Текст книги "Имеющие Право (СИ)"

Автор книги: Вера Семенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

– Это такие тайные магические знаки? – уточнил Фейзель.

– В принципе это просто древний алфавит. – Эстер постаралась быть честной. В любом случае ей пришлось довольно сильно рыться в памяти, так что казалось, она физически ощущает, как в голове с трудом провернулись какие-то шестеренки. – Хотя многие им приписывали разные свойства вроде влияния на жизнь и здоровье людей и предсказание будущего.

– И что она означает?

Эстер запустила в волосы пальцы второй руки, отчего пряди окончательно растрепались и встали дыбом, претендуя на независимость друг от друга.

– Если я правильно помню… перемены… переход из одного мира в другой… потустороннего мира… какие-то потери в обмен на приобретение… в общем, ничего хорошего.

– Фотография сделана в штаб-квартире Мультинационального банка, – бесстрастно заметил Гирд Фейзель, откидываясь на спинку кресла. – Точнее, в золотохранилище.

Эстер пожала плечами.

– Да, случай поистине неординарный. Обычно служба безопасности если что и читает, то журналы с несколькими "иксами" на обложке. Ну, проведите обыски и прикажите уволить того. у кого обнаружите книжку "Основы белой и черной магии". Вы же не станете меня уверять, что из-за рунического колдовства на вашем Голден-Айленде раскрылись ворота в иные миры, и оттуда толпой хлынули покойники, претендующие на ваш золотой запас?

– Я поменял персонал, включая вице-президентов банка, во всей штаб-квартире десять раз. При каждой новой фазе луны этот знак появлялся вновь.

– И дальше? – Эстер невольно затаила дыхание.

– Дальше ничего, – Бессмертный Фейзель чуть пожал плечами. – если не считать того, что на прошлой неделе то же самое возникло на стене моей резиденции.

Он вновь щелкнул ногтем по фоторамке. Все та же вывихнутая буква "С", нанесенная, судя по всему, той же рукой, красовалась теперь на другой стене, рядом с каким-то шедевром мирового искусства.

– Ну что же, – Эстер слегка подождала продолжения, но его не последовало. – В конце концов, это же не огненные письмена, и гласят они отнюдь не "мене, мене, текел, упарсин". Так что особой проблемы я не вижу. Хотите, я научу ваших слуг, как чертить руны, призывающие богатство и удачу, и они будут каждый раз их пририсовывать рядом?

– Нет, я хочу не этого. Я хочу, чтобы вы попытались поговорить с теми двоими, которые периодически ко мне наведываются. Кстати, всегда на следующий день после появления на стене этой вашей… потусторонней руны.

– Какими двоими?

– В штаб-квартире банка их тоже видели, но сфотографировать ни разу не удалось. – Фейзель нажал на рамку, вызвав на экран ряды строчек. – Почитайте, это записи показаний охраны. Они полностью совпадают с тем, что я видел несколько раз своими глазами, только гораздо больше деталей подмечено, поскольку за это я им и плачу.

– Если я не ошибаюсь, – Эстер не спешила придвигать к себе рамку с экраном, – вы также платите охране за то, что она всегда может убедительно побеседовать с нежелательными для вас посетителями. Зачем для этого я?

– Прочитайте сначала, – Великий Бессмертный раздраженно постучал пальцами по столу.

"Несанкционированно проникший в хранилище банка мужчина был очень высокого роста, около двух метров, худощавого телосложения, с очень светлыми, почти белыми волосами, бровями и ресницами, очевидно, выкрашенными. При первом взгляде на него казалось, будто от его фигуры исходит сияние. Верхние зубы у него были из какого-то сверкающего металла, вероятнее всего из белого золота. Он обладал очень острым слухом – услышал шаги моего напарника через пять этажей. В руках он нес какой-то странный вытянутый предмет, по форме напоминающий рог, старинной и на первый взгляд очень дорогой работы, с камнями в оправе. С ним появлялась женщина – с очень красивым, но грустным лицом и волнистыми волосами. Ее кудри тоже блестели, как золото, а по щекам иногда текли слезы. В руках она держала что-то вроде поводьев от упряжи, к которой были привязано несколько больших кошек, с короткой пушистой шерстью и зелеными глазами".

– И вы утверждаете, что тоже их видели? – Эстер подняла взгляд на Фейзеля. Выражая свое отношение к нелепости этого мира, она чаще всего использовала два выражения – прищуренные глаза, и рот иронически скошен, или брови подняты, и глаза широко распахнуты от удивления. Сейчас она использовала второе, но находилась в полной готовности перейти к первому. – Да простит мне заранее Великий Бессмертный, если ему придутся не по душе мои слова. Ваши видения – хорошо изготовленная мистификация.

– В каком смысле?

– Герои ваших грез полностью повторяют черты двух… как бы это правильнее назвать… языческих северных богов. Его зовут Хеймдалль, а ее Фрейя. По крайней мере, я не знаю других, кто трубит в рог и ездит на колеснице, запряженной кошками. Правда, в мифологии они никогда не путешествовали по миру вместе, и это говорит о том, что авторы образов знакомились с первоисточником довольно поверхностно и уделяли чрезмерное внимание внешним атрибутам. Вас устраивает такое объяснение?

– Нет, не устраивает! – Гирд Фейзель вскочил на ноги, поразив скоростью, с которой ему удалось покинуть глубокое кресло с откинутой спинкой. "Интересно, – с философской завистью подумала Эстер, – если бы мне было семьсот лет, то меня, наверно. пришлось бы с этого кресла соскребать". – Что значит – мистификация? Вы соображаете, что говорите? Кто посмеет мистифицировать Бессмертного Первого Круга?

. – Возможно, другие Бессмертные Первого круга, – Эстер изобразила невинную улыбку.

– Госпожа Ливингстон, – Фейзель остановился прямо перед ней, и Эстер отчетливо поняла, что непривычные люди вполне искренне могут падать на колени под этим взглядом. Правда, часть своей силы он сейчас истратил на легкое раздражение от того, что Эстер продолжала сидеть. – Вы еще не ходили в Дом Бессмертия, и многого не знаете. Но поверьте мне пока что на слово – те, кто прожил несколько сотен лет, не станут совершать подобные глупости, а тем более по отношению друг к другу. Великих Бессмертных в мире сейчас двадцать три, и все мы друг друга терпеть не можем, но это единственные существа, с которыми я ощущаю свое родство. А вовсе не со своими многочисленными потомками, из которых добрая половина – совершенные ничтожества. Вы поняли?

– Не очень. Но приняла к сведению как нечто, не требующее доказательства. Жаль только, что другого объяснения у меня для вас нет. Вы же не верите в древних богов? И вообще в какие-либо божественные силы.

– А вы?

– Вы всерьез хотите это узнать?

– Мне вообще довольно интересны ваши мысли, – неожиданно заявил Фейзель, медленно опускаясь обратно в кресло. – Вы сейчас стоите на грани, которую в свое время мы прошли слишком быстро и совсем по-другому, не задумываясь и не сознавая, что над этим надо задумываться. Почему, кстати, вы так долго тянете с воплощением Права?

– А вы сначала определитесь, Великий Бессмертный, на какой вопрос мне отвечать, – тему полученного Права Эстер настолько не любила, что от иронии переходила к открытой грубости. – Про веру в богов или про непростительную неявку в Дом Бессмертия? Что касается первого, то у меня есть смутное ощущение, что вы сами как раз претендуете на роль богов, управляющих миров. Но верить обычно хочется в добрых богов, или хотя бы в симпатичных.

– А нас вы таковыми не считаете?

– С другой стороны, – продолжала Эстер, задумчиво поворачивая фоторамку, – те славные ребята, которых я долго изучала в свое время в старинных легендах, тоже не были образцом добродетели и гуманизма.

– Странно, мне не докладывали, что вы страдаете помешательством, – Фейзель настолько удивился, что это даже отразилось на его лице. – Человек в здравом уме не стал бы говорить мне таких слов.

– Вы же сами хотели узнать мои мысли. Вам интересно, что чувствует получивший Право и вместе с тем свободный от всего, что может его привязать надолго? Мне даже не надо оставлять никаких распоряжений об имуществе – его у меня нет. И никому не надо сообщать о моей участи – тоже очень удобно.

– Допустим, вы немного лукавите, госпожа Ливингстон, – Фейзель придвинул рамку к себе, чтобы вновь поменять изображение. – Взгляните. Можете даже оставить себе на память.

Она узнала "Ройял Сапфир", один из лучших отелей Нью-Йорка, в котором самой довелось останавливаться только дважды, и оба раза благодаря взбалмошному заказчику. У входных колонн, наполненных плывущими пузырьками света, вполоборота стоял темноволосый человек, то ли дожидаясь спутников, то ли разыскивая кого-то взглядом в толпе. Ветер раздувал его волосы, а слегка растрепанная прическа ему всегда особенно шла – лицо со скульптурными чертами невольно молодело лет на десять. Эстер невольно вспомнила, что последний раз, три месяца назад, они тоже виделись на ступенях отеля, правда, не настолько роскошного и совсем далеко отсюда, но она могла наизусть повторить каждое слово, что было тогда произнесено.

Только слова, увы, были совсем не клятвами в вечной любви.

– Мне кажется, что карьера господина Гарайского только начала постепенно восстанавливаться, – Великий Бессмертный чуть наклонил голову набок, любуясь сменой выражений, пробегающих по лицу Эстер. – Будет грустно, если ему опять помешают. Не говоря уже о том, как хрупка жизнь человека вне круга…Вы помните, госпожа Ливингстон, что я просил вас сделать?

– Да, – Эстер длинно сглотнула и выпрямилась. – Вы хотели познакомиться поближе со своими странными визитерами. И рассчитываете, что я сумею войти к ним в доверие.

– Необъяснимые явления меня раздражают, – Фейзель вновь откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, а это означало, что беседа близится к концу. – Все в этом мире поддается влиянию, даже ваша дерзость, как выяснилось. Вот и найдите, как повлиять на эти видения. Послезавтра новолуние, и я жду вас у себя. Кстати, для вас заказан номер в "Ройял Сапфире". Может передать господину Гарайскому, что я ценю его дипломатические усилия, хотя он мог бы больше учитывать интересы Мультинационального банка в своем новом проекте.

Эстер поднялась, не утруждая себя вежливыми прощаниями, и невольно перевела взгляд на песок под ногами, по которому последнее время задумчиво водило носком ботинка. Линии, возникшие среди сверкающих белых песчинок, отчетливо складывались в подобие надломленной буквы "С".

Настоящих сумерек в Нью-Йорке не бывает, только свет бесчисленных экранов становится ярче, и в звучании городского шума возникают ноты легкой расслабленности. Эстер брела по широкому тротуару, вновь засунув руки в карманы. Она села в кресло самолета почти сутки тому назад, но на этом берегу океана только начинался вечер, и в сон ее совсем не тянуло, так что даже не пришлось глотать привычные для вечных путешественников таблетки. Со стороны бледная сероглазая девушка с медными волосами, выглядящая отчетливо нездешней и привлекающая заинтересованные взгляды, казалась сосредоточенной на какой-то одной мысли. В общем так оно и было, но Гирд Фейзель был бы в очередной раз разочарован, если не сказать раздражен поведением своей непокорной гостьи – размышления Эстер вертелись не вокруг поставленной перед ней миссии. И даже не были посвящены обдумыванию последствий аудиенции у Великого Бессмертного. Она то и дело просовывала правую руку подальше в карман пальто, чтобы избежать искушения послать Вэлу вызов через хэнди-передатчик. И все усилия ее интеллекта уже довольно долго сводились к решению вопроса о том, нужно ли это делать. Будучи человеком вне круга, он никогда не смог бы вызвать первым кого-либо из Имеющих Право, не говоря уже про Бессмертных… А она терпеть не могла набирать его хэнди-код, поскольку это каждый раз недвусмысленно указывало, что ко всем препятствиям между ними – расстоянию, возрасту, семейному положению – добавилось еще одно, совершенно ошеломляющее. И добавил его он сам, не поинтересовавшись даже ее мнением на этот счет.

Эстер вовсе не хотела устраивать себе вечер воспоминаний, но они приходили сами, накатывая волнами, отгораживая от возни и толкотни огромного города. "Стелла, послушай. – в очередной раз устало произнес голос Вэла в ее голове. – Право Бессмертия все равно встало между нами, если бы я не отдал его тебе, Бессмертным был бы я, какая разница?" "Огромная! – закричала она тогда, бегая по комнате. – Мужчины-Бессмертные спокойно могут снисходить до смертных женщин, на них стандартные законы морали не распространяются. А женщина-Бессмертная должна беречь свой высокий статус и не опускаться до связей с людьми вне круга. Думаешь, я не понимаю, зачем ты это сделал? Чтобы я от тебя наконец отвязалась и перестала мешать твоей счастливой семейной жизни!" "Я хотел, чтобы ты была счастлива, Стелла. Ты этого достойна гораздо больше, нежели я. Я хотел… Да что тебе говорить, если ты ничего понимать не желаешь?" 2Разумеется! – она гневно фыркнула, уперев руки в бока. – Нам как будущим небожителям совершенно непонятны глупые желания ничтожных смертных. Какой, в самом деле, у нас может быть общий предмет для беседы?"

Эстер взмахнула рукой, сжатой в кулак, словно в такт своим словам, и с силой наступила кому-то на ногу, не сразу осознав, что она не наедине с Вэлом в его кабинете шесть лет назад, а на многолюдной улице Нью-Йорка. Затем до нее постепенно дошло, что пострадавший от ее каблуков стоит на дороге, более того – загораживает ее и уходить не собирается, а для верности даже слегка придерживает Эстер за отворот пальто.

Она подняла глаза, но ничего особенного примечательного перед собой не увидела. На вид лет шестнадцать, стриженый ежик пегих волос, отрастающих в беспорядке. Глаз не разглядеть как следует за стеклами, одно из которых оранжевое, другое зеленое. В ухе массивная серьга с подвесками чуть ли не до плеча. Каждый второй в нью-йоркской вечерней толпе, бродившей по улице без конкретных занятий, выглядел похоже. Но мало кто рискнул бы подойти к Эстер ближе, чем на несколько шагов – аура Имеющей Право, отдающаяся покалыванием и волной холода в хэнди-передатчике, была слишком очевидной.

– Вечер слишком удался? – недружелюбно спросила Эстер, тщетно пытаясь найти глаза за очками своей неожиданной дорожной помехи, но будучи уверенной, что взгляд его расплывается от кайфа. – Хочешь испортить себе его продолжение?

– Ты, засунь, Эстер, правильно? – голос был по-юношески хрипловатый.

– Ну и? – довольно давно в общении с людьми она придерживалась крайней лаконичности, но видя, что подросток убраться прочь не торопится, прибавила: – Автографов я по четвергам не даю.

– Пойдем со мной, – ее собеседник похвастаться вежливостью мог еще меньше, поэтому ему пришлось некоторое время порыться в памяти, чтобы как-то украсить свою речь: – Пожалуйста. С тобой, засунь, поговорить хотят.

– Ты в курсе, что бывает за попытки мешать таким, как я? Не говоря уже о, – тут Эстер перевела взгляд на его руки, – попытке физического контакта без моего разрешения?

Парень усмехнулся, демонстрируя два сломанных зуба.

– Так ведь ты Департамент, растудыть, надзора звать не станешь.

– Уверен? – холодно осведомилась Эстер.

– Ты Эстер Ливингстон. Мне твою фотку показывали.

– А что, на ней была пояснительная надпись: "Никогда не сдает полиции наглых юнцов"? Должна тебя разочаровать – мне незаслуженно польстили.

Обладатель серьги и цветных очков ухмыльнулся еще шире.

– Сейчас все Бессмертные себе включили в передатчик импульс поражения. Им даже полицию, тудыть, звать не надо – чуть что не так, хлоп молнией. А у тебя такого нет. Пойдем.

– Куда? – немного удивленная этой уличной версией человеческой психологии, постаралась уточнить Эстер.

– К нам.

– А чем вы настолько примечательны, что я должна потратить на вас свое время?

– Харри, тудыть, тебе скажет, – невозмутимо заявило это чудо городской субкультуры. – Идешь?

Нет, любопытство никогда не относилось ни к числу пороков, ни добродетелей Эстер Ливингстон, считайте его хоть полезной, хоть дурной чертой характера. Но она очень не любила, когда копались в ее жизни, делали вид, будто знают о ней больше, чем можно почерпнуть из газетных подборок, и обсуждали мотивы ее поступков Ее сразу тянуло доходчиво растолковать таким ребятам, что лучше бы они поискали себе другое, менее хлопотное занятие. А что касается чувства опасности, которое непременно должно возникнуть, когда тебя ведут внутрь темного квартала по улочкам, похожим скорее на щели между домами, где царит запах дешевого масла для жарки и пронзительные вопли, доносящиеся с экранов в глубине комнат – то Эстер последнее время даже не чувствовала, когда подвергает себя риску. С одной стороны, терпеливо ждущее внутри нее Право постепенно передавало владелице ощущение будущей вечности, с другой стороны, она мечтала не доносить до сорока лет свое зерно бессмертия, и потому радостно принимала опасности.

Остановивший ее подросток теперь шел впереди, пританцовывая в такт звучащей в его ушах музыке, и даже не оглядывался на Эстер. Окликать его было бесполезно – он все равно сейчас ничего не слышал. Оставалось только надеяться на то, что они на острове, и бесконечно простираться эти трущобы не могут. Действительно, вскоре они прошли в поцарапанную дверь, поблуждали по каким-то мало освещенным коридорам, все время спускаясь вниз на один пролет, и наконец оказались в подобии подвального склада, с выщербленными каменными стенами, изрисованными краской. На стенах преобладали надписи с ругательствами не менее грязными, чем пол под ногами, но их было так много, что они начали складываться в причудливый узор, переплетаясь друг с другом и напоминая попытку создать некое художественное полотно, а не выразить свое отношение к жизни. Эстер невольно фыркнула, рассматривая все это великолепие, но ее провожатый ни на миг не задержался. Он подошел к одной из плит в полу, которая на самом деле оказалась крышкой люка, поворочал ее ногой, и когда образовалась внушительная щель, сел рядом с ней и произнес гораздо более ясным голосом, свесив ноги в дыру:

– Харри, ты опять спишь? А ночью снова будешь жечь лампу и всем мешать.

– Ночью статьи пишутся намного лучше, – отозвался снизу пока еще невидимый Харри, звякая чем-то железным. Как оказалось впоследствии – крюком на конце веревочной лестницы, который он зацепил за отодвинутый люк и, подтянувшись на веревке и локтях, показался в отверстии. – Не говоря уже об анонимных письмах.

Харри оказался довольно молодым или по крайней мере молодящимся человеком с вьющимися волосами неопределенного цвета и носом, носящим явные следы перелома. Другой заметной достопримечательностью на его лице были темно-синие круги под глазами, что говорило либо о хроническом недосыпании, либо о нездоровье, но скорее всего и о том, и другом вместе. Но на Эстер он посмотрел весело, обозрев ее с ног до головы, и внезапно подмигнул.

– Утром я поспорил с троими, госпожа Ливингстон. Они утверждали, что вы никогда сюда не придете.

– Я надеюсь, – Эстер сунула руки в карманы, в свою очередь разглядывая собеседника, – вы меня сюда заманили не только ради стремления победить в споре?

– Ну что вы. разве бы я осмелился беспокоить Имеющую Право, если бы у меня не было на это веской причины, – Харри наконец выбрался из дыры в полу и преувеличенно долго отряхивал сначала джинсы, потом рукав рубашки. Сразу было заметно, что стремление паясничать у него в крови. – Молодец. Алька, с заданием справилась, – обернулся он к провожатому Эстер. – Иди теперь, погуляй на свежем воздухе.

– Еще чего! – фыркнул мальчик, который оказался девочкой. – Ты что, хочешь, чтобы я тебя наедине с бабой оставила? Глаз да глаз нужно за некоторыми!

– Простите ее, госпожа Ливингстон, – Харри картинно развел руками, нимало не смутившись. – Недостаток образования, воспитывалась в трущобах…Но по многим своим качествам, как вы, наверно, уже поняли, просто неоценима.

– Опять-таки весьма рассчитываю, что цель моего визита – не восторгаться исключительными способностями этого милого создания. Можете побыстрее перейти к делу?

– Постараюсь. А пока что все-таки рекомендую вам присесть. Вон тот стол относительно чистый.

Усевшись прямо на полу напротив нее, скрестив ноги и глядя на Эстер снизу вверх, что ему ни капли не мешало, Харри вытащил трубку, пакетик с какой-то сушеной травой и разыграл целую пантомиму, взглядами и жестами испрашивая у Эстер разрешения закурить. Она только пожала плечами. Ситуация начинала казаться совершенно абсурдной, особенно когда по комнате пополз чуть приторный запах. Обладательница сомнительных достоинств Алька сидела с полузакрытыми глазами и раскачивалась в такт музыке, грохотавшей у нее в ушах.

– Ну что ж, разрешите представиться, – сказал наконец Харри, глубоко затянувшись. Он слегка церемонно отвел волосы со лба и поклонился. – Харри Бродяга, Главарь американской группы Непокорных. Сорок три года, девять судимостей и семь лет тюрьмы. Очень много вредных привычек и дурных наклонностей. Объявлен на континенте вне закона.

– Очень смело, – неприязненно произнесла Эстер, помедлив. – Заметьте, я вас о подобной откровенности не просила.

– А я предпочитаю все акценты расставлять сразу, чтобы потом не возникало лишних вопросов.

– Вы тешите себя напрасными надеждами насчет того, что между нами может быть какое-то "потом". Скажите мне просто "спасибо", что я не направлюсь прямиком в Департамент надзора, и разойдемся на этом.

– Эстер, вы туда не пойдете, – Харри вновь затянулся и принялся выпускать дым постепенно, пытаясь с его помощью рисовать какие-то узоры в воздухе, отчего в их разговоре периодически возникали паузы, – даже если я буду страшно груб и не рассыплюсь в благодарностях.

– Второй раз за сегодня я слышу уверенную оценку собственной личности от людей, которых вижу первый раз в жизни. У Непокорных что, сложился культ Эстер Ливингстон? Устраиваете вечерами ритуальные пляски вокруг моего изображения? – Эстер демонстративно оглянулась, якобы в поисках упомянутого изображения, но на самом деле быстро обежала глазами все углы, ища ближайший путь эвакуации. Происходящее стремительно переставало ей нравиться.

– Женщина Вэла Гарайского доносы писать не станет, – торжественно заявил Харри, отвлекшись от трубки.

– Понятно, – Эстер сцепила зубы и сжала пальцы, чтобы сдержаться от произнесения пары цитат из написанного на стенах. – То есть вы пляшете возле двух идолов. Причем моя скромная особа в вашем пантеоне не лидирует. А я уже было обрадовалась…

Главарь Непокорных смотрел на нее. ухмыляясь, будто подобная манера разговаривать его не раздражала, а казалась обычной или даже приносила удовольствие. Эстер невольно вспомнила тех немногих Бессмертных, в основном четвертого круга, с кем приходилось общаться довольно часто и которые начинали морщиться от обиды после второй реплики, вместо того. чтобы придумать ответ.

– Так вот, можете в любом случае скидывать меня с пьедестала, – продолжила Эстер. – К надзорным я не пойду всего лишь из-за природной лени, а главное, потому, что не верю ни в каких Непокорных. Вы, кстати, своим неизгладимым образом не убедили меня в их существовании, скорее наоборот

– А новости вы читаете? – с прежней ухмылкой осведомился Харри.

– Вот именно, – Эстер хмыкнула. – Новости пишут не для того, чтобы сообщить, что случилось, а чтобы убедить, что об этом следует думать.

– Ну что же, – Харри картинно повел руками, – если вы полагаете, будто нас нет, не стану переубеждать. Может быть, это к лучшему…

– Что именно к лучшему? – раздался голос из левого угла. На свет, уверенно топая, вышел плотно сбитый мужчина с упрямым подбородком и глубоко посаженными глазами, цвет которых поэтому было довольно трудно определить.

– Госпожа Ливингстон считает нас игрой воображения, Ил. Вот я и хочу ей предложить слегка поиграть, будто понарошку.

– Какие тут могут быть игры? – в отличие от Харри новое действующее лицо было настроено совершенно серьезно, и поэтому производило еще более безумное впечатление. – Ты ей объяснил, что нам надо?

– Я боялся, что у меня не хватит красноречия, – вздохнул Харри в унисон с выдуваемым дымом, – и потому ждал тебя.

– Ты сегодня была у Гирда Фейзеля. Ты видела его?

– Вы хотите, чтобы я попросила у него для вас сувенир на память?

– Мы хотим, чтобы ты помогла нам его убить.

Эстер в общем-то ко многому была готова и никогда не жаловалась на быстроту реакции, но какое-то время ей потребовалось, чтобы осознать данную фразу.

– Ил у нас – самый лучший оратор, – с отеческой гордостью заметил Харри, вытаскивая изо рта трубку.

– А он всегда выражает свои мысли так двусмысленно и замысловато?

– Ты можешь входить в его резиденцию, – продолжал Ил, обращая на их диалог не больше внимания, чем паровой каток на траву, проросшую сквозь асфальт. – ты можешь подобраться к нему близко. Ты должна нам помочь! Если нам это удастся… если только удастся – вся их империя закачается!

– Он же Бессмертный, – Эстер округлила глаза, изображая наивность. – Как можно его убить?

– Мы ведь покончили с Эдвардом Рагли! Один из наших это сделал! Его подвиг будет храниться в веках.

– А для чего?

Ил уставился на нее с неподдельным недоумением.

– Чтобы всех освободить! Людей, таких, как ты! Пока будет жив хоть один Бессмертный – людям не видать свободы. Они диктуют всем, как жить и что думать, а некоторых приманивают обещанием своего бессмертия, чтобы они помогали управлять остальными.

– Я тронута до слез, – медленно произнесла Эстер. Разговор затягивался, и ее тянуло откинуться на спинку стула, но она опасалась последствий в виде многодневной пыли или чего похуже, – оказывается, вы относите меня к обычным людям. Но я вряд ли пойду дальше порыва сладостного умиления. Не стоит на меня рассчитывать.

– Почему ты не хочешь нам помочь? – Эстер была уверена, что Ил мгновенно впадет в ярость, но пока что он пылал праведным возмущением, не более. – Каждый день мы рискуем жизнью ради всех вас! Ради вашего освобождения!

– Все, кого я встречала в жизни, делились на две группы. Одни ставили слово "свобода" настолько высоко, что путали с ним все возможные ценности в жизни. А у вторых было так много других ценностей, зачастую в прямом смысле слова, что места для свободы не оставалось. Как понимаете, вторых было большинство. Почти все.

– Госпожа Ливингстон считает, что народу свобода не нужна, – пояснил Харри в ответ на недоуменный взгляд Ила.

– Вы истолковали мою глубокую философскую мысль слишком примитивно.

Ощущение абсурда нахлынуло на Эстер с новой силой, но она постепенно начала испытывать некое смутное удовольствие.

– Вы хотите, чтобы из мира исчезли Бессмертные лишающие нас свободы? А вам не кажется, что те из нас, кому свобода действительно нужна, могут ее ощущать только благодаря существующему порядку вещей? Что по-настоящему свободны могут быть только смертные, кого притесняют и ограничивают? И что свобода может быть только тайной, и потому Бессмертным она недоступна?

– Чтоб меня трижды…, – Ил проглотил кусок фразы, вовремя сообразив, что желать себе столь извращенного времяпрепровождения рискованно, – если я что-то понял!

– Я старалась, – произнесла Эстер со скромной улыбкой. Зато Харри вдруг перестал широко ухмыляться и внимательно ее разглядывал, сведя брови и забыв вытряхнуть трубку:

– Тогда вы должны бояться потерять свою свободу, госпожа Ливингстон, Всего через несколько лет вы присоединитесь к Бессмертным, пусть и не добровольно. Разве вам не хочется это изменить?

– При помощи убийства?

– Фейзель за семьсот лет жизни приказал убить многих!

– Вот именно, так что нам с вами его все равно не превзойти.

– Я предупреждала, что она откажется, – неожиданно произнесла Алька из своего угла, не поворачиваясь. – Все это бесполезно.

– Какая-то польза от нее все равно может быть, – с этого момента собеседники на некоторое время словно забыли о присутствии Эстер и повели о ней разговор в третьем лице. – Она знает, где дом Фейзеля.

– И что нам это даст? У него есть собственная армия.

– Любые сведения могут пригодиться.

– Не думаю, что Фейзель отпустил ее просто так гулять с такими знаниями. Ее наверняка закодировали на молчание.

– В свое время мы немало таких кодов сломали.

– Вместе с их носителями, Ил, не забывай.

– Раз нет другого выхода…

– А вы что молчите, госпожа Ливингстон? – Харри внезапно вновь адресовался к Эстер. – Мы ведь решаем вашу судьбу, между прочим.

– Я оценила твердость ваших намерений, но невысокого мнения о вашей скромности, – Эстер фыркнула и наконец решила откинуться назад, скрестив руки на груди и справедливо рассудив, что безупречный внешний вид может ей в скором времени не понадобиться. – Уверена, что к моей судьбе вы имеете незначительное отношение. По крайней мере, решения принимаете точно не вы.

– Интересно, – протянул Харри, – я встречал за свою жизнь довольно много безрассудных людей, которым нравилось показывать свою смелость. В большинстве случаев это было вызвано или фанатизмом, или разными химическими препаратами, и лишь у немногих это было врожденным качеством. Но вы не относитесь ни к тем, ни к другим, ни к третьим. Где источник вашего презрения к опасности, я понять пока не могу.

– Слушай, если она нужна Фейзелю, давай по крайней мере возьмем ее в заложницы, – вмешался Ил, которого человеческая психология не увлекала совершенно. – Потребуем прекратить расследование, которое начали по следам покушения на Аргацци.

– Фейзелю все нужны до известного предела, не более. И этот предел он устанавливает сам.

– Так зачем он тебя позвал? Хотя бы это ты можешь нам сказать?

– После того, как вы сделали все возможное, чтобы я прониклась к вам безграничным доверием?

Эстер резко поднялась. От дыма из трубки Харри и от ощущения, что последнее время они топчутся по кругу, у нее начинала кружится голова.

– Пойду я, пожалуй, – сказала она, отряхиваясь от пыли несколько демонстративно, – вам теперь надолго хватит пищи для размышлений.

– А кто тебя, тудыть, отпускал?

– Госпожа Ливингстон, – церемонно сказал Харри, наклоняя голову, – мы является убежденными сторонниками насилия исключительно по отношению к Высшим Бессмертным. Поэтому можете быть спокойны – никакого физического вреда мы вам не причиним. Если, конечно, будете вести себя благоразумно.

– И чего вы надеетесь добиться? – мрачно спросила Эстер сквозь зубы, на мгновение останавливаясь возле лифтов.

– Иди, иди, – молодой человек в непроницаемо темных очках уверенно обнимал ее за плечи. За ними по пятам, весело хихикая, следовал второй, держа в руках бутылку за горлышко. Оба принадлежали к той замечательной породе мужчин, что гораздо выигрышнее выглядят в раздетом виде, и потому были отобраны в спутники Эстер – чтобы ни у кого не возникло сомнения, что Имеющая Право с удовольствием пользуется своими неограниченными возможностями поразвлечься ночью. Вместе с тем оба мальчика были, очевидно, орудиями убийства, а не удовольствия – невольно прижатая к боку одного из них, Эстер прекрасно ощущала железные мышцы, натянутые до предела.