Текст книги "Русь. Строительство империи 3 (СИ)"

Автор книги: Виктор Гросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Я остановил коня в нескольких метрах от печенегов. Ратибор встал рядом, положив руку на рукоять ножа.

Куря тоже остановился. Он смотрел на меня как-то странно. Не злобно и не яростно, а с каким-то удовлетворением. Что он задумал? Неужели дождался того, ради чего стоял здесь все это время?

Глава 21

Дым стелился над обожженным полем, забираясь в горло. Я стоял, чувствуя, как ветер тянет за рубаху, а под копытами лошади хрустит сухая трава.

Запах паленой плоти смешивался с гарью. Хан Куря стоял передо мной с какой-то холодной, пугающей уверенностью.

Ратибор стоял рядом со мной. Он был как натянутая тетива, ждущая команды. Его взгляд шарил по хану и его свите – десятку воинов, которые держались в нескольких шагах позади Кури. Их кони фыркали, переступали копытами, но сами печенеги стояли неподвижно. Я перевел глаза на Курю. Среднего роста, широкоплечий, с лицом, иссеченным ветром и выглядящий так, будто мог одним ударом переломить хребет быку. Его спокойствие бесило меня. Почему он не боится? Почему не кричит, не проклинает меня за своих мертвых воинов? Я хотел понять, что скрывается за этой маской.

– Зачем ты здесь, хан? – спросил я. – Твои люди горят, а ты стоишь, как будто ничего не случилось. Чего ты хочешь?

Куря чуть наклонил голову, будто разглядывая меня, а потом заговорил.

– Ты силен, князь Антон. Орудие твое страшное. Я видел, как оно пожрало моих воинов. Но я не уйду побежденным. – Он сделал паузу, и его губы дрогнули в едва заметной усмешке. – Я сниму осаду. Уведу своих людей. Но ты отдашь мне эту машину и то, чем она стреляет.

Я сдержал смех. Он же не шутит? Отдать катапульту – значит остаться без защиты. Но если Куря уйдет, он снимет осаду и я получу время, чтобы укрепить стены, собрать людей, найти союзников.

Я прищурился.

– Ты потерял пятнадцать воинов, хан. Почему ты так спокоен?

Куря шагнул ближе, и я невольно напрягся. Ратибор шевельнулся, готовый броситься вперед. Но хан не нападал. Он остановился в трех шагах от меня и кивнул в сторону дымящихся останков, будто это была мелочь, не стоящая слов.

– Потому что я знаю то, чего не знаешь ты. У тебя есть враг, князь. Новый враг. И он ближе, чем ты думаешь. Я могу уйти, но только с твоим орудием. Решай.

Какой-то мутный кочевник, этот Куря. Он лжет, чтобы выманить у меня катапульту, а потом ударить еще сильнее? Ну ладно, в эту игру можно играть вдвоем.

– Докажи, хан. Назови этого врага. Я не отдам тебе ничего, пока не увижу правду.

Куря усмехнулся – коротко и сухо.

– Так уж и быть, князь. Просвещу тебя. На том берегу реки, за твоим городом, стоит войско. Великий князь Игорь пришел за тобой. Его знамена уже там, с запада. А скоро с севера подойдут ладьи. Варяги. Их шлет Сфендослав из Новгорода. Ты зажат, князь. И без меня тебе не выстоять.

Игорь? Великий князь? Как он мог обойти Переяславец с севера?

А Сфендослав кто такой? Что за новгородский князь? Какой-то деятель, который поднялся после гибели Святослава и его семьи. Варяги на ладьях – это буря, которая может снести все, что я создал. Но правда ли это? Или Куря плетет паутину, чтобы выманить у меня катапульту?

– А почему я должен верить тебе? – хмыкнул я. – Зачем Игорю идти сюда? И откуда варяги?

Куря усмехнулся, и его губы растянулись в тонкой, почти звериной улыбке.

– Игорь хочет твою землю, князь. Твой город. Твое золото из Березовки. А Сфендослав… Он шлет ладьи, чтобы помочь великому князю и выслужиться перед ним. Они уже близко. Слушай ветер – скоро услышишь их весла.

Он кивнул в сторону реки, что текла за Переяславцем, и я невольно повернул голову, хотя знал, что ничего не увижу. Ветер гудел в ушах, но я слышал только свое тяжелое дыхание. Если он прав и Игорь вправду там, а варяги идут, я в ловушке. Печенеги с востока, Игорь с запада, ладьи с севера. Тогда понятно почему Куря так спокоен.

Куря прочитал на моем лице все мои мысли.

– Я сниму осаду, – сказал он, понизив голос, будто делился тайной. – Уведу своих людей. Оставлю тебя с Игорем и варягами. Но за это ты отдашь мне твою машину и то, чем она стреляет. Решай, князь. Время уходит.

Куря посмотрел на меня долгим, тяжелым взглядом. Потом кивнул, коротко, резко.

– Смотри на запад, князь.

Он развернулся, не прощаясь, и пошел к своим. Свита двинулась за ним, и вскоре они растворились в дымке, оставив меня с Ратибором наедине с вонью трупов.

– Что он задумал? – хрипло спросил Ратибор, не отводя глаз от удаляющихся фигур.

Я покачал головой.

– Не знаю. Но если он прав… нам конец.

Я посмотрел на дымящиеся останки, на стены Переяславца вдали.

Мы с Ратибором шли назад к воротам Переяславца. Дым от выжженного поля все еще висел в воздухе, цепляясь за рубаху, пропитывая волосы. Я чувствовал его вкус на языке – горький, едкий, как воспоминание о том, что я только что сделал. Катапульта сработала лучше, чем я ожидал: пятнадцать печенегов сгорели за считанные мгновения, их крики еще звенели у меня в голове.

– Что скажешь, княже? – наконец спросил он, когда мы подошли к воротам.

Я остановился, глядя на темные очертания стен Переяславца. Стражники на башнях уже заметили нас, их силуэты мелькали в тусклом свете дня.

– Не знаю, – честно ответил я, растирая шею, чтобы унять напряжение. – Если Куря прав, мы в ловушке. Игорь с запада, варяги с севера, печенеги с востока. Надо проверить все это.

Мы вошли в город, и ворота с грохотом закрылись за нами, отрезая нас от дымящегося поля.

Внутри было шумно. Я поймал взгляд Добрыни – он стоял у конюшни, проверяя поводья коней, и тут же направился ко мне, едва заметив нас.

– Что сказал хан? – спросил он, нахмурив брови.

Я глубоко вдохнул.

– Куря хочет катапульту и снаряды. Говорит, снимет осаду, если отдам. И еще сказал, что Игорь стоит на западном берегу. И что ладьи с варягами от какого-то Сфендослава идут с севера.

Добрыня замер, его глаза сузились.

– Игорь? Великий князь? Здесь?

Я кивнул, и он выругался себе под нос, что-то про киевских псов.

– Проверить надо, – сказал я. – Бери лучших разведчиков. Иди на западный берег. Посмотри, что там.

Добрыня кивнул и тут же ушел, кликнув двоих дружинников – молчаливых, парней, которых я знал как лучших следопытов. Я повернулся к Ратибору.

– Ты – на стену. Следи за печенегами. Если Куря двинется, дай знать.

Он молча кивнул и пошел к башне.

Время тянулось медленно. Я ходил вдоль стены, но мысли были далеко. Игорь. Если он и вправду там, за рекой, это конец всему, что я строил. Великий князь не станет торговаться, как Куря, – он просто возьмет, что захочет. А варяги – это пока неучтенный фактор. Я ничего не знаю о них. Нужно Веславу напрячь – пусть проверит.

Через час Добрыня вернулся. Его лицо было мрачным, как туча перед грозой. Он подошел ко мне, тяжело дыша. Так, ясно, что новости плохие.

– Правда, князь, – сказал он, вытирая пот со лба. – Киевляне там. На западном берегу. Лагерь большой, сотни воинов. Знамена видел – черный ворон на красном. И дым от их костров.

Я выругался вслух, не сдерживаясь. Если Игорь здесь, то с варягами тоже не обманул. Куря не лгал.

Я прислонился к стене, чувствуя, как холод камня пробирается сквозь рубаху.

– Сколько их? – спросил я, глядя на Добрыню.

Он покачал головой.

– Точно не скажу. Но много. Больше, чем у нас. А если варяги подойдут…

Он не договорил, но я и так понял. Мы зажаты. С востока – печенеги, с запада – Игорь, с севера – варяги. Я посмотрел на небо, где солнце уже клонилось к закату.

– Собери людей, – сказал я Добрыне. – Пусть готовятся к защите западной стены. И найди Веславу. Надо поговорить.

Он кивнул и ушел, а я остался у стены, глядя на запад. Где-то там, за рекой, горели костры Игоря. Я медленно побрел в терем. Извечный вопрос: что делать?

Я стоял у окна терема, глядя на Переяславец, который шумел, как растревоженный улей. Солнце уже садилось, окрашивая небо в багровый цвет, похожий на кровь, что пролилась на поле сегодня утром. Дым от печенежских костров висел над востоком, а с запада, где река текла тихо и обманчиво спокойно, уже показались тонкие струйки – следы лагеря Игоря. Добрыня подтвердил худшее: Великий князь здесь, за рекой, с сотнями воинов, готовый взять мой город. А с севера, если верить Куре, шли ладьи с варягами от Сфендослава. Я чувствовал, как стены сжимаются вокруг меня, хотя стоял в просторной горнице.

Внизу, у ворот, раздался крик. Я прищурился, всматриваясь в сумерки. Дружинники расступились, пропуская всадника в броне, с длинным копьем в руке. Его конь фыркал, оставляя облачка пара в холодеющем воздухе. Гонец. Я сразу понял, от кого он, еще до того, как он спешился и заговорил. Сердце стукнуло сильнее, и я спустился вниз, чувствуя, как ноги тяжелеют с каждым шагом. У ворот уже собралась толпа – дружинники, горожане, даже купцы, что обычно прятались по своим лавкам. Все смотрели на чужака, и в их глазах было смятение.

Гонец оказался высоким, с надменным лицом, покрытым пылью и потом. Его бронька поблескивала в свете факелов, а на щите виднелся знак – черный ворон на красном поле. Знак Игоря. Он выпрямился, глядя на меня сверху вниз, хотя я стоял на возвышении у ворот.

Меня больше всего бесило то, что гонца этого впустили внутрь. Вот как так?

– Великий князь Игорь велит открыть ворота Переяславца, – сказал он. – Он пришел взять свое. Ты, Антон, должен покориться. Такова воля Великого князя Руси.

Слова упали, как камни в воду, и толпа загудела.

Я стиснул зубы, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Покориться? Открыть ворота? После всего, что я сделал – после Березовки, Совиного, после крови, что пролилась ради этих стен?

Я хмуро посмотрел на столпившийся народ. Впустили гонца. А если сам Игорь пришел бы? И его впустили бы? С Добрыней надо поговорить на эту тему.

– Скажи своему князю, что подумаю, – выдавил я, махнув рукой, чтобы его прогнали.

Гонец усмехнулся, коротко, презрительно, и ушел.

Толпа взорвалась.

– Князь Антон нас защитит! – крикнул кто-то и я узнал голос Алеши.

Но тут же раздалось другое:

– С Великим князем не поспоришь! – это был какой-то купец, его толстое лицо блестело от пота.

Люди переглядывались, шептались, спорили.

Веслава вышла вперед, ее волосы растрепались от ветра, и она крикнула:

– Тише! Князь Антон нас не бросит! Он и не из таких передряг нас спасал.

Ее голос разнесся над площадью, и шум немного утих, но это ненадолго.

Я повернулся к Добрыне, который только что подошел.

– Собери совет, – тихо сказал я. – В терем. Сейчас.

Он кивнул и ушел, а я остался, глядя на людей. Они смотрели на меня. Что делать? Открыть ворота Игорю – значит сдаться, потерять все. Отказаться – значит война, а с печенегами на востоке и варягами на севере шансов мало. И Куря этот. Отдать катапульту? И наделать еще больше? А кто даст гарантии того, что печенег сдержит слово и уйдет?

Я поднялся в терем, шаги мои гулко отдавались в пустых, холодных коридорах, как эхо из далекого прошлого, напоминая о том, как многое изменилось за последние дни. В горнице уже ждали – Добрыня, Ратибор, Илья, Веслава, Милава и Искра. Их лица были напряжены, глаза блестели в свете тусклых свечей. Алеша и Степа вошли следом, оба хмурые, с тяжелыми взглядами, будто несли на плечах тяжелый груз.

– Игорь требует город, – сказал я, садясь у стола. – Гонец ушел. Народ внизу в волнуется.

Веслава хмуро рыкнула, ее голос прозвучал как гром среди тишины.

– Пусть попробует взять! – вырвалось у нее.

Ратибор кивнул, его лицо оставалось непроницаемым.

– А печенеги? Если Игорь нападет, Куря ударит сзади, – произнес Добрыня, его голос звучал как предостережение. – Люди боятся. Они не знают, кому верить.

Я молчал. Да, люди боятся.

А Вежа что мне скажет?

«Вежа? Ты чем порадуешь?» – мысленно обратился я к ней, ожидая ответа, который пришел в виде холодного расчета.

Вежа мигнула перед глазами, ее голос звучал четко и безэмоционально:

'Вариант 1: открыть ворота – минус 10 000 очков влияния.

Вариант 2: готовить оборону – минус 5 000 очков влияния'.

Я фыркнул про себя. Открыть ворота? Никогда. Но и оборона… С двумя врагами сразу? Я посмотрел в окно, где тьма уже сгущалась, поглощая последние лучи заката. Купцы подошли ближе к стенам, их голоса доносились снизу, смешиваясь с шумом толпы.

– Что делать, Антон? – тихо спросила Веслава, ее голос был едва слышен.

Я покачал головой, чувствуя, как тяжесть решения давит на меня.

– Думать, – невесело буркнул я, – идей ни у кого нет?

Мои советники переглянулись, и в их взглядах прослеживалась растерянность. Да уж. Мозговой штурм не удался.

– Тогда, – я развел руками, чувствуя, как усталость накрывает меня, – все свободны. Только, – я остановил Добрыню, – проведи работу с тем, кто гонца внутрь стен впустил, Добрыня. Пусть подумает хорошо над тем, что совершил.

Добрыня кивнул.

Я остался один в тереме, у окна, глядя на темный Переяславец. Город шумел. Гонец Игоря ушел меньше часа назад, оставив за собой ультиматум, который висел надо мной, как топор палача: «Открой ворота или проиграешь все». С востока печенеги Кури ждали моего ответа про катапульту, а с запада, за рекой, дымились костры Великого князя. И где-то там, на севере, варяги Сфендослава уже гребли вниз по реке, их ладьи разрезали воду. Я чувствовал себя зверем в капкане, и каждый путь, что я видел перед собой, вел к новой ловушке.

В горнице было тихо, только треск свечей нарушал тишину. Советники мои попали в ситуацию, которая им не по плечу. Решать должен был я. Один. Я сжал подлокотники кресла, чувствуя, как дерево впивается в ладони.

Куря хочет катапульту – мой единственный козырь, то, что теперь держит его орду на расстоянии. Отдать ее – значит остаться без зубов перед остальными врагами. Но если он уйдет, я смогу бросить все силы против Игоря. Или нет? Что, если хан лжет, и как только я отдам оружие, он ударит моим же оружием?

А Игорь? Великий князь не станет ждать. Он не торгуется, как Куря, – он берет. Его войско на западном берегу – сотни воинов, знамена с черным вороном, который, казалось, уже кружит над моей головой. Открыть ему ворота – значит сдаться и потерять Переяславец, Березовку, все, что я строил кровью и потом. Отказаться – значит война, и не одна, а сразу три: с печенегами, с Игорем, с варягами. Я вспомнил лица людей внизу, женщин, дружинников. Я обещал их защитить. Но как?

Я закрыл глаза, чувствуя, как тьма сгущается не только за окном, но и внутри меня. Каждый шаг, каждое решение – это риск, цена, которую я не могу позволить себе заплатить. Но и бездействие – это тоже выбор, и он может стоить еще дороже.

– Вежа, – прошептал я, – что ты посоветуешь?

Но ответа не последовало. Только тишина.

Я сидел в тереме, уставившись в темноту за окном, когда дверь тихо скрипнула. Я обернулся и увидел Искру – дочь волхва. Она вошла бесшумно, ее длинные волосы, заплетенные в косу, слегка растрепались.

– Антон, – произнесла она тихо, но так, что ее голос заполнил всю комнату. – Я знаю, что ты ищешь выход. И он есть.

Я приподнял бровь.

– Говори, – коротко бросил я, не отрывая от нее взгляда.

Она подошла ближе, ее шаги были легкими, почти невесомыми. Она остановилась у стола, положила ладони на его поверхность и наклонилась ко мне, словно собираясь поделиться тайной, которую нельзя произносить вслух.

Она подошла ближе. Каждый ее шаг был словно частью какого-то ритуала, и я невольно замер, чувствуя, как атмосфера в комнате меняется. Она остановилась у стола, положила ладони на его поверхность, и в этот момент я заметил, как ее пальцы слегка дрожат. Она наклонилась ко мне, и ее лицо оказалось так близко, что я мог разглядеть каждую черточку, каждую морщинку, которая обычно скрывалась в тени. Ее дыхание было теплым, но в нем чувствовалась какая-то странная прохлада, как будто она принесла с собой дыхание самого ветра.

Она действовала на меня возбуждающе.

– Есть путь, – прошептала она. – Но он не для всех.

Я смотрел на нее. Что она задумала? Что за путь она предлагает? И главное – смогу ли я довериться ей до конца?

Но в ее глазах читалась такая уверенность, что я не мог просто отмахнуться.

– Что ты предлагаешь?

Она улыбнулась.

Глава 22

Я смотрел на Искру, не отрывая глаз. Ее слова повисли в воздухе. Она стояла у стола, склонившись ко мне, и в тусклом свете свечей ее лицо казалось высеченным из камня – острые скулы, горящие глаза, тонкая складка между бровей. От нее веяло чем-то диким, почти звериным, и это будоражило.

– Есть путь, – повторила она, понизив голос до шепота, словно боялась, что стены терема подслушают. – Но он не для всех.

Я прищурился.

– Говори, – бросил я, с неподдельным любопытством.

Она выпрямилась, но не отошла. Ее пальцы скользнули по краю стола, словно она чертила невидимую линию, и я невольно проследил за этим движением. Потом она медленно заговорила, будто каждое слово было частью какого-то заклинания.

– Есть старое капище в дубраве, вверх по реке, – начала она. – Там боги еще слушают. Мы можем призвать их. Покровителей. Тех, кто даст силу одолеть врагов. Но это надо сделать ночью. Выйти за город, пройти к реке и провести ритуал. Сегодня.

Я замер, уставившись на нее. Ритуал? Боги? Это что, серьезно? В голове мелькнула мысль, что она меня разыгрывает. Искра, дочь волхва, конечно могла придумать такую чушь, чтобы потешить себя. Я чуть не фыркнул, но сдержался, глядя в ее глаза. Там не было ни тени насмешки. Она говорила так, словно это было так же реально, как катапульта, которая сожгла пятнадцать печенегов утром.

А что, если это не шутка и не бред? Что, если это ее способ заманить меня? Я вспомнил, как она смотрела на меня раньше – не раз и не два, с каким-то непонятным блеском в глазах, который я списывал на ее волховскую натуру. Может, это ее игра? Вытащить меня ночью за город, в дубраву, под предлогом ритуала, а там… Хм…

Кровь быстрее побежала по жилам, и уголки губ сами дернулись вверх. Ну, если так, то я не против сыграть. Давно я не был с женщиной, а Искра – красивая, не поспоришь. Высокая, стройная, с шелковистыми волосами, падающими на плечи и взглядом, от которого мурашки по коже. Если она хочет провернуть что-то такое, я ей подыграю. А если нет – ну, хоть отвлекусь от всей этой проклятой каши с Игорем и печенегами.

– Ночью? – переспросил я, стараясь не выдать ухмылку. – За город? К дубраве?

Она кивнула с серьезным выражением лица.

– Да. Надо выйти через лаз у моста, вверх по течению. Там, где дубы старые стоят, есть капище. Боги услышат.

Я чуть не прыснул со смеху. Капище, боги. Она так старательно выговаривала каждое слово, будто читала по свитку. Но я сдержался, кивнул, изображая задумчивость. Ладно, Искра, посмотрим, что ты задумала. Если это ритуал для двоих под дубами – я только за. Если же она вправду верит в эту чепуху – ну, будет повод посмеяться позже, когда вернемся. Да и хорошая она как человек даже. Вон как Веславу старалась спасти от Кури. Да, у нее были свои мотивы, но ведь пошла на риск, выбралась одна из осажденного города и добралась же до кочевников.

– Хорошо, – сказал я, откидываясь назад. – Согласен. Ночью пойдем.

Она моргнула, явно не ожидая, что я так легко дам добро. Потом ее губы тронула легкая улыбка – не то победная, не то просто довольная.

– Тогда готовься, княже, – тихо сказала она и вышла, оставив за собой шлейф какого-то приятного цветочного запаха.

Я остался один, глядя в темноту за окном. Переяславец шумел – голоса горожан, топот дружинников, скрип телег. А я сидел и думал. Если это ее уловка, то ночь обещает быть интересной. Давно мне не выпадало такого шанса – просто взять и забыть про все: про Курю с его наглой ухмылкой, про Игоря, про варягов, что, может, уже режут веслами воду где-то там, на севере. Искра развеет мои мысли. Накопилось всего столько. А если она серьезно про богов – ну, хоть разомнусь, пройдусь, проветрю голову.

Правда, мелькнула мысль: а не проверить ли эту дубраву? Я даже подумал позвать Веславу – она бы мигом разобралась, что к чему. Но тут же одернул себя. Паранойя, Антон, чистой воды паранойя. Если каждый шаг подозревать, я скоро сам себя в темницу посажу. И вот будет отвратно, когда Искра решит воспользоваться нашим уединением. Нет уж, свидетели такого действа, а тем более в лице Веславы, мне не нужны.

Ночь опустилась на Переяславец быстро, как всегда в это время года. Луна висела низко, почти касаясь верхушек деревьев за рекой, и ее блеклый свет ложился на стены города пятнами. Я накинул плащ, подхватил топор на всякий случай, – и спустился из терема. У выхода меня перехватил Ратибор. Он заходил в терем и смотрел на меня с легким прищуром.

– Куда это ты, княже? – хрипло спросил он, кивнув на мой плащ. – Ночью, да один?

Я ухмыльнулся и подмигнул ему.

– Не один. С Искрой. Дела у нас, – бросил я небрежно, стараясь не рассмеяться от его удивленного взгляда.

Ратибор хмыкнул, понимающе кивнул и отступил в сторону.

– Ну, смотри, княже. Береги себя, – сказал он, с легкой смешинкой.

Я махнул рукой и пошел дальше. Искра ждала меня у конюшни. Девушка была закутана в темный плащ. Она молча кивнула мне, указав в сторону ворот. Мы двинулись к лазу у моста – узкому проходу в стене, который вел к реке. Стражники у ворот даже не обернулись: то ли не заметили, то ли привыкли, что я иногда ухожу так, без шума. Нужно будет им потом задрать трепку. Совсем распустились. То гонцов Игоря впускают, то за лазом не следят. Не дело так нести караульную службу.

Лаз был тесным, пришлось пригнуться, но мы быстро выбрались на другой стороне. Холодный ветер ударил в лицо, неся с собой запах реки. Река текла рядом, тихо журча, и ее поверхность отражала луну, дробя свет на мелкие осколки. Искра пошла вперед, не оглядываясь. Я двинулся за ней. Сердце бьется чуть быстрее обычного, от предвкушения.

Мы шли вдоль берега, вверх по течению. Трава шуршала под ногами, где-то вдали ухала сова, а ветер гудел в ветвях. Искра шагала уверенно, будто знала каждый камень на этом пути. Я смотрел на ее силуэт впереди – стройный, гибкий, – мысли мои снова завертелись вокруг того, что может ждать меня в этой дубраве. Ритуал? Чушь собачья. Скорее всего, она просто хочет уединиться. И я был не против. Напряжение последних дней давило на меня и эта ночь с Искрой казалась подарком судьбы. Хоть на пару часов забыть про все.

Мы шли минут двадцать, пока берег не начал подниматься, а деревья не сгустились в темную стену. Дубрава. Старые дубы стояли, как стражи, их ветви сплетались над головой, закрывая небо. Искра остановилась и повернулась ко мне.

– Здесь, – тихо сказала она, указав на едва заметную тропку, что вела вглубь.

Я кивнул, сдерживая улыбку. Ну вот, приехали. Капище? Посмотрим, что ты задумала, Искра. Я шагнул за ней. Земля под ногами становится мягче, укрытая мхом и опавшими листьями. Впереди, между деревьев, мелькнул слабый свет – то ли отблеск луны, то ли что-то еще. Сердце стукнуло сильнее, но я только шире ухмыльнулся про себя. Если это ее игра, то она чертовски хороша в этом.

Мы вышли на небольшую поляну. В центре стоял грубый каменный алтарь, поросший мхом, а вокруг него – кольцо из старых дубов. Луна светила прямо сверху. Искра подошла к алтарю, сбросила капюшон и повернулась ко мне. Ее волосы рассыпались по плечам, и в этот момент она казалась не просто красивой – она была как из другого мира, будто и вправду дочь какого-то древнего бога.

– Надо начать, – сказала она дрожащим голосом– то ли от волнения, то ли от холода.

Я смотрел на нее. Внутри разгорается жар. Начать? Ну, давай, Искра. Я шагнул ближе, готовый подыгрывать. Если это ночь для нас двоих – я возьму от нее все, что смогу. А если она всерьез верит в эту ерунду – что ж, хоть посмеюсь от души.

Искра шагнула к алтарю. Я замер, наблюдая за ней.

Я ждал, что она сейчас улыбнется, скинет этот свой серьезный вид и подойдет ко мне, как я себе нарисовал в голове. Но она нагнулась к земле, подобрала несколько сухих веток и сложила их у подножия алтаря. Потом вытащила из-под плаща какой-то узелок, развязала его и достала пучок трав, каменный нож с грубой рукоятью и маленькую глиняную чашу.

Я нахмурился. Это что, правда ритуал? Разочарование кольнуло где-то в груди. Значит, никакой игры, никакого уединения под дубами – она всерьез собралась призывать богов? Я чуть не хмыкнул вслух, но сдержался, глядя, как она раскладывает ветки в круг, будто выстраивает невидимую границу. Ладно, посмотрим, что ты тут затеяла, Искра. Может, это просто прелюдия, и она еще удивит меня.

Она зажгла огонь – не сразу, пришлось повозиться с кремнем, высекая искры., Маленькое, трескучее Пламя занялось. Тонкий и едкий дым потянулся вверх. Искра бросила в огонь травы из своего узелка – я уловил запах полыни и чего-то терпкого. Дым стал гуще, закрутился спиралями. Девушка начала тихо напевать что-то низким голосом, почти рычащим. Слова были старые, непонятные – то ли древний язык, то ли просто бормотание. Она подняла руки к небу, и плащ соскользнул с ее плеч, обнажив тонкие запястья, белеющие в лунном свете.

Я присел на кучу соломы у края поляны, скрестив руки. Откуда здесь солома? Она сама все это подготовила?

Это уже интереснее. Я вспомнил, как старухи в Березовке шептались про старые обряды, про то, как в древности люди просили у богов дождя или победы. Может, Искра и вправду знает что-то из тех времен? Она ведь дочь волхва, а Огнеяр, говорят, был не из простых. Но все равно – в голове крутилось, что это чушь. Боги, если они и есть, вряд ли слушают девчонку с травами посреди дубравы. Хотя зрелище было занятное.

Искра взяла нож и надрезала ветку – тонкую, с еще зелеными листьями. Темная капля смолы выступила на срезе, и она капнула ее в чашу, смешав с щепоткой земли, которую подобрала у алтаря. Потом встала на колени перед огнем, подняла чашу над головой и запела громче. Голос ее дрожал, но был сильным, проникающим, будто она звала кого-то из-под земли. Я уловил что-то про Перуна, про гром и молнию, про силу, что срубает врагов. Потом она перешла на шепот, и я разобрал имя Велеса. Она просила защиты, силы, хитрости. Дым от трав становился все гуще, заволакивая поляну, и я почувствовал, как голова слегка кружится. Запах был дурманящий, острый, он лез в ноздри, обостряя все вокруг – шорох листьев, треск огня, блеск глаз Искры.

Бред какой-то. Я думал, что она лекарка. Но, видимо, папа-волхв на нее хорошо повлиял.

Она поднялась, держа чашу в руках, и шагнула ко мне. Я сидел, глядя на нее снизу вверх, и тут она наклонилась – так близко, что я почувствовал тепло ее дыхания на своем лице. Ее волосы упали вперед, почти касаясь меня, а вырез рубахи – простой, домотканой, но оттого еще более манящей – оказался прямо перед глазами. Глубокий, открытый, с молочной кожей. Она бормотала что-то, неразборчиво, но ритмично, как заклинание. Ее голос дрожал, смешиваясь с треском веток в костре. Я смотрел на нее, и внутри все перевернулось. Дым, травы, ее близость – это било в голову сильнее, чем я ожидал. Кровь застучала в висках. Я больше не могу просто сидеть и смотреть.

Она была так близко, что я чувствовал запах ее кожи – травяной, чуть солоноватый, смешанный с дымом. Ее губы шевелились, произнося слова, которых я уже не разбирал, а я смотрел на них, на их мягкие очертания, и что-то внутри лопнуло. Я не сдержался. Рука сама поднялась, ухватила ее за талию, и я резко притянул ее к себе. Она ахнула, но я уже впился в ее губы жадным, горячим поцелуем. Ее вкус был одуряющим. И я потерял голову, чувствуя, как она на миг замерла в моих руках.

Искра не ожидала этого. Я понял по тому, как ее тело напряглось, как она дернулась, будто хотела вырваться. Но потом, на одно короткое мгновение, она поддалась. Ее губы дрогнули, ответили, и я почувствовал, как она прижалась ко мне чуть сильнее, как ее руки коснулись моих плеч. Это было как короткая и яркая обжигающая вспышка. Но тут же она опомнилась. Резко оттолкнулась, вырвалась из моих рук и отскочила назад, чуть не споткнувшись о ветки у алтаря. Огонь качнулся от ее движения, бросив тени на ее удивленное, растерянное лицо с горящими щеками.

Я откинулся на солому. Дыхание сбилось, сердце колотилось, но я был доволен. Чертовски доволен. Ее глаза метали искры – не те, что от костра, а настоящие, злые и смущенные одновременно. Она стояла, глядя на меня. Она пытается собраться, вернуть себе тот строгий вид, с которым начала этот свой ритуал. Но поздно, Искра. Я уже почувствовал твой оклик и ты это знаешь.

– Ты… – ее голос сорвался и она замолчала, стиснув кулаки.

– Что? – невинно спросил я, чуть улыбаясь. – Ты же сама сказала, что ритуал нужен. Вот я и помог.

Она фыркнула, отвернулась к огню и начала что-то быстро бормотать, будто хотела поскорее закончить то, что начала. Я смотрел на нее. Дым все еще кружит голову, а вкус ее губ остается на моих. Разочарование от того, что никакого уединения не вышло, ушло куда-то далеко. Это было лучше. Она хотела богов? Ну, пусть теперь разбирается с тем, что почуствовала.

Искра снова подняла чашу, но руки ее дрожали, и я заметил, как она бросает на меня короткие взгляды – то ли проверяет, то ли боится, что я опять что-то выкину. Огонь трещал и она продолжила свой напев, но уже не так уверенно. Я сидел, глядя на нее, и думал, что ночь все-таки удалась. Пусть не так, как я планировал, но удалась. Боги, если они и правда слушают, наверное, сейчас смеются вместе со мной.

Она закончила ритуал, бросив в огонь остатки трав и плеснув в него что-то из чаши. Пламя вспыхнуло ярче, осветив поляну, и Искра повернулась ко мне. Ее лицо было строгим, но в глазах мелькало что-то еще – не то смущение, не то злость.

– Все, – коротко сказала она. – Теперь жди. Они услышат.

Я кивнул, все еще улыбаясь. Ждать так ждать.

Искра стояла передо мной. Луна освещала ее лицо. Она странно смотрит – не так, как раньше, когда ее глаза горели уверенностью или смущением после моего поцелуя. Теперь в них мелькало что-то другое, почти жалобное. Неужели обида за невинный поцелуй? Она опустила чашу, руки ее дрожали. Она кусает губы – те что я только что целовал. Дыхание прерывистое, резкое, будто она задыхалась от чего-то внутри. Она бросала на меня короткие взгляды, но тут же отводила глаза, боялась встретиться со мной взглядом надолго.

Я открыл рот, чтобы спросить, что за чертовщина с ней творится, но не успел. Тени вокруг поляны шевельнулись – не те, что от дубов, а живые, быстрые. Шаги. Треск веток.

Сначала я подумал, что ее боги и в самом деле решили пожаловать. Мистика, да и только. Я вскочил на ноги, хватая топор. Я крикнул, не оборачиваясь:

– Искра, за спину! Быстро!

Но она не двинулась ко мне. Я бросил взгляд через плечо. Она стояла, глядя на меня, ка-то очень странно. Она грустно покачала головой, сделала в сторону, потом еще один. Я замер, не понимая. А потом появились враги.