Текст книги "Русь. Строительство империи 3 (СИ)"

Автор книги: Виктор Гросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Княже, ты цел? – Добрыня присел рядом, вытирая пот с лица.

Его рубаха была в дырах, а руки – в ожогах.

– Жив, – прохрипел я. – Люди как?

– Все целы, почти, – он кивнул на дружинников, что отходили от огня, кашляя и сплевывая черную мокроту. – Но это не случайность. Смотри.

Он указал на груду обугленных бревен у сгоревшего склада. Я пригляделся. Среди пепла валялись два тела – обгоревшие, но узнаваемые. Один – коренастый, с остатками бороды, второй – худой, с длинными руками. Митро и Прохор. Те самые гады, что устроили засаду в лесу и сбежали. На земле рядом с ними – разбитые кувшины, от которых воняло маслом, и обрывки тряпок, пропитанных чем-то горючим. Поджигатели, мать их. Как еще тела сохранились и не обуглились до состояния неузнаваемости? Наверное задохнулись от угарного газа.

– Вот же… твари, – выругался я. – Сами себя спалили, идиоты.

– Похоже, – кивнул Добрыня. – Видать, хотели нас без еды оставить. Только не учли, что ветер переменчивый.

Предатели до последнего пытались мне насолить, и чуть не угробили весь город. Но их смерть не радовала – она лишь напоминала, как я их проглядел. Надо было раньше их прикончить, еще в Совином или после засады. А теперь вот, расплачиваемся за мою мягкость. Хотя, с другой стороны, искали же их.

– Уберите их, – бросил я дружинникам. – И найдите, кто еще мог с ними знаться. Не верю, что они одни были.

Я побрел к терему. Каждый шаг отдается болью в обожженных руках. Нужно было собрать людей и решить, что делать дальше. Пожар показал, как хрупок Переяславец – деревянные стены, склады, дома, всё горит, как солома. Если так пойдет, печенеги и штурмовать не будут – просто подожгут нас и уйдут, глядя, как мы дохнем от голода.

В тереме было душно, несмотря на распахнутые окна. Дым всё еще висел в воздухе, пропитывая одежду и волосы. Я сидел на лавке, глядя на своих соратников – Добрыню, Степу, Ратибора и Милаву. Все молчали, только угли в очаге потрескивали да где-то за стеной кашлял дружинник, наглотавшийся дыма. Пожар мы потушили, но запасы еды превратились в пепел.

– Сколько осталось? – спросил я, глядя на Добрыню. Голос мой хрипел, горло першило от сажи.

– Два склада сгорели подчистую, – ответил он, потирая обожженную руку, которая уже была намазана Милавой чем-то пряным. – Третий наполовину уцелел. Если считать по уму, то на седьмицу хватит. А если печенеги затянут осаду, то и того меньше. Надо что-то решать с этим. Мы нашли Митро и Прохора. Видать, сами себя поджарили, когда огонь перекинулся.

– Они работали на печенегов, – предположил Ратибор. – Или на Игоря. Не просто так они это затеяли. Хотели нас ослабить.

– Ну, не вышло у них. – заметил Добрыня. – Сами сгорели, как крысы в погребе. Только нам от этого не легче. Надо понять, кто еще с ними был. Не верю, что они одни тут орудовали.

– Я уже велел дружинникам обыскать их добро, – кивнул Ратибор. – Может, найдем что-то. Письма, знаки, хоть что-нибудь.

– Хорошо, – буркнул я.

Я подошел к окну, глядя на дымящиеся остатки складов. Город был жив, но хрупок. Деревянные стены, деревянные дома, деревянные склады – всё это горит, как солома, стоит только искре упасть. Сегодня мы справились, а завтра? Если печенеги снова подожгут нас, или если найдутся новые предатели, вроде Митро? Нельзя так больше. Надо строить заново, по-умному.

– Антон, – тихо позвала Милава, подходя ко мне. Она держала в руках миску с водой и чистую тряпку. – Дай руки промою, а то вон как обгорели.

Я кивнул, протягивая ладони. Она осторожно обмыла их, смывая сажу и кровь, а я смотрел на нее и думал: вот бы все были такими, как она – верными, честными. Но нет, приходится жить среди змей.

– Степа, – позвал я, пока Милава бинтовала мне руки. – Помнишь, мы известняк видели в В Березовке?

Он поднял голову, отрываясь от своих мыслей. Лицо у него было серое от усталости, но глаза загорелись.

– Помню, княже, – кивнул он. – Там его полно, целые горы. Я тогда говорил, что из него можно стены укреплять, дома строить.

– Вот именно, – в голове начинает складываться план. – Если мы привезем известняк сюда и замешаем раствор, можно обмазать стены, склады, дома. Пусть попробуют тогда поджечь. А если еще и каменные фундаменты заложить, то Переяславец станет крепостью, а не костром.

– Дельно, – согласился Добрыня, задумчиво потирая подбородок. – Только как его сюда доставить? Печенеги кругом, а дорога до Березовки не ближняя.

– Через тайный ход, – ответил я. – Возле моста есть выход к реке. По воде можно ладьи отправить, Радомир поможет загрузить. Небольшой отряд, пара лодок – и дело сделано. Печенеги не заметят, если ночью идти.

Степа кивнул, прикидывая что-то в уме.

– Это можно, – сказал он. – В Березовке известняка хватит, а у нас тут мастеров найдем, чтобы раствор месить. Только времени мало, княже.

– Знаю, – вздохнул я. – Надо строить что-то крепкое.

– Тогда я поеду, – сказал он, вставая. – Организую людей, лодки. Если завтра ночью выйти, то через пару дней будем обратно.

– Отлично, – кивнул я. – Бери с собой кого надо, но тихо. И Радомиру передай, пусть готовит всё заранее.

Степа ушел, а я повернулся к остальным.

– Добрыня, займись обороной, чтобы печенеги не полезли, пока мы известняк ждем. Милава, готовь мази – после пожара раненых будет полно. Реши это вмести с Искрой.

Все кивнули, расходились по делам. Я остался один, глядя в окно.

Пора заняться прогрессорством по-настоящему. Если я хочу победить Игоря и печенегов, надо строить не просто город, а твердыню. И известняк – первый шаг.

Я стоял у окна терема, глядя на дымящиеся остатки складов. Руки, обмотанные тряпками, ныли от ожогов, плечо саднило от старой раны, а в горле першило от проклятого дыма. Переяславец выстоял, но два склада сгорели, третий еле спасли, а еды осталось на неделю, если жрать вполовину. И это при том, что печенеги всё еще торчат под стенами.

– Княже, – голос Добрыни вырвал меня из мрачных мыслей. Он стоял у стола, держа в руках глиняную кружку с водой. – Ты бы прилег, а? Выглядишь, как мертвец, что с могилы встал.

– Спасибо за заботу, Добрыня, – буркнул я, отворачиваясь от окна.

Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в багровый цвет, будто насмехаясь над пожарищем. На улице дружинники всё еще разбирали завалы, горожане таскали воду, а где-то вдалеке слышался топот печенежских коней – эти твари не отступали.

– Княже, – через час позвал меня Степа, входя в терем. – Я людей собрал. Ночью можем идти к реке, за известняком.

– Сколько ладей? – кивнул я, поворачиваясь к нему.

– Одна, – ответил он. – Да и то, прибудет ближе к закату. Больше не нашли. Но хватит, если быстро обернемся. Радомир в Березовке уже знает, что делать – я гонца отправил.

– Молодец, – сказал я, хлопнув его по плечу, хоть от этого движения рука заныла еще сильнее. – Выходите, как стемнеет. И тихо, чтобы печенеги не учуяли.

Степа кивнул и ушел, а я снова повернулся к окну. Известняк. Вот оно, моё спасение. Не золото, не мечи, а простой камень, что не горит и не гниет. Переяславец станет не просто городом, а крепостью. Прогресс, мать его.

Пожар показал, как хрупок Переяславец. Деревянные стены, склады, дома – всё это вспыхивает от одной искры. А враги знают это не хуже меня. Митро с Прохором – лишь начало, за ними могут быть другие. Игорь, печенеги, да хоть кто – все они будут бить по слабым местам. Надо было менять правила игры.

– Княже! – в терем ввалился Ратибор, весь в пыли и с ножом на поясе. – Нашли кое-что у этих поджигателей.

– Что?

Он бросил на стол обгоревший кусок ткани с вышитым знаком – волчья голова с оскалом. Я нахмурился. Этот знак я видел раньше, у печенежского богатыря, которому я срубил голову. Значит, Митро и Прохор работали на кочевников. Или на Игоря, что их подкупил. Чёрт его знает, но теперь ясно – это не просто месть, а часть плана.

– Они нас под печенегов подвести хотели. Склады сжечь, еду уничтожить, а потом ворота открыть, – озвучил я свои мысли.

– Похоже на то, – кивнул Ратибор. – Надо город проверить, вдруг еще кто из их шайки прячется. Веслава сейчас этим занимается.

– Проверяй, – бросил я.

Он кивнул и ушел.

Утро следующего дня после пожара встретило меня запахом гари и гулом голосов. Я вылез из терема, щурясь от солнца, что пробивалось сквозь дымную пелену. Город выглядел как после конца света: обугленные остовы складов, пепел по колено, а вокруг – горожане, что копошились в завалах. Кто-то таскал лопаты, кто-то выгребал угли, пытаясь спасти хоть что-то из сгоревшего зерна.

Я хмуро глядел на стены, где лучники то и дело отвечали на обстрел. Печенеги не штурмовали в полную силу после моего боя с Батуром, но и не уходили – держали нас в осаде, как зверя в клетке.

Рядом со мной стояли три богатыря: Алеша, Илья и Добрыня. Степка подошел с докладом о том как разбираются завалы

– Завалы мы разберем, но строить новые склады на том же месте – дурость, – заявил я, глядя на Степу. —.Я вот что думаю: на этом пепелище можно «Тайную гридницу» поставить, чтобы незаметно было. Это буде что-то вроде тайной казармы, в которой Веслава будет обучать лазутчиков и иных соглядатаев. А рядом с гридницей рынок поставим, с крытым зданием, как у купцов в больших городах. Пусть торгуют, а мы с них плату возьмем за места. Деньги пойдут в казну города.

Добрыня нахмурился, потирая бороду.

– Княже, ты не шутишь? – буркнул он. – Строить под обстрелом? Да нас печенеги разнесут, пока мы там бревна таскаем!

– А если только обороняться будем, они нас измором возьмут, – отрезал я. – Надо жить, Добрыня, расти, даже под стрелами.

Степа кашлянул.

– Идея-то дельная, княже, – сказал он. – Только золота на это уйдет немало.

– Золото из Березовки есть, – напомнил я. – И рынок окупится, если купцов прижать. Платить будут – никуда не денутся.

Добрыня кивнул.

– «Тайная гридница» – чудно-то как, – хмыкнул он.

– Решено, – сказал я. – Степа, считай бревна и золото, народ собирай.

Все разошлись, а я направился к кузнице. Попаданец или мимо пробегал? Где мое прогрессорство?

Ноги ныли, будто в них вбили сотни гвоздей, а обожженные руки, перевязанные Милавой, пульсировали под тряпками.

Кузница встретила меня жаром печей и звоном молотов. Кузнецы, не обращая внимания на пожар и осаду, продолжали ковать топоры, чинить доспехи. Работа кипела.

– Здрав будь, княже, – поклонился мне старый кузнец Богдан, вытирая пот с лица. Его седая борода была перепачкана сажей, а глаза блестели от усталости. – Чего изволишь?

– Здрав будь, Богдан, – ответил я, осматривая кузницу. – Мне нужно оружие. Много оружия. И не только мечи да стрелы.

Богдан удивленно поднял брови.

– А что же еще, княже? – спросил он. – Копья? Топоры?

– Копья и топоры – само собой, – кивнул я. – Но мне нужно кое-что… другое. Ты слыхал про катапульты?

Кузнец нахмурился, задумчиво почесывая бороду.

– Слыхал краем уха, – ответил он. – Вроде как машины такие, что камни большие метают. У греков есть, говорят.

– Вот именно, – сказал я. – Нам нужны такие машины. Чтобы печенегов с их конями от стен отгонять. И еще арбалеты.

Богдан совсем опешил.

– Это что еще за диво?

– Самострелы, – объяснил я. – Лук, но с механизмом. Сильнее бьет. И стрелять из него проще, чем из обычного лука.

Кузнец покачал головой.

– Не знаю, княже, – сказал он. – Никогда такого не делали. Сложно это, наверное.

– Сложно, – согласился я. – Я тебе чертежи нарисую, а ты уж постарайся. И людей своих обучи.

– Постараюсь, княже, – кивнул Богдан. – Только много времени уйдет, наверное.

– Времени у нас нет, – вздохнул я. – Но и выбора тоже нет.

Я вышел из кузницы, оставив Богдана. Нужно было поговорить с Милавой. Она не только лечила раненых, но и знала толк в травах, ядах и противоядиях. А это могло пригодиться.

Вечером, когда солнце уже село, а город погрузился в темноту, я сидел в тереме, склонившись над столом. В свете масляной лампы я рисовал чертежи катапульты и арбалета, вспоминая все, что знал об этих орудиях из прошлой жизни.

Попытка купить знания у Вежи провалилась. Я не собирался платить несколько тысяч очков влияния на то, что и сам знал. Ценник у Вежи был задран на оружие.

Стук в дверь прервал мои занятия.

– Войди, – сказал я, не поднимая головы.

В терем вошла Милава. В руках она держала поднос с кувшином и двумя кружками.

– Ты не спишь, княже? – спросила она, ставя поднос на стол. – Я тебе отвар принесла, от боли.

– Спасибо, – кивнул я, откладывая перо. – Как там раненые?

– Многие поправляются, – ответила Милава, разливая отвар по кружкам. – Но есть и тяжелые. Ожоги – страшная вещь.

Она протянула мне кружку. Я взял ее, сделал глоток. Отвар был горьким, но терпимым.

– Милава, – сказал я, поставив кружку на стол. – Мне нужна твоя помощь. Не только как лекаря.

Она удивленно посмотрела на меня.

– А как же еще? – спросила она почему-то испуганно.

– Ты знаешь толк в травах, – напомнил я. – В ядах…

Милава улыбнулась, но потом нахмурилась.

– Знаю, – ответила она. – Но к чему ты ведешь?

– Печенеги – не единственная наша проблема, – сказал я. – Игорь тоже не оставит нас в покое. И он не брезгует грязными методами.

– Ты хочешь… отравить его? – спросила Милава, понизив голос.

– Не обязательно, – ответил я. – Но нам нужно иметь средства… сдерживания.

Милава помолчала, обдумывая мои слова.

– Я могу приготовить разные яды, – сказала она. – И противоядия тоже. Но это опасно, княже. Яд – оружие обоюдоострое.

– Я знаю, – кивнул я.

Мы еще долго говорили с Милавой, обсуждая разные травы, их свойства, способы применения. Она обещала помочь, но предупредила, что на создание некоторых ядов и противоядий уйдет время.

В этот момент зашла Искра. У нее было очень странное выражение лица. Милава увидев ее, покинула нас.

– Нам нужно поговорить, княже, – тихо произнесла Искра.

– О чем? – я заинтересованно приподнял бровь.

– О Веже.

Глава 20

– О «Веже», – повторила Искра, и в ее голосе прозвучало что-то странное. Торжественное, что ли? Будто она собиралась открыть мне величайшую тайну мироздания.

Ну давай, удиви меня. Откуда только ты знаешь об этом? Или она – носитель? Может ли носитель купить некую способность, которая скроет ее от глаз других наблюдателей? Интересная мысль.

Я откинулся на спинку лавки, скрестив руки на груди. Вид у меня, наверное, был скептический, но скрыть любопытство не получалось. Что она там придумала? Огнеяр, ее отец, конечно, был тем еще жуком, но чтобы вот так, с порога, про Вежу?

– И что же ты хочешь рассказать мне о «Веже»? – спросил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, без иронии.

Искра подошла ближе, ее настороженные глаза светились каким-то внутренним огнем. Она заговорила, понизив голос, будто боялась, что нас подслушают:

– Есть такое существо. Вежа.

В смысле, существо?

Тут она запнулась, подбирая слова. Я терпеливо ждал.

– Она не просто существо. Она – божество.

Вот тут я чуть не прыснул. Божество? «Вежа»? Та самая, что выдает мне очки влияния за постройки и начисляет штрафы за проваленные задания? Да уж, божественность так и прет.

– Божество? – я постарался придать голосу как можно больше серьезности. – Интересно. И как же ты это поняла?

Искра выпрямилась, гордо вскинув голову.

– Мой отец, Огнеяр. Он был ее последователем. Он служил ей.

Ага, вот оно что. Папаша, значит, запудрил дочке мозги. Ну, Огнеяр был мастак на такие дела. Он и не такое мог придумать, чтобы придать себе значимости.

– Служил? И как же он ей служил? Жертвы приносил?

Искра нахмурилась, мои слова ей явно не понравились.

– Не говори так, – сказала она. – Он общался с ней. Он слышал ее голос.

Я кивнул, делая вид, что впечатлен. Голос, значит. Ну да, ну да. У меня тоже иногда бывает «голос» в голове. Особенно когда «Вежа» сообщает, что я потерял очки влияния за какую-нибудь ерунду.

– И что же говорил ему… голос?

– Он говорил о многом, – ответила Искра. – О силе, о власти, о… предназначении.

Предназначение. Знакомое слово. «Вежа» тоже любит порассуждать о моем предназначении. Обычно это заканчивается тем, что мне приходится выпутываться из очередной передряги.

– И у этого божества есть последователи? – продолжал я расспросы.

Внутри меня закипает веселье.

– Да, – кивнула Искра, ее глаза загорелись еще ярче. – Их немного, но они есть. Они избранные. Они тоже слышат ее голос.

О да, избранные. Ну конечно. Как же без этого. Я, значит, избранный. И Ратибор избранный. И Илья Муромец, судя по всему, тоже.

– И что же делают эти последователи?

Я с трудом сдерживал смех.

– Они служат ей, – повторила Искра. – Они помогают ей влиять на мир.

Ну да, ну да. Очень похоже на Вежу. Она тоже любит «влиять на мир». Особенно на баланс очков влияния.

– Понятно, – сказал я, кивая с самым серьезным видом. – Очень… интересно.

В этот момент я обратился к Веже:

«Вежа, ты это слышишь? Ты, оказывается, божество. И у тебя есть последователи».

Молчание. Никакого ответа.

«Вежа?» – повторил я, уже настойчивее. – «Ты тут?»

В моей голове раздался знакомый голос:

«Подтверждаю. Данная информация является частично верной. Я не являюсь божеством в традиционном понимании. Однако, я обладаю возможностями, превосходящими возможности обычных систем. Термин „последователи“ применим к „носителям“, субъектам, обладающим возможность оперировать масштабными объемами информации».

Вот и как с это системой общаться? Разложила по полочкам. Вот не поймет никогда искусственный интеллект человеческий юмор. Хотя смешного тут мало. Искра ведь всерьез это мне пытается впихнуть.

– И к чему ты все это мне рассказываешь? – спросил я девушку, возвращаясь к нашему разговору. – Какая мне от этого польза?

– Я хочу помочь тебе, – ответила она, дрогнувшим голосом. – Я знаю, что ты… особенный. И я знаю, что тебе нужна помощь. Печенеги сильны. Но если ты найдешь других последователей, если ты объединишь их, ты сможешь победить.

Последователи, значит. Ну, допустим. Допустим, я найду этих «носителей». И что дальше? Будем водить хороводы вокруг «Вежи» и петь ей хвалебные песни?

– И как же мне их найти? – спросил я. – У них что, на лбу написано «последователь Вежи»?

Искра покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Они чувствуют друг друга. Как ты чувствуешь Ратибора.

А она наблюдательная. Когда она заметила это? И неужели это так явно видно? А Илью тогда как она не вычислила? Или богатырь недостаточно долго со мной – меньше эмпирических данных у дочери волхва.

Ну да, Ратибор – носитель системы. Она заметила то, что я его все время вижу, когда он рядом. Хотя сам Ратибор шустрый и всегда умудряется пользоваться своей незаметностью. Но со мной не прокатывает.

– Я постараюсь, – сказал я, решив пока не спорить с ней. – Я подумаю над твоими словами.

Искра кивнула, вроде бы успокоившись. Она уже направилась к двери, но вдруг остановилась, обернувшись.

– А ты… – начала она, запинаясь, – ты знал об этом? О последователях?

Вот тут я и замер. Вопрос был неожиданным. И, что самое неприятное, я не знал, как на него ответить. Сказать правду? Что я вообще-то в курсе, что Вежа – не божество, а всего лишь система? Что я сам – носитель этой системы, и что никаких «последователей» я не ищу, потому что и так неплохо справляюсь?

Но что-то меня остановило. Что-то в ее взгляде и интонации. Она ведь искренне верила в то, что говорила. Она пришла ко мне с чистым сердцем, желая помочь. И если я сейчас скажу ей правду…

– Да, – ответил я, глядя ей прямо в глаза. – Я знал.

Искра нахмурилась, ее лицо исказилось. В глазах вспыхнул гнев, смешанный с обидой.

– Знал⁈ – воскликнула она, ее голос сорвался. – Знал… и молчал⁈ Я тут… я пришла к тебе… я полчаса распиналась, объясняла… а ты… ты просто слушал и… и…

Она не договорила, развернулась и выбежала из терема, хлопнув дверью.

Я остался один. И тут я не выдержал. Я рассмеялся. Сначала тихо, потом громче, и, наконец, во весь голос. Смеялся до слез, до колик в животе.

Странная девушка, эта Искра. Очень странная. И очень искренняя. А еще меня влечет к ней. Но это естественно. Хороша, чертовка.

Отсмеявшись, я вытер выступившие слезы и покачал головой. Да уж, Искра. Умеет она удивлять. И злиться тоже умеет, это я уже понял. Ладно, потом извинюсь. Может, даже подарю ей что-нибудь. Например, новый кувшин для ее целебных трав. Или нет, лучше не надо. А то еще решит, что я над ней издеваюсь.

Но сейчас не до Искры. У меня и без нее дел полно. Печенеги под стенами, склады сгорели, еды осталось на неделю, а город – сплошная пороховая бочка.

На следующий день я отправился к гончарам. Их мастерская располагалась на окраине города, подальше от жилых домов. Внутри было жарко и душно, пахло глиной и дымом. Гончары, кряжистые мужики с руками, перепачканными глиной, работали не покладая рук – крутили гончарные круги, лепили горшки, миски, кувшины.

– Здоров, мастера! – поприветствовал я их, входя в мастерскую.

Гончары обернулись, узнав меня, поклонились.

– Здрав будь, княже! – ответил старший гончар, седовласый мужик с морщинистым лицом и цепким взглядом. – Чего изволишь?

– Дело у меня к вам, – сказал я. – Необычное.

– Говори, княже, – кивнул гончар. – Мы все могем.

– Мне нужны кувшины. Но не простые, а особые.

Я подошел к одному из гончарных кругов, взял кусок глины и начал лепить, показывая, что мне нужно.

– Форма – круглая, как шар, – объяснял я. – Стенки – толстые, чтобы не разбились при случайном падении. Горлышко – узкое, но такое, чтобы можно было запечатать. И крышка нужна.

Гончар внимательно смотрел, как я работаю, кивая головой.

– Крышка – тоже глиняная? – спросил он.

– Да. Но не простая. С резьбой. Чтобы плотно прилегала к горлышку. И еще… отверстие в ней нужно. Небольшое, для веревки.

– Для веревки? – удивился гончар. – Зачем?

– Потом объясню, – отмахнулся я. – Сможете такое сделать?

Гончар почесал бороду, задумался.

– Смочь-то сможем, – сказал он. – Только… зачем такие кувшины? Для вина не годятся, для воды – тоже.

– Не для вина и не для воды, – усмехнулся я. – Для дела. Для важного дела.

– Ну, раз для дела… Сделаем. Сколько таких кувшинов нужно?

– Много, – ответил я. – Сотню, а лучше две. И как можно быстрее.

– Постараемся, княже. Завтра к вечеру с десяток сделаем, ты проверишь. А там уже и решим все.

– Отлично. Я щедро заплачу.

Выйдя от гончаров, я направился к кузнецам. С собой я нес чертежи катапульт и самострелов. Но я отложил это на потом. Для начала мне нужен был самогонный куб. Да, именно он. Не для того, чтобы гнать самогон, конечно, а для того, чтобы получить спирт. Чистый спирт. А из него уже можно сделать горючую смесь.

Кузница встретила меня звоном молотов и жаром печей.

– Здоров, Богдан! – поприветствовал я старого кузнеца.

Богдан обернулся, узнав меня, поклонился.

– Здрав будь, княже! – ответил он, вытирая пот с лица. – Как чертежи? Продвигаются?

– Продвигаются, – кивнул я протягивая чертежи. – Но сейчас мне нужно другое.

– Что же? – спросил Богдан с интересом разглядывая чертеж самострела.

– Мне нужен… куб, – сказал я. – Большой, медный. С двумя трубками. Одна – чтобы пар выходил, другая – чтобы жидкость стекала. И еще… змеевик нужен.

Богдан нахмурился, явно не понимая, о чем я говорю.

– Змеевик? – переспросил он. – Это что еще за зверь?

– Трубка, – объяснил я. – Закрученная, как змея. Чтобы пар охлаждался и превращался в жидкость.

– А… – протянул Богдан. – Понятно. А зачем тебе такое?

– Для дела, – ответил я, как и гончару. – Для очень важного дела.

– Ну, раз для дела – сделаем.

С самогонным кубом, в теории, все было просто. Берем брагу (в моем случае – из остатков зерна, которое не сгорело при пожаре), заливаем в куб, нагреваем. Пары спирта поднимаются вверх, проходят через змеевик, охлаждаются и конденсируются, превращаясь в жидкость. На выходе получаем чистый спирт.

С горючей смесью тоже особых проблем не предвиделось. Спирт сам по себе хорошо горит. Но если добавить к нему что? Масло? Жир? Смолу? Надо экспериментировать.

В течение следующих нескольких дней Переяславец превратился в одну большую мастерскую. Гончары лепили круглые кувшины с хитрыми крышками, кузнецы ковали детали для самострела, катапульт и самогонного куба, плотники строили осадные машины и детали самострелов, а я метался между ними, раздавая указания, дорисовывая чертежи и проводя эксперименты. И главное, я ни одного очка влияния на это не потратил.

С самогонным кубом пришлось повозиться. С изготовлением змеевика возникли проблемы. Богдан никак не мог согнуть медную трубку так, чтобы она не треснула и не сплющилась. Пришлось применить смекалку: набить трубку песком, заглушить концы и только потом гнуть. Получилось.

Первую партию спирта я получил через три дня. Запах, конечно, стоял на весь терем. Но главное – результат. Спирт горел.

Теперь – горючая смесь. Я смешивал спирт с разными ингредиентами: с маслом, с жиром, со смолой, с дегтем. Пробовал разные пропорции. Поджигал. Смотрел, как горит.

Лучше всего показала себя смесь спирта со смолой и маслом. Она горела ярко, жарко и долго. И, что самое главное, ее было сложно потушить.

Когда первая партия «бомбочек» была готова, я решил провести испытания.

– Добрыня, – позвал я тысяцкого. – Собери людей. Будем пробовать новое оружие.

Добрыня, Алеша, Ратибор и Илья с любопытством наблюдали, как я устанавливаю на стене одну из катапульт. Плотники, под руководством Степана, собрали ее по моим чертежам. Получилась внушительная машина: деревянный каркас, мощный рычаг, ложка для метания снарядов, туго натянутые канаты.

– И что это за штука? – спросил Добрыня, оглядывая катапульту. – Камни метать?

– Камни. Но не только.

Я взял один из глиняных шаров, которые сделали гончары, и показал его Добрыне.

– Видишь? Это – не простой камень. Это – бомба.

– Бомба? – переспросил Добрыня, нахмурившись. – А что внутри?

– Горючая смесь, – ответил я. – Спирт, смола, масло. Поджигаешь фитиль, закладываешь в ложку, метаешь. Шар разбивается, смесь разливается и загорается.

Добрыня присвистнул.

– Никогда такого не видел.

– Я тоже, – усмехнулся я. – Но надеюсь, что сработает.

Мы затащили катапульту на стену, установили ее у зубцов. Я выбрал в качестве мишени большой валун, лежавший метрах в ста от города. Печенеги развлекались – подскакивали небольшими отрядами и выцеливали дружинников на стене. Если мы сильно огрызались, то они звали еще подкрепление. И так на протяжении всего этого времени. Странная осада, если честно. Будто они просто чего-то ждут. Игоря? Может быть.

– Давай, княже, – сказал Добрыня. – Покажи, на что способна твоя штуковина.

Я зарядил катапульту обычным камнем, примерно такого же веса, как и глиняные шары. Прицелился. Потянул за рычаг.

Катапульта сработала с громким скрипом и лязгом. Камень взлетел в воздух и… упал, не долетев до цели метров двадцать.

Печенеги, наблюдавшие за нашими приготовлениями, разразились смехом. Да и свои тоже поулыбались, кто-то в открытую, кто-то украдкой.

– Не беда, – сказал я, не обращая внимания на смех. – Это только пристрелка.

Я подкрутил механизм, изменил угол наклона рычага. Снова зарядил катапульту. Снова выстрелил.

К тому времени у валуна собралось около сотни кочевников. Видимо им там скучно в стойбище. Вот и развлекаются так – перманентными наскоками. А тут зрелище – каменюками бросаются.

На этот раз камень перелетел через валун.

– Ага, – сказал я. – Понятно.

Еще несколько выстрелов – и я, наконец, попал в цель. Камень с глухим стуком ударился о валун, отколов от него небольшой кусок.

– Ну вот, – сказал я. – Теперь можно и бомбочки попробовать.

Я взял один из глиняных шаров, пропитанный горючей смесью. Аккуратно вставил в отверстие в крышке фитиль – кусок веревки, пропитанный смесью. Поджег фитиль. Заложил шар в ложку катапульты. Подправил немного бок катапульты, чтобы лучше прицелиться.

А печенеги так кучно столпились. Красота. Я прицелился. Потянул за рычаг.

Катапульта сработала. Глиняный шар, оставляя за собой дымный след от горящего фитиля, полетел в сторону кучки кочевников.

И я попал. Прямо в середину группы печенегов.

Шар разбился. Горючая смесь разлилась по земле, мгновенно вспыхнув ярким пламенем. Печенеги, оказавшиеся в эпицентре взрыва, закричали от боли и ужаса. Их одежда загорелась, они катались по земле, пытаясь сбить пламя.

На стене воцарилась тишина. Все смотрели на горящих печенегов, не веря своим глазам.

– Вот это да… – прошептал Добрыня, ошеломленно глядя на меня. – Ты, княже… ты волшебник!

Я усмехнулся.

– Не волшебник, Добрыня, – к сожалению.

Пламя, охватившее печенегов, было не просто ярким – оно было каким-то неестественным. Желто-оранжевые языки, смешанные с черным дымом, взметались вверх, как живые, извиваясь и корчась.

Печенеги, не попавшие под удар, отбежали, ошеломленно глядя на своих горящих товарищей. Кто-то кричал, кто-то пытался помочь, но большинство просто стояли, не в силах поверить в происходящее. В их глазах читался первобытный, животный страх перед неведомой силой.

– Что это было? – пробормотал Алеша, стоявший рядом со мной на стене.

– Это… – я запнулся, подбирая слова, – … это козырь.

Я оглянулся на дружинников. Те тоже были потрясены. Они видели, что их князь – не просто воин, не просто правитель, а тот, кто может создать оружие, способное одним ударом обратить врага в пепел.

Суматоха в печенежском стане нарастала. Крики, вопли, ржание лошадей – все смешалось в один сплошной гул. И вдруг все стихло. Так же внезапно, как и началось. Печенеги начали расступаться, освобождая дорогу. К городу двигалась группа всадников. Парламентеры.

– Хм, – хмыкнул я. – Быстро они среагировали.

– Что будем делать, княже? – спросил Добрыня, подходя ко мне. – Примем их?

– А почему бы и нет? – усмехнулся я. – Пусть посмотрят.

Я оглядел катапульты. Плотники и кузнецы постарались на славу – за прошедшие дни они собрали всего две испытательные машины. И «бомбочек» гончары налепили два десятка всего. Всего? Тут от одной уже суматоха.

– Это всего лишь тестовые образцы, – сказал я, обращаясь к Добрыне. – Но и их хватит, чтобы произвести впечатление.

Я приказал седлать коня.

– Ратибор, поедешь со мной?

– Спрашиваешь? – Ратибор хмыкнул.

Он всегда был готов был прикрыть меня.

– Ворота приоткрыть, – распорядился я, обращаясь к стражникам. – Но не полностью. Чтобы в случае чего…

Стражники кивнули, с трудом сдвигая тяжелые дубовые створки. Образовалась узкая щель, достаточная, чтобы проехал всадник, но слишком маленькая, чтобы через нее могла прорваться толпа.

Я выехал из города, Ратибор – следом за мной. Печенежские парламентеры приближались. Их было пятеро. Четверо – обычные воины, в кольчугах и шлемах, с копьями и щитами. А впереди, на вороном коне, ехал сам хан Куря.