Текст книги "Последний фуршет"

Автор книги: Вера Копейко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

17

Лиза думала, что за время, проведенное в «Доме друзей», уже отстранилась от прошлого, в котором главным был Славик. Но сейчас, в полудреме утра, она искала его. Лиза ерзала на твердом матрасе, придвигаясь то к одному краю кровати, то к другому. Голое тело ощущало только крахмальность простыни. Она была жесткая, никакой шелковистой нежности. И нагрета только ее собственным теплом.

Лиза чувствовала, как горячий липкий пот покрывает живот и бедра. Как будто погружается в ванну, полную пенистой воды.

... – А ты приучила меня любить пенистую ванну, – услышала она низкий голос Славика.

– Ты до меня не любил плавать в пене? – Лиза нырнула в воду по самые уши, а он горстями сдвигал с нее белое воздушное покрывало. – Что ты делаешь? – она снова тащила на себя пушистые сугробики, которые пузырились, дышали, как живые, и как будто подглядывали.

– Я тоже хочу, – шептал Славик.

– Ч-чего же? – спрашивала Лиза, удивляясь, как дрожит тело в горячей воде.

– Подглядывать. Ты голая под пеной, – и он широким взмахом руки оголил ее грудь.

Лиза почувствовала, как от воспоминаний забилось сердце, ее бросило в жар, и она откинула одеяло. Тонкая ночная рубашка вздыбилась на груди. Под белым хлопком торчали напрягшиеся соски, а в голове звучал собственный голос и его.

... – Так ты никогда не плавал в пене? – спрашивала она, замирая под напряженным взглядом.

– Плавал, когда был маленький. Мама брала меня с собой в ванну.

– Она... брала тебя в ванну? Голая? – Лиза смеялась.

– Конечно, не в купальнике, – фыркал Славик.

– А ты тоже голый? – Лиза окинула его быстрым взглядом. Его грудь была в пене, а все, что ниже – под слоем чистой воды. Она втянула носом воздух, ей вдруг стало нечем дышать.

– Я был такой, как сейчас. – Он приподнялся, желая подтвердить свои слова, пенистая вода устремилась за ним, угрожая плеснуть через край.

– Нет, нет, нет! – Лиза протянула руки и толкнула Славика обратно. – Ты был не такой! – Она, не мигая, смотрела на его тело, и кровь приливала к щекам.

– Не тако-ой? – Он пожал плечами, а хлопья упали на зеленоватый кафель пола. – Я был ее маленький любимый сын. – Такую улыбку Лиза видела на лице мужа впервые.

Ей захотелось броситься к нему, обнять, прижать к груди и никогда, никогда не отпускать от себя.

А Славик продолжал:

– Мама была очень красивая. Ты чем-то похожа на нее. Только ты, конечно, изящней.

– Да ну? – Лиза почувствовала, как что-то, похожее на ревность, царапнуло ее. – По-моему, ты сейчас не смотрел на меня, а лежал с прикрытыми глазами.

Славик засмеялся:

– А я поднырну и рассмотрю. Все-все.

Лиза ударила ладошкой по воде, белое невесомое облачко прилипло к щеке Славика.

– Ты вот так, да? – Он протянул руки, схватил ее за плечи, и она вмиг оказалась под ним.

Горячие губы целовали ее шею, грудь. Она закрыла глаза, подставляя себя под этот огненный дождь. Его влажные руки скользили по ее телу, а пальцы, словно любопытные сноровистые мальки экзотических рыбок, обследовали все, что казалось прежде таинственным и недоступным.

Лиза охнула, когда Славик тесно прижал ее к своему боку. Она слушала прощальное бурчание воды, торопливо убегающей из ванны. Наконец открыла глаза и увидела его, настолько готового, что невольно вздрогнула...

«Да хватит же!» – рассердилась на себя Лиза. Когда Славик был рядом, тебе не хотелось ничего, ты поворачивалась к нему спиной в кровати, укрывалась своим, отдельным одеялом, а теперь готова лежать и вспоминать?

Лиза закашлялась. Она кашляла надсадно, как будто ей надо протолкнуть комок, застрявший в горле, а он не меньше теннисного мяча и такой же мохнатый. Наконец справилась с ним и вытерла слезы. Похоже, она еще не отошла от прошлой жизни, этот кашель тому свидетельство. Лиза села в постели и попыталась отдышаться.

Все, пора вставать, пора жить. Она посмотрела на часы на столе и больше не медлила ни секунды.

А в это время в беседке, увитой девичьим виноградом, Надежда Сергеевна смотрела на разлапистые листья, начинавшие багроветь. Они напоминали ей по цвету то, от чего сердце нырнуло вниз, потом снова возвратилось на место. Ничего, ничего. Все идет так, как задумано. Это хороший цвет для последнего приюта, теплый, не ярко-красный, не кумачовый...

Надежда Сергеевна улыбнулась. Вчера к ним зашла Лиза, когда Иван сидел за бумагой и писал. Он повел себя, как школьник, который читал на уроке книжку, а едва учитель вернулся в класс, спрятал ее под себя. Смешной. Интересно, он уже дописал? Она просила закончить. Жалуется, рука почти не слушается. Но ничего, осталось недолго...

Надежда Сергеевна услышала шуршание гравия на дорожке, и через секунду Ксения поднырнула под виноградный свод.

– Привет, – сказала она. – Я так и знала, что ты здесь. Медитируешь?

Какая чуткая, в который раз подумала Надежда Сергеевна. Что-то подозревает, но не знает что.

– Если мое занятие можно назвать столь модным словом, то да, – Надежда повернулась к подруге. – А вообще-то я сижу и любуюсь – какое хорошее утро.

– Тебе что-то прислали из Германии, я слышала? – спросила Ксения, внимательно глядя на нее.

– Ты уже зна-аешь, Ксана, – усмехнулась Надежда. – Тебе уже сказали.

– А как же, я должна знать о вас все.

– Да, прислали. Мой давний коллега вспомнил прошлое, – Надежда сделала ударение на слове «прошлое». Она хотела, чтобы Ксана сосредоточилась на нем. – Пишет, что нашел старые фотографии с конгресса археологов и рука сама потянулась к бумаге.

– Иван о нем знает? – полюбопытствовала Ксения и сощурилась.

– Ксана, – Надежда едва не расхохоталась. Получилось! – Он знает, но это совсем не то, о чем ты думаешь. – Даже сейчас она не могла лгать. Никогда не умела и повторила: – Мы просто коллеги. Он подал знак, что еще помнит меня, прислал знаменитый горький швейцарский шоколад. Хочешь?

– Швейцарский? – Ксения Петровна слегка нахмурилась. Это слово чем-то встревожило ее, но сейчас голова была занята другим, поэтому она отмахнулась от неясной тревоги.

– Он самый лучший, – заторопилась Надежда, вынула из сумочки плитку и раскрыла шуршащую фольгу.

Ксения Петровна взяла кусочек. Положила в рот, но не сосредоточилась на вкусе.

– Ага, а еще он тебе прислал что-то?

– Письмо.

– Ладно, – сказала Ксения. – Ты отдыхай, а мне пора. Привет Ивану. Он как?

– В порядке, – Надежда кивнула. – Сочинительствует, – добавила она и заметила, как дернулись губы Ксении. Но, похоже, ее занимали слишком срочные дела, и она не спросила, что именно сочиняет Никаноров.

– Мне пора, – Ксения встала.

– Пора, – тихо повторила Надежда Сергеевна, когда подруга вышла из беседки. Она почувствовала, как на спине выступил холодный пот. Привалилась к стенке и закрыла глаза.

Все хорошо, все нормально, говорила она себе. От шоколада во рту осталась горечь. Интересно... а они... горькие? Очень? Иван всегда любил горькое. Перец, аджику, горчицу – мысленно перечисляла Надежда Сергеевна. Знакомые, домашние слова успокаивали. Она тихонько, с облегчением в душе, засмеялась – Ксения не знает, что еще подруга получила в посылке.

Надежда Сергеевна отвела руку подальше от глаз, желая рассмотреть, который час. О, уже пора возвращаться к Ивану. Он наверняка закончил и ждет, чтобы жена прочитала.

Странно, думала Лиза, спускаясь по деревянной лестнице «Дома друзей», здесь никогда не пахнет болезнью или болью. Напротив, она ощущала какой-то удивительный запах, но что это – никак не могла понять.

– Ксения Петровна, никак не пойму, чем здесь так пахнет? – спросила она, войдя в кабинет. – Какой-то райский аромат.

– «Шанель номер пять», – бросила та.

– Что? – Лиза не поверила своим ушам.

– А почему ты удивляешься?

– Да нет, значит, у вас духи «шанель номер пять»? Не узнала.

– Нет у меня их, – Ксения Петровна покачала головой. – Зато есть мыло «шанель номер пять». Целая коробка.

– Вы смеетесь? Ваши... обитатели моются мылом «шанель»? Я знаю, сколько оно стоит. Сама принюхивалась в магазине «дьюти фри», в аэропорту.

– Нам твои магазины беспошлинной торговли не указ, – засмеялась Ксения Петровна. – Ты лучше посмотри, сколько оно стоит в центре Москвы.

– Тогда откуда оно у вас?

– Ах, Лиза, все просто, как сама жизнь, – насмешливо сказала крестная. – Ты знаешь, что такое обмен услугами?

– Да кто не знает, – фыркнула Лиза.

– И всякий знает, что дешевле расплачиваться тем, что ему легче всего достается.

– Вы хотите сказать, что вам кто-то прислал просроченное мыло? – не унималась Лиза.

– Нет. Наше мыло в полном порядке, – Ксения Петровна выпрямилась и отодвинулась от компьютера. – Просто я приняла в хоспис мать одного коммерсанта. Он поставляет из Парижа такое мыло. Для него нет ничего проще, чем привезти нам коробку его, а не мешок гречки. – Крестная вздохнула. – Легкой смерти хотят все, Лиза, и себе, и близким. Она – единственное, что уравнивает на земле и богатых, и бедных. Банально, но это так. Я думаю, любая истина, которую усвоили все, становится банальной.

– Вы говорите афоризмами, – фыркнула Лиза.

– Ты слышала про эвтаназию?

– Я... Да, что-то слышала...

– Понятно. Ты пока не думала о легкой смерти.

– Пока что я думала не о легкой смерти, а о легкой жизни, – сказала Лиза.

– Признак хорошего душевного здоровья, – похвалила Ксения Петровна. – Так вот, это слово означает легкий уход из жизни, то есть смертельно больной может переселиться в мир иной с помощью врача. Но мы пока не об этом думаем, а только о том, чтобы отсюда, из «Дома друзей», отправлялись если не в рай, то хотя бы из рая.

– А... мне можно помыться таким мылом? – спросила Лиза.

– Да ради бога, – Ксения Петровна засмеялась и кивнула на шкаф. – Бери. Но я хочу тебя кое о чем спросить.

– Скажу, если вы мне дадите второй кусок мыла. – Лиза засмеялась.

– Какая корыстная, – улыбнулась Ксения Петровна. – Ладно, скажи, ты хорошо подумала насчет развода?

– Точно так же вы спрашивали меня перед свадьбой, – заметила Лиза.

– Да. И ты уверяла, что вы любите друг друга. А сейчас – ты можешь сказать, что вы не любите друг друга?

– Нет, – быстро ответила Лиза.

Ксения Петровна сощурилась:

– Нет?

– Я не люблю ту жизнь, которая у нас со Славиком получилась.

Крестная молча смотрела на Лизу.

– Понимаю. Ты думаешь, что вы могли бы начать сначала...

– Не мы, – сказала Лиза. – То есть мы, но другие. – Она поморщилась. – Я думаю, вы меня понимаете.

Ксения Петровна медленно кивнула.

– Как будто, да. Славик перестал бы видеть в тебе свою маму, домоправительницу...

– Кухарку... – добавила Лиза.

– ...то есть прислугу, – подвела невидимую черту Ксения Петровна. – Да-а... Это на самом деле похоже на вулканический взрыв.

Лиза молча смотрела поверх головы Ксении Петровны и снова видела свою квартиру, в которой знала каждый квадратный миллиметр. Она видела компьютер на письменном столе, слышала слова Славика, видела его расслабленную позу на диване. Он щелкал пультом управления, а она «батонила», набирая его работу.

– Любовь, говорят, это сумасшествие. И те, кто это говорит, правы, – Лиза скривила губы. – Это точно, хотя раньше я так не думала.

– Ты считаешь, что вылечилась? – поинтересовалась Ксения Петровна.

– У меня просветление, – Лиза засмеялась. – Я хочу развестись. Прямо сейчас. А насчет вулкана вы правы. Хотя не знаете, как он устроен.

– А ты расскажи, – тихо произнесла Ксения Петровна.

– Представьте себе земную кору.

– Я представила тебя.

– В ней возникают трещины.

– Как в тебе, – Ксения Петровна поморщилась.

– По этим каналам и трещинам извергается лава, пепел, горячие газы, пар и сыплются обломки горных пород.

– Они обрушились на бедного Славика, и не только на него. Я читала в газетах о твоем взрыве на фуршете. Знаешь, что больше всего поразило репортеров?

– Что? – Лиза быстро посмотрела на Ксению Петровну. Сама она не читала ничего, что писали в светской хронике о происшествии в новом ресторане японской кухни.

– Что ты так нещадно давила... доллары.

– Доллары? – Лизины глаза стали похожи на две недозревшие японские хурмы. И по форме, и по цвету: круглые и бледно-зеленые. – Я не помню. – Она свела брови. В памяти возникли сиреневые кусочки скользких кальмаров, она снова ощутила хруст костей морского леща, поморщилась от запаха рыбьего жира, смешанного с уксусом и перцем. Покрутила головой. – Нет.

– Не в буквальном смысле слова, – наконец сказала Ксения Петровна. – Они имели в виду, что ты раздавила дорогостоящей еды не на одну сотню зеленых.

– Ах, вот вы о чем, – она скривила губы. – Больше всего мне жаль свои брюки. Соус забрызгал манжеты, и они не отчищаются.

– Ну конечно – своя рубашка ближе к телу. А вот хозяин печется о финансовых потерях, – Ксения Петровна произнесла это таким тоном, что Лиза уловила нечто...

– Он... Андрей Борисович, тоже ваш... клиент? То есть кто-то из его семьи, – быстро поправилась она. И, обращенная в прошлое, не заметила, как переменилось лицо Ксении Петровны.

– Нет, но и так можно догадаться.

– Так я продолжу, – нашла потерянную нить разговора Лиза. – Вулканы бывают действующие, уснувшие и потухшие.

– Ты тот вулкан, который не спит и уж точно не потух, – насмешливо заметила Ксения Петровна.

Лиза кивнула.

– По форме они тоже разные. Поэтому у одних извержение происходит из центрального отверстия, а у других – через трещины.

– Даже не знаю, к какому типу тебя отнести. По-моему, на фуршете ты соединила в себе оба. Фуршетники едва выбрались из-под завалов. Но бог с ними, главное, ты сама выжила. – Ксения Петровна смотрела на Лизу и удивлялась, как сильно она изменилась в хосписе. – Я рада, но мне знаешь чего жаль больше всего?

– Чего же? – настороженно спросила Лиза.

– Твои роскошные волосы. Ты их отрезала, – она покачала головой.

– Я отсекла прошлое. Чтобы оно не хватало меня за волосы.

Короткое каре чуть выше ушей придавало Лизиной фигуре энергию, напористость. Похоже, она себя чувствовала точно так, как выглядела. Куда подевалась женщина с печальным загнанным взглядом и решительно сжатыми губами? Теперь у нее другое лицо, и сама она другая.

Красивый овал, полные, словно припухшие от поцелуев губы. «А может быть, она с кем-то была?» – подумала Ксения Петровна. Лиза вернулась очень поздно, сказала, что ездила на свою дачу.

На ней были черные джинсы и черная ветровка, этот цвет прибавлял облику агрессивную энергию. Чувствуется, Лиза стремилась выглядеть именно так. Это посыл окружающим – а ну, расступитесь!

Ксения Петровна любила угадывать, что происходит с человеком. Крестница, понимала она, словно оборвала поводок, на котором засиделась, и сейчас хотела всего сразу.

– Так я ответила на ваш вопрос? – спросила Лиза.

– Да, теперь можешь взять мыло. Два, нет, три куска!

– Какая вы щедрая!

– Твой ответ был полным и убедительным. За него два куска. А за общеразвивающие сведения о вулканах я должна расплатиться? – Лиза засмеялась. – Открой, там целая коробка. – Ксения Петровна кивнула в сторону шкафа светлого дерева.

Лиза открыла дверцу и невольно отшатнулась. Потом придвинулась вплотную, будто собиралась в него влезть. Там было не только мыло «шанель», но и дезодорант этой марки!

– Вот это да... – восхищенный вздох, и больше ничего.

Лиза проплыла в бассейне кролем полтора километра, вылезла на бортик, ощущая себя тестом для сдобы, которое мяли, шлепали, добиваясь особенной нежности.

Она покрутила головой, сняла шапочку и очки и пошла в душ. Там намылилась мылом, которое взяла в шкафу у Ксении Петровны, и почувствовала себя, как в раю.

Потом выпила чашку черного крепкого кофе в своей комнате.

– О-ох, – простонала Лиза, переполненная какой-то новой радостью, и откинулась на спинку кресла. Сейчас она ощущала себя обновленной – тело чистое и невесомое, мозги ясные, просветленные.

Лиза закрыла глаза. Потом внезапно выпрямилась. Она же обещала зайти к Никаноровым. Надежда Сергеевна вчера увидела ее и сказала:

– Лиза, я не понимаю, что с моей орхидеей. Она как будто что-то чувствует... – Женщина смотрела вопросительно.

– Может, собирается зацвести, – предположила Лиза. – Но у нее почему-то не хватает сил. Я приду посмотрю.

– Приходи в двенадцать.

А сейчас без трех минут! С недосушенными волосами Лиза помчалась к Никаноровым.

А потом, напомнила она себе, надо ехать к спонсорам, Ксения Петровна просила. Они обещали одарить хоспис специальными прокладками и простынями, которые превращают влагу в гель, не оставляя никакого запаха. Теперь Лиза понимала, за счет чего существует удивительный «Дом друзей» и как удается Ксении Петровне управлять им. Она нашла профессионалов, хорошо им платила. А за это они выискивали законные способы сделать невозможное возможным.

Лиза постучала в дверь Никаноровых, но никто не ответил. Удивительно – Надежда Сергеевна всегда была пунктуальной. Постучала еще раз. Тишина. Она толкнула дверь и вошла.

Лиза стояла на пороге, не решаясь пройти дальше. Дверь гостиной была распахнута, в ней – никого.

Она посмотрела направо – там спальня. Почувствовала, как руки внезапно похолодели. Сделала шаг, другой и повернула желтую, под золото, ручку.

– О господи! – воскликнула Лиза и хотела побежать туда, к ним. Но икры ног задрожали так, что она ухватилась за косяк.

Штора на окне отодвинута наполовину, в комнату заглядывал клен с красными листьями, он смотрел прямо... на них.

Лиза почувствовала, как горло сдавило. Только вчера она рассказывала Надежде Сергеевне, как японцы умеют любоваться осенними листьями клена.

А... Никаноровы тоже... любовались... перед тем, как?..

Сейчас они оба лежали на заправленной кровати одетые так, будто собрались гулять. Они держались за руки. Их лица были спокойны.

Лизина рука метнулась ко рту. Нет, не надо кричать, сказала она себе. Провела ладонью по волосам и быстро отдернула. Мокрые. Почему мокрые? Ах да, она купалась в бассейне, ее тело радовалось, наслаждалось движением. А они в это время... ушли?

Лиза глубоко вздохнула и сделала еще шаг.

На тумбочке белел лист бумаги. «Тому, кто найдет нас первым», – было написано крупными буквами. Рука Ивана Михайловича. Почти каллиграфический почерк, так может писать только мастер вроде него.

Лиза протянула руку и взяла лист.

«Завещание», – написано на верху страницы.

Лиза прочла и посмотрела в окно. Она увидела, как легкий ветерок бросил друг на друга два красных листа. Они замерли, соединившись.

Как замерли навсегда те, кто лежал на кровати.

Эти двое завещали все, что у них было ей, Елизавете Николаевне Соломиной.

18

– У нас летом никто не умирает, – говорила Ксения Петровна. Они с Лизой сидели у камина в ее кабинете. Прошло сорок дней после смерти Никаноровых.

– Кому хочется расставаться с красотой, – подала голос Лиза.

– А сейчас начнутся затяжные дожди, – вздохнула Ксения Петровна. – Никаноровы... – она покачала головой, – выбрали удивительно светлый день, другого такого не будет.

Лиза кивнула. Дождь шел с самого утра, он и сейчас омывал калиновые гроздья за окном.

– Ксения Петровна, – сказала Лиза, – но как два человека могли умереть вместе? Хорошо, я понимаю, у них один диагноз, но ведь организм-то разный?

– Такое бывает, – тихо произнесла Ксения Петровна.

– Без... чего-то? Без таблетки? Без... укола?

– Ты хочешь спросить, не дала ли я им яду? – насмешливо поинтересовалась она. – Нет. Я думаю, они завели свои биологические часы на определенное время.

– Невероятно.

– Бывают пары, настолько проросшие друг в друга, что становятся единым организмом.

– Как сиамские близнецы? – насмешливо заметила Лиза.

– Ты даже сама не понимаешь, насколько это точно, – кивнула Ксения Петровна. – Что главное в достижении любой цели? – Она внимательно смотрела на Лизу. Та молчала. – Сила концентрации. Один мой знакомый доктор давно занимается со спортсменами. Те, с кем он работает, опережают других, как теперь говорят, на порядок. А что сделал с ними он? Научил на старте думать только о финише, и ни о чем другом.

– Так просто? – Лиза недоверчиво вскинула брови.

– В том-то и дело, что непросто. Но если этим овладеть – победа твоя. Во всем, в чем ты сама захочешь.

Лиза хмыкнула:

– Он и вас научил?

– Пытался. Учил, – она улыбнулась. – Но я... я не захотела концентрироваться на том, на чем он просил.

– Его спортсмены... бегают?

– И еще гребут, – усмехнулась Ксения Петровна.

– Деньги? – спросила Лиза.

Ксения Петровна засмеялась:

– Ты имеешь в виду призовые? Да, и их тоже. Но я о спортсменах-гребцах.

– Ах, простите.

– Не извиняйся. Гребут – сегодня слово-символ. На него у всех одинаковая реакция.

– Так что же ваш доктор?

– Он, конечно, отбирает тех, кто способен на подобную концентрацию. Не только длинные руки и длинные ноги делают спортсмена чемпионом. – Лиза фыркнула. – Почему такая реакция?

– Вы... очень хорошо знаете его систему... или... самого доктора? – Лизины глаза заблестели.

Ксения Петровна посмотрела на нее:

– Он был моим любовником, Лиза. Эвфемизмы ни к чему. Я могу сказать об этом прямо. Я многому у него научилась, – добавила она.

– А где он сейчас?

– Его пригласили в Австралию. Работает с командой гребцов-юниоров. Успешно.

– Вы скучаете по нему?

– Нет. Я никогда ни по кому не скучаю. Я самодостаточный человек.

– Я тоже, – сказала Лиза.

– Нет, – Ксения Петровна покачала головой. – Такие, как ты, не бывают самодостаточными. Тебе нужно восхищение. Пока Славик тобой восхищался, ты оставалась с ним. А когда он привык и перестал, ты ушла. – Лиза молчала. – Так вот, возвращаюсь к тому, с чего начали. Я повторю: концентрация – главное. Ее можно направить на жизнь, а можно на смерть. О таких, как Никаноровы, стоило бы написать большой научный труд.

– Я не знаю, хорошо ли, как они, соединиться даже в смерти, – проговорила Лиза, обхватив себя руками, как будто ей стало зябко.

– Выпей немного, – Ксения Петровна кивнула на почти нетронутую рюмку водки, настоянной на хеномелисе, японской айве. Она была золотисто-желтого цвета.

Лиза нехотя потянулась к ней и подняла.

– Неплохо, – одобрительно сказала она. – Не зря говорят, что это напиток для эстетов.

– Мне тоже нравится, – Ксения Петровна отпила. – Я за свободу каждого, – добавила она, продолжая начатую тему.

– Знаете, чему я всегда удивляюсь? – Лиза смотрела на Ксению Петровну с восхищением.

– Чему?

– Вы всегда в себе.

– То есть? Ты хочешь сказать – я себе на уме или, напротив, погружена в себя?

– Нет. Я о другом. Вы всегда уверены в себе.

– Тренировка. – Ксения Петровна говорила с расстановкой, словно анализировала, что позволяет ей быть такой, какой ее видит Лиза. – Опыт. Вера.

– Расскажите.

– Да все просто.

– Не может быть.

– Может. Чего проще – перед тем, как выйти из дома, я заставляю себя смотреться в зеркало и нравиться.

– Это нетрудно, – Лиза махнула рукой. – Вы прекрасно выглядите.

– Спасибо. А днем я смотрюсь мельком, только убедиться – все ли в порядке. Я до вечера к этому беспощадному стеклу близко не подхожу.

– Ну да! – недоверчиво бросила Лиза.

– Смотреться в него – значит постоянно мучиться вопросом, как я выгляжу. Если я себе не нравлюсь, у меня пропадет уверенность в собственной безупречности. Дотошные англичане провели исследование и обнаружили, что женщины, которые занимаются фитнесом в зале с зеркальными стенами, устают больше, чем те, кто не смотрится в него во время занятий. Это понятно – когда не видишь быстрых перемен к лучшему, настроение портится.

– А... – начала Лиза, потом закрыла рот.

– Говори, говори...

– А... делают зеркальные потолки в спальне. Тогда они зачем?

Ксения Петровна бросила на нее быстрый взгляд и сказала:

– Это возбуждает, если само занятие и ты в нем – нравятся. Ты сделала такой потолок в Крылатском? – она сощурилась.

– Не успела, – хмыкнула Лиза.

– Ничего, успеешь, – насмешливо бросила Ксения Петровна.

– Хорошо. Дальше... рассказывайте.

– Я никогда не думаю о своих изъянах и никому не советую. Твои недостатки люди не замечают, пока ты сам не обратишь на них всеобщее внимание. Да и сама, чем меньше о них думаешь, тем лучше себя чувствуешь. Но я считаю, их следует превращать в достоинства.

– Например?

– У тебя длинные руки. Не заняться ли профессионально греблей?

Лиза расхохоталась.

– Лучше стать банкиром.

– Почему бы нет?

– Понятно. Но, знаете, я все же никак не могу взять в толк, – Лиза покрутила головой, челка упала на лоб, – почему Никаноровы решили все оставить мне?

– Подумали, что ты сообразительная, догадаешься, что делать с их домом и мастерской?

– Что при моем образовании у меня получатся хорошие оградки для могил и наборы для каминов? – Лиза поморщилась.

– Могу подбросить заказы, – усмехнулась Ксения Петровна. – Но если серьезно, Никаноров, я думаю, делал не только их. Я знаю точно, что Ивану заказывали и ножи, и...

– Гм, – неопределенно произнесла Лиза. – Мне показалось, его работники примеряли на себя эту мастерскую. Помните их на похоронах? Их обещания продолжить дело?

– Нет сомнений. На их месте я тоже прикинула бы, как она на мне сидит. – Ксения Петровна усмехнулась.

– А значит, я должна подготовиться...

– К не самому торжественному приему. Женщины-молотобойцы уже в прошлом, Лиза. Было время, когда они являлись «женщиной моей мечты». – Она засмеялась. – Да ты и не тянешь на молотобойца.

– А на их хозяина? Точнее, хозяйку? – Лиза расправила плечи.

– Тоже нет, – крестная вздохнула, – сейчас на женщину смотрят совершенно определенно...

– Как на кухарку, – бросила Лиза, чувствуя, как изнутри поднялся жар. «Надо же, до сих пор не улеглось это противное чувство», – подумала она.

– Не только. Идеальная женщина для нынешнего мужчины, – говорила Ксения Петровна, – это продолжение его тени. Она должна жить подле него, ради него, исполнять все желания и радоваться его вниманию. Это единственно возможный для нее способ самореализации.

Лиза скривилась:

– Это я уже проходила.

– Нет, ты сбежала раньше, – улыбнулась Ксения Петровна.

– Но я стирала, убирала, варила...

– ...кормила, покупала одежду и еду, удовлетворяла мужа в постели, служила предметом гордости перед друзьями и коллегами...

– ...всегда помнила, где он оставил свой журнал, взял ли с собой ключи, документы, деньги. Ухаживала за ним, когда он болел...

– Но ты не выполнила основное назначение женщины в социуме, а это – рождение детей. Если у женщины нет ребенка, не важно почему, она ничего не стоит в глазах мужчины. Второй сорт, – Ксения Петровна иронически скривилась. – Никакие успехи ни в чем не прибавят ей цены ни на грош.

Лиза усмехнулась.

– Вряд ли мои кузнецы способны выковать у себя в голове такие мысли, – заметила она.

Ксения Петровна пожала плечами:

– Да нет, конечно. Им такого не придумать. За них потрудились другие мыслители, но именно их чувства и представления послужили основой для кратчайшего резюме: баба.

– Вы просто заткнули бы за пояс составителей толковых словарей, – фыркнула Лиза. – Я так и вижу: «Женщина». А дальше – «Она же баба». Далее по тексту, который вы только что произнесли.

– Но, Лиза, это правда. Между прочим, твоя умная мать догадалась обо всем сама.

– Моя мать?

– Да, – произнесла Ксения Петровна. – У тебя была очень умная мать.

– Что же было в ней такого умного? – спросила Лиза.

– Она уловила то, что я тебе сказала. Точнее, все, что мы с тобой сказали друг другу только что. Она хотела ребенка, потому что подсознательно ощущала, как мужчины смотрят на женщину без детей. Любой из них, давая себе в том отчет или нет, спрашивает любую женщину мысленно: ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? Вот и все. А остальное – виньетки. Обрати внимание, что в рекламе повторяется чаще всего? Все эти дезодоранты, помады, лаки для волос, которые обещают сделать женщину ароматной, желанной, счастливой, благополучной? Какая у них форма? Что она тебе напоминает, а?

– Одно и то же, – усмехнулась Лиза. – Мужские прелести.

– Значит, все женское счастье зависит от того, насколько она нужна мужчине, а секс становится смыслом жизни. Понимаешь?

Лиза молчала. Она смотрела на Ксению Петровну, которая от водки расслабилась, говорила таким тихим голосом, как говорят люди, хорошо обдумавшие все, что произносят.

– Как будто секс – высшая награда, на которую женщина может рассчитывать на земле, а фаллос – инструмент, которым мужчина осчастливит ее. Знаешь, выхожу я как-то из метро, хорошо одетая, причесанная, но печальная. И вдруг слышу: «Хочешь, я тебя трахну?» Поднимаю глаза и вижу какого-то непромытого, непробритого, непроглаженного мужичонку. Даже тако-ой, – Ксения Петровна покачала головой, словно до сих пор не избавилась от удивления, – решил, что он может меня осчастливить, прогнать мою печаль. Потому что у него есть то, чего нет у меня!

– Вы ему, конечно, все объяснили? – спросила Лиза со смехом.

– Нет. Я сказала ему: «Спасибо, ты мне уже помог». Это была чистая правда. Потому что внезапно до меня дошло, почему он так сказал. И он ведь не собирался меня обидеть. – Лиза засмеялась. – Твоя матушка, Ирина, очень хотела ребенка и была права.

– Но мама жаждала стать вулканологом... Она им стала, а я столько времени провела дома одна... Конечно, она могла бы не работать, папа предлагал ей...

– Я о том и говорю, что твоя мать была мудрая. Она вовремя поняла еще одно: невозможно реализовать себя, полностью подчинившись мужчине.

– Как я, да? – спросила Лиза и печально улыбнулась.

– Теперь ты этим займешься, – насмешливо бросила Ксения Петровна. – Как говорил мой первый муж, все будет так, как должно быть, даже если будет не так. И с этими словами удалился. А я занялась делом. Валентиновка с ее кузницей – сигнал тебе...

– Да, я понимаю. Но все-таки не могу поверить...

– Считай, что Никаноровы тебя просто полюбили, – сказала Ксения Петровна и решительно выпрямилась.

– Вот так взяли и полюбили? – Лиза насмешливо смотрела на Ксению Петровну. – Не верю.

– Не веришь, что тебя можно полюбить? – поддразнивала ее крестная.

– Оставить мне дом в Валентиновке, мастерскую, деньги? Все, что у них было, только из симпатии к незнакомому человеку?

– Но, заметь, они поставили свои условия.

– Но они для меня не обременительны, – Лиза покачала головой.

– Ты не можешь ничего продать в ближайшие три года. Ты не изменишь профиль мастерской, а только вправе расширить его. Я бы сказала, они сделали подарок не только тебе, но и себе... Сама знаешь, у них никого не было. Это крест, который ты...

– Я согласна нести этот крест, – Лиза улыбнулась. – Как странно все-таки, да? Мои вожделенные клинки подошли ко мне вплотную. Они окружили меня. – Она растопырила пальцы и сжала в воздухе невидимый шар. – Мой отец собирал коллекцию, я изучала японские мечи, а когда ссорилась со Славиком, ехала в библиотеку и читала о них. Это меня успокаивало.

– Какая воинственная особа, – хмыкнула Ксения Петровна.