Текст книги "Спасите меня, Кацураги-сан! Том 17 (СИ)"

Автор книги: Виктор Молотов

Соавторы: Виктор Молотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Из-за этого нам пришлось на сутки закрыть лагерь, – сказал Игорь Щербаков. – Был слишком высок риск, что вирус успел передаться другим сотрудникам, поэтому нам пришлось проверить вообще всех, кто здесь работает. И учёных, и врачей, и военных. К счастью, этот новый штамм подхватили только трое.

– Это многое объясняет, – кивнул я. – Так причина вашего спора в них? Вы не знаете, как им помочь?

– Да, у нас есть план, но Анатолий Викторович не хочет ему следовать, – вступил в общую беседу микробиолог, который всё это время молчал. – Ах да, прошу прощения. Не представился. Семён Андреевич Романовский. Микробиолог и доцент кафедры иммунологии Московского центра…

– Это совершенно не важно, Семён Андреевич, – перебил его Сорокин. – Ближе к делу. Озвучьте свой сумасшедший план.

– Эм… – замялся Романовский. – Дело в том, что, по моему мнению, введение сыворотки сможет подавить новый штамм, и он станет менее агрессивным. Тогда мы сможем вывести их оттуда в другой центр с более продуманной системой защиты. Но для этого нужно как-то доставить им сыворотку.

– Теперь мне всё ясно, – вздохнул я. – А вы, значит, доктор Сорокин, решили отказаться от этой идеи и оставить их там умирать?

– А что мне ещё остаётся? Я не готов рисковать своими людьми! – воскликнул он.

– Тогда у меня есть встречное предложение. Мы всё же последуем идее профессора Романовского, – произнёс я. – Отправим одного человека. Но не вашего.

– А кого же? Военных? Кто вообще готов рискнуть собой и пойти на этот самоубийственный подвиг?

– Есть такой человек, доктор Сорокин, – произнёс я, затем собрался с духом и добавил: – Туда пойду я.

Глава 5

Главный инфекционист даже хохотнул, когда услышал моё заявление. Судя по всему, Сорокин решил, что высказанное мной – это сложный японский юмор.

Вот только отреагировал он неправильно. Я был абсолютно серьёзен.

– Вы? – когда повисло молчание, переспросил Анатолий Викторович. – Простите, может, я не совсем понятно объяснил, но единственное, что удерживает распространение вируса – это герметичная дверь, за которой лежат наши коллеги. Если вы пройдёте туда, с вами произойдёт то же самое.

– Нет, доктор Сорокин, это вы меня неправильно поняли, – тут же ответил я. – Это – не шутка. Я прекрасно осознаю, на какой риск мне придётся пойти. Но план у меня уже готов.

– И в чём же он заключается, разрешите поинтересоваться? – со скепсисом спросил Сорокин.

– Вы дадите мне четыре ампулы с сывороткой, – принялся объяснять я. – Затем я переоденусь в костюм биологической защиты и пройду в закрытое инфекционное отделение, к которому вы вынужденно перекрыли доступ. Введу сыворотку всем троим, проверю, в каком они состоянии, и постараюсь помочь, чем смогу.

– Вы же понимаете, что после этого вы гарантированно заразитесь от них? – спросил Сорокин.

– Да, такой риск есть, – кивнул я. – Именно поэтому я захвачу с собой четыре сыворотки, а не две. После этого сразу же введу себе последнюю ампулу и закроюсь в инфекционном боксе. В течение суток симптомы должны будут себя проявить. Если не проявят – передадите мне тест. А затем, если тест будет отрицательным – я выйду из бокса.

– А что будете делать, если он всё же будет положительным, доктор Кацураги? – обратился ко мне микробиолог Романовский.

– Тогда я останусь в боксе до тех пор, пока не выздоровею.

– Или пока не умрёте, – прямо сказал Сорокин. – Не подумайте, что я пытаюсь вас как-то обидеть. Просто хочу, чтобы вы осознавали, на какой риск собираетесь пойти.

– Значит, решено? – спросил Сорокина я. – Не будем терять времени. Давайте приступать, если больше нет возражений?

– Стойте! – воскликнул Игорь Щербаков, который всё это время переводил наш разговор Куперу Уайту и Эдварду Шепарду. – Доктор Уайт возражает.

Купер? Чего это он вдруг решил пойти против моего решения? Он ведь должен понимать, как никто другой, что это – единственный выход. Разумеется, я частично солгал Сорокину. На деле я буду орудовать лекарской магией и, возможно, даже смогу выйти сухим из воды. Если не мне рисковать, то кому? Остальные точно не переживут этот поход в закрытое отделение.

– Доктор Кацураги, лучше последуем вашему плану, но с одной корректировкой, – произнёс Купер Уайт. – Вместо вас пойду я.

Ну приехали. Только спора с Купером мне и не хватало. Очевидно, у него тоже есть лекарская магия, и он может провернуть тот же план, что и я. Но сил ему может не хватить.

– Почему вы решили изменить план? – спросил я. – В чём причина?

– Причина в том, что я уже перенёс инфекцию «Фебрис-12». У меня должен был выработаться хоть какой-то иммунитет, – произнёс Купер.

– Резонное замечание, – кивнул я. – Но мы не можем быть в этом уверены. А если учесть, что там нам предстоит столкнуться с новым штаммом, есть вероятность, что ваш иммунитет окажется бумажной стеной для этих вирусных частиц. Я настаиваю, доктор Уайт. Туда должен пойти я.

Купер заметил моё напряжение и сразу замолчал. Понимаю, что он хотел как лучше, но мне пришлось немного повысить голос, чтобы дать ему знать: моё решение уже не изменится.

– Что ж, доктор Кацураги, – произнёс главный инфекционист Сорокин. – Если вы уже готовы, давайте попробуем. Только не говорите потом, что я вас не предупреждал.

Купер Уайт и Эдвард Шепард покинули научно-исследовательский центр вместе с Игорем Щербаковым. Внутри остался только я, Сорокин и Романовский.

Сумки со своими вещами я отдал Куперу и попросил, чтобы он придержал их в своей комнате. А также уточнил, что в случае, если со мной что-то произойдёт, он может забрать артефакты.

Однако умирать я там не собирался. Мой план гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд. И даже Купер не понимает, что я на самом деле задумал.

Меня провели к переходу в закрытый корпус центра, я надел защитный костюм, подобрал чемоданчик с сыворотками и уверенно кивнул своим коллегам.

– Запускайте, – попросил я.

Первая дверь открылась, я прошёл в небольшую комнату, где проводилась химическая очистка, и оказался в ней заперт на пару минут. Благодаря шлюзовой системе можно было не беспокоиться, что вирус выберется наружу из-за обычного открытия дверей.

Оказавшись в отделении, я сразу же ринулся к лежащим на койках врачам, пострадавшим из-за нового штамма. Но перед этим провернул один хитрый трюк, который заготовил заранее.

Раз костюма биологической защиты недостаточно, я покрою себя слоем лекарской магии. Через двойное ограждение «Фебрис-12» будет пробираться гораздо дольше. Но всё же проберётся, если я слишком много времени проведу среди заболевших.

Вся троица врачей была в ужасном состоянии. Почти никто из них не пришёл в себя, когда я прибыл на место. Я бегло проанализировал каждого из пострадавших и обнаружил, что вирус уже успел повредить сразу несколько органов. Всё, как и рассказывал Игорь Щербаков.

Кровотечение из вен пищевода, язвенное поражение желудка. Большая часть лёгких воспалена. Этих людей уже давно пора поместить под ИВЛ. С почками тоже беда. У одного из троицы, судя по всему, начала развиваться острая задержка мочи.

Я принялся вводить сыворотки заражённым коллегам и параллельно с этим приводил их организмы в порядок. Энергию приходилось экономить, поэтому я убирал лишь те симптомы, которые угрожают жизни. Всё остальное позже вылечат другие врачи.

Ведь мне предстоит ещё одно сложное дело, для которого потребуется очень много жизненной энергии. Но если всё получится, я буду знать, что у меня в руках есть одно из сильнейших орудий против «Фебрис-12», да и любого микроорганизма в целом.

– Доктор Кацураги, уходите оттуда в отдельный бокс! Скорее! – послышался голос Анатолия Викторовича Сорокина. В костюм была встроена рация, через которую я мог всегда поддерживать связь с русским коллегой.

Однако уходить ещё было рано.

– Дайте мне ещё десять минут. Я проверю их состояние, затем передам вам информацию и уйду, – произнёс я.

С другой стороны послышались недовольные возгласы Сорокина, поэтому я был вынужден отключить связь.

Главный инфекционист – мужчина с очень скверным характером. Тот ещё брюзга, но человек неплохой. Уверен, что он бы не бросил своих коллег на верную смерть, если бы смог придумать другой выход.

Ну, ничего. Для этого я сюда и приехал. Чтобы помочь остальным решить нерешаемое.

Кульминацией моего плана была полная перестройка генетического состава нового штамма «Фебрис-12». Я решил попробовать вызвать хаотическую поломку сразу всех последовательностей «ДНК» и «РНК». Тогда он потеряет возможность делиться. А если повезёт – сразу же погибнет.

Для вируса такое воздействие будет таким же опасным, как для человека огромное количество радиации. Даже хуже.

Приступив к работе, я понял, что сильно переоценил свои силы. Уже на втором человеке я почувствовал, что магия стремительно меня покидает. Но всё же довёл дело до конца.

Когда все вирусные частицы подверглись сильнейшим генетическим увечьям, я собрался с силами и рванул в находящийся рядом одиночный инфекционный бокс. Заперся в нём, присел на кровать и вновь включил рацию.

– Миссия выполнена, доктор Сорокин, – произнёс я. – Сыворотки всем ввёл. Себе введу через пару минут, когда сниму с себя костюм.

Смысла его носить особо больше нет. Войдя в бокс, я сразу же очистил воздух антисептической магией. Здесь вирусов нет. Сыворотку и вправду на всякий случай введу, но будем надеяться, что в итоге обошлось, и новый штамм ко мне не прицепился.

Иначе может получиться повторение той же истории, что и в прошлом мире. Заражусь, выделю антитела, найду способ передать коллегам формулу новой сыворотки.

А затем погибну.

Нет уж. Больше повторять этот подвиг я не стану. На этот раз попробую победить без самопожертвования. Мы ещё даже до ядра метеорита не добрались.

– Доктор Кацураги, ваш поступок достоин уважения, – произнёс Сорокин. – Я до последнего был уверен, что вы передумаете и не пойдёте на это ради моих коллег. Не знаю, получится из этого что-то или нет, но я заранее хочу поблагодарить вас за это.

– Получится-получится! – услышал я голос микробиолога Романовского. – Сыворотка должна ослабить штамм, и тогда…

Из рации послышался безудержный галдёж Романовского, с которым тут же начал спорить Сорокин. Я почувствовал, как заломила голова, и прервал связь. Здесь всё равно есть камеры. Они смогут проследить за мной даже без голосового контакта.

Я снял костюм, ввёл себе последнюю сыворотку и присел на пол, чтобы приступить к медитации. А чем мне ещё занять себя в ближайшие сутки? Нужно восстановить утраченную ману. Дать организму приступить к самодиагностике. Если выяснится, что я всё же заразился, мне понадобятся силы, чтобы себе помочь.

Я закрыл глаза и погрузился в медитативный сон.

Однако прочувствовать его мне так и не дали. Сорокин не успокаивался. Продолжал вызывать меня до тех пор, пока я ему не ответил.

– Анатолий Викторович, сколько можно? – устало вздохнул я. – Вы же прекрасно видите, что я медитирую. Это помогает мне успокоиться.

– Я всё понимаю, доктор Кацураги. Но не целые же сутки! Вы уже двадцать семь часов сидите неподвижно, – заявил он. – Я начал беспокоиться, что вы умерли прямо в этой позе!

Стоп, что? Двадцать семь часов? Я ведь только что закрыл глаза. Такого раньше не случалось.

– Я не заметил, как пролетело время, – признался я. – Наверное, заснул. Вымотался после перелёта.

Пришлось немного приврать. Хотя я и сам не знал причин столько долгой и глубокой медитации.

– Как ваше самочувствие? Есть какие-нибудь симптомы? – поинтересовался главный инфекционист.

– Пока что всё в порядке, – недолго подумав, ответил я. – Даже прилив бодрости чувствую.

– Ясно, значит, переходим к плану «Б». Подойдите к окошку, которое находится около раковины. Сейчас запустится конвейер, и мы передадим вам тест на «Фебрис-12», – произнёс Сорокин.

– Стойте-стойте, а что случилось с нашими коллегами? С теми тремя, которым я ввёл сыворотку? – спросил я.

Сорокин не отвечал мне почти минуту. Затем рация вновь включилась, и коллега произнёс:

– Завидую качеству вашего сна, доктор Кацураги. Мы уже всех вывезли отсюда. Они пришли в себя, сдали тесты, и они показали отрицательный результат. Не знаю, как это возможно. Романовский сейчас голову ломает у себя в лаборатории. Всё прошло даже лучше, чем он предполагал. Каким-то образом мы не просто ослабили штамм, мы его уничтожили! А пострадавших врачей перевезли за пределы научно-исследовательского лагеря. Дальше ими будут заниматься другие специалисты.

После пробуждения я едва мог сопоставить все полученные факты. Выходит, что я проспал больше суток. За это время все уже выздоровели и…

Что же это получается? Сила «генетического анализа» напрочь стёрла все микроорганизмы? А если задуматься, всё вполне логично… Скорее всего, мой план удался, но я в процессе потратил так много магии, что мой организм буквально впал в спячку. Хотя вариантов у меня много.

Вполне может быть, что, оказавшись на родной земле, мои магические каналы пережили перестройку, для которой им потребовалось больше времени на отдых.

Через пару минут в моём боксе раздался звук двигающегося конвейера. Хорошую систему придумали те, кто изобретал этот мобильный комплекс. Так можно передавать пациенту еду, лекарства и всё необходимое, при этом избегая прямого контакта с ним.

Правда, такое имеет смысл только при взаимодействии с «Фебрис-12». Обычно пациентов всё равно продолжают наблюдать лично, просто используют самые простейшие средства защиты от вирусов.

Я получил тест, собрал мазок из носа и ротоглотки и поместил полученный раствор на первый датчик. Затем проколол себе указательный палец, и кровь пошла на анализ вторым датчиком.

Ровно через десять минут результаты уже были готовы. Причём мне даже не пришлось их показывать на камеру, поскольку они передавались дистанционно на компьютер главного инфекциониста и в лабораторию Романовского.

– Обошлось, доктор Кацураги! – послышался из рации ликующий голос Анатолия Сорокина. – Обошлось! Чисто! Ни в крови, ни в мазках «Фебрис-12» нет. Господи, как же вам это удалось? А впрочем, об этом поговорим в следующий раз. Выходите к нам. Остальную часть инфекционного отделения уже дезинфицировали. Можете выйти без защитного костюма.

Поднявшись на ноги, я ощутил резкий прилив энергии. Хоть за сутки тело сильно затекло, мне всё равно казалось, будто я заново родился.

Пройдя через шлюзовую систему в главный зал, где и началась моя рискованная операция, я встретился с морем ликований. Меня встретили Сорокин, Романовский, Щербаков, а также Купер Уайт и Шепард.

Стоп. И не только они. Позади моих коллег стоял ещё один знакомый мне врач. Его трудно было не узнать. Темнокожий невролог из ЮАР – Адлай Иманати. Видимо, пока я сидел в инфекционном боксе, он уже успел добраться до нас прямиком из Африки.

– Доктор Кацураги! – воскликнул Сорокин и крепко пожал мою руку. – Не думал, что это скажу, но я искренне благодарен вам за то, что вы ослушались моих советов. Клянусь, я был уверен почти на сто процентов, что вы не переживёте этот поход. Но вы превзошли все мои ожидания.

– Спасибо за тёплые слова, доктор Сорокин, – улыбнулся я.

И поймал себя на мысли, что разучился пожимать коллеге руку. В Японии такое не практикуется. Все приветствуют друг друга и прощаются исключительно поклонами. Я уже привык к этим традициям, но всё же крепкое рукопожатие было мне ближе по духу, чем целый список поклонов, смысл которых меняется от угла сгибания тела.

– Всё-всё, отпустите доктора Кацураги! – вмешался Игорь Щербаков. – Он такое пережил… Ему точно нужно отдохнуть.

– Это вряд ли! – усмехнулся я. – Я двадцать семь часов проспал. Возможно, даже поставил какой-нибудь рекорд. Не беспокойтесь за меня, Игорь Алексеевич, мне осталось только принять душ, и я снова вернусь к работе.

На выходе из научно-исследовательского комплекса меня поймал Адлай Иманати.

– Доктор Кацураги, рад снова встретиться с вами, – произнёс он, затем замешкался, пытаясь понять, как правильно приветствовать меня – рукопожатием или поклоном. Поэтому я сразу протянул ему руку, чтобы африканец не испытывал лишних сомнений. – Мне рассказали, что тут произошло. Я приехал через шесть часов после того, как вы вошли в зону с заболевшими русскими врачами. Честно говоря, я впечатлён. Не стану лгать, на вашем месте я бы этого не сделал. Не потому, что не согласен с этим планом. Думаю, мне бы просто не хватило мужества.

– Благодарю, доктор Иманати. Дело не в мужестве. Просто больше туда идти было некому. Но всё это уже в прошлом. Лучше расскажите, как добрались? – спросил я.

– Сами понимаете, из ЮАР в восточный конец России путь не близкий, – усмехнулся он. – Мы прилетели одновременно с доктором Родригесом. Он тоже здесь – в лагере. Но мы с ним больше не пересекались после приезда. Видимо, он устал и решил отоспаться после перелёта. Поэтому и не пришёл вас встретить.

О! В этом я сильно сомневаюсь. Подозреваю, что Родригес просто не захотел меня видеть. Но рано или поздно нам всё равно придётся поговорить. Надеюсь, он не станет больше плести свои интриги. Выговор от генерального директора «ВОЗ» должен был его чему-то научить.

Закончив общение с коллегами, я прошёл в небольшую комнату, расположенную в одном из отделений комплекса, разобрал свой чемодан и принял душ. Помещения, куда селили врачей, даже комнатами назвать было нельзя.

Одна узкая кровать, прямо под ней шкафчики для вещей, а в метре от них душ и туалет. Но я прекрасно понимал, что в таком лагере не получится создать все условия для комфортной жизни. Всё-таки мы сюда не отдыхать приехали. Отпуск группе «Двенадцать» только снится.

Переодевшись в чистую одежду и белый халат, я решил исследовать остальные помещения комплекса и совершенно случайно забрёл в лабораторию, в которой трудился профессор Романовский и его коллеги.

Микробиолог был сильно встревожен. Мужчина стучал по клавишам ноутбука и даже не замечал, что я стою позади него. Я было решил заговорить с ним, но всё же не стал этого делать…

Мне захотелось понаблюдать за коллегой, поскольку вёл себя он очень уж странно.

Каждые несколько секунд он сворачивал вкладку с данными, пролистывал другую информацию, не относящуюся к работе. Затем доставал телефон, залипал в нём на несколько секунд и сразу же переключался на другое занятие.

Попить кофе, почитать, поработать, переговорить с коллегой, посмотреть в окно. И этот цикл повторился за пару минут раз десять – не меньше.

Кажется, я даже знаю, что происходит с профессором Романовским. У этого чудаковатого состояния даже имеется диагноз. Вопрос только в том, знает ли Семён Андреевич, что ему мешает работать?

– Профессор Романовский, – наконец окликнул я коллегу.

– Аа? – вздрогнул он. – Доктор Кацураги! Простите, я вас не заметил. Какими судьбами? Хотите обсудить результаты моих исследований?

– Да, я хотел уточнить, какой вы…

– Какой я сделал вывод насчёт произошедшего в инфекционном боксе? О, если хотите, я вышлю вам результаты на телефон. Пока что сам ломаю голову. Не понимаю, почему после введения сыворотки все сразу же выздоровели, – протараторил он.

– Скорее всего, новый штамм оказался…

– Слишком слабым, чтобы справиться с нашей сывороткой. Не успел выработать антитела. Я уже думал об этом. Как раз планирую проверить, как…

В этот момент мой слух автоматически отключился. Всё же я оказался прав. Романовский дважды меня перебил и закончил за меня мои же мысли. И это не было проявлением грубости или невоспитанности. Просто этот человек действительно страдал от диагноза, который я заподозрил у него, как только оказался в лаборатории.

СДВГ. Синдром дефицита внимания и гиперактивности. Обычно этот диагноз ставят детям, но часто бывает, что он возникает у взрослых. Либо же его просто поздно диагностируют.

Поведение Романовского идеально вписывалось в этот частично неврологический, частично психологический симптомокомплекс.

Отвлекается каждую минуту на другое занятие, поскольку работа, скорее всего, ему неинтересна. Постоянно дёргается, совершает лишние движения, старается говорить больше других, перебивает и заканчивает за коллегами фразы.

Любопытно. Не думал, что в медицине бывают такие люди. По моему опыту, обычно от СДВГ страдают работники творческой сферы. Но это не правило, скорее предрасположенность. Просто именно у таких людей возникает непреодолимый поток мыслей, который помогает в музыке, художестве или писательстве.

– Семён Андреевич, – на этот раз мне пришлось самостоятельно его перебить, чтобы перехватить инициативу в разговоре. – У меня вопрос. Я хотел бы изучить отчёт об исследовании всех вирусных частиц, которые обнаружили рядом с ядром метеорита. Меня интересует устойчивость к препаратам и антисептикам. А если вам удалось изучить их генетическую структуру, то я бы ещё и свойства новых штаммов с радостью изучил.

– Эм… – замялся Романовский. – Если честно, доктор Кацураги, с этим пока что ситуация обстоит туго.

– Почему же? – спросил я.

– Как это «почему»? – пожал плечами он. – Я ничего не успеваю! Мечусь туда-сюда, всё время в делах. А проводить анализ, о котором вы упомянули, нужно долго и с особым вниманием. Для этого нужно, чтобы меня никто не отвлекал.

Чёрт подери… Получается, что исследование вируса встало из-за того, что Романовский банально не может сконцентрироваться на своей работе!

Но винить его за это не стоит. Иностранные микробиологи ещё прибыть не успели, а сам он болен. Да, СДВГ – это настоящая болезнь, просто проявляться она может по-разному. У кого-то она едва заметна, у кого-то выражена так же, как у Семёна Андреевича.

Однако я могу ему немного помочь. Прежде чем попрощаться и покинуть лабораторию, я зарядил его головной мозг нейростимулирующей лекарской магией. Другими словами, заставил кору работать над чётко поставленными задачами.

Лечится пусть он у невролога, когда вернётся домой. Но здесь, если потребуется, я буду ускорять его мыслительную деятельность хоть каждый день. Для этого много магии не потребуется.

Романовский вернулся к работе, я вышел на улицу и…

Тут же наткнулся на Мэтью Родригеса. Коллега, отвечающий за Южную Америку, осмотрел меня сверху вниз. Сморщился, будто перед ним стоял не врач, а какое-то назойливое насекомое.

Чувствую, за этим взглядом последует не менее колкая фраза.

– Ну здравствуйте, доктор Кацураги, – хмыкнул он. – Думаю, нам с вами стоит поговорить. Хочу, чтобы вы объяснились. Давайте отойдём в сторону. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то услышал, как вы позоритесь, изрекая свои беспочвенные аргументы.

Ох… Не стоял бы мир сейчас на грани уничтожения от пандемии, клянусь, я бы ему врезал.

Но ничего. Я и без рукоприкладства смогу разобраться с этим выскочкой.