Текст книги "Русь. Строительство империи 3 (СИ)"

Автор книги: Виктор Гросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

– И вы думали, что я прощу вас потом? – спрашиваю я, когда они замолкают. – За то, что спрячусь? И буду ждать, пока вы разберетесь с моими врагами?

Милава со Степой переглядываются. Об этом они, кажется, не подумали. Я готов был их прибить. Ну как можно было придумать такую глупость?

– Мы надеялись, что ты поймешь, – неуверенно говорит Милава.

– Что я должен понять? Что вы… считаете меня трусом? Слабаком? Что вы… решаете за меня, как мне жить и как мне умирать?

Я замолкаю.

– Вы предали меня, – говорю я, наконец, с трудом подбирая слова. – Вы предали мое доверие. И я не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить вас.

Милава и Степа молчат, опустив головы. Они понимают, что я прав. Кажется до них дошло, что они перешли дозволенную черту.

Искра, стоявшая до этого в стороне, подходит ближе.

– Князь, – говорит девушка. – Они правда не хотели тебе зла. Они просто боялись за тебя.

Я смотрю на неё изогнув бровь.

– А ты? Ты тоже боялась за меня?

Искра молчит. Она не знает, что ответить.

Я усмехаюсь.

– Я так и думал.

Я отворачиваюсь от них, не в силах больше на них смотреть.

– Убирайтесь, – хриплю говорю я, – убирайтесь из моих глаз. Не хочу вас видеть.

Милава и Степан переглядываются. Они смертельно напуганы. Я вижу это по их лицам, по дрожащим рукам. Но уходить не спешат.

– Княже… – начинает Милава, но я прерываю её жестом.

– Я сказал – убирайтесь! – холодным голосом произношу я. – Или мне позвать стражу?

Вот теперь они двигаются. Медленно, пятясь к двери, словно боятся повернуться ко мне спиной. Искра – та вообще как тень, скользит следом, стараясь не попадаться мне на глаза.

Дверь за ними закрывается. Я остаюсь один.

Один. В своей постели. В своем тереме. Который едва не стал моей гробницей. По милости моих же… друзей.

Я закрываю лицо руками. Дышу глубоко, пытаясь успокоиться. Гнев отступает.

В голове – каша. Обрывки мыслей, вопросов… Как они могли? Зачем? Неужели они действительно думали, что это сработает? Что я вот так просто исчезну?

Я сажусь на постели, свешиваю ноги. Слабость еще не прошла, но я уже могу стоять. Могу думать. Вежа починила мое тело, это ощущалось.

Я подхожу к окну. Смотрю на ночной город. Темно. Тихо. Только где-то вдалеке лают собаки.

Я начинаю прокручивать в голове все события. Они ведь не просто так это затеяли. Не из трусости. И не из злого умысла. Они наверное действительно боялись за меня. Боялись, что меня убьют.

А Искра? Вот тут сложнее. Её я знаю меньше. И мотивы её не так очевидны. Но и она вряд ли желала мне смерти.

Я снова ложусь. Пытаюсь собрать мысли в кучу.

Они хотели инсценировать мою смерть. Какой-то склад… пожар… кукла…

И тут меня осеняет.

А ведь это идея.

Пусть думают, что я мертв. Пусть ищут убийц. Пусть грызутся между собой. А я понаблюдаю. Посмотрю, кто друг, а кто враг. Кто верен, а кто готов предать при первой же возможности.

Я усмехаюсь. Жестоко? Возможно. Но справедливо.

Я встаю. Подхожу к столу, где Милава оставила флакон со снотворным. Беру его в руки, рассматриваю.

Нет. Это мне не понадобится. Я и так прекрасно выспался. Благодаря Веже.

Нужно уйти из терема. Незаметно. Чтобы никто не знал, что я жив. Кроме Милавы, Степана и Искры. Им придется довериться. Дам им второй шанс.

Но сначала нужно с ними поговорить. Объяснить что я задумал. И простить.

Да, простить. Как бы тяжело это ни было. Потому что я понимаю их.

И в глубине души я благодарен им за заботу. Ну, где-то очень глубоко.

Я слышу шаги за дверью. Кто-то возвращается.

Стучат. Тихо, неуверенно.

– Войдите, – говорю я.

Дверь открывается. На пороге – Милава. Одна.

Она смотрит на меня испуганно, виновато. Глаза красные, заплаканные.

– Княже… – начинает она, но я прерываю её.

– Позови Степана, – говорю я. – И Искру. Нужно поговорить.'

Девушка кивает и исчезает за дверью.

Я жду. Нервно расхаживаю по комнате. В голове – вихрь мыслей. Нужно все продумать. Каждую деталь. Каждое слово.

Через несколько минут они возвращаются. Все трое.

Милава и Степан – понурые, виноватые. Искра – напряженная, настороженная.

– Садитесь, – говорю я, указывая на скамью.

Они садятся. Молчат. Ждут.

Я смотрю на них. Ох, ребятки, придется вам поработать. Я бы сказал – отработать мое прощение за своеволие. А классная ведь идея в целом.

Глава 5

– Я выслушал вас, – заявил я, смотря на Степу. – И понял, почему вы это сделали.

Они подняли на меня глаза. Я ухмыльнулся.

– Я понимаю. Вы боялись за меня. Вы хотели как лучше. Получилось правда не очень.

Милава всхлипнула, не сдержав эмоций. Степа шумно и облегченно выдохнул, словно с его плеч свалился неподъемный груз. Искра же чуть расслабилась, уголки её губ дрогнули в подобии улыбки.

– Но… – я повысил голос, возвращая им ощущение серьезности момента. – Но вы поступили неправильно. Очень неправильно. Вы не должны решать за меня. Вы не имеете права решать что и как мне делать! Вы должны были посоветоваться со мной, прежде чем действовать!

Они молчали, опустив головы, словно провинившиеся дети. Вина давила на них, и это было видно.

– Я – князь. И только мне ведомо какой будет мой путь в этом мире, – произнес я, наконец, после долгой паузы, заполненной лишь тихим потрескиванием лучины. – Я прощаю вас, потому что вижу ваше раскаяние. Но больше такого не должно повториться. Никогда. Запомните это – никогда!

– Мы… мы клянемся, князь, – срывающимся голосом проговорила Милава, в ее глазах блестели слезы. – Мы больше никогда… никогда не поступим так!

– Хорошо, – прервал я её, кивнув. – Хорошо. Раз уж вы затеяли эту историю, стоит ею воспользоваться. Теперь слушайте меня внимательно. Очень внимательно.

Я подошел к окну, за которым расстилалась темная ночь, и, обернувшись к ним, изложил свой план. Голос мой звучал уверенно, в нем не было и тени сомнения.

Милава, Степан и Искра слушали меня, затаив дыхание, боясь пропустить хоть слово.

– Вы согласны? Готовы ли вы пойти на это? – спросил я, вглядываясь в их лица.

Они переглянулись, и, не сговариваясь, одновременно кивнули.

– Тогда действуйте, – решительно произнес я. – Придумайте что-нибудь правдоподобное.

Я усмехнулся, не в силах сдержать иронии. Но, кажется, они поняли, что я не шучу.

– Мы сделаем все, княже, – взволнованно проговорила Милава. – Все, что в наших силах. Мы не подведем тебя.

– Я знаю, – ответил я, кивнув.

Переяславец, словно потревоженный пчелиный улей, загудел, заволновался, наполнился беспокойным ропотом. Траур. Город погрузился в скорбь. Официально я – мертвец. Скончался. Подробностей пока не сообщают. Но, зная изобретательность Милавы и находчивость Степана, уверен, они сочинили что-нибудь достаточно правдоподобное, чтобы не вызывать лишних вопросов, подозрений и пересудов.

Мне остается только наблюдать. Скрываюсь, меняю личины, стараясь не попадаться на глаза. Пока, тьфу-тьфу-тьфу, получается. Переяславец – город большой, шумный, многолюдный. Затеряться в толпе несложно, особенно если тебя считают усопшим, бесплотным духом, витающим где-то между мирами.

Интересно, крайне интересно, что же сейчас делают мои верные… и, увы, не очень верные… товарищи, соратники, приближенные. Как они переживают мою «безвременную кончину»? Что предпринимают?

Я затаился в небольшой убогой комнатушке, которую любезно предоставил мне Степан. Она находится в доме одного из его старых знакомых отца, неприметного ремесленника, живущего на самой окраине Переяславца, вдали от княжеского терема и суеты центральных улиц. Тесно, неуютно, пахнет сыростью, но зато безопасно. Окна выходят на глухой, заросший бурьяном пустырь, так что случайный прохожий меня не заметит. Да и выгляжу я не как князь. Лицо уже заросло, я отпустил бородку. На улицу выхожу только в капюшоне. А отсюда, из своего тайного убежища, я могу следить за происходящим в городе.

Милава, Степан и Искра, как мы и договаривались, действовали оперативно, распустив по городу слух о моей «скоропостижной смерти». Тут Искре поверили – она же занималась лекарским делом. Позднее поползли слухи, якобы я скончался от внезапной, неизлечимой болезни. Сразила меня хворь неведомая, заморская, против которой бессильны оказались и лучшие лекари, и самые сильные заговоры. Никакого пожара, никакого героического сопротивления врагам – просто тихо угас, как свеча на ветру, словно и не было славного князя Антона, покорителя Совиного и Переяславца. Жалкое, унизительное зрелище, но именно такого эффекта я и добивался. Мне нужно было, чтобы меня считали слабым, ничтожным, недостойным даже упоминания. Чтобы мое «тело» не опознали, объявили, что оно заразно. Правда это не остановило Веславу, ее только Добрыня перехватил, на разрешая броситься к телу и взглянуть на него. Как рассказывал Степа, только она не поверила, все хотела взглянуть трупу в лицо.

Первые дни после объявления о моей «кончине» – сплошной, непрекращающийся траур. Люди, даже самые болтливые и любопытные, шепчутся по углам, украдкой, рассказывая о странной смерти князя. Даже те, кто меня недолюбливал, кажется, приуныли, сникли. Власть – штука такая, двойственная, противоречивая: пока она есть, пока она сильна, её ругают, клянут на чем свет стоит, а как только её не станет, как только она исчезнет, сразу становится как-то тревожно. Вакуум власти – страшная вещь.

Но я жду другого. Я жду не скорби и причитаний. Я жду, когда начнется движение. Когда пробудятся скрытые силы, когда обнажатся истинные намерения. Когда те, кто был верен мне, кто присягал мне на верность, начнут искать виновных в моей «смерти». А те, кто мечтал о моей гибели, кто тайно желал мне зла, начнут делить мою «наследство», власть.

И вот – началось. Свершилось то, чего я так ждал.

Сначала – тихо, почти незаметно. Робкие расспросы, недоверчивые взгляды, подозрительные перешептывания. А потом словно плотину прорвало. Будто вулкан, дремавший долгие годы, внезапно пробудился и изверг из своего жерла потоки лавы, пепла и огня.

Я слушаю доклады Степы и девушек. Картина, которую они передают – очень интересна. Добрыня, Алеша, Ратибор и Веслава – вот кто возглавил стихийное «расследование». Вот кто стал движущей силой, локомотивом, тянущщим за собой остальных. Они рыщут по городу, вынюхивая, выискивая, выпытывая каждую мелочь, связанную с моей «смертью».

Они искренне верят, что меня убили. Что я стал жертвой заговора, подлого предательства. И они жаждут крови, покарать виновных.

Особенно Веслава. Эта неистовая фурия. Она одержима идеей найти и уничтожить моих «убийц». Она несколько часов расспрашивала Искру о том как и что случилось. Искра же сделала «предположение», что раны в последнем бою занесли грязь, либо оружие было отравлено. Веслава в ярости. Она не просто ищет виновных. Её ярость слепа.

Я узнаю от Степана, который, рискуя собственной жизнью, регулярно навещает меня, принося скудную, но жизненно важную информацию, свежие новости – бесценные крупицы сведений о том, что происходит в городе, за стенами моего добровольного заточения. Именно от Степы я узнаю, что Веслава лично, своими руками, взялась допрашивать стражу, всех тех, кто нес службу в тереме в ночь моей мнимой смерти.

Допросы эти, по словам Степана, ведутся с пристрастием, с пугающей, леденящей душу настойчивостью. Веслава не церемонится, не проявляет ни капли жалости, ни тени сострадания к допрашиваемым. Она не гнушается никакими методами, чтобы вырвать из них правду, или хотя бы намек на правду, хоть какую-то зацепку, которая могла бы пролить свет на обстоятельства моей «кончины».

Степан описывает это с ужасом в голосе, с нескрываемым отвращением. Он – мальчишка, хоть и храбрый, но еще не привыкший к таким реалиям. Он видит в действиях Веславы лишь бессмысленную, ничем не оправданную кровожадность. Но я понимаю её лучше. Я вижу то, чего не замечает Степан.

Веслава не стесняется применять пытки, это правда. Она использует весь арсенал доступных ей средств, от простых, грубых побоев до изощренных, хитроумных методов.

Она искренне верит, что меня убили. И эта её одержимость внушает мне уважение. И, пожалуй, даже благодарность. Она делает то, чего я сам хотел бы сделать – ищет правду.

Проходит несколько мучительно долгих дней. Время тянется медленно. Я, как узник в собственной тюрьме, заперт в четырех стенах, лишенный возможности действовать. Я получаю известия от Милавы и Степана.

И вот как гром среди ясного неба… плохие новости. Ужасающие новости.

Веслава напала на след. Её острый ум и звериное чутье привели к неожиданному, шокирующему выводу. Её подозрения пали на Милаву и Степана.

Я слушаю Степана, затаив дыхание, и кровь стынет в жилах.

Во дает, девка!

Веслава, видите ли, заметила, что они недостаточно горюют. Что они слишком спокойны, слишком сдержанны в проявлении своих эмоций. Что в их поведении что-то не так, что-то фальшиво, неестественно. Словно они играют роль, но играют не слишком убедительно.

Искра даже изобразила обиду и сидит в своем доме, не выходит. Степа решает больше не приходить так часто. Милаву же решено не выпускать из терема. Веслава же горит огнем. Кажется, она хочет избавиться от Милавы и Искры.

Но самое интересное то, что Добрыня, Алеша и Ратибор разделяют мнение Веславы. А это уже плохо.

Я все жду, когда объявятся пособники Игоря, Прохора с Митро. А тут такие страсти.

Мы договорились со Степаном о ежедневных встречах в условленном месте, в старой, заброшенной кузнице на окраине города. Туда он должен был приносить мне новости и, при необходимости, получать от меня указания. Степа говорит, что Веслава пригрозила казнить убийц. Это она сказала ему с явным намеком. Причем казнят публично. На главной площади Переяславца. Как предателей. Как убийц князя Антона. Жестокий, показательный урок для всех, кто посмеет пойти против установленного порядка, против воли тех, кто сейчас у власти.

Кажется моя «проверка» зашла слишком далеко. Наверное, надо будет завтра закрыть этот цирк.

Но ведь только все начинается. Первый отголосок – народ требует вече, чтобы избрать нового князя или позвать на княжение Рюриковичей.

Сегодня вечером – очередная встреча со Степой. Я жду. Жду с нарастающим беспокойством, с дурным предчувствием. И чем больше жду, тем больше думаюо том, что надо сейчас же заканчивать эту историю. Иначе одни мои соратники прибьют других. А врагов я так и не нашел.

Время тянется мучительно долго. Час назначенной встречи давно прошел, а Степана все нет. И нет вестей от Искры. Никто не приходит. Тишина.

И я понимаю, что случилось худшее. Веслава опередила меня. Она добралась до моих незадачливых «убийц».

Ночь. Темно. Холодно. Моросит весенний дождик. Пронизывающий ночной ветер пробирает до костей, заставляя ежиться. Я иду, почти бегу по пустынным, темным улицам Переяславца, стараясь не привлекать к себе внимания. На мне простая, грубая одежда, лицо скрыто глубоким капюшоном.

Я знаю, где держат Милаву, Искру и Степку. Скорее всего, в старой, мрачной городской темнице, расположенной глубоко под землей, под толстыми, неприступными стенами княжеского терема. Степа рассказывал, что Веслава оборудовала там допросную.

Я пробираюсь туда, крадучись. Промок до нитки. Ужасное ощущение.

Стража. Она есть, но её немного. Всего несколько человек, сонных, усталых, явно не ожидающих нападения. Я ловлю одного дружинника и ударом в солнечное сплетение, спасибо 3 рангу боевых навыков, вырубаю его.

– Извини, старик, – шепчу я молодому дружиннику в отключке, – но ты единственный, которого я не могу обойти.

Остальных я обхожу одного за другим, используя тени и узкие закоулки.

Вот и темница. Массивная, тяжелая дубовая дверь, окованная железом, словно насмехаясь, преграждает мне путь. Замки крепкие, надежные, способные выдержать натиск целой армии.

Но у меня есть неоспоримое преимущество. Вежа. Моя верная помощница, мой тайный союзник. Третий ранг «боевки» сопоставим с сильнейшими воинами мира. Как я понял, следующий ранг, четвертый, ставит навык на высший пьедестал. Правда там есть нюанс – нужно получить ранг «Легат», чтобы открылась возможность покупки 4 ранга. А «Легат» – это 672 000 очков влияния. Мне тут для «Эдила», это третий уровень в иерархии Вежи, нужно 84 000 «ов». А «Легат» – шестой в иерархии. Поэтому, придется выкруживаться как-нибудь.

Я толкаю дверь и она открывается. Даже так? Я думал придется ломать.

Вхожу внутрь. Сырость. Пронизывающий холод. Удушливый запах плесени, который витает в воздухе, пропитывает стены, въедается в кожу. Прикрыл дверь, отгораживаясь от дождя и ветра.

Я иду по узкому, темному коридору, освещаемому лишь тусклым светом факелов, укрепленных на стенах. Слышу приглушенные стоны, сдавленные крики. Это Веслава пытает моих людей?

Я ускоряюсь. Вот и пыточная. Та самая, где держат моих друзей. Милава, Искра и Степан. Они связаны. Девочки целые, а вот у Степы фингал под глазом наливается.

Веслава стоит над ними, возвышаясь, словно грозная статуя. В руках у неё тяжелая плеть, усеянная острыми металлическими шипами. Орудие пыток? Ломает морально? Надеюсь, она не использовала это орудие.

– Говорите! – голос Веславы срывается от напряжения. – Признавайтесь! Вы убили князя! Вы – предатели! Отвечайте, или я выбью из вас правду!

Молчат. Упрямо, гордо молчат. Только смотрят на неё с вызовом.

Чего молчат-то? Сказали бы уже. Или я их так напугал своей реакцией на их попытку моего «спасения-умерщвления»?

В углу я замечаю хмурых Добрыню, Алешу и Ратибора. Они, кажется, одобряют действия Веславы. Недовольны, но разделяют ее подозрения.

Ладно, пора заканчивать этот цирк.

Еще немного, еще одно мгновение и Веслава действительно начнет пытать.

Я выхожу из тени, делаю шаг вперед, в круг тусклого света, отбрасываемого факелом.

– Веслава, – говорю я.

Мой хриплый голос разносится по каменной комнате.

Веслава резко оборачивается. Смотрит на меня широко раскрытыми глазами, полными неверия.

– Княже? – шепчет девушка, едва слышно, боясь поверить своим глазам. – Это… это ты? Не может быть…

Ну да, явление народу.

– Да, – отвечаю я, с легкой улыбкой. – Это я, Веслава. Я жив.

Я медленно подхожу ближе. Снимаю капюшон, открывая лицо.

Веслава бросается в мои объятия. Плеть выпадает из её ослабевших рук.

– Князь! – кричит она, не в силах сдержать эмоций. – Ты жив! Ты жив! Слава богам!

Она плачет. Смеется. Может она тронулсь головушкой?

Добрыня, Алеша и Ратибор, которые стоят чуть поодаль, за её спиной, тоже в полном шоке. Они сбиты с толку.

– Веслава, – я отодвигаю девушку от себя. – И освободи их. Немедленно.

Я киваю в сторону Искры, Милавы и Степы.

Веслава, словно очнувшись от сна, бросается к ним, торопливо развязывает веревки, освобождая их от пут.

– Простите меня, – шепчет она, дрожащим голосом. – Простите… Я… я думала… я была уверена…

– Я знаю, – прерываю я её, мягко, но твердо. – Я все знаю, Веслава. Я понимаю тебя.

Я подхожу к Искре, Милаве и Степе, бережно обнимаю их, одного за другим.

– Вы молодцы. – Вы выдержали. Не сдались. Глупо конечно, можно было уже раскрыть все карты. Но молодцы.

Искра фыркает. Милава со Степой обнимаются.

Я поворачиваюсь к Добрыне, Алеше и Ратибору, стоящим в оцепенении.

– А вы… – говорю я, обращаясь к ним. – Вы тоже молодцы. Хотели отомстить за меня, за моего «убийцу». Жаль что своих собирались пытать, конечно. Хотя, они тоже хороши.

Первых подходит Ратибор. Он что-то бурчит про то, что духе предупреждали, что ты еще вернешься, но он не поверил. Ратибор Обнимает меня, радостно хлопая по спине. Потом это действие повторили Добрыня с Алешей.

Кажется, они разозлились за эту «шутку», иначе как объяснить их богатырские похлопывания, который чуть дух из меня не вышибли.

Алеша что-то буркнул про то, что князь де должен все же рассказать что здесь происходит. Добрыня, после «обнимашек», скрестил руки на груди, в ожидании пояснений.

М-да, придется все же поговорить с ребятами.

Я смотрю на них. На Милаву, Степана, Искру, Веславу, Добрыню, Алешу, Ратибора. На моих верных друзей, на мою преданную команду.

Они – моя опора. Моя сила. И я убедился в этом. Не думал, что обрету настолько верную комнаду.

Я смотрю на них, на их лица, озаренные светом факелов. Улыбаюсь широко и искренне.

– А теперь, – хмыкаю я. – А теперь, друзья мои, нам нужно многое обсудить. Очень многое.

Глава 6

Площадь перед княжеским теремом бурлила, как разворошенный муравейник. Переяславцы, собравшиеся на вече, шумели, галдели, выкрикивали свои требования, спорили, перебивая друг друга. Казалось, еще немного, и людской гомон перерастет в настоящую свару.

– Князя нам! – раздавался чей-то зычный голос, перекрывая общий шум. – Нового князя!

– Рюриковичей зовите! – вторил ему другой. – Игорь – Великий князь! Пусть посадника своего пришлет!

– Порядок нужен! – надрывался третий. – Без князя – беда!

Мы стояли немного в стороне, у самой кромки помоста, на который то один, то другой горожанин запрыгивал и вещал. Моя же компания старалась не привлекать к себе лишнего внимания. Я, скрытый под глубоким капюшоном, внимательно наблюдал за происходящим, вслушиваясь в людской гомон, пытаясь понять, куда ветер дует.

Мои спутники – Милава, Степан, Искра, Веслава, Добрыня, Алеша и Ратибор – держались рядом. На нас то и дело бросали любопытные, а порой и подозрительные взгляды. Еще бы, ведь они – ближний круг «покойного» князя Антона, те, кто был рядом с ним до самой его «кончины».

Я ожидал, что сейчас на сцену выйдут купцы, те самые, с которыми я некогда договорился о добыче золота. Тогда, помнится, они охотно согласились помочь мне стать князем Переяславца, прельстившись обещанием доли в золотом прииске. Я был уверен, что они захотят протолкнуть своего ставленника, своего человека, который будет блюсти их интересы, а заодно и решит вопрос подчинения Березовки. Но купцы молчали, словно воды в рот набрали. Видимо, они и впрямь считали мою «смерть» серьезной потерей для своих дел, крушением надежд на баснословные прибыли. Что же, тем лучше для меня.

Тем временем, на импровизированном помосте, сколоченном из досок и бочек, появился новый оратор. Невысокий, коренастый мужик, с густой, окладистой бородой. Одет он был просто, но добротно: льняная рубаха, кожаные штаны, крепкая кожаная обувь. На поясе висел широкий нож в богато украшенных ножнах.

– Люди Переяславца! – зычно прокричал он, взмахнув рукой, призывая к тишине. – Хватит шуметь! Послушайте меня!

Постепенно гомон стих, и все взгляды устремились на него.

– Я – Гордей, кожемяка! – представился он. – Многие из вас знают меня. Я честно тружусь, плачу дань, никого не обманываю.

Да, кожемяка – профессия уважаемая. Кожа – материал ценный, необходимый для изготовления одежды, обуви, доспехов, конской упряжи. Хороший кожемяка всегда в почете.

– И я, как и все вы, хочу порядка! – продолжал Гордей. – Хочу, чтобы в городе был сильный князь! Но где его взять? Рюриковичи далеко, да и не факт, что пришлют достойного. А среди нас… – он обвел взглядом толпу, – среди нас я не вижу того, кто мог бы взвалить на себя эту тяжкую ношу.

Толпа зашумела. Я же напрягся. Что-то мне не нравился этот Гордей. Слишком уж гладко он говорил, слишком уверенно держался.

– Но я знаю, где есть такой князь! – воскликнул он. – За рекой, в землях Венгерских, правит мудрый и сильный князь Такшонь! Он славится своей справедливостью, своей храбростью, своим умением управлять! Он – достойный муж, способный навести порядок и в наших землях!

В толпе пронесся ропот. Кто-то удивленно присвистнул, кто-то возмущенно загудел.

– Венгр? – недоверчиво переспросил кто-то. – Ты предлагаешь нам позвать на княжение венгра?

– Да! – твердо ответил Гордей. – Именно венгра! Князь Такшонь – наш сосед, он знает наши обычаи, он понимает наши нужды. Он не станет грабить нас, не станет притеснять нас. Он будет править справедливо!

– А не врешь ли ты, Гордей? – раздался чей-то недоверчивый голос. – Откуда тебе знать, каков он, этот Такшонь?

– А я бывал в том княжестве! – гордо ответил Гордей. – Я видел его своими глазами! И князя видал! Достойный князь, поверьте мне!

– Он – мадьяр! – прошептала Веслава мне на ухо, и в голосе ее прозвучала явная неприязнь. – Потому и тянет он нас к своим…

Я кивнул, соглашаясь с ней. Да, что-то в этом Гордее было чужое, инородное. И не только в его словах, но и в самом его облике, в манере держаться, в интонациях голоса. А как он ратовал за венгерского князя, настойчиво убеждая переяславцев в его достоинствах. Надо будет запомнить этого кожевника. Только венгерских лазутчиков мне не хватало.

А Гордей, между тем, продолжал свою речь, расписывая преимущества правления князя Такшоня. Он говорил о мире и процветании, о защите от врагов, о справедливом суде, о богатых дарах, которые венгерский князь якобы обещал переяславцам. И, надо сказать, его слова находили отклик в сердцах некоторых горожан. Он так гладко стелил, что даже я заслушался. Во дает, засранец.

– А что? Может, и правда, позвать венгра? – раздался чей-то неуверенный голос. – Хуже-то не будет…

– Да, уж лучше венгр, чем безвластие! – поддержал его другой.

В этот момент из толпы, до этого момента молчаливо наблюдавшей за происходящим, выступил один из купцов, с которыми я ранее договаривался о золотом прииске. Он был невысокого роста, плотный, с рыжеватой бородой и хитрыми, бегающими глазками. В том нашем собрании, где мы делил «акции» золотого прииска, я его не припомню, но при этом он был в компании тех торговцев сейчас.

– Полно вам! – воскликнул он, протискиваясь вперед. – Опять чужаков на княжий престол звать удумали⁈ – при этих словах я невольно нахмурился. Я и сам был здесь чужаком, пришлым человеком из другого времени.

Купец, заметив косые взгляды моих ближников, слегка смутился, но тут же продолжил, повысив голос:

– Неужели среди нас, переяславцев, нет достойных мужей? Неужто перевелись на Руси богатыри, способные править городом?

Мужик при этом, гордо выпятил грудь колесом и руки сложил на бока.

– А ты, случаем, не сам ли метишь на это место, купчина? – насмешливо спросил кто-то из толпы. – Больно уж речисто выступаешь!

Купец приосанился, еще больше выпятил грудь и, вскинув голову, ответил:

– А кабы так? Чем я не князь? Торговлю знаю, счет деньгам веду, людей не обижаю! Почему бы и нет?

Толпа разразилась хохотом.

– Купец, да князь⁈ – выкрикнул кто-то. – Это ж надо такое придумать!

– Да где это видано, чтобы торгаш княжеский венец носил! – вторил ему другой.

– Ишь чего захотел! – раздался третий голос. – Уйди отсель, скоморох!

Купец, сбитый с толку таким приемом, растерянно озирался, не зная, что ответить. Казалось, он был готов провалиться сквозь землю от стыда.

И тут из толпы вышел еще один купец. Высокий, статный, с сединой в волосах и бородой, он обладал какой-то особенной статью, внушающей уважение. Одним лишь движением руки, поднятой вверх, он заставил толпу замолчать. Люди, словно завороженные, устремили на него свои взгляды, ожидая, что он скажет. А этого я помню, он-то и был одним из тех, кто заключил со мной союз против Хакона.

Купец, которого звали Любослав, медленно обвел взглядом собравшихся. Его взгляд был уверенным таким. Тренировался, видать.

– Люди Переяславца, – заговорил он низким, бархатистым голосом, который разнесся по площади. – Почему вы забыли о тех, кто был рядом с князем Антоном? О тех, кто служил ему верой и правдой? Ведь среди них есть много достойных мужей, способных управлять городом.

Все взгляды невольно обратились в нашу сторону, к группе, где стоял я, скрытый под капюшоном, Милава, Степан, Искра, Веслава, Добрыня, Алеша и Ратибор.

– Да хотя бы взять Добрыню, – продолжил Любослав, указывая рукой на моего верного воеводу, бывшего десятником. – Разве он не достоин княжеского венца? Он храбр и силен. Он был правой рукой князя Антона, он знает все дела городские.

Добрыня, услышав свое имя, резко повернулся ко мне. На его лице читался испуг и ярость.

– Я его сейчас прибью! – прошипел он, сжимая кулак. – Этого… купчишку…

Я жестом остановил его.

– Стой, – тихо сказал я. – Не горячись.

Добрыня, с трудом сдерживая гнев, отвернулся, но я видел, как напряжены его плечи. У него даже желваки на скулах заходили ходуном.

Толпа, между тем, с интересом рассматривала Добрыню. Кто-то одобрительно кивал, кто-то сомневался, кто-то перешептывался.

– Добрыня… – задумчиво произнес кто-то. – А что? Он, пожалуй, и впрямь…

– Добрыня – муж достойный! – поддержал его другой.

Я видел, как богатырь, стоящий рядом со мной, смущается под пристальными взглядами толпы. Он был храбрым воином, верным другом, но князем? Это было для него слишком. Он не привык к такому вниманию, не привык к такой ответственности за судьбы других людей. Вот десяток, а то и сотню воинов ему доверить можно. Но город?

Ситуация развивалась совершенно непредсказуемой. Я, конечно, ожидал, что вече будет бурным, что появятся разные кандидатуры на княжеский престол, но чтобы вот так, сходу, предложили Добрыню – это было явно не в моих планах.

Мне было любопытно, как поведет себя мой верный дружинник. Ведь изначально весь этот спектакль с моей «смертью» затевался для того, чтобы выявить скрытых сторонников Великого князя Игоря. Я все ждал, когда же его люди начнут «мутить воду», предлагать своих кандидатов, расшатывать ситуацию в Переяславце. А тут такой неожиданный поворот.

Я вспомнил, как несколько месяцев назад этот самый Добрыня, сын Радомира, нынешнего старосты Березовки, и мечтать не мог о том, чтобы кто-то всерьез рассматривал его кандидатуру на княжеский престол. Простой деревенский парень, сильный, храбрый. И вот, пожалуйста – его предлагают в князья Переяславца!

Сильно же я изменил его жизнь. Вырвал его из привычного уклада, втянул в водоворот событий, сделал своим верным соратником. Я видел, как он растет, как мужает, как набирается опыта. А вот зазнается ли он? Не вскружит ему голову близость к власти?

Легкий укол совести царапнул сознание. Да, пожалуй, я заигрался со своими проверками. Сначала – инсценировка смерти, чтобы проверить реакцию приближенных. Теперь вот – неожиданное выдвижение Добрыни на княжеский престол. Не слишком ли я жесток со своими друзьями? Не слишком ли многого я от них требую?

Добрыня, тем временем, еще раз бросил на меня быстрый, полный негодования взгляд, а затем, нахмурившись, быстро вышел вперед и одним прыжком взлетел на помост. Он резко развернулся, смерив взглядом купца Любослава. Казалось, еще мгновение и Добрыня прибьет купца. Но Добрыня резко развернулся и встал лицом к народу.

Выглядел он внушительно. Высокий, могучий, с широкими плечами и мощной грудью, он возвышался над толпой, как былинный богатырь. Густые, русые волосы, перехваченные кожаным ремешком, падали на плечи. Волевой подбородок, прямой нос, пронзительный взгляд серых глаз – все в нем говорило о силе и уверенности. На нем была простая, но добротная одежда: льняная рубаха, подпоясанная широким кожаным поясом, порты из грубого сукна, крепкие поршни. За поясом – боевой топор. Никаких украшений, никакой роскоши – только то, что необходимо воину.