Текст книги "Дракон с отрезанными крыльями (СИ)"
Автор книги: Вера Эн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)
Глава двадцать девятая: Малиновая поляна
– Расскажи про драконов…
Дарре с удивлением посмотрел на невесту.
День сегодня был просто невыносимо жарким, и Айлин, поняв, что никто в такую погоду не захочет покупать выпечку, закрыла лавку с обеда и с каким-то таинственным видом отпросила Дарре у его родных, помогавших строить для молодых дом. Вилхе, правда, попытался было напомнить, что у них не так много времени до свадьбы, чтобы терять свободные дни, но дядя Лил предложил отправиться всей семьей на реку, и с одобрения обрадованного Вилхе проблема была решена.
Айлин же потянула Дарре в лес.
– Что именно? – уточнил он. Айлин пожала плечами.
– Все равно, – улыбнулась она. – Я почти наизусть выучила обе книги «Сказаний о драконах», но там ни слова не написано о вашем быте. Дядя Лил как-то рассказывал, что в Долине принято отмечать праздники в честь богинь и загадывать в эти дни заветные желания. Но он совсем маленьким был, когда его бабушка усыновила, и почти ничего не помнит. А ты, наверное… – тут она неожиданно смутилась, опустила глаза. – Или я слишком многого прошу?
– Слишком многого? – опять не понял Дарре. Айлин тихонько вздохнула и зацепила пальцем его палец.
– Может, тебе не хочется ничего про драконов вспоминать, – пробормотала она. – Дядя Лил вон вообще всю жизнь свою вторую ипостась ненавидел и избавиться от нее мечтал. Может быть, и я куда-то не в свое дело лезу? Может быть, тебе тоже неприятно…
Дарре улыбнулся, греясь ее заботой.
– Ничего не имею против драконов, – заявил он. – Не знаю, почему отцу так трудно было: по мне так что люди, что ящеры – все похожи. Есть такие, как родители, а есть и такие, как Кён.
– А такие, как я? – игриво спросила Айлин и улыбнулась так, словно заранее знала ответ на свой вопрос. Дарре тоже его знал. С тех самых пор, как впервые увидел свою рыжую девчонку и в секунду понял, что пропал.
– Такие же яркие или такие же острые на язык? – без тени смущения поинтересовался он. Айлин насупилась, явно желая услышать другое. Она теперь все время кокетничала, словно проверяя свою власть над Дарре. Его это забавляло донельзя: неужели у Айлин все еще были сомнения в нем? После всех его срывов и признаний, которых он сам от себя не ожидал? Вряд ли они могли красить мужчину, и Дарре испытывал откровенное замешательство всякий раз, когда с его губ слетало потаенное. Он с детства научился держать язык при себе: приемной матери было не до его самовыражения, а уж хозяевам…
Дарре подавил забившийся было в сердце ужас, но не сжать кулаки не смог. Энда подери, да когда же это закончится? Шесть лет на свободе: родители, любимая, дело нужное – все есть, а стоило чуть только задуматься, расслабиться – и оно снова засасывало в прежнюю боль, унижения, в неистребимый кошмар прошлого. И следом и страхи вылезали – что родителям он в тягость, что Айлин его просто жалеет, что не сегодня-завтра дар пропадет и никому больше изуродованный дракон не будет нужен.
Эти приступы отравляли жизнь, словно высасывая из души все хорошее и наполняя ее отвратительной хлюпающей грязью. Дарре, к счастью, научился справляться с ними, широко распахивая глаза и дыша полной грудью, чтобы окружающая действительность затмила намертво вросшие в память мучения. А с недавних пор не надо стало и замирать истуканом на несколько минут, презирая себя за пробирающую тело дрожь и лихорадочно ловя клочки воздуха, не желающего проходить сквозь сведенное горло; достаточно было лишь привлечь к себе Айлин, зарыться носом в ее золотые локоны, почувствовать ее ладони на своей спине, или шее, или в волосах. Главное – сделать это так, чтобы она не заметила побелевших скул, расширившихся зрачков и резких судорожных движений – словно Дарре тянулся за последней надеждой. А вот это ему пока удавалось не слишком хорошо.
– Дарре…
Голосок озабоченный, лицо расстроенное. Угу, опять попался. Мужчина, будь он неладен!
– Если бы в Долине был кто-то, хоть немного похожий на тебя, ни за что на свете ее бы не покинул, – выговорил Дарре то, что Айлин и ждала с самого начала, но сейчас ее это уже не волновало. Напряженная спина, пульсирующие шрамы – он что, догадался, куда она его вела? Тут недалеко, конечно, но Айлин тщательно запутывала дорогу и отвлекала всякими глупостями, только чтобы он не раскрыл ее замысел раньше времени и не вывернул причину, толкнувшую Айлин на хитрость, шиворот-навыворот. Как сейчас.
– У тебя руки холодные, – чувствуя, как и ее пальцы коченеют от страха, проговорила она. Дарре тут же разжал объятия, опустил голову.
– Прости!..
Айлин вздрогнула: на глаза навернулись слезы. Эгоистичная дура! Пирог ей, видите ли, малиновый заказали, а она, видите ли, запаха малинового в последние годы не выносила. Вот и решила, видите ли, клин клином выбить и повторить первый поцелуй на той самой поляне, только совсем с другим продолжением. Чтобы не было больше в голове ассоциаций между этой сладкой ягодой и унижением любимого человека.
Вот только Дарре поставить об этом в известность не потрудилась. И о чувствах его не подумала: вон как «урод и дикарь» крепко ему в память впечатались, может, он эту поляну вообще за версту обходил, а Айлин…
– Ненавижу малину! – с надрывом выдохнула она.
Дарре непонимающе замялся, пытаясь разобраться, что произошло, и решить, как поступить дальше. Показалось, что в голосе Айлин проскользнуло разочарование, когда она про руки ему сказала. Наверное, все-таки другого поведения от избранника ждала и не рассчитывала, что он вот так на ровном месте будет паниковать. Дарре и сам не мог весомой причины найти, чтобы хотя бы перед собой оправдаться за очередной срыв. И только слова Айлин о малине открыли глаза.
Дарре даже осмотрелся невольно.
Усыпанная шишками лесная тропинка огибала стройные стволы сосен и берез, теряясь в буйной июльской зелени. Если пройти чуть дальше и свернуть направо, попадешь на ту самую поляну, где Дарре когда-то пережил одни из самых отвратительных минут в своей жизни. И как это он внимания не обратил, куда Айлин его вела? Ведь не случайно же они здесь оказались – и упоминание ею малины только подтверждало это подозрение. И… что?..
Расстаться хочет? Высмеять снова? Унизить, как два года назад? Глупости! Разве тогда дрожала бы, как осиновый лист? И прятала слезы, упирая взгляд в землю? И сжимала одной рукой другую так крепко, что, казалось, сломает?
Дарре ничего не понимал, только чувствовал, что ей плохо. А от этого, как Айлин сама признавалась, существовало лишь одно средство.
Он снова шагнул вперед и крепко-накрепко заключил ее в объятия. Потом спросит, когда Айлин хоть немного успокоится. А пока совсем другое важно.
Айлин обхватила его за шею с такой силой, словно теперь сломать хотела ее.
– Почему у тебя руки холодные? – требовательно и в то же время совершенно жалко спросила она. – Я опять все испортила, да?..
– Пока не сказала, что знать меня не желаешь, нет, – сам не понял, как, ответил Дарре и мысленно помянул Энду, увидев, что в глазах Айлин заплескалось смятение.
– С ума сошел!.. – еле выдавила она. – Да я же!.. Я!..
Дарре, не выдержав, прижался губами к ее губам. Что тут объяснять, когда значение имели только ответные поцелуи Айлин? От них уходили отвратительные мысли и отступали изматывающие чувства. Будет ли такое время, когда они прекратят сомневаться друг в друге и бояться, что все происходящее неправда? Наверное, будет. А пока нужно просто проявить терпимость и к любимому, и к самому себе.
– Тогда рассказывай, что задумала, – не переставая нежно касаться губами ее лица, прошептал Дарре. – А на руки не обращай внимания: к тебе это отношения не имеет.
– Ко мне теперь имеет отношение все, что тебя тревожит, – подставляя то одну, то другую щеку, отозвалась Айлин. – Я женой твоей, между прочим, собираюсь стать. А ты все время подвох какой-то ищешь и ждешь, что я не сегодня-завтра за старое возьмусь. Я заслужила, конечно, никуда от этого не денешься…
– Это ты так думаешь, – прервал ее Дарре, принявшись целовать нагревшиеся под жарким солнцем золотые волосы. – Смешная рыжая девчонка. Да разве я стал бы дом строить, если бы не верил, что ты этого хочешь?
Айлин вскинула голову и заглянула ему в глаза.
– Если доверяешь… – она протянула ему руку, и Дарре недоуменно, но без единого колебания сжал ее ладошку. Айлин улыбнулась. – Давай тогда разрушим последнее препятствие. Я хочу… хочу все исправить…
И она потянула его на ту самую поляну, которая в последние годы Дарре разве что в кошмарных снах снилась. Но какие теперь кошмары, когда Айлин, едва ступив на окруженную малиновыми кустами лужайку, тут же обернулась к Дарре, обхватила его за талию и прижалась к груди? Он тоже сомкнул объятия, ласково поглаживая ее по голове и слыша только чуть прерывистое дыхание. Почему-то у него даже мыслей раньше не было, что не одному ему нелегко пришлось после того поцелуя. А ведь Айлин признавалась, что боялась его холодности после своего поступка. И ненавидела малину…
– Я так часто думала, что было бы, если бы нам тогда никто не помешал, – прошептала Айлин. – Каждый день вспоминала и переживала заново… Я ведь уверена была, что не получится ничего: мы же оба… просто не умели… А ты целовал так, будто я единственной на всем свете была…
– И была, и есть, – снова не дал договорить ей Дарре. Не хотел, чтобы она снова оправдывалась, снова душу рвала. Хватило уже на жизнь вперед. Да и сколько можно дышать прошлым? – Малину вместе есть будем? Или жребий бросим, кто первый?
Айлин улыбнулась ему в шею: и как так выходило, что Дарре все время ее утешал? Это ей полагалось жалеть его, памятуя о мучительном прошлом. А вместо жалости сердце заполняла гордость и восхищение силой духа своего избранника.
– Ты же мужчина, – подначила она его, – тебе и начинать.
– Веселенькое дело, – усмехнулся Дарре, но к малиновому кусту все-таки направился. Давно ли смотреть на эти ягоды не мог, до слез обижая Ану, которая специально для него отбирала самые большие и спелые? Даже сказку пришлось сочинить, будто драконы однажды с медведями соревнования устроили, кто больше малины съест. Выиграли, конечно, но так объелись, что до сих пор даже запаха не выносят. Ану вполне удовлетворило это объяснение, а теперь выходило, что придется новую историю придумывать.
Дарре сорвал несколько крупных ароматных ягод, положил их на ладонь и с интересом принялся рассматривать. Яркие, словно напитанные солнечным теплом, они казались почти прозрачными и неуловимо манящими, и Айлин поддалась первой. Взяла у Дарре из рук самую красивую ягоду и завороженно отправила ее в рот. И тут же зажмурилась от удовольствия.
– Как же вкусно… – пробормотала она. – Как я по ним соскучилась…
Она блаженно улыбнулась и украла у Дарре еще одну ягоду. Потом потянулась за следующей, а он точно так же зачарованно наблюдал за ее губами, чувствуя, как внутри просыпается настоящий дракон, и, едва последняя малина исчезла с его ладони, Дарре шагнул вперед и жадно приник к ее рту.
Нет, он все-таки рехнется от воздержания раньше, чем доживет до свадьбы. Дарре, конечно, понятия не имел, какова на вкус настоящая женская близость, но тело, казалось, решило отыграться за все те годы, что он безжалостно подавлял собственные потребности. И сейчас горело огнем от таких простых, но таких соблазнительных действий Айлин. И было совершенно плевать на то, чем закончился предыдущий поцелуй на этой поляне. Дарре стискивал облаченную в легкий сарафан девчонку и целовал ее безудержно, вспоминая вкус малины и начиная считать ее лучшей ягодой на свете.
Айлин вцепилась руками в его рубаху, вжимаясь все крепче и крепче, а потом…
Ох – у Дарре пульс подскочил до двух сотен ударов в минуту, – а она просто скользнула ладошками в проймы его безрукавки и провела ими, едва касаясь, боясь причинить боль, по влажной коже.
– Айлин… – пробормотал он, не в силах выдохнуть. – Ты добить меня хочешь?
Она тут же отпрянула, заметалась.
– Почему?..
Дарре притянул ее обратно, заключая в кольцо объятий.
– Потому что только бревно может тебе сопротивляться, – с насмешкой над самим собой ответил он. – А я, как мы уже выяснили, все-таки не совсем бесчувственный.
Айлин хлопнула густыми ресницами. Не бесчувственный, говоришь? Ну тогда… Может, и тети-Арианин способ сработает? Надо только смелости набраться и через стыдливость свою перешагнуть. Но Айлин ведь… ради Дарре старается…
– Сними рубашку, пожалуйста, – негромко, но так твердо попросила она, что он вместо усмешки только посмотрел на нее с удивлением.
– Айлин?..
– Так надо, – она чуть отступила назад и глубоко вдохнула, опустив взгляд в землю. – Только не спрашивай меня ни о чем. Я и так не уверена, что мне наглости хватит…
Дарре повел плечами, но спорить не стал, стянув безрукавку через голову. Айлин снова вздохнула и неожиданно покраснела, как будто задумала что-то непристойное. Но Дарре даже в голову не приходило, для чего ей понадобился его голый торс. Если вспомнить первый раз…
Жаром обдало с ног до головы.
Маленький рыжий изверг! Ни одна ее прошлая шутка не шла ни в какое сравнение с тем, что Айлин творила с ним сейчас. С самым благонравным видом. С самыми добрыми намерениями…
– Закрой глаза, – Айлин выдохнула так, как будто решилась в омут прыгнуть. Дарре, уже почти не соображая от завладевших его телом воспоминаний, подчинился. Айлин осторожно исподлобья глянула ему в лицо, помахала рукой, убеждаясь, что он не подглядывает, потом на секунду стиснула пальцы в кулаки, разжала их и шагнула вперед.
Так страшно не было даже в тот момент, когда она прощения у Дарре просила. Тогда он еще чужим совсем был, а сейчас…
Сердце стучало так, словно наружу хотело вырваться, а смущение затмевалось каким-то новым незнакомым чувством, от которого было и горячо, и нежно, и неприлично сладко.
Айлин зажмурилась на секунду – то ли от сверкнувшего в золотых драконьих прядках солнца, то ли от пронзившей грудь храбрости. Обогнула Дарре, обхватила его сзади за талию и прижалась щекой к обжигающей шее.
Дарре вздрогнул, сорвал выдох и тут же снова судорожно вдохнул. Айлин пристроилась чуть поудобнее, провела пальчиками по напрягшемуся животу, уткнулась носом в ложбинку у плеча, чувствуя, что начинает пьянеть от уже знакомого запаха своего мужчины.
– Айлин!..
Низкий, будоражащий донельзя голос. Ох, чего бы она сейчас не отдала, только чтобы забыть о собственных обещаниях и позволить Дарре сделать то, чего они оба так желали. Но коли еще не пришло время, Айлин следовало взять себя в руки и попытаться выполнить задуманное. Пока окончательно не потеряла голову просто оттого, что ощущала собственной кожей кожу Дарре и могла трогать ее, и гладить, и даже…
Она прикоснулась губами к уродующему и мучающему ее любимого шраму. Дарре дернулся, пытаясь обернуться, но Айлин не позволила. Скользнула ниже, не испытывая даже тени брезгливости, а только все усиливающуюся уверенность в правильности своего поступка.
– Айлин, ради Ойры! – вдруг с мольбой проговорил Дарре. – Тебе же тошно должно быть!
– Тебя целовать тошно? – искренне удивилась она и даже боднула его куда-то в седьмой позвонок. – Большей глупости я от тебя еще не слышала.
Но он мотнул головой и все-таки развернулся, перехватив ее ладони и прижав их к сердцу.
– Айлин, пожалуйста! – ни тени былой страсти, только корежащее душу отчаяние. – Я сдохну, если увижу потом в твоих глазах отвращение! Не надо меня лечить! Не такой ценой!
Айлин заглянула ему в лицо и не решилась настаивать. Только чуть порозовела и пробормотала:
– Когда ты станешь моим мужем… Тебе не удастся так легко от меня отделаться.
Дарре, не удержавшись, хмыкнул. Айлин улыбнулась, довольная тем, как смогла загладить свою бестактность. Если бы только… еще немного смелости…
Она высвободила одну руку и осторожно тыльной стороной ладони погладила его по груди. Потом перевернула, прижала ладошку крепче и медленно повела ее к шее. Так приятно, так завораживающе… И как Дарре только мог думать?..
– А какого цвета драконом я бы была? – Айлин смотрела на свою руку и, ощущая, как от ее прикосновений он снова разгорается, вдруг решила, что есть в ней что-то нечеловеческое. Разве иначе они смогли бы с Дарре так чувствовать друг друга? Словно были одним целым…
– Золотого, – сдавленным голосом ответил он, точно так же глядя на ладошку Айлин, но больше не пытаясь ее остановить.
– Потому что я рыжая? – продолжила расспросы Айлин, ощущая, как под его взглядом кровь начинает бурлить, и не желая себя выдавать. Раз уж Дарре не позволил ей сделать доброе дело, пусть тогда терпит ее баловство.
– Потому что ты родилась осенью, – он накрыл ее руку своей и прижался губами к нежному запястью. – Осенью рождаются только золотые, медные и красные драконы.
– Как интересно, – Айлин незаметно вытянула вторую руку и принялась выводить пальчиком на его коже замысловатые узоры. – А черные, значит, летом?
– Черные и зеленые, – подтвердил Дарре, запуская непристроенную руку ей в волосы, перебирая мягкие локоны и стараясь не обращать внимания на то, как Айлин забавляется. Прервать ее еще и сейчас у него не хватало жестокости. Слишком страшно было обидеть, когда Айлин вот так близко…
– А зимой? – продолжила расспросы она, спускаясь чуть ниже, сжимая ладошку у Дарре на боку и торжествуя от вырвавшегося у него выдоха. – Белые? Серебряные?
– И лиловые, – с трудом возвращая себя на землю, отозвался Дарре. Он, пожалуй, мог гордиться своей силой воли, позволявшей до сих пор сдерживать бушующую в груди страсть. Айлин явно поставила себе целью довести его до исступления. И ей это отлично удавалось.
– Огонь, Земля, Воздух, – подвела итог Айлин и снова погладила его тыльной стороной ладони. – Осталась вода. Голубые, сапфировые, да?
– Еще перламутровые, но они редко появляются на свет, – Дарре тряхнул головой, надеясь добиться хоть какого-то просветления в ней, но на этот раз тщетно. Руки сами сжали хрупкие плечики, скользнули по открытой спине, разрушая запреты, и Дарре принялся целовать изумительную бархатистую кожу, которая словно наливалась жаром от его прикосновений. Айлин сомкнула руки вокруг его талии, прижимаясь, открываясь, подставляя самые чувствительные места и вдыхая все тяжелее.
Они оба, наверное, просто перегрелись на июльском солнце. Но какое это имело значение, когда рушились последние преграды и исчезали последние сомнения? И когда Айлин, забыв в его объятиях обо всем на свете, вжимала стиснутые кулаки Дарре в спину, и когда он не чувствовал от этого даже крошечного прострела?..
Дарре не помнил, как они остановились. Губы саднило даже у него, а у Айлин они оказались нацелованы так, что только слепой мог не понять, как она провела последнее свидание. И Дарре, глядя на них, вдруг безумно захотелось малины.
– Околею, если прямо сейчас не съем хоть одну ягоду, – под знакомое хихиканье Айлин взялся он за опустошение малиновых кустов. И только изумленное и совершенно явно радостное «ох» оторвало его от дела. Дарре повернул голову и увидел, что Айлин, не моргая, смотрит на его спину. Он невольно потянулся рукой к привычному рубцу, а нащупал вместо него только ровную упругую кожу…
Глава тридцатая: Сыворотка правды
То, что Кён его провоцировал, Дарре было ясно с первого слова градоначальникова сына. Но от непоправимой ошибки спас только Тила, необъяснимо своевременно появившийся возле госпиталя и одним взглядом отбивший у Кёна желание продолжать свои нападки.
– Еще раз увижу, щученок, на нашей территории, лично шею сверну, – сквозь зубы пообещал Тила, да так, что даже Дарре, за которого он вроде бы как заступался, поежился. – Никакой папаша тебя потом не спасет.
Кён отступил назад, однако напоследок все же ухмыльнулся.
– Вы бы не слишком с драконом-то цацкались, – посоветовал он. – А то, не ровен час, неприятность какая выйдет. От этих тварей всего можно ожидать.
Дарре дернулся было к нему, но Тила остановил, опустив руку ему на плечо и едва не припечатав к земле.
– В этом городе только одна тварь, – отрезал он. – И очень скоро она доиграется!
С этими словами он отвернулся от Кёна, кивком головы приказал Дарре следовать за ним и прямиком направился в кабинет Эйнарда.
– Надо быть полным идиотом, чтобы из-за собственного гонора разрушить то, чего ты смог добиться, – бросил Тила, не глядя на Дарре. – Этому уроду только и надо, чтобы тебя под закон о драконьем нападении подвести. А ты и рад под его дудку плясать.
Дарре сжал зубы, но промолчал. Тила правду говорил, которую он и сам отлично понимал. Пока от второй ипостаси не избавился, любое неверное движение грозило ему смертной казнью. Никакие родители и никакой бывший градоначальник, невесть почему проникнувшийся к дракону симпатией, потом не спасет. И чего ради тогда он позволил себе проявить такую слабость, что чуть не поддался Кёну? Плевать, что тот шесть лет назад был на том самом представлении, где укротитель демонстрировал публике Дарре как собственное имущество, и отлично помнил, как извивался драконыш под ударами плети и как тело его просвечивало сквозь грязные обноски, а губу прошивало отвратительное кольцо. Как бы ни было трудно сохранять спокойствие, в очередной раз переживая три года позора, теперь-то Дарре было, ради чего себя преодолевать. И какое имело значение, что думал о нем Кён, если самые близкие люди дорожили им таким, каков он был, и нуждались в нем?
Зайдя к Эйнарду без стука и даже не интересуясь, свободен ли тот, Тила подвинул стул ближе к столу и взгромоздился на него, взглядом приглашая всех присутствовавших последовать его примеру. Сделал он это с такой решительностью, что ни у Дарре, ни у Эйнарда даже мысли не возникло с ним спорить.
– Сыворотка правды, – с ходу заявил Тила, едва только дверь кабинета закрылась, и лишь потом пояснил: – Я тут мозгами пораскинул, пытаясь понять, кто Кёну об Айлин рассказал. Об этом знали только четыре человека: Ильга и та не в курсе была. Я не говорил, вы с Беанной тоже. Оставался только отец. К нему и отправился с визитом вежливости. Он поюлил, конечно, немного, но шило в мешке не утаишь. Рассказал, сердечный, что Кён несколько раз к нему то так, то эдак подкатывал, все пытался выспросить, как это папаше удавалось столько лет Армелон в узде держать. Но отец послал его подальше: он хоть после явления Божественной Триады шибко благочестивым сделался, а крепкие словеса не забыл. Надеялся, что после этого Кён дорогу к нему забудет. А тот с мировой пожаловал, бутыль заморского вина приволок. Выпили, значит, в знак взаимопонимания, тут отца и повело. Начал ему всю подноготную выкладывать: кто где провинился, у кого какие проблемы с законом были. Ну и про себя, грешного, до кучи рассказал. А Кён, не будь дураком, все это быстренько записал и с собой унес. И в нужный момент воспользовался.
– Хитро! – кивнул Эйнард, выслушав друга до конца. – Я пару раз слышал о чем-то подобном, но, признаться, не придавал значения. Думал, растрепали мужики по пьяни секреты и оправдания себе ищут. А оказывается, и такая дрянь существует.
– Мне эта дрянь позарез нужна, чтобы другую дрянь на чистую воду вывести, – мрачно сообщил Тила. – Надеялся, что ты поможешь, но, видимо, все-таки ехать придется, искать народных умельцев.
– Хочешь, чтобы Кён сам о своих подвигах рассказал? – понял его замысел Эйнард. Тила кивнул и сжал кулаки.
– Собственными руками бы удавил, да на эшафот из-за такой мрази неохота, – заявил он. – А вот заставить его прилюдно покаяться… Да, это славное было бы отмщение.
Эйнард усмехнулся.
– Я смотрю, ты поумнел с годами, – проговорил он. – Или это Ильга на тебя так влияет? Раньше первым делом за меч бы схватился, а сейчас хитростью решил взять.
Тила скривился, но отвечать на колкость не стал.
– Ты, остроумный наш, силы на другое прибереги, – посоветовал он. – Пока меня в городе не будет, ухо востро держи и будущего зятя на путь истинный наставь. А то, чую, по возвращении застану вас обоих на армелонском кладбище. Кён и так-то не шибко прячется, а без меня, боюсь, вообще распоясается.
Эйнард многозначительно кашлянул, понимая. После веселой недели, в течение которой действовало слабительное, Кён объявил Эйнарду войну и, если бы не Вилхе и его команда, давно бы осуществил свою месть. Он уже пытался отравить воду в колодце своего недруга и направить на госпиталь пойманного на охоте дикого кабана, но мальчишки ценой собственного здоровья оба раза отвели угрозу. Прищучить Кёна, однако, снова не получилось. Доносы от детей градоначальник не принял, а кабан, по показаниям охотников, случайно вырвался на свободу, за что ответственность несли только боги. Помочь в такой ситуации на самом деле могло лишь чистосердечное признание Кёна в творимых гадостях и соответствующее наказание. И сыворотка правды была единственной надеждой.
– Куда поедешь? – поинтересовался Эйнард. – Мир большой, можно всю жизнь в поисках провести.
Тила качнул головой.
– Есть у меня пара зацепок: с них и начну. Я, знаешь, пока дружинниками командовал, с какой только шушерой не наобщался. Поговорил на досуге с одним, он утверждает, что без драконьих ингредиентов тут не обойтись. А раз так, то самая мне дорога в Хантесвил.
Эйнард нахмурился.
– Не близко. Да и путь небезопасен. Возьми кого-нибудь.
Тила кивнул.
– Эда возьму.
Эйнард удивленно хмыкнул.
– Ты прости, конечно, но он тебе в такой дороге только мешать будет. Хедин ему в ратном деле сто очков вперед даст.
– Хед весь в меня, – усмехнулся Тила, и на мгновение на его лице появилась непривычно умиротворенное выражение. – Но у него и недостатки мои. Он горяч, уперт и не видит дальше своего носа. Эд совсем другой. Он замечает то, что другим недоступно, и виртуозно умеет повернуть любую ситуацию в свою пользу. Мы с ним не пропадем. А Хед здесь сгодится под бдительным присмотром твоего братца.
Последние слова Тила адресовал Дарре, однако ответ получил снова от Эйнарда.
– Я тебя не узнаю, – заявил тот. – Где ты набрался осторожности и рассудительности?
– Нужда, брат, – усмехнулся Тила и поднялся из-за стола. – Ладно, пойду, а то мне завтра вставать затемно. Счастливо оставаться! И постарайтесь сделать так, чтобы к моему возвращению я застал всех вас в таком же цветущем виде, как покидаю.
С этими словами он вышел из кабинета. Эйнард посмотрел на Дарре и тяжело вздохнул.
– Его бы слова да Энде в уши, – сказал он. – Чего у Тилы не отнять, так это нюха. И раз он пророчит беду…
– Он только просил быть осторожными, – возразил Дарре, но Эйнард уверенно покачал головой.
– Что-то будет, – пробормотал он.
* * *
Путь до Хантесвила занял четверо суток, и то лишь потому, что Тила не жалел денег на свежих лошадей, а Эдрик собрал всю свою волю в кулак, чтобы не отставать от отца.
– Любое промедление чревато самыми серьезными последствиями, – говорил вместо ободрения Тила уставшему сыну. – А я даже не знаю, станет ли Хантесвил нашим конечным пунктом или придется двигаться в своих поисках дальше.
Эдрик стискивал зубы, и оба всадника снова пускались в путь. Дорога, на их счастье, была свободна; или, быть может, отец, частенько путешествовавший по этим местам будучи градоначальником, выбирал безопасные тропы, оберегая сына.
Как бы то ни было, до Хантесвила они добрались целыми и невредимыми. Объявили при въезде целью своего визита покупку целебных снадобий и отправились прямиком на постоялый двор, где отец снял лучшую комнату и отправил Эдрика отдыхать после дальней дороги. А сам остался о чем-то беседовать с хозяином.
Эдрик понимал, для какой именно помощи отец взял его в поездку, но после четырехдневной скачки сил у него хватило лишь на то, чтобы доползти до кровати, упасть на нее и, не раздеваясь, заснуть мертвым сном.
Когда пробудился, за окном вместо сумрака вовсю сияло солнце, а на соседней кровати мрачный отец полировал меч – как всегда делал в минуту растерянности и недовольства. Эдрик знал, что сейчас отцу лучше не лезть под руку, однако любопытство брало свое, и он, не совладав с ним, спросил, что случилось.
– Нет у них в городе драконов! – раздраженно ответил отец. – Жили, говорят, недалеко от крепостной стены два брата, которые держали ящеров, да только те дохли у них один за другим. А недавно братья разбогатели, скупили всех драконов в округе и исчезли: то ли ящеры вырвались и сожрали их обоих, то ли какая другая неприятность вышла… В общем, ни братьев, ни ящеров. А чтобы новых наловить, надо дождаться, когда ветер сменится и драконы в Долину вернутся. Устроят облаву, наберут детишек… Таких вот, как ты, Эдрик! Тьфу! Не зря я их как союзников не рассматривал. Мерзость одна!
Эдрик слушал разошедшегося отца с растущим удивлением. Тот нечасто выходил из себя, только когда сталкивался с откровенной тупостью или подлостью. Но то, о чем он говорил, под столь громкое определение никак не попадало, и казалось, что отец знает нечто такое, во что не хочет посвящать юного сына. Хедин обязательно спросил бы напрямик, за что столь же бесхитростно огреб бы неприятностей. А Эдрик предпочитал действовать иначе.
– Может быть, поискать не драконов, – предложил он, – а того, кто снадобья всякие готовит?
Отец махнул рукой.
– В этом городе тратить время стоило только на владельцев ящеров, – проговорил он. – Больше здесь ничего не развито: хлеб нормальный – и тот печь не умеют. Охотники, Энда их подери! Весь промысел – ловля драконов, в этом они мастера, да! Умей я ящером обращаться, честное слово, первым делом выжег бы этот городишко дочиста за дела такие! Не понимаю, что драконам мешает это сделать!
– Ты же сам раньше драконов ненавидел, – не удержался Эдрик, вспомнив отцовские рассказы о молодости. – А сейчас…
– А сейчас у меня дети есть, – вздохнул отец и исподлобья посмотрел на него. – А я с детьми не воюю. Не по-мужски это.
Он замолчал, а Эдрик подумал о Дарре. Тот ведь даже младше Хедина был, когда в плен попал. Работал на износ, голодал, а уж муки какие вытерпел… Добро, в Армелон попал: выручили его здесь, выходили, на ноги поставили. А сколько таких, как он, просто погибает в невыносимых условиях? Лишь потому, что умеют превращаться в ящеров. А подойди к ним с лаской, может, они бы выбрали человеческую жизнь, как тот же Дарре и его приемный отец? Разве боги не этого желают?
– А зачем братья скупили всех драконов? – осторожно спросил Эдрик, но отец промолчал, помрачнев при этом еще сильнее, и Эдрик не решился настаивать. – Пусть в городе не осталось драконов, – не слишком уверенно пробормотал он, – это же не значит, что у жителей не сохранилось после них то, что необходимо для сыворотки правды. Можно сходить на базар: даже если там такие вещи не продают, наверняка найдется торговка, которая подскажет, где искать.
