Текст книги "Последний фуршет"
Автор книги: Вера Копейко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Так вот почему он такой напряженный? Если бы это произошло в другой раз, а не сегодня, Лиза заставила бы его посмеяться над подобными глупостями. Но сейчас не хотелось. Она вцепилась в кран с горячей водой, и та, раскаленная, хлестнула по пальцам. Лиза отдернула руку, охнула и сунула ее под холодную воду.
Славик, не обращая внимания на жену, листал текст.
Сквозь шум воды до нее донесся его вопль.
– Нет, это невозможно! Это какая-то чепуха! Ты меня хочешь подставить! – кричал он.
Лиза обернулась. Обычно светлое лицо мужа побагровело.
– Ты что? Что ты тут написала? Сладкая соленая рыба! Ха-ха-ха! Что за чушь! Я жил в Японии, а ты была там каких-то три дня! Ты воображаешь, что все знаешь лучше меня! У тебя в голове помутилось от безделья...
– Не кричи, сейчас ночь, – сказала Лиза, чувствуя, как тело деревенеет. – Все спят.
– Да мне плевать, что они делают! Я хочу знать, что делаешь ты! – Он потрясал листами бумаги, будто держал большой японский веер. Лиза чуть не засмеялась, хотя внутри все дрожало. Он сейчас им прикроется?
Она стояла и смотрела на Славика. Внезапно ей стало жаль его. Лиза понимала, причина не в ней и не в этой чертовой сладкой соленой рыбе. Он слишком нагрузил себя работой, а у него мало энергии от природы. Она это чувствовала. Ей хотелось подойти к нему и обнять. Но сейчас это было невозможно.
Славик швырнул листы на стол, некоторые соскользнули на пол. Он наступил на них, рвал те, что белели на столе. Сперва пополам, потом еще пополам и на мелкие кусочки. Он сворачивает их, как тонко раскатанный пласт теста для собы, вдруг пришло в голову Лизе. Точно так, как она только что рассказала.
– Сладкая... соленая... рыба...
Он развеял мелкие кусочки по кухне, и те, словно печальный снег, засыпали красный кухонный коврик, который едва алел под россыпью белых клочков бумаги с бледными буквами, словно на него накапала кровь. Она даже заметила на одном клочке номер главы, выделенный черным: «21». Очко?
– Все, я отказываюсь от этой работы. К черту кулинарию! – Славик выскочил из кухни и бросился в гостиную, упал ничком на диван.
Лиза постояла минуту, другую. Она не чувствовала обиды. Или возмущения. Она не ощущала ничего. Все придет потом. Обида, удивление: зачем ей все это? Явится знакомое желание: бросить все и исчезнуть.
Лиза ушла в кабинет, плотно закрыла за собой дверь и, едва рассвело, уехала из дому.
Сначала колесила по центру города, который ранним утром был совсем другой. Потом поставила машину в переулке за Тверской улицей и пошла гулять. Бесцельно переставляла ноги, скользила взглядом по витринам, но глаза не цеплялись ни за что. Кроме того, что видели прошлой ночью...
А затем поехала в Библиотеку иностранной литературы и просидела целый день, читая книги о японских клинках.
Вечером, когда Лиза вернулась, кухня была в полном порядке, ковер чист, будто накануне ей все привиделось во сне. Но она сны забывала, поэтому спокойно спросила мужа:
– Ты отдал главу?
– Ага. Ты знаешь, Андрей Борисович сказал, что давно искал рецепт сладкой соленой рыбы...
12
– О господи! – воскликнула Лиза и кинулась к тряпке.
Желтая тряпка для мытья пола, совершенно сухая, лежала рядом со стиральной машиной. Она схватила ее и накрыла стремительный поток, который ширился у нее на глазах. Выдернула вилку из сети, машина перестала дрожать и завывать. Лиза давила на ткань, что было сил, и – вот оно, то, что обещала реклама! Она поглощала воду так быстро, что казалось, поток ушел в песок. Или – к соседям вниз?
Лиза подняла тряпку и ощутила многообещающую тяжесть в руках. Нет, вот она, голубушка. Воды впиталось столько, сколько не вобрала бы в себя махровая простыня размером два метра на три.
Можно подумать, усмехнулась Лиза, она уже пробовала. Наяву – нет, но мысленно была готова. Потому что всякий раз, включая эту старушенцию, как она называла стиральную машину Славика, внутренне сжималась. Ожидая именно того, что сейчас и произошло.
– Славик, – говорила Лиза, – ну давай выбросим ее на помойку. Сейчас столько разных машин.
– Ее мне купила мама. Это была первая вещь, которую внесли в новую квартиру.
– Но не ты стираешь, а я. Давай мы поставим ее в лоджию, как памятник...
– Нет, Лиза. – В его голосе возникало то, что она называла китайской стеной. И умолкала.
– Дьявол! – Лиза пнула машину. Да, может, сбросить ее с двадцать второго этажа? Она попыталась приподнять, но отступилась. Одной не справиться. Конечно, можно найти желающих во дворе...
Но Лиза представила себе лицо Славика, она почти слышала его слова и, вздохнув, поняла: придется чинить.
Эта мысль ей показалась интересной. Лиза повернула машину на бок.
– Ну и козлы, – хмыкнула она. Трубки, которые работали под давлением воды, стянуты проволокой, ослабевшей от вибрации и от давления при сливе. Лиза вспомнила, что у нее от давних «Жигулей» остались хомутики. Первое, что нужно, объяснила Ксения Петровна, к тому времени уже победившая свою «девятку», купить фирменные иностранные хомутики на все патрубки под капотом и надеть их вместо отечественных. Она так и сделала. Но купила с запасом.
Лиза нашла в шкафу хомутики и прикрутила ими шланг внутри машины. Снова включила. Машина отозвалась ровным гулом, а Лиза, которая привыкла улавливать недовольство моторов, почувствовала себя гораздо лучше.
А если бы Славик был дома... Ох, она покачала головой. Он не умеет ничего чинить, но чувствует себя неловко, когда жена это делает при нем.
– Славик, давай смотреть на все проще, – говорила она не раз. – Представь себе, что у меня музыкальный слух, а у тебя нет. Ну и что? Мне это нравится. У меня получается.
– Получа-ется... Кому не нравится делать то, что получается. Но англичане говорят, не чини, пока не испортилось...
– Молодец, бабуля. – Лиза похлопала стиральную машину по крышке. – Ты сломалась в подходящее время.
Машина пискляво отозвалась, давая понять, что сделала свое дело. Лиза прихлопнула выключатель, достала вещи, почти сухие, и понесла на балкон.
Ее не тяготило занятие хозяйством. Она в это время думала. И сейчас, развешивая белье, тоже. Пыталась понять до конца – как расценить то, что Славик вчера не потащил ее с собой на странную тусовку – открытие клуба почитателей французских вин.
– Прибыл великий совет, – сообщил утром Славик, приступая к кофе. – Это, надеюсь, венской обжарки?
– Конечно, – ответила Лиза, а он слегка наморщил нос.
– Как-то странно пахнет.
– Так что ты говорил? – Лиза сделала вид, будто не заметила сморщенного носа.
– Прибыл великий магистр.
Лиза подвинула ему свежие булочки, только что вынутые из микроволновки. Он любил утром австрийские булочки с джемом.
– Коммандерия вин – это известная международная организация, чтоб ты знала, Лиза. В нее входят любители бордоских вин. Теперь такое отделение есть и у нас.
– А ты полюбил бордоские вина? – поинтересовалась с некоторым ехидством Лиза.
– В мире уже шестьдесят две коммандерии, наша – шестьдесят третья.
– Я не пойду, – сказала она, полагая, что он собирается тащить ее с собой.
– А тебя никто и не зовет. – Славик отпил кофе и откусил булочку. – Чтобы вступить в сообщество, нужна гарантия двух-трех поручителей, любить вина, к тому же кое-что знать по виноделию. Ты, Лиза, не годишься. У тебя, как бы это помягче сказать, нет социального... веса.
– Да я вообще почти ничего не пью, если ты заметил. – Лиза пожала плечами.
– Мне дают рекомендацию мои партнеры...
Она только что увидела эту тусовку в теленовостях, когда несла в тазу полусухое белье. И так и замерла, с тазиком в руках, на пути к балкону, перед телевизором. От лиц, знакомых по разным приемам, пестрело в глазах.
Показали и Славика. Он был в мантии бордового цвета с золотым подбоем. Гладкий мужчина, которого назвали Великим магистром, спрашивал нового члена: «Вы обещаете любить вина Бордо?»
Лиза захихикала. Потому что Славик, с лицом цвета мантии, вытянул вперед руку и произнес: «Клянусь!» Грянул марш.
Лиза поняла, что это чисто мужская сходка. Значит, он просто не мог взять ее с собой, решила она, нацепляя прищепки на влажные махровые полотенца.
Славик вернулся поздно, с коробкой вин.
– А где мантия? – спросила Лиза. – Я думала, ты приедешь в ней.
– Ты видела, да? – возбужденно спросил он.
– На тебе она сидела лучше всех, – похвалила жена.
– Она коллективная, – бросил Славик.
– Теперь понятно, почему в это общество не принимают женщин, – заметила Лиза. – Они утонут в мантии.
Славик улыбался, наливая темное вино в бокалы.
– Но завтра утром я беру свою женщину с собой, – сказал он.
– Куда это?
– Ты мне нужна для страховки. Андрей Борисович хочет устроить у себя японский сад.
Лиза пила вино и смотрела на мужа. Ей становилось тепло от хорошего вина. Что ж, о японском саде она знала все. Как знала, что Славику о нем известно совсем немного...
Лиза придирчиво всматривалась в камни, оценивая их качество, в прозрачность воды и рисунок растений. Слушала Славика.
– Сад, – говорил он, – создается по формуле золотого сечения. – И рассказывал, как соотносятся в нем вода, камни, цветы, деревья, а хозяин то и дело бросал на Лизу заинтересованный взгляд.
Та едва заметно улыбалась: ей нравилось то, что она видела. Но не произносила ни слова.
– Для японского сада нужны причудливые валуны, разных размеров и фактуры, а также морская или речная галька. Особенно хороши камни со слюдой, заросшие мхом, древесными грибами, они своего рода садовые скульптуры, – тараторил Славик.
– А что скажет твоя прелестная жена? Насколько мне известно, она – японист?
Славик метнул взгляд на Лизу и усмехнулся:
– В прошлом.
А Лиза вздрогнула.
– Представь-ка меня ей, – попросил мужчина.
– Лиза, это...
– Меня зовут Андрей Борисович, – закончил хозяин. – А вы та, кто делает вид, будто просто его домашняя муза, – он фыркнул. – Я думаю, женщина лучше расскажет мне, что такое японский сад.
Он бесцеремонно отодвинул Славика, взял Лизу под руку, так крепко, что она почувствовала, как его пальцы впились в предплечье, а костяшки касаются напрягшейся груди. Она попыталась отстраниться, но он не отпускал. Лиза бросила сердитый взор на Славика. Но тот усмехнулся и сказал:
– Что ж, если вас интересует женский взгляд на японский сад, то Лиза может его высказать.
Андрей Борисович усмехнулся:
– Налей себе чего-нибудь, Славик, а мы с Лизой пошушукаемся. Я хочу, чтобы она мне указала самое лучшее место для сада.
– А почему вы мне не предлагаете выпить? – дерзко спросила Лиза, отдергивая руку.
Он отпустил ее.
– Потому что вы его возите. На себе. То есть, я имею в виду, на «Паджеро-пинин». А я не хочу, чтобы с таким ценным консультантом, как Славик Стороженко, что-то случилось. И с его умной женой тоже. Как я завидую вашему мужу, – он вздохнул. – Но надо быть Славиком, а не Андреем Борисовичем, чтобы такая женщина, как вы, согласилась быть с ним рядом. Всегда.
В его голосе Лиза уловила что-то особенное.
– А... в чем дело?
– Я, Лиза, старый с рождения. – Он засмеялся. – А дальше вы сами знаете.
Лиза хотела сказать, что нет, она ничего не знает, не понимает...
– Каждому мужчине соответствует его собственная женщина. Для равновесия. Понимаете? Тогда получается пара, а не собачья площадка.
– Так что вы хотели? – Она повернулась к нему, ее глаза стали совершенно зелеными. То, что говорил этот немолодой полноватый мужчина с залысинами, Лиза знала и сама. Но не могла сформулировать так кратко и безжалостно точно.
– Я хочу узнать, на кой черт японцам эти сады, а? – тихо спросил он.
– Для равновесия духа, – ответила Лиза. – Вода в японском саду символизирует умиротворение, камни – стойкость и сосредоточение, а цветы, деревья и мхи – жизнерадостность. Японцы делают дорожку из камней и ворошат ее, поворачивая их к солнцу то одним боком, то другим. Это называется расчесывание камней. Они сравнивают это действие с поглаживанием шерсти мурлыкающей кошки.
– Понятно. Гм... Может, мне просто высадить тут десяток кошек?
– Они плохо поддаются дрессировке, – засмеялась Лиза.
– Знаю, знаю. Только один мужик сумел выдрессировать целую ораву и устроить не кошачий концерт, а театр.
– Придется вам везти камни из Карелии, Крыма или с Урала. Каменные дорожки и речки – просто необходимы для японского сада.
– А Славик правильно сказал, что растения в японском саду можно высаживать как хочешь?
– Японский сад не строится по китайским принципам фэн-шуй, где каждой вещи отводится определенное место, – ответила Лиза.
– Понял. А вот что мне нравится у них, так это бонсай, – признался Андрей Борисович.
– Он особенно хорош рядом с карликовыми хвойными растениями.
– Например? – Андрей Борисович властно стиснул ее плечо. Лиза не отозвалась.
– Плакучей елкой, низкорослой горной сосной, можжевельником, – перечисляла она, чувствуя, как начинает дрожать тело.
– А эта их знаменитая сакура? Она же у нас вымерзнет.
– Ее можно заменить плакучей яблоней на штамбе. А вы не хотите устроить японский садик на крыше? – оживилась Лиза. – Сейчас нет ничего более модного.
– Гениально! – воскликнул Андрей Борисович. – Но во сколько он мне обойдется?
– Примерно от двух с половиной до десяти тысяч долларов. Сюда входит дизайн-проект, ландшафтные работы и материалы.
– А также стоимость вашей бесценной консультации, Лиза. – Он полез в бумажник, порылся. – Черт побери, все на карточке. Только вот что осталось. – Он протянул Лизе две бумажки. – Простите, но я прибавлю к гонорару Славика.
Лиза пожала плечами, испытывая неловкость.
– Спасибо, – коротко бросила она.
– Это вы придумали проект кулинарной книги. Правда, Лиза? – Андрей Борисович посмотрел на нее в упор.
Она удивленно захлопала ресницами.
– Не надо, не надо, – он протестующе поднял руку. – Такой проект могла родить только женщина.
– Скажите, – Лиза, не мигая, смотрела на него, – если бы женщина предложила вам такой проект, вы бы его купили?
– Нет, – ответил он. – Не купил бы. Как никогда не приглашу женщину готовить суси в моем ресторане. Кстати, я благодарен вам за то, что вы поправили суши на суси. Я снова уверен, что только женщина с ее восприимчивостью к слову и упорством способна вдолбить мужчине в голову то, что должно.
– Но не всякому, – бросила Лиза.
– Да, Лиза, еще один момент. Это вы, – он со значением посмотрел на нее, – предложили ему продать, именно продать, – подчеркнул Андрей Борисович, – кулинарный проект? Я ценю вашу сообразительность. Одно название чего стоит: «Переписка двух странствующих японских поваров». И подзаголовок хорош: «Впечатления о японских блюдах, поданных не в Стране восходящего солнца. Точные рецепты». – Он улыбнулся. – Должен сказать, если бы вы захотели, из вас получился бы неплохой коммерсант. Имейте в виду.
– Как-нибудь потом. Мы закончили? – спросила она.
– Да, к сожалению, – вздохнул Андрей Борисович.
Лиза повернулась и пошла. Она была уверена, что этот человек смотрит ей вслед.
– Ну что, нагрузила шефа знаниями? – осведомился Славик. – Как он тебе вообще?
– Нормально, – Лиза пожала плечами.
– Ясно. Не хочешь говорить.
– А что говорить? Он спрашивал, я отвечала.
Лиза не собиралась признаваться Славику, что ей заплатили за ответы. Она хотела порадоваться одна этому почти забытому ощущению, когда ты получаешь то, что заработала. В последнее время Лиза все чаще испытывала неловкость, вынимая из хрустальной вазы, которая стояла в буфете, деньги. Их клал туда Славик. Он приносил гонорар и объявлял:
– Жена, посмотри, что тебе принес муж.
Лиза понимала, что это и ее гонорар тоже.
Она не просит у мужа деньги, думала Лиза. Она их просто берет. Да и Славик никогда не спрашивает, на что жена их тратит. Но все чаще, что-то покупая для себя, Лиза замирала, словно ей предстояло одолеть невидимое препятствие.
– Ты стоишь столько, сколько стоишь, – услышала она его фразу, которая относилась не к ней. Но врезалась в память. – Сколько ни пытайся найти другое мерило – ничего не выйдет.
Лиза вспомнила, как однажды мать сказала:
– Как я завидую женщинам, которые могут согласиться сидеть дома.
– Не лазить на вулканы? – спросила Лиза, наблюдая, как мать укладывает в рюкзак вещи, собираясь в экспедицию.
– Не только. Я говорю в более широком смысле.
– В каком? – Лизе стало интересно. Они обычно мало говорили с матерью, больше с отцом.
– Муж зарабатывает, а ты разумно распоряжаешься деньгами. Ведешь дом... Отец предлагал мне в свое время...
– А ты?
– Я тебе и говорю: завидую тем, кто может на это пойти.
– А ты не можешь?
– Нет. – Она покачала головой. – Таким женам живется несладко. Сперва муж заставляет бросить работу. Ты продаешь себя за копейки – вот главный аргумент. Но проходит время, он намекает – тратишь-то не свои. Стало быть, не так, как нужно. Может быть, он даже прав, но тебе каково? – Мать вдавила спальный мешок в недра бездонного рюкзака. – Это уже пахнет экономическим насилием.
Лиза засмеялась:
– Даже есть такой термин? – В ту пору она еще не собиралась замуж, она собиралась учиться в школе дизайна в Ферлахе.
– Да, – сказала мать, тряхнув волосами. Они были темные, коротко подстриженные. Всякий раз перед экспедицией мать тщательно красила волосы, которые были седыми всегда, сколько помнила Лиза.
– Мужья часто стараются сделать все, чтобы жена зависела от них, а потом пользуются своей властью.
Лиза засмеялась:
– А я думала, что они пользуются властью своей любви.
Мать хмыкнула:
– Власть, она и есть власть.
– Ты думаешь, папа тоже пользовался бы твоей... финансовой зависимостью от него?
Мать пожала плечами:
– Не знаю, и никогда не узнаю, слава богу, – она бросила в рюкзак косметичку, туго набитую. – Я вулканолог, а не кухарка.
– Скажи, мама, а когда ты выходила замуж за папу, ты хотела, чтобы твой ребенок обладал качествами именно этого мужчины?
– Конечно, – отвечала мать, не глядя на дочь. Но Лиза заметила, как голова ее дернулась, словно мать не желала, чтобы увидели ее лицо. Или глаза?
– Я переняла все, что ты хотела бы? – не унималась Лиза.
– Даже больше. А то, что ты девочка, а не мальчик, придает особенный шарм твоим умениям. Ну скажи, если бы парень сколотил такой ящик, как ты? – Она кивнула на ящик для балконных цветов. – Разве кто-то обратил бы внимание?
Лиза расправила плечи.
– А на меня обратил.
Они обе засмеялись.
– Бедный парень, он чуть не свалился со своего балкона. Едва не лишился жизни, так засмотрелся на тебя.
– Мог бы и не заглядывать, – фыркнула Лиза.
– А ты специально надела тогда кофточку с таким декольте?
– Нет, конечно. И потом, я же не могу забивать гвозди не наклоняясь, – Лиза снова фыркнула. – Но он не свалился...
– Его спас телефонный звонок, – сказала мать. – Я слышала, – она подняла глаза вверх, к потолку, – как ему позвонили. А когда вернулся, вместо того, на что он спешил снова посмотреть, стоял ящик с землей.
– И в нем уже сидели астры!
Ящики для балкона в квартире Славика тоже сколотила Лиза. Теперь в них взошли перистые гвоздики.
13
– Сука! Да остановите ее! Уберите от меня! – вопила женщина, сбрасывая с голого тела остатки еды и пытаясь подняться с огромного серебряного блюда, на котором лежала. – А-а-а... – кричала она, хватаясь за голову, потому что длинные пальцы крепко вцепились ей в волосы. Белые длинные пряди были накладные, но они намертво сплелись с ее собственными такого же цвета.
– Лиза! Лиза! – Славик с красным лицом пытался поймать жену за плечи, но та уворачивалась и тащила женщину за собой.
Вставай, дура, идиотка. Козлиная радость, – шипела она. Под ноги Лизе упали кусочки тэмпуры, она давила их носком черных туфель. – Они тыкают в тебя палочками, японцы хреновы. А ты лежишь тут, развалилась нагишом, дрянь такая...
– Это не фурия, это барракуда. Ах, как хороша... – смеялся Андрей Борисович, сложив руки на груди и смотря на схватку. – Нет, такого в программе не было, – ответил он кому-то. – Но мне нравится. Битва светлого и темного. Всегда впечатляет.
– Отлично, все получилось. Завтра бульварные газеты протрубят, как необычно прошла презентация нового меню в ресторане Головина. Схватка женщин, в которой... А кто победит, еще неизвестно. Девица, которую он нанял изображать диву на блюде, не слабая.
– Ох, – выдохнул Андрей Борисович.
Он наблюдал за Лизой с того момента, как они со Славиком вошли в зал. Видел по ее лицу, что она не в себе. Наблюдал, когда произносил речь, знал, что она хочет услышать имя, хотя бы Славика, но не услышит, эта честолюбивая девочка.
Андрей Борисович никогда не чувствовал в себе желания покровительствовать кому-то. Но его попросили, и он увлекся.
Позвонила Ксения, его первая жена.
– Лизе надо помочь. Подтолкнуть.
– Ты хочешь сказать – спровоцировать?
– Да, – засмеялась она. – Если тебе это понятней.
– Может быть, скажешь как?
– Знаешь, что больнее всего для человека? – спросила она.
– Смотря для кого.
– Для такого, как я и она, – это унизить то, что ты делаешь.
– Гм... помню...
– Когда будешь говорить о книге, Андрей, не произноси ни разу имя Славика и уж тем более – ее. Как будто они ни при чем. А меню... Ты знаешь, что такое купеческий загул?
– Читал, – хмыкнул он. – С голой бабой на столе, ты об этом?
– Ага. – Ксения засмеялась.
– Ксюха, ты просто...
– На нее уложи все свои сасими, тэмпуры...
– Но мои гости...
– Твои пресыщенные гости будут писать кипятком от счастья, – Ксения засмеялась.
– Ты серьезно? Думаешь, она взорвется?
– Ручаюсь. Она готова давно. Приезжала тут ко мне на днях. Ты ведь знаешь, я не теряю ее из виду почти тридцать лет...
– Но мне жаль Славика. Он хороший парень. Они мне оба нравятся. И я смею утверждать, что он ее любит.
– Она, я думаю, тоже. Но их любовь... – Ксения помолчала. – Знаешь, есть такое выражение: «глаза замылились»? Когда люди смотрят, но ничего не видят.
– Слышал.
– Она все равно от него уйдет. Сам знаешь, не давайте повода ищущим повода. А сейчас самое время дать ей повод. Никаноровы у меня, а ты, наверное, помнишь, кто для нее Надежда?
Андрей Борисович помнил. Он ушел от Ксении, когда та писала диссертацию как раз о том, в чем участвовала и Надежда, и мать Лизы, Ирина.
– Кажется, я понимаю. Ты хитрая, Ксюха. – Он засмеялся.
– И еще момент, – сказала она. – Ты без всяких вложений получишь такую рекламу, что к тебе толпами повалит народ. На новое меню.
– Понял. Но больше голых баб не будет.
Теперь он смотрел, как разворачивается спектакль, который срежиссировала его первая жена.
Что ж, Лиза играла, как предсказывала Ксения. Растрепанные рыжие волосы прилипли к лицу, а она давила и давила кусочки японской еды, палочки разлетелись по полу и белели, словно обглоданные кости огромной рыбы, пойманной в Токийском заливе.
Потом Лиза, не взглянув ни на кого, развернулась и вылетела за дверь.
Едва открыв глаза, она почувствовала, что сегодня что-то случится. Шея заныла, будто в первый раз перед прыжком с парашютом.
Лиза вспомнила, как вчера вечером клала в сумочку свой паспорт и банковскую карточку. Просто так, на всякий случай, уверяла себя. Пусть лежат.
«Да что сегодня такого?» – с нарочитым удивлением думала она. Просто они со Славиком идут на обычный фуршет, разница лишь в том, что на нем Андрей Борисович представит меню, подготовленное по кулинарной книге, которая выйдет через полтора месяца. Но он начинает ее раскручивать заранее. Все правильно.
Ты должна радоваться, говорила себе Лиза, больше не надо выбивать на клавишах рецепты японских блюд, от которых ее уже физически тошнило. Не зря же сегодня она пекла самые обычные оладьи. Похоже, Славик тоже сыт по горло разными «адзи но химоно» из сушенной на солнце ставриды и «сасими», этими сырыми морепродуктами, нарезанными ломтиками.
Лиза поморщилась. Сняла с плиты сковороду и поставила под кран с горячей водой.
«Так, что дальше?» – спросила она себя. Тягучая тоска навалилась снова.
А дальше – все, как было... Она будет переводить с японского и набирать для Славика что-то еще, еще, еще... И так – всю жизнь?
Рука дернулась, запястье угодило на раскаленный край сковороды. Так тебе и надо, кухарка, злобно бросила себе Лиза. Она не охнула от боли, не поморщилась, словно надеялась, что боль отрезвит ее и удержит от того, на что она решилась. Да, решилась. Даже самой себе не признаваясь в том. Так бывает. Так было в ее жизни не раз, когда внезапно она слышала, как кто-то говорил ей: «Сделай это сейчас».
Лиза чувствовала, как торопливо забилось сердце. «А... Славик сумеет выписать квитанции за свет?» – вдруг пришло ей в голову. И едва удержалась от того, чтобы не кинуться к шкафу и не выписать самой...
Стоп, хватит, сказала она себе. Почувствовала, как заныла рука, словно вся боль, которая накопилась внутри, сосредоточилась в обожженной коже.
Лиза поднесла руку к губам – подуть. Дверь открылась, и вошел Славик. Сразу увидел красное пятно чуть выше запястья.
– Что ты с собой сделала? – Он с досадой поморщился.
– Можно подумать, я нарочно, – бросила Лиза, чувствуя, как боль обжигает не только руку. Она теперь хватала за горло и душила.
– Ты забыла о фуршете? – Славик будто не слышал ее. – Ты должна там быть...
– Знаю. Самой лучшей в мире женой. – Лиза уловила в собственном голосе нотку яда.
– С этим пятном на руке ты не можешь надеть мое... любимое платье.
Лиза повернулась к нему и увидела, как лицо мужа по-детски скривилось.
– Значит, надену другое, – она пожала плечами. – У меня их полный шкаф. Я думаю, – Лиза старалась говорить спокойно, – многие из них вполне достойны нынешнего случая... Я надену с длинным рукавом, вот и все.
– Ты, Лиза, – Славик вздохнул шумно и протяжно, – стала самой настоящей... – он на секунду умолк, а Лиза насторожилась. Ищет слово, поняла она, которое заденет ее... или обожжет, как обжег руку горячий металл.
– Кем же? – подталкивала она его. – Скажи?
– Кухаркой, вот кем, – бросил он. Лиза опустила руку, и та болталась вдоль тела, как чужая.
– Кухаркой? – повторила она. – Я?
– А кто? Я, что ли? – Лицо Славика покраснело. – Никогда не думал, что у меня будет жена-кухарка, – засмеялся он, но быстро оборвал свой смех. Будто споткнулся, увидев ее лицо. – Но, – его голос стал тихим и вкрадчивым, – я ценю твои усилия.
– Вот как? – Лиза, не мигая, смотрела на мужа. – Тебе понравились оладьи с ка-ра-ме-ли-зи-ро-ван-ным сахаром? – по слогам произнесла она длинное слово, чувствуя, как с каждым слогом жар все сильнее охватывает ее. Лицо запылало и стало одного цвета с пятном на руке. – Которые ты только что съел?
– Знаешь, – Славик поднял руку, пытаясь остановить жену. – Лизунья, не будем ссориться. Сегодня великий день...
Она глубоко вздохнула. На самом деле, что даст или что изменит новая ссора? Тем более для нее и тем более теперь...
– Лизунья, если у тебя лицо останется таким, как сейчас, я не уверен, подберем ли мы маску...
– А что, с таким я не пройду фэйс-контроль? – спросила она.
– Да что ты! – Он замахал руками. – Конечно нет. Но я тебя спасу. У меня где-то валялась одна, белая, мне подарил ее японский артист еще в Токио. Я ее привез и сохранил. Как будто знал, что пригодится.
– Надень ее себе на задницу, – прошипела Лиза, молча повернулась и вышла на балкон, плотно прикрыв за собой дверь.
– А это мысль, – не унимался Славик, подойдя к стеклу. – Когда нас пригласят на маскарад, я так и сделаю. Пускай мои клиенты целуют меня в обе щечки! Ха-ха!
Лиза смотрела на него, ей казалось, что она видит лицо незнакомого человека. Чужого. Какой смысл на него сердиться? Она живо представила себе эти щечки и засмеялась.
Славик отошел от окна, затих в глубине большой квартиры.
С двадцать второго этажа Лиза разглядывала лес за Кольцевой дорогой. Казалось, это вовсе не лес, а коротко стриженный газон. Деревья такие ровные, будто верхушки срезаны могучими садовыми ножницами. Вроде тех, которые она купила вчера в новом магазине садовой техники? Нет, такими не справиться. Ими можно обрезать кусты: барбариса, например.
«Но ведь я не на дачу уеду, правда?» – спросила Лиза себя. Она уедет туда, где Славик не подумает ее искать.
Лиза снова покрутила обожженную руку и заметила, что на большом пальце слишком сухая кожа. Понятно почему. Все последние недели она сидела за ноутбуком и набирала тексты для Славика. Когда клала руку на стол рядом с клавиатурой, то горячий воздух вентилятора обдувал именно этот палец. Надо купить хороший крем для рук. Тот, который хвалила Ксения Петровна.
Но теперь все, конец.
Как он разозлился, что она не сможет надеть платье от Ямомото. Которым так гордился – его жена одета от великого кутюрье! Он подарил ей его!
Лизе тоже нравились вещи японца, она не прочь купить блузку из тонкого белого хлопка, которую примеряла в магазине. И комбинезон, отделанный коричневой лентой с иероглифами. Вся одежда от него такая стильная, в ней Лиза казалась самой себе похожей на... иероглиф. Более полного слияния с любимым языком не придумать.
Но... ожог на руке ничем не загримируешь. И потом, ей будет удобней в брючном костюме сделать то, что она собралась сделать.
Она наденет костюм с глухой застежкой и глухими манжетами. Оливковый цвет оттенит нежную и свежую кожу лица, а волосы ниже плеч будут казаться рыжее обычного.
Лиза ушла с балкона и начала собираться. Славик хмыкнул, когда оглядел жену, но она уловила одобрение в его голосе.
Они ехали молча. Лиза – сосредоточившись на дороге, а Славик – прикрыв глаза. На его лице было выражение, которое, при хорошем настроении, он сам называл довольно точно: глаза бы мои не глядели. Как всякий пассажир, Славик не чувствовал дорогу, и Лиза долго отучала его от попытки руководить ею за рулем.
Она поставила машину на стоянку, и они вошли в ресторан. Сняв плащи в гардеробе, поднялись по лестнице. На самом верху ее одарили букетиком цветов. Лиза поднесла их к носу.
– Пахнут? – спросил Славик.
– Нет, – коротко ответила она.
Он кому-то махал рукой, она тоже улыбалась знакомым, заставляя себя войти в привычный образ. В последний раз, говорила себе.
– Смотри, – сказал он, – кое-кто уже украшен цветами. Хочешь приколоть?
– Нет, – ответила Лиза. Открыла сумочку и бросила туда букет.
Публика была обычная. Те же дамы, с лицами, гладкими от ботокса, – такими они будут примерно полгода, а потом – снова укол. Лиза безошибочно угадывала, кто сделал подкачку геля вокруг губ – от этого пропадают морщины над верхней губой, яснее всего выдающие возраст.
Лиза откашлялась, в горле першило от напряжения, которое становилось все более сильным.
Она поморщилась, в уши лезли бренчащие звуки. Оглянулась и за роялем увидела тощего мужчину с голым черепом. Мог бы потягаться с итальянским футбольным судьей, которого называют главной лысиной планеты, подумала Лиза, и ее отпустило. Даже хотела сказать об этом Славику, но тот искал кого-то глазами, и она не стала отвлекать его.
