Текст книги "Последний фуршет"

Автор книги: Вера Копейко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

8

Славик вышел на балкон и смотрел на лес, который темнел за Кольцевой дорогой. Засунул руку в карман, нащупал мобильник. Позвонить Лизе? Но шею заломило, рука сама собой вынырнула из кармана и опустилась на выпуклый позвонок. Он долго, слишком долго сидел за компьютером, просматривая то, что сделала жена.

Славик вздохнул. Не будет он ей звонить. Уехала – ну и пожалуйста. Так делала его мать, желая наказать. Уезжала куда-нибудь, оставляя его одного дома. Она часто сердилась – Славику казалось, что только на него. Это уже потом он понял, что у нее были и другие причины. Мать не работала, занималась только семьей и утомлялась от всех. Она и собаку, как начинал думать Славик, купила потому, что та все понимает, но ничего не говорит, не требует, поэтому ей можно дать только то, что ты хочешь дать. А они все говорили, чего-то хотели от нее – отец, он, потом Наташа.

Славик уехал в Москву учиться японскому языку потому, что захотел удивить мать. Которая, с тех пор как родилась Наташа, почти забыла о нем. Иногда казалось, что она смотрит на сына и не узнает. Иначе, как такое может быть, думал мальчик, что мать обнимает не его, а Наташу?

«Так что же, меня снова готовы бросить?» – подумал Славик. Перестань, одернул он себя. Лиза уехала, ну и что? Скоро вернется. Она не может его бросить навсегда. У нее нет ему замены. Женщина должна о ком-то заботиться, в этом ее суть. Даже мать отстранилась от сына, только когда родила Наташу. Хотя не призналась бы, что тот отошел для нее на второй план.

Может быть, поэтому Славик не горел желанием заводить детей? Конечно, он не собирался отказываться от них навсегда и Лизе сказал:

– Лизунья, мы все успеем. Все, все. Понимаешь?

К тому же он никогда не замечал, чтобы она стремилась погладить по головке чужого ребенка. Как делал его отец. Тот тянул руку к каждой головке с косичками. А потом, слышал Славик, и тело его покрывалось липкой пеленой страха, отец говорил матери в соседней спальне:

– Я хочу девочку. Понимаешь?

Мать смеялась, по ее тону Славик чувствовал, что она все еще, пока еще – только его мама. Он у нее единственный и так будет, пока не родится сестра.

– Я хочу дочь, – настаивал отец. – Я хочу, чтобы она была похожа...

– На меня? – отшучивалась мать.

– Нет. На меня, – он говорил серьезно. – Хочу.

– Но, – отвечала мать, – с нашими переездами, с твоей службой... – Славик чувствовал, как его тело высыхает. Он знал, что будет так, как скажет мама. – У нас есть Славик. – Он улыбался. Она любит его, как никого на свете. – Посмотри, он такой привязчивый, такой домашний. Он как девочка.

– Нет, – настаивал отец. – Хочу.

Мать завела большую собаку, хаски с голубыми глазами. Эта порода только стала популярной, и она, которая не пропускала ничего нового из собачьей, как сама говорила, жизни, заполучила ее.

– Вот тебе девочка, – радостно объявила мать, опуская на середину комнаты щенка.

Отец насмешливо бросил:

– Не такая. Она не похожа на меня.

Мать заботилась о щенке, словно это еще один ребенок. К собаке Славик ее не ревновал, хотя та ходила за матерью хвостиком и не могла провести без нее ни минуты.

Но отец упорствовал, и, когда Славику исполнилось четырнадцать, родилась Наташа. Поздний ребенок, но не болезненный, а здоровый и крепкий, она потрясла обоих родителей. Все внимание, соединенное с восторгом, обратилось к ней.

Славик почувствовал, что любовь ушла из его жизни. Он еще надеялся, цеплялся...

Он долго не обращал внимания на девочек. Мать начинала волноваться – не дурной ли это знак, но его не интересовали и мальчики.

А потом Славик отстранился от матери сам. Уехал в Москву, поступил в Институт стран Азии и Африки.

Когда написал ей, что женился, она прислала поздравление. Мать настолько успокоилась, что сын нашел новую любовь, что даже не познакомилась с невесткой. Теперь трудно поехать в чужую страну, писала она. Когда отец, морской офицер, вышел в отставку, родители остались в Клайпеде, в Литве.

Теперь Славику больше не нужна любовь матери. Такая женщина, как Лиза, – мечта для мужчины. Не важно, какой век на дворе, каждый из них хочет заполучить девственницу. Это только кажется, будто не имеет значения, был у нее кто-то раньше или нет. Все стремятся обладать единственной, которая принадлежала бы только ему.

Когда он рассказал об этом Лизе, она покрутила головой:

– Не верю.

– Думаешь, мужчины на самом деле с восторгом покупают подержанные машины? – Он хитро взглянул на нее. – Просто у них нет выбора. Но кому приятно знать, что кто-то трахался на заднем сиденье до тебя?

Она хохотала:

– Никогда не рассматривала старые иномарки с такой точки зрения.

– Мне повезло с тобой, Лизунья. Ты только моя.

Она не спрашивала, кто у него был до нее. Он все равно бы не сказал. К тому же смешно требовать от мужчины в расцвете сил полной неопытности. Да и зачем ей это? Он ее муж. Чего она бы никогда не потерпела, понимал он, – измены. А этого не случится. Ему вполне достаточно одной Лизы. Похоже, и ей тоже, одного его. А то и много, – он скривил губы. В последнее время жена в постели все чаще отворачивалась к стене и бормотала:

– Я сплю... сплю...

Славик не настаивал. На самом деле у них много работы. Она помогает ему.

– Женщина должна раствориться в любимом человеке, – сказал он, когда Лиза в очередной раз заговорила о том, что ей стоит снова пойти работать.

– А что, этот любимый человек – соляная кислота? – спросила она, пожимая плечами.

Он ухмыльнулся:

– Ты язва. Нет, язвочка. Моя любимая язвочка. – И потянулся к ней, чтобы обнять. Но Лиза увернулась.

– Тогда почему тебе не раствориться во мне?

– А разве я в тебе не растворяюсь? – промурлыкал он, привлек к себе и подвигал бедрами. Но Лиза не отозвалась, напротив, отстранилась. Он тоже отодвинулся. – Ты забываешь, Лиза, что живешь в мужском обществе. Даже если мы оба станем работать на тебя, все равно заплатят на тридцать процентов меньше. За твое женское имя.

– Но мы будем делать дорогую работу, – протестовала она.

– Да. Но высокая цена – не для всех. Ты помнишь, сколько тебе платили в галерее? А ты на самом деле редкий специалист.

– Ну... – протянула Лиза. – Я рассчитывала, что мне станут прибавлять.

–Ага, когда подойдешь к полтиннику. – Славик фыркнул. – Когда тебе уже ничего не надо будет, может, на самом деле перепадет. Брось, смотри-ка, я сидел два часа над этим текстом, – он кивнул на экран ноутбука. – Я пошлю его по электронной почте, не выходя из дома. А сколько за него получу? Больше, чем ты за месяц трудов в галерее. Галерея – галера, – проговорил он. – Ты работала, как раб на галере, – Славик засмеялся, довольный находкой. – Я спас тебя, я снял тебя с галеры. Пускай на Павла гребут другие рабы. Посмотри на вещи реально и продолжай с благодарностью судьбе, – он многозначительно взглянул на жену, – работать на меня.

– Выходит, женщине не вынырнуть? – спросила Лиза.

– В общем, нет. Если она станет нырять по всем правилам. Но не по правилам удается не всем, тебе – нет...

Славик покрутил головой, волосы растрепались. Зачесалась бровь, он провел по ней пальцем, в памяти возникла строчка из старой японской книги – бровь чешется перед свиданием. Тогда чего он тут стоит и ждет?

Славик вышел с балкона, закрыв его на замок. Быстро схватил бумажник, мобильник, вынул из холодильника бутылку вина и выбежал из квартиры. Скоростной лифт сбросил его к подножью башни. Он пробежал мимо консьержки, которая пила чай с пирожным.

– Вы заплатили за прошлый месяц? – крикнула она ему.

Но он не ответил. Что ей сказать – спросите жену?

Троллейбус с красно-синей рекламой на боку стоял с открытыми дверями, Славик влетел в него и покатил к метро.

Он давно не спускался в подземку, Лиза возила его на машине, как личный шофер. Стоило позвонить ей, и она, где бы ни была, что бы ни делала, бросала все и летела за ним, к нему.

Лиза много раз предлагала научить его водить машину. В общем-то он мог когда-то, но просто не хотелось напрягаться – водить джип надо умеючи, а покупать вторую машину? Зачем? Ему приятно видеть азартное лицо жены, которая вела себя на дороге так нагло, чего ему, мужчине, никогда бы не простили. Она лезла во все дырки и никогда не застаивалась в пробках, выезжая через дворы, дворики, через пешеходные тропинки – везде, где мог протиснуться ее «Паджеро пинин». Ему так не суметь. Он слышал от коллег, что сейчас на дороге самые страшные – это девчонки. Им лучше уступить, чем спорить. Славик ухмылялся – у него есть такая. Своя.

А сейчас он ехал уступить ей. Побыть на даче. Полюбоваться тем, чем любуется она. Это лучше, чем спорить. Вернуть ее поскорее домой, чтобы закончить работу над книгой.

А потом... Славик глубоко втянул воздух. А потом наступит момент славы... Обещанный Андреем Борисовичем фуршет вознесет его туда, куда он давно стремился...

Лиза сидела напротив мужа. Она смотрела на его руку, покрытую светлыми волосками, среди зарослей круглились «Сейко». Стрелка двигалась. Они молчали. Она уже съела все, что было на тарелке, и смотрела на него. Он жевал швейцарский, засохший в дачном холодильнике сыр.

Лиза отвернулась к окну. Оно было серым. А когда повернулась, Славик все еще ел сыр. Перевела взгляд на его часы – стрелка передвинулась на пять минут. Она уже знала... почти точно... Это случится.

Не любящая себя женщина не может пробудить любовь. Сейчас она не любила себя. Значит, он тоже не любит ее, только не знает об этом. Или знает, но боится себе сказать.

Она должна себя полюбить. И тогда...

Лиза много думала о себе и о муже в этот приезд на дачу. Да, Славик ее человек, но они как будто разминулись в возрасте. Он все еще мальчик, а она – взрослая женщина. Он приникал к ней, она ласкала его, дула на больное место, помогала.

Но мальчик взрослеет, и теперь, похоже, она ему больше всего нужна в одном качестве – помощницы... Они делают одно дело, его. Оно соединило их так крепко, так прочно, нерасторжимо, что Лиза со Славиком все чаще спали на разных половинах большой кровати. Зачем соединяться еще теснее, так, как раньше? Он втянул ее в себя без остатка.

– Что ты на меня так смотришь? – спросил Славик.

– Как?

– Как мать на дитя.

Она засмеялась. Как точно он чувствует. Лиза сама знала, что уже давно смотрит на него по-матерински. С укоризной, с похвалой, с одобрением, с умилением. Не так, как смотрят женщины на любимого мужчину. Как хотела бы смотреть она. Как смотрела в самом начале.

– Лизунья, – говорил он ей прежде, – я понимаю, жить со мной – это русский экстрим. Я капризный, я прилипчивый, я вспыльчивый...

– Я всегда любила американские горки, – беззаботно отвечала она.

Лиза слушала, как лает на соседней даче Маруська. Конечно, на самом деле ее зовут иначе, Бригитта Мурена Шестнадцатая, или Буси. Собака огромная. Казалось бы, всемогущая среди своего племени, она была совершенно бессильна, когда хозяйка садилась в машину и уезжала. Наверное, поэтому Лиза не хотела заводить собаку. Самое привязчивое и самое беззащитное из всех живых существ, которых ты приручаешь, это собака. Даже мужа, смеялась соседка, можно оставить, а собаку – только усыпить. Муж не умрет. Он найдет себе другую, а собака – нет, если она уже не щенок.

Лиза чувствовала себя подпоркой для Славика. Он взбирался все выше, но подъем становился круче. Только что он рассказал ей, что японская компания пригласила его работать в документальном кино. Сперва консультантом, потом писать сценарии короткометражек.

– Другой мир, Лиза, другие деньги.

Она усмехнулась: никогда прежде не думала, что у каждого человека свой порог всего – боли, терпения, обидчивости. И все это влияет на то, как складывается жизнь. Она была терпеливой до времени. Как вулкан, который не зря называют огненным дьяволом.

Но вулкан не только накрывает пеплом и камнями все вокруг, его можно заставить вращать турбины – подземным паром, что копится внутри. Говорят, это вулканы создали земную кору, воду и воздух. Она тоже участвовала в создании мира для Славика, в котором тот жил.

Но вулканы умирают, затихают. Кажется, такое происходит сейчас с ней. Самозащитная отчужденность превращается в равнодушие. Все чаще Лиза просто исполняла свой долг, не более того. Как начищала до блеска ванну или мойку на кухне, а когда видела в сером металле свое отражение, искаженное до смешного, позволяла себе смеяться.

Славик не хочет ее потерять, понимала Лиза. А она? Она тоже. Не хотела. А потом стала бояться, что это случится, поскольку с годами уверенность в собственной ценности для этого мира падала, она это чувствовала. Он – тоже. Все чаще она слышала от него: тебе не понять... ты не знаешь... ты выпала из реальной жизни.

Вынести характер друг друга, даже несносный, можно, когда есть влечение тела. Но когда его больше нет, то все несоответствия выходят наружу. Какое-то время еще происходит взаимное притяжение, но скорее это память жестов, привычных движений.

Она помнила, куда он клал руку в счастливые дни их жизни, когда тела влекло друг к другу так сильно, что отлетали все мысли, а вместе с ними – само дыхание. Они просыпались, обнявшись, утомленные и удовлетворенные, не вспоминая о ссоре, возникшей из ничего. Она отзывалась и сейчас, потому что тело знало: если его плоть вжимается в нее, она должна ощутить жар, и, кажется, ощущала...

Но чем дальше они жили вместе, тем реже случались яркие вспышки близости. Дневные отношения, в которых Лиза все больше чувствовала себя матерью-наставницей, не то чтобы гасили притяжение тела, нет... Но возникало странное чувство чего-то непозволительного в самом желании близости. Роль дневная въедалась и напоминала о себе ночью. Близость не входит в отношения матери и сына...

Однажды Лиза собралась уйти от Славика, это случилось прошлой весной. Она пылесосила квартиру, гул мотора давил на уши особенно раздражающе после компьютера, за которым сидела с утра. Лиза засунула щетку под стол и с ужасом увидела, что листы текста, распечатанные ею для мужа, медленно вползают в шланг. Она выдернула шнур из розетки, потянула листы, они рвались на кусочки, словно дразня ее.

Внезапно Лизу охватила небывалая ярость. Она выдергивала текст, рвала его и швыряла с балкона, открытого настежь. Обрывки белой бумаги кружились, словно снег, падающий в неурочное время, в апреле. Случайно ее взгляд упал в зеркало. Она замерла. Господи, да кто это?

Лиза открыла рот. Перекошенное злобой красное лицо тоже его открыло. Губы истончились и дрожали. Она смотрела на них, словно ожидая, что оттуда вырвется пламя.

Такой Лиза не видела себя никогда. Никто не видел ее такой. В ярость она впадала редко. Всего несколько раз в жизни.

Она выпустила из рук шланг, он упал на ковер.

Внезапно Лиза расхохоталась. То не был истерический смех. То был смех облегчения.

Нет, нет, она этого не сделает, того, о чем подумала... Стремление отправиться на поиски самой себя, потерянной за последние годы, внезапно поняла Лиза, означало одно: расстаться со Славиком навсегда.

Она осталась тогда...

– Ну так что ты им сказал? – спросила Лиза, когда они поужинали и перешли на веранду смотреть на закат. Перед ними клубился в тумане лес.

Славик глядел на жену, словно прикидывая что-то в голове.

– А если я соглашусь на это предложение, ты будешь на меня работать? – В его взгляде она увидела нерешительность.

– Я буду работать. На нас, – ответила Лиза.

– А на меня... не будешь?

– Не-а, – она засмеялась.

– Ладно. В таком случае я соглашаюсь. Могу себе представить... – он фыркнул, – что будет с моими коллегами. Бывшими, конечно.

– Обзавидуются, – бросила Лиза. – Соглашайся, все получится.

– Ты так уверенно говоришь...

– Потому что я точно знаю.

– Тебе было видение? Если так, этим стоит зарабатывать деньги. Я буду магом, или как мы назовем меня, а ты – подсказывать слова, – он улыбался.

– Славик, а почему тебе так хочется зарабатывать деньги? – вдруг спросила Лиза.

– Странный вопрос, – хмыкнул тот. – Я должен содержать семью. И я ее содержу, по-моему, достойно, – заявил он. Лиза едва не расхохоталась. – Чтобы ты тратила деньги, как хочется...

– Славик, но мы с тобой больше ничего не делаем, только работаем. Ты не заметил?

– Шутишь? – удивился он. – Ты катаешься как сыр в масле. Посмотри на своих подруг...

– У меня их нет, Славик.

– Куда они подевались?

– У меня на них нет времени.

– Но ты окружила себя своими рыбками, орхидеями, скважинами, хочешь купить собаку...

– Ага, – неопределенно сказала Лиза. – Хочу.

– Чтобы у тебя вообще не осталось на меня времени, – обиженным голосом добавил он.

– Да, – кивнула она. – Я все свое время буду отдавать кому-то хвостатому, вроде соседской Маруськи.

– Кто это?

– Я тебе говорила о ней. Ты даже с ней знакомился, – заметила Лиза.

Славик поморщился, с досадой пожимая плечами:

– Разве?

– Она лает. Слышишь?

– Она лает, потому что я с ней сегодня не поздоровался? – спросил он, и Лиза увидела капризные складки вокруг губ.

– Не думаю, что ты занимаешь в ее жизни столько места, сколько... – Она осеклась. Зачем говорить?

– Мама тоже завела собаку, гуляла с ней. Одна. Даже меня не брала с собой.

– Ага, – снова сказала Лиза. Она слышала эту историю сто раз. Он что, ревновал мать даже к собаке? – Знаешь, я бы согласилась меньше работать, меньше зарабатывать, но ездить с тобой отдыхать. Как раньше. Приглашать гостей.

– Да ради бога! Я считал, тебе просто не хочется. Ты не сидишь без дела ни минуты. Я, если честно, не думал, что, осев дома, не работая, ты так здорово сумеешь себя занять.

Он это серьезно? Не работая? Лиза чуть не задохнулась.

– Пожалуй, – сказала она, понимая, что разговор лучше закончить.

– Так мы поедем сегодня домой? А то мне надо собираться в Питер...

– К-конечно, – ее губы скривились. – Сегодня – поедем.

Славик не уловил интонацию, с которой жена произнесла эту фразу.

– Ты не закончила главу. А мне ее завтра отдавать.

– Я закончу, – пообещала она.

– Так мы едем домой? – тихо переспросил он. – Сегодня, да? – И нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Лиза увидела его кроссовки. Надо заехать в магазин и присмотреть новые, привычно подумала она. – Меня надо собрать... Сама знаешь.

Она пожала плечами:

– Знаю. Кое-что постирать, да?

– Я бы взял тебя с собой, – сказал он. – Но едет чисто мужская компания. Я не люблю такие, а...

Она кивнула. На самом деле Славик не любил мужские компании. Это означало, что уже в поезде надо пить и говорить. А потом питерская программа – с сауной, ресторанами конечно же, потому что его везли как специалиста-япониста.

– Андрей Борисович открывает якиторию в Питере. Он хочет, чтобы не было проколов. Сказал, только в его меню будет написано правильно – суси, а не суши. – Славик засмеялся. – Моя работа. – Лиза хмыкнула. – Ресторан на девяносто гостей, летняя веранда. Он хочет украсить зал бамбуком, фонариками, сделать домашний кинотеатр. Но знаешь, – брови Славика полезли вверх, – ему предлагают нанять повара-женщину. Доверить приготовление суси женщине... – Он покачал головой.

Лиза усмехнулась:

– А ты посоветуй вставить в меню «нигири-дзуси». – Славик выжидающе смотрел на жену. – Я нашла рецепт в книге, которую мне подарила девушка из Кобэ. Та, отец которой ловит угрей.

– Да?

– Тогда дебют женщины-повара можно оправдать дебютом блюда, еще неизвестного в России.

– А ты вписала его в новую главу? – озабоченно спросил Славик.

– Да. Только ты еще не читал, – сказала Лиза. – Это особый вид суси – комочки риса под уксусом со свежими продуктами моря наверху. Я добавлю и огуречное маки-дзуси – это суси трубочкой, завернутое в морскую водоросль нори. Дама, видимо, из самой Японии?

– Да, из Осаки. Она получила какой-то приз на конкурсе поваров. И потом – ее можно нанять дешевле, чем мужчину, – Славик усмехнулся. – Вообще-то не думаю, что он согласится, но сейчас все экономят...

– На женщинах, – закончила Лиза. – Хорошо. Собираемся и едем.

9

Славик уехал в Питер, и Лиза чувствовала себя дома почти так же свободно, как на даче. Странное дело – словно ушло из самого воздуха что-то, что нужно постоянно преодолевать.

Он уехал вечером, она долго не спала. Прошлась по всей квартире с пылесосом, протерла экран компьютера специальной салфеткой с пропиткой. Долго стояла перед орхидеями. Верно говорят, что любой пессимист, нанюхавшись и налюбовавшись орхидеями, начинает думать, что в жизни есть что-то хорошее.

Ей захотелось сделать то, что давно собиралась. У нее уже было два аквариума с рыбками, она начала заниматься третьим, но работа на Славика, как теперь Лиза мысленно это называла, отнимала все время и силы.

Она приготовила мелкую гальку – насыплет ее на дно для газообмена, чтобы подводные растения лучше укоренились. Налила воды из-под крана в большую бутыль, пускай отстоится три дня. Славик приедет через неделю. Потом она посадит растения, запустит рыбок. Здесь будут жить тропические гостьи.

Лиза бросила щепотку сушеных циклопов в оба аквариума, в которых плавали икромечущие рыбки. Обычно она давала им живой корм – мотыля, трубочника. Замораживала в ванночке для льда, потом вынимала, оттаивала порцию и кормила. Но сейчас у нее нет на это сил.

Она вспомнила о Тамаре, которая собиралась установить огромный аквариум с золотыми карпами. Что ж, здорово.

Глубокой ночью Лиза сидела в кресле, без света, слушала музыку на своем ноутбуке. Она вставила лазерный диск – саксофонист играл классику, на экране вспыхивал и рассыпался фейерверк.

Утром она проснулась поздно. Выпила кофе и села за компьютер составлять очередную главу для кулинарной книги Славика. Но что-то мешало сосредоточиться. Ей хотелось бросить все и уехать. Забыть о книге, о... муже.

Раздался звонок мобильника. Она поморщилась и открыла крышку.

– Алло?

– Я уже проснулся, – сообщил Славик. – А ты?

– Я тоже. Как доехал? – спросила Лиза, не думая о том, о чем спрашивает.

– Лучше не бывает, – он засмеялся. – А сейчас мы идем завтракать.

– Приятного аппетита, – буркнула она, не отрываясь от клавиатуры.

– Ты чего такая?

– Какая?

– Неласковая.

– Я работаю, – ответила Лиза.

– Рад за тебя. – Она скривила губы. Рад за себя, было бы точнее. – Ты просмотри еще раз готовую главу, ладно?

– А зачем? – Лиза чувствовала, что ее утреннее равновесие, которое так лелеяла в себе, улетучивалось.

– Чтобы не было никаких неточностей.

– Сам посмотришь, – неожиданно бросила она. – Ты автор, ты и смотри.

– Это что – бунт на корабле? – Муж пытался перевести все в шутку. Но Лиза не хотела сейчас принимать его тон.

– А ты мой капитан, да? – она усмехнулась. Она не любила ссориться, тем более по телефону. Он тоже. И, похоже, готов уступить.

– Не-ет, я не капитан, я тот, из кого ты делаешь кока... – Лиза натянуто усмехнулась.

– Ладно, – сказал он, – не будем жечь деньги, я скоро приеду, не скучай. Крепко целую.

Она захлопнула крышку мобильника. Черт побери! Да кто тебе сказал, что я скучаю!

Лиза дала команду сохранить файл и откинулась на спинку рабочего кресла. Злые слезы душили ее. Накануне отъезда мужа она едва удержалась от ссоры с ним.

...– Ты что, экономишь на кремах? – спросил Славик, наблюдая, как жена делает себе маску. – Тебе не хватает на фирменные?

– Конечно, хватает. На помаду, на духи – тоже. – Лиза пошлепала себя по правой щеке, потом – по левой. – Хочешь меня обнюхать? Все свежее и натуральное. – Она искоса взглянула на него и внезапно почувствовала что-то похожее на желание. Славик в черных джинсах и черной футболке стоял в дверном проеме кухни. Солнце золотило светлые волосы, руки с мощными бицепсами, покрытые пушком, тоже казались золотыми. Он широко расставил ноги, а ткань на бедрах натянулась так сильно, что, казалось, ее распирает изнутри сила, которая влечет... Настоящий мачо, говорят о таких мужчинах.

Лизе хотелось, чтобы он подошел к ней – их разделяло не больше двух широких мужских шагов, схватил ее. Она представила, как прижмется к его груди, а маска впечатается в его черную футболку, и получится картинка, или, как говорят, принт. Лизины губы дрогнули, загорелись. Огонь, словно слетев с них, метнулся в самый низ живота.

– Обнюхать? – переспросил Славик, переступив с ноги на ногу.

Сейчас... он подойдет... сейчас. Лизина рука поднялась сама собой, готовая обвиться вокруг шеи мужа.

– Или понюхать? Обонять? – Он лениво подбирал похожие по смыслу слова, но с места не двигался.

Ее бедра напряглись. Ну же!

Славик шагнул, но назад, потом отвернулся от нее и скрылся в кухне.

– Замечательный все-таки компот из ревеня. – Он закинул голову, вытряхивая из стакана остатки. – Ты просто молодец.

Лиза почувствовала, как внутри что-то оборвалось и покатилось влажным шаром вниз, отыскивая выход. Она задыхалась, лицо покраснело. Но под слоем мелко нарубленной петрушки, смешанной с молоком, не было заметно этой перемены.

Лиза смотрела на себя в зеркало, но видела только глаза. В них сверкала ярость. Она отшатнулась, потому что никогда еще не видела у себя таких глаз.

– Лизунья, – в сознание проник голос Славика, – а ты со своими доморощенными масками успеешь набатонить то, что мне надо, к утру?

Лиза дернулась, открыла рот, собираясь закричать на мужа. Черт бы его побрал! Если бы он не таскал ее на эти сходки идиотов в раскрашенных перьях, то конечно. А так, вернувшись заполночь, придется сесть за компьютер и тыкать в клавиши, которые он по-детски называет батоны, от английского button. Конечно, она может завтра спать хоть целый день...

Славик будто услышал ее внутренний монолог и на удивление точно подхватил:

– Тебе ведь не лететь с утра в офис, как некоторым. Отоспишься. – Он поставил пустой стакан в мойку. – А я принесу тебе конверт...

– Славик, так для чего ты все-таки зарабатываешь деньги? А? – вдруг спросила она, с трудом двигая губами, потому что маска стянула лицо. Ей вообще надо бы лечь, расслабиться и хорошеть от минуты к минуте. – Мы уже обставили квартиру, мы уже...

– Чтобы ты, моя Лизунья, их тратила, – перебил он ее.

– Я могу тратить гораздо меньше, – бормотала Лиза. – Я бы вместо этого...

– Тс-с-с... – Славик приложил палец к губам. – Когда моя мама делала маску, она запрещала с ней говорить. Молчи. Ты должна быть и сегодня самой потрясающей из жен... не контрактниц. – Он засмеялся.

Лиза хотела спросить, каких жен тот имеет в виду, но кровь давила на виски, и, опасаясь, что сейчас произойдет что-то, чего никогда прежде не случалось, она схватила белую салфетку с тумбочки и скрылась в ванной.

– Ты надолго? – крикнул он вслед.

Ей хотелось рявкнуть во всю глотку:

– Навсегда!

Но если бы даже она смогла широко раскрыть рот, то ни звука не вышло бы из горла, его перехватило. Лиза повернула ручку двери и с размаху ударила по крану.

Холодная вода рванула водопадом. Лиза смотрела, как страстный поток хлещет по зеленоватому фаянсу. Она сама выбирала этот цвет, потому что Славик говорил – это цвет ее глаз и он хочет любоваться им везде и ежесекундно.

Она наклонилась над раковиной, смывая маску. Подхваченные струей воды обрезки зеленых листиков уплывали, Лиза чувствовала, как кожа на лице расслабляется.

Боль в самом низу живота не отпускала. Она знала, от чего эта боль. От неудовлетворенности. Но разве можно рассказать об этом Славику?

Лиза сбросила халат и встала под душ. Горячая вода уймет жажду тела.

Она задернула занавеску с разбросанными разноцветными японскими зонтиками вперемешку с иероглифами – пожеланиями счастья.

– Ну вот, – сказал Славик. – Наконе-ец, а то я заволновался – не смыло ли тебя водой. Но моя цветущая женщина вернулась.

– Цветущая? А разве это не когда прыщи по всему лицу – цветущая? – Лиза уже успокоилась и приняла привычный для обоих тон.

– Нет. С прыщами – это подросток. Мальчик. Цветущая женщина – это когда кожа упругая и светится изнутри. Как у японок. – Он улыбнулся, Лизе показалось, мечтательно.

– Тебе нравятся японки? – спросила она, продолжая перекидываться словами.

– Да. Они такие же гладкие, как ты. Такие же домашние, как ты. Вчера я толмачил, – он усмехнулся, – в женской организации. Должен сказать, мне понравилась одна мысль, которую я перевел.

– Только одна? – спросила Лиза, снова рассматривая себя в зеркале. Глаза на месте, больше не прыгают. Уже хорошо. – И какая?

– Что касается женщин, – проговорил Славик тонким женским голоском, он здорово умел копировать, – то от вашей страны мы отстаем. У нас мужчина работает, а женщина занимается семьей и домом. Но мы не торопимся меняться...

– Как зовут эту мыслительницу? – спросила Лиза.

– Шераиши-сан. Она из Осаки, из Альянса японских домохозяек.

Лиза усмехнулась:

– Как они вышли на тебя?

– О, это настоящий детектив. Моя слава в Японии... безмерна. – Он раскинул длинные руки. – Но сейчас нет времени рассказывать, после, – он взглянул на часы. – Собирайся, Лизунья. Могу повторить еще один перл из речи, который я перевел с таким же удовольствием.

– Что же?

– Мы стараемся воспитывать девочек и мальчиков в духе равенства, как вы. – Он засмеялся, потом насмешливо добавил: – Если с таким же успехом, как у нас, то я за них спокоен. Равенство! Смешно слушать...

Лиза со стоном потянулась в кресле. Нет, она больше не может сидеть здесь. Ей надо снять напряжение. Поэтому она поедет в свой любимый магазин, а вечером – к Ксении Петровне. Если та в Москве, а не в своем хосписе.

Лизино настроение подскочило, как столбик термометра под мышкой, натертой перцем.

Она набрала номер и услышала голос крестной.

– Вы принимаете гостей сегодня вечером? – спросила Лиза не здороваясь.

– Таких редких, как ты, с радостью.

– Я приеду.

– Неужели добилась увольнительной? – Голос звучал насмешливо.

– Ага, – сказала Лиза. – Он в Питере.

– Приезжай с ночевкой. Я одна.

Лиза носилась по квартире с таким восторгом, будто собиралась в путешествие по меньшей мере на Огненную Землю. Где, несмотря на жару, живут пингвины.

Сперва она пройдется по магазинам, потом заглянет в Музей Востока, где бывшие коллеги открыли новую выставку. Но она не будет искать с ними встречи, а просто, как обычный посетитель, посмотрит, и все.

Она слышала по радио интервью с автором проекта, бывшей однокурсницей – невзрачная прежде девочка, не только внешне, но и в отношении мозгов, удивила ее. Она не говорила глупостей, более того, высказала мысль, которую Лиза постоянно внушает через Славика его клиентам. Мысль простая, но, похоже, на удивление трудная для восприятия: если затевать что-то японское, то надо называть это японское без ошибок в словах. Лиза скрежетала зубами, когда видела на вывесках «суши» вместо «суси». И не она одна, как видно.

Джип стоял у подъезда, Лиза села за руль и покатила в центр города. Припарковала машину в подземном гараже большого магазина, где один час ей обойдется бесплатно, если она купит что-то на десять долларов. Она купит и не на десять.