Текст книги "История «Майн Кампф». Факты, комментарии, версии"

Автор книги: Вернер Мазер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

Прямо-таки абсурдным является утверждение Гитлера, приведенное им в «Майн Кампф», что он после 1908 года хотя и ценил большую венскую прессу за «ее благородный» тон, но отвергал ее из-за «экзальтированности стиля»²².

Тем не менее «Майн Кампф» сама нередко служила Йозефу Геббельсу в качестве образца устной и письменной речи, о чем свидетельствует следующее сопоставление двух фрагментов текстов Гитлера и Геббельса, применительно к стилю и ритму.

В «Майн Кампф» написано:

«Разумеется – частично, это также следствие беспредельно хитрой тактики еврейства – с одной стороны, и действительно непроходимая глупость и простодушие – с другой. Еврей был слишком умен, чтобы позволить нападать на всю свою прессу в равной степени. Нет, одна ее часть занималась тем, что прикрывала другую. В то время, как марксистские газеты все вместе выступали против всего святого для людей, а государство и правительство нападали самым низким образом, натравливая друг на друга большие слои народа, буржуазно-демократические еврейские листки, создавая видимость хваленой объективности, тщательно избегали любых крепких слов, точно зная, что все глупцы могут делать оценку только внешнего вида явления и никогда не проникают в его внутреннюю сущность, и поэтому ценность чего-либо измеряют по внешнему виду, а не по содержанию; для них ценность предмета или явления измеряется только внешней видимостью – человеческая слабость, которой они тоже обязаны собственным правилам»²³.

Йозеф Геббельс пишет в книге «Борьба за Берлин»:

«Нельзя обойти молчанием трусливую бесхарактерность, с которой буржуазная пресса до сегодняшнего дня покорно склонилась перед бесстыдными журналистскими поступками продажных еврейских писак. Впрочем, буржуазная пресса всегда имеется под рукой, когда нужно посадить в лужу национального политика или заклеймить так называемые пороки национал-социалистической прессы. И, наоборот, по отношению к еврейским журналам она демонстрирует непонятное, прямо-таки безответственное великодушие. Публицистической остроты и бесцеремонности журналов все боятся. Люди, очевидно, не хотят оказаться в опасной зоне. По отношению к евреям они испытывают непреодолимое ощущение неполноценности и стараются любым способом жить с ними в добром мире. Если буржуазная пресса когда-либо соберется слухом и выступит с порицанием еврейских клеветников, то уже это само будет означать очень многое. Но, по большей части, она пребывает в полном спокойствии и благородном молчании, прибегая к надежности пословицы: Кто грязь хватает, тот марается»²⁴.

Характерным для стиля Гитлера, например, при объяснении взаимосвязей и деталей, которые он решительно отвергает, является его высказывание о марксизме. В «Майн Кампф» он пишет: «Поскольку здесь вообще не идет речь о партии, а об учении, ведущем к разрушению всего человечества, в нем понимают еще меньше, потому что его не изучают в пропитанных еврейством университетах, а слишком многие в своей благоприобретенной спеси не хотят пошевелить пальцем и взять в руки книгу, чтобы изучить что-то не входящее в программу университета. Величайшее преобразование бесследно проходит мимо этих “умов”, из-за этого государственные институты, по большей части, плетутся в хвосте частных. Для них очень подходит, праведный боже, народная пословица: Что крестьянин не знает, то он не ест. Немногие исключения также и здесь только подтверждают правило»²⁵.

Тот факт, что «Майн Кампф», которую в 60-е годы французские учителя в Тананариве (Мадагаскар) использовали в качестве учебника немецкого языка^25а, действительно не может быть пригодной для чтения книгой, не в последнюю очередь подтверждают ее переводы на другие языки. Нередко, уже сразу после выхода перевода, критики указывают на это. Например, «Таймс» от 24 марта 1939 года: «Никто не может понять, что Гитлер является стилистом. Переводчик выполнил отличную работу на… трудных страницах, и его распутывание очень запутанных предложений и тарабарщины сделано превосходно», а «Таймс» от 25 марта 1939 года дала аттестацию переводчику (Джеймсу Мерфи): «Его воссоздание искореженных Гитлером предложений, очень ограниченного запаса глаголов и прилагательных, выполнено мастерски. Он успешно справился с такими вызывающими эмоции словами, как “родная земля”, “народ”, “общество”, которые составляют основу нацистского учения». С другой стороны, «Дэйли телеграф» от 23 марта 1939 года критикует английское издание «Майн Кампф». Она пишет; «Полный перевод – это ужасающая книга… Большая часть (страниц. – Примеч. авт.) состоит из утомительного и бесконечного водопада слов». Однако «Таймс» от 25 марта 1939 года четко добавила, что будет «не удивительно», если книга Гитлера «вызовет симпатии к тем мыслям Гитлера, которые непосредственно не угрожают нашим собственным интересам в мире», а также, что: «Действительно, Гитлер является одаренным пропагандистом. Он знает, что нетренированная память слушателя повторяет его мысли, и из этой слабости он извлекает максимальную выгоду. В своих комментариях о массе он так же циничен, как наши собственные авторы рекламных текстов». Подобным же образом комментировались в Англии и послевоенные издания книги «Майн Кампф». Спустя 13 лет, уже через семь лет после краха Третьего рейха, читаем в «Винер Лайбрэри Бюллетин»: «Один (вышедший в США перевод. – Примеч. авт.)… является свободным переводом, снабженным подробными комментариями, другой – фактически дословный перевод, который “совершенно не пытается построить читаемый английский текст (из текста Гитлера. – Примеч. авт.), он отличается… многословием, повторениями, нарушением грамматических правил и, зачастую, непонятен и бессвязен”»²⁶ В таком же ключе, за «раздутость», критиковалось издание, появившееся в Бразилии в 1962 году²⁷.

В питейных заведениях, на открытых площадях, под тентами цирков, на стадионах, то есть там, где Гитлер охотно выступал во времена до написания «Майн Кампф», он убедился в том, что несколько отдельных радикальных формулировок и не терпящих возражения утверждений, при условии их очень частого повторения, оказывают особенно сильное воздействие на «массу». Впрочем, нередко Гитлер доказывал, что он – эффективный пропагандист не только по «форме действий». Макс Домарус, собравший и опубликовавший речи Гитлера за период 1932–1945 годов, так отозвался о нем как ораторе: «Свои речи Гитлер почти незаметно для других приспосабливал к конкретной аудитории. Их содержание было, может быть (именно так! – Примеч. авт.), всегда одинаковым, но он любил менять жаргон, в зависимости от местности или от состава аудитории.

Например, если он выступал перед интеллектуалами, университетскими профессорами или студентами, то в первой части своей речи он использовал абстрактный стиль, с множеством оговорок – то есть такой стиль, какой нередко применяется в академических аудиториях.

Во всех речах Гитлер злоупотреблял иностранными словами, но он применял их всегда правильно! Эти слова казались ему звучными и особо впечатляющими, а, кроме того, способными вызвать симпатии у присутствующих в аудитории специалистов. Даже трудные названия титулов и церемониальные обращения он мог употреблять также безупречно, как шеф дипломатического протокола.

В 1932 и 1933 годах во многих своих речах Гитлер произносил начальные звуки слов “шт” буквально как “ш-т”, то есть так, как если бы он был ганноверцем или гамбуржцем, который не может выговорить немецкого “передвижения согласных”. Подобными языковыми аномалиями он хотел добиться благоприятного для себя воздействия на северогерманского слушателя и, кажется, имел в этом успех»²⁸. Речи Гитлера действовали – на тщательно подготовленную аудиторию (по примеру церковных праздников) – в первую очередь своим ритмом, мелодикой, ритмически-мелодическим членением и структурой интонации, достигаемой темпом речи, динамикой, высотой и окраской голоса. Многие слушатели не понимали, что он говорит, но слышали, как он говорит. Он обращался не к рациональной доле сознания, а к эмоциональной. Если таким способом ему удавалось внушить своим слушателям нужные ему идеи, то написанная на бумаге книга «Майн Кампф» уже была не в состоянии дать подобный результат. Ее читатели не могли чувствовать ни его артистически сыгранного гнева, ни его театрального негодования или подъема окраски его голоса, заставляющего отвлекаться от фактов, которые ему не годились, или в которые он не верил, хотя их пропагандировал; и – частично, для видимости – выступал в их защиту.

Научные исследования делают вывод о том, что значительная часть успеха Гитлера как оратора объясняется манерой его речи – с необычными модуляционными способностями, позволявшими ему охватывать голосом 2,5 октавы, при этом расчетливо подавлялась мыслительная функция в коре головного мозга его слушателей и одновременно активизировалась эмоциональная область ствола мозга. Он был в состоянии (что точно можно измерить и что приводится в числе многих доказательств) в любой момент, чтобы подчеркнуть ритм речи, говорить на частоте колебаний звука между 200 и 300 герц (Гц), хотя его нормальная тональность лежала в диапазоне 160–170 Гц²⁹. Гитлеру, речевые особенности которого не только были специально натренированы, но и использовались целенаправленно, удалось «с помощью ритма, четкого разделения речи на отдельные фрагменты, и мелодики в значительной степени парализовать мыслительные логические функции коры головного мозга слушателей и целенаправленно сильно активизировать эмоциональные функции их мозга. Такие возможности влияния он использовал, в первую очередь, для принудительного внушения слушателям своих совершенно определенных замыслов, абсурдных или даже бесчеловечных требований, кардинальных искажений правды и истории, либо нужного ему оправдания неожиданных или преступных действий»³⁰. Поэтому не случайными являются высказывания Гитлера в книге «Майн Кампф» по поводу роли оратора и его возможностей воздействия на аудиторию – и не только как политика – поучительные, как, напри мер, учения о психологии масс Ле Бона и МакДугалла, хотя Гитлер выработал собственный опыт и весь свой талант пропагандиста использовал во время своих устных выступлений.

«Майн Кампф» доказывает, что Гитлер как оратор целенаправленно каузально-психологически мотивировал свои возможности по воздействию на слушателей. Так, например, он писал: «Как трудно опровергать эмоциональные предубеждения, настроения, впечатления и т. д. и заменять их другими, от скольких многих едва видимых влияний и условий зависит успех, и тонко чувствующий оратор должен все это оценивать, он должен знать, что даже время дня, в которое делается доклад, может оказать решающее влияние на силу воздействия доклада. Один и тот же доклад, тот же оратор, та же тема – действуют совершенно по-разному в 10 часов утра, в 3 часа дня или вечером. Когда-то я, будучи начинающим оратором, назначал собрания на утренние часы, помню особенно один митинг, который мы организовали в мюнхенском “Киндл-келлер ”в знак протеста против угнетения немецкой области. Тогда это было самое крупное помещение в Мюнхене и риск казался очень большим. Чтобы облегчить приход на митинг сторонникам движения и всем остальным, я назначил собрание на воскресное утро, на 10 часов. Результат был разочаровывающим, но и, одновременно, чрезвычайно поучительным: зал полон, впечатление потрясающее, однако настроение – ледяное; никто не был возбужден, а сам я, как оратор, чувствовал себя глубоко несчастным, никакого контакта со слушателями я установить не мог. Я думал, что выступал там не хуже, чем всегда; но воздействие на аудиторию казалось равным нулю. Полностью разочарованный, хотя и обогащенный опытом, я уходил с собрания. Попытки того же рода, предпринимавшиеся мною позже, давали тот же самый результат.

Подобное нельзя считать чудом. Если идешь на театральное представление и смотришь одну и ту же пьесу в 3 часа дня и, при том же составе актеров, в 8 часов вечера, то удивляешься, насколько различны действие пьесы и впечатления. Человек с тонкими чувствами и способный сам разобраться в этом настроении зала, поймет, что воздействие дневного театрального представления не может быть таким сильным, как вечернего. Даже для кино это правило справедливо. Это важно знать потому, что в случае театра еще можно сказать: возможно, артисты днем не так утомлены, как вечером.

Однако, кинофильм днем – тот же самый, что ив 9 часов вечера. Нет, само время оказывает здесь определенное влияние, точно так же, как на меня влияет помещение. Есть залы, тоже оставляющие аудиторию холодной – по причинам труднообъяснимым, в них любое проявление настроения почему-то сталкивается с сильнейшим сопротивлением. Даже традиционные воспоминания и представления, которые есть у каждого человека, существенно определяют силу воздействия на него. Так, спектакль «Парсифаль» в городе Байрейт всегда действует на зрителя иначе, чем тот же спектакль в любом другом месте. Таинственное волшебство дома на холме Фестшпильхюгель в старом городе маркграфства не может быть заменено никакими внешними эффектами. Во всех этих случаях речь идет о воздействии на свободу воли людей. Во многом, все это, конечно, справедливо и для собраний, куда приходят люди с другими представлениями и настроением, но их требуется теперь завоевать и привить им новую волю. Утром и даже днем нервные силы человека еще достаточно велики, для того чтобы они могли противостоять попытке навязывания чужой воли, они сопротивляются чуждому мнению. И наоборот, вечером они легче поддаются превосходящей силе другой воли. Потому любое такое собрание становится полем борьбы двух противоположных сил. Превосходящее ораторское искусство сильной апостольской натуры позволяет теперь легче привить новую волю тем людям, которые уже испытали ослабление своей силы сопротивления естественным образом, чем тем, которые еще полностью сохраняют свою нервную силу.

Той же цели служит также искусственно созданный, но все же таинственный сумеречный свет католической церкви, горящие свечи, курение фимиама, курительные чаши и т. п.

В этой борьбе воля оратора и наставляемого на путь истинный оппонента первый постепенно создает прекрасную и тонкую чувствительность второго, создающую психологические условия для пропаганды, которых почти всегда недостает пишущему. Поэтому, написанное оказывает лишь ограниченное действие – в основном, лишь по поддержанию, закреплению и углублению уже имеющегося сознания или взгляда. Все действительно великие исторические преобразования проведены ненаписанным словом, в лучшем случае, они лишь сопровождались им.

Нельзя считать, что французскую революцию вызвали философские теории; если бы она не нашла армию подстрекателей, руководимую демагогами высокого полета, разжигавшую ярость испытывающего мучения народа до тех пор, пока, наконец, не последовало ужасное извержение вулкана, заставившее всю Европу замереть в ужасе. Точно так же совершилось величайшее революционное преобразование новейшего времени, большевистская революция в России – не писаниями Ленина, а разжигающими ненависть речами бесчисленных ораторов, как величайших, так и самых малых.

Народ безграмотных, в действительности, проникся страстью совершить коммунистическую революцию не после чтения трудов Карла Маркса, а лишь вдохновившись сверкающим раем, о котором народу говорили тысячи агитаторов, впрочем, все они служили одной идее»³¹.

Если бы Гитлер действительно всегда и везде говорил на таком плохом немецком, какой он демонстрирует в книге «Майн Кампф» как возможный – и частью как используемый, – его так щедро не поддержали бы бесчисленные доброжелатели: уже перед началом написания «Майн Кампф», с декабря 1929 года³², в их число входили германские политики, иностранные дипломаты, германские промышленники, генералы и штабы рейхсвера, издатели, врачи, состоятельные дамы и другие люди из кругов дворянства, буржуазии и аристократии³³. Насколько его страстные и убежденные речи завораживали очень многих его слушателей, настолько же бессмысленно утомительными и неприятными оказывались они – часто для тех же самых людей – будучи изложенными на бумаге³⁴.

Редакторы, готовившие немецкие издания (а также одобренные Гитлером переводы) «Майн Кампф», сталкивались (в еще большей степени, чем Рудольф и Ильзе Гесс в их работе) с непростой задачей, поскольку фанатический догматик Гитлер защищал тезисы (считавшиеся с самого начала правильными мировоззренческими утверждениями), которые не могут быть изменены после того, как они запрограммированы и сформулированы. Гитлер пишет в книге «Майн Кампф»: «Не очень хочется сохранять какое-то уже больше не соответствующее реальной действительности положение, фактически, правильного, в целом, учения, так как при “улучшении" такого учения, до сих пор считавшегося незыблемым, основной закон движения выносится на общую дискуссию, чреватую самыми тяжкими последствиями… Существенное никогда нельзя искать во внешней форме, а всегда – лишь в глубочайшем смысле. А он – неизменен»³⁵. Но тем не менее в немецких (особенно) изданиях книги «Майн Кампф» выполнены многочисленные корректуры. Часто Гитлер отклонял предлагаемые ему пробные оттиски книги (нередко присланные из-за границы), изменял текст своего труда, по крайней мере в тех местах, которые можно считать особенно вредными для международной политики Германии. Так, например, в феврале 1936-го, отвечая французскому писателю Бертрану де Жувенелю³⁶ по поводу одного намека, он сказал: «Вы хотите, чтобы я исправлял свою книгу как писатель, который готовит новое издание? Но я не писатель. Я политик. Корректируя внешнюю политику, направленную на установление взаимопонимания с Францией! Если мне удастся достичь германо-французского сближения, то подобная корректура только зафиксирует то, что и так уже сделано. Я вношу свои исправления в великую книгу истории!»³⁷

В «Винер Лайбрэри Бюллетин» справедливо отмечается: «Иногда считают, что более поздние издания (после 1930 года. – Примеч. авт.) были очищены от многих оскорбительных выражений, имевшихся в текстах раннего периода, но фактически исправлены лишь несколько противоречивых мест, причем не имеющих существенного значения. Это по большей части небольшие “перлы” стиля, что позволяет предположить отделку текста литературным редактором»³⁸. По мнению историка Германа Хаммера, который в апреле 1956 года в журнале «Ежеквартальный исторический сборник» напечатал добросовестную работу по исследованию немецких изданий книги «Майн Кампф», были выполнены «изменения в совокупности этих изданий»³⁹, проделанные многими обработчиками в пределах отдельных изданий, что хотя и не доказано, но вполне возможно.

Обработчики первых изданий книги «Майн Кампф» следовали примеру (что доверялось лишь узкому кругу посвященных) Рудольфа и Ильзе Гесс. Кроме того, они особо внимательно следили, чтобы легкие стилистические переделки оставались в пределах отдельных абзацев и глав. При таком способе исправления читатель, как правило, не замечал исправлений, хотя в изданиях книги «Майн Кампф» с 1925 до 1930 года всего сделано 2294 исправления, а с 1930 до 1939-го – еще 293.

В своем исследовании немецких изданий книги⁴⁰ Герман Хаммер рассмотрел число изменений в диапазонах страниц⁴¹ как для «полных», так и для «народных» изданий и установил, что изменения распределены следующим образом:

Издания 1925–1939 годов	Страницы	«Народное издание»
11	0-50	62
10	50-100	52
23	100-150	177

32	150-200	158
30	200-250	270
21	250-300	382
23	350-400	451
25	400-450	338
15	450-500	118
20	500-550	39
9	550-600	40
24	600-650	17
13	650-700	24
12	700-750	62
15	750-800	93
10	800-850	11

Из таблицы следует, что с 1925 до 1930 года в 1-м томе⁴² сделано всего 1920 изменений, а с 1930 до 1939 года – 176 изменений. Во 2-м томе до 1930 года сделано всего 374, а с 1930 до 1939 – 117 изменений. Достойно упоминания также, что лишь примерно три десятка исправлений – содержательные и более 2500, напротив, стилистические.

Стиль книги Гитлера, несмотря на многочисленные коррективы, выполненные другими лицами, однозначно соответствует стилю его устных выступлений – это видно, например, из таких словосочетаний, как: «более или менее» (mehr oder weniger), «еще и еще» (mehr und mehr), «мало-помалу» (nach und nach) и «само по себе» (an sich). «Майн Кампф», наполненная типичными для Гитлера выражениями – эмоционально окрашенными формулировками: существительными, поставленными в неположенные места и часто нарушающими литературные нормы, трудно воспринимаемой грубой и громкой руганью, часто неточными, пространными и пустыми оборотами, даже с помощью корректур не стала хотя бы наполовину удобной для чтения, невзирая на то, что изменения и корректуры, как уже говорилось выше, имели исключительно стилистическую природу⁴³.

Советникам и друзьям Гитлера не удалось превратить книгу из собрания разрозненных речей в систематизированный, последовательно выстроенный печатный труд. Рудольф и Ильзе Гесс, обрабатывавшие рукопись, старались ослабить это впечатление путем удаления самых вопиющих выражений гитлеровского ораторского стиля. Но им это удалось лишь частично.

Помимо переделки рукописи и правки типографских гранок первых изданий 1-го и 2-го томов можно использовать для анализа также корректуры различных изданий, вышедших из печати. Обработчики улучшали стиль путем перестановки слов местами и вычеркивания таких «лишних» слов, как: «но» (aber), «итак» (also), «также» (auch), «здесь» (da), «тогда» (dann), «ибо» (denn), «однако» (doch), «да» (ja), «теперь» (nun) и «так» (so), но текст все равно оставался плохо читаемым, а многие излишние и однозначно неискренние слова и формулировки сохранились – это будет ниже показано на более чем 100 примерах. Например, еще в издании 1943 года (с. 24) вместо: «Тогда мне было нетрудно найти работу» написано: «Было мне тогда, по большей части, нетрудно работу для себя найти». На не своих местах ставятся используемые Гитлером обороты: «единственно» (allein), «наконец» (endlich) и «само по себе» (an und fürsich). Грамматические ошибки и непонятные построения фраз во многих случаях были исправлены. Часто исправлялись неуклюжие названия и диалектные обороты речи, такие, например, как нередкая замена слов «чем скорее» (als vielmehr) на «но и» (sondern), «как» (wie) в сравнении – на «чем» (als), «но» (aber) – на «все же» (jedoch), «такая» (so eine) – на «подобная» (solche), «это есть так» (es ist das) – на «это есть» (das ist). Но, напротив, не трогались многие неудачные формулировки, такие, например, как: «тонуть» (untrersinken), «ломать себе голову» (nachgrüben), «самое уродливое» (Unschönste), «втыкнуть» (stak)⁴⁴ вместо «втыкать» и «вероятно, и в прежние времена иногда происходили извращения вкусов»⁴⁵. Соответствовавшее риторическому стилю изъявительное наклонение глаголов часто заменяли сравнительной формой.

Иногда первоначальные формулировки Гитлера (или тех, кто обрабатывал рукопись) оказывались более удачными, чем принятые позднее. Например, в первых изданиях 1-го тома имеется фраза: «Поэтому понятна также ненависть всех новолуний человечества к своим созвездиям из неподвижных звезд»⁴⁶. Позднее эта фраза приняла вид: «Поэтому понятна также ненависть всех новолуний человечества к именно своим созвездиям из неподвижных звезд»⁴⁷, хотя определенный артикль «die» в данном смысле совершенно не подходит; потому что Гитлер словом «созвездия» называл совершенно не звезды на небе.

Используемая в книге «Майн Кампф» пунктуация, являющаяся слабейшим местом Гитлера как автора, нередко выдает и то обстоятельство, что обработчики его труда не всегда владеют ею безупречно. Например, во 2-м томе издания 1930 года читаем: «Как возможно, что еврейские ррга-ны бывшие до 1918 года, верными оруженосцами британской борьбы против германского рейха, теперь совершили вероломство и пошли своей дорогой»⁴⁸. В более поздних изданиях запятая стоит уже правильно: «Как возможно, что еврейские органы, бывшие до 1918 верными оруженосцами…»⁴⁹. Только в «народном издании» 1939 года корректоры убрали лишние запятые перед и позади слова «немцев» в отрывке: «Как юноши, мы еще не знали, что это австрийское государство нас, немцев, не любит»⁵⁰. Похоже, но в противоположном смысле, поступили с фразой на странице 57, – еще в 3-м издании 1930 года было: «Добиться милости этого двора (Габсбургов. – Примеч. авт.), да еще в таких непристойных формах, значило – поступиться достоинством нации». В издании 1939 года позади слов «добиться» и «формах»⁵¹ уже стояли запятые, а в издании 1942 года – только позади слова «формах»⁵².

По меньшей мере, неловкими были изменения в расстановке знаков препинания, когда это касалось систематически распространяемой Гитлером лжи, что наглядно подтверждает следующий пример. В изданиях 1925 и 1930 годов в «Майн Кампф» читаем: «Я встал на учет в Германской рабочей партии и получил временный членский билет с номером: семь»⁵³. В «народном издании» 1939 года не было двоеточия после слова «номером»⁵⁴. В «тонком» издании 1942 года (в отличие от всех других изданий) слова названия «Германская рабочая партия» были заключены в кавычки⁵⁵, а двоеточие появилось вновь.

При необходимости ограничивалось число часто встречавшихся, особенно в 1-м томе, восклицательных знаков и кавычек, нередко также искажавших смысл, что видно из следующего примера. В издании 1925 года читаем: «Во-первых, во все благословенные времена нация имеет только одного подлинного “государственного деятеля”, а не сотни и более таковых одновременно…»⁵⁶ С помощью кавычек смысл этой фразы оказался искаженным. На самом деле Гитлер хотел сказать: государственный деятель (без кавычек). В изданиях 1928, 1930, 1933, 1939 и 1943 годов кавычек уже нет. Точно так же дело обстоит с расстановкой Гитлером знаков препинания при рассмотрении темы о героях и гениях, которые лишь в «часы испытания» проявляют себя. В первом издании стояло: «Этот (мир. – Примеч. авт.) противится… и не хочется верить в то, что кажущийся “прежним” объект вдруг должен приобрести “другую” сущность…»⁵⁷ Начиная со 2-го издания 1-го тома эта же фраза теперь исправлена: «Он противится… и не хочется верить в то, что кажущийся⁵⁸ похожим на него объект, вдруг должен приобрести другую сущность…»⁵⁹ Однако, эти формулировки все равно не были правильными; потому что смысл фразы требовал использования не слов: «не хочется верить», а слов: «не хочет верить». Даже в последнем издании, 1945 года, читаем в другом месте: «Тем, что они (социальные вопросы) меня влекли в область, связанную со страданиями, они мне не казались приглашающими к “изучению”»⁶⁰ В том, что именно Гитлер фактически называл здесь «изучением», сомнений нет. Многочисленные неудачные словообразования, такие, например, как «негерманский» (undeutsch), и плохие формулировки типа: «раздавать милости» (Gnaden verteilen), «я был избавлен от того, чтобы социальные вопросы изучать таким образом», вместо познакомиться; национал-социалисты как внутренние «агенты разложения» (Zersetzer) профсоюзов, «заправилы одного из таких профсоюзов – мошенники», «обманут авторами прежних объяснений», «неидеальный» (unideal), «чванство» (Eingebildetheit), «научное школьное образование, которое сегодня фактически бродит вокруг да около всей государственной воспитательной работы» и «я потерял отца внезапно»⁶¹, однако, не были заменены другими, более удачными. Точно так же сохранены многие явно неудачные формулировки. Например, рассказывая о своем переселении в Вену (после смерти матери), Гитлер пишет, что он приехал в Вену, «чтобы делать приемные экзамены в Академию»⁶², это исправили только в 1945 году. Так же обстоит дело с формулировкой Гитлера «цель воспитания женщин непоколебима – приходящая мать (вместо: будущая. – Примеч. авт.)». Остались неизмененными и следующие неудачно выбранные слова в выражениях Гитлера: «Общее политическое мышление в старой дунайской монархии было… более сжимающим, чем в старой Германии», «ели и пили, пока хватало денег», «…потому что не для сохранения беспутной династии (Австро-Венгрия. – Примеч. авт.) миллионы привязывают себя к стальному шлему, а для спасения германской нации», «или никто не знает, какое проклятие нагружено на детей и внуков», и «сначала меня охватила тревога, может быть, пули выпущены из пистолетов германских студентов»⁶³. В связи с проблемой сифилиса, единственной, которую Гитлер в книге «Майн Кампф», по его собственному высказыванию в 1938 году, осветил неправильно⁶⁴, еще в издании 1943 года вместо слов «Это сводится… к концу», написано: «Но это, однако, в конце выходит наружу»⁶⁵. Не изменилась также неудачная формулировка: «свободно предавались греху»⁶⁶. Подобным же образом корректоры просмотрели, что Гитлер говорит не о «праве личной свободы»⁶⁷, а о праве наличную свободу, когда рассуждает о «долге по отношению к сохранению расы»⁶⁸. Неточной по содержанию является формулировка Гитлера: «Потому, что здесь этот вопрос (сифилис), в первую очередь, касается потомства, он относится к тем, о которых со страшным правом можно сказать, что грехи отцов мстят за себя вплоть до десятого поколения»⁶⁹. Во второй книге Моисея – Исход 34: 7, на которую Гитлер, несомненно, хотел сослаться, в этом месте написано: «…до третьего и четвертого рода».

И наоборот, корректоры изменили некоторые из самых безобразных ругательных слов Гитлера, превратив их в более переносимые. Вместо слова «чумная проститутка» (Pesthure) уже во втором издании 1-го тома они писали «чумная зараза» (Pestilenz)⁷⁰, вместо «кинопошлость, дрянная пресса и подобная навозная жижа» «кинопошлость, дрянная пресса и подобное»⁷¹. «Эстетствующих голодных обезьян» (ästhetischen Schmachtaffen) они превратили (точно так же, уже во 2-м издании 1-го тома) в «эстетствующих юношей» (ästhetischen Jänglinge)⁷², из «сферы его собственного свинского существа» сделали «сферу его собственного низкого существа»⁷³ и из «идиоты – усовершенствователи мира» (во 2-м томе) – «великолепные усовершенствователи мира»⁷⁴. И наоборот, в 1-м томе они сохранили: «выковыривать из тумана этого литературного дадаизма “внутренних переживаний”»⁷⁵. Рейхсканцлер Вильгельм Куно (1876–1933), призвавший к пассивному сопротивлению французским и бельгийским войскам во время занятия ими Рурской области, начавшегося 11 января 1923 года (и этим также вызвавший недовольство Гитлера), в первом издании 2-го тома постоянно носил кличку «господин фон Куно». Но уже в следующих изданиях его называли правильно, хотя и иронично, «господин Куно» и «рейхсканцлер Куно»⁷⁶.