Текст книги "Последний фуршет"
Автор книги: Вера Копейко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
2
– Послушай, а как ты определил, что именно со мной хочешь познакомиться? – сытым, мурлыкающим голосом спросила Лиза.
Она в сотый раз задавала ему этот вопрос. Но всякий раз хотела выловить из ответов что-то такое, такое... чего не было в предыдущих девяноста девяти. Ей нравилось возвращаться в тот день, поскольку он снова подтверждал веру Лизы в справедливость принципа, которому научил ее отец. А он узнал его от американского коллеги. Just do it – сделай это сейчас...
– На том рейсе было полно девиц, – говорила Лиза. Она поудобней устроилась на плече мужа, жемчужина на золотой цепочке покатилась и застряла в ямке его ключицы. Они лежали в новой большой кровати. Удивительно – они влюбились в гарнитур не итальянский или испанский, как собирались, а в чешский. – Я что же, была красивей всех? – насмешливо спросила Лиза.
– Ты и сейчас красивая, – сказал Славик и притиснул свою щеку к ее щеке. От него пахло ромашкой и мятой, но уже не так резко, как в ванной. Волосы Славика упали ей на лоб, она подула на них снизу вверх, стараясь смахнуть. Получилось.
– Тогда почему? В чем дело? Я была какая? Желанная? – произнесла она и засмеялась. Это слово не ее. Оно для другого голоса, и Лиза, чувствуя это, невольно поменяла тон на писклявый. – Или кака-ая? – Резко повернулась у него на плече и заглянула прямо в лицо.
– Родная, – сказал он.
– Но ты меня даже не знал, – фыркнула она.
– Но я тебя узнал сразу, еще не зная, – ответил Славик.
– А кого же ты во мне узнал, не в первый раз пришло ей в голову. Муж и жена – не родственники, значит, она ему не родная. Лизе все чаще казалось, что она знает, кого он увидел в ней на самом деле. И она поддалась. Согласилась стать для него... ею...
Лиза попыталась отодвинуться от щеки мужа, но он крепко обнял ее за шею. Она больше не вырывалась. Закрыла глаза и принялась рассматривать его и себя в тот давний летний день.
...Лиза обратила внимание на Славика Стороженко сразу, как только вошла в накопитель перед посадкой в самолет. Высокий, светловолосый, в черных джинсах и черной футболке, он держался свободно, как держится человек, у которого все хорошо.
Она тоже была в черных джинсах и черной футболке. Но ей было плохо.
Они оказались в одном салоне, но Лиза – в самом хвосте, на неудобном месте. И когда увидела, что возле молодого человека, которого она заметила в накопителе, одно место свободно, то пересела к нему.
Лизе казалось, что они сидели молча не больше мига.
– Я могу вам сделать комплимент? – спросил Славик.
– Попробуйте. – Она повернулась к нему. Лицо молодого человека было совсем близко, всего в полуметре от ее лица. Он уже пристегнулся, ожидая взлета. Ну вот. Наконец-то. Ей так хотелось, чтобы он с ней заговорил.
Находись она в другом состоянии духа, сама нашла бы, с чего начать знакомство. Но Лиза все еще была сама не своя.
– Вам очень идет черный цвет. На редкость.
– Черный цвет? – повторила Лиза, не ожидая, что он начнет с этого. Она не замечала сама, как одета, и в черном провела всю неделю. – Я никогда его не носила.
– Вы сделали правильный выбор, – не отступал он.
Лиза почувствовала, как слезы подкатили к горлу, хотя проглотила все успокоительные таблетки, которые ей дали. Захотелось ответить ему что-то резкое, но... Он не виноват, он не знает, насколько неуместен его комплимент.
– Этот выбор сделали за меня, – тихо проговорила Лиза.
– Да? У вас есть свой дизайнер? Тогда передайте ему, что стоит обратить внимание на замечательного японского кутюрье Ямомото. Его черные вещи совершенно потрясающие. Вам пойдут.
– Я знаю. Я видела, – сказала Лиза, отвернувшись к иллюминатору. За ним серело бетонное летное поле аэропорта Елизово, по нему елозили желтые машинки-трудяги. – Но я в черном не из любви к черному, – добавила она, повернувшись к молодому человеку.
Что-то в его лице изменилось, он поежился и тихо сказал:
– Простите. Наверное, я не о том. – И умолк, а она покачала головой. – Но если честно, я просто хотел заговорить с вами. Не знал, с чего начать. – Он пожал плечами.
Лиза кивнула:
– Вы не виноваты,. Просто я летала сюда, в Петропавловск-Камчатский, по печальному случаю.
– Я понял. Хотя и поздно. – Он сложил руки лодочкой и поклонился.
– Мои родители погибли. Они были вулканологи. Их засыпало пеплом. Или накрыла лава. Никто не знает.
Она отвернулась к окну. Рабочие откатывали трап от самолета. Лиза смотрела, как резиновые колеса упирались, не желая подчиняться.
– А вы кланяетесь, как настоящий японец, – заметила она.
– Научился, – бросил молодой человек.
– Вы были в Японии?
– Я жил там. Работал, – коротко ответил он. – Возвращаюсь в Москву, мой контракт закончился. А здесь, в Петропавловске-Камчатском, были дела.
– Коннитива, – сказала она.
Он уставился на нее.
– Вы... знаете японский? Ну да, я понял. На Дальнем Востоке сейчас все могут поздороваться по-японски. Особенности данной местности. – Он хмыкнул. – Вы, конечно, знаете и как будет «до свидания»?
– Саенара, – сказала Лиза, забавляясь его удивлением. Ее лицо стало похоже на лицо дерзкого подростка. Такой она появлялась на местном телеканале в детской передаче. Лиза Соломина могла залезть на вершину сопки и там допекать вулканолога расспросами о том, как устроены все тридцать действующих и триста потухших вулканов Камчатки.
Его пухлые губы стали еще более пухлыми, острый подбородок еще сильнее подался вперед, а в глазах читалось желание узнать тайну, которой его поманили так неожиданно.
– Го-будзи-дэ, – произнесла Лиза.
– Вы сказали «счастливого пути»? – Он, не мигая, смотрел на девушку. Видел веснушки на носу, по цвету совпадающие со светло-рыжими волосами. Густыми, как заросли ламинарии – морской капусты, которую косят в Токийском заливе.
– А вы – против? – спросила она, чувствуя, как азарт охватывает ее.
– Против... чего?
– Чтобы ваш путь был счастливым?
– Он уже счастливо начался, – сосед многозначительно посмотрел на нее. – Вы на самом деле знаете японский язык?
– Да, – сказала Лиза. – Знаю.
– Простите, могу я вам сделать еще... нет, то есть просто, комплимент?
– Попробуйте... еще раз, – насмешливо произнесла Лиза, а он смущенно засмеялся.
– У вас отличное произношение.
– Я знаю, – кивнула девушка...
... – Лизунья, – услышала она голос Славика и вздрогнула. – Мне сразу захотелось назвать тебя Лизунья. – Он высунул язык и провел им по ее щеке. Язык был горячий. Очень.
– Так что тебя удержало? – спросила она, вытирая щеку и слегка морщась.
– Только одно, – он засмеялся. – Мне хотелось продлить удовольствие.
– Как это?
– Не только лизнуть, а...
– Молчи, – она прикрыла его рот ладошкой. – Нам пора вставать. Иначе твой Андрей Борисович лопнет от злости. – Славик засмеялся. – И у него из живота вылетят суси, тэмпура, соба, цукидами и...
– Ладно, перестань. Как раз сегодня я должен договориться с ним о проценте с каждого блюда... которое войдет в книгу.
– Ты уж постарайся, – Лиза резко поднялась и села в постели. – Кстати, мне пришла в голову еще одна мысль... – Она посмотрела на щелку между толстыми шторами. Солнце пробиралось в нее, и оно было не просто желтого, а золотого цвета. И если эту полоску нарезать, то можно осыпать все вокруг сусальным золотом. – Она озолотит нас, – сказала Лиза.
– А знаешь, я, кажется, понял, почему заговорил с тобой в самолете.
– Почему? – Лиза быстро повернулась к нему.
– От тебя веяло чем-то... надежным. – Славик помолчал. – К тебе хотелось прислониться и затихнуть. – Он усмехнулся. – Я... никогда... нет, точнее сказать, я давно не чувствовал себя так ни с кем.
– Понятно. – На Лизу снова навалилась какая-то тяжесть. Она не захотела уточнять, с кем ему было так же надежно. Она сама знала.
Славик выбрался из постели, за ним Лиза. У нее тоже сегодня дело. Свое. Она не сказала о нем мужу.
Павел Лобастов, хозяин галереи, позвонил ей сам. Ласковым голосом, каким разговаривал со всеми нужными людьми, сообщил:
– Лиза, только ты можешь спасти меня от позора.
Чего он опасался на самом деле, она не знала, но согласилась приехать.
Выставка японской национальной обуви уже закончилась, и теперь Павел собирался устроить распродажу вещей, которые сделали нанятые им умельцы по японским образцам.
Лиза появилась в галерее и принялась осматривать каждую пару.
– Господи, – вздыхал Павлик совершенно искренне. – Как ты отличаешь тэта от ама-гэта? – С тех пор как Лиза работала у него, Павлик раздобрел брюшком. Оно скрывалось под широкой толстовкой мышиного цвета с иероглифом на груди. Пожелание счастья, заметила она. Что ж, никому не мешает. Всем надо и всем мало.
– Ама-гэта – это лакированные тэта на дождливую погоду, – объясняла Лиза, повертев у него перед носом обувку. – К ним можно прикрепить цума-гакэ – щитки для пальцев, чтобы не выпачкаться в грязи и не намокнуть. – Лиза произносила эти названия, упиваясь звуками, как будто самой себе желая подтвердить: она ничего пока не забыла.
– А вот эти похожи на настоящие таби? – с пристрастием допрашивал Павел. – У меня их не мерено, – признался он. – Я собираюсь заложить хорошую цену.
– Похожи. – Она изучала белые хлопчатобумажные таби – качественные носки для женщин. – А эти, – Лиза взяла в руки темно-синие, – так, металлические застежки фирменные, в форме ногтей. Не опозоришься.
– А как тебе эти?
– Таби на резиновом ходу, – кивнула Лиза. – По форме – обычные, но к ним приделана резиновая подошва. Все не так плохо. Твои умельцы – сообразительные люди.
– Ты просто воскресила меня, – Павлик выдохнул. – Хочешь выпить чего-нибудь?
– Чаю.
Чай был зеленый, настоящий японский. Но заварен по-русски. Лиза не стала ничего говорить. Она пила чай, слушала болтовню Павла и думала: а он собирается заплатить гонорар за консультацию? Или чай и есть гонорар?
Лиза ждала.
– А ты, похоже, стала крутая девчонка, – он погрозил ей пальцем. – Я видел «Паджеро-пинин». Темно-зеленый, да? Твой?
– Ага, – сказала Лиза.
– Хорошо быть женщиной, – протяжно вздохнул он. – Найдешь себе мужика и живи, как золотая рыбка. А ту-ут...
– Похожа на рыбку, да? – спросила Лиза, насмешливо глядя на него.
– Очень. Ты еще больше похорошела, Соломина. В тебе появилось что-то такое... – Он наморщил нос, словно пытался вынюхать, что это может быть.
– От меня как-то пахнет? – насмешливо поинтересовалась она.
– От тебя пахнет деньгами, – сказал Павлик. – Я чувствую запах зелени.
– Я... – Лиза потянула носом, – тоже его чувствую. Только от тебя.
– Ну... – Он махнул рукой.
– Зелень у тебя в правом кармане. В бумажнике. Самый верхний листик – мой. Ты мне его приготовил. Но смущаешься предложить. – Она деланно засмеялась. – Все-таки старые знакомые. Но я возьму. За консультацию.
Павел смотрел на нее не мигая.
– Кла-асс. Ты просто класс, Лизавета. – Покачал головой и полез за бумажником. – Ну... – он пытался выдернуть другую бумажку. – Черт, куда она подевалась? Прилипла, что ли?
– Она сверху. Я вижу, – подсказала Лиза.
– Ладно, черт с тобой. Бери.
– А где спасибо? Сто долларов за консультацию – это просто подарок. По старой дружбе.
– Но ты, если я не ошибаюсь, получала у меня, когда работала в галерее, всего-то...
– Ага, две такие бумажки за месяц. – Она засмеялась. – Но тогда я ездила на метро. А теперь мой «пинии» хочет кушать. И потом, Павлик, я уже знаю, сколько ты и твои коллеги платят мужчинам за то же самое. Так что я тебе обошлась по дешевке.
– Понятно... Влияние твоего Стороженко...
– У нас взаимовлияние, – сказала Лиза. – Спасибо за чай. Еще один совет. Даю сверх суммы гонорара.
Он вскинул брови, ожидая какого-то выпада от Лизы. У него и прежде бывали с ней стычки.
– Говори.
Она подалась к нему через стол и тихо сказала:
– За такие деньги в следующий раз меня не зови.
– Принято, – с легкостью ответил Павел. – Позовем другого.
– Но имей в виду, если и дальше станешь продавать свои пляжные тапочки за резиновые дзори из Токио, – она кивнула на полку, – нарвешься на неприятности.
– Шлепанцы как шлепанцы, – он пожал плечами. – Сама знаешь, дзори – это прототип пляжных тапочек вообще. В них ходит весь мир.
– Обезьяна тоже была прототипом человека, – насмешливо заметила Лиза. – Но что-то никто не нанимает ее на работу в свою галерею. Ладно, я пошла.
– Погоди, – остановил Лизу Павел. – Что насчет них?
– Да ничего. Возьми и поскобли ногтем там, где нарисованы рыбки.
Он потянулся к паре резиновых тапочек и поскреб. Красная краска быстро поддалась, и оттуда выглянула надпись: «ГОСТ» и цифры, уходившие под синь рыбьего плавника.
Павел оторопело смотрел и молчал.
– До свидания. Не жалей стольника. Я спасла тебя от неприятностей большего размаха.
Она вышла и закрыла за собой дверь.
Еще недавно то, что Лиза сейчас проделала с Павлом, ей бы и в голову не пришло. Она проконсультировала бы его бесплатно, а потом мучилась своей несостоятельностью – ну какой из нее делец? Неудобно, свои... Но, слушая Славика и наблюдая за тем, как идут его дела, Лиза сказала себе: прежние правила игры остались в прошлом.
Что сделала она сейчас? Продала свои знания. Павел заплатил за них. А сам он продаст то, что она оценила, как качественные вещи. Получит за это деньги, к нему не будет претензий. Значит, ее знания помогут ему заработать. Все правильно.
Лиза выехала со двора и на Ордынке угодила в пробку. Перед ней стояли машины, в спину дышали машины... Но на своем «Паджеро» она чувствовала себя, как в броне. Не то что в «семерке», в правый бок которой въехала «Газель». Но, как говорят, всякий опыт полезен, кроме смертельного.
Тогда Лиза обнаружила удивительное свойство японского языка – он помогает выжить всегда и везде. Ей не забыть этого мужчину в коричневой кожаной кепке и через сто лет. Выскочив из «газели», он заговорил. Лиза, потрясенная, не могла понять ни слова. Казалось, он говорит на иностранном языке, которого она не знает. Но внезапно, сами собой, с губ сорвались японские слова:
– Асоко-э-ва икитаку аримасэн.
В общем-то ее ответ попал в точку. «Туда я идти не хочу», – означала эта фраза.
Трудно сказать, как перевел ее для себя «газелянин», но он потерял дар речи.
Лиза произнесла еще одну:
– О-таноми-ни наттэмо, муда дэс, – что означало: «Не просите, никак не могу».
Мужчина поднял руки.
– Все, все девушка. Согласен, согласен. ГАИ. Ожидаем...
Ту машину она продала и пересела на «Шкоду-фелицию». Красную, тихую машинку-мышку, но уж какую-то слишком робкую на вид. Ее Лиза быстро поменяла на старый рыдван, как говорил Славик. Этот рыдван назывался «геленваген» восемьдесят третьего года. Завидев его, все расступались. В нем наконец Лиза нашла свой тип машины – джип. И тогда к ней пришел «Паджеро-пинин».
Выехав на мост напротив кинотеатра «Ударник», Лиза решила прокатиться в свой любимый магазин на Смоленке. Она давно собиралась купить стринги черные и белые, чтобы надевать под брюки. Решила, что деньги, заработанные столь непривычным для нее способом у Павла, потратит так же лихо. Отдаст их без сожаления за узкие полосочки эластичной ткани, затейливо соединенные итальянцами.
3
Славик ушел. Лиза стояла на балконе двадцать второго этажа и смотрела в бинокль, как муж выходит из подъезда. Он был с непокрытой головой, светлые волосы недавно подстрижены и не колышутся под весенним ветром. Ему под ноги метнулась кошка, он пропустил ее, потом похлопал в ладони, как мальчишка, и животное, перемахнув через лужу, скрылось в кустах снежноягодника, которые высадили прошлой осенью вдоль газона, прямо с белыми плодами.
Вокруг пустых еще цветочных клумб стояла вода, но газон зеленел идеально ровный. Его уже подстригали косилкой мужчины в рыжих жилетах, и вся округа напитывалась запахом свежескошенной травы.
Когда Славик скрылся за поворотом, Лиза обшарила взглядом стоянку машин внизу и увидела свой зеленый джип.
Потом оглядела дальний лес, красные крыши коттеджей. Ладно, сказала она себе, кончай. Пора садиться за компьютер, сделать то, о чем просил Славик. Чтобы получить за работу «мужскую» ставку. Он совершенно прав. Есть женские ставки и есть мужские.
Лиза вернулась в комнату и услышала голос из радио.
– Завтра открывается японский салон... Прикладное искусство... – Дальше – хорошо знакомые фамилии. Тех, кто сделал себе имя за последние годы.
Поработать на подобных салонах Лизу Соломину приглашали еще в прошлом году. А в этом – нет. Ясное дело, ее исключили из круга. Точнее, поспешила поправить себя Лиза, она сама выпала. Что ж, так и должно было произойти. И теперь, чтобы войти в него, ей пришлось бы трудиться гораздо упорнее, чем прежде. Хотя тогда она разве что не ночевала на работе.
Но разве он ей нужен, этот круг, поспешила Лиза унять возникшее неудовольствие. Она не для того его покинула, чтобы рваться обратно.
Да, но ей даже не прислали гостевого приглашения, и она почувствовала легкий укол. Как будто комар засунул жальце в шею. Не получила даже самого обычного, которое присылают для создания приятной и значительной толпы.
Это тоже понятно – в старое дело пришли новые люди, они не знают ее имени. Лиза поморщилась. Да о чем она? И без того утомилась от приемов, на которые ходит со Славиком. Но терпит, это – для общей пользы...
– Ты уж постарайся, – говорил он ей совсем недавно.
Она старалась. Ради Славиной славы. Старайся, Лиза-подлиза. Таким, как ты, своей славы не видать. Только чужую.
Но Славик-то – ее? Значит, его успехи – это ее успехи. А его... работа – ее работа? Похоже, так.
Лиза положила бинокль на полку, оптика переливалась сиреневым светом. И эта вспышка высветила момент, когда Славик весьма грациозно указал ей на их нерасторжимое единство.
– Я хочу, чтобы ты надела это, – он протянул Лизе свою рубашку в красно-синюю клетку.
– Зачем? Она мне велика.
– Мне нравится старинный японский обычай, – говорил он, набрасывая на плечи Лизы рубашку. – Обменяться одеждой с возлюбленной в знак верности и любви.
– А как ты наденешь мою? – она засмеялась. – Ты в нее не влезешь.
– Но я забираю ее себе в собственность, – сказал Славик, взял с дивана белую рубашку, которую она носила дома, завязал узлом на животе. – Теперь и она моя тоже... Как ты.
Лиза надела его рубашку.
– Запомни, ты не можешь ее вернуть и не можешь забрать свою, – говорил Славик. – Потому что, по японским обычаям, вернуть подаренную одежду всегда означает полный разрыв. Поняла? – Он наклонился и поцеловал Лизу. Потом жестом фокусника из-под белой рубашки вынул стопку листов. – Я дарю тебе и вот эту работу. – Славик засмеялся. – Ты так здорово переводишь...
– Ага, и я не могу ее тебе вернуть, потому что запрещает древний японский обычай?
– Ты у меня очень сообразительная. – Он обнял ее и крепко прижал к себе.
Лиза взглянула на бинокль, поморщилась и унесла его в другую комнату, а вместе с ним и воспоминания.
Потом вернулась на кухню и подставила чайник под кран. Для вдохновения, а точнее, для того, чтобы смириться с жизнью за компьютером, она хотела выпить чаю.
Зазвонил телефон. Лиза поморщилась и сняла трубку.
– Алло? – бросила ровным, пустым голосом. Каким-то стерильным, как сама оценила бы его.
– Послушай, – голос Славика журчал, как льющаяся вода. Она протянула руку и закрыла кран. – Я забыл свою записную книжку. Найди ее и открой на букву «о»... Олег, без фамилии.
– Хорошо, перезвони. Я поищу. – Лиза положила трубку и пошла в кабинет.
Там внавалку лежали бумаги, книги, альбомы. Она знала, кажется, на ощупь, где находится записная книжка. Лиза стала чем-то вроде третьей руки Славика. Она безошибочно открыла на букву «о», вот нужное имя. Потом, желая освободиться от ожидания звонка, набрала номер мужа и продиктовала. Он, не произнеся ни слова, отключился.
Внезапно Лизе показалось, что вот так будет до конца дней. Но до него еще так далеко, потому что им даже не видна грань, за которой начинаются опасливые догадки – сколько еще осталось?
Телефон зазвонил снова.
– Запиши, пожалуйста, номер, – командным тоном произнес его коллега. – Пускай муж позвонит.
Лиза записала.
Да, вот так все и будет. И, словно желая подтвердить, что она не ошибается, телефонный звонок снова ударил по ушам.
Это был женский голос. Секретарша одного из клиентов.
– Лиза, вы знаете, он просил...
Она опять писала...
Ей захотелось выключить сейчас не телефон, а себя из этой жизни.
Лиза снова потянулась к крану. Она должна выпить зеленого чая. Он всегда примирял ее с жизнью.
Но телефон не собирался отставать.
– Алло? – сухо бросила она.
– Это Лиза Соломина? – низкий женский голос был требовательным и абсолютно уверенным. Настолько уверенным, что Лиза едва не расхохоталась. Обычно люди говорят таким голосом, когда долго готовятся к какому-то серьезному шагу. Она и сама так делает. Даже меняет тембр.
– Да, я Лиза Соломина. А вы кто?
– Не узнаёшь...
– Теперь узнаю, – засмеялась Лиза. – Ты Тамара Николаева.
– Была, – она тоже засмеялась, и Лиза почувствовала, как внутри разливается тепло. – А теперь я Тамара Грандль.
– Ух ты! Немецкоподданная?
– Ага. – В трубке стало тихо.
– Ты куда пропала? – спросила Лиза.
– Лиза, я просто не могу поверить, что нашла тебя.
– А... что тут такого? – насторожилась она.
– Я искала тебя в Австрии.
– Правда? – неуверенно проговорила Лиза. – Но...
– Потому что я хорошо помню – тебя приняли в школу дизайна. В Ферлахе. Я даже ездила туда.
– Ах, ты вот о чем, – Лиза почувствовала что-то похожее на запоздалое разочарование. – Не случилось, – она засмеялась, чтобы не добавлять слова. – А ты, стало быть, тогда уехала в Германию?
– Да, – сказала Тамара. – Я закончила аспирантуру в университете в Мюнхене и каждый день вспоминала тебя. Если бы не твое природное... нахальство, я бы никогда не додумалась и уж тем более не решилась на это. Но... ты, наверно, и в Москве делаешь дела? С твоей энергией и способностями. – В голосе Тамары слышалось неподдельное уважение.
– Ну... Да... В какой-то степени, – бросала в трубку ничего не значащие слова Лиза.
– Твой муж тоже, я слышала, японист?
– Да. Мы вместе работаем, – наконец нашлась Лиза. – А ты что тут делаешь?
– Герхард начинает бизнес с русскими, – сказала Тамара. – Я приехала с ним.
– У вас есть дети? – спросила Лиза.
– Двое. Они в Нюрнберге. У его родителей. А у тебя нет пока, да?
– Ты все про меня знаешь.
– Мне рассказал наш общий друг Павел Лобастов.
– А что он еще тебе рассказал?
– О, что ты рассекаешь на таком джипе... Что ты настоящая покорительница Москвы.
– Рассекаешь, – фыркнула Лиза. – Уже поймала словечко.
– А мне оно нравится. Не расплескивает суть.
– Никогда бы не подумала, что Павлик может так высоко меня оценить, – усмехнулась Лиза.
– Он сказал, что прежде недооценивал, – заметила Тамара. – Но ты ему что-то устроила, и он понял – такие высоко летают.
Лиза расхохоталась. Смех звучал совершенно искренне.
– Томка, если бы он узнал, что я купила себе в память о нашей последней встрече!
– Ты с ним встречалась? – удивилась Тамара.
– Конечно. Он же тебе сказал.
– И... что ты... купила? Он... он дал тебе деньги?
– Он отдал мне деньги, – Лиза подчеркнула слово «отдал». – Сто долларов за полчаса.
– Неплохая ставка, – фыркнула Тамара. – Так что ты купила на них?
– Стринги. Черные и белые.
– Стр... трусы?
– Ну да. Давно собиралась. Да было жалко столько выложить за них.
– Ох, – хохотала Тамара. – Вот здорово.
– Но я вынула из него не за то, о чем ты подумала.
– Он всегда был жмотом, чего бы это ни касалось. – В голосе Тамары появилась горячность. – Ты ведь знаешь, что мы с ним встречались, когда я училась на четвертом курсе. И он водил меня в кафе...
– Ну да?
– Помнишь, на Тверской появилось кафе с французскими кренделями? Все млели и пускали слюнки от одного запаха корицы.
– Помню.
– Он заставлял меня за себя заплатить. А потом лез целоваться. Я ему говорила – ты хотя бы заплатил за свое желание...
– Тебе хорошо в Германии? – спросила Лиза.
– Да. Мы живем в небольшом городке, мой муж из восточной части. Но его родители уже перебрались в западную, в Нюрнберг.
– Как интересно, – сказала Лиза.
– А ты что-то знаешь про этот город?
– Нет. Только из учебника истории.
– Отличница, – похвалила Тамара.
– Как и ты. Ты ведь тоже явилась в Москву с золотой медалью.
– Мы все были покрыты серебром и золотом, – заметила Тамара. – Правда, если поскрести золотое покрытие, то обнаруживалась разная толщина слоя.
– Ну ладно, – сказала Лиза. – Так что ты от меня хочешь?
– Встретиться и сделать тебе кое-какие предложения. Кое-что уточнить. Я думаю, ты поможешь мне вспахать целину...
– Ты будешь трактором или я? – насмешливо поинтересовалась Лиза.
– Наймем пахарей, но урожай весь наш.
– Имей в виду, мои расценки – европейские.
– Поняла. Но первое, что я тебе предлагаю, Лиза, чашку кофе и что-нибудь к нему.
– Ладно. Я пью все, кроме французского анисового партиса. Бр-р-р...
– Что, так противно, да? А французы сидят за рюмкой часами, – заметила Тамара.
– Меня в детстве перелечили от кашля анисовыми каплями.
– Понятно. Французов, наверно, лечили водкой, – хмыкнула собеседница. – Я угощу тебя, допустим, абсентом.
– Договорились. Он и у нас в моде.
– Еще бы. Вкус запретного плода.
– Наверно. Но полынных таблеток от кашля мне, слава богу, не давали. Так что я готова.
Лиза положила трубку. Славик не любил, когда жена бывала где-то без него. Она перестала ходить даже в гости к приятельницам, впрочем, у нее было столько работы, что и времени не нашлось бы. Но на встречу с Тамарой она готова бежать прямо сейчас.
С Тамарой Николаевой они жили в одной комнате в общежитии МГУ, в высотке, на пятнадцатом этаже. Та приехала из города Липецка, была хороша собой, ее глаза походили на глаза лани – такой же разрез, темные, блестящие. Высокая, даже по тем временам, когда ростом удивить стало трудно, она была хороша. Но если бы не Лиза, ее жизнь сложилась бы не так, как теперь.
Это Лиза написала за Тамару письмо и отправила по электронной почте в аспирантуру университета в Мюнхене, в Германии. Это она составила план работы, которая заинтересовала тамошних профессоров.
Лиза раньше других поняла, что на Западе будет интересно то, что способно принести деньги. Например, глиняная посуда в японском стиле, которая входила в моду после китайской. Профессор из Мюнхена вызвал Тамару на собеседование. И она уехала.
Сама Лиза тоже собиралась совершить, как говорила, рывок в Европу. По электронной почте затеяла переписку со школой дизайна в австрийском городке Ферлахе. И настолько заинтересовала одну даму-профессора, что та вызвала ее к себе и оплатила дорогу. Лиза предложила особый способ гравировки клинков, который придумала на основе японской гравировальной техники, изученной ею по старинным японским книгам. Австрийцы увидели коммерческий успех в этом методе и готовы были заполучить Лизу Соломину в студенты. Условия, ей предложенные, оказались райские. Обещали хорошую стипендию и оплату жилья.
Тамара, съездив в Мюнхен, вернулась с такими глазами, которые уже нельзя назвать глазами лани. Это были глаза совы – круглые от удивления.
– Лиза, они... они сумасшедшие, – тараторила она. – Или я. Так не бывает. Мне предложили тысячу долларов в месяц только за то, что я, понимаешь, я, буду учиться! У них! Они еще спрашивают, согласна ли я!
Тамара уехала... А Лиза – нет. Гибель родителей, встреча со Славиком перевернули все. Лиза увидела в этом молодом человеке то, чего ей не хватало тогда, – от Славика веяло покоем, уверенностью... И она написала в Ферлах, что в этом году не приедет.
Ей ответили быстро, что сожалеют, пожелали успехов. Но насчет следующего года промолчали.
Лиза сама понимала, от чего отказывается. Но то предложение, которое сделал Славик, сочла более заманчивым...
Наконец Лиза налила в чайник воды. Ожидая, пока она закипит, пыталась представить себе Тамару. И... себя рядом с ней.
Что ж, надо постараться, как любит говорить Славик.
