Текст книги "Дракон с отрезанными крыльями (СИ)"

Автор книги: Вера Эн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

Кажется, и Вилхе решил точно так же, потому что, немного посторонившись кузины и побросав на нее подозрительные взгляды, оттаял, придвинулся ближе и принялся по ее просьбе рассказывать, как им с Дарре посчастливилось спасти Кайю. Дарре слушал эту историю уже раз в сотый и теперь незаметно усмехался тому, какими небывалыми подробностями она обрастает, однако не вмешивался, не желая обидеть брата, даже когда чувствовал на себе несмелые, но явно заинтересованные взгляды Айлин.

Нет, понять ее вообще было невозможно. Или просто стыд сделал из той бойкой, нахальной, насмешливой девицы нынешнюю скромницу? Или это ее настоящий характер, а прежнее поведение было лишь каким-то показательным бунтом? Или она притворяется именно сейчас, а потом рассмеется в лицо и снова примется за старое?

Дарре невольно поежился. «Дикаря и урода» он еще не забыл.

– Попробуй, – неожиданно плюхнул Вилхе перед ним то ли пирожок, то ли булку, закрученную, будто раковина у улитки. – Вкуснятина – пальчики оближешь! Айлин принесла!

– Быстро же тебя купили, Вилхе, – вполголоса буркнула Ана, глядя на «улитку» так, будто та была по меньшей мере отравлена. – Булочкой поманили, и ты уже на задних лапках прыгаешь, как щенок.

Вилхе нахмурился, тут же растеряв всю свою безмятежность.

– Завидуй молча, – посоветовал он. – И не порть нам аппетит своей постной физиономией.

– Если тебе не нравится моя физиономия!.. – тут же взвилась Ана, и Дарре заметил, как сжалась от этой перепалки Айлин, очевидно поняв причину. Сотню раз уже, наверное, прокляла себя за то, что в гости решила зайти. Но сидит, терпит. Значит, нужно ей это. Может, и правда…

– Не ешь! – зашипела Ана, когда внимание родителей вновь переключилось на племянницу, и она получила возможность действовать незаметно. – Вдруг она подмешала туда чего? Меня Эдрик предупреждал: с этой рыжей станется!

Дарре посмотрел на нее с удивлением. Ну ладно, он, огребший от хозяев на три жизни вперед, мог думать подобные вещи – и то в незапамятные времена. Но Ана-то откуда таких глупостей набралась?

– Она же твоя сестра, – ошеломленно заметил он. Ана поморщилась.

– Была нужда в таких сестрах, – огрызнулась она. – Или что? Ты как Вилхе? Только рыжую бестию увидел – и обо всем забыл?

Дарре передернуло. Вряд ли Ана могла знать о его одержимости Айлин, иначе не стала бы бить по больному. Однако попала точнехонько в цель. Так, что Дарре моментально расхотелось продолжать сидеть за столом и делать вид, что он рад нежданной гостье.

– Я пойду, ма, – поднялся он со своего места. – Обещал Эйнарду вечером в госпиталь заглянуть – он заждался, наверное.

Прежде чем Ариана успела ответить, Айлин вскочила на ноги.

– И мне пора, – засуетилась она. – Никого не предупредила… Потеряют, волноваться будут…

– Подожди, я провожу: темно уже, – Лил тоже встал и, прихрамывая, направился за курткой. Попавшая шесть лет назад в капкан нога периодически давала о себе знать неприятной ноющей болью, и сегодня был именно такой день. И Дарре, прежде чем успел обдумать собственные действия и их последствия, выдал:

– Я провожу, – тут же сжался, не зная, чем обернется подобное предложение, и все же продолжил: – Как раз в госпиталь по пути.

То, как Айлин вздрогнула, стиснула руки в кулаки и с каким-то отчаянием взглянула на Ариану, не заметить было невозможно. Дарре даже растерялся на пару секунд. Она что, его боится? Так он вроде в насильственных действиях замечен не был. Даже после поцелуя сразу отпустил и пальцем не притронулся. Как она и требовала. И впредь не собирался.

– С-спасибо, не нужно, – пробормотала Айлин. – Тут недалеко, я сама добегу.

Дарре неожиданно разозлился. И так через себя переступил, помощь этой беспредельщице предлагая, так она еще и упрямится! Неужели рассчитывает, что ее уговаривать будут? После ее-то выходок?

И все же жалость к отцу была сильнее неприязни к рыжей девчонке.

– Одна не пойдешь, – заявил Дарре, понимая, что отец не опустится до пререканий, а просто молча выполнит обещание, несмотря на травму, – придется выбирать провожатого. Только учти, что у отца нога разболелась, а Вилхе завтра вставать ни свет ни заря. Так что как ни крути…

В доме воцарилась тишина, но лишь на мгновение. А потом мать, недоуменно переводящая взгляд с Айлин на Дарре и обратно, вдруг прыснула, отвела глаза и каким-то ловким движением подтолкнула их обоих к двери. Да еще и умудрилась незаметно дернуть Дарре за ухо.

– Горе мне с вами, – сообщила она и добавила: – со всеми. Топайте, давайте, пока Эйнард розыск по всему городу не объявил. Ни свет ни заря.

Дарре вспыхнул, радуясь только, что ни в темном предбаннике, ни в полумраке на улице этого незаметно. Ну да, приукрасил немного про Вилхе: ничего бы не случилось с братом, потрать он пол вечерних часа на сопровождение до дома кузины. Но Дарре вдруг захотелось сделать это самому. Может быть, чтобы проверить, действительно изменилась рыжая девчонка или просто притворяется. Может быть, в очередной раз не справившись с собой.

Они, кажется, никогда в жизни не были с Айлин наедине. Возможно, и не будут больше никогда, и все это к лучшему, но…

Энда с ним!

Шли молча. Айлин обеими руками вцепилась в свою корзинку, как будто Дарре собирался ее отнять и приговорить все содержимое. Почему-то возникло вдруг сожаление, что он так и не попробовал ее «улитку». Интересно, по возвращении домой там останется еще хоть одна? Или…

– Дарре…

Он не поверил даже сначала, услышав свое имя из уст рыжей девчонки. Кажется, она уже лет пять не удосуживалась вспомнить, как оно произносится: едва поняла, что он не станет ей подчиняться, предпочитала только обидные клички. А теперь – так робко, так аккуратно… что даже внутри пробрало.

Эндова одержимость!

Дарре остановился. Развернулся, но взгляд поднимать не стал. Не хватало еще сорваться в очередной раз. Он-то рассчитывал быстро довести ее до дома и сдать матери, пройдя тем самым проверку на прочность и убедившись, что все-таки способен владеть собой в присутствии Айлин. Но задача оказалась сложнее, чем он думал. Если рыжая начнет язвить, Дарре найдет, чем ответить. Но сейчас казалось, что у Айлин совсем другие намерения. И это пугало и завораживало одновременно.

Айлин по-прежнему сжимала свою корзинку и смотрела в нее, словно пытаясь в темноте пересчитать количество несъеденных булочек.

– Пожалуйста… прости меня… – дрожащим от напряжения голоском проговорила она. Дарре повел плечами: видать, сильно совесть девчонку заела, если заговорить с ним решилась. После двух их последних встреч.

– Прощаю, – равнодушно отозвался он. Жалко, что ли? Ему так от этого слова вообще ни жарко ни холодно.

Айлин вздохнула, еще ниже опустила голову. Ясно: не поверила. Впрочем, какая разница? Сама виновата в том, что творила. С жиру бесилась в окружении любящих людей, готовых пылинки с нее сдувать. А как поняла, что потеряла, так и присмирела немного. Правда, непонятно, на кой ляд ей сдалось прощение Дарре: от него-то она точно ничего хорошего не видела. Так что, может, и не виновата особо была. Ну да, обозвала чувствительно, конечно, по больному проехавшись. А о том, каким боком ему поцелуй тот вышел, знать не знала. Сама-то тоже перепугалась: ужаса в ее глазах Дарре до сих пор себе не простил. Что ж тогда оскорбленную невинность корчил? Хотел, чтобы она уговаривать его начала? Унижением насладиться? Тьфу!

– Да забыл я все! Давным-давно! – разозлившись на себя, выдал Дарре. – Не майся. Мстить не буду. Не то пережил.

Энда его за язык дернул с последней фразой. Айлин вздрогнула всем телом, побелела как полотно, пальцы затряслись, да так, что корзина из рук выпала и о землю стукнулась.

– Я… не хотела… я не думала тогда… – кое-как пролепетала она, прежде чем слезы залили щеки, оборвали оправдания, затопили отчаянием. Айлин обхватила себя за плечи, сгорбилась, содрогаясь от беззвучных рыданий. Ох ты ж, Ойра милосердная!..

Дарре сам не понял, как шагнул вперед. Спина заболела, в рубцы словно сотня иголок разом впилась, предупреждая об очередной глупости. Да что ж, стоять и смотреть, как девчонка себя изводит? Тоже досталось. Не первый он такой, наверное, понять ее не желал.

– Айлин… – надо же, какое имя звонкое и нежное, никогда в жизни его вслух не произносил, не думал даже, что зазвучит так. – Я…

Но она только отпрянула, замотала головой, согнулась еще сильнее.

– Я… все понимаю… такое нельзя… после того, что ты… с тобой… – забормотала она, тщетно борясь с дрожью. – Я не подумала, я… дура бессердечная!.. Извини!..

Каждое слово – каленым железом все в те же раны. Да что ж больно-то так от ее боли? И вина накрывает: довел? Понравилось?

– Ты же не ударила тогда, – каким-то не своим голосом напомнил Дарре: Энда, только бы остановиться вовремя. Не сказать лишнего. Не сделать очередной глупости. А впрочем… Что ему терять? – Я все помню, Айлин: и слезы твои, и слова успокаивающие… Я впервые в тот момент понял, что есть на свете хорошие люди. Даже жить захотелось.

– Пока я за деньгами не потянулась? – всхлипнула она, но уже без прежнего одуряющего отчаяния. И дышать стало легче. – Я вовсе не хотела… тебя покупать… Но это же был единственный способ…

– Да знаю я! – хмуро оборвал ее Дарре и уставился в землю. – Ты… Ну не мог я жалость твою выносить – она меня в клетку все время возвращала! Вот и пытался доказать, что не зверек дрессированный. Уж прости, как умел.

Выговорил – и пусто внутри стало. Ни обид, ни угрызений совести. Словно дело большое закончил – и не знал, что дальше. И только от рыжей девчонки зависело, чем душа наполнится: надеждой ли или мраком беспросветным.

Айлин шагнула вперед, все так же не поднимая глаз и спрятав руки за спину.

– Мне было двенадцать лет, – зачем-то сказала она. – Я считала себя взрослой и умной, способной справиться с любой проблемой. А сама…

Я же с мальчишками не общалась никогда: разве что с Вилхе, но он совсем ребенком был. Ничего не знала про вашу гордость и отношение к ненужной помощи. На кузенов потом насмотрелась, немного разобралась, что к чему. Я… правда не хотела, чтобы все так получилось, Дарре. Может, дашь мне возможность хоть что-то исправить? – и она совершенно неожиданно протянула ему руку. У Дарре зашумело в голове от незваного воодушевления. Давно ли от «дикаря и урода» вздрагивал? А тут поверил, растекся патокой.

– Сначала тебе придется разрешить мне к себе прикасаться, – ненавидя себя за подобное ребячество, напомнил он. Но извинения Айлин отнюдь не давали ответа на вопрос о ее доверии. А он волновал Дарре ничуть не меньше всего остального.

Айлин вдохнула, рука чуть дрогнула, и Дарре показалось, что она сейчас просто развернется и уйдет, устав выпрашивать у него милости. И это будет именно то, что он заслуживает.

Да только…

Убьет последнюю надежду…

– Разрешаю, – еле слышно выговорила она и сжала другой рукой юбку. – Если тебе не противно.

Дарре больше не позволил ей мучиться ни одной лишней секунды. Стиснул ее ладошку, не дыша и чувствуя только, как грудь заполняется непривычным волнующим теплом. Айлин тоже чуть сжала пальчики, отвела от их рукопожатия взгляд и, кажется, чуть лукаво улыбнулась.

До госпиталя этим вечером Дарре так и не дошел…

Глава пятнадцатая: Рогалики

Айлин давно не просыпалась в таком хорошем настроении, как сегодня. Дома, почти без угрызений совести, все объяснив и со всеми помирившись, и даже с Дарре…

Ох!..

Она прижала руки к щекам, залилась румянцем.

Разговор у них вчера вышел – чуть сердце не разорвалось. Айлин с трудом помнила, что говорила и как умудрилась вызвать Дарре на откровенность. Но все это не шло ни в какое сравнение с тем, что он сказал и как потом сжал ее ладонь. И как только у Айлин хватило наглости протянуть ему руку с предложением дружбы? Так лишь мужчины делали, да еще они с отцом, играясь. Айлин не подумала даже, что это, наверное, неприлично, а потом все перестало иметь значение, едва только ее заледеневшие пальцы утонули в ладони Дарре – такой теплой, отогревающей, что безумно не хотелось размыкать руки.

Айлин почти восемнадцать. Ее сверстницы, в большинстве своем, уже просватаны и только и ждут совершеннолетия, чтобы сыграть свадьбы. Наверное, останься Айлин в Армелоне, и ей бы уже подыскали жениха или она сама привела бы в дом любимого. Но два года под присмотром дяди Тилы лишили ее общения с молодыми людьми. Он сразу предупредил, что оторвет голову всякому, кто приблизится к ней на расстояние вытянутой руки, и Айлин не имела поводов ему не верить. «Вернешься домой, под ответственность родителей, делай, что хочешь, – заявил он. – А я церемониться не стану. Не умею».

Айлин пыталась было повозмущаться, даже напомнила о своем возрасте, но смирилась быстро. Не лежало сердце ни к кому из южных парней: пусть и не случайно они славились красотой и обхождением, а ни разу сердечко не екнуло. Как екнуло вчера. И два года назад при взгляде в пронзительные серые глаза. И совсем давно, возле клетки, под надзором отвратительного укротителя…

Наверное, можно было и дальше себя обманывать, считая это простым совпадением. Но как тогда объяснить затопившую душу радость, когда Дарре сказал, что все помнит? И что она дала ему надежду. И что из-за нее он захотел жить… Ей же это не почудилось. И голос его – чуть глуховатый, но такой глубокий – тоже не почудился. Дарре сказал искренне, и Айлин это почувствовала, и только потому могла себя простить. Почти до конца. Почти до… их незабываемого поцелуя…

Ничего не стерлось. Ни ощущения, ни воспоминания о том, как вел себя Дарре. Мог ведь просто оттолкнуть, высмеять, повернув месть в ее сторону. Почему же не сделал? Ведь не потому же, что понимал, как ей будет больнее?

Еще вчера подобные мысли даже не пришли бы в голову. Если и вспоминался поцелуй – а он вспоминался, каждый божий день, – то только как наказание за собственное бесчинство, терзая душу и вынуждая горько жалеть о сотворенной жестокости.

А сегодня почти исчезнувшее сожаление таяло от новых робких надежд. Дарре с той самой ярмарки стал для нее не просто знакомым: может, потому и больно так было, и обидно от его неприязни? Айлин тогда была уверена, что все это из-за разбившейся мечты о драконе. Но их поцелуй не имел к дракону совершенно никакого отношения. И вчера, коснувшись рук Дарре, Айлин это поняла. Слишком острыми были ощущения и слишком приятными. И сердце заколотилось совсем не из-за полученного прощения.

Неожиданно захотелось его увидеть. Айлин вчера, несмотря на стыд и смущение, весь вечер ловила себя на попытках взглянуть на Дарре. Тайком, исподлобья, чтобы он, не приведи Ивон, не заметил, не понял, не усмехнулся как-нибудь уничижительно и не убил робко пробивающуюся сквозь иссохшую корку обид и презрения надежду.

Дарре был такой… совершенно другой, не похожий на себя прежнего. Настоящий мужчина: спокойный, уверенный, немного жесткий и в то же время неуловимо добрый. Ана смотрела на него снизу вверх, как влюбленная кошка, и Айлин обожгла мысль о том, что у Дарре, пожалуй, сейчас могло быть немало поклонниц. Если родители не боялись доверять ему в госпитале своих детей, то у куриц несовершеннолетних и вовсе страх перед драконом отсутствовал.

А Дарре на нее и глаза ни разу не поднял, как будто Айлин нисколько его не интересовала. Или как будто не мог и не желал простить. И Айлин, не зная, какая из этих двух причин хуже, извелась за время ужина и не сумела сдержать себя по его окончании.

Тяжелый вышел разговор, изматывающий. Айлин уже и не надеялась на благополучный исход, когда Дарре напомнил о том, что пережил перед их знакомством. Стыдно стало за последовавший срыв. Надо же, разрыдалась, как будто он обязан был ее успокаивать. Знала, конечно, что будет сложно, но с Дарре вдруг стало совсем невыносимо. Как будто от его прощения вся дальнейшая жизнь зависела. Вот сдался же он ей: можно подумать, единственный парень в Армелоне!

Но разум мог говорить, что угодно, а Айлин сердцем понимала: сдался. Может, и не получится ничего, и уже завтра она это поймет, списав вчерашние волнения на сложившиеся обстоятельства, но сегодня она должна была попытаться. Увидеть, поговорить, понять. Проверить себя. Убедиться, что не ошиблась. И, быть может, узнать, отчего вчера рассмеялась тетя Ариана.

Айлин соскочила с кровати, быстро привела себя в порядок и поспешила на кухню. Много у нее еще рецептов было в запасе, и это отличный повод, чтобы снова навестить родителей в госпитале. А там – если боги будут благосклонны – и Дарре встретить. Получится вроде как случайно. А потом родители обязательно предложат ему попробовать принесенные Айлин лакомства. И она…

Ей почему-то казалось невероятно важным увидеть его реакцию. Первую, искреннюю. Ана вчера подложила свинью, не позволив Дарре притронуться к сдобной завитушке – а ведь это было самое удачное изделие Айлин. Пекла их для любимых – чтобы наверняка. А теперь вот попробуй удиви!

На кухне слышались какие-то телодвижения, но вовсе не они удивили Айлин, а лившаяся из-за приоткрытой двери грустная песня. Нежный и чистый девичий голос жаловался маме на нелегкую судьбину, и Айлин, не представляя, кто это может быть, завороженно шагнула внутрь.

У печи хозяйничала Кайя. Достала тяжелый чугунок, помешала что-то внутри, попробовала, поморщилась, поставила его обратно. Вздохнула, оборвав песню. Утерла украдкой слезинку.

Айлин не удержалась – давно ли сама страдала от одиночества? – неслышно подошла к названой сестре и обняла ее. Кайя сжалась то ли от неожиданности, то ли от смущения. Айлин осторожно погладила ее по волосам.

– Ты очень хорошо поешь, – похвалила она, стараясь подбодрить сестру. Кайя чуть заметно улыбнулась.

– Мама научила, – сказала она, хотя Айлин не спрашивала. – Она пела на площадях, чтобы деньги заработать, и танцевала. Зрителям очень нравилось. Мы ходили от одного города к другому, пока… – голос Кайи сорвался. Айлин вздохнула. Сколько вокруг нее людей с настоящими проблемами и бедами, и все держатся, а она… Бесстыдница!..

– А танцевать тоже умеешь? – спросила она, желая и сестру отвлечь от грустных мыслей, и сама избавиться от очередных угрызений совести. Кайя кивнула.

– Немного, – скромно отозвалась она. Айлин заставила себя улыбнуться.

– Тогда предлагаю взаимовыгодный обмен, – сказала она. – Я учу тебя готовить, а ты меня двигаться. А то надоело на всех праздниках столбом стоять и другим завидовать.

– У тебя же мама – лучшая танцовщица в Армелоне, – изумилась Кайя. – Я видела, я ей и в подметки не гожусь.

– Не могу с мамой, – пожала плечами Айлин. – У нее терпения на меня не хватает, а у меня все тело каменеет от ее недовольного взгляда. Ты же не станешь меня хворостиной по ногам бить, если я их поставлю неправильно?

Кайя испуганно захлопала глазами, и Айлин поняла, что немного не рассчитала свою шутку. Ну да ладно, привыкнет: все лучше, чем слезы в одиночестве проливать.

– Я хочу сегодня рогалики с вареньем испечь – поможешь? – предложила она. Глаза у Кайи загорелись радостью, однако с уст тут же сорвалось сомнение в собственной способности сотворить хоть что-нибудь похожее на выпечку сестры. Айлин только улыбнулась и отправилась за необходимыми ингредиентами.

Кайя оказалась отличной помощницей. Работы не чуралась, небрежностью не страдала, очень аккуратно и старательно повторяя все действия сестры, по несколько раз проделывая одно и то же, пока не получала нужный результат. Конечно, до почти идеально завернутых рогаликов Айлин ее изделиям было далеко, но это могло прийти только с опытом, а для дебютантки Кайя превзошла все ожидания мастера.

– Мои похожи на раздувшихся личинок, – вынесла вердикт Кайя, оценив свои самоделки. – Их в руки противно взять, не то что есть.

Айлин качнула головой.

– Вот подрумянятся в печи, и будут выглядеть совсем иначе. Поверь, потом за уши не оттащишь желающих. Видела бы ты, как Вилхе вчера завитушки уплетал: только что за ушами не трещало.

Показалось ли Айлин или действительно бледные щеки Кайи покрылись легким румянцем?

– Значит, вкусно очень было, – Кайя взялась за противень с рогаликами, явно чтобы скрыть смущение. – Он может сравнивать. У него же мама готовит так, что пальчики оближешь.

– Пробовала стряпню тети Арианы? – с неожиданной гордостью за нее поинтересовалась Айлин. Кайя кивнула и пристроила противень в печь.

– Она приносила обед мужу и детям, когда они тут дом перестраивали, – ответила она. – И меня угостила.

– Дядя Лил… и Вилхе… и… – Айлин запнулась, не веря своим ушам: – Дарре?

Кайя снова кивнула.

– Ну… папа же… – тут она осеклась, вспыхнула, поправилась: – твой с Беатой папа… – но Айлин было не до ее оговорок, ее интересовала только одна вещь, – он же в госпитале все время… Ему не до ремонта. А от женщин и вовсе помощи…

– Дарре тоже в госпитале, – с трудом заставив голос не дрогнуть, напомнила Айлин. И раны у него – вся спина располосована. От любого движения боль. Неужели это не остановило? И оскорбления Айлин тоже не отвратили?

Кайя пожала плечами.

– Папа… твой… все шутил, что Дарре нарасхват, – зачем-то сказала она, – и очень боялся, что он не согласится целить людей, как меня исцелил…

Айлин опустилась на лавку и закрыла лицо руками. Она никак не могла осознать услышанное. Люди искалечили Дарре жизнь, а он не жалеет сил, чтобы излечить их детей. Айлин была самым лютым его врагом, а он, несмотря на боль, помогал перестроить ее дом. Зачем ему это? Неужели совсем нет ненависти? Неужели… он совершенно не такой, каким Айлин его представляла?..

«Вот и пытался доказать, что не зверек дрессированный», – вспомнились ей вчерашние его слова. Не зверек. Не надо ей ничего доказывать! Она поняла все!..

Когда рогалики поспели, время как раз подходило к обеду. Айлин попробовала, что получилось, специально надкусив тот, что делала Кайя. Довольно улыбнулась, предлагая и сестре последовать ее примеру. Кайя послушно взяла булочку, явно не рассчитывая на успех. Однако, стоило ей распробовать, как глаза засверкали, порадовав и Айлин.

– Как вкусно! – не сдержала Кайя восхищения. – А у меня обычно… помои одни получаются, которые и свиньи есть отказываются.

– Так это же ты сама сделала, – рассмеялась Айлин. – И не сложно совсем, как видишь. Было бы желание.

– Спасибо! – тоже заулыбалась Кайя. – Можно я возьму несколько для Беаты? А то проснется и опять будет ругаться на мою стряпню.

Айлин повела плечом, почувствовав довольно-таки привычную досаду. В отличие от нее, младшая сестра меняться не собиралась.

– Полдень наступил, – хмуро заметила Айлин. – Почему мать ей позволяет такой образ жизни вести?

От ее тона Кайя тут же сжалась, заметалась, не зная, куда деть глаза.

– Мама… ваша… мне сказала следить… за Беатой. Я должна была…

Айлин вздохнула, мысленно отругала себя за то, что напугала названую сестру, раздраженно помянула Энду, вспомнив о материнских методах воспитания. Вернее, их полном отсутствии. Как просто спихнуть одну дочь младшей сестре, а вторую – свалившейся с небес няньке. Не интересуясь, есть ли у тех возможность обуздать своих подопечных. И если тетя Ариана еще как-то справлялась, то Кайе такая задача уж точно не по силам.

– Я поговорю с Беатой, – жестко пообещала Айлин, но Кайя неожиданно замотала головой.

– Не нужно. Пожалуйста, – попросила она. – Она такая яркая, такая веселая, такая непосредственная – словно светится вся изнутри. И меня… согревает… сама того не зная… без мамы…

Создатели!..

Айлин сцепила руки, прочувствовав чужое горе. Взяли родители к себе девчонку, сделали ей одолжение, а своей совести подарок. А сами даже в душу ей заглянуть не потрудились. А она вон, как может, ловит искорки радости, пытаясь выжить. Если уж у Беаты их нашла, значит, дело совсем плохо.

Айлин любила отца с матерью. Но этого наплевательского отношения к собственным детям понять не могла. И пусть они спасали чужие жизни, однако при этом так запускали родные, что потом требовалось рубить с плеча, чтобы хоть что-то исправить. И если с Айлин этот способ сработал, то Кайя и Беата могут потом и не выкарабкаться.

– Пойдем со мной в госпиталь, – неожиданно для себя самой предложила Айлин. – Хоть прогуляешься. Дома-то тоска смертная. А там – весна наконец проснулась.

Пришлась Кайе эта идея по душе или нет, а отказать старшей сестре она не посмела. Оделась, как заправский военный: дядя Тила бы одобрил.

В Армелон действительно пришла весна. Травка позеленела, на деревьях набухли почки. И на сердце стало как-то легко и радостно, и только замирало оно в волнении и предчувствии чего-то нового, неизведанного – такого, что даже говорить не получалось, а только раз за разом отворачивать от Кайи заливающее румянцем лицо. Что Дарре скажет? Как примет ее? А ну как показалось вчера все и не было ни в словах, ни в действиях его ничего особенного? Может, он утешить просто Айлин хотел, вот и вел себя так снисходительно? А сегодня и заметить ее не пожелает. Выяснить они все выяснили, а дальше…

– Дарре! – Кайя первой заметила его выходящим из какой-то подсобки с мотком бечевки в руках. На возглас Кайи он поднял глаза, скользнул взглядом сначала по ней, потом заметил Айлин. Вздрогнул, оступился…

Айлин ойкнула и невольно подалась вперед, но Кайя уже была рядом с Дарре, схватила его за свободную руку, то ли помогая удержать равновесие, то ли напитываясь той самой силой, о которой Айлин рассказывал отец.

Айлин опустила голову, в секунду ощутив себя лишней. Ойра милосердная, она же ничего не знала о Дарре. На самом деле считала его диким зверенышем, ничего не умеющим и ни к чему не пригодным. А Кайя вон смотрела на него, как на родного, и словно ожидала какого-то чуда.

Дарре бросил бечевку на землю, осторожно прощупал освободившейся рукой затылок Кайи, словно прошелся пальцами знакомым маршрутом, потом на несколько секунд задержал ладонь на ее горле. Улыбнулся.

– Рад, что голос полностью восстановился, – заметил он. – Больше можешь не бояться срывов.

– Только благодаря тебе! – с поразившей Айлин силой ответила Кайя.

– И твоей силе воли, – отозвался Дарре, вызвав и на ее губах улыбку. – Без нее ничего бы не получилось.

Кайя довольно сжала его руку, потом предложила отнести бечевку куда надо.

– На задний двор, – не стал возражать Дарре. – Эйнард там гамаки развешивает: скажи, сейчас подойду.

Кайя кивнула и поспешила выполнить поручение. Айлин слышала, как затих за углом звук ее шагов, но заставить себя что сдвинуться с места, что поднять глаза так и не смогла. Снова заливало стыдом, к которому теперь примешивалось просто сумасшедшее волнение. Как поступит Дарре? Может ведь просто бросить приветствие и отправиться на помощь отцу, тем более что тот его ждет. И Айлин не посмеет слова против сказать. Впрочем, кажется, она вообще говорить разучилась.

– Тепло становится, – услышала она будто оправдывающийся голос Дарре и осторожно, исподлобья посмотрела куда-то в район его груди. Поднять голову выше наглости не хватало. – Эйнард в такие дни часть больных на улицу переводит: говорит, они так быстрее выздоравливают.

– Хорошая идея, – кое-как, не узнавая свой голос, выдавила Айлин. – Раньше он так не делал.

– Беата подсказала.

– Беата? – от изумления Айлин забыла о смущении и в упор уставилась на Дарре. Но увидела только золотисто-черные вихры на склоненной голове: Дарре тоже смотрел в землю. Но ведь подошел же, заговорил! – Я думала, у нее в голове вообще один ветер гуляет!

– Она просто не скрывает своих мыслей и эмоций, – заметил Дарре, – поэтому зачастую так и кажется. А если прислушаться…

– Уши в трубочку свернутся, – не поддалась его уверениям Айлин. – Я за три дня такого наслушалась, что могу только восхищаться твоим терпением. Впрочем, – притихла она, – не мне в нем сомневаться.

Повисла тишина. Айлин не знала, что сказать, и ругала себя за бестактность. Дарре, кажется, тоже не мог подобрать нужных слов для ответа. Положение спас Эйнард, весело поприветствовавший дочь и впервые в жизни вызвавший у нее своим появлением досаду, а не радость.

– Помощь прибыла, да еще и не одна, а с пирогами, – на глаз определил он содержимое корзинки Айлин. – Давайте-ка вы сейчас с Дарре и Кайей быстренько довешаете оставшиеся гамаки, а мы с Беанной поможем пациентам перебраться в них из палат. А потом дружно пообедаем.

Это было даже лучше, чем Айлин могла мечтать! Нет, она совершенно напрасно сомневалась в отце. Даже если он дал им с Дарре задание без всякой задней мысли, попал в яблочко. Во всяком случае, в отношении желания дочери.

– Возьми тогда, чтобы не мешалась, – протянула она ему корзинку. – Только не съешьте там все, пока мы работаем. Знаю я вас!..

– Чтобы я Дарре голодным оставил? Ивон с тобой! – замахал руками отец. – Меня потом детвора в темном углу подстережет и доступно разъяснит, как я должен с их другом обращаться.

Айлин зацепилась за слово «друг». Не целитель, не наставник, а именно друг. Значит, не только Кайя относилась к Дарре с такой нескрываемой любовью. Значит, он и другие детские сердца сумел завоевать в столь короткий срок. С ума сойти! Да как же она так ошиблась в нем?

Приладка гамаков делом оказалась несложным и больших физических усилий не требовала. Однако Айлин раз за разом бросала незаметный взгляд на работающего Дарре, получая неожиданное удовольствие от его уверенных действий, от того, как он накручивал на ствол дерева веревку, как с силой завязывал узлы – во всем этом было что-то такое мужское и завораживающее. Айлин никогда в жизни не наблюдала столь же внимательно за отцом и уж точно не млела, глядя на его руки. А на руки Дарре хотелось смотреть бесконечно и вспоминать, как вчера…

– Как здорово! – Кайя, усевшись в один из гамаков, раскачивалась и радовалась, как маленькая. – Вот бы и дома у нас… у вас, – тут же поправилась она, – такой сделать…

– У нас, – улыбнулась Айлин и пристроилась рядом с ней. – Не нужно бояться, что я на это рассержусь. Не такое уж я и чудовище, на самом деле, каким меня, наверное, описывали.

Кайя удивленно захлопала глазами.

– Я… не понимаю… – начала было она, но приблизившийся Дарре не дал ей договорить. Без объяснений вынул Кайю из сетки и отправил накрывать на стол. Потом обернулся к Айлин. Прищурился, так что у нее засосало под ложечкой.

– Никто не считает тебя чудовищем, – довольно жестко сообщил он. – И никто не распускает сплетни. Так что уймись, ради Ойры, если не хочешь сама себя в лужу посадить.

Айлин вздрогнула, поняв, что он совершенно превратно истолковал ее слова, и попыталась встать, чтобы все объяснить, но не тут-то было. Гамак под ее весом оттянулся назад, подняв и так не достающие до земли ноги, и Айлин почувствовала, что еще секунда – и она выпадет из него, плюхнувшись прямо к башмакам Дарре. И она даже успела представить себе картину, как он презрительно отодвинется от нее после подобной оплошности, но тут гамак замер, вернулся в исходное положение, и Айлин, приоткрыв глаза – и когда она только умудрилась зажмуриться? – увидела перед собой протянутую руку.