355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вэвиан Фэйбл » Золотая рыбка. Часть 1 » Текст книги (страница 6)
Золотая рыбка. Часть 1
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 00:26

Текст книги "Золотая рыбка. Часть 1"


Автор книги: Вэвиан Фэйбл



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– А ты что загадала? – внезапно ошарашивает он меня вопросом.

– Ты точно так же любопытен, как твоя дочь.

– Должно быть, это у нас фамильная черта. Но ты не ответила на вопрос.

– Относительно моих желаний? Третье напрямую касалось тебя.

– Добрая душа эта ваша Золотая рыбка. Что ни загадаешь, сбывается.

Какое дивное место! Ночь, луна, душистая поляна. Сюда бы еще рюмку подкрепляющего, поскольку силы мои на исходе. Хмурый недвижно застыл со мной рядом, и слова его застают меня врасплох.

– Меня влекло сюда не только желание повидать Эллу. Я больше, чем следовало бы, думал о тебе.

– Зная твои масштабы, предполагаю, что это раза два за день.

Хмурый смеется и приникает к моим губам. Всего лишь на миг, затем вновь выпрямляется. Выждав, пока сердцебиение успокоится, я небрежно роняю:

– В твоем понимании это порыв необузданной страсти?

– Хотелось бы кое-что уточнить.

– А именно?

– Ты всегда мелешь языком, лежа под очередным своим любовником?

– На мой вкус, твой стиль недостаточно поэтичен.

– Мне тоже кое-какие мелочи не по вкусу.

– Торгуешься, как на базаре, черт тебя побери! Или у тебя такой принцип: прежде обговорить всеподробности? Нет у меня ни сифилиса, ни СПИДа, других сюрпризов тоже не припасено. Я – самая обыкновенная женщина.

– А Круз?

– С ним все в порядке, не считая уймы переломов, – смеюсь я. – Круз тебя смущает?

– Да.

– До чего же ты въедливый тип! Ну и что тебе желательно услышать?

Даниэль вытягивается на траве, подложив руки под затылок. Разумеется, на мой вопрос он не отвечает, он и так столько наговорил, что даже мне кажется многовато. Я поворачиваюсь, чтобы видеть его лицо. Затем приникаю к его груди; любопытно, надолго ли хватит его стойкости. Обвив шею Даниэля рукой, ласково провожу пальцем по его лицу. Правда, я кое-что упустила из виду. Хотя ему отведена роль подопытного, а мне – экспериментатора, результат я тотчас ощущаю на себе. Подобный эффект наблюдается весьма редко. Одно лишь прикосновение к другому человеку вызывает у меня приступ тахикардии, в глазах мутится, с дыханием начинает твориться какая-то ерунда. Такие симптомы встречаются не часто, максимум раза два в жизни. Если мне не изменяет память, впервые с этим чудом природы я столкнулась в девятнадцать лет. С тех пор все жду второго случая.

И вновь мне приходится нарушить молчание:

– Круз знает, что я останусь при нем, пока он не поправится.

Я чувствую, как бешено колотится сердце Хмурого. В больнице такое состояние пациента вызвало бы среди персонала переполох. Молот у меня под правой грудью бухает с частотой не меньше двухсот ударов в минуту. Даниэль, как и я, дышит судорожно, ловя воздух открытым ртом. Озерный берег богат озоном, как ни одно другое место на земле, и все же мы оба задыхаемся. Я вижу, как Даниэль закрывает глаза, и целую его в губы. Он отвечает на мой поцелуй с такой страстью, что почти причиняет мне боль.

Высвободив руки из-под головы, он крепко обнимает меня за талию; мы перекатываемся друг через друга, он наваливается на меня всем телом, я беру его лицо в ладони и прижимаюсь губами к его губам. Затем глажу его спину, поочередно перебирая все мускулы, благо их там предостаточно. У пояса белых полотняных брюк моя рука на миг замирает, затем перемещается ниже. Я ласкаю его узкие, литые бедра, гладкую, упругую кожу.

Даниэль поднимает голову.

– Не пора нам домой? – Голос его звучит хрипло.

– Успеется, – отвечаю я и снова ищу его губы.

Он находит мои, однако не останавливается на этом, покрывая поцелуями шею, плечи. Руки его ласкают меня с интересом первооткрывателя и с поразительной изобретательностью. Вот уж никогда бы не подумала, что Хмурый способен проявить творческую инициативу по этой части. Вообще не предполагала в нем способностей, какими он изумляет меня в последующие минуты. А впрочем, отчего бы не признаться, что нечто подобное я все-таки ожидала, иначе с чего бы последние недели буквально места себе не находила!

Мы лежим в душистой траве, одежда наша в беспорядке разбросана вокруг. Над головой у меня темное небо с мириадами сверкающих звезд, позади – уходящий вверх склон холма, по коже пробегают разряды тока от прикосновений Хмурого, от его поцелуев. Затем у меня вырывается возглас освобожденного желания и сладкой истомы и сознание мое отключается.

То, что происходит со мной, не поддается описанию, я удивляюсь, что еще жива. Не знала, что умирают не только от горя, но и от блаженства.

Когда мы с Хмурым возвращаемся, у костра сидят лишь Лацо и Дональд. Мой друг вроде бы не замечает нашего появления, но ковбой не удерживается от реплики:

– На людях эта парочка готова разорвать друг друга на куски, а наедине – вот вам, пожалуйте.

Дональд поднимает взгляд – задумчивый, мечтательный, отблеск костра чертит на его лице причудливые узоры.

– Я хочу работать, – жалобным тоном произносит он.

– Кто мешает? – сочувственно отзываюсь я.

– А вы сможете спать под стук машинки?

– Ради тебя мы на все согласны, – великодушно отвечает Лацо.

– Что это ты собираешься печатать? – интересуется Хмурый, ничего не знающий про творческие муки Дональда.

Дональд бросает на меня обиженный взгляд.

– Ты ему не сказала?

– О чем? – с невинным видом спрашиваю я.

– Значит, не сказала, – сокрушенно качает он головой. – Тогда о чем вы там говорили? И вообще, где вас так долго черти носили?

– Мы были в кино, – бросаю я и, желая пресечь дальнейшие расспросы, поворачиваюсь к Даниэлю: – Мой друг пишет роман.

– Ясно, – кивает Хмурый и спрашивает: – Вместе с Дональдом?

Лацо разражается неприличным хохотом, я пинаю его в лодыжку. Он, сграбастав меня в охапку, перебрасывает через костер. Я лечу, не дыша, пока меня не подхватывает Дональд и, опустив на землю, тотчас прячет голову, поскольку я жажду мести. Затем поспешно вздевает обе руки кверху в знак того, что сдается. Коллеги не любят сражаться со мной, поскольку я избегаю ближнего боя, стараясь держать дистанцию в поединке с мужчинами, превосходящими меня весом и силой. Я предпочитаю пускать в ход ноги. Когда взлетаешь в воздух, чтобы вмазать ногой, тут уж не соразмеряешь силу. Поэтому мои противники решают капитулировать. К тому же Дональд начинает впадать в транс – верный предвестник вдохновения. В полной прострации бродит по Лужайке, не замечая, что вот-вот угодит в костер. Счастье, что вовремя успевает свернуть в сторону.

Лацо воюет с Даниэлем, но борьба односторонняя: ковбой держит в руках два полных бокала, один из которых пытается навязать Хмурому, а тот отказывается. Лацо не унимается, и я спешу Даниэлю на выручку. Пробую, что там за жидкость. Джин! Как давно я о нем мечтаю! Я с наслаждением опрокидываю в себя содержимое бокала.

Раздается стук машинки, тарахтящей, как пулемет; нетерпеливые пальцы Дональда не щадят клавиш. На бумаге рождаются строка за строкой, и, проходя в дом, я слышу, как Дональд сам себе диктует. Он не отрывает глаз от листа бумаги, опасаясь, как бы не заехать за поля и тем самым не пустить по ветру ценные мысли. Метод в принципе правильный, но у него один недостаток: Дональд часто делает опечатки; в таких случаях, бормоча проклятия, он исправляет ошибку, затем, разогнавшись, нещадно терзает многострадальную машинку… до очередной опечатки.

Когда, приняв душ, я ныряю в постель, творческое неистовство Дональда достигает апогея и пулеметный стрекот слышен даже в моей комнате. Я натягиваю на голову одеяло, на чем свет стоит кляня Дональда. Только и слышно: тук-тук-тук-туктуктук, щелк, щелк, черт тебя побери; краткая пауза, затем все повторяется сначала. Эмоциональные вставки весьма однообразны.

Разнообразия ради отворяется дверь, и по голосу Хмурого я чувствую, что он улыбается.

– Спишь?

– Уснешь тут!

– Он и вправду пишет роман?

– Клянется и божится, что да. Тебя это удивляет? Признаться, я и сама не ожидала, хотя Дональд давно грозил разрешиться шедевром. Ты ведь ничего о нас не знаешь. Дональд – мой друг, и, пожалуй, единственный. Ему можно поплакаться в жилетку, перед ним нет нужды постоянно строить из себя этакого суперсыщика в юбке. Дональд – человек совершенно необыкновенный, и если он вдруг взялся за сочинительство, то результат наверняка будет ошеломляющим. Поэтому от нас требуется скоротать бессонную ночь с должным пиететом.

– С пиететом все в порядке. – Хмурый усаживается рядом со мной. – Но объект преклонения я, вероятно, вправе избрать самостоятельно.

– Лишь при условии, что на долю моего друга-сочинителя тоже кое-что останется.

– Договорились. Я хочу спать здесь. С тобой.

– Я слышала из твоих собственных уст утверждение, будто ты любишь спать только один.

– Вкусы меняются. Теперь бессонная ночь под стук пишущей машинки для меня предел мечтаний.

Даниэль укладывается рядом со мной, заложив руки за голову. Я пристраиваюсь у него на плече, он отводит мои волосы от своего лица, и рука его, продолжая движение, ласкает меня.

И тут я совершаю промах.

– Скажи, тебе что-нибудь говорит имя Хольден? – спрашиваю я. – Йон или Любош Хольден?

Даниэль замирает, но всего лишь на мгновение. Затем вскакивает столь резко, что я отлетаю в сторону. Схватив меня за плечи, он кричит мне прямо в лицо:

– Как ты узнала?

– В чем дело? Рехнулся ты, что ли?

Отпустив мои плечи, Хмурый включает свет. Пристально вглядывается мне в глаза. Постепенно лицо его смягчается.

– Мне так хотелось уберечь тебя от этого, – с улыбкой говорит он.

– От чего на сей раз? Любопытно узнать, зачем ты пудрил мне мозги, когда я впервые поинтересовалась бандой мотоциклистов? Навешал лапши на уши, вместо того чтобы честно поделиться информацией. Почему?

– Потому что ты заинтересовалась рокерами в связи с Мартином.

– Ну и что?

– Длинная история…

Я пожимаю плечами:

– Времени у нас навалом.

Встав с постели, иду в дальний конец комнаты. Всей одежды на мне – пышные волосы, да и те в беспорядке. Даниэль стыдливо отводит глаза, а я запускаю в него туфлей и, отыскав пачку сигарет, закуриваю.

– Накинула бы на себя что-нибудь, – советует он, раскачивая на пальце мою туфельку. Сам-то Даниэль вроде бы одет – на нем неизменные белые полотняные брюки, – но если вам доводилось видеть мужчину в штанах свободного покроя и из тонкой материи, вы знаете, что это куда хуже, чем неприкрытая нагота. Не обращая внимания на его деликатную просьбу, я возвращаюсь к постели и усаживаюсь в ногах, натянув на плечи легкое одеяло.

– Вся эта история не понравилась мне с самого начала, когда Шеф под видом рокеров послал вас с Дональдом на разведку. Нет чтобы снабдить подробной информацией, так он с размаху швырнул вас в глубокую воду. Ну а если бы вы, не дай бог, напоролись на них? Знала ты о башмаках со стальной прокладкой, об изуверской жестокости бандитов?

– О жестокости была наслышана.

Хмурый неодобрительно качает головой.

– Не поленись в понедельник перелистать досье. Я собрал все, имеющее к ним отношение, перелопатил все материалы, связанные с разбойными нападениями рокеров, и обнаружил кое-какие любопытные подробности. Первый случай, как тебе известно, произошел осенью. Налетчиков было двое. Они инсценировали несчастный случай, а когда ничего не подозревавший водитель остановился, его убили. В машине находилась еще молодая женщина, ее избили и изнасиловали. За отсутствием улик дело заглохло. Но осталась крохотная зацепочка: личность жертвы. Поскольку убитый был профессиональным гангстером, возникла версия о разборке между враждующими группировками. На том и порешили.

Очередной налет произошел весной, но никому даже в голову не пришло сопоставить оба случая. На сей раз обошлось без убийства, мужчину избили до полусмерти и ограбили. К счастью, в машине он был один. Третий случай разыгрывался по отработанному сценарию; женщину, сидевшую за рулем, изнасиловали оба налетчика. Кто-то из живущих поблизости вызвал полицию, и бандитам удалось улизнуть лишь в последнюю минуту. Последовал короткий перерыв между налетами, а в следующий раз рокеров было уже трое. Третий – невысокого роста и щуплый – стоял на стреме, почти не вмешиваясь в ход событий, разве что разок-другой «для понта» пнет беззащитную жертву. Башмаки со стальной прокладкой не раз упоминались в показаниях свидетелей, нанесенные ими удары пострадавшие называли «убийственными».

Я отправился с визитом к девушке, жертве самого первого, осеннего, нападения; к тому времени она несколько пришла в себя и была в состоянии говорить о случившемся. Увидев, что ее приятеля избивают, она наглухо закрыла в машине дверцы, но от волнения не могла включить мотор, и, пока возилась с зажиганием, один из бандитов заметил, что она пытается улизнуть. В ярости он стал пинать кузов машины, волосы дыбом вставали от этих жутких ударов, вспоминала несчастная девушка. Затем, словно ударом молота, одним-единственным пинком бандит вышиб боковое стекло. Согласись, обычным ботинком не так-то легко разбить стекло машины.

Я поподробнее выяснил личность убитого, и у меня зародилось подозрение, что парни в кожанках – обыкновенные наемные убийцы. Возможно, они сидели без работы, вот и откликнулись на первое же предложение. Велика важность убрать кого-то, в особенности если обломится жирный кусок! Однако к весне денежки растранжирили, а может, заработанного им показалось мало, но факт, что они пристрастились к легкой наживе. Меня заинтересовало, кто их нанял. Кому стал поперек дороги убитый гангстер? Параллельно я вел поиск мотоциклистов, но напасть на их след оказалось не так-то просто. Я не имел ничего против того, чтобы привлечь к этому делу тебя.

Вскоре всплыло имя Йона Хольдена. Хольден – темная лошадка, гангстер, главарь чисто мафиозной организации. При этом к нему не подкопаешься. Сам он никого и пальцем не тронет, но каждый, кто посмеет перейти ему дорогу, обречен на смерть. Нанятые через посредников платные убийцы даже не подозревают, кому понадобились их услуги, а стало быть, и не могут дать показания против Хольдена.

Шеф потребовал, чтобы я изложил свои соображения в письменном виде. Сама знаешь, в официальных рапортах можно разводить канитель, а можно представить дело таким образом, что его только и останется списать в архив. Но, по мнению Шефа, разумнее всего пренебречь первым разбойным нападением и сосредоточить внимание на мотоциклистах. Я не стал настаивать на своем. Прочесал добрую половину архива и обнаружил бессчетное количество дел – замороженных, отложенных в сторону, а то и вовсе списанных, хотя оттуда можно бы извлечь немало полезной и конкретной информации. Да, к Йону Хольдену удалось бы подобраться, но кому-то это очень не по нутру. Вот почему я и взвился под потолок, когда ты упомянула Хольдена. Как ты вышла на этого типа?

– Знаешь, все это для меня совершенная новость. Лично я к Хольдену пришла иным путем. – Я пересказываю сведения, почерпнутые от Мартина и Круза, и тут вдруг меня осеняет: – Если твое предположение верно, то какая участь ждет мотоциклистов? Ведь со вчерашнего дня они объявлены в розыск, в печати и по телевидению обнародованы их имена и фотографии. Если первый налет был совершен по заказу Хольдена, вполне вероятно, что теперь он позаботится заткнуть им рты. Бандиты эти наверняка примитивные тупицы, выколотить из них правду ничего не стоит, при виде моего пистолета они чуть в штаны не наложили. Конечно, весь вопрос в том, много ли им самим известно о Хольдене.

– Ну а если даже что-то известно, неужели они настолько глупы, чтобы обратиться к нему за помощью? Ведь они вынуждены скрываться, их имена и физиономии растиражированы по всей стране, а жить-то им на какие-то средства надо. Я выявил круг знакомств этой парочки, но не думаю, чтобы кто-то из приятелей согласился укрывать их долгое время. И есть еще одно немаловажное обстоятельство. – Хмурый делает затяжную паузу, прежде чем продолжить. – С какой бы стороны мы ни подбирались к Хольдену, рано или поздно его кто-нибудь да предупредит. В лучшем случае у нас попросту отберут дело. Но в худшем – мы так дешево не отделаемся. И я должен помнить об Элле, она для меня дороже всего на свете.

– В понедельник подадим в отставку.

Даниэль досадливо отмахивается. Затем, чуть погодя, лицо его озаряет улыбка.

– Я никогда не бывал в Японии. А карьеру свою начал здесь, в этом городе. Как-нибудь расскажу, почему мне пришлось отсюда убраться. Ты в ту пору еще за партой горбилась.

– Почему ты вернулся?

– Не сумел прижиться, пустить корни ни в одном другом месте. А когда жена умерла, мое пребывание на чужбине и вовсе потеряло смысл. Меня тянуло сюда. Здесь я родился.

– Любопытно… – замечаю я. – Едва речь заходит о гангстерах, у тебя развязывается язык. А стоит заговорить о твоей персоне, как отделываешься скупыми фразами.

– Если у тебя это так легко получается, расскажи лучше о себе, – усмехается Даниэль.

– Согласна, мне тоже нелегко говорить о себе. Но если ты будешь задавать вопросы, я смогу ответить.

– Я ведь уже задал вопрос. Например, о твоем друге.

– Столь высокопарно ты величаешь Круза? Называй его попросту моим любовником.

– Да, к тебе не протолкаться.

– Два любовника еще не создают давки. Ты где воспитывался, не в монастыре, часом?

Хмурый молчит. Он опять стал прежним, таким, как вчера, когда я из-за него готова была лезть на стенку. Выражение лица отчужденное, замкнутое, да и сердце на замке. Я улыбаюсь ему. К черту Хольдена и прочую нечисть! Хотя бы до понедельника. Сейчас мы в раю, именуемом Озерный берег.

Я выключаю лампу. Даниэль по-прежнему сидит в застывшей позе. Сбросив с плеч одеяло, пересаживаюсь к нему на колени, отыскиваю губами его ухо, пробую на вкус. Но прежде чем употребить в пищу, шепчу:

– Сказать по правде, я вот уже некоторое время обмираю по тебе. Надеюсь, со стороны было не слишком заметно. Я и сама с удивлением отметила за собой эту слабость. От Круза тоже не укрылась перемена во мне. Он стал допытываться, отчего я его до себя не допускаю, почему избегаю его. Что я могла ответить? Сказать, что влюбилась в Луну или Солнце? Не воображай, будто я перед сном шептала твое имя, уткнувшись лицом в подушку. Просто нервничала, вела себя как последняя стерва, сама не зная почему.

– А если бы призналась себе, трагедия бы стряслась?

– Конечно! Кто ты такой? Хмурый, только и всего.

– Сейчас ты произнесла это слово в последний раз.

– Вот еще!

– Да!

Хмурый больно стискивает мое плечо. Правда, в следующее мгновение он меня целует, и не сказать, чтобы это было мне неприятно, но я не поддаюсь на вымогательство. Впрочем, и в пререкания не вступаю, тем более что мигом забываю причину разногласий. Мы лежим на постели, сплетенные в клубок, и не понять, где чьи руки-ноги. Да это и несущественно. Несущественно все, кроме того, что с нами происходит. Но я готова откусить язык, лишь бы не проболтаться ему: то, что он вытворяет со мной, и есть самое настоящее чудо.

Трудно сказать, часы прошли или минуты. Голова его лежит у меня на плече, рука нежно касается моего тела, он бормочет что-то ласковое – мой Хмурый.

– Тебе нелишне знать: ты мне нужна, – в полусне шепчет он.

Разумеется, нелишне… Вот он и уснул. Не без досады я отмечаю, что мой избранник ухитряется делать признания, равносильные жизни или смерти, походя и с долей высокомерия, словно дает официанту на чай. При случае пристукну его за такие штучки, а пока пусть отсыпается. Какое-то время я еще прислушиваюсь к неумолчному стуку пишущей машинки и проклятиям Дональда; голос у него сел до хрипа. Интересно, очухается ли к завтрашнему дню? Вряд ли. Творческие личности, когда на них снисходит вдохновение, иной раз способны провести в трудах без сна трое суток кряду. Если на Дональда нашел стих, значит, к нему не подкатишься со служебными делами, не заведешь разговор про Хольдена. Знать бы, как чувствует себя Мартин. Оболтус, чуть не отправился на тот свет, из зависти к сестрице решив поиграть в сыщика! А мама, напротив, стесняется, что дочь у нее сыщица. Ей хотелось бы видеть меня пианисткой. Смех, да и только!

Даниэль во сне прижимается ко мне, дышит в ухо. Нужны арфа или скрипка, чтобы выразить переполняющие меня чувства.

Понедельник начинается с объезда больниц. Первый визит – к Мартину. Этот уже вовсю орудует здоровой рукой – ест без посторонней помощи. При моем появлении Мартин ухмыляется. Физиономия его уже не так ярко расцвечена синяками, как несколько дней назад, да и речь куда разборчивее.

– Завтра меня переведут из реанимации.

– Очень рада. Видно, что тебе лучше.

– Невооруженным глазом? – пытается он острить. – Как провела уик-энд?

– Хорошо.

– Я тоже. Папа обещал мне купить «харлей».

– Ты не заслужил такого подарка. – Я глажу брата по щеке, но моя ласка оставляет его равнодушным; он сосредоточенно жует.

Придвинув к постели стул, я усаживаюсь. Мартин наконец обращает на меня свой взор и пристально вглядывается в лицо. Губы его кривятся в язвительной усмешке.

– Что с тобой стряслось, Ден? Цветешь, как майская роза! – Только брат умеет преподносить комплименты в столь насмешливой манере.

– Перестань ко мне цепляться! – отбиваюсь я.

– Ты что? Я на полном серьёзе. Ты вся… как бы это сказать… лучишься, что ли.

– Лучись и ты. К приему твоих излучений готова. Вопрос первый: говорил ты кому-нибудь о том, что с тобой произошло?

Мартин улыбается, но взгляд его серьезен.

– Нет. Да я и сам толком ничего не помню. Там была Атри и еще два каких-то типа. У нас вроде бы шел разговор, а дальше в памяти полный провал.

– Не валяй дурака! Постарайся вспомнить, где это было. И что, собственно, произошло? Тебе удалось поговорить с Атри?

Лицо Мартина каменеет. Он закрывает глаза, и я с трудом разбираю его тихий шепот.

– Помню слова одного из мужиков, и ничего больше. Не сердись, Ден…

– Все о'кей. Ты только повтори мне эти слова.

– «Советую забыть о нашей встрече». И тут мне сломали руку.

Кажется, я понимаю Мартина, но я столько раз заблуждалась… Да и чем я сейчас могу ему помочь?! Меня злит собственное бессилие, и я перевожу разговор на другую тему, хотя и весьма неуклюже:

– Слыхал про веселенькую историю с Крузом?

Мартин отрицательно качает головой.

– Тогда слушай. Мы напоролись на банду рокеров, хотя у нас и в мыслях не было искать с ними встречи. И Круза разделали под орех, так что теперь он тоже отлеживается в больнице. Очень прошу тебя, Мартин, кто бы ни расспрашивал тебя о случившемся, говори, что ничего не помнишь. Ни-че-го, понял? Об Атри – даже имени ее не упоминай. Конрад был у тебя?

– Был. Но я тогда еще не мог говорить. Тебя рокеры не тронули?

– Меня – нет. В машине Круза, в бардачке, завалялась пушка. Круза мне защитить не удалось, сама еле-еле отбилась.

– Арестовали их?

– Многого ты от меня хочешь, Мартин. Я всего лишь слабая девчонка. Стрелять стреляла, двоих ранила, стольких же упустила. На месте происшествия остался один бандит – валялся без памяти, не мог сбежать. Так что никакого подвига я не совершила. По-моему, подвигов вообще не бывает.

– Хватит меня запугивать! Я и без того перетрусил дальше некуда, – бесстрастным тоном говорит он и добавляет: – Терпеть не могу Круза, но все же расскажи поподробнее, что с ним.

– Все о'кей, не считая нескольких переломов. Извини, мне пора бежать. Что принести завтра? Хочешь чего-нибудь вкусненького, может, фруктов?

Мартин молча смотрит на меня, и я, в полной оторопи, замечаю в его глазах слезы.

– Вот уж не ожидал, что ты станешь запугивать меня, – срывающимся голосом произносит брат.

– Я тоже не ожидала, что ты наделаешь глупостей.

– Мне хотелось тебе помочь…

– Героем тебе стать хотелось, дружок.

– Иди к черту, Ден.

– Иду. Но знай, весь этот разговор…

– Не оправдывайся! Что это ты вдруг вздумала со мной носиться? Пока я был дома, ты общалась со мной гораздо реже, чем теперь, когда я угодил в больницу. И нагоняешь на меня страху исключительно ради собственного спокойствия.

– Ты законченный кретин, братец мой. Разумеется, я думаю о собственном спокойствии, потому что люблю тебя. По-твоему, можно оставаться спокойной, когда родным угрожает опасность?

– Коли так, тащи мне ананас! – Королевским жестом братец указывает на дверь, давая понять, что аудиенция окончена.

– Можно к тебе приложиться? – с улыбкой спрашиваю я. Мартин отмалчивается, и я наклоняюсь к его лицу. По пути из больницы я мысленно прокручиваю в памяти увиденное, и лишь сейчас до моего сознания доходит множество благоприятных признаков: катетер отсутствует, капельница тоже, монитор отключен. Парень выздоравливает. Физически. Но, вероятно, никогда не узнать, через какие душевные испытания он прошел. Придется довольствоваться догадками. Ясно одно: лучше бы взросление свершилось как-то иначе.

Круз тоже выглядит получше. Он уже обзавелся всем необходимым для активного общения – ручкой и блокнотом в твердой обложке. Мне тотчас вручается очередное послание, и я краснею, читая его. Прочтя до конца, медленно опускаю листок.

– Решил меня пошантажировать?

В голубых глазах Круза ни искорки веселья. Он тянется за ручкой, но я успеваю отодвинуть ее подальше.

Не в силах смотреть ему в глаза, отворачиваюсь к окну.

– Не пиши мне больше подобных вещей. Ничего изменить нельзя. Процесс необратим, пользуясь твоим любимым выражением.

Меня выручает врачебный обход. Как только профессор со свитой заполняют палату, я с облегчением вскакиваю – и за дверь.

Мои каблуки гулко цокают по выложенному плиткой коридору. Торопливо огибаю лениво прохаживающихся больных, миную вялых медсестер за стойкой. Персонал еще не «раскачался» после выходных дней, однако автоматизм привычки делает свое дело.

Тот же самый автоматизм привычно ведет меня в родную контору. Дональд, обложившись бумагами, кемарит за своим столом. Я решительно подступаю к нему; вскинув на меня взгляд, он пытается улыбнуться.

– Прежде чем свалишься со стула, хочу задать тебе парочку вопросов.

– К твоим услугам.

– Что тебе удалось выяснить про Беатриссу Холл?

– Это кто, героиня какого-то романа?

– Мне надоели твои глупые шуточки, Дональд!

– Поня-ятно.

Похоже, он вот-вот уснет. Голова все ниже клонится на грудь, но я начеку. Захлопываю дверцу письменного стола, зная его привычку ставить ногу на край нижнего ящика. Дональд вздрагивает и сует мне в руки охапку бумаг, разложенных перед ним на столе:

– Здесь все про твою Беатриссу.

Я утаскиваю добычу в свой угол, штудирую материалы, однако не вылавливаю ни малейшей зацепки. Дональд не пожалел труда и в десятках самых разных мест навел справки о пропавшей женщине. Но его хлопоты не увенчались успехом. Под конец он добрался даже до Хольдена – правда, не до него самого, а до его помощника. Сыщика вежливо проинформировали, что означенная дама действительно обращалась к Любошу Хольдену по поводу работы, но, поскольку в назначенный срок на службу не явилась, вакантное место было предоставлено другой женщине. Речь шла о секретарской работе: делопроизводство, телефонные звонки, машинопись.

– Дональд, ты хорошо помнишь разговор с помощником Хольдена? – вновь пробуждаю я ото сна несчастного романиста.

– Если поднапрячь извилины, может, и вспомню.

– Так напряги, пожалуйста.

– Тебя интересует то, чего нет в протоколе?

– Совершенно верно.

– Имеются в виду мои личные впечатления? Типично женский подход. Помощник начал оправдываться, почему так спешно вместо Беатриссы Холл приняли другую женщину. Он сослался на то, что работа, мол, носит конфиденциальный характер, поэтому пришлось копнуть поглубже семейные обстоятельства будущей сотрудницы, и Хольдену не понравилось, что у нее муж пьяница. Если бы он и взял ее на работу, то лишь потому, что женщина эта прежде служила у его отца и старик благоволил к ней.

– Атри вела переговоры лично с Любошем Хольденом?

– По словам помощника, да. Кстати, дом Хольдена показался мне странным. Во-первых, туда не так-то легко попасть. Во-вторых, там полным-полно накачанных амбалов. Даже помощник больше смахивал на телохранителя. Чего они боятся?

– Хольдену якобы угрожают похитить его сына.

– Его сына? Шутка сезона! – Дональд несколько оживляется.

– А почему бы и нет?

– Да потому, что тогда похитителям придется иметь дело со старшим братом, Йоном Хольденом. А тот во гневе страшен.

– Выражайся точнее. – Через открытую дверь я вижу Марион Терон, с деловитым видом идущую по коридору.

– Отвяжись ты от меня с этой чепухой! – отмахивается Дональд. – Беатрисса Холл сбежала от пьяницы мужа с каким-нибудь дружком, и все дела. Рано или поздно она объявится. Хольден здесь ни при чем.

– Скажи, ты бросил бы двоих детей ради какого-то дружка?

– Ради дружка – никоим образом. И двоих детей у меня нет. Даже одного нет. Почему тебя так интересует это дело?

А, черт, угораздило же меня слоновьей пятой наступить на самое больное место Дональда! Ну да сказанного не воротишь. Союз Дональда с Айрис поистине идеален, единственное их горе – бездетность. В следующий раз постараюсь воздержаться от идиотских вопросов личного характера.

– Младший брат Беатриссы – приятель Мартина, – торопливо поясняю я. – Вот он и беспокоится за сестру.

– Понятно. Через пару недель она пришлет домой открытку из другого города и родственники перестанут беспокоиться.

Я не разделяю его оптимизма.

Хмурый на службе не появляется, и я не знаю, чем себя занять. Купить, что ли, ананас для Мартина? Машину я оставляю на стоянке, рынок отсюда в нескольких кварталах, а оттуда и до нашего дома рукой подать. Не спеша бреду по улицам; погода снова пасмурная, хотя и душно. Время от времени внимание мое привлекают витрины, я останавливаюсь, разглядываю выставленные товары, хотя мысли витают далеко. Покупаю утренние газеты и на ходу просматриваю их.

А вот и сюрприз! Шеф забыл упомянуть, что дал интервью по делу о разбойном нападении мотоциклистов. Его словечки, выражения – короче, его стиль ни с чьим другим не спутаешь. Обо мне он высказывается весьма положительно, жаль только, что забыл продиктовать газетчикам мой адрес. Похоже, у этого склеротика начисто вылетело из головы, что я задержала лишь одного бандита. Чтобы достойно принять парочку остальных, можно хоть сейчас покупать сладости к столу, они не замедлят с визитом. Правда, имени моего Шеф не назвал, но не так-то много «молодых сыщиц» разгуливает в нашей округе.

Интересно, знает ли об этом Хмурый и, если знает, что намерен предпринять? Даже в рыночной суете я не в силах избавиться от досадных мыслей. По возвращении надо будет подкинуть Шефу парочку вопросов, а сейчас я первым делом покупаю ананас, водружаю его на ладони и несу, как горшок с цветком, время от времени вдыхая экзотический аромат, чтобы заглушить запахи переспелого и чуть подгнившего рыночного изобилия. Прогуливаюсь между рядов, рассматривая груды овощей и фруктов всех цветов и оттенков, в глазах рябит от пестроты красок, от людской сутолоки.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю