Текст книги "Канатоходец: Воспоминания"
Автор книги: Василий Налимов
Жанры:
Философия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)
Итак, синакратия – это борьба с излишней, изнуряющей властью. Борьба с чрезмерным огосударствлением жизни. Поиск путей мягкого – ненасильственного решения конфликтов, социальных и личных[239]239
На эту тему имеется множество публикаций. Отметим здесь только несколько последних: [Ненасильственные движения, 1992.], [Шарп, 1992], [Аббаньяно, 1992], [Налимов, 1991, 1992, 1993].
В конце библиографии приводится список статей по проблеме Мира, опубликованных в специальном выпуске одного из американских психологических журналов. Интересны здесь сами названия статей. Существенно обратить внимание на то, что тема ненасильственного решения социальных конфликтов обретает психологическое звучание. Появляется новый термин Peace Psychology – «психология мира».
Отметим, что на XIX Всемирном философском конгрессе (Москва, 22–28 августа 1993 г.) был предусмотрен симпозиум по теме «Философия ненасилия» (см. Вопросы философии, 1991, № 2).
[Закрыть].
Полное безвластие остается для нас, конечно, только идеалом. Идеалом социальной святости. Идеалом истинного христианства и одновременно буддизма. В реальной жизни все устраивается так, как оно может устроиться. Но идеал, если он отчетливо разработан и достаточно осмыслен, помогает благоустройству жизни. Сейчас мы ждем не полного уничтожения власти, а скорее ее «укрощения»[240]240
Этот термин я встретил в статье С. Алексеева и А. Собчака «Конституция и судьба России» (Известия, 30/III-1992 г.).
[Закрыть].
Заканчивая этот текст, я хотел бы почтить память тех, кто погиб в неравной борьбе, попытавшись в те суровые дни сохранить идеал. Они пошли на жертву. Жертва – это предельное проявление человеческого достоинства.
Сейчас их память поругана. На памятнике, что на Новодевичьем кладбище, не сказано, что Кропоткин был революционером. Что же, русский князь, ученый, великий гуманист сидел в русских и французских тюрьмах за бандитизм?! А Музей Кропоткина так и не восстановлен. Фамильный особняк еще цел, но там висит портрет Арафата. Почему? Позор России и ее правителям, не желающим хранить память о своих провозвестниках свободы и гуманизма. Надо преодолевать «мерзость запустения в святых местах».
Литература
Аббаньяно И. Экзистенция как свобода. Вопросы философии, 1992, № 8, с. 146–157.
Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. Полное собрание сочинений в тридцати томах. Том XIV, 1976, 511 с.
Налимов В. В. На изломе культуры: некоторые наблюдения и вольные размышления. Полис, 1991, № 6, с. 5—18 (Продолжение: 1992, № 1/2, с. 150–166; № 3, с. 100–112; № 4, с. 112–121).
Налимов В. В. В поисках иных смыслов. М.: Прогресс, 1993, 261 + 17 с.
Ненасильственные движения и философия ненасилия: состояние, трудности, перспективы (материалы круглого стола). Вопросы философии, 1992, № 8, с. 3—29.
Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М.: Прогресс, 1986, 544 с.
Шарп Дж. Роль силы в ненасильственной борьбе. Вопросы философии, 1992, № 8, с. 30–39.
Швейцер А. Благоговение перед жизнью. М.: Прогресс, 1992, 572 с.
Ниже приводится список статей, посвященных проблеме мира, в специальном выпуске журнала Journal of Humanistic Psychology, 1992, Vol. 32, № 4:
G. Simon Harak. After the Gulf War: A New Paradigm for the Peace Movement, p. 11–40. Donald Rothberg. Buddhist Responses to Violence and War: Resources for a Socially Engaged Spirituality, p. 41–75.
M. Brewster Smith. Nationalism, Ethnocentrism, and New World Order, p. 76–91.
Stephen KierulfT. Armageddon Theology and the Risk of Global War: The Limits of Religious Tolerance in the Nuclear Age, p. 92—107.
Melissa Johnson and Michael D. Newcomb. Gender, War, and Peace: Rethinking What We Know, p. 108–137.
Mary E. Gomes. The Rewards and Stresses of Social Change: A Qualitative Study of Peace Activists, p. 138–146.
Neil Wollman and Michael Wexler. A Workshop for Activists: Giving Psychology Away to Peace and Justice Workers, p. 147–165.
Alan T. Nelson. Why Nonviolent Peacemaking Is Important Now, p. 157–160.
Tom Greening. Veggies for Peace (poem), p. 161.
Глава XVIII
ВЗГЛЯД В БУДУЩЕЕ
1. Непредсказуемость будущего Желая заглянуть в будущее, мы опираемся, с одной стороны, на пережитый опыт жизни, с другой – на силу своей фантазии. Строгими методами вывести будущее из прошлого невозможно[241]241
Если мы обратимся к линейным методам, то столкнемся с тем, что параметры могут начать непредвиденно меняться во времени. Обращение к нелинейным моделям раскроет еще более сложную ситуацию. Вот как описывают это представители синергетики, пытаясь сформулировать новое мировидение [Князева и Курдюмов, 1992]:
Нелинейная система не жестко следует «предписанным» ей путям, а совершает блуждания по полю возможного, актуализирует, выводит на поверхность (всякий раз случайно) лишь один из этих путей. То есть в реальной картине бытия присутствует и момент, противоположный детерминизму, – случайность, неустойчивость (с. 18).
Ссылаясь на И. Пригожина – основного теоретика синергетики, авторы продолжают:
…пути эволюции реальных систем бифуркируют, многократно ветвятся, в моменты бифуркации играет роль случайность, и вследствие этого мир становится загадочным, непредсказуемым, неконтролируемым (с. 20).
Далее авторы, правда, несколько смягчают ситуацию, утверждая, что:
…по крайней мере, на упрощенных математических моделях – можно видеть все поле возможных путей развития… Конечно, если работает случайность, то имеют место блуждания, но не какие угодно, а в рамках вполне определенного, детерминированного поля возможностей (с. 20).
[Закрыть]. Именно отсюда и начинается трагизм экзистенциальной катастрофы: трудно принимать решения в непредсказуемом Мире.
Непредсказуемое будущее, которое чаще всего все же ощущается только интуитивно, делает серьезных мыслителей крайне осторожными. Все чаще начинают звучать предостережения. Вот высказывания, почерпнутые всего лишь из одного номера журнала Вопросы философии (1992):
С. П. Крымский
Постулат экзистенциального крещендо может ассоциировать с представлением об иерархии целей и, соответственно, с допущением уникальной, абсолютно приоритетной цели. Это опасная иллюзия идеологии тоталитаризма. В действительности всякая сверхцель, как показал Гегель в «Философии религии», превращается в свою противоположность, в некую бесконечную цель, исключающую реализацию идеала. Идентификация такой цели с конечным, претендующим на свою уникальность и достижимость результатом влечет фанатизм, одно из самых страшных порождений XX в. Именно фанатизм, ослепленный верой в абсолютную приоритетную цель, способную оправдать любые жертвы и деяния, был фактором превращения нормальных людей в монстров тоталитаризма. Вот почему экзистенциальное крещендо в контексте духовности предполагает принцип полисистемности целей, исключающий единственность выдвигаемых задач (с. 25–26).
Далее речь идет:
…о несводимости (по крайней мере полностью) человеческой деятельности к борьбе, т. е. к столкновению различных сил. Силовая деятельность не является беспредельной. Она имеет энергетические, экологические, финансовые и моральные границы. Выходя за эти границы, деятельность перестает быть разумной, ибо все разумное имеет свои пределы; беспредельна только глупость (с. 26).
Н. И. Лапин:
Дефицит рациональности сознания и действий был едва ли не главной причиной многих социальных превращений, происшедших с нами в XX веке. Вернее даже говорить об антирациональном, мифологическом сознании, целенаправленно и в массовом масштабе выращивавшемся в советском обществе. Такое сознание радикально деформировало смысл массовых действий даже в тех процессах, которые сами по себе изначально рациональны (с. 39).
М .Д. Ахундов и Л .Б. Баженов:
Религиозная идеология не обладает никакими преимуществами перед классовой, отличаясь только полярностью. Марксистская идеологизация науки подвергается сегодня резкому и справедливому осуждению. Не дай Бог, если на смену ей на волне критики марксизма и возрождения религии придет идеологизация религиозная (с. 53).
2. Торжество глупости
Итак, за истекшие 75 лет мы научились хотя и немногому, но очень важному – бояться идеологизации, легко переходящей в суровую мифологизацию, и бояться быть глупыми – не умеющими оценивать происходящее, особенно на ранних стадиях его развития.
Да, если бы народ (включая и интеллигенцию) не был глупым, то не пришли бы мы к религиозному преклонению перед Отцом народов.
С глупостью, подчас патологической, приходится встречаться и сейчас. Вот фрагмент разговора с женщиной примерно моего возраста, занимавшей всю жизнь ответственную инженерную должность:
– О чем вы говорите? Не было никогда никакого террора! Никогда ничего о нем не слыхала. Мы в те годы много и честно работали и хорошо жили.
– Но как же? Вы же были членом партии. На ваших собраниях проклинали «врагов народа». Расстрелянными оказались почти все те, кто делал революцию.
– Первый раз слышу. Ничего подобного не было.
– И вы не знали о том, что перед войной почти весь генералитет был расстрелян?
– Это ложь.
Я не сомневаюсь в честности и искренности этого человека. Так искажено было ее сознание мифологизированной идеологией. Сейчас это психологическая защита. Прожитую жизнь надо оправдать. Но ведь в те годы и в лагере я не раз слышал оправдание тому, что свершилось:
– Все правильно. Ошибка произошла только с нами. Ее скоро исправят, и мы, выйдя отсюда, сами будем требовать суровой расправы с «врагами народа».
А что происходит сейчас, когда пишется эта глава. Первого мая 1993 года неокоммунисты вышли на воинственную демонстрацию, вооруженные кольями и металлическими прутьями. У них опять красные знамена и портреты Отца всех народов. И опять кровь.
В чем смысл этого события? В нем явное желание заменить дискуссию, победить в которой не удается, привычными методами насилия. Можно ли это назвать разумным?!
Но это глупость политическая. Она естественна, ибо политика всегда зиждется на некой безусловной системе предпочтений, лишенной какой-либо гибкости, какой-либо логики.
Обращает на себя внимание другое – несуразица мировоззренческого характера. Вот один пример – высказывания доктора философских наук [Гиренок, 1992]:
Множественность концепций и истин, плохо согласуемых между собой, заставляет искать абсолютное на стороне религии. Наука теряет некогда завоеванные ею позиции в общественном сознании. Религия возвращает утерянные ею духовные территории (с. 11).
Творчество трудно отличить от имитации творчества. В момент творения нельзя отличить голос Святого Духа от иных духов. Вернее творчество только и начинается в момент, когда это отличие утеряно, т. е. быть в состоянии, когда не видим отличие Бога от Дьявола (с. 22–23).
Как понять эти высказывания? Может быть, отсюда следует, что сложные мировоззренческие вопросы, в том числе и возникающие в науке, надо решать в Церкви? Может быть, надо отказаться от творчества, ибо в творчестве демонизм неотличим от святости. Любопытно, что эти рекомендации опубликованы от имени российской Академии наук.
Можно приветствовать любую экстравагантную мысль, но хочется, чтобы она была понимаема.
Можно говорить и о массовых проявлениях глупости. Одним из них является повсеместная вера в астрологию. Это идущая из глубин древности и неизжитая до сих пор вера в безусловный детерминизм. Если люди будут беспрекословно следовать астрологическим советам, что может произойти с нашей цивилизацией?! Я с огорчением узнаю, что телевизионные астрологические передачи, согласно информации на экране, очень популярны. Хочется думать, что это рекламный трюк.
Беспомощной оказалась Культура и в попытках преодолеть этнические противостояния. Неизжитым осталось стремление к Власти, хотя власть, усиленная национализмом, еще более опасна при современном уровне техники.
Приходится признать, что Культура наших дней развивается крайне неоднородно. С одной стороны – прорыв вперед, навстречу новому видению Мира, новым формам взаимодействия с ним, с другой – увязание в архаике прошлого.
Культура, сколь бы многогранной она ни была, нуждается в согласовании, и при этом мирном, ненасильственном. Иначе всегда будет возникать искушение обращаться к государству как структуре, владеющей силовыми средствами и приемами.
3. Философия злаКажется, что теперь мы можем осмыслить теорию зла, и это может стать путеводной нитью в осмыслении будущего.
Мир погружен во зло. В XX веке мы ощущаем это с нарастающей отчетливостью. Но философия зла в нашей культуре не разработана. Христианская демонология кажется сейчас наивной. Во всяком случае, она никак не объясняет то, что нам пришлось пережить в этом столетии.
Является ли зло неким самостоятельным началом? Или иначе – заложено ли зло, как таковое, в Мироустройстве? Вопросы подобного рода фундаментальны. На них надо дать ответ.
Мне представляется, что зло эфемерно. Оно приходит и уходит, будучи порождаемо глупостью, невежеством людей. Этот вывод напрашивается сам собой после вдумчивого анализа того, что произошло в XX веке. Люди, их вожди и правители пытались, как встарь, решать все проблемы насильственным путем, не понимая того, что достигнутый уровень техники легко стал обращать насильственные приемы в катастрофы.
В нашем веке первой катастрофой оказалась война 1914 года. Много, слишком много крови было пролито без всякого резона христианскими странами. Сгустки зла образовались в Европе. Поле неизжитого зла требовало разрядки. И семена зловещих идей, брошенные на это поле, стали прорастать непредсказуемо, неудержимо. Переплетаясь, ростки образовывали новые конфигурации с новыми запросами. А зло так устроено, что все время требует новых жертв.
Природой зла человечество начало интересоваться с первых лет философского осмысления Мироздания. Уже Сократ четко сформулировал, что зло обусловлено незнанием. У гностиков вопрос об истоках зла был основным [Свенцицкая и Трофимова, 1989]. В апокрифе от Филиппа мы читаем:
123. Ибо, пока корень зла скрыт, оно сильно. Но если оно познано, оно распускается, и, если оно открылось, оно погибло.
Вот и сейчас, в наши дни, все происходит по этой же формуле – как только корень зла раскрылся, 75-летнее зло стало терять свою силу.
Еще один образ – зло социальное. Это астральная эпидемия. Глупость заразительна (эффект толпы). В тяжкие дни подновленные лозунги поднимают с архаических глубин сознания что-то грозное, не до конца изжитое, не стертое культурой. Много притаившегося носит в себе человек. Вирусы астрального мира долго могут ждать, прежде чем окажутся разбуженными человеческой глупостью. Глупость, особенно массовая, придает им энергию. Рано или поздно эпидемия проходит, оставляя после себя искалеченное общество. Что и произошло у нас. В медицине есть термин: постэпидемическое осложнение. Вот мы теперь и обречены на его изживание. Сможем ли выздороветь и когда?
Итак, что же мы узнали о природе зла за два с лишним тысячелетия? Кажется, ничего принципиально нового. Но мы увидели, как неумолимо, зловеще и в конце концов гибельно может быть зло. Мы увидели многообразие ликов зла[242]242
Даниил Андреев, поэт и писатель, пройдя суровые испытания допросами и годы политизолятора, попытался, говоря словами Г. С. Померанца, отобразить художественно современную мифологию зла. Может быть, обе его книги, Роза мира и Железная мистерия, будут восприниматься как памятники невиданному доселе Злу.
[Закрыть].
4. Долг Философа
В чем же долг духовно озаренного человека?
Я думаю, что ответ здесь достаточно простой – активно участвовать в создании Культуры, отвечающей запросам наших дней.
Но Культура – это духовная терапия. Она действует только тогда, когда есть согласие, есть взаимное понимание, есть терпимость, открытость новому.
Наша культура – и мы об этом уже говорили – носит убогий, лоскутный характер. В ней нет целостности. Она открыта тому, чтобы в массовом масштабе могли делаться глупости с трагическим завершением.
Здесь хочется привести близкие мне по духу высказывания Дэвида Бома из его доклада, прочитанного на XII Международной Конференции по Трансперсональной психологии в Праге летом 1992 года [Д. Бом, 1993]:
Ясно, что преодоление… разногласий возможно только в случае всеобщего «разделения смысла», способствующего созданию когерентной культуры, которая в конечном счете могла бы стать планетарной.
Как сделать когерентную культуру возможной? Необходимо создать условия для начала диалога. Люди разных субкультур могли бы собраться и начать поиск общих смыслов, возможно даже новых, которые все могли бы принять. Следует начать диалог с теми, кто достаточно открыт, – нельзя говорить с теми, кто не хочет. Необходимо иметь место, где можно было бы собираться только для того, чтобы просто общаться, размышлять о том, как обрести взаимопонимание. Нет никаких готовых форм или разработанной практики, позволяющих учредить общение, – нужно начать его. Если мы готовы общаться, но хотим решать практические задачи – это опять ограничение, так как за каждой из задач стоит обстоятельство, которое остановит нас, поскольку часть того, что нам необходимо обсудить, может оказаться несовместимой с этим обстоятельством. Поэтому надо просто общаться, обмениваться мыслями и не решать никаких проблем.
Читая Бома, вспоминаю давно прошедшие дни. Мистический анархизм в России как раз и был движением, направленным на вовлечение людей в свободный диалог. Широкий диалог, не связанный с решением каких-либо практических задач.
Ураганным ветром все размело. Остались только обломки от кораблекрушения – les epaves. А я, уцелевший в этой буре, вышел на берег… на канат. «Долг плясуна – не дрогнуть вдоль каната». Я все время пытался начать диалог, не откладывая и не прекращая усилий.
Сейчас время изменилось, смягчилось. Можно отказаться от эзопова языка. Однако пропал духовный напор. Оскудела страна свободными мыслителями. Но верю, что должны появиться те, кто любит мысль как таковую.
«Величие человека измеряется величием тайн, которые его занимают или перед которыми он останавливается», – я очень согласен с Метерлинком [Метерлинк, 1914].
Литература
Ахундов M. Д., Баженов Л. Б. Естествознание и религия в системе культуры. Вопросы философии, 1992, № 12, с. 42–53.
Бом Д. Наука и духовность: необходимость изменения в культуре. Человек, 1993, № 1, с. 7—17.
Гиренок Ф. И. Пути к умному безмолвию бытия. В: Экологические интуиции в русской культуре. Сборник обзоров. M.: Институт научной информации по общественным наукам АН РФ, 1992, с. 8—28.
Князева Е. Н., Курдюмов С. П. Синергетика как новое миропонимание: диалог с И. Пригожиным. Вопросы философии, 1992, № 12, с. 3—28.
Крымский С. Б. Контуры духовности: новые контексты идентификации. Вопросы философии, 1992, № 12, с. 21–28.
Лапин Н. И. Кризис отчужденного бытия и проблема социокультурной реформации. Вопросы философии, 1992, № 12, с. 29–41. Метерлинк М. Смерть. СПб, 1914, 163 с.
Свенцицкая И. С., Трофимова М. К. Апокрифы древних христиан. М.: Мысль, 1989, 336 с.
Глава XIX
ЗАВЕРШАЮЩЕЕ СЛОВО
81. Иисус сказал: Я – свет,
который на всех. Я– все: все вышло
из меня и все вернулось ко мне.
Разруби дерево, я – там; подними
камень, и ты найдешь меня там.
Апокриф от Фомы [Свенцицкая и Трофимова, 1989]
Моя жизнь протекает уже на девятом десятке лет. Это серьезно.
В глубинах своего сознания я услышал зов, побуждающий меня написать воспоминания. Услышал, так как был не только свидетелем, но и участником многих трагических событий. Много было встреч с выдающимися людьми. Многое я пытался сделать в противостояние существовавшему. Бунт – хотя бы тихий – всегда привлекал меня. Да, это тоже серьезно.
Благодарю Судьбу за то, что мне довелось прийти на Землю в этот бурный век. В век жестокий и обильно омытый человеческой кровью. В рьяную страну, где сталкивались, а иногда и переплетались сурово противостоящие течения мысли. Благодарю за то, что удалось отстоять себя – не сдаться, не сломиться.
Бог для меня всегда был Тайной. Великой тайной. Мне близка апофатическая теология, прозвучавшая еще у гностиков и позднее – у Псевдо-Дионисия Ареопагита. Я думаю, что наша встреча с Богом проявляется не столько в молитве, ритуале, аскезе или догме, сколько в делании. Мы пришли на Землю для проникновенного Дела. Для Бунта. Для встречи с трагизмом, неизменно ведущим к страданию. Пришли, чтобы увидеть Христа во всем.
Реинкарнация. Я не только верю во множественность воплощений, а знаю, что уже не раз посещал Землю – и в античном Средиземноморье, и в европейском Средневековье. Оттуда и мое пристрастие к философии, к древнему эзотеризму, к свободе духа и к достоинству, которое каждый раз нужно заслуживать заново.
На современном языке я пытаюсь еще раз и опять по-новому излагать издревле данное нам Учение, соприкасающееся с Запредельным. Думается, что мы все время реинтерпретируем некую глубинную Мысль, невыразимую до конца. Интерпретируем в соответствии с современным состоянием культуры. В соответствии с запросами времени.
Великое Знание динамично. Его надо раскрывать и по-новому, заново, каждый раз. Мы – служители, выполняющие эту роль.
Да, нам всем, наверное, предстоит еще странствовать в Мирах и Веках. Но Земля – ее судьба и ее заботы— всегда будет оставаться в поле зрения. Хотя бы в тумане, хотя бы в сновидениях и медитациях.
В чем смысл жизни?
Ответ на этот вопрос для меня звучит просто: смысл существования Вселенной – в раскрытии заложенной в ней потенциальности. Смысл нашей жизни – в активном участии в этом процессе, в расширении горизонта нашего существования.
Мне думается, что в ближайшем будущем нам предстоит подойти к разгадке главной дилеммы «жизнь/смерть». Эта тема приоткроется нам, как только мы сумеем преодолеть затянувшееся на века противостояние «сознание/материя». В своих философских построениях, не укладывающихся в парадигму наших дней, я подошел к этой задаче, но не более.
Только через понимание того, что есть «жизнь/смерть», наша обветшалая, обессилевшая и измельчавшая культура сможет перейти границу, отделяющую нас от иных – возможных форм бытия. Только через новое мировосприятие можно будет преодолеть кризис, который непрестанно нарастает на наших глазах с начала XX века.
А если нет – что ждет человечество?
Теологическое разъяснение основного вопроса бытия теперь уже мало кого удовлетворяет. Оно – на обочине нашего миропонимания. Оно не сумело связать свой ответ на основной вопрос бытия с философскими построениями и тем более – с наукой, которую теперь уже никак нельзя игнорировать. Ответ должен прозвучать так, чтобы он мог быть согласован со всеми проявлениями бытия человека в Мире.
Меня приятно поразило высказывание С. М. Розена [Rosen, 1992]:
… мы буквально можем видеть, что сознание (mind) и материя безусловно различимы и в то же время являются одним и тем же (с. 244).
И далее он говорит:
При воспоминании, полном воплощении того, что внутри нас является «прошлым», мы можем достигнуть порога чего-то нового – «нового Ренессанса», новой трансэгоической фазы человеческого бытия [Washburn, 1988], а может быть, даже совершенно нового порядка бытия (с. 244).
Да, здесь идет речь не просто об изменении культуры. Измениться должна сама сущность Бытия.
Бездны неведомого бытия могут открыться перед нами. Путь к ним – через Делание. Через Служение Тайне, к которой мы можем подойти ближе, отнюдь не раскрывая ее во всей ее полноте.
–
Я шел не один.
Хотя и не раз проходил через одиночество. Те, кто был друзьями юности, ушли. Те, кто был учителями, ушли. Те, кого я любил, отлюбились.
И в любви должна быть не просто любовь, а полная в нее погруженность.
Полная – что это такое? Не знаю, но чувствую. И когда такое начинается, то былая любовь уходит. Уходит в забвение. Зачем это так?..
Страдание, говорят мудрые люди, нужно на Земле. Нужен вызов, брошенный сердцу. У Бога, как говорил великий сапожник Якоб Бёме, должно быть и темное начало. Это хорошо понял Ф. Достоевский, написав «Сон смешного человека». Да, смешным, но не более, назвал темного человека знаток души человеческой. Что иначе?
Иначе хочется закричать. Сказать, как сказал В. Розанов [Розанов, 1992]:
Душа озябла…
Страшно, когда наступает озноб души (с. 129).
Так и произошло в последний раз в моей жизни, в середине 70-х годов…
Мы встретились неожиданно. Совершенно неожиданно.
Вот как она описывает эту встречу:
Встретились мы как-то наперекор себе, вопреки осознанным желаниям, оказавшись независимо друг от друга приглашенными в один и тот же дом накануне Пасхи 1 мая 1975 года. Елена Владимировна Маркова[243]243
Ученица В.В., доктор технических наук, известный специалист в области теории и практики планирования эксперимента.
[Закрыть] собирала своих друзей, среди которых были супруги Шапиро – Эрнестина Давидовна и Павел Вениаминович – ее давние знакомые со времен Воркутинских лагерей. Я жила с ними в одном доме и дружила. К Е.В. договорились ехать вместе, хотя мне этот вечер хотелось провести по-другому. В последний момент я передумала. Э.Д. очень огорчилась, но в гости поехала и по дороге сломала палец на ноге. Так что мне все равно пришлось отправляться за ней.
По дороге я размышляла о том, что обстоятельства иногда берут верх над нашими решениями. Я подчинилась – и не жалею.
Вышла из лифта на площадку и у двери увидела человека, звонившего в квартиру Е. В. Возникшее непонятное чувство протеста не отпускало весь вечер, в течение которого мы и говорили, и спорили, и доказывали друг другу что-то, касавшееся духовной жизни человека, его отношений с Церковью, с Богом. Я впервые услышала красивое и непонятное слово «медитация», возникшее в контексте нашей беседы. Я бы сказала, что именно оно оказалось «статистически» самым значимым в тезаурусе этого общения. И, казалось, совсем не соответствовало человеку в полосатой рубашке с короткими рукавами, сломанным носом, скрюченным пальцем, задиристым и насмешливым тоном. Я без конца взрывалась и воевала. Мы не могли остановиться. Вышли вместе (еще с Наташей Черновой[244]244
Тоже ученица В. В., математик.
[Закрыть]), шли пешком часа два и все спорили. Потом в метро на Спортивной я спросила у Наташи: «Кто этот человек?» Она ответила: «Налимов».
И это была судьба, так как именно с Налимовым, о котором мне рассказывали Э.Д. и Е. В., я не хотела знакомиться. В самодостаточности моей жизни того периода было столько покоя, что все, кроме углубленного одиночества, казалось лишним.
Но мы встретились…
Года за два до этого приходил сон. Я плыла в лодке по реке, покрытой цветами. Мир был един – красивый и спокойный вокруг меня, красивый и спокойный внутри меня.
Вдруг появился высокий человек с белой головой, стремительный и неотвратимый. Он выхватил меня из лодки и устремил за собой. «Ты же все это знаешь. Смотри!» – и я увидела остров, и монастырь, и высокие стены… Но действительно, знаю. И уже оказываюсь через стену там – внутри, в окружении сосредоточенных монахов в тяжелых коричневых ризах, подхваченных грубыми веревками. Медленно спускаемся вниз по широкой лестнице со стертыми ступенями, похожими на выбеленные дождями кости, в огромный зал… Каменные плиты под ногами, каменные стены вокруг, и все чего-то ждет.
Мой крест медленно поднимался от пола, распахивая свою горизонталь, и я медленно пятилась к стене, не в силах поверить, что это могучее коричневое дерево – мне?!
Потом уже вспомнила и строки Н. Гумилева, выпавшие мне во время гадания:
Если встретишь меня, не узнаешь,
Назовут – едва ли припомнишь.
И узнала В. В. – и в сновидении, и в стихах, и в жизни. И отправилась «за пыльным пурпуром… в суровом плаще ученика».
Для каждого из нас начался период жизни, сосредоточенный на неподкупности какого-то хранения, – так хочется обозначить смысл этих лет, позаимствовав определение из Д. Андреева:
В неприступных снегах Монсальвата
Неподкупно храни благодать.
Это усилие объединяет нас, наделяет силой. Я говорю об этом прежде всего потому, что главная роль в нашем союзе принадлежит какой-то глубинной составляющей, определившей и саму нашу встречу.
* * *
Она стала моим другом, потом – женой. Жанна Дрогалина. Таким другом, который понял меня и мое «несчастие» – так определил писательство Розанов:
Писательство есть Рок.
Писательство есть Fatum.
Писательство есть несчастие (с. 110).
С тех пор я не просто канатоходец, но – рыцарь, у которого есть свой оруженосец, свой Санчо Панса. Да будет благословен наш союз!
* * *
Сквозь беседы веранд многолюдных
Вспоминал я заброшенный путь
К ледникам, незабвенным и скудным,
Где от снежных ветров – не вздохнуть,
Где встречал я на узкой дороге
Белый призрак себя самого,
Небывало бесстрастный и строгий,
Прокаливший дотла естество…
Д. Андреев [1989, с. 55]
Литература
Андреев Д. Русские боги. Стихотворения и поэмы. М.: Современник, 1989.
Розанов В. Опавшие листья. М.: Современник, 1992.
Свенцицкая И. С.,Трофимова М. К. Апокрифы древних христиан. М.: Мысль, 1989, 336 с.
Rosen S. М. The Paradox of Mind and Matter: Utterly Different Yet One and the Same, p. 233–247. In: W. Rubik (ed.). The International-ship Between Mind and Matter. Proceeding of a Conference Hosted by the Center for Frontier Sciences. Philadelphia, PA.: Temple University, 1992, 281 p.
Washburn M. The Ego and The Dynamic Graund. N. Y.: Suny Press, 1988.
