Текст книги "Игроки и жертвы (СИ)"
Автор книги: Весела Костадинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
Точно по Илониному сценарию. Ничего нового придумать они не смогли. Я упрямо молчала, даже не шевелясь на стуле. Голова кружилась от усталости, желудок свело от голода.
– Господи, – всплеснул руками капитан, – ну что мне с тобой, всю ночь сидеть?
Только бы Кир с Илоной глупостей не натворили!
– Все, сука, ты меня достала, – он грубо схватил меня за шею. – Ты сейчас, дрянь, все подпишешь, а потом мы просто пойдем по домам!
– Руки убери, – рыкнула я.
– А если нет? – прошипел он мне прямо в ухо. – Лейтенант Храмова подтвердит, что ты просто споткнулась от голода и лицом ударилась. Проверим? Подписывай же уже, тварь! Тут все уже написано, поставь только подпись!
Моя голова слегка откинулась назад, когда он сильнее сжал шею, но я сжала зубы, заглушая панику. Ненависть к этому месту, к унижению и манипуляциям бурлила внутри, подпитывая отчаянную решимость.
– Я не подпишу, – сжала я слова сквозь зубы, отказываясь дать ему эту победу. – Хоть пальцы мне переломайте – не подпишу!
– Да вот, бл… – выругался капитан. – Значит в камере посидеть хочешь ночку? Знаешь, там отличный контингент подобрался, все как на подбор бляди. Тебя чудная ночка ожидает! Задержу за неповиновение полиции, лейтенант – свидетель!
Внутри сжался комок ужаса…. Этот вариант я не предусматривала. Как же нужна им поя подпись под заявлением, если идут уже не просто на давление, а фактически на должностное преступление.
За окном темнело, значит уже не меньше восьми вечера….
– Лейтенант, проводи девушку в камеру, – приказал капитан, поблескивая глазами. Я уже не сомневалась, что мне там приготовлен чудесный прием.
– Отставить, – в кабинет энергичным шагом вошла молодая, темноволосая женщина в синей прокурорской форме. За ней следовал бледный мужчина в форме полиции, но рангом явно повыше капитана и лейтенанта, поскольку те вытянулись по струнке. – Что тут происходит?
Я судорожно сглотнула, лихорадочно соображая расклад. Голова кружилась от страха и усталости, глаза горели. Что здесь в такое время прокурор делает? Зачем приехала?
– Опрос проводим, – ответил Лощин. – Да пришлось задержаться…. Учебный план «Крепость» объявили.
– Опрос, значит, – потянула женщина. – Я снимаю запрет на вход-выход из здания. Девушку опросили?
– Д… – глаза капитана забегали от прокурора к начальству, которое покраснело как помидор. – Не до конца…
– Что, капитан, восьми часов не хватило? – зло ухмыльнулась женщина. – Кто опрос проводил?
– Лейтенант Храмова, – ответила за следователя лейтенант.
– Тогда этот что здесь делает? Лощин… вы ведь из СК? Начальство знает где вы день провели?
– Госпожа прокурор….
– Отставить. Лейтенант, вы опрос завершили? Или поставить вопрос о вашей профессиональной пригодности?
– Завершили…– сжала зубы женщина.
– Где бумаги?
– Э….
– Я ничего без адвоката подписывать не стану, – прохрипела я, едва сдерживая нервный кашель.
– Да… лейтенант…. Позже поговорим, – цокнула прокурор. – Следуйте за мной, – приказала она мне.
Женщина уверенно направилась к двери, даже не оглядываясь. Я шагнула за ней, осознавая, что моё спасение, моя поддержка были сейчас только в её руках. Мы вышли в длинный коридор, прохладный, тёмный и пустой. Звуки наших шагов отскакивали от стен, оставляя меня в почти нереальном ощущении, будто мы оказались в параллельном мире, где то, что только что происходило, не могло быть правдой.
– У вас есть адвокат, и именно он займётся делом, – её голос прозвучал хлёстко, но с примесью чего-то более тёплого, чем холодный формализм.
– Спасибо… – выдавила я, когда она проводила меня до выхода и заставила дежурного открыть двери. – Спасибо, что помогли.
– Еще бы не помочь, когда журналисты осадили здание прокуратуры с целью узнать, за что вы задержаны, – усмехнулась она. – А прокурор области кипятком ссыт, что эти дебилы честь мундира позорят! Идиоты… куда полезли… Идите уже, Романова!
На едва гнущихся ногах я вышла из здания МВД в ночную прохладу летнего дня, с жадностью вдыхая свежий, чистый воздух улицы.
На улице стояла несколько журналистов, среди которых парочку я даже узнала – как правило они освещали городские новости в электронных изданиях и пабликах. Увидев меня, они поспешили на встречу, сверкая телефонами и камерами.
– Агата Викторовна, за что вы были задержаны?
– Агата, правда что вас восемь часов продержали в полиции?
– Агата, что вам вменяют в вину?
От вспышек камер голова закружилась сильнее – голод и напряжение давали о себе знать.
Из черной машины навстречу мне несся Климов, загораживая от камер.
– Господа журналисты, – обратился он, – прошу прощения, моя клиентка вытерпела беспрецедентное давление на нее со стороны правоохранительных органов. Она сейчас вряд ли готова дать развернутый комментарий.
– Но я попробую, – выдавила я. – Спасибо всем тем неравнодушным людям и изданиям, кто хотел узнать правду. Спасибо, что дождались меня и готовы услышать. Я не знаю, с чем было связано столь пристальное внимание к моей личности, ведь меня вызвали даже не на допрос, а на опрос в МВД по факту сигнала о противоправных действиях, совершенных в отношении меня. Однако вместо того, чтобы опросить меня по факту нарушения неприкосновенности моей личной жизни, меня пытались заставить дать показания против дорогого мне человека. Для чего полиции потребовалось мое заявление и признание в том, чего не было…. я могу лишь догадываться. Господа журналисты, прошу вас…. Мне сложно сейчас говорить, все, что могла – я уже сказала.
Я поняла, что они не отстанут, поэтому сделала то, что всегда удавалось мне лучше всего – ну по крайней мере по словам мамы – изобразила обморок, плавно "падая" назад. Камеры вспыхнули ярче, словно ощутив этот момент слабости, а Климов, моментально понявший, что я задумала, ловко поддержал меня, слегка сдвигая в сторону от внимания толпы.
– Господа, – резко бросил он в толпу журналистов, – как видите, состояние моей клиентки оставляет желать лучшего. Комментарии будут, но позже. Благодарим за понимание.
На мгновение всё замедлилось. Голоса, вспышки, холодная ночь – всё это смешалось в абстрактный фон, пока Климов подводил меня к машине. Он посадил меня вперед и сел за руль.
– Ух…. Вот это денек. Все, Агата, глаза можете открыть – они отстали. Вам кто-нибудь говорил, что по драматизму вы Джессику Честейн за пояс заткнете?
– Мне говорили, что я на нее похожа, – откашлялась я, поднимая голову и принимая из рук адвоката воду, глотая жадно. Только сейчас поняла, насколько пересохло у меня во рту и в горле.
– Все, поехали, А то Кирилл Алексеевич сейчас пол города разнесет. Кстати, рекомендую и при нем изобразить обморок, на вас и на Илону Валерьевну он зол не меньше. Она у него сегодня пятый угол искала.
– Илона? Пятый угол?
– Богданов умеет быть убедительным, когда хочет. Что у вас с телефоном?
– Не выдержал столкновения с тяжелой дланью закона, – я показала разбитый аппарат.
– Суки! 8 часов! На моей практике такого пока не было.
– Там следователь из СК был, – тихо сказала я.
– Понял. Разберемся. Фамилию запомнила?
– Лощин. Капитан Лощин. Обещал меня на ночь в обезьянник закрыть.
Мы летели по улицам ночного города, а я понимала, что смертельно устала.
28
Когда приехали домой, мне уже не было нужды изображать слабость и обморок – каждый шаг до дверей квартиры Кирилла дался большим трудом. Климов поддерживал меня за пояс, заводя в лифт и когда мы вышли на площадку перед квартирой.
Двери от звонка распахнулись сразу, словно Кирилл стоял на пороге задолго до нашего прихода. Он сразу же перехватил меня у адвоката. Я боялась даже глянуть ему в лицо, ощущая его злость физически.
– Так, пост сдал – пост принял, – откашлялся Климов, – я – отдыхать, чего и вам желаю. Кирилл Алексеевич, Илона, до встречи.
– Спасибо вам, – кивнул Кирилл, заводя меня в гостиную и опуская на диван, рядом с Илоной.
– Орать будет? – тихо спросила я ее.
– Да сейчас вообще пиздец начнется, – поделилась она, но шепотом, стараясь не привлекать лишнего внимания к нам.
– Кирилл, прежде чем ты начнешь меня убивать, хочу сказать, что мне нужно поесть, иначе тебе и стараться не придется – я умру от голода. И пить хочу ужасно….
– О, – соскочила Илона с дивана, – я чай сделаю….
Она вылетела на кухню со сверхзвуковой скоростью, оставляя нас наедине.
Кирилл смотрел на меня со смесью злости, усталости и боли. Молчал, плотно сжав губы, видимо, чтобы не сказать лишнего.
– Кир… я ничего не подписала, – жалобно сказала я. – Правда….
– Я знаю….
– Не смотри тогда на меня так…. Я свое обещание выполнила….
– Агата, ты совсем того? – спросил он, присаживаясь передо мной. – Ты головой соображаешь, что было бы, не вмешайся прокуратура?
– А почему они вмешались, Кир? – я несмело положила руку ему на плечо, погладила, успокаивая.
– Потому что мнение качнулось, Агата… – тихо сказала Илона, заходя в гостиную с подносом, на котором лежали мои любимые оладушки и кружка с чаем. – В интернете рубилово. Видео и фото с комбината разошлись по всем каналам. Работники комбината едва драки не устраивают с теми, кто о вас плохо говорит. Но даже это не помогло бы, если б не вот, – она показала мне планшет, где мы с Кириллом увидели свою фотографию с нашим первым настоящим поцелуем, заснятым Илоной на базе.
Как мощно это фото контрастировало с тем, что запечатлело видео. Мы с Киром были настолько поглощены друг другом, столько нежности и страсти было на этой фотографии, что она смывала с нас налет всякой пошлости.
– Утром, когда мы поняли, что что-то происходит, Кирилл начал на уши всех поднимать…. Помогать почти все отказались. А через пару часов этот слив вышел…. Мол вот как они провели выходные сразу после скандала. Разве так ведут себя жертва и насильник? Чаша мощно качнулась… тут прокурор области сам Кирилла и набрал, типа, что у вас происходит? А журналисты уже у МВД были и у прокуратуры…. В общем, твоя отвага больше похожая на кретинизм, Агата, нам в итоге жестко на руку сыграла.
Я улыбнулась, чувствуя как сильно кружится голова, несмотря на еду.
– Обморок был великолепен, дорогая, – продолжала Илона, – ты мастер импровизаций! Аплодирую стоя – даже меня на слезы пробило. И ведь ничего лишнего не сказала! Сохранила интригу!
– Илона, – обернулся к ней Кирилл, забирая из моих дрожащих рук чашку с чаем.
– Что?
– Исчезни до завтра. Пока я тебя повторно убивать не стал.
– Поняла. Извини, дорогая, твоя очередь его успокаивать. Мне сегодня хватило.
Дрожь била все сильнее, и я была благодарна Киру, что он выпроводил Илону. Мозги отказывались хоть что-то соображать и работать. Руки ходили ходуном. Адреналин, помогавший мне выстоять этот кошмар, спадал, я вдруг осознала, что находилась на краю очень больших неприятностей.
– Кир, я, пожалуй, спать, – я с трудом поднялась на ноги. – Прости… сил нет даже чашку убрать….
Кирилл внимательно следил за мной, а после молча, не говоря ни слова подхватил на руки и понес в спальню.
Я чуть дернулась от неожиданности, но Кирилл держал крепко, уверенно, словно понимая, что мне нужно отдохнуть от всех слов, от всех объяснений и даже от малейшего усилия. В его руках я впервые за этот день почувствовала себя в безопасности, позволила себе закрыть глаза и отпустить тревогу хотя бы на несколько мгновений.
Он посадил меня на кровать, достал из шкафа домашнюю одежду.
– Я принесу еще чай и еду сюда – поесть тебе надо. Ты пока переодевайся и ложись. Поговорим утром.
– Ничего не надо, Кир, я спать очень хочу… Прости…
Я с огромным трудом двигала пальцами, пытаясь расстегнуть пуговки на рубашке.
Кирилл заметил, как неловко я возилась с пуговицами, подошёл ближе и, чуть поколебавшись, бережно взял мои руки в свои.
– Давай помогу, – сказал он тихо, стараясь не напугать.
Он ловко расстегнул пуговицы, не отрывая от моего лица внимательного взгляда. В этом жесте не было ни намёка на что-то лишнее – только забота и понимание того, как вымотали меня последние часы. Когда рубашка упала с плеч, он поднял футболку для сна и осторожно надел ее на меня, помогая просунуть руки в рукава.
– Теперь ложись, – голос его прозвучал мягко, и он аккуратно уложил меня, накрыв одеялом. – Если что-то понадобится, я здесь.
Впервые со времени нашего знакомства его присутствие не вызывало тревоги или смущения, а скорее успокаивало. Запах его дорогого парфюма резко контрастировал с запахами кабинета следователя – дешевыми, застоявшимися, тяжелыми. Рука, гладившая меня по волосам, была твердой, но спокойной, сильной, но успокаивающей, ничем не напоминая ту, что хватала за шею.
Где-то уже на грани сна и яви я вдруг сообразила, что он даже не переоделся, сидел на краю моей кровати в рубашке и брюках, в которых провел весь день. Сидел молча в темноте, положив на меня руку и терпеливо ожидая пока усну. И мне совсем не хотелось, чтобы он уходил.
Последующие дни сливались в один бесконечный поток работы, как моей, так и Кирилла. Илона не солгала, в кампании Кротова я стала одним из главных действующих лиц – сильная женщина с поддержкой мудрого руководителя. На время работа в Законодательном собрании отошла на задний план, мы все время находились на встречах с избирателями, благотворительных вечерах, выступали на закрытых площадках и в дискуссионных клубах, привлекая не только стандартного избирателя, но и охватывая более молодые круги общества. История, ставшая достоянием гласности, вместо того, чтобы стать нашим камнем, стала движущей силой.
Кротов отлично понимал, что за всеми предложениями о встречах скрывается не более чем любопытство по отношению ко мне, но с виртуозностью мастера использовал любую возможность для пиара. Максим работал круглыми сутками, запрягая и меня, и я все глубже погружалась в публичную жизнь, чуть ли не на равных с Кириллом.
На встречах женщины всё чаще подходили ко мне с лёгкой, сочувственной улыбкой, некоторые делились похожими историями или просто выражали поддержку. Мужчины же, включая многих, кто ещё недавно сомневался, теперь выказывали уважение за стойкость, за способность выдержать столько испытаний публично, за верность и преданность, как они считали, своему мужчине.
Медленно, но верно мы с Кириллом становились не обвиняемыми, а просто людьми, пострадавшими от происков конкурентов.
Не смотря на то, что неприятности на комбинате не заканчивались, я всё чаще получала от Кирилла короткие сообщения или звонки. Его вопросы порой казались надуманными – как если бы он специально искал повод позвонить, чтобы узнать, всё ли у меня в порядке. Улыбка появлялась сама собой, когда его сообщение касалось какой-нибудь мелочи, вроде подтверждения времени встречи или уточнения, взяла ли я документы. Но между строк читалось больше, чем деловой интерес: поддержка, лёгкое волнение – такие редкие, почти скрытые жесты заботы, которые мне хотелось сохранить и оберегать, как нечто слишком хрупкое и важное в этой буре.
Я старалась отвечать спокойно, по существу, чтобы не поддаваться слабости, но каждый раз ловила себя на том, что отвечаю ему быстрее, чем кому-либо ещё, будто зная, что и он по ту сторону экрана ждёт с нетерпением.
В те редкие моменты, когда мы оставались вдвоем дома, Кирилл был другим – молчаливым, сдержанным, будто грани его эмоций затушевывались в полумраке собственной квартиры. Его присутствие было теплым, почти защитным, но он никогда не заходил за рамки, позволяя мне чувствовать себя спокойно. Однако стоило нам выйти на улицу, как он превращался в того Кирилла, что был на виду у всех – уверенного и чуть демонстративного, не упускающего случая коснуться меня, обнять или задержать взгляд дольше, чем требовала игра. При встречах с людьми он держал меня чуть ближе, а при прощании поцелуи становились более глубокими, оставляя за собой лёгкий след тепла и смущения.
С каждым таким моментом грань между игрой и реальностью становилась тоньше, и я всё чаще задумывалась – раздражает ли меня его открытая привязанность или же наоборот, притягивает к нему всё сильнее.
Давление на нас нарастало, и, несмотря на видимые успехи в публичной борьбе, атмосфера становилась всё напряжённее. Позиции начинали смещаться в нашу пользу, однако это движение, похоже, лишь усилило давление со стороны противников. Всё, что мы отвоёвывали на публике, возвращалось к нам новыми неприятностями за кулисами.
Подозрения, что предатель всё ещё среди нас, внезапно подтвердились, когда налоговая представила документы, которые даже теоретически не могли оказаться у них в руках. Эти бумаги были частью закрытого внутреннего архива – доступа к ним не было ни у партнёров, ни у внешних аудиторов. Это означало, что кто-то из доверенных людей Кирилла не просто выдавал информацию, но и делал это изнутри, имея доступ к самым закрытым данным.
Кирилл был вне себя от ярости и бессилия, и чем сильнее сжимались его кулаки, тем отчётливее становилось: враг хорошо знает все наши шаги и готов перекрывать нам кислород со всех сторон.
– Ты отобьешься? – спросила Илона, глядя на яростного Кира.
– Да, но, если так пойдет и дальше….
– Кир, шерсти всех на комбинате – крыса не из штаба, а оттуда, – заметила я. – Финансовых документов у нас быть не могло… И…. – я чуток покраснела, – я говорила с Миленой.
– Когда?! – одновременно обернулись ко мне и Илона и Кирилл.
– Несколько дней назад, – пришлось признаваться в самодеятельности. – Она зла на вас обоих. На меня тоже, но….. – я отпила кофе.
– Агата? – предупреждающе повысил голос Кирилл.
– Но меня она жалеет. Чисто по-женски. Поэтому и согласилась встретиться. И согласна вернуться к работе, Кир.
И он и Илона недовольно поморщились.
– Она нам нужна, – покачала я головой, отпивая свой кофе. – Как бы ни было, полпред все еще отслеживает ее судьбу. И твою, Кир, тоже. Она не сливала данные, а письма…. Письма были результатом ее дурости и самонадеянности…. Это она признает.
– И во что мне встанет ее возвращение? – холодно уточнил Кирилл.
– Если выиграешь – постоянная должность в Законодательном собрании, не ниже заместителя руководителя аппарата. Проиграешь…. Полпроцента акций комбината.
Кирилл сцепил руки.
– Полпроцента…. Пускать полпреда в акционеры – как волка в курятник…. Но я думал, он больше запросит. А то, что оформить хочет на любовницу…. Не хочет привлекать внимание центра…. Ладно, согласен. – Хлопнул ладонью по столу. – Дура дурой, но даже такая поддержка лишней не станет.
– Она выйдет с понедельника на работу, – кивнула я. – Постарайтесь оба ее не дергать. Особенно ты, Илона. Ты прилетела-улетела, а нам с ней жить.
– И кто бы мне сейчас это говорил? – огрызнулась та, – не ты ли ее мордой об асфальт раза три припечатывала?
– Девочки, успокойтесь. Илона, что с рейтингами?
– Кротов в шоколаде, там вообще все зашкаливает, поумерить бы надо, а то побьёт знаменитые 146%. У тебя… ниже, чем до, но значительно выше чем сразу после. Выборы меньше чем через месяц…Ты проходишь, Кир, но не с теми процентами, на которые мы метили….
– Хер с этим, – махнул он рукой, – главное пройти.
– У вас пленарная неделя на носу, готовы?
– Вот зачем ты это сейчас сказала? – я потерла уставшую шею. – У меня конь не валялся, аналитика не сделана вообще. Видимо ночью сегодня сидеть буду….
– Не надо, – Кир допил кофе и поставил чашку на блюдце, – у Лены возьми, она мне уже все материалы подготовила.
– К заседанию и фракции – да, а комитеты у нас с тобой разные. Ты ж ее не заставишь еще и на нас пахать. Она мне этот месяц и так спину прикрывала.
– Тогда, поехали домой. – Он назвал свою квартиру нашим домом так легко и непринужденно, что я невольно вздрогнула. – Илон, тебя увезти?
– Нет, валите сами, я своим ходом.
Сидя в тишине салона, мы оба молчали, думая о предстоящей неделе, о том, что сейчас любой может стать предателем, что чаша весов может в любой момент склониться в ту или другую сторону. Кириллу было тяжелее – он смотрел в окно, его лицо было сосредоточенным и уставшим, но под этой внешней холодностью скрывалось глубокое разочарование – кто-то из его самых близких коллег, с кем он делил годы работы и доверял как себе, оказался предателем. Я видела, как это его гложет, как он пытается удержать контроль над эмоциями, чтобы не дать им прорваться наружу.
Я же предчувствовала, что и меня в покое не оставят, что допрос в полиции – только первая ступень того, через что придется пройти.
– Кир… – позвала тихо.
Он обернулся ко мне, ожидая, что я хочу сказать или сделать. Я же просто потянулась к нему, опустила голову на плечо. Было немного страшно, что он отстранится, снова ныряя в свое отчуждение. Но он быстро обнял меня, прижимая к себе сильнее, закрывая руками от того, что ждало впереди.
