Текст книги "Русь. Строительство империи 3 (СИ)"

Автор книги: Виктор Гросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Из-за дубов вышли воины в темных плащах и с оружием в руках. Их было десятка два, может больше, и они двигались слаженно. Кольцо сужалось вокруг поляны, вокруг меня. Я стиснул топор. Кто они? Печенеги? Люди Игоря? Варяги? Я крутился на месте, пытаясь понять, откуда ждать удара, но они не спешили нападать – просто смыкали круг, отрезая пути.

– Искра! – рявкнул я снова, но она отступила еще дальше, к краю поляны.

Воины расступились перед ней, пропуская, и она прошла между ними, не оглядываясь. Она уходила. Она не пряталась за мной.

Кольцо сомкнулось. Я стоял окруженный этими молчаливыми тенями. Их лица были скрыты капюшонами. Искра остановилась за их спинами, у самого края дубравы, и наконец посмотрела на меня. Виноватый взгляд. Тот самый, что я заметил раньше, но не понял. Теперь все стало ясно. Слишком ясно.

– Искра… – выдохнул я. – Иуда…

Она предала меня. Она привела меня сюда не за богами, не за мной – за ними. Это была ловушка, и я пошел за ней, думая о ночи под дубами. Травы, ритуал, ее близость – все это было частью игры, чтобы заманить меня сюда, прямо в руки врагов. Но чьих? Игоря? Кури? Или кого-то еще?

Один из воинов шагнул. Я бросил последний взгляд на Искру. Она стояла у деревьев. Ее силуэт уже растворялся в темноте. Вина в ее глазах была последним, что я увидел, прежде чем она исчезла за дубами.

Искра! Но почему?

Глава 23

Я стоял посреди поляны, окруженный тенями. Топор в руке оттягивал ладонь, а пальцы сами сжались на рукояти. Едкий дым от костра Искры вился в воздухе. Сердце колотилось от ярости. Искра предала меня. Заманила сюда, в эту проклятую дубраву, прямо в лапы этим уродам. И теперь они смыкали кольцо. Двадцать, может, больше – точнее не разглядеть в полумраке. Лунный свет пробивался сквозь ветви старых дубов пятнами.

Один шагнул вперед. Высокий, широкоплечий, с мечом в руках. Лицо скрыто капюшоном. Богатые у меня соперники, мечами владеют. Он поднял клинок. Третий ранг Вежи это вам не хухры-мухры. Я видел все: угол, под которым он держит меч, напряжение в плечах, легкий наклон корпуса вправо. Удар пойдет сверху, с силой, но чуть в сторону – он метит в левое плечо, хочет вывести руку из строя. Инерция удара потянет его вперед, откроет бок. Я чуть сдвинулся влево, перехватывая топор двумя руками, и ждал.

Он рубанул. Клинок свистнул в воздухе, рассекая дым, но я уже шагнул вбок – ровно настолько, чтобы лезвие прошло в ладони от моего плеча. Ветер от удара шевельнул волосы, а я, не теряя ни мгновения, крутанулся на пятке и вбил топор ему в ребра. Хруст костей, сдавленный хрип – он даже не успел вскрикнуть, только пошатнулся и рухнул на мох, как мешок с зерном. Кровь брызнула на траву, черная в лунном свете.

Я с силой толкнул врага ногой, освобождая топор.

Кольцо дрогнуло. Они не ожидали, что я начну так быстро. Я выпрямился и ухмыльнулся, глядя на остальных.

– Ну, давайте, твари, кто следующий? – прохрипел я.

Двое рванули ко мне одновременно – один слева, с копьем, другой справа, с коротким мечом. Копейщик метил в грудь, наклоняя древко чуть вниз, чтобы пробить ребра; мечник замахнулся снизу, целя в живот, но его шаг был слишком широким – он потеряет равновесие после удара. Я видел их движения, как в замедленном времени: копье уже летело ко мне, острие блестело, а мечник напрягся, готовый рубануть.

Я рванул вперед, прямо на копье, но в последний момент пригнулся, пропуская его над головой. Острие чиркнуло по плащу, разорвав ткань, а я, не останавливаясь, врезался плечом в копейщика. Он охнул, пошатнулся, и я тут же рубанул топором снизу вверх, попав ему обухом в челюсть. Липкая кровь хлынула фонтаном, заливая мне лицо, но я уже разворачивался к мечнику. Он как раз завершал замах – слишком поздно. Я перехватил его запястье свободной рукой, вывернул с хрустом, заставив выронить меч, и вбил топорище ему в висок. Череп треснул, как орех, и он упал, дернувшись напоследок.

Да уж. Мерзкое зрелище.

Трое выдвинулись вперед. Остальные замешкались, переглядываясь, и я воспользовался этим. Поляна была тесной – дубы стояли стеной, корни выпирали из земли, мох скользил под ногами. Я метнулся к алтарю, где еще тлел костер Искры, и пнул его ногой, раскидав горящие ветки в их сторону. Искры взлетели вверх, дым рванул гуще, заволакивая воздух. Кто-то кашлянул, кто-то выругался – не разобрать, на каком языке. Я присел за камнем, выжидая.

Четверо бросились через дым, размахивая оружием. Двое с топорами, один с мечом, еще один с кинжалами в обеих руках. Топор слева пойдет в широкий замах, с силой, но медленно; второй топор метит в ноги, коротким ударом; мечник рубит сверху, но его левая нога чуть подгибается – старая травма; кинжальщик быстрый, хочет зайти сбоку, бить в шею. Я выдохнул и рванул навстречу.

Первый топор уже летел ко мне, тяжелый, с гудением. Я нырнул под него, ощущая, как лезвие проходит над спиной, и врезал своим топором в колено нападавшего. Хруст, вопль – он упал, хватаясь за ногу. Второй топорщик успел замахнуться, но я откатился в сторону, и его удар врезался в землю, выбив комья мха. Пока он выдергивал оружие, я вскочил и рубанул ему в шею – голова отлетела в сторону, как тыква, а тело осело, забрызгав кровью алтарь.

Мечник был уже рядом. Его клинок падал сверху, но я видел, как дрожит его левая нога – он не устоит после удара. Я шагнул вправо, пропуская лезвие, и ударил топором по его бедру. Железо вгрызлось в плоть, он завыл, но я добавил локтем в лицо, ломая нос, и он повалился назад, хрипя. Кинжальщик прыгнул в этот момент, оба лезвия сверкнули у моей шеи. Я отшатнулся, одно из лезвий чиркнуло по коже, оставив жгучий след, но тут же поймал его руку, вывернул и вбил его же лезвие ему в грудь. Он захлебнулся кровью, глаза закатились, и я отпихнул его ногой.

Дым рассеивался, открывая поляну. Семь тел лежало на земле – черные кучи в лунном свете, кровь пропитывала мох, блестела на камне алтаря. Остальные воины отступили на шаг, держа оружие наготове, в их движениях сквозила неуверенность. Они не ждали, что один человек уложит семерых за пару минут. Я выпрямился, вытирая кровь с лица рукавом, и шагнул вперед, сжимая топор.

– Ну что, твари, кто еще хочет? – прорычал я.

Они дрогнули. Один, с длинным копьем, рванул ко мне, выставив острие вперед. Он метит в живот, но держит копье слишком высоко – промахнется, если я присяду. Я нырнул вниз, пропуская острие над собой, и рубанул по древку – дерево треснуло, копье разлетелось надвое. Он оступился, и я врезал ему топором в грудь, пробив ребра. Кровь брызнула мне на грудь, но я уже смотрел на следующего.

Я остался безоружен. Топор намертво застрял в груди последнего врага. Я подобрал обрубок копья.

Двое с мечами пошли вместе, один слева, другой справа. Левый замахнулся широко, целя в голову, правый рубил снизу, в ноги. Я видел их инерцию: левый откроется после удара, правый потеряет равновесие. Я прыгнул назад, пропуская оба клинка – они свистнули в воздухе, едва не задев меня, – и тут же рванул вперед. Левому вбил копье в плечо, перебив кость, он взвыл и выронил меч. Правому ударил ногой в колено, хрустнул сустав. Пока он падал, я добил его уколом в затылок. Оба свалились почти одновременно.

Остальные попятились. Я стоял, тяжело дыша, кровь капала с обрубка копья, смешиваясь с грязью под ногами. Дубы вокруг капища гудели от ветра, ветви скрипели, будто подбадривали меня. Поляна стала полем боя: тела, дым, запах железа и смерти. Их осталось меньше половины – десяток, может чуть больше. Они переглядывались, и я видел, как страх сочится в их движениях: руки дрожат, шаги неуверенные.

– Бегите, пока можете, – процедил я, делая шаг вперед. – Или сдохнете все.

Один, видимо, их старший – высокий, с саблей и щитом, – рявкнул что-то на гортанном языке. Печенеги? Варяги? Не разберешь. Но они послушались – трое рванули ко мне, остальные начали отступать к дубам.

Я ухмыльнулся. Ну, ладно.

Первый шел с топором, замахнулся справа, метя в бок. Удар сильный, но он слишком сильно откроется слева. Я ушел в сторону, пропуская лезвие, и воткнул огрызком копья ему в спину – позвоночник хрустнул, он свалился лицом вниз.

Я снова безоружен. Не успеваю подобрать топор врага.

Второй прыгнул с кинжалом, но я видел его рывок – он метил в горло, но рука чуть дрожала от напряжения. Я отбил его запястье ударом кулака, вывернул кисть и врезал лезвие ему в шею – кровь хлынула, как из кувшина, он захрипел и осел.

Кинжал у меня в руках.

Третий был с мечом. Он рубанул сверху, с силой, будто хотел расколоть меня пополам. Клинок сверкнул в лунном свете, отразив отблеск тлеющего костра Искры, но я уже видел все: его левая нога скользила по мокрому мху, цепляясь за выступающий корень дуба – он потеряет равновесие, едва удар пройдет мимо. Замах слишком широкий, корпус открыт, инерция потянет его вперед. Я шагнул навстречу, не отступая, чувствуя, как земля под ногами пружинит от мягкой подушки опавших листьев. Кинжал в моих руках встретил его клинок – сталь лязгнула о сталь, искры брызнули в темноту, и я с силой отвел его меч в сторону, заставив лезвие вонзиться в землю у подножия алтаря. Он пошатнулся, как я и думал и тут же мой локоть врезался ему в челюсть. Хруст челюсти разнесся по поляне. Он отшатнулся назад, хватаясь за лицо, но я не дал ему шанса – кинжал вонзился ему в подмышку, насаживаясь на сердце. Кровь хлынула, пузырясь на губах. Он упал на колени, а потом завалился набок, прямо на мох, где дым от костра все еще стелился тонкими струйками.

Я выпрямился, выдернув свой топор из тела врага и оглядел остальных. Поляна молчала, только ветер гудел в ветвях дубов, да где-то вдали ухала сова, словно подначивала их сделать следующий ход. Их было еще с десяток – темные силуэты в плащах, с оружием наготове. Кровь стекала с моего топора, капая на землю, и я чувствовал, как она липнет к пальцам. Они больше не бросались вперед, как раньше. Их движения стали осторожнее, шаги короче. Я видел, как они переглядывались – короткие кивки, сжатые губы под капюшонами. Кажется они поняли, что так легко меня не взять. С десяток тел уже лежали на поляне, черные кучи в лунном свете, и это их пугало.

Они медленно сомкнулись в круг, но теперь не нападали – встали в оборонительную позицию. Мечи и топоры подняты, щиты выставлены вперед, ноги чуть согнуты, готовые к прыжку. Я шагнул к ним, рванув вперед, будто собираясь ударить, и они отпрянули, выставив оружие. Один рубанул мечом, но вяло, лишь бы отогнать, другой ткнул копьем, но промахнулся – острие вонзилось в землю в шаге от меня. Я рванул снова, на другого, и опять они только отбивались, держа дистанцию.

Что, твари, решили взять меня измором? Дождаться, пока я выдохнусь, пока руки устанут держать топор? Ну, попробуйте. Я могу играть в эту игру хоть до утра.

Третий ранг «боевки» – это сродни уровню сильнейших воинов региона.

Я кружил по поляне, делая резкие выпады, проверяя их. Топор в руках гудел от напряжения. Дым от костра висел в воздухе, мешал дышать, но я привык. Я даже начал думать, что, может, этот их план – вымотать меня, не такой уж и провальный.

Но потом я услышал шорох. Отчетливый треск веток. Я замер, прислушиваясь. Я ошибся. Это не измор. Они тянули время не просто так. Сквозь ветви, за спинами воинов, мелькнули новые фигуры, с луками в руках. Лучники.

Их было пятеро, может больше – в темноте дубравы не разглядеть. Они вышли на край поляны, натягивая тетивы. Воины в плащах расступились, позволяя взять меня на прицел.

Дело дрянь. Первый лучник выстрелил без предупреждения. Стрела свистнула в воздухе и вонзилась в землю в паре сантиметров от моего носка. Я даже почувствовал, как дрогнула почва под ногой и мох разлетелся от удара. Они не шутили. Это было предупреждение. Следующая пойдет в меня, и третий ранг тут не поможет – предугадать траекторию стрелы я мог, но уклониться от пяти сразу? Это невозможно.

Я оглядел их. Дубы вокруг, что раньше помогали мне маневрировать, теперь отрезали пути к бегству. Я мог бы рвануть в бой, уложить еще одного-двух, но стрелы догонят меня быстрее, чем я доберусь до следующего. Смысла дальше воевать не было. Они загнали меня в угол и знали это.

Я выдохнул и медленно раздвинул руки в стороны. Разжал пальцы. Топор выпал из руки, глухо стукнувшись о землю. Я смотрел на эти темные фигуры, на блестящие наконечники стрел. Но смотрел я не как побежденный. Я поднял подбородок, чуть прищурился, и уголки губ сами дернулись в снисходительной ухмылке.

Один из воинов – тот, что был с саблей и щитом, их старший, судя по всему, – шагнул вперед. Он медленно наклонился, поднял мой топор, повертел его в руках, будто оценивая, и кивнул кому-то за моей спиной. Двое других подошли ближе, но не угрожающе – мечи опущены, щиты прижаты. Старший заговорил с легким акцентом:

– Идти вперед, княже. Вежливо прошу.

Я хмыкнул. Вежливо? Ну-ну.

Они окружили меня, но держались на расстоянии – то ли боялись, что я еще что-то выкину, то ли просто зауважали. Лучники опустили луки, при этом стрелы оставались на тетивах. Я опустил руки. Плечи ноют от напряжения. Я пошел вперед, прямо через поляну, мимо алтаря.

Они двинулись за мной. Я шел, ощущая холодный ветер, что тянул с реки, слыша, как шуршит трава под ногами и скрипят ветви дубов над головой. Впереди, между деревьями, маячила тропа, которая вела прочь от капища. Куда они меня ведут? К Игорю? К печенегам? Или к кому-то еще?

Они вели меня вдоль берега на север. Шаги воинов за спиной звучали как барабанная дробь, но я не оглядывался – шел вперед, держа голову высоко. Луна висела над рекой. Тропа была скользкой, ноги то и дело цеплялись за корни, но я не спотыкался.

Через полчаса мы вышли к берегу, где ждали лодки – три длинных челна, темные, с низкими бортами. Воины молча указали мне садиться. Я шагнул в первую, опустившись на скамью, и тут же двое с мечами сели по бокам, третий с копьем – у руля. Лучники остались на соседних лодках, держа луки наготове. Весла ударили по воде, ритмично, с глухим плеском, и мы поплыли через реку, на западный берег. Я смотрел на темную гладь. Холод пробирает до костей.

На том берегу мы высадились у заросшего камышом рыбацкого причала. Оттуда снова пешком, еще минут двадцать, через редкий лес, где сосны сменялись голыми кустами. Наконец впереди замаячил лагерь – сотня огней, может больше, разбросанных в темноте, как звезды. Костры горели ярко, отбрасывая тени на шатры и телеги. Я прищурился, пытаясь оценить, сколько их тут.

Сотни три воинов? Пять? Тысяча? В полумраке не разобрать, но шума было много – лязг оружия, ржание коней, грубые голоса. Это не шайка разбойников. Это войско.

И тут Вежа кольнула в голове:

«Носитель системы обнаружен в непосредственной поблизости».

Я замер на миг. Носитель? Значит, это точно Игорь. Кто еще мог бы быть тут, с такой оравой, да еще с системой в голове? Не Куря же? Варяги? Они еще на севере, если верить хану. Нет, это Великий князь. Я попал прямо к нему в лапы.

Меня провели через лагерь, мимо костров, где воины в кожаных доспехах грели руки или точили клинки. Кто-то бросал на меня любопытные взгляды, кто-то ухмылялся. У центрального шатра, с вышитым черным вороном на входе, старший воин с саблей кивнул стражникам. Те откинули полог, и меня провели внутрь.

Шатер был просторный, теплый от жаровен, которые стояли по углам. Пол устилали толстые шерстяные ковры с золотыми узорами, потертые, но богатые. Вдоль стен – сундуки, обитые железом, поверх них небрежно брошенные шкуры волков и медведей. В центре стоял широкий стол, грубо сколоченный из дуба. На столе – кувшины с медом, глиняные чаши, краюха хлеба и блюдо с жареным мясом, от которого шел пар. Свет давали три бронзовые лампы, подвешенные на цепях к потолку, их пламя дрожало, бросая тени на лица тех, кто сидел за столом. Богатый шатер, ничего не скажешь.

Во главе возвышался Игорь. Он выглядел так, будто мог одним ударом кулака проломить этот стол. На нем был темно-синий кафтан, расшитый серебром, и плащ с меховой опушкой, наброшенный на плечи. Глаза смотрели прямо на меня с интересом. Рядом с ним, по правую руку, сидели трое старцев в длинных серых рубахах, с посохами у ног. Их морщинистые лица были непроницаемы, но взгляды цепкие, оценивающие. Бояре, советники, кто-то из старой гвардии Святослава, наверное.

А вот по левую руку от Игоря – знакомые лица. Искра. Она сидела, чуть ссутулившись, глядя в стол, будто хотела провалиться сквозь него. Ее темные волосы падали на лицо, скрывая глаза, но я заметил, как дрожат ее пальцы, сжимавшие край чаши. Предательница.

Рядом с ней – Драган, бывший воевода-наемник Хакона. Жилистый, с коротко стриженной бородой. Он смотрел на меня с холодной злобой. На нем была крепкая кожаная бронька, а на поясе висел кривой меч – явно не здешней работы, варяжский, может быть. В руках он крутил рог с медом, но не пил, просто играл, будто сдерживал себя.

Игорь откинулся на спинку массивного стула, с резными подлокотниками в виде волчьих голов. Он кивнул мне, как старому знакомому.

– Ну что, Антон, князь Березовки, – голос у него был с легкой хрипотцой. – Далеко забрался. Садись, потолкуем.

Я стоял, не двигаясь. Взгляды всех в шатре впиваются в меня. Даже Искра подняла глаза – короткий, виноватый взгляд, тут же опущенный обратно.

Я ухмыльнулся, глядя на Игоря.

– Потолковать? – я прищурился. – А топор мой где? Без него как-то неловко.

Игорь расхохотался, хлопнув ладонью по столу. Чашки звякнули, мясо качнулось на блюде. Драган скривился, а Искра вздрогнула, будто от удара. Великий князь махнул рукой, и один из воинов шагнул вперед, положив мой топор на край лавки – аккуратно, словно дорогую вещь.

– Садись, – повторил Игорь, уже без смеха. – Или стоять будешь?

Я медленно подошел к столу. Половицы скрипели под ногами. Я сел напротив него, не сводя глаз. Деревянная лавка скрипнула подо мной. Топор лежал справа, в двух метрах примерно.

Игорь отхлебнул меда из широкой чаши, не сводя с меня взгляда, и медленно поставил ее обратно, вытирая бороду тыльной стороной ладони. Улыбка у него была широкая, довольная, как у кота, загнавшего мышь в угол.

– Ну что, Антон, – голос великого князя рокотал, заполняя шатер. – Завтра к полудню Переяславец мой будет. Без тебя там твои дружинники побегают-побегают да и сложат оружие. Зря ты так долго упирался.

Я хмыкнул и скрестил руки на груди. Плащ мой был разорван, кровь на рукавах засохла коркой, но я держал спину прямо, будто это я тут хозяин. Взгляд невольно скользнул к Искре. И ухмыльнулся еще шире, глядя на Игоря.

– Завтра? – протянул я. – Да только благодаря предательству я тут сижу, Великий князь. Без нее, – я кивнул на Искру, не отводя глаз от Игоря, – ты бы меня еще ловил да ловил. А так – повезло тебе, что дочка волхва спину подставила.

Искра дернулась, как от пощечины, ее пальцы сжали чашу. Драган рядом с ней скрипнул зубами, но промолчал. Это ее ухажер что ли?

Игорь расхохотался – громко, от души, снова хлопнув ладонью по столу. Один из старцев недовольно кашлянул, но Великий князь даже не глянул в его сторону.

– Предательство, – отсмеявшись, он покачал головой, словно я сморозил что-то забавное. – А я тебе скажу, Антон, зря ты ко мне на поклон не явился, когда звали. Помнишь гонца? Я ведь вежливо просил. Пришел бы сам, с почетом, глядишь, и договорились бы. А теперь вот, как зверь пойманный, в цепях.

– В цепях? – я прищурился, оглядев свои руки. – Что-то не вижу. Или ты их еще не припас?

Он снова хохотнул, но уже тише, с прищуром. Поставил локти на стол, наклонился ко мне. Борода его блестела от меда, глаза смотрели цепко.

– Ладно, Антон, не ершись, – сказал он, понизив голос. – Ты мне живой нужен. Доложили мне, скольких ты там в дубраве положил. Десять, говорят? Один против всех? Да еще и вырваться чуть не сумел. Воин ты отменный, ничего не скажешь. И не простой – один из «слышащих».

Я нахмурился, не сразу поняв. «Слышащих»? Это еще что за чушь? Но потом до меня дошло. Значит, так он зовет тех, у кого система в голове – носителей?

– Да-да, Антон, не прикидывайся, – продолжил он. – Я тоже «слышащий». Голос в голове, что путь указывает, силу дает. Ты ведь его слышишь, как и я. Потому и жив до сих пор.

Я молчал, переваривая. Искра, правда, напряглась еще больше. Не знала, наверное, про нас.

– И что с того? – бросил я небрежно. – Убить меня хочешь за это? Или как?

Игорь откинулся назад, потирая бороду. Старцы за его спиной зашевелились, один что-то пробормотал другому, но Великий князь махнул рукой, заткнув их.

– Убить? – он покачал головой. – Нет, Антон, не для того я тебя сюда привел. Воин, да еще «слышащий». Зря мы с тобой врагами стали. Подчинись мне, признай Великим князем, и будешь жить. Переяславец я все равно возьму, с тобой или без тебя. А так – место у меня найдется. Десятником, воеводой даже. Золото твое из Березовки мне добровольно отдай, покажи моим людям что там и как, да и будем в мире.

Я смотрел на него, не мигая. В шатре было тихо, только угли в жаровнях потрескивали да ветер снаружи хлопал пологом. Искра подняла голову, глянула на меня – в глазах ее мелькнула надежда. Драган снова сжал треклятый рог. Старцы замерли, ожидая моего ответа.

Глава 24

Воеводой у него служить? Золото Березовки отдать? Да я скорее сгнию в плену, чем поклонюсь ему. В шатре повисла тишина.

– Нет, – сказал я резко. – Не будет тебе ни золота, ни Переяславца. И десятником твоим я не стану. Ищи себе других дураков.

Игорь прищурился, улыбка на его лице застыла, а потом медленно растаяла. Он откинулся на стуле, скрестил руки на груди и вдруг расхохотался – громко, раскатисто, аж лампы на цепях задрожали. Старцы зашевелились, Драган скривился.

– Ох, Антон, – отсмеявшись, он покачал головой, словно я был упрямым ребенком. – Гордый ты. Ну что ж, подумаешь еще. Время у тебя будет.

Он махнул рукой, и двое воинов шагнули ко мне из теней шатра. Один с саблей и щитом, другой – здоровяк с топором на поясе. Я даже не дернулся, когда они схватили меня за плечи. Силы тратить не стал – их тут сотни, а я один. Меня выволокли наружу, холодный ветер ударил в лицо, выдувая из запах меда и жареного мяса.

Руки мне скрутили веревкой – крепко, но не до онемения. Видимо, решили, что я еще побрыкаюсь. Швырнули к телеге, которая стояла у края лагеря. Колесо просело, накренившись в грязи, рядом валялась пара пустых бочек. Темницы у них тут, похоже, не было – просто бросили, как мешок с зерном и все. Один из воинов, тот, что с саблей, глянул на меня сверху вниз, хмыкнул и ушел к костру, где уже гоготали его дружки. Второй постоял, потоптался и тоже свалил, оставив меня одного. Бежать было некуда. Привязали к колесу. Я был под надзором дружинников.

Я прислонился спиной к телеге, веревки впились в запястья. Холод с реки полз под рваный плащ, пробирая до костей. Луна висела высоко, заливая лагерь бледным светом – огни костров мигали. Где-то ржали кони, где-то лязгало железо. А я сидел и думал.

Что сделают мои люди, когда увидят осаду с запада? Добрыня там, Ратибор, Веслава, Алеша. Увидят лагерь Игоря, знамена с черным вороном, сотни воинов. Поймут, что я не вернулся. Добрыня – он голова светлая, должен сообразить, что город надо держать. Не сдастся просто так, не тот он человек. Я на него надеялся. Он знает, как стены укрепить, как дружину собрать. Может, и выстоит, если печенеги не ударят с востока одновременно. А если ударят, тогда все.

Но с другой стороны, ради чего им держаться? Я у них князь, я их вел, я им путь показывал. А теперь меня нет. Лидер пропал, а тут сам Великий князь под стенами. Игорь – он ведь не просто воин, он хитрый стратег. Уговорит, подкупит, запугает. Купцы уже небось прикидывают, как с ним торговать, чтобы свои шкуры спасти. А народ? Народ устал от осад, от крови, от распрей князей. Увидят они его войско, услышат его громкий голос – и сдадутся. Не потому, что слабы, а потому, что без меня им не за что цепляться.

Я невесело ухмыльнулся, глядя на луну. Переяславец мой, Березовка моя – все, что я строил, все, за что кровь проливал, рассыплется, как карточный домик. А я тут, связанный у телеги. Игорь знал, что делает. Дал мне время «подумать», а сам небось уже гонцов в город шлет, чтобы дружину мою расколоть. И Искра. Предала.

Ветер донес запах дыма от костров, и я закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Надо было что-то делать. Бежать? С веревками на руках, без оружия, через лагерь в сотни голов? Смешно. Ждать, пока меня прикончат? Тоже не вариант. Я скрипнул зубами. Добрыня, держись там. Если город сдадут, то все зря. А если нет, может, еще повоюем.

Холод с реки пробирал все сильнее, и я уже начал чувствовать, как немеют пальцы, стянутые веревкой. Шум лагеря стихал – воины укладывались спать, только редкие голоса да треск костров доносились сквозь ночь. Я, прислонившись к телеге, пытался понять, как выкрутиться из этого дерьма, когда услышал шаги. Легкие, неуверенные, не как у воинов. Поднял глаза – Искра.

Она вышла из тени шатров, кутаясь в темный плащ. Луна высветила ее лицо – красивая, но с темными кругами под глазами. Волосы растрепались, выбились из-под капюшона, и она их нервно заправляла за ухо. Подошла ближе, остановилась в паре шагов от меня. Двое стражников у костра – тот, с саблей, и второй, с топором – тут же повернулись к ней. Взгляды их недобрыми, будто готовы были ее прирезать на месте. Один даже сплюнул в сторону, другой сжал рукоять оружия. Я ухмыльнулся про себя. Предателей нигде не любят, даже в лагере Великого князя.

– Антон, – тихо сказала дрожащим голосом. – Прости меня.

Я молчал, глядя на нее снизу вверх. Лицо каменное, ни звука. Она переступила с ноги на ногу, сжала кулаки под плащом.

– Я не хотела, чтобы так вышло, – продолжала она, будто не замечая моего молчания. – Я думаю, это лучше для всех. Для Переяславца, для людей, для тебя. Игорь… он бы все равно тебя нашел, понимаешь? Я хотела, чтобы ты жил.

Молчание. Только ветер гудел между шатрами да где-то вдали заржал конь. Искра поджала губы, глаза ее заблестели. Я смотрел на нее и не шевелился.

– Да скажи же что-нибудь! – ее голос сорвался, она шагнула ко мне ближе, чуть не споткнувшись о бочку. – Ты сидишь тут, как пень! Кричи, ругайся, если хочешь! Я же ради тебя старалась, ради всех нас!

Я медленно приподнял бровь. И все. Она сжала кулаки и вдруг рявкнула:

– Да что с тобой такое⁈ Ты хоть понимаешь, что я для тебя сделала⁈ Я тебя спасла! Игорь бы тебя убил там, еще в дубраве, если бы не я! А ты сидишь и молчишь!

Голос ее разнесся по лагерю, стражники переглянулись, один хмыкнул, другой покачал головой. Я смотрел на нее, не меняя выражения лица. Трус, значит? Ну-ну. Пусть орет, если ей так легче. А я сидел и думал. Убил бы в дубраве – во дает. А кто меня в эту дубраву привел? Странная.

Зачем ей все это? Что она вообще хочет? Спасла меня. От чего? От смерти в дубраве? Так я там десятерых положил. Может, Игорь и вправду бы меня прикончил, но я бы хоть с боем ушел, а не как сейчас – связанный, у телеги, как скотина на привязи. Или она правда верит, что это «лучше для всех»? Для Переяславца, для людей? Чушь какая-то. В этом веке люди без князя – как стадо без пастуха, побегут к тому, кто громче крикнет. К Игорю, например.

А может, это не про людей вовсе? Может, она себя спасти пытается? Или выслужиться перед Игорем? Нет, не похоже. Слишком уж виновато она смотрит, слишком дергается. Если бы дело было в корысти, она бы так не психовала. Тогда что? Любовь к народу? К городу? Ко мне? Я чуть не фыркнул от этой мысли, но сдержался. Нет, не то. Тут что-то другое. Что-то личное, глубоко внутри нее. Месть за отца? Запутанно все.

Она стояла передо мной, тяжело дыша, щеки раскраснелись от крика. Стражники уже потеряли к ней интерес, вернулись к своему костру, тихо переговариваясь. Я смотрел на нее, на эту дрожащую фигурку в плаще, и молчал. Пусть орет сколько влезет. Мне от этого ни жарко, ни холодно. Она сама не знает, чего хочет. И это ее слабость.

Искра еще постояла, глядя на меня, ожидая хоть слова, хоть взгляда, который бы показал, что я ее услышал. Но я сидел уставившись мимо нее в темноту лагеря.

Она дернула головой, будто хотела еще что-то сказать, но потом резко развернулась и ушла. Плащ мелькнул в свете костров, и она растворилась между шатрами. Стражники у огня проводили ее ленивыми взглядами, один хмыкнул что-то про «бабьи истерики». Я только уголком губ дернул.

Голова гудела, тело ныло от усталости. Ночь выдалась тяжелая – драка в дубраве, потом этот лагерь, разговоры с Игорем. Холод с реки пробирал до костей, но я слишком вымотался, чтобы его замечать. Глаза сами закрылись, и я провалился в сон, прямо у телеги. Ни снов, ни мыслей – просто черная пустота.

Разбудил меня тихий шорох. Я дернулся, открыл глаза – ночь еще не кончилась, луна висела низко над рекой. Сердце заколотилось, инстинкт подсказывал: что-то не так. Огляделся. Стражники, что сидели у костра, лежали рядом. Тот, с саблей, уткнулся лицом в грязь, второй, с топором, завалился на бок. У обоих горло перерезано – кровь черной лужей растеклась под ними, блестела в лунном свете. Я напрягся, ожидая удара в спину.

– Антон, тихо, – раздался сбоку знакомый шепот с легкой хрипотцой.

Веслава.

Я повернул голову. Она стояла в тени телеги, в темной рубахе и штанах, как у местных дружинников Игоря. Рядом – Ратибор, так же одетый, с кинжалом в руке, еще влажным от крови. Веслава присела, ловко перерезала веревки на моих запястьях своим ножом. Руки затекли, но и размял их, не издав ни звука. Ратибор молча кивнул мне.

– Вы как тут? – прохрипел я, голос сел от холода.

– Потом, – коротко бросила Веслава, сунув мне в руки сверток. – Одевайся. Быстро.

Я развернул тряпку – одежда киевского дружинника: грубая рубаха, штаны, кожаный пояс, поршни. Плащ с пятнами грязи, чтобы не выделяться. Они, видать, сняли это с кого-то из убитых. Я стянул свой рваный плащ, переоделся, затянул пояс. Все молчали. Веслава глянула по сторонам, проверяя, не идет ли кто, Ратибор вытирал кинжал о траву. Я не ожидал их тут увидеть. А они сюда пробрались, через лагерь Игоря. Это было неожиданно. И очень своевременно.

– Идем, – шепнула Веслава, махнув рукой в сторону леса.

Мы двинулись. Не таясь, как будто свои. Веслава впереди, я за ней, Ратибор замыкал. Капюшону натянули по глаза. Шли спокойно, уверенно, будто возвращались с дозора. Лагерь спал – у костров дремали воины, кто-то храпел, завернувшись в шкуры. Несколько дружинников подняли головы, но, видя нас в знакомой одежде, теряли интерес и отворачивались. Сердце колотилось, но я шагал ровно. Веслава вела нас к северному краю лагеря, где шатры редели, а за ними начинался лес – темная стена сосен и голых кустов.