Текст книги "Дракон с отрезанными крыльями (СИ)"

Автор книги: Вера Эн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Однако все ее планы рухнули, когда Беата, состроив умоляющие глазки и грозясь броситься перед названой сестрой на колени, затащила ее на танцевальный помост.

– Ты же знаешь, я все время забываю эти движения, – оправдывалась Беата. – А тут посмотрю на тебя – и вспомню. Мне обязательно надо победить! Чтобы всем показать!..

Что именно она собиралась показать и кому, Беата не договорила, а Кайя не стала расспрашивать, почему-то чувствуя, что, соглашаясь, совершает большую ошибку. И теперь кружилась в танце на совершенно деревянных ногах, неслышно отсчитывая ритм и изредка поглядывая то на Беату, то на других соперниц.

Сестра делала много ошибок, но при этом танцевала с такой самоотдачей, что у судей, решающих, кого из претенденток пришла пора снимать с соревнования, не поднималась рука остановиться именно на ней. Другие девочки двигались кто лучше, кто хуже, но точно не с таким задором, как Беата. Пока взгляд Кайи не остановился на Ане. Вот уж кого Кайя никак не ожидала здесь увидеть, так это племянницу приемных родителей. Ее железный характер менее всего ассоциировался у Кайи с нежным и воздушным искусством танца. Однако Ана двигалась так, словно была одна и на помосте, и на всей площади, танцуя лишь для себя: легко, окрыленно, едва касаясь ступнями дощатого пола. Она казалась не девочкой, а мотыльком – ослепительно белым и чистым, и Кайя поняла, что Беате со всей ее страстью и напором не одолеть кузины. Тут не могло быть двух мнений: Беата зажигала, а Ана завораживала, и Кайя с удовольствием оставила бы помост прямо сейчас, чтобы посмотреть ее танец без помех. Но она обещала сестре помочь и потому продолжала свою работу, испытывая невольные уколы совести, когда та или иная конкурсантка в расстроенных чувствах сходила вниз. Кайя занимала чье-то место в ритуальном танце, хотя вовсе к этому не стремилась. Просто умела правильно двигаться, а желание…

Желание появилось в ту самую секунду, когда Кайя увидела возле помоста Вилхе. Он обвел взглядом кружащихся под музыку девочек, усмехнулся, посмотрев на сестру, подмигнул Беате, а потом остановил взор на Кайе, всем своим видом выражая поддержку именно ей. Ох, как подпрыгнуло и застучало ее сердечко, словно Вилхе только что пригласил ее на танец. Воодушевление растеклось по жилам вопреки воле, и Кайя почувствовала, как ноги сами закружили в сложных фигурах, а руки взметнулись к сердцу, набираясь от него столь необходимым для танца пылом, и в голове не осталось никаких лишних мыслей. Глаза в глаза: Кайя ловила взгляд Вилхе всякий раз, когда поворачивалась к нему, и все сильнее воодушевлялась, и желала только, чтобы музыка никогда не заканчивалась, и чтобы Вилхе все так же смотрел на нее: восхищенно и даже чуточку гордо, и чтобы…

– Ты же обещала! – из мечтаний вырвал голос Беаты: то ли раздраженный, то ли разочарованный, и Кайя вздрогнула, осознав, что едва не натворила. Почти пожертвовала сестрой и ее интересами ради собственной гордыни. И это после того, что Беата для нее сделала!

Неблагодарная приживалка!..

Кайя сбилась с ритма, начав оступаться и путать движения. Ей даже не пришлось притворяться и подыгрывать: навалившееся чувство вины лишило всякой легкости и грации, и Кайя ничуть не удивилась, когда услышала от судей свое имя. Совершенно опустошенная спустилась с помоста и сама не поняла, как подошла к Вилхе.

– Устала? – спросил он с неожиданной заботой, но тут же пояснил: – Совсем немного не дотянула. А танцевала лучше всех: глаз не отвести. Я и не знал, что ты так умеешь.

Кайя тотчас воспряла духом: ну и пусть проиграла. Какое это имело значение, если Вилхе сказал ей такие слова? И если заметил ее и даже похвалил? А ведь если бы не Беата…

– Мы просто с Айлин… С рассвета на ногах… Все пекли для праздника… – попыталась оправдаться она, и Вилхе серьезно кивнул. Хотел что-то ответить, но в этот момент стоявший неподалеку Хедин крикнул, перекрывая музыку:

– Ну что, девчата? Готовы побороться за лучшего парня Армелона?

Беата фыркнула. Ана не обратила внимания. Кайя усмехнулась.

Хедин, конечно, уже сейчас был завидным женихом: высокий рост, широкие плечи, густые волосы, смелый открытый взгляд, отлично подвешенный язык – мечта любой девчонки. Но его наглость порой переходила всякие границы. Это ж надо быть совершенно уверенным, что победительница захочет выбрать для ритуального хоровода именно его, хотя та могла предпочесть кого угодно. Например…

Кайя вздрогнула, осознав, для чего именно Беате нужна была сегодня победа. И очень скоро ее подозрения подтвердились. Но право первого выбора все же предоставлялось самой лучшей танцовщице. И ею сегодня была Ана.

Кайя не сомневалась, что уж она-то Хедина не выберет никогда: об их взаимной неприязни в Армелоне знали даже младенцы. Наверное, и Хедин не особо ждал от нее интереса, однако ощутимо вздрогнул, когда Ана разыскала в толпе глазами Эдрика и пригласила его на помост. Хедин сжал кулаки, опустил голову. Что, неприятно, когда по самомнению бьют, да еще так больно? Беата ведь тоже явно не этого кузена в пару предпочтет. А того, что пока еще стоял рядом с Кайей и о чем-то рассказывал, не чувствуя нависшей опасности и не ощущая придавившего Кайю ощущения беды. Этот ритуальный хоровод значил слишком много. Словно задел на будущее. Которое Кайя собственноручно подарила названой сестре…

Конечно, Беата выбрала Вилхе, и Кайе оставалось только смотреть, как он удивленно отходит от нее, нехотя поднимается на помост, неловко встает возле Беаты: Вилхе не любил работать на публику, считая лицедейство недостойным мужчин занятием, и Кайя об этом знала. И, может быть, ей следовало как раз порадоваться тому, что не она стала причиной недовольства Вилхе?

Вот только все это сотрется возле ритуального костра. Даже если сейчас Вилхе считал Беату лишь кузиной, потом вполне мог изменить свое мнение. А вот Кайя изменить уже ничего не могла. Разве что сделать доброе дело, выбрав в пару Хедина, а то на него даже смотреть жалко стало после того, как две из трех лучших танцовщиц предпочли ему других мальчишек.

Оказавшись на помосте, Хедин тут же принялся хорохориться, отвешивая Кайе комплименты и ругая на чем свет стоит судей, которые не заметили истинного таланта. Но вовсе не это снова воодушевило Кайю, а неожиданно помрачневший Вилхе. Он мог, конечно, расстроиться просто из-за того, что вынужден был стоять на помосте перед тысячной толпой, но Кайе так хотелось верить, что он в этот момент завидовал Хедину. Хотя бы потому что Кайя действительно танцевала лучше Беаты.

Однако, когда все они снова спустились вниз в ожидании «взрослого» конкурса, Вилхе убил и эту надежду.

– Как тебе в голову пришло пригласить Хедина? – возмутился он. – Особенно после того, что он тут во всеуслышание заявил?

Кайя хотела было объяснить, рассказав о своей жалости, но вместо этого только огрызнулась:

– Ты же предпочел Беату! – заявила она. – А я, знаешь, тоже не хочу с кем попало в круг становиться!

Выпалила, увидела еще округлившееся от удивления глаза Вилхе и нырнула в толпу, не желая слушать его оправданий, чувствуя, что просто разрыдается при первом же слове. И какая муха ее укусила? Всегда умела себя контролировать, а сейчас вдруг сорвалась на Вилхе, хотя виновата была только сама. Сама же Беате подыграла, нарушив, по сути, правила конкурса. Сама и расплачиваться за свою слабость должна была. Но невозможно оказалось представить Вилхе в ритуальном танце рядом с Беатой. Ой ее, Кайин! Пусть никогда об этом не узнает, главное – что знала она. И сама отдала, сама позволила…

Кайя просидела в темном проулке не меньше получаса, стараясь успокоиться и убедить себя в том, что этот хоровод ничего на самом деле не значит. Будет в ее жизни настоящий взрослый конкурс, и уж тогда она его не проиграет. И сама пригласит в круг Вилхе, обозначая свои истинные желания…

Если только к тому времени его родные не сговорятся с родителями Беаты о свадьбе. И все надежды Кайи растают, как утренняя дымка, и тогда…

– Вот ты где! – раздался над ухом голос Беаты, и она протянула Кайе руку. – Пошли скорее: там Айлин танцует так, что только искры летят. Как пить дать выиграет. Пошли, я хочу знать, кого она выберет!

Кайя апатично пожала плечами, но за сестрой последовала. В конце концов, она ведь собиралась поговорить с Дарре, а сама вон чего: натворила дел и расклеилась. И еще смеет рассчитывать на божьи милости!

Беата по дороге сыпала предположениями, где Айлин могла научиться так танцевать и почему скрывала этот факт, а также перебирала вероятные кандидатуры избранника сестры. И уже у самого помоста резко остановилась.

– Только бы Кёна не вздумала пригласить! – вполголоса выдала она, увидев его златокудрую голову в первом ряду зрителей. – А то с этой дурехи станется! Один гонор и ни капли разума!

Кайя изумленно посмотрела на сестру, никак не ожидая от нее подобных слов. Она, в отличие от многих других, отнюдь не считала Беату глупой, но та слишком редко соответствовала ее суждению.

– Айлин терпеть его не может, – прошептала Кайя, благоразумно отодвигаясь от Кёна подальше. – Мне кажется, его вообще все терпеть не могут.

Беата зло усмехнулась.

– Так уж и все! – заметила она. – Ваши с Аной хахали только что в рот ему не заглядывают, пылинки сдувая. Аж смотреть противно! Хорошо хоть Вилхе не такой. Не зря я его выбрала!

Кайя промолчала, не желая обсуждать ни отзыв Беаты о кузенах, ни тем более ее симпатии к Вилхе. Слишком хорошо она знала обо всех его достоинствах и о том, какое они могут производить впечатление.

Чтобы как-то оправдать свое поведение, она сделала вид, что чрезвычайно увлечена танцевальным конкурсом. А посмотреть и правда было на что. Оставшиеся на помосте девушки были очень хороши: и страсть, и изящество, и опыт – все при них. Но только ни одна не светилась изнутри так, как Айлин, отвлекая внимание от своих не самых сложных движений, завораживая вдохновением, вызывая желание глядеть на нее, не отрываясь, погружаясь в ее собственный мир, ощущая…

– Да она же влюбленная, как кошка! – неожиданно поняла Беата и расхохоталась прямо посреди площади. Кайя напрасно старалась ее утихомирить: Беата хваталась за живот и надувала щеки. И Кайя безумно боялась того момента, когда Айлин раскроет имя своего избранника. Разум трусливо предлагал воспользоваться моментом и оставить Беату одну, пока не поздно. Но Кайя подавила его доводы: она и так уже сегодня столько раз изменила самой себе, что еще одного раза не смогла бы простить. И богини, наверное, вознаградили ее за мужество: Беата, увидев рядом с сестрой Дарре, даже глазом не моргнула.

– Да неужели? – буркнула она. – Айлин не оригинальна: лишь бы мне свинью подложить. Даже неинтересно, что все так просто получилось.

Кайя вытаращилась на сестру, не в силах поверить собственной догадке.

– Ты… нарочно, что ли, с Дарре это все? – с запинкой спросила она. Беата передернула плечами.

– Вне всякого сомнения, – ответила она. – Эту ревнивицу надо было только направить в нужную сторону, а дальше все как по маслу. Не вечно же Дарре из-за этой гордячки мучиться, – и вдруг вздохнула: – Надо отдавать долги.

Что имела в виду Беата, Кайя не знала и выяснить не успела, так как всех участников ритуального танца пригласили к костру. Им предстояло организовать два хоровода: отроческий – ближе к огню – и взрослый – с внешней стороны. Кайя уже встала между Хедином и каким-то незнакомым мальчиком, как вдруг услышала позади себя:

– Какой кретин впустил в круг это эндово отродье?!

Конечно, Кён: кто еще посмел бы оскорбить Дарре после того, что тот делал для армелонцев? И какая самовлюбленная идиотка могла позвать в круг самого Кёна?

Стоявшие чуть поодаль от костра горожане заволновались, и Кайя очень надеялась, что они занимали сторону Дарре, а не Кёна. Но уверенности в этом не было.

– Это эндово отродье встало в круг по праву избранного, – совершенно спокойно отозвался Дарре, а потом еще и усмехнулся: – И, заметь, не с девятого места.

Это был увесистый камень в огород Кёна, которого лишь предпоследняя конкурсантка пригласила на помост. Кайя заметила, как побледнела Айлин, вцепившись в руку Дарре, словно пытаясь защитить его от беды хотя бы своей поддержкой, но Дарре явно не собирался отсиживаться за ее спиной. Все-таки он с возвращением Айлин изменился до неузнаваемости, обретя давно утерянную уверенность. И теперь не собирался уступать.

Кён выдержал паузу, потом повторил вопрос, глядя мимо Дарре и делая вид, что его не существует. Дарре качнул головой, но промолчал, не желая унижаться. Когда же и третья попытка Кёна не увенчалась успехом, главный судья не слишком уверенным тоном напомнил о правилах конкурса и попросил господина Кёна вернуться в круг.

– А он? – Кён ткнул пальцем в сторону Дарре. Судья беспомощно пожал плечами.

– Его тоже выбрали, – пролепетал он. Кён окинул судью презрительным взглядом, потом точно так же посмотрел на Дарре и заявил, что придется решать, кто именно станет участвовать в ритуальном танце, ибо он, Кён, никогда в жизни не встанет в один круг с драконьим уродом.

В толпе снова послышался ропот, передавшийся и тем, кто стоял ближе к костру. Кайя видела, как напряглась Айлин, очевидно, пытаясь придумать, как отстоять возлюбленного, и сама растерянно огляделась по сторонам, словно пыталась найти того, кто сможет разрешить эту ситуацию не в пользу Кёна. И в этот момент от детского хоровода отделилась Ана. В руках у нее было два факела, один из которых она всучила Дарре, а второй бесстрашно протянула Кёну.

– Пусть Энда определит – это же его праздник, – предложила она. – Чей факел погаснет раньше, тому и уходить из круга. Все честно.

Она правильно сыграла на гордыне Кёна: уверенный в своем превосходстве, он с высокомерной усмешкой взял у Аны факел и торжествующе вскинул его вверх. И в ту же секунду налетевший порыв ветра затушил огонь, вынудив Кёна так и замереть с поднятой рукой в полнейшем недоумении от невозможности произошедшего.

Факел Дарре полыхал ярким пламенем, выпуская в ночь необыкновенные голубоватые искры.

На площади на мгновение повисла такая тишина, что слышно было лишь треск горевших в костре поленьев. Но вот самые несдержанные горожане захихикали, их веселье передалось другим, и вскоре армелонцы покатывались со смеху, показывая на Кёна пальцем и восхваляя Энду за удачную шутку.

И вдруг все оборвалось.

Воздух разрезал обозленный, словно волчий, рев:

– Ах ты, дрянь! – и свист хлыста, направленного на Ану. Секунда – у Кайи замерло в груди сердце и обледенело от ужаса. А потом завибрировало от безумного мальчишеского крика – и Эдрик, загородивший собой Ану, повалился на землю, вцепился в лицо руками, и сквозь его скрюченные пальцы темно-алыми струйками засочилась кровь.

Толпа ахнула, подавшись назад; кто-то заголосил, призывая богов к справедливости; но еще раньше Хедин, словно барс, накинулся на Кёна, вырвал хлыст из его рук и принялся щедро потчевать обидчика кулаками. Кён, однако, несмотря на почти девичью красоту, славился недюжинной силой и умением драться, а потому почти следом Хедин оказался на земле, прикрываясь от ударов щегольских сапог…

Но Кайя уже смотрела на Эдрика и склонившегося над ним Дарре. У Эдрика была рассечена правая щека и серьезно задет глаз, однако Дарре, казалось, не сомневался в своей способности залечивать и такие раны. Попросил только Айлин держать Эдрика за руки, чтобы тот не мешал ему работать, и принялся за дело.

Кайя вдохнула поглубже и отвела взгляд, тут же наткнувшись на кучу мала, катающуюся по пыльной земле: там были уже не только Кён и Хедин, но и Вилхе. Кайя охнула в страхе за товарища, а приблизившаяся к ней Беата, напротив, вовсю веселилась, подбадривая мальчишек и выкрикивая советы, с какой стороны лучше подойти к «господину Кёну» и куда его ударить.

Безумие прервал прорвавшийся наконец сквозь толпу отец Эдрика. Он одной рукой выдернул из своры старшего сына, второй – Вилхе, а потом ногой отпихнул Кёна.

– В тюрьму! – приказал он трем следовавшим за ним дружинникам, и, показалось, все присутствовавшие на площади вздохнули от облегчения.

Люди засуетились, предлагая помощь и делясь впечатлениями, и, наверное, только Кайя, случайно оттесненная к дравшимся с Кёном мальчишкам, услышала, как Хедин, тяжело дыша, пробормотал:

– Я отомщу! – и как Вилхе, глянув на него исподлобья, кивнул:

– Я буду участвовать!

Глава двадцать шестая: Новости от Тилы

Ариана с удивлением смотрела на гостя. Не сказать, чтобы Тила совсем уж никогда не заглядывал к ним в дом, но после возвращения-то точно. Обычно его визиты сопровождались каким-нибудь важным делом или известием. Как оказалось, и нынешний случай не стал исключением.

– Хотел Дарре за сыновей поблагодарить – так обоих исцелил, что даже шрамов не осталось, – не сходя с крыльца, объявил он. – В госпитале не застал, решил, может, дома уже.

Ариана покачала головой и отошла в сторону, предлагая Тиле зайти.

– Не могу сказать, когда Дар вернется: сам понимаешь, возраст у них сейчас такой, – тепло улыбнулась она. – Но мы с Лилом будем рады скрасить твое ожидание милыми беседами о своей жизни в Армелоне.

Тила хмыкнул, уловив в ее голосе скрытый упрек на его невнимание после возвращения из Окиноса. Тила и сам понимал, что затянул с визитом, но дел вдруг навалилось столько, что он только успевал разгребать. Или не успевал. Как в этот раз.

– Было бы неплохо, если бы вы ответили на пару моих вопросов, – решительно и в то же время несколько растерянно проговорил он. – Для полноты картины.

Ариана скрыла свое любопытство и пригласила Тилу в гостиную.

– Располагайся, – сказала она. – Я сейчас Лила позову и вернусь.

Тила кивнул, уселся за пустой стол и оперся на руки, закрыв лицо. Хорошо, что Ариана ушла и хоть ненадолго оставила его одного собраться с мыслями. Как начать тот разговор, что был необходим, Тила не знал. Вряд ли Ариана и Лил не замечали, что творится в городе. Но вот каким было их отношение к нынешнему градоначальнику и хватит ли крох былой дружбы, чтобы склонить их на свою сторону? Могут ведь решить, что Тила свой пост задумал вернуть, вот и копает под отца Кёна. А у Тилы не было ни единого доказательства их неправоты. Только надежда на благоразумие и доверие.

Лил появился один, пожал Тиле руку и задал пару ничего не значащих вопросов о здоровье и погоде. Тила, услышавший, как на кухне загремела посуда, ответил неспешно и обстоятельно. Ослу было понятно, что Ариана, как гостеприимная хозяйка, не могла оставить Тилу голодным, а Лил, как хороший муж, не хотел начинать важную беседу без нее. Тила иногда нарочито посмеивался над их отношениями, а сам втайне пытался подражать другу, считая именно такое поведение правильным, хотя и не свойственным настоящим воинам. Впрочем, какими воинами почти двадцать лет назад оказались армелонцы, Тила знал не понаслышке, а потому давно перестал стыдиться и своей дружбы с бывшим драконом, и восхищения его поступками. Будь то защита ненавистного города или самые нежные чувства к любимой жене.

Ариана не заставила себя долго ждать, поставив на стол блюдо с пирогами, небольшую тарелку с какими-то причудливыми сладостями и кувшин с яблочным компотом.

– Напиться бы вдрызг, – неожиданно мрачно заявил Тила и исподлобья посмотрел на Ариану. – Так у вас ведь и нечем.

Ариана нахмурила красивые брови, но вовсе не по той причине, о которой подумал Тила.

– Давай ты сначала все нам расскажешь, а потом мы решим, чем это отмечать, – без единой осуждающей нотки предложила она. Тила невесело улыбнулся, хотя от слова «мы» ощутил нежданный прилив сил и даже какое-то воодушевление, словно наконец перестал быть один. Он не решался рассказывать о своих заботах Ильге, боясь за ее все еще слабое здоровье, которое любая серьезная проблема могла подорвать быстрее северных ветров. Сыновья были еще слишком малы: хоть и согласились ему помочь, но на дельный совет уж точно не способны. Тила, в общем-то, и не рассчитывал особенно на поддержку, когда шел сегодня в этот дом, но уж коль скоро Ариана протянула руку помощи…

– Градоначальник выпустил Кёна, – безо всяких предисловий выдал он и с такой ненавистью впечатал кулак в стол, что тот недовольно заскрипел и намекнул на свою неспособность выдерживать подобные нагрузки. Однако столу не повезло: никто из присутствующих не обратил на него ни малейшего внимания.

– На основании чего? – так же без всяких не относящихся к делу уточнений спросил Лил. Тила погладил стол ладонью, словно прося прощение за предыдущую несдержанность.

– В отсутствие состава преступления, – сквозь зубы процедил он. – У Эдрика после лечения даже шрама от удара не осталось, а значит, и удара никакого не было, и не за что невинного горожанина за решеткой держать.

– А то, что треть Армелона была свидетелями этого изуверства? – вполголоса спросила Ариана, будто знала ответ. Но Тила все же его озвучил.

– Пойди поговори с этой третью, – огрызнулся он. – Оказывается, никто тогда и на площади-то ни был, все по домам сидели, ничего не видели.

– А детские показания вообще в расчет не идут, – закончила Ариана и вздохнула. – Знакомая картина. Кён же сын градоначальника, никто не хочет связываться.

Тила снова стиснул кулаки. Значит, она оправдывала поведение соседей, считая высказанную причину весомой для трусости?

– На месте Эдрика должна была быть твоя дочь, Ариана! – выдавил он, едва сдерживаясь от охватившего гнева. А она кивнула и неожиданно сжала его руку.

– Беанна с Эйнардом пригласили нас провести вечер на берегу реки у собственного костра, – спокойно объяснила она свое отсутствие на площади. – Мы не стали отказываться.

Тила скрипнул зубами, вспомнив, как Ильга намекала на что-то подобное. Но Тиле предстояло поддерживать порядок во время праздничных гуляний, и теперь он только радовался тому, что не отказался от дежурства в угоду отдыха с семьей. Кто бы тогда остановил озверевшего Кёна?

– Неужели совсем никто не согласился помочь? – спросила Ариана. Тила передернул плечами.

– На самом деле, не так уж и много народу видело удар, – признался он. – Все же внутри круга происходило, а там кто? Дети да девчонки несовершеннолетние, которые не имеют права доносы писать. Парни… – Тила поджал губы. – Кто говорит, что по ту сторону костра был и не заметил ничего. Кто считает, что Кён достойно на оскорбление ответил. Один только с радостью согласился мразь эту прижучить, да ведь его слово против слова Кёна… Не хочу подставлять мальца. Буду искать другие пути.

На некоторое время в комнате установилась тишина, потом Тила вздохнул.

– И парни, Энда все подери, так не вовремя срезались! – пробормотал он и тут же заметил заинтересованный взгляд Лила. Фыркнул. – Вы же не думаете, что мне методы Кёна столь по душе пришлись, что я решил им и сыновей обучить? – проворчал он. – Как вернулся, сразу заметил, что в Армелоне не все ладно. Уж не знаю, что сказалось: может, взгляд незамыленный, может, опыт предыдущий, только народ увиделся уж больно запуганным. Попытался выяснить, что к чему, и вдруг наткнулся на стену молчания. На словах все хорошо, а в глазах испуг плещется. Я туда-сюда… Спасибо старым связям, вывели на Кёна этого поганого. У него же полгорода под колпаком: запугивает папашей своим и деньги тем самым вымогает. Да еще ведь и знает, гнида, кто жаловаться не рискнет! Я попытался того-другого к доносу склонить, так ни в какую! Говорят, тебе хорошо, ты дружинников глава, тебя никто не тронет. А мы люди маленькие: прикроют лавочку, на что жить тогда будем? А так какой-никакой, а все-таки доход. Да и спокойно…

Тила не выдержал, выругался, уперев ненавидящий взгляд в угол гостиной. Потом залпом выпил кружку компота и принялся грызть сладкий крендель.

– Айлин пекла? – неожиданно перевел он разговор на другую тему. – Она нас в Окиносе частенько такими же баловала. Хорошая девчонка выросла. Зря вы тут на нее…

Ариана так вздохнула, что Тила почел за лучше заткнуться и закусить еще одним кренделем. Он, если уж на то пошло, старшим братом Айлин был и вполне мог вмешаться, когда она фортеля начала выкидывать. Но решил, что воспитание девочки должно быть женской привилегией, и отдал все на откуп Ариане и ее сестре. А потом на жену эту обязанность переложил, несмотря на ее болезнь. Спасибо богиням, вразумили Айлин и без Тилиного участия. И спасибо Энде, что дал ему сыновей. Как воспитывать их, Тила знал.

– Короче, я Хеда с Эдом подсунул Кёну этому в оруженосцы, – непонятно почему разозлившись на самого себя, продолжил он. – Рассчитывал, что они дурачков сыграют и улик каких-нибудь накопают мне компрометирующих, чтобы я Кёна мог приструнить. Но, признаюсь, я его недооценил. Месяц псу под хвост, а я даже с места не сдвинулся со своим расследованием. А подонок этот теперь совсем распоясается, уверенный в своей безнаказанности.

– Быть может, это и неплохо? – неожиданно задумчиво проговорил Лил, и сейчас уже Тила посмотрел на него с удивлением. – Если Кён расслабится, то начнет совершать ошибки. И нужно будет лишь их не прозевать.

Тила хмыкнул: это он понимал и без мудрых изречений товарища.

– Предлагаешь слежку устроить? – не слишком благожелательно спросил он. – Так Кён всех моих ребят лучше меня знает – вмиг вычислит. Я потому сыновьями и пожертвовал, что больше некого было просить.

– Боюсь, что твои сыновья Кёну поперек горла изначально встали, – возразил Лил, – ведь не так давно их отец занимал пост его отца, и Кён вполне мог решить, что ты метишь обратно на теплое место, первым делом пытаясь копнуть под сына конкурента.

– Очень теплое! – неожиданно вспылил Тила. – Такое теплое, что у меня волос уже вполовину меньше, чем у любого из вас! Была бы возможность – остался бы в Окиносе их полицию развивать да вечерами на морской закат любоваться! А вместо этого дерьмо за всякой мразью разгребаю! Отчий край, Энда его подери!

Тила выговорился и замолчал, пораженный своей вспышкой уж точно не меньше хозяев. Он вовсе не собирался жаловаться на жизнь и уж тем более на градоначальничьи тяготы. Но Лил высказал ту самую мысль, которой Тила больше всего и опасался, и в попытке оправдаться он не сдержал эмоций. Никто не знал, на самом деле, сколь непроста была ноша главы города. Когда от тебя зависит благополучие нескольких тысяч человек одновременно и любое неверное решение может превратить город из мирного поселения в бушующий океан. Когда приходится выбирать, чьими интересами пожертвовать, чтобы остальным жилось хорошо. Когда не спишь ночами в преддверии визита глав соседних городов, проговаривая в сотый раз свою речь и прикидывая, как лучше всего продавить интересы Армелона. Когда не видишь семью неделями, потому что вынужден совершать ответные поездки и снова договариваться, угрожать, упрашивать…

Тила мог гордиться тем, как поднял город за время своего правления. Улучшение благосостояния граждан невозможно было не заметить. На месте деревянных домов даже бывшей голытьбой возводились каменные; открывались новые лавки; иноземные торговцы считали честью представлять свой товар именно на армелонской ярмарке. Поднималось сельское хозяйство, развивалась медицина: Тила не постеснялся обратиться к Эйнарду с просьбой посоветовать целителей из южных стран, способных помочь в этом деле. Воинское искусство было взято на особый контроль: что бы ни обещал им Энда, а об обороне города как раз в мирное время и стоило позаботиться. Так что, уезжая, Тила не мог ни в чем себя упрекнуть. Он оставлял Армелон преемнику в цветущем состоянии и имел полное право уделить время жене, которую, вероятнее всего, и подкосило вечное отсутствие в ее жизни мужа.

Тила старался об этом не думать, убеждая себя, что у него не было другого выбора. Хотя в глубине души понимал, что выбор есть всегда. Просто он по привычке делал то, что от него ждали. Как когда-то ненавидел дракона, потому что так было положено. Как помогал добивать врагов, когда Ильга замерзала в разрушенном госпитале. Как рискнул сейчас детьми, потому что снова увидел в этом свой долг. Да только этот самый долг едва не отнял у него самых близких и самых лучших людей, которыми одаривали его богини: друга, жену, сына…

Сколько еще Энда должен вынести предупреждений, чтобы Тила наконец осознал милость богов и начал жить по-другому? И возможно ли это вообще?

– Я поговорю с Вилхе, – будто не заметив его срыва, сообщил Лил. – Будут у тебя подходящие ребята. Те, что в любую щель пролезут. На Кёна, поверь, у многих в Армелоне зуб имеется. А мальчишки пока еще не научились так трусить, как их родители.

Тила беззлобно ругнулся, одобряя это предложение.

– Давно надо было к вам прийти, – подвел итог он, и Ариана мило улыбнулась.

– Давно, – согласилась она и пододвинула к Тиле пироги. И он освобожденно принялся за трапезу, рассматривая придумку Лила с разных сторон и все больше убеждаясь в ее дельности. Однако, приняв решение, снова вспомнил о проблемах.

– Это ведь только половина беды, – заметил он и выжидающе посмотрел на хозяев, прикидывая, готовы ли те услышать очередные неприятные новости. И, только убедившись в их неподдельной серьезности, продолжил: – Дошли до меня слухи из Дальних земель: тех самых, что к Драконьей долине ближе всех расположены. Какие-то умельцы умудрились взрослого ящера себе подчинить. Да не для работы его приспособить, а для собственных бесчинств. Два поселения уже выжгли начисто – невеликие, правда, но, боюсь, как бы они силы просто не пробовали. А потом…

– Разве человеку под силу управлять драконом? – не поверила Ариана. – Вспомни, какого размера Лил стал, оборотившись, – полгорода тенью закрывал – и это в двадцать лет. А чем старше…

– Да уж ясно, что не силой действуют! – огрызнулся Тила и снова вдавил кулак в стол. – Опоили чем-то, обкурили, не знаю! На кой ляд надо им все это, тоже понятия не имею! Пахали себе землю спокойно, братцы-кролики, ящеров в плуг запрягая, зерновые культуры выращивая, и вот на тебе! Поговаривают, правда, что они давно уже какие-то опыты на порабощенные драконах ставили, наверное, однажды… – и тут осекся, услышав приглушенный девичий вскрик.

Обернулся к входной двери и увидел там перепуганную Айлин и совершенно белого лицом Дарре, сползающего по косяку на пол…

* * *

Дарре скрючивало от боли в спине. Ни вздохнуть, ни пошевелиться: сил хватало только на то, чтобы не заорать в голос, добивая и без того перепуганную Айлин. Дарре, не жалея себя, старался доказать ей, что способен быть настоящим мужчиной, и даже сам почти поверил в это, когда спина перестала изводить. Но первое же испытание показало, что он был слишком лестного о себе мнения. Все тот же звереныш, не умеющий контролировать собственное тело и мысли. И место ему именно там, на полу, у ног Айлин, под ее презрительным и разочарованным взглядом. А когда двое мужчин еще и подхватили его, беспомощного, под руки, перетаскивая на ближайшую лавку…