Текст книги "Канатоходец: Воспоминания"
Автор книги: Василий Налимов
Жанры:
Философия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)
Глава XII
ВОЗВРАЩЕНИЕ В МОСКВУ СВОБОДНЫМ
1. В Институте научной информации АН СССР Защита первой диссертации
Начало 1955 года. Я наконец снова в Москве. Теперь уже легально. Моя мачеха дала согласие на прописку в той квартире, где я жил до ареста (это согласие не распространялось на мою жену).
Прошу разрешения на прописку в Главном управлении Министерства внутренних дел Мосгорисполкома. На меня там посмотрели с подозрением – ответа сразу не дали. Через несколько дней звонок от секретарши (оказалась знакомой):
– Разрешили. Поздравляю! Предписание будет отправлено в районное отделение милиции.
И вот я сижу дома и вдруг слышу чеканный шаг сапог по коридору. Понимаю. Входит участковый:
– Вам надлежит выехать из Москвы в 24 часа.
– Я не выеду.
– Как это так?
– Не знаете новые законы. А предписание – что, еще не получили?
Посмотрел на меня милиционер с удивлением и, опустив голову, вышел, ничего не говоря.
Да, беспрекословность власти зашаталась. Это нелегко было пережить ее представителям.
В Москве я довольно быстро устроился в недавно созданный Институт научной информации – ВИНИТИ АН СССР, в должности младшего научного сотрудника — редактора в отделе «Оптика».
Поддержал профессор Э. В. Шпольский, знавший меня еще в прошлые годы. Мое преимущество было в том, что я мог справляться с рефератами статей на трех европейских языках. Знание трех основных языков позволяло мне в какой-то степени понимать и публикации на всех основных европейских языках, исключая, правда, венгерский и финский.
Работа была приятной для меня: тренировка в языках[170]170
Моим ближайшим помощником оказался физик из Франции. Через три года, уезжая из нашей страны, он предъявил мне претензию, что не освоил русский язык, потому что разговаривал со мной только по-французски. Будучи моим помощником, он получал зарплату в 2,5 раза больше, чем я.
[Закрыть], возобновление знакомства с современной физикой, доступ к научной литературе, имеющей философский оттенок. Интеллигентность окружения, от которой я отвык за годы скитаний.
В эти годы стала распространяться эпидемия кибернетизирования представлений об информации. Кибернетика обрела философское звучание. Естественно, что это вызвало противостояние со стороны «единственно истинного», как тогда принято было говорить, Марксистско-ленинского учения. Э.В. Шпольский опубликовал в своем журнале нашу статью в соавторстве с Г. Э. Вледуцем и Н. И. Стяжкиным: Научная и техническая информация как одна из задач кибернетики. Успехи физических наук, 1959, XIX, № 1, с. 13–56.
Директор института А. И. Михайлов вызвал двух моих соавторов и сказал им примерно такие слова:
– Все можно было ожидать от Налимова, но как вы, члены партии, могли стать соавторами такой позорной статьи?
Вот так активно вмешивалась партия в научно-философские разработки.
Работая в ВИНИТИ, в феврале 1957 года я защитил кандидатскую диссертацию по теме: «Дифференциальное изучение ошибок спектрального и химического анализа с применением методов математической статистики». Защита проходила во Всесоюзном научно-исследовательском институте метрологии имени Д. И. Менделеева в Ленинграде.
Защищал я диссертацию по тому материалу, который подготовил еще в Темиртау. Голосование прошло единогласно, хотя вначале я столкнулся с рядом трудностей. Первая трудность заключалась в том, что у меня не было законченного высшего образования. Но еще до ареста я получил право на защиту диссертации без вузовского диплома. Через двадцать лет Высшая аттестационная комиссия подтвердила это право.
Вторая трудность состояла в том, что центральным моментом диссертации было применение математической статистики. Открыто предлагалось вероятностное понимание измерительных процедур в физике и химии. Это означало признание случайности в науке, что противоречило повелевающему лозунгу Т. Д. Лысенко: «Наука – враг случайности».
И, наконец, третья трудность – я был тогда еще не реабилитированный, а лишь прощеный контрреволюционер.
Но ветерок свободы все же подул. Случилось это так: Институт метрологии потребовал от меня, чтобы Высшая аттестационная комиссия подтвердила правомочность диссертации на такую необычную по тем временам тему. Но такое действие не входило в функции ВАК. Прихожу в ВАК и спрашиваю юриста, что же делать. Ответ:
– Идите домой, все уладим.
И действительно, на другой день телефонный звонок из Ленинграда:
– Почему же вы не сдаете последний экзамен по специальности?
– Вы же отказались принять к рассмотрению диссертацию.
– Ничего подобного!
Потом мне рассказали следующее: ВАК послала телеграмму: «Почему не принимаете диссертацию у Налимова?» Получив такую телеграмму, они страшно перепугались, решив, что у меня там «наверху» большие связи, и сразу же изменили свою позицию.
Последняя трудность разрешилась совсем просто. Перед голосованием директор встал и сказал:
– Кто хочет голосовать «за» – может!
Это решение, по-видимому, было согласовано с соответствующими органами. В архиве КГБ почему-то оказалась подшитой к делу весьма положительная характеристика на меня, затребованная от руководства металлургического завода в Темиртау. Слежка за мной продолжалась. (Текст характеристики дан в конце этой главы.)
Получение кандидатской степени, конечно, имело для меня очень важное значение – открылась наконец возможность возвращения в большую науку.
Хочется с чувством глубокой благодарности вспомнить академика Г. С. Ландсберга. Он получил реферат моей диссертации незадолго до смерти от тяжелой болезни. Его жена позвонила физику С. М. Райскому и сказала следующие слова:
– Григорию Самуиловичу очень трудно написать отзыв, но если ситуация критическая, то он выполнит свой долг.
Ей ответили, что нет оснований беспокоиться. Все, что нужно, будет сделано. Соломон Менделевич Райский был моим ближайшим другом тех лет. Я часто бывал у него, и мы много беседовали. Мне нравились его критицизм, острота суждений и теплота, с которой меня принимали в их доме. Его жена, Наталия Александровна, работавшая редактором в издательстве «Наука», в 1969 году сумела издать мою одиозную по тем временам книгу Наукометрия.
2. Математика становится основной деятельностьюОсенью 1959 года перехожу на работу в Государственный институт редких металлов (ГИРЕДМЕТ). Теперь уже в должности старшего научного сотрудника, что сразу резко изменяет уровень жизни.
Мне дают возможность создать группу математических исследований химических и металлургических процессов. Это, кажется, была первая попытка математических и прежде всего вероятностно-статистических методов исследования в институте такого типа.
На работу в ГИРЕДМЕТ меня принял директор В.Н.Костин[171]171
Костин добился того, что мне дали допуск к секретным работам еще до того, как я получил реабилитацию.
[Закрыть], не согласовывая с академиком Н.П. Сажиным – его заместителем по науке. Помню, как мне сообщили о недоумении академика:
– Много десятилетий я работаю с редкими металлами и никогда ничего не считал. Что же, теперь у нас тут обсерватория астрономическая открывается, что ли?
Только через полгода мы нашли общий язык. Этому способствовал академик А. И. Берг, который, возглавляя Научный совет по кибернетике при АН СССР, естественно, поддержал обращение к математике. Речь здесь шла, с одной стороны, об управлении исследованиями путем использования математической теории эксперимента[172]172
Здесь имеются в виду математические методы планирования эксперимента, впервые предложенные английским математиком Р. Фишером, затем разработанные американским статистиком Г. Боксом и серьезно математически обоснованные американским математиком Дж. Кифером.
[Закрыть], с другой – об управлении непосредственно технологическими процессами путем построения математических моделей, дающих возможность находить оптимальные режимы.
Вскоре мы получили одну из первых ЭВМ. Правда, произошло это весьма странным образом, типичным для плановой экономики.
Вызывает меня в конце года заместитель директора по хозяйственной части и спрашивает:
– Не нужно ли тебе купить что-нибудь очень дорогое? Если деньги останутся неиспользованными, на следующий год уменьшат ассигнования, а это крайне нежелательно.
– Нужно. ЭВМ. Стоит очень дорого.
– Отлично. Срочно подавай заявку.
Через полгода:
– Ну и подвел же ты меня.
– Чем?
– Так я думал, что покупаю тебе какую-нибудь игрушку на письменный стол, а тут требуется срочно выделить 60 кв. м, да еще на самом нижнем этаже.
– И что же теперь?
– Ничего. Как-нибудь справлюсь. Выселю каких-нибудь бездельников.
Вот так мы и развивали науку – от одного случая к другому благоприятному случаю, через абсурд административной системы.
В ГИРЕДМЕТе я проработал шесть лет, учась сам и уча других возможности использования математики в аналитических и технологических задачах. Меня особенно заинтересовало новое направление – математическое планирование эксперимента, совершенно неизвестное в нашей стране в то время. При разработке этой темы пришлось столкнуться с предрассудками двоякого рода: 1) ученые-экспериментаторы по недомыслию рассматривали обращение к формализованным методам планирования эксперимента как покушение на их творческую интуицию; 2) у представителей математической статистики было ошибочно распространено недоверие к дисперсионному анализу, из которого выкристаллизовалось планирование эксперимента, направленное на поиски оптимальных условий протекания изучаемого процесса (иное название – «планирование поверхностей отклика»).
Научная общественность, и особенно аспиранты, все же постепенно восприняли идеи и методы планирования эксперимента. Этому способствовала активная деятельность – большая лекционная пропаганда, особенно в выездных «летних школах» в различных регионах страны; консультации сотрудников многих институтов; составление программы нового курса лекций «Статистические методы в химии», утвержденной Министерством высшего образования; руководство Секцией химической кибернетики при Совете по кибернетике при Президиуме АН СССР; создание секции «Математические методы исследования» в журнале Заводская лаборатория; участие в работе Московского математического общества, где я одно время состоял заместителем председателя Секции теории вероятностей и математической статистики. Опубликовал две книги: Применение математической статистики при анализе вещества (М.: Физматгиз, 1960, 430 е.; переиздана в США и Англии в 1963 году), и Статистические методы планирования экстремальных экспериментов (М.: Физматгиз, 1965, 340 е., в соавторстве с Н.А. Черновой; переведена в Польше и в США – микрофильм в Библиотеке Конгресса)[173]173
Позднее эта серия публикаций была завершена небольшими книгами:
Теория эксперимента.
1971, 206 с. (переиздана в ГДР).
Логические основания планирования эксперимента.
1981, 128 с. (в соавторстве с Т. И. Голиковой).
Наш вклад в теорию планирования эксперимента был изложен в статье, опубликованной в американском журнале: On Practical Use of the Concept of D-Optimality. Technometrics, 1970, 12, № 14, c. 799–812 (в соавторстве с Т. И. Голиковой и Н. Г. Микешиной).
В этой работе показано, как можно практически использовать крупнейшую чисто теоретическую разработку американского ученого Кифера. Вначале казалось, что работы Кифера ничего для практики не дают.
[Закрыть].
Защита докторской диссертации в 1963 году по теме «Методологические аспекты химической кибернетики». Опять в Институте метрологии. Защита проходила напряженно: один отзыв – к тому же официальный, от члена Ученого совета, – был явно отрицательным. Я оборонялся резко, автор отзыва извинился, сказав, что он не понял диссертации. Против голосовал только один – старейший член Совета. После подсчета голосов он тут же подал заявление об отчислении. Члены Совета вздохнули с облегчением, поблагодарив меня за избавление от занудного коллеги. Так я получил ученую степень доктора технических наук. Профессорское звание по кафедре теории вероятностей и математической статистики было присвоено мне в 1970 году.
Теперь мне хочется прервать хронологическое повествование и сказать несколько слов об академике А. И. Берге. Именно в эти годы у меня установились близкие отношения с ним. Он, строго говоря, не был ученым. Но, будучи человеком высокой интеллигентности, хорошо понимал состояние дел как в науке, так и в технике и в целом в нашей стране. Судьба вынесла его на гребень – он стал, несмотря на недовольство многих, председателем Совета по кибернетике при Президиуме АН СССР. Эта почетная должность дала ему возможность воздействовать на ход событий в науке. Кибернетика тогда обрела у нас статус некоего «вольного движения», направленного против идеологической заторможенности. И Аксель Иванович оказался блестящим руководителем этого движения. Он многое сделал для раскрепощения науки. Активно поддерживал и меня в моих начинаниях[174]174
Среди части математиков, окружавших Акселя Ивановича, поднимался вопрос о создании Института кибернетики. Но эта идея так и не осуществилась. Против были многие – в том числе и Президент Академии M. В. Келдыш и А. Н. Колмогоров. И в этом был известный резон: учреждение такого рода могло легко заболотиться, ибо кибернетика так и не стала самостоятельной математической дисциплиной. Ее базисом не стала аксиоматика.
[Закрыть]. И мне хочется здесь почтить его память. Он был обаятельным человеком, наделенным харизмой.
Теперь несколько слов о политических аспектах жизни.
Меня неоднократно спрашивали, почему я не принимал участия в диссидентстве. Мой ответ мог бы прозвучать так: 1) придерживался принципов конспирации – будучи однажды «засвеченным», я не должен был больше ни во что вмешиваться, иначе неизбежно будут провокации, которые обрушатся не только на меня, но и на тех, с кем я буду иметь дело; 2) кроме того, по своей природе я не политический деятель, а философ, и мне представлялось, что при нашем идейном голоде важнее сохранить возможность изложения освежающей мысли. Той мысли, которую я искал с юности, ради которой отбыл свой тюремно-лагерно-ссылочный срок и которую наконец обрел. Так, по крайней мере, мне думалось тогда.
Но по политическим вопросам все же приходилось высказываться. Помню, как-то раз я проводил школу по математической теории эксперимента на студенческой базе на Иссык-Куле. Вдруг ко мне подходит один выдающийся математик, позднее уехавший в США, и говорит:
– Не понимаю вас. Вы отчетливо осознаете всю трагическую несостоятельность режима и в то же время укрепляете его, устраивая вот такие школы.
– А вы как сюда попали – на четвереньках приползли или на аэроплане?
– Естественно, на самолете.
– Вы были бы готовы разбиться?
– Конечно, нет!
– Так чего же вы спрашиваете меня о резонах моей деятельности?
Да, я был во внутренней оппозиции. Но в то же время мы жили в этой стране и укрепляли ее своей деятельностью. И как могло быть иначе? В этом реальная невыдуманная диалектика существования. Диалектика экзистенции[175]175
Говорили мне в тюрьмах, что раньше предприниматели предпочитали брать на работу «политических», ибо они всегда работали честно.
[Закрыть]. В то же время партийно-правительственные деятели всегда чувствовали мою отчужденность – от них я никогда не получал ни наград, ни орденов, которые всегда были мерой приближенности к власти. Мне удавалось оставаться самим собой, сохраняя свою независимость.
Теперь несколько слов о реабилитации. Будучи освобожденным по амнистии, я, естественно, пытался получить реабилитацию. Многие ее уже получили[176]176
Реабилитационный процесс начался в первой половине 50-х годов.
[Закрыть], а я на все свои многочисленные просьбы неизменно получал отказы. Вот текст отказа, полученного в 1959 году от заместителя Председателя Верховного суда СССР Л. Смирнова:
В связи с Вашей жалобой, поданной на личном приеме, было истребовано и проверено в порядке надзора уголовное дело по обвинению Вас в преступлениях, предусмотренных ст. 58–10, 58–11 УК РСФСР.
Ознакомившись с делом, не нахожу оснований для опротестования ранее вынесенных по делу решений.
В соответствии со статьей 47 Основ Уголовного Законодательства СССР и союзных республик судимость Ваша погашена.
И вдруг весной 1960 года получаю извещение о том, что мое дело передано в Московский суд. Я даже обеспокоился и пошел в Прокуратуру. Спрашиваю:
– Что случилось? Еще недавно Верховная Прокуратура не нашла оснований для опротестования дела, а теперь оно почему-то передается в Московский городской суд.
– Ничего не случилось. Вы сами виноваты в том, что не реабилитированы.
– Я – каким образом?
– Вы нам не сообщили о том, что по основному делу[177]177
Судебное дело, почти все проходившие по которому были расстреляны, – мои учителя и мой друг школьных лет И. Шаревский. (Подробнее об этом в Приложении II в конце книги.)
[Закрыть] уже давно принято решение о реабилитации. Ваш соделец С. Р. Ляшук сообщил нам об этом, и мы дали делу ход, он упомянул вас. Не беспокойтесь.
– Но почему же не знал о прекращении основного дела заместитель Председателя Верховного суда?
– Потому что это дело совершенно секретное.
И через четыре дня действительно принимается решение о реабилитации[178]178
В реабилитационной справке сказано: «за недоказанностью обвинения». Обычно пишут: «за отсутствием состава преступления».
[Закрыть]. Опять театр абсурда. Реабилитация осуществилась так же безгласно и таинственно, как и осуждение. Как это могло случиться, что лицо, ранее осужденное, узнало о реабилитации «совершенно секретного дела», а Верховная Прокуратура – нет?
Но время шло, и в конце 1965 года я, неожиданно для себя, был приглашен на работу в МГУ. Еще раз резко изменился путь моей жизни.
Приложение
Характеристика, адресованная в Высшую аттестационную комиссию Министерства высшего образования СССР (из архива МГБ РФ) [179]179
Видимо, ВАК запрашивала разрешение в МГБ.
[Закрыть]
Характеристика
на работника Центральной лаборатории Казахского металлургического завода тов. Налимова Василия Васильевича
Тов. Налимов В. В., 1910 г. рожд., по национальности коми, б/п, незаконченное высшее образование, работает на заводе с 1949 г. в должности ст. инженера-спектроскописта.
За время работы в лаборатории тов. Налимов показал себя высокообразованным специалистом в области физических методов анализа.
Тов. Налимов организовал на заводе спектральную лабораторию, обучил необходимое количество кадров. К работе относится исключительно добросовестно, творчески, проявляет большую склонность к исследовательской работе, к теоретическому обобщению накопленного опыта. Неоднократно печатался в общесоюзных журналах. Владея тремя иностранными языками, постоянно следит за иностранной технической литературой. Охотно передает свои знания и опыт работникам лаборатории.
Принимает активное участие в общественной жизни завода: является активным рационализатором, по линии заводского общества НТОЧМ[180]180
Научно-техническое общество Черной металлургии.
[Закрыть] часто выступает с техническими докладами, активно работает как общественный инспектор по охране труда, технике безопасности и т. д.
Являясь руководителем исследовательской работы в области спектрального анализа, показал себя как сложившийся научный работник, способный самостоятельно решать сложные теоретические и практические проблемы, направлять и воодушевлять на решение этих проблем руководимый коллектив.
Характеристика дана для представления в ВАК СССР.
Директор KM3 Дюмин
Парторг Камбулатов
Печать: Мин-во Черн. Металлургии. Казахский металлургический завод.
г. Темир-Тау. Управление делами.
Документ, удостоверяющий благонадежность В. П. Налимова
Документ, полученный В. П. Налимовым вместе с серебряной
медалью, с подписями Н. Е. Жуковского и Д. Н. Анучина
Диплом, выданный Н. И. Налимовой в связи с окончанием Высших
женских курсов
Часть IV
ПОПЫТКА СКАЗАТЬ СВОЕ СЛОВО
Лишь последняя ночь тяжела:
Слишком грузно течение крови,
Слишком помнится дальняя мгла
Над кострами свободных становий…
Будь спокоен, мой вождь, господин,
Ангел, друг моих дум, будь спокоен:
Я сумею скончаться один,
Как поэт, как мужчина и воин.
1935
Д. Андреев. Гумилев
Глава XIII
СНОВА В МОСКОВСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ. ДЕСЯТЬ ЛЕТ СОВМЕСТНО С АНДРЕЕМ НИКОЛАЕВИЧЕМ КОЛМОГОРОВЫМ [181]181
Сокращенный вариант этой главы опубликован в сборнике Колмогоров в воспоминаниях (ред. – сост. А. Н. Ширяев). М.: Наука, 1993, 734 с.
[Закрыть]
Почти десять лет я проработал с Андреем Николаевичем в должности первого его заместителя по межфакультетской Лаборатории статистических методов МГУ. Отсюда и мое право написать воспоминания. Но воспользоваться им оказалось непросто.
Андрей Николаевич не был открытой личностью. Его высказывания обычно бывали категоричными, а иногда даже и резкими. О мотивах своих решений он не любил рассказывать. Нужно было догадываться. Но в то же время он мог и легко изменять свои суждения. Вот один пример:
– В. В., зачем вы принесли мне эту нелепую диссертацию?
И через неделю:
– В. В., а диссертация-то оказалась интересной, я уже начал писать статью на эту тему.
Когда я принял предложение А.Н. стать его заместителем, мне многие говорили: «Зачем? Ведь больше 2–3 месяцев вы, не умея подчиняться, не проработаете с ним». Но я проработал около десяти лет и вспоминаю эти годы с чувством глубокого удовлетворения.
Встречался я с А.Н. обычно раз в неделю – если он не был в отъезде. Иногда заходил к нему домой. К тому же часто получал от него деловые письма, аккуратно напечатанные на машинке.
1. Первая встречаВ середине 50-х годов я вернулся в Москву после 18-летнего отсутствия. Напомню, что, будучи в ссылке, я работал в лаборатории Казахского металлургического завода (в г. Темиртау), где занимался, с одной стороны, эмиссионным спектральным анализом, с другой – статистической обработкой больших (по тому времени) массивов данных, обращаясь к классическому дисперсионному анализу. Мне было разрешено публиковать мои работы. Это позволило мне в 1957 году защитить кандидатскую диссертацию метрологической направленности, что было нелегко, так как тогда еще звучал лозунг «Наука – враг случайности».
Затем была опубликована моя книга Применение математической статистики при анализе вещества (М.: Физматгиз, 1960, 430 е.). Эта книга[182]182
озднее книга была переиздана на английском языке:
V. V. Nalimow. The Application of Mathematical Statistics to Chemical Analysis. Oxford, etc.: Pergamon Press (USA – distributed by Addison-Wesley), 1963,294 p. По Индексу цитирования Гарфилда SCI за 1965–1988 годы книга цитировалась 893 раза.
[Закрыть] была задумана как настольное пособие для физиков и химиков, занимающихся анализом химического состава вещества. В ней была сделана попытка показать, как может быть построена метрология химических измерений. Соответственно, в ней был и некоторый философский подтекст.
Мне, тогда оторванному от математической среды, естественно, хотелось получить серьезный отзыв на свою работу и вместе с этим оценку планов дальнейшей работы. Я обратился к Андрею Николаевичу, с которым ранее знаком не был. Ознакомившись с книгой, он пригласил меня для беседы. Во время этой беседы он уклонился от того, чтобы дать какой-либо отзыв на прочитанное, но дал возможность почувствовать, что его заинтересовала моя деятельность, направленная на широкое и многостороннее использование математической статистики. Речь пошла о математических методах планирования эксперимента, которыми тогда в нашей стране никто еще серьезно не занимался, а сам Андрей Николаевич к этому направлению относился с некоторой настороженностью.
Позднее Андрей Николаевич направил ко мне на практику свою студентку – Наташу Чернову. Она подготовила у меня и дипломную работу по планированию эксперимента. На семинаре Колмогорова с докладами о планировании «поверхностей отклика» выступили Н.А. Чернова и я. Здесь Андрей Николаевич дал оценку, сказав, что это были самые интересные и серьезные сообщения на его семинаре. Позднее я получил приглашение[183]183
Лично написанное приглашение – это забытое теперь проявление демократизма и уважения.
[Закрыть] от А.Н. выступить на VII Всесоюзном совещании по теории вероятностей и математической статистике (Тбилиси, 1963) с часовым докладом на тему «Методы планирования эксперимента».
В конце 1965 года А. Н. пригласил меня перейти на работу во вновь организованную им межфакультетскую Лабораторию статистических методов[184]184
Решение о создании такой Лаборатории А. Н. принял после возвращения из Индии, где он был поражен размахом работ по применению методов математической статистики. В то время в Индии, в институте, руководимом Махаланобисом, работало около 2000 человек. Ничего подобного не было в нашей стране. В факультетской Лаборатории, руководимой А.Н., было около 20 сотрудников.
[Закрыть] в должности заведующего Отделом математической теории эксперимента.
