинске. Но мне нужно присутствовать там лично. Не факт, что мне удастся скопировать последовательность генов из тех материалов, которые они привезут. Для этого мне требуется живой человек и «генетический анализ».

Родригес даже не подозревает, насколько он на этот раз запорол весь план. Из-за его выходки мы рискуем проиграть эту войну. От него вреда в сто раз больше, чем пользы. Как он вообще умудрился пройти собеседование с Гебреусом ещё тогда – в Австралии?

И ведь самое неприятное, что мне нельзя пользоваться «контролем» раньше времени. Если сейчас я потрачу эту способность на Родригеса, то потом, возможно, провалюсь на разговоре с генеральным директором.

И что мне тогда останется? Сбегать из лагеря и на своих двоих добираться до ядра метеорита, где меня засекут камеры детекторов? Бред. Такой вариант даже не рассматривается.

Если я ничего не предприму, он точно отправит Родригеса, чтобы тот успокоился и хотя бы пару дней не мозолил ему глаза.

Точно… У меня ведь есть железный аргумент, против которого даже Родригес не попрёт. Вернее, попрёт, но ничего сделать не сможет, поскольку на моей стороне будет не только Сорокин, но и «ВОЗ».

– Анатолий Викторович, – произнёс я. – Но я обязан отправиться туда. Этого требуют условия, на которых был заключён договор между мной и руководством группы «Двенадцать».

– Какие ещё условия⁈ – тут же встрял Родригес.

– Я отчитываюсь за этот регион. Азия – это зона моей ответственности. И восточная часть России – не исключение, – произнёс я. – Генеральный директор будет ждать информацию от меня. И я не могу передать её с чьих-то слов.

У Родригеса аж нижняя челюсть отвисла. Он хотел возразить, но ничего не мог придумать.

– Вообще-то, вы правы, доктор Кацураги, – заключил Сорокин. – На том и закончим разговор. Вы полетите с Игорем Алексеевичем завтра утром.

– А я… – попытался продолжить спор Мэтью.

– А вы, доктор Родригес, – перебил его Сорокин, – если хотите, можете написать на меня хоть сто жалоб. Генеральному директору, президенту, да хоть в «ООН»! Решение принято, и пересматривать я его больше не буду. Всё, расходимся, господа!

Мы с Родригесом одновременно покинули лабораторию, но на этот раз он больше не язвил. По пути к комнатам коллега не произнёс ни слова. Готов поспорить, что сейчас он отойдёт от шока и всё равно напишет пару ласковых в «ВОЗ». Но репутацию он себе уже подпортил. Слушать его никто не будет.

Я всё никак не мог понять, с чего вдруг он так взъелся на меня. Только из-за этой истории про липовые сыворотки, которые якобы поставляют в Южную Америку?

Вряд ли. Такое ощущение, что за его агрессией кроется что-то ещё. Но его выходки и мотивация – это последнее, что меня сейчас беспокоит. Сейчас куда важнее выспаться перед завтрашним перелётом. В Южно-Сахалинске мне понадобится много сил.

На следующее утро Игорь Щербаков получил у Сорокина распечатку, в которой был описан маршрут, адрес и вся информация о нашем пациенте, включая его выписки из амбулаторных карт. Пока военные везли нас в аэропорт Владивостока, мы с коллегой изучали полученные документы.

– Дмитрий Сергеевич Дорничев, – прочитал вслух Щербаков. – Род деятельности – писатель. Ого! Интересно. Писателей я ещё не лечил. Так… Адрес глянем попозже. Кажется, он где-то на окраине города живёт. Придётся ещё от аэропорта долго добираться. Но ничего страшного, мне сказали, что он уже предупреждён о нашем визите и сможет встретиться с нами в любое время.

– Есть что-то интересное по его историям болезни? – спросил я. – Хронические заболевания? Аллергии, операции?

– Ничего особенного, – ответил Щербаков. – Он почти никогда за помощью не обращался, как я посмотрю. Одна госпитализация с переломом десять лет назад, удаление аппендицита шесть лет назад, и до лета прошлого года он больше никуда не обращался.

– А что случилось летом? – спросил я. – Профессор Романовский ведь упоминал, что он наблюдался по поводу какого-то аутоиммунного заболевания, в ходе чего и обнаружились антитела к «Фебрис-12».

– Да, здесь это описано, – кивнул Игорь. – Только никаких подробностей насчёт его заболевания нет. Диагноз так и не выставили. Наблюдался в связи с подозрением на системную красную волчанку, но этот вариант отмели. А почему вас так заинтересовал его анамнез, доктор Кацураги?

– Не хочу ничего упустить, – ответил я. – Важна каждая деталь. Мы ведь пока что не знаем, из-за чего он вообще родился с этим иммунитетом. Есть вероятность, что синтез антител передаётся сцеплено с каким-нибудь заболеванием.

– Хм, а ведь правда… – задумался Щербаков. – Всё-таки хорошо, что со мной в итоге отправили вас, а не доктора Родригеса. Только не говорите ему, что я это сказал.

– Я с ним вообще стараюсь лишний раз не разговаривать, – усмехнулся я.

Вскоре машина остановилась в аэропорту, билеты уже были куплены. Мы сели на борт и всего за полтора часа добрались до Южно-Сахалинска. Расстояние здесь примерно такое же, как от Владивостока до Токио.

На протяжении всего пути мы продолжали обсуждать потенциальные причины развития иммунитета. Хоть Щербаков и хирург, на темы других специальностей он тоже неплохого поддерживает разговор.

Хотя, если бы он не разбирался во всей медицине в целом, ему бы и не удалось дойти до финала олимпиады в Австралии и стать частью группы «Двенадцать».

Прибыв в Южно-Сахалинск, мы вызвали такси и поехали к дому Дорничева. Пациент жил на самой окраине города в частном доме. В итоге ехали мы даже дольше, чем летели. Под конец дорога нам уже наскучила, и мы начали делать ставки на тему того, какое заболевание может оказаться у нашего пациента.

Всё-таки неспроста же он начал проходить это обследование?

Дом Дмитрия Дорничева стоял на отшибе, вдали от соседей. Мы с Щербаковым постучались в дверь, но нам почему-то никто не открыл. Не хотел я тратить энергию, но всё же придётся воспользоваться «массовым анализом». А вдруг ему стало плохо? Тогда придётся искать способ, как проникнуть в дом.

От этого человека, возможно, зависит судьба всего человечества. Так что лучше перестраховаться.

Но всё обошлось. Активировав «массовый анализ», я обнаружил живого человека на заднем дворе.

– Возможно, он в огороде работает, – предположил я. – Смотри, какой у него участок! Тут соток тридцать – не меньше.

Обойдя территорию с другой стороны, мы прошли через калитку и оказались прямо перед нашим «клиентом». Как я и думал, Дмитрий Сергеевич стоял к нам спиной и увлечённо сажал картофель. Обычно его посадка на Дальнем Востоке начинается в мае, но иногда сдвигается на начало июня.

– Дмитрий Сергеевич! – позвал пациента Щербаков. – Вам звонили из научно-исследовательской лаборатории. Мы приехали взять у вас анализы.

Мужчина разогнулся, отложил лопату, затем размял спину и повернулся к нам.

И ответ на вопрос, который мучил нас с Игорем всю дорогу, показал себя сам.

Теперь понятно, что у него за заболевание. Мы с Щербаковым оба не угадали.