Текст книги "Золотая рыбка. Часть 1"
Автор книги: Вэвиан Фэйбл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
– Грубостей он еще от меня и не нюхал. Мартин, черт побери твою упрямую башку, изволь отвечать на вопросы! Поначалу у нас с Конрадом было подозрение на банду рокеров. Это они тебя измордовали?
Мартин чуть заметно качает головой, но даже это движение стоит ему невероятных усилий. Лицо его заливает бледность.
Однако я не знаю пощады.
– Кто тебя отделал? Муж Атри? Не он? Тогда кто-то другой, связанный с нею?
Мартин кивает. Я наклоняюсь к нему, целую в щеку.
– Уезжаю на уик-энд к Дональду, наведаюсь к тебе через два дня. Не вздумай вставать, не нарывайся на новые неприятности. Готова поспорить, что ботинки ты уже спрятал под одеялом и ждешь момента, когда мама ослабит бдительность.
Столь абсурдное обвинение вновь вызывает ухмылку на его изукрашенной синяками физиономии. Он касается моей руки, и я опять склоняюсь над ним.
– Знаешь, куда я сейчас отправлюсь? Домой. Вломлюсь к тебе в квартиру и наведу порядок. Слышишь? Когда вернешься – не узнаешь свой хламовник. Все разложу, расставлю по местам, попробуй потом отыскать нужную вещь. Пусть это послужит тебе наказанием за то, что позволил набить себе морду.
Братец стискивает мне руку и шевелит губами, пытаясь что-то пролепетать.
– Стоп, ни слова! – одергиваю его я. – Сказано – сделано. Отныне не жди от меня никаких поблажек, негодник ты этакий! – Чмокнув братца, я наклоняюсь к маме. Она позволяет мне коснуться ее щеки губами, однако не целует меня в ответ. – Нечего обижаться! – возмущенно восклицаю я. – Мальчишка не заслуживает иного обращения.
– При чем здесь обиды! – серьезным тоном отвечает мать. – Я расстраиваюсь, что у меня только вы двое и есть. Был бы у тебя старший брат, он бы сумел тебя обуздать.
– Поздно расстраиваться, поезд ушел. Привет, до встречи в понедельник!
С чувством досады я сажусь за руль. Спрашивается, почему нельзя было положить Круза в ту же больницу, что и Мартина?! Гоняй теперь по городу из конца в конец.
Круз весь в бинтах, на сломанной челюсти и перебитой ноге особые фиксирующие повязки, белки глаз в красных прожилках. Я целую его в лоб, опускаюсь на стул у постели, и мы молча созерцаем друг друга. Наконец я нарушаю молчание:
– Мартину лучше. Один из рокеров угодил в тюремный лазарет, двое других скрылись.
Круз делает мне какие-то знаки рукой. Я долго не могу понять, чего он хочет, а когда до меня доходит, лезу в сумку и достаю ручку. Но писать не на чем. Приходится жертвовать своей записной книжкой с телефонами. В невообразимой позе, трясущейся рукой Круз что-то корябает на бумаге. Процедура затягивается, и у меня мелькает подозрение, уж не взялся ли он наконец писать роман, замысел которого вынашивает не первый год. Но вот опус готов, и я погружаюсь в чтение.
«1. Наверное, у меня жуткий вид?
2. Меня кормят через какую-то трубку, но все равно постоянно хочется есть.
3. Ты была права, когда кричала мне: «Не вылезай из машины!»
4. Будь великодушной. Не бросай меня хотя бы до тех пор, пока не выпишусь из больницы.
5. Какая на улице погода?
6. Чувствую себя паршиво.
7. Не могла бы ты прогуливать мою собаку? Скажем, два раза в день?
8. Должно быть, Саба тоже изголодалась.
9. Красивая ты сегодня.
10. Остальное знаешь сама».
Опустив на колени листок из записной книжки, я перевожу взгляд на Круза.
– Вид у тебя действительно жутковатый, но ведь это ненадолго. Как только снимут повязки, станешь краше прежнего и отъешься за все недели воздержания. В понедельник я приду снова и буду наведываться каждый день. На улице, похоже, собирается дождь. Попробуй уснуть, залечивай свои раны, милый. О собаке не беспокойся. Всю жизнь мечтала ухаживать за избалованной афганской борзой вроде твоей Сабы. Заеду за ней прямо сейчас, а то она с голодухи прогрызет входную дверь. Прихвачу ее с собой за город. Если она вдруг поймает зайца, жаркое тебе обеспечено. Договорились?
Я встаю, целую его в крохотный пятачок, свободный от повязок. Чувствую, что готова разреветься, беру себя в руки, но одинокая слезинка скатывается по щеке и капает Крузу на нос. С извиняющейся улыбкой я вытираю ее и поскорей сматываюсь. Без конца моргая, выхожу из подъезда больницы. Судорожными всхлипами, ну и, разумеется, железной волей мне удается побороть истерику. Я сажусь в машину, закуриваю. Затем откидываюсь на спинку сиденья и с наслаждением затягиваюсь. Выкурив сигарету до конца, качу к месту тусовки рокеров. На площадке вся компания в сборе, оглушительно ревут мощные моторы, парни время от времени форсируют газ, при этом оживленно болтают, стараясь перекричать треск двигателей. Расход бензина здесь измеряется не километрами, а произнесенными фразами.
Я подкатываю к Конраду и жду, когда он меня заметит. Взгляд его падает на мою машину, на меня, и – о великое чудо! – он глушит мотор и спешит ко мне. Небрежно распахивает дверцу машины и усаживается рядом. Я даю газ и отъезжаю в конец площадки, чтобы выбраться за звуковой барьер.
– У тебя сигаретки не найдется? – спрашивает Конрад.
Я угощаю его, он закуривает, не затягиваясь, и тотчас поясняет:
– Почему-то вдруг захотелось курнуть. А привыкать нельзя, иначе не смогу участвовать в соревнованиях.
– Проведай завтра Мартина. Ладно?
Выпустив очередную струйку дыма, Конрад усмехается.
– Знать бы еще, в какой больнице он лежит.
Я говорю. Он повторяет адрес и продолжает пыхтеть сигаретой.
– Атри все еще не нашлась? – спрашиваю я.
Выбросив окурок, Конрад оборачивается и смотрит на меня, как на инопланетянку.
– Конечно, не нашлась.
– По словам Мартина, физиономию ему разукрасили не рокеры. Нападение на него каким-то образом связано с Атри.
Конрад снова меряет меня взглядом – уже не столь уничижительным.
– Подозреваешь моего зятя?
– Никого я не подозреваю.
Парень решает, что довольно играть в молчанку.
– Видишь ли, Атри у нас красотка. Даже непонятно, как ее угораздило выскочить замуж за этого подонка. До замужества она служила секретаршей у одного богатого старикашки. Потом бросила работу – семейной жизни захотелось, – родила двоих детей. Примерно раз в месяц она с детьми сбегала домой к родителям, затем снова возвращалась к своему ублюдку. Вся эта волынка тянулась вплоть до недавних дней. Последнее время Атри стала поговаривать, что не прочь вернуться на службу, на прежнее место. Старикашка, правда, тем часом перекинулся, но сын его якобы согласен взять ее на ту же должность. Не знаю, удалось ли ей договориться насчет работы, вот уже почти неделя, как сестра исчезла. Поначалу мы решили, что она вернулась к мужу, но тут он сам заявился к нам с розыском. Он любит Атри, но бутылку любит еще того больше. Когда трезвый, с ним можно ладить, но трезвым он почти не бывает.
– Минуту! Каковы результаты расследования?
– Официального? – с кислой миной уточняет Конрад. – Нет никаких результатов. Сыщик – страхолюдная образина – порасспрашивал нас, на том и делу конец. Больше мы его в глаза не видели.
– А неофициальное?
– Обожди, дай кончить. У меня сложилось впечатление, что в полиции не принимают всерьез заявления о пропавших без вести. Вот и этот урод все твердил, что, может, мол, Атри закосила налево, сбежала с другим мужиком и не стоит предполагать самое худшее.
– А почему ты предполагаешь самое худшее?
Конрад пожимает плечами.
– Сам не знаю. Просто чувствую, что Атри в беде. Я поперся было к ее работодателю, но меня даже на порог не пустили. И все же я должен найти сестру.
– Вспомни Мартина. Он угодил в больницу именно потому, что интересовался Атри. Наведайся к нему, полюбуйся, как его исколошматили. Словом, обещай ничего не предпринимать на свой страх и риск. Идет? А я со своей стороны разузнаю, кто у нас ведет дело Атри, и постараюсь подтолкнуть расследование. Если поклянешься вести себя тихо, буду держать тебя в курсе.
Конрад трогает мои волосы.
– Жаль, что ты раньше не заинтересовалась.
– В запарке была. К тому же временами чувствую себя столетней старухой, и тогда Мартин мне кажется сущим младенцем. Конечно, с моей стороны это было ошибкой, чего уж тут говорить.
Конрад улыбается. Выпустив мои волосы, неловко откашливается.
– По-моему, Атри уже нет в живых… Завтра я наведаюсь к Мартину. Хорошо?
Газанув, я подбрасываю Конрада на площадку к его дружкам и, прежде чем он успевает вылезти из машины, спрашиваю, стараясь перекричать треск моторов:
– Как зовут этого богатого работодателя?
– Любош Хольден, – отвечает он и захлопывает дверцу.
После ночной грозы утро выдалось хмурое, пасмурное. Ветер лениво гонит низкие тучи, изредка проглядывает солнце, но тотчас и прячется, как будто противно ему сегодня взирать на мир. Я его понимаю. У каждого бывают трудные дни.
А вот и обитель Дональда. Холмистую местность, где в одной из долин, на самом берегу озера с кристально чистой водой, стоит этот уютный дом, Дональд почему-то называет горами. В доме множество небольших комнат, галерея и кухня, которой никто не пользуется, поскольку все стараются целыми днями на лоне природы дышать свежим воздухом. Собственно, ради этого мы и приезжаем сюда. Воздух здесь и правда удивительный: чистый, свежий, насыщенный кислородом. Из легких он вместе с токами крови растекается по всему телу, чувствуешь, как задыхающиеся клетки организма воскресают – пусть на короткое время.
Мы нагло бездельничаем. Здесь то редкое место, где начисто пропадает всякая жажда деятельности. Никто из нас не помнит, куда сунул свои часы: кого интересует такой пустяк, как время! Впрочем, и сам ход времени словно бы замедляется, тебя охватывает Невероятный покой, никакой тебе спешки, никаких неотложных дел. В идиллии проходит несколько дней, а потом вдруг ловишь себя на мысли: не пора ли обратно в город? Самоубийство чистой воды!.. И вот, побросав вещи в машину, мы мчимся назад, в задымленные каменные джунгли. На сей раз самоубийство нам не грозит. Когда мы наведываемся сюда всего лишь на выходные, то в слезах расстаемся с этой райской обителью.
Остановив машину за домом, я выбираюсь на лужайку. Стоит только обогнуть дом, и прямо у твоих ног простирается озеро. Правда, сегодня оно не столь ослепительной голубизны, как обычно. Гладь его застыла неподвижно, о берег плещутся слабые волны, возникающие словно бы из ниоткуда. Дом высится на небольшом холме, к берегу ведет тропинка, дважды серпантином огибая дом. Остроумное решение, Дональд именует его «спуск террасами». Мы-то «террасам» предпочитаем травянистый склон холма; под настроение нет ничего лучше, как попросту скатиться по нему в воду. Спуск «террасами» вынуждает нас не идти, а бежать легкой трусцой, но при прочих благоприятных обстоятельствах подобные пустяки не способны выбить человека из равновесия.
Посреди озера виднеется лодка. Я глазам своим не верю: в лодке сидит Айрис и с ней какая-то девочка. Присмотревшись повнимательнее, я прихожу к выводу, что хозяйка дома держит в руках удочку. Дональд расположился на террасе перед домом и – о небо! – тюкает на машинке.
– Что это ты вытворяешь?! – вырывается у меня возмущенный возглас.
Дональд рассеивает мои мрачные подозрения:
– Пишу роман.
– Что-о?
– Роман.
– Давно пора…
– Выгружай багаж, устраивайся и делай что душе угодно.
Я подсаживаюсь к Дональду. Он ревниво склоняется над своей писаниной.
– Не бойся, не стану подглядывать, – заверяю я и в подтверждение своих слов демонстративно отворачиваюсь. – Просто хотела тебя кое о чем расспросить.
– Валяй! – Дональд с покорным видом откидывается на спинку стула.
– Значит, роман сочиняешь?
– Вот именно. А что, по моему виду не скажешь, будто я способен на такое?
– Что ты, напротив! О чем же твой роман?
– Узнаешь, когда закончу. Стиль у меня простой, вполне доступен даже твоему пониманию.
– Благодарю за комплимент, – с кислой миной говорю я. – И это все, что ты можешь сообщить на данном этапе творческого процесса?
– Да.
– И как долго ты пробудешь в этом состоянии? – осторожно прощупываю я почву.
– Ты имеешь в виду вдохновение? Несколько часов. Как только выдохнусь, я в твоем распоряжении.
– Спасибо, Дональд. Может, обронишь авансом словечко-другое?
– Смотря какие тебе нужны словечки.
– Ты расследуешь дело об исчезновении некой Атри Холл?
– Нет. Мою подопечную зовут Беатрисса Холл…
– Все ясно. Давай, твори дальше. Большой он будет, твой роман?
– Страниц на триста-четыреста.
– Матерь Божия!.. Скажи, я не ошиблась: Айрис действительно ловит рыбу?
– Да. Меня она обещала не отрывать от работы, а Элле посулила к вечеру зажарить рыбу на костре.
– Элле Беллок?
– Ты ее знаешь? Совершенно взрослый человечек.
– Хотя по возрасту – совершенное дитя.
– Чего ты от нее хочешь? Мать умерла, а отец – при его-то работе – постоянно в отлучке. Так что девочка поневоле привыкла к самостоятельности. Еще вопросы есть?
– Один. Малюсенький.
– Понял. Где Даниэль? Здесь его нет. Девочку привезла Айрис. В воскресенье я возвращаюсь домой один. Айрис с Эллой задержатся на недельку.
– Найдется у вас еще одна лодка?
– Это уже второй вопрос. Лодок больше нет.
– Тогда уж великодушно ответь и на третий. Можно выпустить собаку из машины?
– Да ты вконец одурела!
– Вовсе нет. Просто сегодня ты выказал себя не слишком гостеприимным хозяином, вот я и решила, прежде чем…
Дональд шутливо дергает меня за волосы.
– А ну марш отсюда!
Я поднимаюсь со стула, и Дональд награждает меня шлепком по мягкому месту. Судя по всему, он не держит на меня зла, вся блажь у него от вдохновения. Бедняга Дональд, мне эта болезнь хорошо знакома: время от времени я наблюдала ее у Круза. Такое впечатление, будто больной отделен от мира глухой стеной, ничего не видит, не слышит и передвигается как сомнамбула. Мозг поглощен интенсивной работой: сотни мыслей ждут своего достойного словесного воплощения, перед мысленным взором подобно кинокадрам проносятся образы и картины, внешний мир для творческой личности перестает существовать. Если вдруг в такой момент вам удастся отвлечь охваченного вдохновением человека, упаси бог соваться к нему с прозаическим вопросом вроде «Где твои ботинки?». Ни о каких низменных предметах не может быть и речи! Позволительно, конечно, пустить в ход цитаты из классиков философии, да и то не рекомендуется. Самое разумное – не обращать внимания на больного. Время работает на нас. Как только вдохновение иссякнет, возвышенное существо превращается в простого смертного, который ходит в уборную, норовит схватить еду руками и задает дурацкие вопросы типа «Где мои ботинки?».
Дональду до этой стадии пока еще далеко. В теперешнем его состоянии любой внешний раздражитель действует как удар под дых. Я на цыпочках прокрадываюсь к машине.
Саба, забыв о воспитанности и такте, пулей вылетает из машины. Она носится вихрем, вне себя от восторга, не уступая в скорости гоночной машине. Ее сероватая шерстка треплется на ветру.
Затем, чуть поостынув, собака вдруг замечает Дональда и, перемахнув через стол и пишущую машинку, бросается ему на грудь. Маститый писатель возмущен бесцеремонностью и, позволив Сабе разок лизнуть себя в щеку, гонит собаку прочь.
Поприветствовав заодно и меня, Саба продолжает свой сумасшедший бег по кругу и, судя по всему, не намерена прекращать это занятие до завтрашнего вечера.
Я вношу вещи в дом, переодеваюсь и сразу же ощущаю благотворное воздействие этих мест – нервы расслабились, заботы и тревоги куда-то уходят, и мною овладевает лень. Спустившись к озеру, пробую ногой воду, затем обозреваю небосвод. Картина все более обнадеживающая – похоже, ветер скоро разметет последние клочья грязных туч. Я делаю несколько шагов, прохладная вода уже достает мне до коленей, под ногами перекатываются мелкие, острые камешки. Со всех сторон меня обступают стайки мальков, с интересом приглядываются к моей персоне, затем врассыпную уплывают кто куда. Вода настолько чиста и прозрачна, что можно пересчитать камешки на дне. И никуда не надо спешить, впереди целых два дня. Еще шаг-другой в глубину, и я, тихонько ойкнув, плюхаюсь животом в воду.
Не успеваю я отдалиться от берега, как приезжают Лацо и Аккерер. Ну чем не Стэн и Пэн? Бравый ковбой Лацо и маленький, робкий Аккерер удачно контрастируют друг с другом и, возможно, поэтому неразлучны.
Дональд с нескрываемым раздражением вскидывает голову, отрываясь от работы над шедевром; Лацо наверняка подшучивает над ним, и вот уже все трое заливаются смехом. Еще минута – и идиллия нарушена, Дональд вновь бешено стучит по клавишам.
Я приближаюсь к лодке на середине озера, и компанию на берегу различаю плохо. Зато отчетливо вижу коротко стриженную белокурую головку Айрис, ее прекрасное, нежное лицо. Элла сидит рядом с нею, ухватившись за борта лодки, и с улыбкой следит за тем, как я плыву. Когда я подплываю почти вплотную к лодке, Айрис вдруг вскакивает, не сводя глаз с натянувшейся лески.
– Что это значит? – спрашивает она меня, по-прежнему не отводя взгляда от удочки.
– Клюет, – отвечаю я со знанием дела.
– И что же теперь делать? – Айрис явно пребывает в растерянности.
– Бедная рыбка, – с жалостью произносит Элла.
– Давайте отпустим ее, – предлагаю я. – А она в благодарность выполнит три наших желания.
Обернувшись ко мне, Айрис улыбается. Темные глаза оживленно блестят.
– Недурная идея… А как мне ее освободить? – озабоченно спрашивает она.
Я плыву параллельно натянутой леске и там, где она уходит под воду, ныряю. Красивая серебристая рыбешка выписывает круги, пытаясь сорваться с крючка, и мое появление ее не радует. Схватив леску с несчастной жертвой, пытаюсь вызволить рыбешку из беды. К счастью, крючок застрял не глубоко, и я без труда отцепляю его. Обиженно вильнув хвостом, рыбка кидается прочь, даже не считая нужным поблагодарить. Я машу ей вслед – постой, мол, а как же условленные три желания? – но куда там, этой далеко до сказочной золотой рыбки. И вообще, если хорошенько вдуматься, в жареном виде она наверняка оказалась бы вкусной. Ну да ладно, в следующий раз ей так легко не отделаться.
Вынырнув на поверхность, я вижу напряженное личико Эллы и хватаюсь за борт лодки рядом с ее рукой.
– Нам с рыбкой удалось обо всем договориться. Представь себе, оказывается, это властительница здешних вод. Она просила передать, чтобы вы назвали три желания. Рыбка ждет здесь неподалеку, она все слышит и выполнит наши желания.
– Правда?! – Элла недоверчиво смотрит на меня.
Я утвердительно киваю.
– Конечно. Ведь не часто случается, чтобы человек сжалился над волшебной рыбкой. Смотри: сейчас я зажмурю глаза и шепотом назову свои желания.
Я так и делаю, но при этом стараюсь, чтобы никто не разобрал моих слов. Дождавшись, пока я кончу, Элла спрашивает:
– Мне тоже спуститься в воду?
– Не обязательно, можно с лодки. Рыбка тебя услышит.
Вцепившись в борт, Элла крепко зажмуривает глаза и шепчет:
– Рыбка, рыбка, береги Даниэля, не допусти, чтобы он тоже умер. Даниэль – это мой папа, у него очень опасная работа. А еще я хочу велосипед. И чтобы было где кататься, а то у нас в городе знаешь сколько машин! – Девочка открывает глаза и нерешительно спрашивает:
– Ты считала?
Я сглатываю нервный комок.
– Можешь загадать еще одно желание.
– Рыбка, рыбка, мне нужна мама. Если нельзя маму, то дай мне сестренку. Или хотя бы подружку. Знаешь, мне часто приходится оставаться одной. В школе сейчас занятий нет, у нас каникулы. К нам ходит одна тетенька, но она очень старая, и мне с ней неинтересно… Вот и все. Спасибо Тебе, рыбка.
– Ну а ты что же? – Я смотрю на Айрис.
– Мужчины разорвут нас на куски, если узнают, что мы поймали рыбу и отпустили.
– Не робей! – подбадриваю я. – Загадала желания?
– Думаешь, стоит? – Айрис переводит взгляд с меня на Эллу, затем – на плывущего в нашу сторону Лацо; тот пока еще далеко и не слышит наших дурачеств. Наконец лицо Айрис озаряет улыбка; зажмурив глаза, она шепчет:
– Рыбка, рыбка, береги Дональда, не дай ему погибнуть. И помоги ему поскорее закончить роман. А в-третьих, прошу тебя, пусть сбудутся все его надежды, какие он возлагает на этот свой роман. Спасибо тебе. – Открыв глаза, Айрис укоризненно качает головой и смущенно отворачивается.
– Так нечестно! – обрушивается на меня Элла. – Нам велела загадать, а сама ничего не попросила.
– Я просила. Только очень тихо, потому что стеснялась.
– Чего тут стесняться? И потом, если рыбка не услышит, она и не сможет выполнить твои желания.
Похоже, игра зашла слишком далеко. Беззащитная откровенность ребенка и Айрис потрясла меня и вызвала зависть. Эти двое не боятся любви и умеют быть преданными.
– Мои желания не отличаются от ваших. Я тоже хочу, чтобы беда обошла стороной тех, кого я люблю. А те, кто попал в беду, пусть выздоравливают поскорее. Ну и под конец я пожелала самой себе навести порядок.
– Где? У себя в квартире?
– Нет, у себя в голове.
Кстати подоспевший Лацо избавляет меня от дальнейших расспросов. Обхватив за талию, он отрывает меня от лодки и утаскивает под воду. Через минуту я стремительно всплываю на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, и снова ныряю с головой. Мы играем в догонялки, глаза Лацо смеются.
Под вечер ошалелый от вдохновения, измочаленный Дональд наконец отрывается от пишущей машинки. Когда до нашего хозяина доходит, где он и кто с ним, у него вырывается извиняющийся возглас:
– Не сердитесь, но, по-моему, на сегодня я выложился!
Лацо испускает радостный вопль, Айрис наконец-то осмеливается приблизиться к своему благоверному и тотчас пристраивается у него на коленях. Аккерер чистит пойманную Лацо рыбу, поскольку мы единодушно спихнули черную работу на самого слабого. Элла носится с Сабой наперегонки; умаявшись, они в обнимку валятся на траву. Дональд из-за плеча Айрис следит за манипуляциями Аккерера, и лицо его все больше мрачнеет. В конце концов он не выдерживает:
– Что это у тебя в руках?
– Это рыба. А это – нож, – поочередно демонстрирует Аккерер.
– Какого дьявола ты там вытворяешь?
– Почем я знаю? Вроде бы счищаю чешую…
Отстранив Айрис, Дональд в два скачка оказывается рядом с маленьким человечком, выхватывает у него нож и сноровисто принимается за дело. На лице его досадливое выражение существа высшей породы: он и роман пиши, и рыбу чисти, потому как эти бестолочи ни на что не способны. И тут его вдруг осеняет прозрение:
– А откуда взялась эта рыбина?
Жена с невинным видом простирает руку в сторону озера.
– Оттуда, – говорит она и выразительно кивает. Все мы отлично понимаем ее намек.
Дональд ошарашенно пялится на рыбу, потом переводит взгляд на озеро, не в силах уловить, какая между ними связь.
– И кто же ее выловил? – еще более изумленно вопрошает он.
Ковбой, конечно, в своей излюбленной позе: раскачивается на стуле. Переместив сигарету в уголок рта, чуть ли не возмущенный бестолковостью вопроса, он небрежно роняет:
– Я. Кто же еще?
Дональд все еще удивленно качает головой. Чешуя летит во все стороны, несчастная жертва время от времени выскальзывает из рук, гулко шлепаясь о каменный пол террасы. Иногда она разнообразит аттракцион, грациозно подпрыгивая на полу. Дональда выводит из себя неуместная резвость вроде бы неживой рыбы.
– Эй! – сердито кричит он. – Тебя прикончили, ты теперь, считай, покойница. Ну и нечего тут скакать!
Айрис оторопело смотрит на выпачканные чешуей и слизью стол и пол, затем взгляд ее переходит на отставленную в сторону машинку, а оттуда – на меня. Я улыбаюсь, что вызывает у нее ответную улыбку. Она вскакивает, начинает суетиться, приносит поднос с напитками, я встаю, чтобы ей помочь.
Когда каждому вручен бокал, Айрис растерянно обращается к Дональду:
– А как быть с Эллой?
– Что ты имеешь в виду?
– Понятия не имею, можно ли давать ей рыбу, ведь она с костями. Не знаю, в котором часу надо укладывать ребенка спать, ну и все такое прочее…
– Разве Хмурый не снабдил тебя инструкцией? – справляется Лацо.
– Ты имеешь в виду Даниэля? – Айрис бросает на него сердитый взгляд.
О небо, думаю я, число доброжелателей Хмурого растет.
– Представь себе, не снабдил, – продолжает Айрис. – Он предполагает, что я, будучи женщиной, сама должна все это знать.
– А ты обратись с этими вопросами к Элле, – советую я.
В этот момент появляется сама Элла. Привстав на цыпочки, она обнюхивает мой бокал и недовольно морщит нос.
– Что ты пьешь?
– Джин. По-моему, вкусно. А тебе чего хотелось бы? Принести апельсинового сока?
– Нет, спасибо. Есть молоко?
– Есть. Открой холодильник, и не исключено, что найдешь там не только молоко, но и корову. Дональд ежедневно вливает в себя по несколько литров этого нектара.
Дональд на секунду отрывается от своего занятия, чтобы бросить в мою сторону сердитый взгляд, а рыба пользуется случаем и снова пытается сбежать.
Элла смеется, однако по-прежнему не отстает от меня:
– Дениза, а чья это собака? Жаль, что не твоя!
– Почему жаль?
– Тогда бы ты могла на время отдавать ее мне, и я бы заботилась о ней. Летом мы вообще не разлучались бы, а когда начнутся занятия в школе, Саба оставалась бы одна всего на несколько часов.
– Ты серьезно? Ловлю тебя на слове. Если Айрис позволит, я оставлю здесь Сабу на целую неделю.
Взвизгнув от радости, Элла нечаянно расплескивает мой джин, остатки я залпом допиваю. Входит Айрис с кружкой молока.
– Дениза говорит, что Саба может остаться с нами на неделю, если ты разрешишь.
– Очень кстати. – Айрис гладит девочку по голове. – По крайней мере будет кому охранять нас.
Дональд не выдерживает единоборства со скользкой рыбиной.
– Женщины! – отчаянно взывает он к нам. – Займитесь кто-нибудь этой чертовой рыбой, или я закину ее обратно в озеро!
– С чего начнем? – деловито осведомляюсь я, подходя к павшему духом сочинителю. – С того куска, что лежит на доске, или с того, что валяется на полу? А может, с головы? Смотри-ка, она заинтересовалась твоим романом!
Рыбья голова с остекленелыми глазами покоится на папке с рукописью и пускает кровавый сок. При виде такого кощунства Дональд сатанеет.
– Кто это сделал? – Творческая личность вмиг преображается в сыщика.
Мы все дружно трясем головой. Дональд подозрительно оглядывает нас, затем резким движением сбрасывает рыбью голову на пол. Откуда ни возьмись подлетает Саба, хватает голову и убегает с добычей.
– Так тебе и надо! – не унимается возмущенный романист. – Съешь ее, Саба!
Мы веселимся вовсю, раздосадованный писатель тоже присоединяется к нам, и в результате не сразу улавливаем приближающийся шум мотора. Наше внимание привлекает свет фар. В сгущающихся сумерках к дому подкатывает автомобиль, и в первый момент все удивлены: сегодня мы больше никого не ждем.
– Даниэль! – радостно вопит Элла и бежит навстречу.
Серая «мазда» становится возле прочих машин. Затем отворяется дверца и Хмурый выбирается наружу. Лица его не видно, однако нельзя не заметить, что на ногах он держится как-то неуверенно. Элла подбегает к отцу, он наклоняется к ней, что-то говорит, затем целует в щеку, и оба на миг замирают, прижавшись лицом к лицу.
Затем Хмурый выпрямляется и идет к нам. Когда он попадает в полосу света, удается разглядеть его. Зрелище, прямо скажем, не для слабонервных. Выходит, сегодня его очередь!
– Что с тобой стряслось? – не выдерживает Лацо.
Дональд сует Хмурому бокал, и тот разом опрокидывает в себя коньяк. Потом произносит своим низким, рокочущим голосом:
– Попал в небольшую передрягу.
Айрис берет измордованного сыщика под свою опеку:
– Идем, покажу тебе, где умыться.
– И здесь сойдет! – Хмурый указывает на зеркально ровную водную гладь.
Айрис уводит его в дом, а на лужайке продолжаются приготовления к ужину. Прекрасный способ занять себя, и я превращаюсь в стряпуху. Укрощенная рыба больше не причиняет хлопот.
Хмурый проходит мимо меня, я слышу, как он с шумом плюхается в воду.
Ужинаем мы под открытым небом, усыпанным звездами, при лунном свете; рыбу запиваем вином. Звучит тихая музыка, негромкая речь мужчин сливается в равномерный, неразборчивый гул. Сонная Элла, попрощавшись, отправляется на боковую. Саба преданно провожает ее, затем возвращается к нам и укладывается поблизости.
Я встаю и иду прогуляться. Здесь мною исхожена каждая тропка, знаком каждый камешек, поэтому и в потемках ориентируюсь без труда. История с Мартином не дает мне покоя. В особенности не нравится мне, что здесь замешан Хольден. Я принимаю решение: будь что будет, втравлюсь-ка я в это дело. Пока не произойдет ничего экстраординарного, Шефа ставить в известность не буду, иначе он мне голову оторвет. Если Хмурый и впредь намерен отстранять меня от участия в розыске сбежавших мотоциклистов, будет вагон времени, чтобы выяснить, кто и почему до полусмерти избил моего брата. Несомненно, следует повыспросить у Дональда, как далеко удалось ему продвинуться в расследовании дела об исчезновении Атри. Вся хитрость в том, чтобы уловить момент, когда он не стучит на машинке и не паясничает, развлекая компанию. Боюсь, что это будет не так-то просто.
Если разгуливаешь по ночам в качестве живой приманки, то настораживаешься при малейшем шорохе. Я тотчас улавливаю шаги позади и оборачиваюсь. Ко мне приближается темная фигура, лунный свет скользит по широким мужским плечам, и я сразу узнаю полуночника.
Он заговаривает первым, и тембр его голоса вновь вызывает во мне привычный трепет.
– Со слухом у тебя все в порядке.
– Далеко ли собрался?
– Крадусь за тобой по пятам.
– Правильно делаешь. У меня к тебе тысяча вопросов.
– В связи с чем? – Теперь мы стоим лицом к лицу.
– Прежде всего насчет мотоциклистов…
– Ты забыла, что сегодня у тебя нерабочий день? – перебивает меня Хмурый. – Как твои пострадавшие?
– Оба пришли в себя. Мартин, хоть и не очень разборчиво, но говорит; Круз строчит записки, поскольку говорить не может, у него сломана челюсть. Словом, мои подопечные идут на поправку. А с тобой что приключилось?
– Ничего страшного.
– Доводилось мне слышать о мужчинах… – начинаю я свою обычную присказку, но Хмурый действует столь решительно, что я не успеваю должным образом среагировать. Он попросту зажимает мне рот.
Взглянув поверх его ладони, я вижу, что он улыбается. Я вскидываю ногу и резко выбрасываю ее вперед. Словно в бальном танце, Хмурый изящно делает шаг в сторону, и мой удар приходится мимо цели.
Но это еще не конец. Не отнимая ладони от моего рта, Хмурый заставляет меня сесть, затем отпускает.
– Не нравится мне твой стиль, Хмурый! – возмущенно заявляю я.
– Оставь ты эту свою блажь!
– Которую из многих?
– Ладно, неважно… Я очень стосковался по дочке. После смерти жены мы с Эллой, в сущности, не расстаемся. Трудно будет выдержать без нее целую неделю.
Опершись на локоть, я вытягиваюсь на росистой траве и рассказываю про Золотую рыбку. Хмурому нравится эта история. В неярком свете луны я вижу его профиль: внушительный, прямой нос, упрямую линию рта.
