Текст книги "Бог огня"

Автор книги: Василий Казаринов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– Заходил проведать могилку старушки матери?

– Заходил. Только на другую могилку. Мы присматривали на всякий случай за семьей того мальчишки из кредитного отдела, – пояснил Вартан. – Мать поехала на кладбище. Там к ней подошел Бог Огня. Они о чем-то говорили. Выпили. Потом поехали к ней домой.

Закончив доклад, Вартан помолчал и спросил:

– Принять меры?

– Меры? Ты хочешь сказать, к крестнику твоему принять меры? – Аркадий покачал головой. – Нет. Меры надо было принимать раньше, когда он ехал в поезде Москва – Рига. А теперь-то с какой стати? Он же не в курсе наших дел. – Патрон поднялся, закрыл окно. – А знаешь, оно и хорошо.

– Что хорошо?

– А то, что пиротехник твой вряд ли ходил на могилку, чтобы замаливать грехи, – Аркадий сделал красноречивую паузу. – Он что-то ищет. Я полагаю, именно то ищет, что твои придурки найти так и не смогли... Они дома у мальчишки все хорошо посмотрели?

– Там ничего не было.

– Ну вот видишь. А чем черт не шутит, возможно, крестник твой что-нибудь да и нароет. Вдруг он нас куда-то да и выведет. Мне трудно, конечно, судить о его пиротехнических талантах... Кстати, почему его так зовут?

– Бог Огня? Не знаю... Для работы с огнем он лучший, – быстро ответил Вартан. – Другого такого специалиста на сегодняшний день нет. Там, где он потрудился, остается один пепел.

– Ну-ну... Говорящая, так сказать, кликуха. И кроме того, у парня, похоже, неплохо работает голова, – Аркадий уселся в кресло, упер локти в стол и погрузил лицо в ладони. – Устал... Надо бы расслабиться. Распорядись там, поставь гаишников в известность.

– Оба грузовика пригнать?

– Нет. Погоняю на этот раз один.

– Ваш старый приятель тоже один гоняет. На аэродроме.

– Вон как... – Аркадий поднял лицо, тускло взглянул на Вартана; глаза его были совершенно пусты. – Старается поддерживать себя в форме, значит... Ну-ну.

* * *

Ничего не оставалось, кроме как терпеть: мяться в тесной прихожей, где их встретили двое: женщина лет тридцати (вылитая мать, только глаза чужие, темные и тревожные), а также квадратный мужчина с тяжелым подбородком, неровными, наползавшими друг на друга передними зубами, которым было тесно во рту, и с жесткой рукой, испещренной мелкими ссадинами.

– Это Света, Сашина сестра, а это Коля, ее муж, он автослесарь, работает на станции техобслуживания, да вы проходите, не стесняйтесь.

Стандартная квартира в стандартном блочном доме в рабочем районе. Тесная кухня, комната, куда попадаешь прямо из прихожей, слева ниша, там едва умещается накрытый ковром диван, вдоль стены тяжеловесная лакированная стенка. По центру комнаты – стол, на нем две-три плошки с салатами, шпроты, колбаса, сыр, водка, по правой стене сервант, на полке – копия кладбищенской фотографии, под ней помутневшая за сорок дней рюмка.

– Мама сказала, вы Сашин сослуживец. – Сестра медленно, круговым движением терла тарелку. – На похоронах вас не было. Вообще с работы никто почти не пришел.

– Я был в отъезде, – оправдывался Б. О., перетаптываясь у стола: куда себя девать, он не знал. – В командировке.

– Присаживайтесь, не стесняйтесь. Тесновато у нас, конечно.

Да уж, тесновато, согласился про себя Б. О. И как они тут умещались все вместе? Сестра с мужем, скорее всего, теперь живут отдельно, ну а прежде? Вон та дверь у окна, вероятно, ведет в детскую. А мать, наверное, здесь спала, на диване в нише.

– Там Сашина комната, – пояснила хозяйка. – Хотите посмотреть?

– Ну... если вы не против.

– Да чего уж теперь. Я все там оставила, как было. Ничего не трогала. Даже тот легкий беспорядок у него на столе, оставшийся после визита ваших коллег.

– Какого визита? – насторожился Б. О.

– После похорон, – припоминала она, разглаживая пальцем морщины на лбу, – заезжали двое с работы, сказали, что у Саши могли оставаться какие-то важные бумаги с финансовыми расчетами. Я еще немного удивилась тогда... Бумаги? Он же был человеком своего поколения и не любил бумаг. Я последнее время вообще не видела, чтобы он что-то писал от руки. Теперь молодежь, кажется, совсем разучилась писать, все строчат на компьютерах.

– Да, – согласился Б. О. Он посторонился, пропуская мать к двери, налетел спиной на угол шкафа, в чреве которого что-то стеклянно звякнуло. – Извините, я сегодня неловок.

– Пустяки. – Она толкнула дверь, приглашая гостя зайти. – Что вы говорили? Ах, компьютерное поколение. Ничего не поделаешь, теперь без этой машинки никуда.

Вытянутая комната, слева кровать, справа у окна стол. Компьютер, судя по дизайну, свежий, скорее всего, "Пентиум": семнадцатидюймовый монитор, дисковод для магнитооптики – совсем не домашний, а профессиональный набор. Россыпь дискет слева от клавиатуры. Мать присела на самый краешек дивана, боясь нарушить своим присутствием что-то в обстановке комнаты.

– Он очень много работал на компьютере. Последнее время – почти сутки напролет. Ночами сидел. Иногда поздно вечером уезжал на службу. Вот и в тот день уехал... – Она умолкла.

Б. О. спиной почувствовал, что она плачет.

– А что было в тот день? – спросил он, дождавшись, пока женщина немного успокоится.

Ничего особенного, ответила, пришел раньше обычного, немного повозился с компьютером, потом уехал, объяснил, что надо к Коле в гараж завернуть зачем-то. Вернулся, посмотрел телевизор, собрался спать, но тут позвонили, и Саша сказал, что придется поехать на работу, вот-вот за ним придет машина.

– Можно? – Б. О. указал на компьютер. – Я только на минутку включу.

– Ради бога... Ваши коллеги тоже машину включали.

– Коллеги?

– Ну, те два человека. Я же вам говорила,

– Да-да, извините, я забыл. Что-то сегодня в самом деле не в своей тарелке.

– Понимаю... – тяжело вздохнула она. – Спасибо вам, что пришли, – подошла сзади, легонько сжала его руку в знак благодарности. – Спасибо. Вы тут сами уж, а я на кухню. А то у меня горячее обуглится. Куриные окорочка на горячее – ничего?

– Конечно. Ну что вы... Конечно.

Он запустил компьютер и провел за ним минут пять, не больше. Ничего интересного он не нашел: несколько специфических бухгалтерских программ, и все.

Он откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на маленький полароидный снимок, прислоненный к стойке настольной лампы: Саша сидел на этом самом месте за клавиатурой и несколько натянуто улыбался в объектив.

– Это нонсенс, Саша, – сказал он, обращаясь к фотографии. – Имея тридцать шесть мегабайт оперативной памяти, ты работал с этим кургузым винчестером в двести десять мегабайт... Этого не, может быть, потому что не может быть никогда. – С минуту Б. О. сидел, подперев щеку кулаком, потом, обращаясь фотографии, спросил: – Где твой настоящий хард-диск, а, парень?

Саша только неловко улыбался в ответ, и ничего не говорил другой Саша, черно-белый, тот, что с сервантной полки наблюдал за минорной тризной, протекавшей в напряженном молчании и сопровождавшейся тяжкими вздохами и сдержанным позвякиванием мельхиоровых приборов, хотя, наверное, ему было что сказать.

Б. О. вышел на кухню. Там, сидя на табурете, сосредоточенно курил Коля. Он тупо глядел перед собой, часто-часто затягивался и носил сигарету ко рту с таким видом, будто делал какую-то крайне важную, требовавшую предельного внимания работу.

– Она все говорит, хорошая у Саши работа... – Автослесарь поковырял спичкой под ногтем, по краю которого тянулся траурный ободок. – Лучше бы вон, как я, гайки крутил. Глядишь, был бы жив. А так... – Спичка сломалась, он пульнул ее в мойку с грязной посудой. – Он не любил машин. И не хотел садиться за руль.

– Но ведь заезжал к тебе в гараж?

– Да ну! – отмахнулся Коля. – Заезжал... Пару раз за все время и наведывался. Говорю же, он не любил машин.

– А в последний раз?

Коля пожал плечами:

– Я так и не понял, чего он приходил. Побродил туда-сюда возле гаража, может, внутрь заходил – я не знаю, у меня тачка на эстакаде стояла, так что некогда мне было за ним приглядывать. Потом парой слов перекинулись, и пока.

Он вынул из пачки сигарету, прикурил ее от еще дымившегося окурка.

– Слушай, Коля... – тихо сказал Б. О., присаживаясь к столу. – У меня к тебе просьба.

– Ну?

– Если я к тебе в гараж как-нибудь наведаюсь? В выходные, может быть. Клапана стучат и коробка передач шалит. Посмотришь?

– А чего ж нет? Завтра и заезжай, у меня отгул. Я как раз думал в гараже быть. Так, маленькая халтура подвернулась.

– Где это?

– За Соколом, по направлению к Октябрьскому полю, рядом с мостом. Там вдоль железнодорожных путей старое гаражное хозяйство, еще с пятидесятых годов. Знаешь?

– Найду. Так договорились? – Б. О. вдавил свой окурок в простенькую стеклянную пепельницу. – Я, пожалуй, пойду, неудобно как-то. Чужой в общем-то человек, а тут у вас... Пойду попрощаюсь.

Он взялся за ручку двери.

– Бывай, – кивнул автослесарь. – Часов после одиннадцати заезжай. Вторая аллея, двадцать седьмой гараж.

Б. О. вежливо, но решительно отклонил обычные в таких случаях предложения посидеть. Мать, кажется, расстроилась, хотя старалась не показать виду, сестра – не очень, она только послала ему вслед короткий учтивый кивок и осталась сидеть за столом, сумрачно глядя в блюдо со студнем.

У Б. О. было странное ощущение – будто она хотела ему что-то сказать, но почему-то не решилась.

Он не спеша спустился на первый этаж, подошел к тянувшимся вдоль стены почтовым ящикам, достал из внутреннего кармана продолговатый конверт, откинул клапан, вытряхнул зеленые сотенные купюры, пересчитал зачем-то, сунул обратно, запечатал конверт, написал на нем адрес и втолкнул в прорезь нужного ящика.

Он вздрогнул и осмотрелся – никого.

– Должно быть, показалось, – сказал он.

Показалось, что кто-то за ним наблюдает.

Из первого попавшегося на пути телефона-автомата он позвонил Басе на работу и предупредил, что через полчаса заедет.

2. Тайник

Слоистый сигаретный дым, висевший под высоким потолком мастерской, шевельнулся и поплыл в сторону форточки, которую в момент появления здесь Б. О. энергичным толчком скатанной в трубочку газеты распахивала миниатюрная женщина, коротко стриженная, с крючковатым носом, поразительно живыми черными глазами на маленьком игрушечном лице и тонкими губами с торчащей в них сигаретой. Женщину можно было принять за состарившегося ребенка.

Дым, как мыльная вода в воронку, потек наружу, словно там, за окном, пьяный переулок сделал глубокую затяжку.

Мастера площадной драматургии – всего в этой забитой столами комнате их было человек двадцать – предавались каким-то сосредоточенным творческим трудам. Кто сидел на столе и, витиевато жестикулируя, что-то беззвучно, одними губами, произносил в пространство, кто молотил по компьютерной клавиатуре, время от времени устремляя бессмысленный взгляд в потолок, обтянутый по периметру пожелтевшим лепным бордюром, кто короткими, резкими штрихами набрасывал в блокнот нервный и безопорный, точно повисший в пустом белом воздухе, эскиз, и все исправно курили.

Не обнаружив в каминной Басю, Б. О. заглянул в одну из боковых комнат. Это было узкое помещение, где с трудом помещались стол и два хрупких на вид офисных стульчика, обтянутых потрескавшейся черной кожей.

Бася сидела на столе с пачкой отпечатанных на принтере листов. Быстро пробегая лист по диагонали, она роняла его на пол и принималась за следующий.

– Привет, – отозвалась Бася, не отрываясь от чтения. – Нет, ну ты только погляди, а! – Она кинула остатки рукописи на стол. – И это называется "РИСКНУТЬ И ПОБЕДИТЬ"!

– Кто не рискует, тот шампанского не пьет. Но рисковать только из-за шампанского я не стал бы.

– Да какое шампанское... "РИСКНУТЬ И ПОБЕДИТЬ" – так называется это народное гульбище, которое ребята, – она сделала нетерпеливый, гневный жест в сторону двери, – скинули на мою больную голову. – Бася собрала с пола листки, беспорядочно свалила их на стол. – Тут пока ничего нет, ни интриги, ни рисунка, ни тем более риска. Одна туфта и тягомотина с какими-то ряжеными, нинзями, фейерверками и перетягиванием каната, – она припечатала груду бумаги ладонью. – Пока это выглядит как шоу для импотентов... Ладно, разберемся. Ты посиди, пока я там с коллегами буду собачиться.

Она обвела комнатушку взглядом, прикидывая, чем бы ему заняться, чтобы скоротать время. Заняться было совершенно нечем.

– Разве что поиграй, – ткнула пальцем в компьютер.

Он запустил машину; на мониторе возникла серая плашка с предупреждением: "Sound blaster ERROR In-correct INT setting in the SYSTEM INI file".

– Это что за шутки? – спросил он.

Бася оторвалась от сортировки беспорядочно сваленных на столе листков и, подслеповато щурясь, наклонилась к монитору.

– А-а-а, это... Саундбластер чудит. Мне его еще Митя ставил. – Она помолчала и добавила изменившимся голосом: – В начале года.

– Сам ставил? – удивился Б. О., перезагружая компьютер. – Странно, дело-то нехитрое.

На экране опять возникло сообщение в серой рамке: ошибка в системном файле.

– Сам... Заезжал как-то, ставил. Хотя я ему говорила, что мне эта музыка ни к чему. Да ты не обращай внимания, шлепни "о'кей", и плашка соскочит.

Б. О. сидел, подперев щеку кулаком, и смотрел на картинку, висевшую на мониторе. Бася подошла сзади, наклонилась, обняла его, поцеловала в висок и утопила пальцем клавишу ENTER.

Сообщение растворилось в экране.

– Как, оказывается, все просто... Иди. Рискни и победи. Ни пуха тебе.

Собрав бумаги, она звонко стукнула корешком стопки о стол, выравнивая листы, покосилась на монитор – Б. О. опять перезагружался, уже в третий раз.

Когда она вышла, Б. О. залез в программный каталог, разыскал там системный файл саундбластера и открыл его в режиме пассивного просмотра.

Ничего особенного, обычный рабочий файл: прижавшиеся к левому полю экрана строки системной информации, в которой он разбирался неважно. Он придавил кнопку курсорной прокрутки.

Строки дрогнули и поползли вверх, что было странно для крохотного файла, способного уместиться в одну экранную страницу. Улетев вверх, они обнажили пустое голубое поле, чего в принципе быть не должно.

Но самое странное, что, судя по легкому подрагиванию экрана, курсор двигался вниз, растаскивая границы файла.

Потом в монитор вплыл снизу какой-то текст.

Ничего общего с системной информацией он не имел.

Документы, факсы, деловые письма.

Б. О. пошарил в ящике стола, нашел дискету, скопировал файл. В этот момент в комнате появилась Бася.

– Все, – сказал Б. О., выключая компьютер. – Пошли на свежий воздух.

* * *

Свежим его можно было назвать разве что в сравнении с атмосферой мастерской – стоял по-летнему желтый, неподвижный, безветренный день. Духота, настоянная на автомобильном чаде, стеной вырастала за порогом сумрачного, пахнувшего старым деревом подъезда. Жидкое небо было задрапировано нездоровой желтизной, испаряемой тяжелым дыханием задымленных улиц, и разве что палисадник казался со стороны тем оазисом, где можно укрыться от зноя под прохладной тенью каштана.

Бася стояла на высоком бордюрном камне, сунув руки в карманы светло-бежевых просторных брюк, и слегка раскачивалась вперед-назад.

– Куда мы едем? – спросила она.

– Давай наведаемся в контору твоего мужа, -предложил он.

– Как хочешь, – пожала она плечами, усаживаясь за руль, повернула ключ в замке зажигания, посидела, нервно прогазовывая, потом заглушила мотор, откинулась на спинку кресла. – Что происходит? – Она уперлась лбом в рулевое колесо и покосилась на сидевшего рядом Б. О. – Что, черт возьми, происходит? Что ты шаманишь, а? Что ты высматриваешь, вынюхиваешь в этом мертвом городе? Я же чувствую... – Она горько усмехнулась. – Сам ведь говорил...

– Что я говорил? – притворно изумился Б. О.

– Что кошки – мудрые существа. Что они все видят, чувствуют, понимают.

– Хм, – задумчиво потер согнутым пальцем скулу Б. О. – Как-нибудь потом я тебе все объясню. А теперь поехали.

Она свернула в переулок, и, мелко насекая солнечный свет на острые доли, мимо понеслись прутья тяжелой чугунной ограды, за которой стояла, укрытая ребристым чехлом строительных лесов, маленькая церковь.

Минут через десять они въезжали через арку в замкнутый дворик, где, прижимаясь тылом к очередному строительному забору, стоял аккуратный деревянный двухэтажный дом, каких было много когда-то в этом районе, да вот почти совсем не осталось. Этому жизнь продлила, очевидно, тщательная, добротная реставрация: обшитый светлой вагонкой (оказавшейся при ближайшем рассмотрении исполненной под дерево керамикой), накрытый симпатичной зеленой жестью, с которой удачно сочетались зеленые оконные рамы, он производил впечатление игрушечного, словно был составлен из пупырчатых кубиков детского конструктора.

Миновав контрольные шлюзы, где их (после привычного допроса и перезвонок по внутренней связи) лениво проводил к тяжелой стальной двери шкафоподобный секьюрити в черном костюме, с плоским затылком и ядрышком чирья, пунцово светившегося над тугим воротом сорочки, они взошли по деревянной лестнице с резным перильным ограждением на второй этаж.

– Вам последняя дверь направо.

За широким плоским столом на тонких хромированных ножках, утопая в огромном кожаном кресле, сидел молодой человек. Он говорил по телефону и мучительно морщился, произнося какое-нибудь трудное слово (он заикался). Вежливо, глубоко кивнул, указал глазами на пару стоявших у правой стены кресел, стиснувших узкий стеклянный столик, на котором посапывала белая бошевская кофеварка.

Закончив разговор, молодой человек подсел к кофейному столику, двумя пальцами, типично бухгалтерским жестом, поддернул рукава пиджака и разлил кофе по чашкам.

– Ну как у вас тут дела? – спросила Бася, прикуривая, и, спохватившись, добавила: – Ах да, я вас не представила. Это Сережа, Митин зам. А это... – Она метнула короткий, исподлобья взгляд на Б. О. и скороговоркой пробурчала: – Ну, словом, это мой коллега.

Сережа внимательно посмотрел на коллегу, и Б. О. отметил, что он слегка косит.

– Я на минуту, – продолжала Бася, водя кончиком сигареты в черной впадине пепельницы. – Может, что-то из вещей Митиных осталось... Знаешь, мелочи всякие, то да се.

– Д-да, к-конечно, – закивал Сережа, вышел и через несколько минут вернулся с двумя кейсами, пластиковым и кожаным.

– А, Митин ноутбук. – Она погладила крышку чемоданчика. – Я и забыла...

– Заберу? – послала скрытый вопросительный взгляд Б. О., тот опустил веки: да.

– Я вас оставлю на минутку... – Она замялась. – Такая жара. Я на работе выхлебала целую бутылку фанты. Я мигом. Не скучайте тут.

Как только дверь за ней закрылась, Б. О., подавшись вперед, тихо спросил:

– Молодой человек, что заставило вашего шефа срочно вернуться из командировки?

– Какой командировки?

Б. О. помолчал.

– Из последней.

Сережа прикрыл глаза, собираясь с мыслями.

– Ах да, помню. Он был тогда в Женеве. И получил срочный факс... Да, точно, факс из нашего банка. Что-то по поводу переоформления счетов. Я деталей не знаю, но Дмитрий Сергеевич говорил, что дело не терпит отлагательств. И прилетел первым же рейсом.

– Ваши счета были в Профибанке?

– Да... – с оттенком удивления протянул Сережа. – А откуда...

В этот момент открылась дверь и на пороге возникла Бася.

– Ну как вы тут? – Уловив легкое напряжение, витавшее в кабинете, она слабо улыбнулась: – А, мужские секреты.

– Вот именно, – кивнул Б. О., поднимаясь с места. – Да, кстати... – Он похлопал ладонью по крышке ноутбука. – Это ведь личная Дмитрия Сергеевича машинка? С ней все в порядке? Она на ходу?

– Д-да. Не так давно у нас была п-профилактика, обновляли п-программное об-беспечение.

– Что? – Б. О. – замер на пороге кабинета. – Профилактика? А когда это было?

Сережа задумался, глядя в потолок и мелко моргая.

– Сразу после... – Он замялся,

– После того как Дмитрия Сергеевича не стало? – подсказал Б. О.

Сережа кивнул.

– А кто делал профилактику? Ваши люди?

– Нет, – покачал головой Сережа и пояснил: – Мы же на гарантийном обслуживании в одной крупной фирме, раз в году они проводят плановый профилактический осмотр, обычное дело. Хотя... – задумчиво протянул он, сосредоточенно покусывая ноготь.

– Что такое? – насторожился Б. О.

– Был среди этих компьютерщиков один странный персонаж, который из команды как-то выпадал, – припомнил Сережа. – Молодой и, в общем, симпатичный человек, но что-то в его внешности было особенное, отталкивающее... Точнее, что-то такое, что сообщало всякому, кто с ним имел случай разговаривать, ощущение неуюта, что ли...

– Так, – поощрительно кивал Б. О. – Так...

– У него ст-транные глаза. Большие, н-неестест-венно круглые... И взгляд такой – холодный, ос-ста-новившийся.

– Рыбий такой? – тихо спросил Б. О.

– Вот именно.

Возникла долгая пауза.

– Ой!.. – шумно выдохнула Бася, медленно оседая на стул.

Б. О. приблизился к ней, присел на корточки, посмотрел в лицо:

– Что?

– У меня такое впечатление... – тихо проговорила она, вперив рассеянный, неотчетливый взор перед собой и точно не замечая Б. О., – такое впечатление, будто это ощущение неуюта мне откуда-то знакомо...

– Боюсь, что мне тоже, – мрачно кивнул Б. О.

На выходе охранник посторонился, выпуская посетителей, полы его тесного пиджака разошлись, и Б. О., проходя мимо, поморщился: от этого парня исходил стойкий запах кислого сыра – должно быть, он сильно потел в своем черном костюме.

3. Поминальная свеча

– Какая прелесть! – заметила Бася, когда утром следующего дня они катили от Сокола по направлению к Октябрьскому полю, а потом, свернув направо, медленно втягивались в этот невесть как сохранившийся островок старой, возделанной, очевидно, еще до войны дачной земли.

Бетонная лава города обтекала его со всех сторон, пощадив основательные двухэтажные коттеджи, вросшие в глубины старых садов. За соблюдением дачного устава наблюдали то тут, то там высившиеся за основательными глухими заборами огромные, по-таежному насупленные пышнотелые ели, широко развернув свои тяжелые лапы. Над всей этой странной полоской девственной земли стоял особый воздух, давно изгнанный из города, дремотный, староусадебный, накрывая прозрачной парниковой пленкой приют прежнего времени с его неторопливостью, чуланными запахами и теплой уютностью.

Они двигались со скоростью пешехода, медленно втягиваясь в глубину улицы, как в музейную галерею, наблюдая за осанистыми зелеными заборами, на которые накатывали тучные волны сирени, вальяжно плескавшиеся поверх заборной кромки.

Гаражное хозяйство находилось в конце улицы, стилистически ее продолжая, во всяком случае, впечатление производил уже сам въезд в него, напоминавший скромных размеров шлюз с распахнутыми створками, загороженный цепочкой.

В вознесенной над землей сторожевой избушке (домик имел все признаки избушки – крышу, прошитую круглой трубой, широкие окна и дверку в торце) сидел у окна старик с совершенно седыми, невероятно пышными, как взбитые сливки, усами и в капитанской фуражке с белым верхом и темным околышем. Он пил чай, с ритуальной неспешностью поднося ко рту стакан, опутанный тонкой серебряной резьбой подстаканника, и продолжительно отдувался после каждого глотка.

– Коля... – Б. О. помахал рукой, указывая в глубины гаражного хозяйства. – Вторая аллея.

Старик пошевелил усами, скрылся из виду – очевидно, приводил в действие какой-то находившийся вне поля зрения посетителя механизм; цепочка провисла, старик опять возник в окне и козырнул согнутой ладонью, после чего возобновил неторопливое чаепитие. Б. О. проехал.

Коля нашелся в конце аллеи неподалеку от эстакады. Высоко закатав рукава основательно промасленной клетчатой рубахи, он ковырялся в двигателе пыльного "лендровера". Приветливо кивнув Басе, он протянул Б. О. черную, сально поблескивавшую ладонь, спохватился и широко улыбнулся. Б. О. в знак приветствия пожал его локоть.

– Я сейчас. Мне еще примерно с полчаса надо повозиться. Отдохните пока. Если хотите, чаю попейте. Термос в гараже – справа, на верстаке. Смотри, чтоб девушка не запачкалась. Там грязно.

В этом гараже мог бы поместиться средний танк. Две "Волги" сюда входили свободно. По стенам тянулись стеллажи, битком набитые инструментами и запчастями. Справа стоял длинный металлический верстак, слева – низкий деревянный столик, зажатый с двух сторон креслами. Шкафчик для посуды, электроплитка, в углу – печка-буржуйка. Вдоль торцовой стены – койка, аккуратно застеленная солдатским одеялом.

– Вполне можно жить, – сказал Б. О., оглядевшись.

– Вполне, – согласилась Бася. – А зачем мы здесь?

– Да так... – неопределенно отозвался Б. О. – Ты присядь куда-нибудь, отдохни, пока я тут...

Минут двадцать у него ушло на тщательный осмотр хозяйства – банок с винтами, металлических коробок, забитых старыми свечами и прочей автомобильной мелочовкой, и наконец он нашел, что искал, – в жестяной коробке с надписью "горох".

Она стояла на стеллаже в длинном ряду точно таких же коробок. Когда-то такие кухонные наборы для хранения круп и прочих сыпучих продуктов были очень популярны.

Жестянка и в самом деле была почти доверху наполнена горохом.

Б. О. поставил было ее на место, но тут же взял с полки опять и взвесил в руке: для сухого гороха тяжеловата. На дне он обнаружил плоский предмет, завернутый в полиэтиленовый пакет и перетянутый крест-накрест резинками. Развернул и сказал:

– Ага. Вот оно... Пошли, Бася.

Он сунул пакет во внутренний карман куртки, прошел к верстаку, плеснул немного чаю в белый пластиковый стаканчик, сделал два-три глотка.

Коля уже сидел за рулем Васиного "Жигуля" и чутко прислушивался к работе двигателя.

– Ничего. Будет жить. Побегает еще с годик, – он подмигнул Б. О. – Кое-что в самом деле постукивает. Только не кольца, а пальцы. Это не смертельно. Дай сигарету.

Широко оскалившись, он ухватил зубами фильтр протянутой Б. О. сигареты, поймал ее кончиком огонек зажигалки и, выпустив через угол рта дым, сощурил левый глаз.

– Если что с машиной, заезжай.

На выезде Б. О. притормозил, высунулся в окно и козырнул старику. Тот опустил цепочку, отдал честь и, нависнув над стаканом с новой порцией дымящегося напитка, долго смотрел, как, кружась в хороводных спиралях, медленно опадают на дно чаинки, словно хлопья черного снега. И если бы ему сейчас кто-то возразил, что, мол, черного снега в природе не бывает, он бы веско ответил: как бы не так!

Как бы не так – на станции Электроугли по Ярославской дороге, где у него был дом в поселке неподалеку от сажевого завода, испускавшего в небо клубы жирного чада, время от времени выпадал такой снег и Лежал на дворе, как черный бархат.

– Экология, мать честная! – многозначительно поднял старик вверх указательный палец и покачал им вслед медленно выезжающим за ворота "Жигулям".

* * *

– Куда мы теперь? – спросила Бася, когда они выехали на Ленинградское шоссе.

– В одно хорошее место. – Б. О. взял пачку сигарет, встряхнул ее.. – У нас курево все вышло. Скажи, если заметишь табачный ларек.

– Кажется, вон там впереди, где рекламный транспарант. Притормози.

Они вышли, направились к ларьку. Вознесшаяся на бетонных столбах реклама казино "Каро" представляла собой густой черный фон, из которого выступало восковое лицо молодой женщины с демоническим взглядом; из порочно приоткрытого рта ее выпадала громоздкая, распиравшая транспарант реплика: "РАСКРУТИ!"

Прямо под этой пикантной композицией сидел, по-турецки скрестив ноги, нищий, как-то странно сидел – сложившись пополам, захлопнувшись, как книга, и касаясь лбом картонной коробки, на дне которой лежали две ветхие, напоминавшие раздавленных червей купюры синего покойницкого цвета – сотенные, давно вышедшие, кажется, из употребления.

– Ну вот, – мрачно прокомментировал Б. О. – Нас, ко всему прочему, жалуют еще и деньгами.

Опять он об этом, подумала Бася, о каком-то высочайшем пожаловании: землями жалуют, пашнями, хлебами, жительством, законами, еще чем-то...

– Это какое-то очередное шаманское заклинание?

– Это? – рассеянно переспросил он, глядя куда-то выше ее плеча. – Да нет, просто опять пытаюсь определить среду обитания. Да вот кстати – нас к тому же жалуют...

Она обернулась.

По переулку в их сторону перемещалось уродливое существо среднего роста. Скорее всего, этот человек в детстве переболел полиомиелитом, а может быть, просто вышел из материнского чрева, как из пыточной камеры, с переломанными суставами... Перекручиваясь, марионеточно дергая окостеневшими конечностями, он медленно продвигался вперед, сопровождая всякий шаг мучительной гримасой. Подбородок улетал вбок, брови дергались, на самое ужасное было то, что в глубине этой гримасы, где-то в изнаночных ее пластах, угадывалась улыбка, – господи, он и в самом деле шел и улыбался.

– Ну вот, – долетел до нее из какого-то гулкого далека голос Б. О. – Нас жалуют телами. Все как по писаному.

Она смотрела вслед этому сгустку улыбавшейся боли до тех пор, пока человек не скрылся за углом дома.

– Э-э-эх! – сладко потянулся Б. О. – Степь да степь кругом, путь далек лежит! Чуешь, степью пахнет?

Бася демонстративно потянула носом воздух, косясь на стоявшую по соседству широконосую девушку в длинной мешковатой майке жгуче-красного цвета и черных колготках, скрывавших избыточную полноту ног, открытых почти "от и до": имелась ли под майкой юбка, оставалось неясным. Девушка жадно пила пиво "Балтика", ритмично закидывая назад голову, жмурясь после каждого большого глотка и причмокивая окрашенными перламутровой помадой губами.

– Ничем степным не пахнет, – возразила Бася. – Ни землей, ни полынью, ни травами. Пахнет прогорклым маслом, выхлопными газами, пивом и человеческим потом. – Она бросила взгляд на девушку в красной майке, от которой исходили как минимум два последних запаха. – Так мы едем? Или дышим степными ароматами?

– Едем, – кивнул Б. О., направляясь к машине.

* * *

Хорошее место, о котором упомянул Б. О., располагалось в районе Сокольников, в глубине унылого квартала, заставленного панельными девятиэтажными коробками. В сумрачном парадном пахло засохшей половой тряпкой. Лифт взвыл, в глубинах его механизма возник странный рокочущий звук – наверное, лифт страдал избыточными желудочными газами и его пучило на ходу, – и под это утробное клокотание пассажиры вознеслись на седьмой этаж. Б. О. позвонил, исполнив замысловатую фразу на языке азбуки Морзе; с минуту они стояли в ожидании, а потом дверь отворилась ровно настолько – во времени и пространстве, – чтобы чей-то темный глаз в оправе красных воспаленных век смог сделать с визитеров моментальный снимок.

– Это я, Дуся... – успел Б. О. втолкнуть в щель короткое сообщение, хвост которого, однако, был прищемлен вставшей на место дверью. После этого она медленно отворилась.

– Я сейчас. Проходите на кухню, – донесся из глубин темной прихожей голос, откатывавшийся куда-то вправо по коридору. – У меня тут одна срочная работа...