Текст книги "Багровые узы (ЛП)"
Автор книги: Венди Оуэнс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Алекс (Клэр):
Я не отправляла ожерелье. Сделай фото и пришли мне.
Дрожащими пальцами я фотографирую изысканное украшение и нажимаю кнопку «Отправить». Ответ приходит через несколько секунд:
Алекс (Клэр):
Не задавай вопросов. Положи ожерелье в пакет с водой и иди ко мне домой.
– Вода? – бормочу я про себя, полностью сбитая с толку его просьбой.
Но срочность его сообщения подталкивает меня сделать именно так, как он сказал. Я нахожу полиэтиленовый пакет и осторожно кладу туда ожерелье, затем наполняю его водой. Вес пакета усиливает тяжесть в груди, когда я спускаюсь в лифте и направляюсь в квартиру Алекса.
Глава 12

Когда я подхожу к двери Алекса, в дверном проеме появляется Николай, прижав палец к губам, призывая меня вести себя тихо. Его молчаливое присутствие только усиливает мое растущее чувство тревоги, но я молча следую за ним в квартиру.
Внутри Алекс ждет меня с кухонным полотенцем и молотком, выражение его лица серьезное. У меня сжимается грудь, когда я протягиваю ему пакетик с ожерельем, не в силах избавиться от ощущения, что что-то случилось.
Не произнося ни слова, Алекс сливает воду и высыпает содержимое пакета на кухонное полотенце, а намокшее ожерелье растекается по ткани, как жидкое золото. Он поднимает молоток высоко над головой, и с силой опускает его, разбивая изящную и красивую жемчужину одним сильным ударом.
– Алекс! – я задыхаюсь, в ужасе от разрушений и не понимая его действий. Его глаза встречаются с моими, и он снова бьет молотком. И затем еще раз, пока ожерелье не превращается в беспорядочную груду металла и разбитых драгоценных камней.
– Смотри, – тихо говорит он, указывая на крошечный предмет среди обломков – скрытое прослушивающее устройство. Мой пульс стучит в ушах, когда до меня доходит реальность ситуации. Кто-то пытался шпионить за мной... но кто?
– Кто мог это сделать? – шепчу я, чувствуя, как укол страха сжимает мое сердце.
– Лука, – уверенно говорит Алекс, выражение его лица мрачнеет. – Я видел, как он использовал этот трюк раньше.
– Лука? – я задыхаюсь. – Ты думаешь, он знает о... нас? – паника подступает к моему горлу, душит меня.
–Я не знаю. Единственное, что это доказывает, так это то, что он тебе не доверяет.
– Черт, может быть, мой отец не ошибался.
– В чем? – спрашивает Алекс.
Я в замешательстве качаю головой.
– Он сказал, что слышал, о назревающей войне между нашими семьями. Как думаешь, Лука мог что-то задумать?
Алекс сжимает челюсти.
– Черт побери! – восклицает он. – Он всегда был властолюбивым куском дерьма, так что меня бы это не удивило.
– Ты должен рассказать отцу, – умоляю я.
– Он не станет слушать без предьявленных ему доказательств, – отвечает Алекс.
Николай собирает остатки ожерелья и говорит, что выбросит их подальше от квартиры Алекса.
– А что с драгоценностями? – спрашиваю я.
Николай смеется.
– Они стеклянные; ты же не думаешь, что он прислал бы тебе настоящие драгоценные камни в ожерелье, не так ли?
Я хмурюсь в ответ на его заявление.
– Конечно, нет.
Мгновение спустя я слышу, как закрывается дверь, и Николай уходит.
Я обхватываю себя руками, чувствуя себя испуганной и уязвимой. Все секреты, которые я хранила, всю ложь, которую я рассказала, чтобы защитить свои отношения с Алексом – внезапно возникает ощущение, что стены смыкаются. Я не знаю, кому я больше могу доверять.
– Амелия, – мягко говорит Алекс, дотрагиваясь до моей руки. – Ты не одна. Я помогу тебе во всем разобраться, и мы позаботимся о том, чтобы никто другой не подошел к тебе близко, чтобы причинить тебе боль. Я обещаю.
Его прикосновение вызывает во мне дрожь, смесь комфорта и желания. Но страх все еще остается, я киваю, сглатывая комок в горле.
– Спасибо, Алекс.
Осознание того, что Лука пытался шпионить за мной, не дает мне покоя. Возможно, нам повезло в этот раз, но сколько времени пройдет, прежде чем одна семья или другая узнает наш секрет?
– Как ты думаешь, что Лука хотел услышать? – спрашиваю я, пытаясь понять, с чем мы имеем дело.
Он немного колеблется, прежде чем ответить, его глаза затуманены беспокойством.
– Зная его, он ищет все, что можно использовать в своих интересах. Лука знает, что из-за истории вражды между нашими семьями раны глубоки и заживают нелегко. Я предполагаю, что он пытается найти что-нибудь, что он мог бы использовать, чтобы манипулировать моим отцом.
– Но зачем шпионить за мной? У меня нет никакой власти – пока нет. А может, и не будет. – мои мысли рассеяны, пока я пытаюсь сложить головоломку. Мне нужны ответы, но в то же время я в ужасе от того, что могу обнаружить.
– Лука хитер и безжалостен, Амелия, – объясняет Алекс. – Он знает, что ты важна для будущего твоей семьи. Шпионя за тобой, я полагаю, он надеется подслушать что-то между тобой и твоим отцом или, возможно, тобой и твоим братом.
– Как думаешь, есть шанс, что он что-то подозревает о нас? – спрашиваю я, не уверенная, что хочу услышать ответ.
– Если бы он знал что-то наверняка, меня бы уже вызвали к отцу, но я не удивлюсь, если он что-то подозревает.
– Алекс, – задыхаюсь я от его откровения. – Что мы собираемся делать?
– Послушай меня, – настойчиво говорит Алекс, хватая меня за плечи и заставляя посмотреть на него. Его глаза полны решимости и непоколебимости. – Мы справимся с этим. Мы выясним, что задумал Лука, и остановим его.
Мое дыхание сбивается, и я киваю, пытаясь найти утешение в его словах. Но, глядя в его глаза, я вижу тот же страх, который гложет меня, – страх, что наша любовь приведет нас к гибели.
Глава 13

Тускло освещенная спальня словно сжимается вокруг нас, в воздухе витает напряжение, густое и удушающее. Глаза Алекса, словно льдисто-голубые жемчужины, впиваются в меня с такой силой, что мне становится больно до глубины души. Тайна, тяжелая как молот, лежит на его плечах, и я жажду лишь одного – помочь ему разделить этот груз.
– Амелия, – начинает он низким голосом, едва слышимым шепотом, – как много ты знаешь о прошлом наших семей? – он мгновение колеблется, словно подыскивая нужные слова, а тени, отбрасываемые мерцающим светом свечей, танцуют на его суровом лице.
– Только то, что недоверие к твоей семье глубоко укоренилось в моем отце, – отвечаю я дрожащим голосом.
Он с отвращением качает головой, начиная свой рассказ.
– Наши семьи всегда враждовали друг с другом, сколько я себя помню. Я не настолько наивен, чтобы думать, что обе стороны не сыграли свою роль в пролитой, за эти года, крови.
Я всегда знала, что между нашими семьями были враждебные отношения, но научилась не спрашивать об этом. Мое тело напрягается в предвкушении.
– Зачем ты мне это рассказываешь? – спрашиваю я, мой голос едва слышен в оглушительной тишине, наполняющей комнату.
– Как единственный оставшийся сын в нашей семье, я был воспитан с полным знанием того, кто наши враги и почему. Я знаю, ты говорила мне, что во многом тебя защищали от этого в детстве, но я считаю, что тебе нужно знать правду, – отвечает он, не сводя с меня глаз. – Нет ничего опаснее, чем не понимать, кто твой враг.
– Так ты воспринимаешь мою семью? Как врагов? – Спрашиваю я, чувствуя тяжесть в груди.
Как бы глупо это ни звучало, я доверяю Алексу больше, чем любому мужчине, которого я когда-либо знала, включая моих брата и отца. Однако на самом деле это может оказаться самой большой ошибкой в моей жизни – довериться сыну вражеской семьи.
Я смотрю ему в глаза, ища хоть малейший намек на сомнение или обман. Тем не менее, все, что я вижу, это честность и уязвимость.
Алекс продолжает, его нежный голос возвращает меня в настоящий момент.
– Я знаю, что это трудно, но мне нужно, чтобы ты кое-что увидела.
Он встает с кровати и идет к книжному шкафу в другом конце комнаты. Он достает старый дневник в кожаном переплете и приносит его, садясь рядом со мной.
– Это был дневник моего дедушки. Там есть все о моей семье, включая некоторые вещи, которыми я не горжусь, – говорит он, когда я беру у него дневник.
Мои пальцы мимолетно касаются его пальцев. От этого прикосновения меня пронзает дрожь. Открывая дневник, я просматриваю страницы, замечая аккуратный, безупречный почерк, подробно описывающий историю семьи, недавно приехавшей в нашу страну. Пока я читаю, мой желудок скручивается от отвращения, желчь подступает к горлу от полной порочности всего этого. Его отец и дед использовали жестокие методы, чтобы отнять все, что можно, у других преступных семей Нью-Йорка и создать свою собственную империю.
– Зачем кому-то документировать подобные вещи? – мой голос срывается, и я не могу полностью выразить ужас и неверие, охватившие меня.
– Мой отец не знал, что мой дед вел эти дневники. Если бы он знал, то приказал бы мне уничтожить их. На смертном одре дедушка рассказал мне о них и сказал, что хочет, чтобы я забрал их из его дома. Он считал, что мне важно понять, чем пожертвовала наша семья, чтобы иметь то, что мы имеем сейчас, – объясняет Алекс. Его голос едва слышно.
– Согласно записям, все, что есть у твоей семьи, было получено благодаря предательству, торговле, вымогательству и убийствам.
Я заставляю себя продолжать читать, несмотря на непреодолимое желание убежать, спрятаться от правды. Но не могу остановиться; каждая часть информации, которую я читаю, заставляет меня задаться вопросом о том, насколько похожа его история на историю моей собственной семьи.
– Я думал, что если кто и поймет, как больно быть родом из такого мира, так это ты, – говорит Алекс, его глаза полны отчаяния. – Я сделал так много вещей, которыми не горжусь, в том числе забрал столько жизней, что уже потерял счет, но когда все, что ты знаешь, это жизнь полная жестокости, как ты можешь поступать иначе?
– Я никогда никого не лишала жизни, – заявляю я, стараясь, чтобы в моем голосе не было осуждения.
– Я благодарен, что тебя никогда не заставляли это делать, но можешь ли ты сказать то же самое о своем брате? – спрашивает он, уже зная ответ на свой вопрос.
– Нет, – признаюсь я, и мой голос едва слышен, когда я смотрю на дневник в своих руках. Тяжесть его содержимого ощущается как сила, давящая на меня сокрушительным бременем вины и ответственности. – Сможем ли мы когда-нибудь по-настоящему освободиться от этого? – спрашиваю я, и единственная слеза выкатилась из уголка моего глаза и скатилась по щеке.
– Я не знаю, – признается он, пристально глядя на меня, словно в поисках ответа, спрятанного в глубинах моей души. – Но я сделаю все, что смогу, я должен попытаться.
В воздухе повисло тяжелое молчание, наполненное напряжением и недосказанностью. Алекс сжимает челюсть, пытаясь найти нужные слова, его льдисто-голубые глаза затуманены бурей эмоций. Я вижу, как смятение внутри него отражается в том, как его пальцы сжимают край стола.
– Амелия, твоя семья… – он замолкает, слова даются ему слишком тяжело.
– Моя семья, что? – спрашиваю я, прищурив взгляд.
– Ни одна из наших семей не может утверждать, что мы чисты от греха, но в этих дневниках есть информация, серьезность которой я по-настоящему не понимал, пока не встретил тебя, – объясняет он.
– Что ты имеешь ввиду?
– Я хотел рассказать тебе с тех пор, как выяснил, кем была Ванесса для твоего отца, – продолжает он.
– Ванесса? – я говорю, пытаясь вспомнить это имя.
Он качает головой.
– Я никогда не хотел быть тем, от кого бы ты узнала об этом, но как только я понял, что твоя семья лгала тебе и твоему брату все эти годы, я понял, что должен рассказать.
– Врали? О чем врет моя семья? – спрашиваю я, едва не подавившись словами.
Пока он говорит, я наблюдаю, как напрягаются мышцы его широких плеч, а шрамы, омрачающие его грубое лицо, свидетельствуют о боли и сожалении, которые он несет в себе. Я хочу обратиться к нему, предложить утешение и понимание, но осознание того, что он хранит тайну, которой боится поделиться со мной, удерживает меня.
Он поворачивается ко мне лицом.
– Я хотел бы изменить прошлое, стереть ужасы, которые преследуют нас. Но я не могу. Все, что я могу сделать, это пообещать, что никогда не причиню тебе вреда.
– Скажи мне, чем ты так боишься со мной поделиться? Кто такая Ванесса?
Он тяжело сглатывает и отворачивается от меня. Я вижу, что ему трудно смотреть на меня, когда он делится тайной, которую хранит в себе.
– Твоя мать, – выговаривает он наконец.
Я качаю головой.
– Мою мать зовут Изабелла.
– Женщину, которая вырастила тебя, зовут Изабелла, но твою родную мать звали Ванесса, – говорит он, и в его словах сквозит тьма, которая грозит поглотить нас. Я смотрю в его льдисто-голубые глаза, затуманенные болью, и вижу, что он верит в то, что говорит.
Мой разум сопротивляется его словам.
– Что ты несешь? – шепчу я, мой голос едва слышен из-за колотящегося сердца.
– Твою мать убили, когда ты была еще ребенком, – объясняет он.
– Это неправда, – настаиваю я. – Думаю, я бы знала, если бы моя мать на самом деле не была моей матерью.
– Мне бы хотелось, чтобы это было неправдой, потому что реальность намного хуже, но я не могу смириться с тем, что ты не знаешь, что произошло на самом деле. Ванесса была твоей матерью и Винсента, – продолжает Алекс дрогнувшим голосом. – И это моя семья убила ее, когда вы были еще детьми.
– Не знаю, почему твой дед написал об этом в своем дневнике, но он ошибается, – настаиваю я, отказываясь подвергаться любым сомнениям.
– Эта информация не только из дневника. Я знаю, что был молод, но кое-что помню. Когда мы с братом были маленькими, мы играли на заднем дворе одного из ресторанов, которым владела моя семья, – объясняет Алекс. – Я мало что из этого помню, но то, чего я не смог вспомнить, было собрано по кусочкам в дневниках моего деда. Ивановы вторглись на территорию Кинг и потребовали деньги за защиту предприятий, уже охраняемых твоих отцом. Когда они отказались платить, ситуация накалилась, и в конце концов твой отец попытался показать свою силу.
– Что он сделал? – спрашиваю я, не готовая поверить в то, что он говорит.
– Он решил запугать мою семью и сжечь один из наших ресторанов. Не думаю, что твой отец хотел причинить кому-то вред, потому что ресторан должен был быть закрыт. Думаю, он хотел лишь пригрозить. Но… – Алекс внезапно останавливается, его глаза стекленеют.
– Но, что?
Алекс продолжает, его голос тяжелый от горя.
– Моя бабушка готовила кое-что к следующему дню в ресторане и разрешила нам с братом поиграть в столовой. Все, что я помню, – это дым и много криков. Честно говоря, как бы мне ни было неприятно это признавать, мне трудно вспомнить, как выглядел мой брат.
Когда реальность того, кого Алекс потерял в тот день, наступает, я инстинктивно кладу на него руку. Он откликается на мое прикосновение.
– Хотя я мало что о нем помню, я помню, каково было расти в семье, которая постоянно страдает. После смерти моего брата мой отец, Михаил, настолько обезумел из-за смерти моего брата, что в отместку назначил цену за голову твоего брата. Но твоя мать… она пожертвовала собой. Она защитила Винсента от предназначенной ему пули.
Меня словно ударили в живот. Весь мой мир перевернулся с ног на голову за считанные минуты.
– Я бы знала, если бы моя мать не была моей матерью! – кричу я.
Я оцепенела, как будто мое тело потеряло всякую чувствительность и раздавлено тяжестью услышанного. Если верить тому, что говорит Алекс, то все, о чем, как я думала, я знала и верила, было ложью.
– Я не . . . Я не могу в это поверить, – говорю я дрожащим голосом.
Алекс берет меня за руку, его хватка настолько крепкая, что кажется, будто он пытается привязать меня к реальности.
– Я знаю, что это сложно принять, но, пожалуйста, поверь мне, я говорю тебе правду, – говорит он нежным и умоляющим голосом. – Мне очень жаль, что моя семья так поступила, что она причинила тебе боль. Но я обещаю тебе, что сделаю все возможное, чтобы все исправить.
– Исправить? – спрашиваю я, мой голос едва громче шепота. – Ты только что сказал мне, что твоя семья убила мою настоящую мать, а женщина, которую я всегда знала как свою мать, таковой не является. Как ты собираешься все исправить?
– Я не знаю, – признается он. – Но я сделаю все, что потребуется. Не забывай, что я тоже потерял брата. Мне пришлось преодолеть огромную ненависть, которую я копил в своем сердце за то, что твоя семья забрала у моей, чтобы мы могли сотрудничать дальше.
– Что? Погоди. Как давно ты об этом знаешь? Что Изабелла не моя мать?
Он отворачивается от меня, как будто ему стыдно.
– Ты знал об этом все это время, не так ли? – кричу я, отстраняюсь от него и отбрасываю дневник в сторону.
– Амелия, пожалуйста, – шепчет он, его мозолистая рука тянется к моему лицу, его прикосновения одновременно нежны и яростны. – Я не знал, как тебе об этом сказать.
Я отстраняюсь от него, встаю и скрещиваю руки перед собой.
Его слова должны обнадеживать, но они лишь углубляют пропасть внутри меня. Как я могу предать своего отца, потерявшего жену? Но как я могу доверять отцу, который всю жизнь позволял нам с братом думать, что Изабелла – наша мать? Мои мысли кружатся, как штормовое море, угрожая затянуть меня под воду своими безжалостными волнами сомнений.
– Алекс, я… – мой голос дрожит, когда я осознаю чудовищность нашей ситуации. – Я не знаю, смогу ли я с этим справиться.
Он смотрит на меня с болью в глазах.
– С чем? С любовью ко мне?
Когда искренность его взгляда пробивает мою защиту, я поддаюсь эмоциям, которые грозят поглотить меня. Слезы скапливаются в уголках глаз и текут по щекам, когда я позволяю всей информации обрушиться на меня.
Я хочу только одного – прижаться к его груди, чтобы почувствовать уязвимость нашей общей боли, но как я могу ему доверять?
– Алекс, – шепчу я, мой голос едва слышен из-за завывания ветра снаружи. – Я люблю тебя, но мне слишком сложно все это принять.
Я не двигаюсь, пока он сокращает расстояние между нами.
– Ya tebya lyublyu, Амелия, – дышит он мне в губы, его признание – бальзам для моей израненной души.
Прилив эмоций захлестывает мое тело, когда он произносит эти слова по-русски, его горячее дыхание касается моих губ. Любовь, боль, замешательство и гнев слились воедино, вызывая у меня головокружение.
– Я тоже тебя люблю, – шепчу я. – Но мне нужно время.
Он понимающе кивает, протягивая руку и осторожно убирая прядь волос с моего лица.
– Я не хотел причинять тебе боль, но чувствовал, что было бы несправедливо, если бы ты не знала правды.
Я киваю, слезы текут по моему лицу, когда я пытаюсь переварить правду.
– Но ты знал это все время и только сейчас решил рассказать мне, – признаюсь я с болью в моем сердце.
Он качает головой, глядя на меня.
– Я не знал, захочешь ли ты знать.
– А ты не думал, что мне захочется узнать, что меня обманывали всю мою жизнь? – огрызаюсь я. – Или ты не хотел говорить мне, что это твоя семья убила мою настоящую мать?
– Как ты можешь так говорить? Я потерял брата из-за этой вражды. Мы оба пострадали из-за них.
– Прости, – шепчу я, мой голос дрожит от волнения. – Это просто… слишком.
– Знаю, – говорит он, его голос смягчается. – Но мы преодолеем это вместе.
Я смотрю на него, мое сердце разрывается от боли и неуверенности.
– Ты правда так считаешь? Сможем ли мы, действительно пройти через это?
Он берет мои руки в свои, крепко сжимая, глядя мне в глаза.
– Ты мне нужна, Амелия. Ты разве не чувствуешь того же?
Волна эмоций поднимается внутри меня, угрожая в любой момент выплеснуться наружу. Алекс наклоняется ко мне ближе, его глаза ищут в моих глазах любые признаки сомнения или колебания. Я встаю и делаю пару шагов назад.
Я смотрю на него, чувствуя, как прилив эмоций захлестывает мое тело. Любовь, боль, гнев и надежда – все это смешивается вместе, создавая приливную волну чувств, которая грозит поглотить меня.
– Я хочу быть с тобой, – говорю я, мой голос дрожит. – Очень хочу. Но мне нужно время.
Алекс встает и подходит ко мне. Все, о чем я могу думать, когда смотрю на него, это то, что он говорит, что любит меня, но как он мог скрывать от меня такое?
– Я понимаю.
Я грустно улыбаюсь ему, и он обнимает меня. Моя голова лежит у него на груди, и я чувствую биение его сердца сквозь рубашку. Он целует меня в лоб, и я нахожу немного утешения в его тепле.
– Прости, Амелия, – шепчет он. – Прости меня за все.
Я отстраняюсь от него, глядя на него с заплаканным лицом.
– Мне нужно побыть одной, – говорю я.
Он кивает, его глаза полны грусти и сожаления.
Я хватаю пальто и направляюсь к двери. Пока я иду, весь мой мир распадается на части. Все, что, как я думала, я знала, все, и во что, как мне казалось, я могла верить, было разрушено.








