Текст книги "Золотая рыбка. Часть 1"
Автор книги: Вэвиан Фэйбл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
Взревев, мотоциклы срываются с места, мы выезжаем с улицы, не включая фар. В условленном месте нас поджидают остальные участники операции. Распределив листовки, еще раз бегло уточняем детали. Конрад досадует, что мы так мало успели размножить.
– Не беда, – утешаю я. – Если понадобится, в следующий раз поищем мастерскую с более совершенной техникой.
– Чего ради ты распустила язык? – обрушивается на меня Мартин. – Как только фотограф передаст разговор полицейским, коллеги моментально вычислят тебя. Кто еще умеет так трепаться, кроме Денизы Врай?!
– Разговоры в сторону, скорей за дело!
Той ночью на город обрушивается форменный снегопад. На окраинах и в фешенебельных районах с эстакад, с крыш домов, с высоких оград сыплются «снежинки» формата А-4, в почтовые ящики забрасываются вчетверо сложенные листки. Не обойдены вниманием редакции газет, радиостанции и телевидение. То тут, то там раздаются звуки сирены, на бешеной скорости проносятся полицейские автомобили. Прохожие на улицах наклоняются, подбирают листки с тротуара и спешат к ближайшему фонарю.
Как выясняется впоследствии, волонтеры моей летучей бригады перевыполнили задание. Для большего пропагандистского эффекта парни проникали в самые невероятные места: в подземные гаражи, ночные бары и кинотеатры, специализирующиеся на прокате порнофильмов. Листовки с программным текстом «Юстиции» падают в почтовые ящики полицейских участков, подсовываются в будки больничных швейцаров, остаются у бензоколонок и детских садов.
К назначенному сроку собираются все мотоциклисты, кроме одного. После нескольких минут взволнованного ожидания появляется и последний участник. Подкатив к нам, он срывает с себя шлем и с видом бывалого авантюриста заявляет:
– Ничего страшного. В одном месте увязались было легавые, но мне удалось оторваться. Я свернул в парк, и полицейские промчались мимо. Правда, я влип в другую историю. В парке чуть не наехал на влюбленную парочку, мужик обозлился хуже некуда. Представляете, трясет у меня перед носом кулаками, а у самого штаны нараспашку, и я вижу, как дубинка его опадает и повисает сморщенной тряпочкой. Ну тут меня такой смех разобрал, ржу – не могу остановиться, а мужик вконец озверел, набросился на меня, хотел стащить с мотоцикла. Спасибо, девица его удержала, а я поскорее смылся.
– Давай свою табличку!
Парень слезает с Мотоцикла, отдирает от номеров самоклеющуюся пленку, прикрывавшую подлинные цифры. Один из ребят собирает фальшивки, чтобы уничтожить их разом. Настроение у всех настолько приподнятое, что среди этого безудержного ликования я чувствую себя старухой и с трудом удерживаюсь, чтобы не прикрикнуть на ребят. Жаль отравлять радость, ведь им наверняка ни разу не доводилось участвовать в подобном приключении. Двое затевают спор по поводу перчаток, которые всем велено было надеть на время акции, и я вынуждена рассудить спорящих: да, на бумаге остаются отпечатки пальцев, и по ним можно идентифицировать преступника.
Разумеется, я предварительно выяснила у Конрада, не зарегистрирован ли кто из парней в полицейской картотеке, но ведь ребятам не обязательно это знать. Не говоря уж о том, что необходимо было внушить им чувство опасности. Наконец я все же не выдерживаю и вылезаю со своими занудными наставлениями:
– Держите язык за зубами, не вздумайте проговориться – никому, ни одной живой душе, ясно? Ни-ко-му! Пока о нас ничего не знают, нас будут бояться и дело может выгореть. Но если выяснится, что все это блеф, расправы не миновать.
Конрад жестом останавливает меня, и я умолкаю. Мы разъезжаемся по домам.
Обхватившие мою талию руки Мартина сухие и теплые. По дороге домой он не проронил ни слова. Я ставлю мотоцикл у края тротуара и касаюсь рукой капота припаркованной поблизости «мазды». Вот это да! Крышка капота еще не успела остыть, значит, Даниэль тоже не коротал вечер у телевизора.
Даниэль лежит в постели и делает вид, будто спит сном праведника. Я не тороплюсь обвинить его в обмане. Забираюсь к нему под одеяло, чуть прижимаюсь и не обманываюсь в своих ожиданиях: Даниэль сперва сонно бормочет нечто невнятное, а затем отзывается на мои прикосновения.
Какое-то время спустя, когда можно бы и уснуть, убеждаюсь, что сна у меня ни в одном глазу. Я отчетливо вижу перед собой хольденовских бандитов: всей сворой они наваливаются на Даниэля и нещадно избивают перед объективом кинокамеры. Картина на редкость живая и динамичная, но ничуть меня не развлекает. А предмет моих тревог и опасений спит – на сей раз непритворным сном. Он поворачивается ко мне спиной, я прижимаюсь к нему животом и ногами, охваченная желанием слиться с ним, раствориться в его теле.
И тут меня вдруг разбирает смех. Видела бы меня сейчас мама!.. Я ничегошеньки толком не знаю об этом человеке, понятия не имею, где он пропадает изо дня в день, но мыслями и поступками всецело на его стороне, стараюсь проникнуть в тайны его тела, так же как он постигает мои, мы спаяны причудливой цепочкой взаимных чувств…
Когда я открываю глаза, из окна струится солнечный свет, из кухни доносится аромат свежего кофе, а из радиоприемника, пущенного на полную громкость, раздается взволнованный голос диктора:
«Минувшей ночью четверо вооруженных мужчин ворвались в фотоателье и, завладев множительной техникой, изготовили несколько тысяч экземпляров листовок с воззванием некой доселе неизвестной организации. Служащие ателье не смогли описать злоумышленников, поскольку лица их были скрыты масками. Позднее весь город оказался завален этими листовками. Масштабы акции позволяют сделать вывод, что мы имеем дело с многочисленной группой. По некоторым предварительным предположениям, организация насчитывает несколько сот человек. Согласно свидетельству очевидцев, среди распространителей листовок были мужчины и женщины самого разного возраста, при распространении воззвания использовались всевозможные средства передвижения, от велосипедов до грузовых автомобилей. Большинство опрошенных нами граждан солидарны с программой этой так называемой команды «Юстиция» и не подвергают сомнению обоснованность и справедливость ее действий».
Возбужденная дикторская речь сменяется монотонным голосом известного комментатора:
«О чем, в сущности, идет речь? Что представляет собой команда «Ю» и давно ли она была создана? В недавнем прошлом общественное мнение страны всколыхнул скандальный случай, когда стали известны грязные делишки одного из кандидатов в президенты. Как вы помните, на высокий государственный пост претендовал некий Карл Хабрей, глава наркомафии. Этот, с позволения сказать, политик под угрозой ареста предпочел покончить с собой, и при расследовании его деятельности выяснилось, что он же являлся организатором дерзкого банковского ограбления. Дело Хабрея вынудило власти провести тщательную проверку государственного аппарата, и репутация некоторых ведомств заметно пошатнулась. В настоящее время предпринимаются меры по очистке государственных органов от сомнительных лиц, однако общественность, судя по всему, не удовлетворена результатами. Здесь и следует искать источник внезапной активности «Юстиции». Согласно информации, полученной от органов правопорядка, за последние годы имели место несколько случаев самочинной расправы с уголовными элементами, когда ответственность взяла на себя «Юстиция». Группировка «Ю» расправляется с преступниками, избежавшими правосудия, что называется, голыми руками. Сегодняшняя листовка – отнюдь не первое воззвание «Юстиции», несколькими днями раньше аналогичное обращение было разослано в редакции ведущих газет, однако не возымело никакого эффекта. Последняя акция показывает нам, что существует некая организация, насчитывающая десятки, если не сотни людей, которые считают своим долгом очистить общество от преступных элементов. Однако нас не должны ввести в заблуждение их, на первый взгляд, убедительные доводы. Пусть даже акции команды «Ю» и направлены против преступников, но эти люди совершают самосуд, что недопустимо ни в одной цивилизованной стране».
Я вылезаю из постели. Что бы ни болтали эти обозреватели, все они льют воду на нашу мельницу. Несуществующей команде и не требуется лучшей рекламы, достаточно, что «Юстиция» стала предметом разговоров. Пусть слух о ней достигнет многих и многих ушей, пусть заставит людей призадуматься. Лишь бы единственный, подлинный «Ю» простил мне мое самозванство…
В поисках музыки Даниэль переключает на другую волну. Сладко зевая, я опускаюсь на стул. Он оборачивается, и я киваю в сторону радиоприемника:
– Что там стряслось?
– Ничего интересного, – отвечает он.
– А я уж думала, началась революция. Что ж, коль скоро все спокойно, пойду чистить зубы.
– Хороший был фильм?
– Какой еще фильм? – Я недоуменно таращу на него глаза.
– Выходит, я должен напоминать тебе, что вчера вечером вы с Мартином были в кино?
– Что ты ко мне пристал?! Знаешь ведь, что с утра у меня в голове всегда туман! Где тут у нас ванная комната? – В надежде, что мне удалось выскользнуть из ловушек, звучно зеваю и уношу ноги из кухни, подальше от Даниэля.
Освеженная и бодрая после душа, уже одетая к выходу, я снова возвращаюсь на кухню. Нам вот-вот пора отправляться на съемки! Подавляя нервные спазмы, заталкиваю в себя завтрак и даже кофе выпиваю, хотя, по моему убеждению, Даниэль варит его с единственной целью – спровоцировать у меня инфаркт. Теперь остается ждать, когда после этой отравы сердце перейдет на бешеный ритм. Однако ожидания мои напрасны, сердце если и колотится чаще обычного, то, скорее, от страха. Похоже, я начинаю привыкать к ядовитому напитку, а может, просто кофе сегодня не такой крепкий. В конце концов, и Даниэль Беллок, вероятно, способен нервничать. Я пристально изучаю его лицо, но на лице этом разлита полная безмятежность. Ну что вы скажете, Бастер Китон рядом с этим человеком показался бы издерганным неврастеником! Тридцать четыре года назад акушер, демонстрируя матери новорожденного Даниэля, должно быть, объявил: «Ваш младенец, сударыня, здоровый и нормально развитый ребенок, если не считать одного мелкого дефекта – атрофии лицевых мускулов». Впоследствии, дабы компенсировать недостаток, юный Беллок всячески старался развить все прочие свои мускулы.
Я с усмешкой смотрю на Хмурого, который, конечно же, не догадывается о моих мыслях. Перехватив взгляд, он придвигается ближе.
– Ну, что скажешь?
– А что я должна сказать?
– Надо мной потешаешься?
– Над кем же еще?
– Ты знаешь, что у тебя появились конкуренты?
– Какие еще конкуренты?
Без лишних слов он вытаскивает из кармана листовку. Я делаю вид, будто все это мне в новинку, и пускаю в ход широкую гамму восклицаний от удивленных «ох» и «ах» до пренебрежительного хихиканья. Прочтя до конца воззвание «Юстиции», перевожу взгляд на лицо Даниэля.
– Уступаю им Хольдена, их больше. Кстати, откуда это у тебя?
– Пока вы с Мартином развлекались в кино, я вспомнил об одном неулаженном деле и скатал в город. Ну а там эти бумажонки, можно сказать, сыпались с неба. Вот я и подобрал одну. Как тебе нравится?
– По-моему, надо отдать листовку Тиллю. Это по его части. А мнением Хольдена не хочешь поинтересоваться?
Беллок скребет подбородок – как видно, чешется. Поделом, если ленишься бриться.
– Вряд ли Хольден обрадуется. Он ведь не знает, кого следует благодарить за эти бумажки. Колоссальная идея!
– Ты так думаешь? – скромно уточняю я.
– Да! Наконец-то Хольден угодил под лучи юпитеров, и ему ничего не остается, как щуриться и моргать. Представляю, каково ему сейчас. Наверное, дорого бы дал, чтобы схватить одного из этих мстителей.
Я тоже представляю, и меня бросает в жар.
– Ты ведь на съемках встретишься с ним, – улыбаюсь я Даниэлю. – Может, поинтересуешься его самочувствием?
– У меня такое ощущение, что вся эта шумиха не более чем блеф. Дня через три страсти улягутся. Если команда «Ю» в ближайшие дни не расправится с Хольденом, народ разочарованно отмахнется от всей этой истории и думать о ней забудет. А Хольдена голыми руками не возьмешь. Голову даю на отсечение, что теперь он и в сортир станет ходить с телохранителями. К нему не подберешься!
Я готова лопнуть с досады: ну надо же так испортить человеку настроение! Правда, слова Хмурого заставляют меня задуматься. Я взвешиваю свои шансы и с отчаянием прихожу к выводу, что запуталась в собственных сетях. Вот те раз!
Дорогой меня не отпускает мысль: чем занят в эти минуты неизвестный и единственный «Ю»? Конечно же, проклинает самозванцев, что еще ему остается делать? Ведь мы не только ославили Хольдена, но и Юстицию крупно подставили. Во всяком случае, я надеюсь, что мой герой не растеряется. Что для неуловимого мстителя кучка каких-то телохранителей?
Одного мне удалось добиться: какую радиостанцию ни поймай, повсюду комментаторы на полном серьезе твердят о команде «Юстиция». Что поделаешь, в письменном тексте мои язвительные наклонности проявляются не столь ярко. А может, серьезность самой ситуации заглушает насмешливый тон…
Мартин молча сидит позади нас, тупо уставясь перед собой, и на радиопередачи – ноль внимания. Проследив направление его взгляда, я убеждаюсь, что сфокусирован он на затылке Хмурого. Не иначе как пытается заколдовать своего кумира и тем самым уберечь от жестокой участи. Мартин, дорогой мой, вчера ночью ты сделал для этого все возможное. Я чуть ли не маниакально убеждена, что Даниэль водит нас за нос, но мне пока не удалось разгадать его тайны. Ничего, всему свое время, утешаю я себя, затаив досаду. Мои черные подозрения насчет Даниэля, пожалуй, несовместимы с тем, что я делаю, – склонив голову на его плечо, озабоченно вздыхаю.
– В чем дело? – интересуется Даниэль.
– Кто приготовит нам ужин сегодня?
Мартин вспыхивает, и его багровая физиономия возникает в зеркальце передо мной.
– Нашла время шутки шутить! – орет он.
– Чего ты психуешь? – оборачиваюсь я к нему. – Что я такого особенного сказала?
Скрестив руки на груди, он откидывается на спинку сиденья.
– Твой разлюбезный Круз на пушечный выстрел к плите не подойдет. Ему только бы ныть с утра до вечера. То помешали вдохновению, то сбили полет его гениальной мысли. А сам и яйца разбить не сумеет.
– Не вмешивай сюда Круза!
– Вот так целыми днями и грызетесь? – безмятежно осведомляется Хмурый.
– Сам видишь, какая она дурища!
– А по виду не скажешь, – подыгрывает Даниэль.
– И так все двадцать лет! – жалуется Мартин. – Путного слова от нее не дождешься, на каждом норовит отточить свое остроумие. Вместо сердца у нее кислый лимон, а вместо мозгов – гнилая тыква.
– Если не заткнешься, сломаю и вторую руку!
– Ну уж нет, милые мои, сейчас моя очередь драться! – весело смеется Даниэль. – Прибыли, пожалуйте на эшафот.
До сегодняшнего дня съемочная площадка служила местом прогулок для туристов, но сейчас привычный антураж изменился до неузнаваемости. Исчезли ларьки, торгующие сувенирами и прочим барахлом, бревенчатое здание буфета надежно закрыто декорациями. В дальнем конце площадки высится изящный кирпичный особняк, перед ним зеленеет лужайка, вся остальная территория усыпана гравием. Однако сам Утес не изменился. Красноватый скалистый выступ точно так же выдается над морем, как и тысячу лет назад. Никогда не казался он столь высоким и грозным, как теперь, когда некий жадный до денег продюсер отвел ему роль места, откуда Даниэль Беллок должен совершить свой прыжок.
Пестрая толпа бурлит вокруг съемочной площадки; по некотором наблюдении в этой толчее выявляется определенная система. Устроители не забыли об охотниках поглазеть, для них позади камер сколочен деревянный помост, так что и заезжие туристы не останутся в обиде. Все удобные для обзора места уже забиты людьми; щелкают фотоаппараты; пакеты с соками, жвачка и леденцы помогают скоротать время.
Члены съемочной группы поглощены лихорадочной деятельностью. Но вот камеры приведены в боевую готовность, для Тахира – режиссера фильма – поставили стул под тентом, над Айком Файшаком, исполнителем главной роли, колдуют гримеры. Я замечаю Йона Хольдена – окруженный плотным кольцом телохранителей, он что-то втолковывает им. А вот и Даниэль. Он подходит к режиссеру, и, пока Тахир дает указания, над ним суетится молодая женщина – поправляет прическу, накладывает тон. Хмурый покорно сносит эту унизительную процедуру.
Мартин не отходит от меня ни на шаг, нас втягивает в людской круговорот. Я ищу взглядом Дональда, но шумное сборище вокруг слито в сплошную массу. Приходится переключить внимание на центральную арену. Файшака атакуют фоторепортеры, популярный красавец актер с готовностью отвечает на вопросы, на пальцах его поблескивают перстни. Несколькими минутами позже Тахир велит снять украшения. Файшак озабоченным взглядом прощается со своими драгоценностями, вверяя их попечению девушки-реквизитора.
Но вот наконец с приготовлениями покончено и начинается съемка.
Айк Файшак сломя голову вылетает из дома, по пятам за ним – двое мужчин. Еще несколько головорезов выныривают из-за угла и берут героя в кольцо. К машине ему не прорваться, надо вступать в драку.
Андре Тахир заставляет делать дубль за дублем, стрекочут обе кинокамеры. Наконец режиссер удовлетворенно машет рукой и готовит следующую мизансцену. Он подзывает к себе Даниэля, одетого точно так же, как Файшак.
С расстояния не различить выражений лиц, а я охотно понаблюдала бы за взглядами, какими обмениваются участники будущей схватки. По замыслу Тахира, сцена должна сниматься цельным куском, без дальнейшего монтажа. Для начала ее репетируют.
Мартин хватает меня за руку и ввинчивается в толпу. Ума не приложу, как ему это удается, но мы протискиваемся вперед и через минуту-другую оказываемся позади камер, достаточно близко, чтобы явственно слышать и видеть все происходящее. Среди участников съемок я узнаю Эзио, он стоит ко мне вполоборота, придирчиво изучая Хмурого.
Мартин стискивает мою руку:
– Видишь вон того типа? – Он указывает на Эзио и в ответ на мой утвердительный кивок бормочет: – Хорошо бы он меня не заметил…
«Ананас», – с горечью думаю я. Мартин укрывается за моей спиной, загипсованную руку кладет мне на плечо. Тахир оставляет каскадеров и подходит к оператору.
Даниэль стоит в кольце рослых, крепко сбитых парней; сперва они присматриваются друг к другу, но вот двое начинают подбираться к нему со спины, и он делает попытку прорваться из окружения. Его хватают за плечи, Эзио резко взмахивает рукой, целя в шею. Вместе с повисшими на нем гангстерами Даниэль ныряет в сторону, успевая подставить под кулак Эзио одного из своих противников. Тот кулем валится на землю. Другому Хмурый делает подсечку, одновременно двинув локтем под дых. Эзио взвивается в воздух, Даниэль Беллок перехватывает его ногу, рывок – и противник опрокинут навзничь.
Эзио тотчас вскакивает на ноги, его сообщники подступают к Даниэлю со всех сторон. Хмурый вертится волчком, сосредоточив внимание на Эзио, как видно признав в нем истинного врага. Он удачно парирует выпады, отбивает удары, но все же ему достается изрядно. Одна бровь рассечена, и кровь заливает глаза. Нога противника впечатывается ему в живот, и лицо Даниэля искажается гримасой боли. Одной рукой он перехватывает кулак Эзио, другой с силой бьет в солнечное сплетение. Эзио хрипит, но в следующий миг ящерицей выскальзывает из захвата Даниэля. Один из его дружков набрасывается на Даниэля сзади и пытается свернуть ему шею.
Среди зрителей поднимается ропот, некоторые протестующе кричат. Тахир напряженно следит за происходящим.
– Остановить камеру? – растерянно спрашивает оператор.
– Ты что, сдурел?! – цыкает на него Тахир.
Тем временем Даниэль вырывается из тисков. Ловкач, который только что пытался сломать ему позвоночник, с залитым кровью лицом валится на землю. Дружок, подскочивший ему на выручку, тоже падает замертво. Даниэль работает ногами, как молотом, гулко звучат удары. Двое противников выведены из строя. Третий, подобравшись сзади, метит по почкам, но Хмурый стремительно разворачивается, и мерзавец оказывается на земле. Браво! В дело вступает четвертый: с диким ревом он кидается на Даниэля, но тот в немыслимом сальто перелетает через противника и ребром ладони резко бьет по шее недотепы. В этот момент Эзио сзади наносит Даниэлю сокрушительный удар. Хмурый отлетает в сторону, падает, и на него тут же ястребами налетают еще два типа. Эзио кружит поблизости, выжидая удобный момент. Даниэлю так и не удается подняться. Он жадно хватает воздух ртом. Телохранитель Хольдена не спешит добить жертву. Наконец, уверенный в своем превосходстве, Эзио идет на сближение с Хмурым. Тот уже успел встать на ноги, отшвырнуть подручных своего врага, но далось ему это нелегко. Удар ногой в лицо застает Даниэля врасплох. Он опрокидывается навзничь. Эзио наваливается на него, и оба барахтаются из последних сил, не столько нанося удары, сколько пытаясь отбиться, хрипя и задыхаясь.
Зрители следят за поединком, затаив дыхание. Мартин ли сжимает мою руку, я ли вцепилась в него – не знаю, чувствую только, что пальцы мои ноют от боли. С бессильным гневом я слежу за тем, что происходит на съемочной площадке.
Даниэль сбрасывает с себя Эзио и упирается коленом ему в грудь. Кулак его занесен для решающего удара, когда Тахир во всю глотку орет:
– Машину!
Со стороны перекрытой магистрали с воем вылетает джип, битком набитый вооруженными гангстерами. Даниэль встряхивает головой, словно лишь сейчас вспомнив об отведенной ему роли, отталкивает Эзио и вскакивает. Эзио хватает его за ногу, Хмурый падает, отбивает руку Эзио и снова поднимается. Не слишком твердым шагом он устремляется к краю Утеса.
Взметнув огромное облако пыли, джип подкатывает к съемочной площадке, из него на ходу выпрыгивают автоматчики.
Даниэль подбегает к краю Утеса. На миг замирает над бездной, собираясь с духом. Гремят первые выстрелы, и Даниэль, метнувшись вперед, скрывается за скалистым обрывом.
Тахир выходит из-за камеры.
– Стоп! Всем оставаться на своих местах! Работает нижняя камера.
Окаменев от ужаса, я покорно замираю на месте. Слышу, как оператор с азартом что-то втолковывает режиссеру, а тот спешит его осадить:
– Какой еще крупный План? Файшак только все испортит, а у нас самый смак впереди.
Я прикидываю, кому бы из этих двоих засветить в лоб, когда со стороны моря доносится крик:
– Порядок!
В следующий миг я перемахиваю через барьер, сметаю со своего пути не в меру бдительного охранника и лечу к ступенькам, ведущим к воде. Каким образом мне удается скатиться по щербатым ступенькам вниз и при этом не свернуть себе шею, так и остается загадкой. Хлипкое суденышко съемочной группы аккурат причаливает к берегу, когда я вспрыгиваю на палубу.
Даниэль обессиленно привалился к поручню. Он прерывисто дышит, с волос и одежды стекает вода. Я пытаюсь увести его с палубы, но он отстраняет мою руку. Губы у него разбиты, бровь рассечена. По лицу вперемешку с соленой водой струится кровь. Тем не менее Даниэль силится изобразить ухмылку.
К нам подходит какой-то мужчина, и при виде докторского чемоданчика в его руке я отодвигаюсь в сторонку. Проворными стежками он сшивает рассеченную бровь. Передергиваясь от боли, Даниэль сносит эту процедуру.
– Дома прикладывайте к ушибам лед, – рекомендует доктор. – Договорились?
– Спасибо, – отвечает Хмурый и, ведомый какой-то воблой в очках, тащится вниз к каютам, чтобы переодеться в сухое.
Понапрасну прождав несколько минут, я отправляюсь на розыски. Очкастая вобла стережет одну из дверей. При моем появлении она раскидывает в стороны руки и шипит:
– Его нельзя беспокоить!
Нырнув под ее локтем, врываюсь в каюту. Даниэль, совершенно голый, сидит на краю койки. Я склоняюсь над ним, не решаясь прикоснуться. На нем живого места нет.
– Отчего бы тебе не одеться? – говорю я, прочистив горло.
– Я и сам собирался это сделать, – бормочет он.
– Тогда валяй, кто мешает!
– Не одолжишь свою юбку? По-моему, меня кастрировали.
– Не вздумай раскисать! Тебе предстоит самое трудное – прошагать у них на глазах до машины. Чем увереннее будешь держаться, тем лучше. В конце концов, ты ведь у нас супермен.
– Издеваться явилась?
– Ладно, так уж и быть, помогу тебе натянуть штаны.
Даниэль вскидывает на меня взгляд, лицо его изуродовано до неузнаваемости. Левый глаз совершенно заплыл, губастому рту мог бы позавидовать эфиоп, а остальное, что находится между глазами и ртом, отливает всеми цветами радуги. Разумеется, я бы помалкивала в тряпочку, не знай он заранее, на что шел. Правда, сейчас я решаю отложить упреки до лучших времен.
С моей помощью Даниэль одевается. Застегивая брюки, он болезненно морщится, но, к счастью, штаны достаточно просторны, чтобы он мог не вскрикивать от боли при каждом шаге. Мы успеваем доковылять до двери, когда в каюту вваливаются Тахир и Файшак.
У актера, что называется, нет слов, зато режиссер разговорчив не в меру.
– Ну что я могу сказать? Сцена получилась натуральная, то, что надо. Вы хорошо провели свою роль. На сегодня хватит, можете отправляться домой. Вряд ли мы сумеем продолжить работу. Разве что снимем Айка крупным планом, но сначала надо просмотреть готовый материал… От каскадеров сейчас все равно толку никакого…
– Вы что, не видели, что творится на съемочной площадке? – не выдерживаю я.
Он пожимает плечами:
– Знаете, во сколько обошлось мне это удовольствие? Так что я вправе ожидать, что каскадеры не станут щадить свои физиономии.
Я достаю из сумки банкноту и протягиваю ему. Он не понимает, чего я от него хочу, неуверенно берет деньги, и тут я с размаху даю ему затрещину. Пошатнувшись, Тахир хватается за щеку, затем прячет деньги в карман.
– У вас ведь, должно быть, есть имя?
– Дениза Врай, к вашим услугам.
– Да-а, рука у вас тяжелая. – Он качает головой. Из носа тонкой струйкой течет кровь, но режиссер не выказывает особого возмущения. Оно и понятно, ведь «удовольствие» оплачено. – Где я могу вас найти, если понадобится? – обращается он к Хмурому. – Как полагаете, лицо ваше до завтра придет в норму?
Даниэль молча пожимает плечами, и великий режиссер отпускает нас.
Кто не испытал на себе, тот и понятия не имеет, каким бесконечным может быть путь в полсотню ступенек и два десятка метров. Всю дорогу мы непринужденно и весело болтаем, Даниэль держится молодцом, даже улыбается разбитыми губами, поскрипывая, правда, зубами, но, кроме меня, никто этого не слышит.
На подходе к автомобильной стоянке я замечаю Эзио. Ему тоже крепко досталось, но горилла не позволяет себе расслабиться. Рядом с ним шагает Йон Хольден. Нет сомнения, они направляются к нам.
– Привет, Дениза! – любезно приветствует меня Хольден.
– Привет, Йон! – мщу я ему за панибратство.
Он проглатывает мою вольность не моргнув глазом и ослепительно улыбается Даниэлю.
– У нашего суперсыщика несколько бледный вид. Ничего страшного, издержки производства. Тут уж, как говорится, не до жиру, быть бы живу.
– Вы правы, – тотчас встреваю я. – Малоприятно, когда за тобой охотятся стаей.
Хольден тоже умеет владеть мимикой. Не дрогнув ни единым лицевым мускулом, он делает вид, будто мой намек к нему не относится.
– Наш общий знакомый дал о себе знать, – с улыбкой сообщает он мне.
– Рада слышать, а то я беспокоилась за ребенка. Есть шансы получить его обратно?
– Естественно, – снисходительно роняет Хольден и снова обращается к Даниэлю: – Надеюсь, вы меня понимаете? У вас ведь тоже есть ребенок…
Мы шагаем дальше. Краем глаза я замечаю, что Эзио провожает нас взглядом. Мартина не видать, как сквозь землю провалился. Я решаю сначала проводить Даниэля к машине, а уж потом отправляться на поиски дорогого братца. Но до этого не доходит. Мартин сидит в машине, у открытых дверей – два телохранителя: Конрад и Дональд, ухмыляющийся во весь рот.
– Что я вижу?! – громко восклицает он. – Наш Даниэль на своих двоих!
– Полицейский хорош в битом виде, – подхватывает Конрад.
Я даю ему легкий тычок, и он заговорщицки подмигивает мне.
– Глаза бы мои не глядели на это свинство, – бурчит Мартин.
– Не нравится – не гляди, – огрызаюсь я. – Что ты называешь свинством?
– Почему мы позволили им так отделать Даниэля?
– Что ты разнюнился? – Я испепеляю братца взглядом. – Не сахарный твой Даниэль, не развалится!
– Знаете, что было хуже всего? – хрипит наш герой.
Разумеется, мы не знаем, поэтому сыплем догадками. Хмурый качает головой и, наконец сжалившись над нами, открывает секрет:
– Свежая щебенка, которой усыпали съемочную площадку. Кувыркаться на ней – ощущение не из слабых. Придется тебе, Ден, дома выковырять у меня из-под шкуры каменную крошку.
Я готова посулить все на свете, лишь бы скорее смотаться отсюда. Конрад направляется к своему мотоциклу, Мартин перебирается вперед, чтобы Даниэль мог поудобнее расположиться на заднем сиденье. Я собираюсь занять место за рулем, но Дональд удерживает меня:
– Уговори его отказаться от завтрашних съемок и поезжайте на озеро. Ему не мешает отдохнуть.
– Попытаюсь, – искренне обещаю я.
Трудно вообразить, чтобы завтра Даниэль был пригоден для каких бы то ни было трюков.
Остальная часть дня проходит в хлопотах и волнениях. Сперва я ломаю голову, где взять столько льда, чтобы хватило на все ссадины и кровоподтеки. По некотором размышлении пытаюсь склонить Даниэля переселиться в холодильник. Он почему-то не соглашается. Затем выясняется, что в теперешнем состоянии Хмурый не способен без посторонней помощи принять душ. Едва держась на ногах, он стоит под струями холодной воды, а я мою его, чуть касаясь губкой. После водных процедур помогаю доползти до постели и при участии Мартина приступаю к главному: обкладываю эту живую отбивную льдом. Выгребаю из шкафа все полотенца, свертываю их в кульки, начиняю льдом и стараюсь равномерно распределить по всей поверхности тела. Задача не из легких: если достается вволю компрессов лицу, не хватает ногам, и наоборот.
Мартин, никогда не снисходивший до разговоров с соседями, отправляется по квартирам выпрашивать лед. Соседи не поскупились, но морозильник не способен вместить такое количество. Кроме того, нельзя же постоянно держать человека подо льдом, после десяти-пятнадцати минут необходимо снимать компрессы примерно на такое же время. Едва успеваю обложить льдом бедра и икры Даниэля, пора приниматься за голову. Я еле выдерживаю эту конвейерную гонку. Каждые пятнадцать минут, когда настает черед закладывать очередную порцию льда в промежность, Хмурый вступает со мной в пререкания. Он готов сносить что угодно, но именно от этой процедуры пытается меня отговорить.