355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вэвиан Фэйбл » Золотая рыбка. Часть 1 » Текст книги (страница 8)
Золотая рыбка. Часть 1
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 00:26

Текст книги "Золотая рыбка. Часть 1"


Автор книги: Вэвиан Фэйбл



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– Зачем вам понадобилось впутывать во всю эту грязь пятилетнего ребенка?

– Ребенок – сын Йона Хольдена. Теперь тебе ясно?

Какое там «ясно»! Теперь-то все запуталось еще больше, и пораскинуть мозгами я не успеваю, поскольку Олимпия обрушивает на меня нескончаемый поток слов:

– Еще вчера я с превеликой радостью прикончила бы тебя. Ты подстрелила Хона, из-за тебя Гремио угодил в лапы полиции. Кстати, мой тебе совет: охраняйте его получше, у Хольдена руки длинные… Но сегодня мы с тобой очутились в одной упряжке, хотя завтра снова можем стать врагами. Постоянных симпатий-антипатий не существует, все зависит от ситуации. А ситуация такова, что мне больше следует опасаться Хольдена, чем тебя. Потому что я слишком много знаю. Кастор!

Кастор послушно делает шаг вперед. Олимпия улыбается ему.

– Расскажи ей про свою бабенку!

Первым делом Кастор усаживается и принимает позу поудобнее: откидывается на спинку стула, вытягивает ноги вперед; затем, сопровождая свою речь размашистой жестикуляцией, начинает рассказ. У него очень потешная манера говорить – одной стороной рта, я с трудом сдерживаю смех, но вскоре смысл его слов заставляет меня забыть о веселье.

– Несколько лет назад, когда был помоложе, крутил я роман с одной девицей. Любовь была пылкая, да только длилась недолго: ей, видишь ли, пришлось не по нраву, что она у меня не единственная. Есть такая порода ревнивых баб, но им лучше со мной не связываться. Ну да неважно… Подружка моя была хороша из себя, и зла я на нее не держал, наоборот, старался помочь, устроил секретаршей к старику Хольдену. Она прижилась на новом месте, к ней там хорошо относились. Любош в ту пору женился, поначалу у них с женой все шло тихо-мирно, а потом, вскоре после рождения ребенка, семейная жизнь разладилась. Жена его бросила и переселилась к старшему брату, Йону. Подружка моя бывшая оставила работу, потому как была на сносях, а вскоре и старик Хольден дал дуба…

И вот недавно я случайно столкнулся с бабой той. Зашли в первый попавшийся бар посидеть, покалякать, вспомнить добрые старые времена. Атри рассказала о себе. У нее родились близнецы, муж оказался пьяницей, и семейная жизнь не задалась. В общем, типичные бабьи сопли. Любой брак неизбежно кончается такими вот слезными причитаниями, и все же каждая девица ждет не дождется поскорее выскочить замуж. Атри опрокидывала один стаканчик за другим и все жаловалась на свою несчастную долю. Но она не чета Олимпии: Олимпия сколько хочешь выпьет, и хоть бы хны, а эту здорово развезло. Словом, увлеклась и выболтала кое-какие секреты Хольденов. Если вы воображаете, будто бы эти господа намного лучше, чем Олимпия и ее братья, то у вас челюсть отвисла бы, послушай вы Атри…

Прошло немного времени, и вдруг я слышу, как Йон и Любош ссорятся между собой, и ссорятся из-за Атри. Оказывается, у нее не хватило ума держать язык за зубами и тайны Хольденов выплыли наружу. Любош ее защищал, а Йон поносил на чем свет стоит и грозил пришить. Хольден-старший был уверен, что за анонимными звонками с угрозой похитить ребенка стоит Атри. Крепко они тогда поцапались, я даже удивился, как это Любош рискнул пойти против брата. А чуть погодя Йон вызвал меня и распорядился убрать Атри. «Вы от меня много хотите, – сказал я хозяину, – ведь Атри в моих любовницах ходила. У меня на нее рука не поднимется, так что уж лучше поручите это дело кому другому». Хольден понимающе ухмыльнулся, похлопал меня по плечу и действительно перепоручил мокруху другому.

– Этого тебе достаточно? – резко спрашивает Олимпия.

– Нет. Мне надо знать, что именно Атри рассказала Кастору.

– Тебе надо, ты и разнюхивай, на то и сыщица. Мое дело – доказать, что не блефую. Итак, в обмен на Нелла Хольдена ты получишь своего братца. Иначе Мартину крышка. Верно я говорю, Кастор?

Кретин с физиономией разумного человека согласно кивает, а я только диву даюсь. Где глаза у Хольдена – доверить собственную безопасность этакому остолопу?!

– Каким боком сюда затесался Кастор? – любопытствую я.

– Сказано тебе: он мой любовник. Мы с Хоном нашли у него убежище. Кастор знает, что Хольден решил во что бы то ни стало нас пришить, и готов нам помочь. Можешь не сомневаться, защитить нас он сумеет.

– Я и не сомневаюсь. Так вот пусть твой Кастор и похищает мальчонку, а я пошла по своим делам.

Действительно, я и без того загостилась в тесной конторе, заставленной мебелью: стульями, письменным столом, диваном, – самое время проветрить мозги. Я поднимаюсь со стула. Олимпия с простоватым смешком хватает сидящего рядом Кастора за причинное место. Остается только надеяться, что она не намерена продемонстрировать мне свои любовные приемы. Однако, судя по всему, экзотического зрелища не избежать, поскольку Кастор, издав сладострастный стон, бесстыдно лапает девицу.

Слава Всевышнему, в этот момент оглушительно трезвонит телефон, до сих пор безмолвно затаившийся на краю стола. Олимпия решительно отбрасывает руку любовника и тянется за трубкой.

Говорящего на другом конце провода мне все равно не слышно, поэтому я предаюсь наблюдениям. Девица, перегнувшись через Кастора, молча слушает собеседника, и выражение ее лица не сулит ничего хорошего. А поклонник, не замечая этой перемены, возбужденно тискает ее ляжки.

Вся сцена длится не более минуты. Олимпия, бросив трубку, отталкивает блудливые лапы любовника и смотрит на меня в упор.

– Никуда ты не пойдешь. И точка!

– Ключ от двери потерялся, что ли?

– У меня для тебя новости, одна плохая, другая хорошая.

– Фи, как неоригинально!

Лицо Олимпии искажается, пренебрежение вмиг сменяется ненавистью.

– Начну с дурной. Похоже, нам придется тебя пришить. Но прежде утешу тебя доброй вестью: на Хона совершено нападение, и Мартин освобожден. Кастор!

Мощная туша горой возвышается надо мной. По всей видимости, Кастор не уверен в собственной силе, так как вытаскивает пистолет и сует его мне под ребра.

– Что будем делать? – спрашивает он, обернувшись назад.

– Отсюда надо смываться… Прихватим ее с собой или бросим к чертям? – вопросом на вопрос отвечает Олимпия.

– Отвали, сам с ней управлюсь. – Кастор бросает на меня плотоядный взгляд. Ему бы нож и вилку, и с удовольствием слопал бы меня на ужин, но Олимпия, оттолкнув хахаля, отбирает у него пушку.

– В конце концов, ведь это я должна свести с тобой счеты, – цедит она сквозь зубы.

Воображаю, с каким пылом она станет предаваться любви, укокошив меня! Даже завидно.

– На сей раз я вооружена, а ты с пустыми руками, – продолжает она. – Ну как, приятное чувство?

Молниеносное движение – и выбитый пистолет отлетает в дальний угол комнаты. Коленом я что есть силы бью Олимпию в живот, а другой рукой наношу рубящий удар по шее. Кастор, конечно, не потерпел бы с моей стороны такого самоуправства, но нас разделяет его дама сердца.

Вернее, разделяла. Под тяжестью ударов Олимпия падает, выблевывая недавно проглоченное виски, и Кастор всей тушей обрушивается на меня. В этой тесноте совершенно не остается места для маневрирования, и я, увернувшись, перелетаю через невысокую спинку дивана в тайной надежде завладеть оружием. Но мой противник сильнее, мне не справиться с ним в рукопашной схватке. Поэтому я, вновь перемахнув через диван, устремляюсь к двери и выскакиваю в соседнее темное помещение. В этот момент за окном вспыхивает свет фар.

У входа с оглушительным скрежетом тормозит машина, поэтому я раздумываю выскакивать на улицу. Заметив в одном из распахнутых шкафов груду одежды, ныряю в ворох тряпья и замираю.

На пороге появляется Кастор с пистолетом в руках. Он смеется.

Он так и не успевает оборвать смех, когда отлетает выбитая входная дверь и в помещение врываются двое. В руках одного из мужчин тотчас взлаивает автомат. Кастору больше не до смеха. Бессильно цепляясь ногтями за обшивку дверного косяка, он в каком-то гротескном поклоне опускается на пол. Изо рта и из простреленной груди хлещет кровь, и я засовываю голову поглубже в тряпье. Не хочется видеть, как в следующий момент точно так же изрешетят пулями и меня. Разумеется, сути дела это не изменит, но при любой ситуации все же необходимо соблюдать достоинство.

Раздается стук тяжелых мужских башмаков. Шаги приближаются, звучат совсем рядом, затем я слышу скрип двери. На миг воцаряется тишина, затем грохает одиночный выстрел. И снова шаги.

Вдалеке воет сирена. Невероятно, но факт: мне вдруг до смерти хочется в туалет. Выходит, я жива!

Над самым ухом торопливо грохочут шаги, хлопает дверца машины. Рев включенного мотора, визг покрышек – и вновь наступает тишина, лишь по-прежнему воет сирена. Я осторожно выглядываю. Кругом ни души, если не считать бренных останков Кастора. Выбираюсь из-под вороха одежды и лишь теперь замечаю, что жизнь мне спасли трусики и комбинации. Я направляюсь ко входу в контору, откуда льется свет.

Каблуки моих туфель скользят в крови Кастора; восстановив равновесие, я переступаю через недвижную тушу. Олимпия валяется на ковре в той же позе, в какой я ее оставила. Перед ней – исторгнутое виски. Позади ее головы – ошметки мозга. На лбу темнеет аккуратная дырочка. Даже мертвая Олимпия красива. Дырка от пули не больше круглой нашлепки, какую индийские женщины прикрепляют на лоб, давая понять, что они замужем.

В конечном счете и Олимпия навеки обручилась с тем (и с той), с кем до сих пор лишь кокетничала: с Кастором и со смертью.

Я плюхаюсь на диван, скрещиваю ноги и взираю на редкое зрелище. Разве я не храбрая? Ну так пусть и дивится моей храбрости весь свет!

А если и не целый свет, то хотя бы Даниэль Беллок с Шефом. Они входят… да какое там «входят» – врываются внутрь, и у обоих лица любо-дорого смотреть. На валяющиеся трупы они не обращают внимания, поскольку ни один из них не мой. Ей-богу, трогательно!

При виде безмятежно развалившейся на диване сотрудницы Шеф прячет пистолет, без звука поворачивается и уходит. Хмурый – нет. С безумным взглядом он на мгновение замирает, искаженные черты его лица разглаживаются, и он топает ко мне. Подхватывает меня, на миг прижимает к себе и вновь роняет на диван. Утратив ко мне интерес, Хмурый опускается на колени подле тела Олимпии.

Вновь появляется Шеф и осматривает поочередно трупы Кастора и девицы. Со мной ни он, ни Даниэль не разговаривают. Я встаю и пытаюсь проскользнуть в раскрытую дверь. Вдогонку мне протягивается чья-то рука, хватает за запястье и с такой силой сжимает, что я невольно охаю.

– Что здесь произошло? – интересуется Хмурый, не ослабляя железной хватки.

– Ты меня спрашиваешь?! По-моему, вам виднее… Где Мартин?

Оба смотрят на меня как на помешанную.

– Какой Мартин? – наконец нарушает молчание Шеф. Нахмурив брови, он внимательно разглядывает меня, выискивая внешние симптомы помешательства.

Что ж, за этим дело не станет.

– Обманули!

Я бросаю на бездыханную Олимпию уничтожающий взгляд, способный прикончить человека, теплись в нем хоть искра жизни. Господи, куда бежать на поиски?! Потребность двигаться болезненной судорогой сводит мышцы, но прочеши я хоть весь город, где гарантия, что удастся отыскать Мартина?..

– Как ты узнал, что я здесь? – Чтобы Хмурый не вздумал увильнуть от ответа, тычу в него мыском туфли. Он поднимается с пола и смотрит мне прямо в глаза.

– Ловко ты меня провела. Может, объяснишь, зачем тебе это понадобилось?

– А вы почему водите меня за нос?

– Никто вас не обманывал, Дениза. – Закончив осмотр трупов, Шеф выпрямляется. Голос его звучит уверенно и энергично. – Наши намерения вам были прекрасно известны, вы ведь обсудили их с Даниэлем.

– С ним, что ли? – указываю я на Хмурого. Шеф кивком подтверждает свои слова. – Ничего мы с ним не обсуждали, ровным счетом ничегошеньки. Ни о статье в газете, ни о Джилланах, ни о том, что Мартин подвергается риску, даже разговора не заходило. Так что с меня хватит! Забудьте, что мы когда-то сотрудничали.

– Постойте, Дениза! Давайте по порядку, ладно? Вы ни с того ни с сего сбежали из дому. Даниэль был готов на стенку лезть. И мы ничего не знали, понятно вам? Так что там с Мартином?

– Как вы здесь очутились? – продолжаю я гнуть свое.

– В ходе розыска поступили сообщения, что наши агенты кое-где видели Джилланов. К вечеру стал известен и этот адрес, и я направил сюда оперативника прощупать, что к чему. Через несколько минут после того, как Даниэль доложил мне о вашем побеге, раздался звонок. Оперативник рассказал, что вы примчались сломя голову. Тогда и мы в свою очередь сломя голову полетели сюда. У меня все. Очередь за вами, Дениза!

– Мне позвонила Олимпия и велела прийти. При этом потребовала явиться одной, иначе, как она выразилась, Мартину крышка. Несколькими минутами позже отец сообщил по телефону, что Мартина похитили из больницы.

– Как же ты могла уйти, не сказав ни слова? – укоризненно качает головой Хмурый.

Не удостаивая ответом, я делаю ему знак заткнуться и продолжаю:

– Сюда при мне тоже позвонили, и нашей мирной беседе пришел конец. Олимпия вроде бы говорила с братом, и тот сообщил, что на него было совершено нападение и Мартина вырвали из его лап. Я думала, что его освободили вы. Но если это не так, то что же произошло на самом деле и, главное, где Мартин?

И тут, безо всякого перехода, я вдруг разражаюсь слезами. Утыкаюсь лицом в плечо Шефа и, позабыв всякий стыд и собственную репутацию дамочки без нервов, реву и реву, покуда рубашка Шефа не промокает насквозь. Кто-то услужливо подсовывает мне бумажный носовой платок, затем еще один. Вокруг нас озабоченно снуют полицейские, вскоре прибывает бригада экспертов; мелькают вспышки, щелкают фотоаппараты, до слуха моего доносятся обрывки фраз, однако я все еще не способна нормально реагировать на внешние раздражители.

Шеф отрывает меня от себя и перекладывает на плечо Хмурого. Гнусный предатель стоически сносит ущерб, наносимый потоками моих слез его белоснежной рубашке. Он ласково гладит меня по спине, приговаривая: «Ну ладно, ладно, будет тебе…»

Я спешно высвобождаюсь из его объятий и, когда Шеф отсылает нас домой, облегченно вздыхаю: мне удалось обойти молчанием причину, по какой Олимпия заманила меня сюда. Для начала надо самой хорошенько переварить полученную информацию, а уж потом делиться ею с другими.

Хмурый настаивает, чтобы на обратном пути машину вел он, и я великодушно соглашаюсь, понимая, что представляю сейчас несомненную опасность. Мысли мои лихорадочно скачут; откинувшись на спинку сиденья, я пытаюсь составить план действий, но безуспешно, поскольку Хмурый завязывает разговор:

– Что за дикое желание прошибить лбом стену, Дениза!

– Уж кто бы говорил! Разве не ты сам подталкиваешь меня к этой стене?

– Признаю, виноват, что заранее не предупредил тебя о публикации в газете. Но я был абсолютно уверен, что сумею защитить тебя, если Джилланы проявят активность.

– Нечего сказать, хорошо вы нас с Мартином защитили!

– Но ведь ты ни словом не обмолвилась о происходящем!

– Не ори на меня!

Даниэль судорожно сглатывает и продолжает, заметно сбавив тон:

– Прости, Дениза, но за сегодняшний день я постарел на добрых три десятка лет. Мне даже в голову не приходило, что ты заподозришь меня в каких-то кознях, обведешь вокруг пальца и ринешься навстречу собственной гибели. Ты должна доверять мне, Дениза. Пойми, я не могу открыть всей правды. Попросту не имею права.

– Подставлять меня ты имеешь право, а сказать правду – нет?!

Машина останавливается у подъезда моего дома. Я выбираюсь на тротуар и протягиваю руку за ключами, но Хмурый крепко зажимает их в кулаке.

– Не вздумай увязаться за мной!

– Еще как вздумаю, – заявляет он, стискивая мое плечо. – Ты малость поостынешь, и мы вместе попробуем выяснить, что же случилось с Мартином.

– Нет, Хмурый! – Я решительно трясу головой. – Отдай ключи!

– А ну, марш! – сурово командует он и, развернув меня лицом к подъезду, дает тычка под зад.

Я направляюсь к двери, Даниэль следует по пятам. Ладно, на улице сцену не закатишь, но дайте мне только войти в квартиру!

Сцена разыгрывается, но, правда, не по моему сценарию. Начать с того, что ключ не входит в замок, поскольку изнутри вставлен другой. Я точно знаю, что единственным дубликатом владеет Мартин, хотя при теперешней ситуации ни в чем нельзя быть уверенной. Дурные предчувствия я пытаюсь развеять логикой: если кто-то собирается застигнуть меня врасплох в моей собственной квартире, вряд ли он станет запирать за собой дверь и оставлять ключ в замке.

Но вот дверь перед нами распахивается и я вижу Конрада. Из-за его спины со скучающим видом выглядывает девчонка, некогда встреченная мною на берегу реки. Я врываюсь в гостиную и обнаруживаю лежащего на тахте Мартина.

Первым делом я припадаю к брату и с чувством целую его. Затем усаживаюсь возле Мартина и спрашиваю Конрада:

– Как вам это удалось?

Тут в гостиную входит Хмурый, и лица присутствующих обращаются сначала к нему, затем вновь ко мне. Конрад так даже бесцеремонно тычет в незнакомца пальцем и в свою очередь атакует меня вопросом:

– А это еще что за фрукт?

– Даниэль Беллок. Сыщик. Он же повар. Он же предатель.

– Предатель?!

Я утвердительно киваю. Хмурый сокрушенно разводит руками и усмехается, затем подсаживается к нам. Он внимательно изучает Мартина; судя по всему, интерес обоюдный. Пока они пялятся друг на друга, Конрад вводит меня в курс событий.

– С рынка я поехал прямо домой, но душа у меня, конечно, была не на месте. По здравом размышлении я сообразил, что отыскать Атри ты могла только с помощью Мартина. Но в таком случае Мартину угрожает опасность, ведь он оказался нежелательным свидетелем ее гибели. Я потолковал с ребятами, и мы решили взять на себя его охрану. И не зря. Под вечер в палату заявился какой-то тип в зеленом больничном халате, и этот олух подчинился ему по первому слову. Уселся в кресло-каталку, а гад в халате и покатил его прямо к автостоянке. На дежурстве были как раз мы с Фанни. Долго околачивались без дела в коридоре, на нас уж сестры коситься стали. Потом смотрим – Мартина везут, ну и мы рванули следом. Нам сразу показалось подозрительным, что халат у «санитара» наброшен на плечи, да и левая рука вроде как забинтована. Мартин – о нашем присутствии он даже не подозревал, – очутившись за порогом больницы, начал проявлять беспокойство, и мы испугались, как бы «санитар» не оглушил его, если станет трепыхаться. Тогда Фанни подкатилась к этому типу с какими-то дурацкими расспросами, и тот с ходу клюнул на нее, только что не разложил тут же, среди припаркованных машин. Фанни вызвалась помочь ему катить кресло, а Мартин наконец-то заткнулся, видно смекнул, что дело неладно. В общем, Фанни отвлекла внимание и тип в зеленом халате подкатил Мартина к припаркованному «опелю». В потемках, да одной рукой он никак не мог попасть ключом куда надо, а пока возился с ключом, я подобрался к нему сзади и шандарахнул по башке. Думал, отключится, но башка оказалась дубовая. Тут и Мартин помог из своего инвалидного кресла. Фанни тоже не зевала, так что втроем мы наконец управились. Затолкали его под соседнюю машину, а сами на «опеле» примчались сюда. Сидим и тебя дожидаемся. Где ты пропадала?

Я смотрю на эту троицу, словно впервые вижу. У Фанни по-прежнему такой вид, будто того и гляди уснет со скуки. Стройное, мускулистое тело Конрада угадывается даже под одеждой; лицо его, невыразимо печальное, приобрело вдруг почти мужскую чеканность. А Мартин совсем не выглядит больным, словно и не было тех ужасных часов, когда врачи сомневались, сумеют ли отвоевать его у смерти. Щеки его покрылись нежным пушком. Братец кажется несколько утомленным, и если бы не загипсованная рука, то и не догадаться, что он совсем недавно побывал в переделке. Мне даже мерещится язвительная усмешка, на миг мелькнувшая в его глазах, но поручиться не могу.

Так и подмывает признаться, что я, например, не способна на храбрость, какую проявили они сегодня вечером. Сонную девицу я охотнее всего заключила бы в объятия… словом, меня осеняют идеи, совершенно непригодные для реализации. В результате я решаю возмутиться:

– Помнится, вы обещали сидеть тихо и не рыпаться, а сами что вытворяете? Захотелось схлопотать по уху?

Мартин раздраженно машет здоровой рукой:

– Заткнись! Тошно слушать…

Но я не в силах сдержать терзающий меня вопрос:

– Что же теперь с вами будет?

– А что, по-твоему, с нами должно быть? – взвивается на дыбы Конрад. – Лучше бы объяснила, что же все-таки произошло? Кто этот тип, который выдавал себя за санитара? Как видишь, вопросов у нас тоже навалом.

Я достаю бокалы и всю имеющуюся в доме выпивку. Хмурого я по-прежнему демонстративно не замечаю; впрочем, он тоже старается держаться в тени. Разлив коньяк в четыре бокала, угощаю ребят.

Конрад, наконец-то угомонившись, усаживается в кресло.

– Дело это довольно запутанное, но, коль скоро тебя интересует, попытаюсь изложить в общих чертах, – говорю я и пересказываю историю мотоциклистов-налетчиков, умалчивая о роли Атри и старшего Хольдена. Пусть уж я буду козлом отпущения и ребята думают, будто Мартин попал в переплет исключительно по моей вине. Однако к концу рассказа понимаю, что кое-какие подробности все же не утаить. – Видишь ли, Конрад, с делом Атри мне почти удалось разобраться. Остается только доказать вину убийцы.

Конрад таращится на меня, как на инопланетянку.

– Доказа-ать?! Выходит, ты знаешь, кто это сделал?

Я утвердительно киваю.

– Тогда каких тебе еще доказательств надо?

– А что ты станешь делать без доказательств?

– Так я тебе и сказал!

– Друг мой, времена кровной мести давно миновали.

– Брось молоть чепуху! Похищение Мартина, по-твоему, не кровная месть? А гибель Атри? Напрасно ты держишь нас за круглых идиотов! Знаешь, что означает ее располосованный рот? Это же визитная карточка убийцы! Атри убили, потому что ей были известны чьи-то тайны и она не пожелала держать язык за зубами. Думаешь, если я с утра до вечера гоняю на мотоцикле, то уж и до двух считать не умею?

Хмурый, до сих пор недвижно сидевший в кресле, наклоняется вперед и вступает в разговор. При первых же звуках его рокочущего, как морские глубины, баса оба паренька вздрагивают, а с Фанни мигом слетает сонливость.

– Именно это Дениза и пытается обойти молчанием. Я имею в виду располосованный рот. Денизе хотелось бы обезопасить вас от столь жестокой участи – думаю, вы и сами это понимаете. Однажды я тоже попал в аналогичную заваруху, и, хотя был в ту пору постарше, чем вы сейчас, тем не менее мне пришлось сматывать удочки и бежать на край света. Иного выхода попросту не было. Речь шла не только о моей жизни. У тех, кто пытается заткнуть честным людям рот, богатый выбор средств, но эта публика почти всегда действует по одной и той же схеме. Например, если возникнут осложнения с Денизой, на нее начнут давить через Мартина. На меня тоже нашли управу: схватили моего отца и всего изрезали-искромсали. Правда, не до смерти, но в этом и не было необходимости, старик умер от шока. Твоя сестра убита, Конрад, так что ты на себе испытал действенность методов этих бандитов. Отчего бы вам, ребята, не уехать куда-нибудь до конца каникул?

Мартин слушает, не сводя с Хмурого глаз. Когда же заговаривает, голос звучит очень тихо.

– Я ничего не помню. Не помню, что со мной произошло, а если и видел что – позабыл напрочь. – Голос его постепенно обретает силу, даже выражение лица меняется: если у мрачности существуют степени, то Мартин достиг крайней степени этого состояния. – Но я никогда не забуду двух типов, что избили меня той ночью. С тех пор снится, как подступают ко мне, злобно шипят в лицо и начинают избивать… Они возникают словно бы из ниоткуда и исчезают без следа. Им нет нужды опасаться вас, поскольку вы не тронете их, боясь за своих близких. Вы не можете схватиться с ними в открытую, в честном бою. Вы на виду, а они затаились, как крысы. Но почему вы не последуете их примеру? Закон, доказательства… Чушь собачья! Всем известно, что Икс-Игрек бандит и убийца, но коль скоро вина его не доказана, пусть себе разгуливает на свободе. Смех, да и только! Они убивают направо-налево, а вы сидите сложа руки, кишка у вас тонка. Да вы просто трусы!

– И все же лучше предоставьте охоту за убийцами нам, – внушительно говорит Хмурый.

Почему-то в его устах эти слова звучат убедительно, даже на меня его взгляд и выражение лица действуют завораживающе. Чувствуешь, что на этого человека можно положиться. Однако Хмурый еще не закончил:

– Сегодня вечером вы проявили отчаянную дерзость, но ведь это не детская забава. Впрочем, вы и сами понимаете. Сейчас речь не о том, что вам, мол, не под силу размотать это дело. У нас к вам единственная просьба: обождать, пока ситуация сложится так, что вы сможете выйти на сцену. Не привлекайте к себе внимания, как вы это делали до сих пор. Пусть все считают вас безобидными подростками. Конечно, преградить путь мчащемуся поезду – это геройство, но геройство совершенно бессмысленное. Истинная храбрость не нуждается в эффектных проявлениях и ценна не сама по себе. Она предполагает не только наличие цели, но и умение достичь ее. Для этого иногда приходится выжидать годами. Но чем больше у тебя друзей и единомышленников, тем легче приблизиться к цели. Вместе с тем необходимо остерегаться самому и заботиться о безопасности других. Дениза сегодня вечером едва не погибла, потому что забыла о друзьях. Спрашивается, легче ли нам было бы, если бы сейчас пришлось оплакивать и ее тоже?

– У Денизы ни один волос с головы не упал, – язвительно замечаю я.

Даниэль протягивает руку и отбирает у меня бокал. Отхлебнув глоток, он поднимает на меня глаза.

– Когда наемные убийцы уложили гориллу, уже слышался вой сирены, не так ли? Ведь если бы им не пришлось удирать от полиции, они наверняка принялись бы искать Хона и, конечно, обнаружили бы тебя. Кстати, где ты пряталась?

Выхватив у него свой бокал, я допиваю коньяк. Одариваю Хмурого благосклонным взглядом и поворачиваюсь к Мартину.

– Этот господин спас мне жизнь, так что прошу любить его и жаловать.

– Слушаюсь, – кивает брат.

– Ну ладно, хватит разговоров, – заявляет мой спаситель. – Ваш отец, наверное, весь извелся. Он же не знает, где Мартин. И вообще, я мог бы назвать целый список неотложных дел.

Я хватаюсь за телефонный аппарат. Иной раз даже Хмурому не откажешь в правоте.

Мартин снова отправляется в больницу, Конрад с Фанни уходят, Хмурый остается. А ночи все еще нет конца. Даниэль пытается убедить меня в бессмысленности моего давешнего поступка, однако вскоре сдается, наткнувшись на броню упрямства, и ретируется в ванную.

– Что это за новости?! – возмущенно восклицает он, возвратясь после душа, и застывает на пороге спальни. – Стелить постель тоже я должен?

– Разумеется. Заодно постели и мне. Но только где-нибудь в другом месте.

Моя реакция его забавляет. Сверкнув ослепительной улыбкой, он принимается за эту отнюдь не мужскую работу, а приготовив постель, подходит ко мне.

Когда он сгребает меня в охапку, я не удерживаюсь от замечания:

– Благодаря девице Джиллан я обогатилась неслыханными познаниями.

– Какими еще познаниями?

– О-о! Представь себе, будто листаешь энциклопедию сексологии.

Даниэль роняет меня на кровать, и пружины то игриво подбрасывают мое тело, то вновь опускают, пока им не надоедает эта игра. Затем, когда Даниэль тоже плюхается на постель, все начинается по новой. Должно быть, на нижних этажах люстры ходят ходуном. Когда землетрясение утихает, Даниэль берет меня в оборот.

– Ну-ка, давай разберемся. Выходит, девица вызвала тебя для того, чтобы просветить по части секса?

– Да, мне преподали аудиовизуальный урок. Если желаешь заняться со мной любовью, не забудь, что при этом ты должен меня истязать.

– В какой момент?

– Дуралей! От начала до конца.

– Прежде поделись со мной остальными сведениями. Я же заметил, что ты весь вечер старательно помалкивала о своей беседе с красоткой Джиллан.

– Не понимаю, зачем вести деловые разговоры в постели.

– Неужели тебя не обучали этому способу расследования?

– Всегда считала, что это входит в программу подготовки шпионов. Похоже, ты прослушал весь курс, так?

– Человек должен отличаться разносторонностью, – уклончиво отвечает Даниэль и тотчас на деле доказывает, что в полной мере обладает этим качеством.

А я обвиваю предателя руками, содрогаюсь в его объятиях, меня бросает то в жар, то в холод, временами перехватывает дыхание… Возможно, на месте Даниэля любой мужчина делал бы то же самое, но он единственный способен вызвать во мне такой огонь. Впрочем, я не задумываюсь над своими ощущениями, они пронизывают все мое существо до последней клеточки, они неописуемы, несравнимы, неизмеримы.

Лучшим подтверждением тому служит утрата мною способности обороняться. Однако стремление вешать коллегам лапшу на уши, должно быть, не совсем угасло во мне, поскольку Даниэль, при свете ночника изучающий мое лицо, вдруг зажимает мне рот ладонью. Лишенная возможности говорить, я занимаюсь тем, что разглядываю его. Хмурый очень изменился, черты лица его разгладились, смягчились, приобрели истинно мужскую красоту.

– Помолчи! – просит он. Призыв к безмолвию, судя по всему, на него самого не распространяется, и он продолжает: – Я не сразу сообразил, что ты сбежала. Догадываюсь, отчего тебе удалось провести меня с такой легкостью: я не подозревал в тебе никаких задних мыслей и пребывал в полной уверенности, что ты тоже мне доверяешь. Нелегко об этом говорить, но, похоже, на тебя можно воздействовать лишь словами.

Я высвобождаю рот из-под его ладони.

– Зато уж стоит тебе заговорить, так равных по части убедительности не сыщешь. Двадцать лет я тщетно пытаюсь втолковать Мартину, чтобы он не валял дурака, а тебе удалось добиться этого в считанные минуты. Вот что значит правильно выбрать тактику: вызвал его на спор и быстренько загнал в угол. Теперь ты приобрел в его лице надежного сторонника, и с этого момента он только и станет ждать, когда же ты призовешь его исполнить Великий Мужской Долг.

– Это всего лишь подтверждает, что у Мартина побольше ума, чем у тебя. Ведь ты и сейчас продолжаешь свою игру – умалчиваешь о том, из-за чего тебя могут убить.

– Неужели мы должны все время работать?

– Работать?! – искренне удивляется Даниэль. – Речь идет о вещах куда более серьезных.

И, словно бы этим все сказано, глубокомысленно умолкает. Я тоже молчу, ожидая дальнейших объяснений. Жду понапрасну, да и стоит ли этому удивляться? Кто в состоянии ответить на сотни терзающих меня вопросов? Возможно, до всего, что я хочу услышать от Даниэля, мне необходимо докопаться самой?

Закинув руки за голову, я притворяюсь спящей, а тем временем лихорадочно размышляю. Похоже, не только Даниэль, но и Шеф намерен поквитаться с Хольденами. Неужели я разгадала их тайну? Возможно, ни о каких личных счетах тут и речи нет, просто эти двое стоят на страже закона, а братья Хольдены попирают его? Но в конце концов безразлично, чем мотивированы их поступки – местью или фанатизмом, – несомненно одно: Шеф и Даниэль Беллок охотятся на Хольденов, причем их методы никак не назовешь официальными, да, пожалуй, и законными тоже. Мысли мои скачут.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю