Текст книги "Драконы - кто они?(СИ)"
Автор книги: Виктор Нехно
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)
Что тут скажешь? Прекрасный образец предприимчивости, великолепный пример давней культуры маркетинга. Некоторым из нас, из числа тех, кто желает стать подобными героями, ещё учиться и учиться.
С другой стороны, факт преображения спавшей вечным сном валькирии в весьма спортивную королеву непреложно доказывает, что кое-что в предыстории жизни девы было не совсем таким, как то излагала она Сигурду; а также как Сигурд (до того, как переименовался в Зигфрида) сообщал другим заинтересованным лицам.
Во-первых, Один вовсе не колол её 'шипом сна', как то во время первой встречи сказала она Сигурду. Иначе, после расставания с ним, она бы продолжала беспробудно спать в ожидании его, своего единственного суженого; ведь именно таковым, по её словам, был смысл заклятия, наложенного на неё Одином. Судя же по её образу жизни в роли королевы, она если и была уколота, то не шипом, а шилом. Куда? Сами догадайтесь.
Во-вторых, теперь уж нет сомнений, что их первая встреча состоялась не внутри огненного кольца, а внутри пещеры. Покинуть место постоянной прописки в кольце она могла только в случае заключения брачного контракта с Сигурдом; а этого не произошло.
А вот из пещеры дева (опять же – если она не спала, если не была уколота наркотиком Одина) вполне могла выбраться самостоятельно. Да и устроить свою дальнейшую жизнь, с такими деньгами и с её красотой, – тоже. Для этого статус замужней женщины ей не был нужен; и даже помешал бы.
Кроме того: если бы даже она сумела самостоятельно выбраться за пределы огненного кольца, всё равно не смогла бы стать королевой. Приобретение королевства, пусть даже такого неуютного и малолюдного, как Исландия, дело дорогостоящее. Да что там королевство; один только замок чего стоил: восемьдесят шесть башен, три больших палаты и огромный мраморный зал. Да и домашний театр недёшево обходился: 'весь королевский двор встречал гостей в день сватовства'. А ведь ещё имелись повара, слуги, служанки, охрана – пятьсот исландских бойцов с саблями наголо... Где взять на это средства? Один был не щедрым, а мстительным, и сокровищ внутрь кольца не помещал. Так что дева, выйдя за пределы кольца, в прямом и переносном смыслах была бы ободранной и голой: в руках – ничего, на теле – ожоги да разодранная мечом кольчуга. Перспектив стать королевой – практически никаких. Не будем забывать: 'Песнь о нибелунгах', как то точно знают учёные исследователи, отражает не сказочный, а вполне реальный мир западноевропейского светского общества. А в том мире, как и в мире современного бомонда, королев и принцесс определяли не по горошинам под ними, а по бриллиантам на них. И наилучшее подтверждение этой истины – нескрываемо меркантильная направленность матримониальных устремлений королевича Зигфрида и короля Гунтера. В самом деле: вряд ли Гунтер загорелся бы желанием жениться на тяжёлой характером могучей непобедимой Брюнхильде, если бы не могучая непобедимая надежда получить в качестве довеска к ней огромные богатства.
Итак, покинутая Зигфридом дева смогла найти для себя место под северным солнцем более высокое и тёплое, чем раньше. Затем она (благодаря рекламе о наличии у неё больших подъёмных средств) возбудила в душе у Гунтера высокое чувство горячей заочной любви. А где она могла такие средства найти? Только в пещере дракона!
Очевидно, там, кроме двух, словно нарочно выставленных на показ сундуков, обнаруженных (во тьме!) торопившимся убраться восвояси героем, могли (и даже должны были) находиться и другие, потайные сундучата, содержавшие в себе всё самое дорогое и ценное. Уж их-то хитрый карлик постарался спрятать с максимальной надёжностью. А уж потом, когда отшельник, от скуки, безделья, неутолимой злобы и жажды острых ощущений в качестве основного рабочего инструмента стал использовать не руки, а зубы, он из карлика начал превращаться в дракона.
А что делала оставшаяся в одиночестве дева? Разумеется, занялась поисками сокровищ. И, судя по всему, нашла. А это означает: она знала, где искать. Что, в свою очередь, означает: она оказалась в пещере не случайно, но постоянно там жила, постоянно общалась с Фафниром. По редким, но весьма внимательным и настороженным взглядам Фафнира на те или иные закоулки и потайные ходы пещеры она догадалась о расположении тайников. Других признаков наверняка не было, да и быть не могло; планы и наружные пометки Фафниру не были нужны, а возможные следы раскопок спрятала многовековая пыль.
Но для того, чтобы иметь право так утверждать, нужно иметь подтверждения, что королева Брюнхильда и дева Сигрдрива – одна и та же валькирия. Что ж; таких подтверждений в тексте 'Песни' вполне достаточно. Вкратце:
–Мы уже отмечали, что Зигфриду очень не хотелось, чтобы Гунтер женился на Брюнхильде. Ещё больше ему не хотелось сопровождать к ней Гунтера. Лишь за весьма высокую оплату своих услуг (по сути, за право претендовать на трон бургундского королевства в случае смерти своего лучшего друга) решился Зигфрид на участие в этой авантюре. Понятно, чего он опасался: чтобы Гунтер не разгадал тайну его некоролевского происхождения. Но наверняка ещё больше он опасался мести со стороны валькирии. И ведь – не ошибся!
–'Нидерландский королевич' не просто 'слышал кое-что' об исландской королеве, но и знал её в лицо. Когда свадебная ладья всего лишь подплывала к Изенштейну, стольному городу Исландии, Зигфрид, по просьбе Гунтера, издали и сразу же опознал Брюнхильду среди множества женских лиц, выглядывавших из многочисленных окошек дворца. Как он это сделал? Опознал по фотографии? Посещал её сайт в Интернете?
– Зигфрид, смирив свою бескрайнюю гордыню, настоял перед Гунтером на том, что во время их пребывания в Исландии будет изображать из себя его слугу. Что это, как не попытка быть не узнанным, а ещё лучше – не замеченным Брюнхильдой? Что, как не расчёт на то, что невеста, тем паче – королева, в первую очередь будет разглядывать впервые увиденного ею жениха, во вторую – членов его рыцарской свиты, а на лицо покорно склонившегося слуги и не взглянет?
–Тем не менее Брюнхильда сразу же опознала Зигфрида из четырёх представленных ей мужчин. А перед моментом очной ставки она гневно сказала своим слугам: 'Коль Зигфрид приехал сюда, надеясь вступить со мной в брак, то ему придётся поплатиться головой за этот безумный поступок'.
О чём ещё может свидетельствовать эта фраза, как не о давней личной обиде?
И всё же нужно признать, что против этих доводов имеется два веских контрдовода.
Первый из них: сватовство Гунтера, в конце концов, закончилось удачно, и Брюнхильда, на той же ладье и в той же компании, отправилась в Бургундию. При этом никаких инцидентов между нею и Зигфридом, несмотря на длительность продвижения примитивной, безмоторной ладьи против быстрого течения Рейна, не происходило: 'никто не скучал, пока длилось это путешествие'. Правда, с полупути Зигфрид покинул ладью, но это – только для того, чтобы сообщить бургундцам радостную весть о необходимости готовиться к свадьбе. (А может быть, для того, чтобы иметь возможность не поддаться уговорам Гунтера навестить и, само собою разумеется, привезти на свадьбы (собственную и сюзерена) своих любимых нидерландских родителей?)
Второй: Брюнхильда оказалась вовсе не такой хитрюгой и жадиной, как, по итогам предыдущих рассуждений, могло нам показаться. Так, она безвозмездно и бесплатно передала бразды правления над своим королевством дяде. А с собою взяла лишь десятка два ларцев с казною и прочим добром; да и то – лишь для того, чтобы одарить этими богатствами своих новых подданных.
Правда, по приезду, за свадебными хлопотами, она забыла о своём обещании. А затем – и о томившей её жажде благотворительности. Не повезло бургундцам: память у новой королевы оказалась девичьей...
Зато приглашённым на свадьбу гостям понравилось, что Гунтер женился на вредной богатой красавице, а не на доброй нищей уродине. В течение дня, наступившего после первой брачной ночи молодых, им было приятно: пили, ели, тихонько шушукались и громко веселились, глядя на мрачную физиономию измятого и потрёпанного жениха.
Ещё бы не быть ему мрачным и недоумевающим! При первой же попытке исполнить супружеский долг он попал в страстные и удивительно сильные объятия невесты. Настолько сильные... настолько крепкие... словно обнимала его не женщина, а нечто типа осьминога, обкрутившего вокруг него свои мощные щупальца-хоботы. Скрутила его Брюнхильда этими объятиями в придушенный комок, да и подвесила в таком виде на крюк в потолке. Всю ночь мучился там бедолага от боли и чувств беспомощности, злости и стыда; лишь под утро сняла его с крюка коварная невеста. Но зато днём она выглядела счастливой и довольной; и даже сделалась заметно красивше.
Делать нечего; пришлось королю прибегнуть к помощи и содействию могучего Зигфрида. Во вторую ночь в кромешную тьму королевской спальни вошёл он. Сразу же на постели завязалась напряжённая борьба. Под её шум в спальню (очевидно, под кровать – где ещё там прятаться) тихонько прополз законный муж. К утру, так и не сумев справиться с неопознанным мужчиной (женщины, в отличие от потусторонних духов, в темноте не видят), Брюнхильда, окончательно ослабев, признала своё поражение. После чего Зигфрид незаметно(?) удалился, а Гунтер, так же незаметно выползший из-под кровати, наконец-то получил от супруги ему полагавшееся.
В итоге после второй брачной ночи гостям находиться в пиршественном зале было полезно: счастливый Гунтер раздал им большую часть государственной казны (за вычетом того, что досталось Зигфриду).
И всё же – больше всех, больше Зигфрида и свадебных гостей повезло с бракосочетанием Брюнхильды её исландскому дяде. Целое королевство в подарок от неё отхватил! Даже жаль, что не знаем имени счастливца. Ну-ка, заглянем в энциклопедию: кто, после Брюнхильды, был королём Исландии? Ага, вот: 'В Исландии вплоть до 1262 г. правил альтинг: общенародное собрание'.
Что? Исландия вовсе не была королевством? Или, хотя бы, графством? Являлась вечевой республикой типа нашего Новгорода?
А далее?
В 1262-1264гг. Исландия... была захвачена Норвегией, и с тех пор там правил наместник норвежского короля. Деву или её исландского дядю на такую роль потомок норвежских викингов не назначил бы. А что произошло с Исландией позже? В 1397 году Исландия... вместе с Норвегией и Швецией оказалась под властью Дании.
Ох и даны! Мы-то с Беовульфом думали, что они, после получения от него гуманитарной помощи, вовеки в себя не придут. А они и в себя пришли, и в Британию поквитаться с соплеменниками Беовульфа приплыли, попутно всю Европу разграбили да сожгли, и даже на холодной Исландии руки погрели.
Ох и Брюнхильда! Мы-то, вместе с Гунтером, поверили, что она – королева. А она, оказывается, самозванка, брачная авантюристка и матёрая уголовница. Сняла, за умеренную плату, на малолюдном острове с виду приличный замок, научила слуг, что говорить и как себя вести, да и разослала по адресам всех королевских дворов Европы свои объявления: 'Красивая м/о королева б/к, без ч/ю и ж/п осчастливит браком щедрого состоятельного короля, сумевшего победить её в спортивных состязаниях'. Самоуверенные короли, не догадываясь, что коварная невеста обладает невероятными для человека силами и способностями, приезжали в её острог, привозили королевские подарки. После вполне предсказуемого проигрыша (как и после незапланированного выигрыша) короли и все их спутники лишались голов, а подарки и прочие вещи пополняли собой сокровища 'королевы'.
Так же было бы и с Гунтером, если бы не Зигфрид. Точнее: если бы не помогавшие Зигфриду таинственные силы... Благодаря которым герой не только получил благословение короля на свадьбу с его сестрой, но и средства, достаточные для шикарного свадебного путешествия. Чем и занялся. Где провела молодая счастливая пара несколько лет, неизвестно; хотя и понятно, что не в 'королевстве Нидерландском'. Истощив предоставленные Гунтером ресурсы ( а может быть, устав от хлопот с перемещением по тогдашнему бездорожью сотни перегруженных телег с экспроприированными у дракона драгоценностями) , счастливые (хотя и бездетные) влюблённые вернулись в Бургундию.
Напрасно они это сделали! Недоучёл Зигфрид коварства дважды обиженной им валькирии. Настроила она влюблённого в неё Гунтера против Зигфрида, вовлекла в заговор вельмож, недовольных хамским поведением самозваного королевича... И тот, ударом в спину, был убит. Причём – о месторасположении единственно уязвимого пятнышка на теле Зигфрида Брюнхильда обманом вызнала у верной, но глуповатой жены героя, у Крымхильды.
Несчастная вдова провела десять тоскливых одиноких лет в дворце брата и его жены, прежде чем пришло избавление от столь ненавистного соседства: её сделал предложение король гуннов. У того жён было – огромный гарем; но – к старости захотелось породниться с европейскими королями. А Гунтеру хотелось избавиться от мрачной сестрёнки; и вскоре та, к удовольствию всех заинтересованных лиц, откочевала немного севернее.
Через какое-то время Крымхильда сообщила брату о появлении у него племянника – гуннского королевича; и пригласила его на праздник, намеченный по такому важному поводу. При этом она настоятельно рекомендовала ехать всем двором, с женой и вельможами. И приложила к собственному письмо официальное послание мужа, полное заверений в самом добром отношении к новому родственнику.
Гунтер охотно согласился. Брюнхильда его не отговаривала, но ехать с ним отказалась наотрез. Весьма похоже на то, что валькирия предвидела ситуацию: стараниями мстительной Крымхильды во время праздничного пиршества возникла потасовка между гуннами и бургундами. В которой Гунтер, его вельможи и его рыцари были убиты. Кроме того, погиб тот, ради кого состоялось 'празднество' – грудной сын Крымхильды.
Да... страшна месть бургундской женщины... бессмысленна и беспощадна.
Заглянем в историю: была ли битва между гуннами и бургундами? Была: в 436 году. Король бургундов был убит, войско практически уничтожено, государство развалено и разграблено.
Вот теперь нам окончательно понятно: изображаемые в 'Песни о Нибелунгах' события происходили в первой половине пятого века. А специфический для 10-13 веков язык изложения тех событий (с соответствующими историческими несоответствиями, ляпсусами и прочими погрешностями) является признаком того, что данная песнь и в самом деле была впервые записана в начале 13 века. Скорее всего, записана она была каким-то придворным поэтом, украсившим повествование перлами своего внеисторического творчества, имевшего целью всего лишь развлечение обитателей данного двора.
И всё же – невольно возникает ощущение, переходящее в чёткое понимание: насколько же наши былинные богатыри самоотверженнее, честнее, смелее и добрее, говоря одним словом – человечнее западноевропейских героев! А ведь тот же Зигфрид (типичный 'маленький дракон'), силою таланта Вагнера был поднят до заоблачных высот; вполне логично превратился в символ гитлеровского государства; да и сейчас пользуется восхищённым вниманием жителей Европы и Америки...
Ну – пусть уж они сами разбираются, кто, как и почему тогда и там действовал, и кто был прав, кто – виноват; им это ближе, а значит, и виднее. А многим из нас, надеюсь, дороже и ближе Илья Муромец, Алёша Попович и Добрынюшка.