Текст книги "Игроки и жертвы (СИ)"
Автор книги: Весела Костадинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
29
Ночью мне не спалось. Сначала, когда усталость навалилась с огромной силой, я выпила три чашки кофе. Погружаясь в рутинную работу помощника – просматривала законопроекты, материалы к ним и готовила по каждому, который касался социалки свое заключение. А когда завершила – поняла, что спать уже не хочу.
Все мне не давало покоя мысль, что мы только снова и снова отбиваем удары, вместо того, чтобы нападать самим. Суханов и скрыто поддерживающий его губернатор подкладывали нам свинью за свиньей, а мы только и могли, что стараться сдержать этот натиск.
От нечего делать, я зашла на сайт администрации губернатора, бездумно пролистывая страницу за страницей и вглядываясь в лица тех, кто его окружал, понимая, что вижу перед собой врагов, организовавших нам самую настоящую травлю. И дело было не только в Кире, но и во мне и моей семье. То, что сделал Кир…. Я не искала этому оправданий. Но и то, что сделали они – было не лучше.
Закрыла глаза, представив себе альтернативные варианты развития событий. Если бы они нашли меня раньше Илоны, в тот день я бы подписала любые документы, которые мне бы предложили. Илона действительно спасла задницу Кира, не растерявшись, а найдя меня первой.
История не знает сослагательного наклонения, но на мгновение я представила, что подписала заявление, поддалась их требованиям. Как быстро я оказалась бы на самом дне? Думали бы они обо мне после этого? Помогли бы мне пережить всё, через что я прошла?
Нет. Система перемолола бы меня без жалости. Раздавила бы, превратив в труху, в прах, о котором никто не вспомнит. Я была лишь пешкой в их игре, инструментом для устранения врага. Как только я выполнила бы свою роль, меня отбросили бы, ненужную и неудобную. Я стала бы обузой, жалким напоминанием о грязной игре, от которого они бы постарались избавиться.
Меня окружили бы пустые улыбки, натянутые маски сочувствия. "Мы понимаем", "Мы вас поддерживаем", – говорили бы они в лицо. Но за спиной всё было бы иначе. Там меня ждал бы шепот, насмешки, презрение. "Продала себя", "Добилась чего хотела таким способом", "Какой позор" – эти слова в их устах стали бы приговором.
Я видела бы эти взгляды, полные лжи и отвращения. Никто не стал бы связываться с женщиной, которая посмела рассказать правду, с той, кто пережила унижение и насилие. Для них я была бы грязной, запятнанной, неприкасаемой. Не важно, что я выстояла. Не важно, что попыталась бороться. Они сделали бы всё, чтобы стереть меня, чтобы моё имя стало символом не борьбы, а позора. Ибо таково общество, в котором мы живем. И парадокс ситуации оказался в том, что Кирилл и Илона оказались честнее, чем все те, кто попытался использовать мою боль против них.
Мои глаза безразлично скользили по фотографиям, размещенным на сайте. Губернатор в области, губернатор встречается с активом, губернатор на открытии выставки, губернатор на приёме граждан, губернатор посещает поликлиники….
Я скользила по окружающим его людям, не понимая, что ищу…. Знакомые лица? Того, кто мог бы стать мостиком между нами и ими?
На фотографиях мелькали одни и те же лица, одно из которых вдруг показалось мне знакомым. Смутно, словно из прошлого, того прошлого, которое было до Кира и даже до Паши… еще раньше… до работы в ЗС, до….
Я вспомнила. Света Лапина! Моя сокурсница. Мы друзьями не были – однако и врагами нас назвать было сложно, хоть Светка и отличалась довольно склочным и жадным характером.
Нет, на роль переговорщика или тем более союзника она не годилась….
Я разочаровано захлопнула ноутбук и откинулась на подушки.
Университет… это было давно. Счастливые годы, когда все мы думали, что мир ляжет у наших ног. Когда считали, что все нам по плечу, что каждый сделает карьеру известного юриста…. Грустно улыбнулась – жизнь расставила нас совсем по другим местам.
Интересно, Светка сильно изменилась?
Открыла ноутбук и снова посмотрела на фотографию. Почти не изменилась – такая же тонка и стройная, с копной темных, непослушных волос. Хваткая, цепкая…. Интересно, у нее есть семья… дети?
Я вбила ее имя в поисковик, надеясь, что она есть в социальных сетях. Война войной, а никто не запрещает мне узнать у нее как дела.
Ее профиль нашла быстро, он не был закрыт. Фотографии, посты о котиках, о благотворительности…. Света и благотворительность? Это что-то новенькое.
Я усмехнулась, рассматривая ее личные фотографии – в отличие от меня Светка свою жизнь не сильно прятала.
Кем она интересно работает у губернатора?
Внезапно я дернулась. Вернулась на пару фотографий назад и замерла. Фото были сделаны чуть больше трех лет назад: Света сидела рядом со своей мамой и сестрой. И лицо матери было мне знакомо. Сильно знакомо.
Что-то в выражении добродушного лица…. В поднятых вопросительно бровях…. В наклоне головы.
Внутри похолодело.
Я судорожно перебирала в голове людей, пытаясь сообразить, найти ниточку…
– Блядь! – заорала чуть ли не на всю квартиру, вскакивая с кровати, роняя ноутбук и несясь в спальню Кирилла со всех ног в чем была – босая, в одной футболке.
Влетела без стука, громко хлопнув дверью.
– Кир! – бесцеремонно затрепала его за голое плечо, – проснись, Кир!
Он открыл глаза, не понимающе глядя на меня пытаясь сообразить, что я делаю в его комнате. Несколько раз тряхнул головой, отгоняя сон, сел на кровати, потирая глаза и, наконец, включил ночник.
– Агата? Что такое? – Свет ночника высветил его черты – слегка взлохмаченные волосы, прищуренные от сна глаза, которые только начинали осмысленно смотреть на меня, всё ещё пытаясь разобраться, что за вихрь ворвался к нему среди ночи. – Что случилось?
– Кир, увольняй всю свою службу безопасности! Я, похоже, нашла того, кто сливал тебя. И это полная задница!
– Так, Агата, – он поморщился, – давай еще раз – голова плохо варит. Ты… Ты что сделала? – он раскрыл глаза полностью.
– Смотри, Кирилл, никого тебе дамочка не напоминает? – я поставила перед ним увеличенную фотографию Светы и ее матери.
Он нащупал на тумбочке очки, надел и взял мой ноутбук.
– Анна, Анна Михайловна?
– Не она, но похожа, правда? А эта женщина рядом – работает в администрации губернатора! Моя сокурсница!
Кирилл выругался. Еще раз и еще.
– Смотри, Кир, ты на Милену подумал почему? Потому что она меня оскорбила так, словно знала правду обо мне, но если это только совпадение? Вырвалось у нее! И письма эти…. Они тоже с толку сбили – а у тетки просто корона на глаза упала. Когда ты Илоне о нас рассказал?
– Она меня к стене приперла сразу после приема. Мы в ЗС вернулись и там, в кабинете я все ей и сказал. А Милена в приемной сидела, услышать могла.
– Могла. И оскорбить тоже могла поэтому. Только вот откуда бы ей знать, где и когда это случилось. И камера в номере не просто так оказалась, не думаешь? Нас, Кир, вели с самого начала! С того момента, как ты в кабинете поставил мне свои условия! Анна тогда тебе кофе принесла, могла и двери неплотно прикрыть… А уж выяснить, где и во сколько ты назначил мне встречу для секретаря – как два пальца. И документы… ты сказал, что они важные, но не критичные, так?
– Те, которые критичные, Агат, секретарям не доверяют.
– А эти… прошли через ее руки. Еще и схема твоя на стене…. Кир, давай расчленим твоего начальника СБ? а если еще и прослушка была…
– Нет, не было. Кабинеты проверяют каждые два дня и в ЗС и на комбинате. Нашли бы… они умнее были, они уши поставили, – Кирилл закрыл лицо ладонью. – Информации меньше, но и следов почти никаких….
– Кир, – я задела его за плечо снова, – эта Светка…. Она у нее тоже слабости есть… потянем нитку, может и выясним что…
– Она у меня 7 лет работала… – поморщился он как от зубной боли. – 7 чертовых лет, Агата…. Ее проверяли не раз, но потом успокоились….
– Светка на губера работать, судя по всему, года два назад начала, Кир… – я видела, что ему больно, очень больно. Вряд ли он покажет эту боль там, на работе – будет холодным и отстраненным, расчётливым и уверенным, но сейчас, здесь, со мной он не таился. – Кир…. – обняла его за плечи.
– Агата, – он обнял в ответ, прижал.
Я чувствовала, как стучит его сердце, жар его тела и вдруг поняла, что разделяет нас всего лишь тонкая ткань моей футболки. Настолько тонкая, словно ее и нет вообще.
Он, похоже, почувствовал то же – его объятие стало крепче, руки осторожно, но решительно скользнули ниже по спине. Его сердце забилось сильнее, так, что казалось, я слышу его пульс, сливающийся с моим собственным. Ладони, прижавшие меня к себе, вызывали одновременно волнение и странное ощущение жара.
Он наклонился чуть ближе, его дыхание касалось моей шеи, и в этом было что-то почти откровенное, то, чего я сама не осмеливалась произнести вслух.
Когда губы коснулись шеи, не отпрянула, а наклонила голову, позволяя ласкать себя, позволяя касаться все откровеннее.
Дыхание Кирилла сбилось, когда оказалось, что мы настолько близко, насколько это вообще возможно. Я чувствовала, как его руки крепче охватывают меня, проводя по изгибам спины, не оставляя ни малейшего расстояния между нами. Когда его губы нашли мои, я не сдержалась, ответила, отдаваясь этому моменту полностью, без оглядки на прошлое, без страха перед будущим. Я хотела этого не меньше его самого, чувствуя как огонь заливает все тело.
Он не торопился, был нежен и осторожен. Его руки касались бережно, но уверенно, доводя меня до исступления. Он направлял, но передавал право инициативы мне и только мне, подчиняясь моим желаниям и моим движениям. И уже он ловил мой ритм, стараясь подстроиться под меня, отдавая власть в мои руки.
Я задыхалась, отпуская все то, что давно жило во мне, закрытое в самой глубине души. Я горела, пытаясь впитать каждое мгновение близости, каждое его движение, каждое прикосновение. Не было страха, не было сомнений.
Я была над ним, глядя в лицо, глаза в глаза, губы в губы. Он ловил каждый стон, каждый вздох удовольствия, стараясь дать все, что мог.
И только после того, как я закричала, перехватил инициативу, увеличил темп, давая мне все, что я хотела. А после упал на меня сам.
– Агата…
– Кир…
Его голова лежала на моей груди, я рукой зарывалась в густые волосы, чувствуя, как дрожим мы оба. Его тепло успокаивало, создавая ощущение защищенности и покоя, которого я так давно не ощущала. Мы молчали, словно слова были лишними, ведь каждый миг, каждый вздох и биение наших сердец говорили за нас. Я закрыла глаза, понимая вдруг, что все запуталось так, что распутать и понять нашу связь, наверное, уже не сможет никто. Чувствовала опустошение и усталость, но не ту, что заставляет падать, а ту, что приходит после сильных эмоций. Чувствовала, как закрываются мои глаза, как выравнивается дыхание, понимала, что стоит встать и пойти в душ, но сил не было даже на это.
Судя по дыханию, Кир был в таком же состоянии. Он лег рядом и прижал меня к себе, не позволяя встать, уйти. И впервые в жизни я вдруг поняла, что мне все равно. Положила голову ему на плечо и упала в черную пустоту сна.
30
За Анну Кирилл взялся с самого утра, велев ни мне, ни Илоне не встревать. Уехал рано, крепко поцеловав на прощание, и у меня возникло стойкое ощущение, что за ночь у него родился план или что-то вроде того. И ничего не оставалось делать, кроме как послушаться его, занимаясь привычной работой.
– Может оно и к лучшему, что он нас не посвящает, – пожала плечами Илона, – Кир чувствует, что ты нашла нечто такое, что может повернуть расклад сил, но нам с тобой знать его методы и его планы точно пока не стоит. Своих хватает.
Я понимала, что Илона права. Кирилл, похоже, тщательно взвесил каждый шаг. В этом молчании и сосредоточенности чувствовалась странная, почти успокаивающая, уверенность, . Он словно специально вывел нас обеих из своей зоны действия, чтобы сконцентрироваться полностью на предстоящем разговоре с Анной, и на этом этапе мне ничего не оставалось, кроме как ждать его результатов.
– Агата, сосредоточься, – легонько стукнула меня по голове Илона, – у тебя три выхода к журналистам на этой неделе. Два на своем округе, один – на нашем. Кирилл, как основной спонсор конного спортивного клуба для детей с ОВЗ решил, что открывать соревнования будешь ты, как его представитель.
– А меня поставить в известность он не решил? – вздохнула, понимая, что протестую скорее из упрямства.
– Агата…. Чует моя задница, что вы натворили глупостей. Каких?
– Переспали, – подумав, ответила правду.
– И только? Ну слава богу, я думала, как минимум ограбили общество слепых.
– Да лучше бы ограбили…. Проще было бы.
– А сейчас в чем трудность? Ну переспали и переспали. Хоть разрядку получили – в вашем случае она была необходима. То-то смотрю он на крыльях летает. А с тобой что не так?
– Илона, ты сейчас серьезно? Да, как бы все не так!
– Так, – она попросила девочку-секретаря нашего штаба принести еще кофе и подвинулась ближе ко мне, – давай разбираться. Ты что, чувствуешь себя…. виноватой?
– Я никак себя не чувствую, Илона! Вообще никак.
– Плохо в постели было?
– Нормально было.
– Вот сейчас ничего не поняла. Было нормально, но ты не довольна. Чем? Думаешь, он мало раскаялся? На колени перед тобой не рухнул?
– Илона, мне не нужно его раскаяние и колени. Я переспала с человеком без любви, связанная с ним хер пойми чем. Как и он со мной.
– Я вот сейчас себя такой шлюхой почувствовала… у меня как бы так всегда – без любви и хер пойми с чем. Провела время хорошо – и слава богу, для здоровья полезно. А вас, Агата, столько всего связывает, что я бы удивилась больше, если б этого не случилось. Любовь… – она покачала головой. – Даже не знаю, что людей сильнее друг ко другу привязывает: любовь или ненависть.
– О, Илона…. А дальше-то что?
– Так и наслаждайся! Вам еще почти три недели вместе жить – скрась себе досуг. Или что, выйти из роли жертвы не комфортно? – хитро прищурила она глаза.
– Да иди ты!
– Агата, не усложняй. Он не мальчик, ему слава богу 47 лет. Скажешь – да, будет продолжение, скажешь – нет, не будет. Второй раз ошибки он не сделает, ни к чему принуждать не станет. Пройдут выборы, до конца лета улетишь к своим, а там, глядишь и разойдетесь по сторонам.
В ее словах была правда, только почему-то от этой правды на душе стало еще тяжелее. Связывающие нас с Кириллом чувства и обстоятельства не оставляли нам шанса на что-то большее, чем временное сосуществование. Его привязало ко мне чувство вины и сожалений, меня к нему – сначала ненависть, а после – одиночество и усталость. Ни о чем ином речи идти не могло.
Отчего тогда кошки на душе скребли?
Я залпом выпила оставшийся кофе и поморщилась от его горечи. И уехала в свой маленький кабинет в ЗС, чтобы хоть там немного побыть одной. Домой не тянуло – да и где сейчас был мой дом? Ехать в свою квартиру – нельзя. Хоть там сейчас уже и не дежурили репортёры, но ночуй я там – к утру об этом узнает весь город. Ехать к Кириллу – это снова взаимодействовать с ним, говорить… а о чем, я не знала.
В кабинете царила приглушённая тишина, которую иногда нарушали звуки шагов в коридоре или шелест бумаги. Закрыв за собой дверь, я почувствовала, как тяжесть последних дней постепенно оседает. Здесь всё было проще и яснее: стопки документов, аналитика, встречи и заседания – это была та стабильность, которую я когда-то выбрала и понимала.
Работа текла ровно, рутинно, и каждый подписанный документ был как якорь, возвращающий к себе, в привычное. Только мысли о Кирилле всё равно пробивались сквозь этот бумажный порядок, вызывая смутное беспокойство и напоминание, что моя жизнь больше не была такой простой, как до него.
Он позвонил около девяти вечера.
– Агат, ты дома?
Я вздохнула, на секунду прикрыв глаза, и ответила:
– Нет, ещё в ЗС. Задержалась немного, тут работы навалилось.
Он помолчал несколько секунд.
– Я тоже задержусь…. Не жди меня вечером, ложись спать.
Мне стало и смешно и горько одновременно.
– Хорошо, Кир.
Он снова помолчал, словно подбирая слова.
– Агата, я…
– Я поняла тебя, Кирилл. Все в порядке.
Он тяжело выдохнул, будто с этим звуком ускользали те слова, которые он, возможно, так и не решился сказать. Несколько секунд длилось напряжённое молчание, в котором отражалось всё: наши недосказанности, беспокойство, напряжение последних дней.
– Хорошо, – тихо ответил он наконец. – Береги себя.
– Ты тоже, – сдержанно проговорила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, несмотря на горечь.
Возможно, этой ночью мы, наконец, поставили точку в таких сложных и запутанных связях, как наши. Закрыли старые счеты, не успев открыть новых. И от осознания этого было больно, но стало легче.
Сдержанность между нами стала словно невидимая преграда, которая, вопреки ожиданиям, принесла и облегчение, и тяжесть одновременно. Облегчение – потому что мы наконец избавились от внутренней борьбы и не пытались прорваться сквозь стену, которая уже прочно выросла между нами. Но и тяжесть – потому что эта дистанция, казалось, опустошала каждый наш короткий разговор, превращая его в сухой обмен информацией.
Кирилл пропадал на работе, его дни и ночи слились в нескончаемый поток задач и дел. Я понимала, что его усилия требовали всего его внимания, и старалась также держать фокус на поручениях Илоны, в которых не было места для раздумий и личных чувств. Наши пересечения стали короткими: быстрый обмен новостями, деловые замечания, пожелание удачи, и всё. Рядом, но далекие, мы оба пытались затеряться в рутине, будто надеясь, что она сможет отвлечь от всего, что мы не успели или не решились сказать.
В среду Кирилл приехал в штаб, где сухо сообщил нам обеим, что улетает в Москву, пообещав вернуться к середине пленарной недели. Илона так же сухо кивнула, выходя из кабинета, оставляя нас наедине.
– Агата, – он подошел ко мне. – Переговоры будут…. Тяжелыми. Я хочу кое-что сказать тебе.
– Кир?
– Если что-то пойдет не так…. Ты берешь вещи, хватаешь за шкирку Илону, едете в аэропорт и первым рейсом улетаете в Грузию. Обе. Ясно?
Его слова прозвучали резко и бескомпромиссно, как приказ. Я посмотрела на него, стараясь понять, что стоит за этим внезапным решением.
– Кир, о чём ты вообще говоришь? – спросила я, чувствуя, как внутри поднимается тревога. – Нас ведь и так достаточно защищают… В чём дело?
– Будешь с семьей, с дочкой. Вчера на счет Илоны в Германии я перевел крупную сумму – вам всем хватит на несколько лет. Она, конечно, сука, но сука с принципами. Откроешь счет в местном банке, и сообщишь моему начальнику безопасности, он даст дальнейшие инструкции.
– А ты… Кирилл, что с тобой будет?
Он задержал взгляд на мне, глаза были усталыми и напряжёнными, словно он уже прожил этот разговор в голове не раз.
– Или прилечу к вам позже…. Или…. Увидимся лет через дцать… может быть. Будем считать, что закон кармы, за который мы с тобой когда-то пили, меня настиг. Ты права была, Агата, он бьет больно. Очень больно. – Он на несколько секунд устало прикрыл глаза.
Слова Кирилла, тяжелые и отрезвляющие, опустились на плечи ледяной тяжестью. Он смотрел на меня, не отводя взгляда, и в его глазах отражалась неизбежность – понимание того, что он обдумывал и, возможно, принял уже давно. Я невольно сжала губы, стараясь скрыть дрожь, но внутри всё сжималось от мысли, что это может быть прощанием.
– Знаешь, Агата, о чём я сожалею больше всего? – его голос прозвучал тихо, но твёрдо, словно он давно носил в себе эти слова.
Я молчала, не решаясь спросить, а он продолжил, чуть опустив голову, словно этот разговор был слишком тяжёлым даже для него.
– О том, что не встретил, не узнал, не увидел тебя раньше. – Он поднял глаза, в которых мелькнули боль и сожаление. – Что шесть лет назад, скользя по тебе глазами, не понял… ничего.
– Кир… не сходи с ума!
Кирилл грустно улыбнулся, но его глаза оставались серьёзными, наполненными глубокой, почти пронзительной печалью.
– Я, наверное, уже сошёл, Агата, – его голос был тихим, но в нём звучала странная уверенность, словно он уже давно принял эту мысль. – И знаешь… если бы у меня была возможность прожить что-то заново, изменить хоть одну вещь в своей жизни, я бы…
Он замолчал, словно не решаясь договорить, затем тяжело вздохнул, опустив взгляд.
– Я бы подошёл к тебе тогда, когда ещё мог. И, возможно, всё было бы иначе. – В этих простых словах звучала такая тоска, что я невольно отвела взгляд, боясь встретиться с его глазами.
Сердце сжалось, и мне не хватило воздуха, чтобы сразу ответить. Я чувствовала, как его признание наполняет воздух чем-то необратимым, как будто время действительно могло дать нам шанс, который мы оба теперь утратили.
После он развернулся и быстро вышел, не давая мне сказать больше ни слова.
– Куда он полетел, Илона? – рванулась я к ней.
– Ты не догадалась?
– Твою мать….. – я села на стул.
– Твоя ниточка канатом оказалась. Бывает же…. Случайность и такое…. – она налила нам коньяк. – Кирилл полетел узел распутывать. Если докажет свою эффективность – выживет. Нет…. Ты чахохбили любишь? А придется полюбить….
Обе, не чекаясь, залпом выпили коньяк.
