Текст книги "Правка (СИ)"

Автор книги: Василий Варга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

  – А вы читали его?

  – Нет. Его не достать. А потом женщинам больше нравится Тургенев. Ты где-то учился после окончания средней школы или сразу в армию забрали?

  – Мечтаю поступить в девятый класс вечерней школы, если получится, – сказал я, не подумав.

  – Что, что? Ты, знаком с творчеством Достоевского, закончил всего восемь классов?! В это трудно поверить. Я уже школу давно закончила, у меня университет за плечами. Что ты делал раньше? сколько тебе лет? – удивленно спрашивала Лиля.

  – Было двадцать два в августе, – сказал я.

  – И мне двадцать один. Я выгляжу взрослой, а у тебя вид мальчишки. – Лиля пристально глядела в лицо собеседнику, пытаясь хоть что-то найти в его лице, чтобы поддержать закравшуюся мысль, что он, наверняка долго болел, а может, и страдал психическими расстройствами. – Ты кончил восемь классов и бросил школу, так что ли? Ты чем-то болел?

  – Нет, я, слава Богу, здоров и раньше особенно на здоровье не жаловался, просто очень поздно пошел в школу. Я парень сельский, а там отношение к учебе...такое же, как было у вас к семинару по диалектическому материализму. Я рос, наслаждался природой, а когда научился читать и писать, а главное понял, что дважды два равно четыре, решил, что мне достаточно. Родители меня поддержали. А теперь я думаю совсем иначе. И, наверное, встреча с вами начинает подталкивать меня к этому.

  – Почему?

  – Я хотел бы быть равный вам, а, возможно, и достоин вас. И я им буду, я добьюсь в жизни того, о чем вы не думаете.

  – Вот как! когда ты, судя по твоим словам, будешь достоин меня, я уже буду старушкой.

  – Милой старушкой, – добавил я. – Я сейчас хожу в девятый, а за десятый сдам экстерном, а потом в институт.

  – Пусть будет так. Но...я думала совсем о другом.

  – Я вас разочаровал?

  – Признаться, немного да. Но, давай поговорим о чем-нибудь другом. У нас есть еще немного времени, можем пойти погулять, – предложила Лиля.

  – Не уходите от меня сегодня. Я буду помнить нашу встречу очень долго, все равно, будет ли она первой и последней, или будет просто первой.

  – Почему? – спросила Лиля.

  – Потому что для солдата встреча с такой девушкой как вы– большое событие, – сказал я с мольбой в глазах.

  – Ну, если событие, тогда я, пожалуй...только мне надо позвонить подруге и сказать ей, что не приду, а то она будет ждать, а это нехорошо, правда? Хотя, давай так. В следующую субботу ты приходи ко мне в гости, хорошо?

  – В кирзовых сапогах?

  – Да, в них.

  – В какое время?

  – В три дня. Адрес я тебе сейчас напишу на бумажке.

  – Ваши родители дома?

  – Нет, они далеко.

  Лиля вырвала листочек из записной книжечки, быстро написала адрес и назвала остановку и вид транспорта.

  – Хочешь, дам деньги на такси.

  – Нет, что вы. Доберусь наземным транспортом, а если надо и пешком.

  – Все, чао, меня ждет подруга Августа, я тебя с ней потом познакомлю.

  Она подставила щеку для поцелуя, я растерялся, но все же поцеловал и помахал ей рукой.

   7

  Лиля, единственная дочка в семье генерал Смирнова, немного избалованна, но не развращенная, осталась в Минске после перевода отца за Урал. Она теснее сблизилась с Августой, известной и немного распутной балаболкой, которая разлагающе действовала на Лилю.

  – Зря ты так долго держишься, а годы проходят, учти. На старуху никто не позарится.

  – Один раз согрешишь, и пузо начнет расти, что я тогда буду делать? Отец меня выгонит. А так я не против. У меня как у всякой женщины бывают позывы и даже снятся эротические сны, в которых я вижу что-то такое неясное, что бывает у мужчин.

  – Есть верный способ обмануть природу. Можно всю ночь любиться, и никаких последствий, – сказала Августа, уверенно. Три дня подряд сто процентная гарантия. Надо лечь под мужчину за три-четыре дня до болезни, которая бывает у нас раз в месяц.

  – Правда, что ли?

  – Истинная правда. Я уже который раз испробовала. И ничего. В это время организм настроен на другой лад и сперма не оплодотворяет женскую клетку.

  – Откуда ты так много знаешь?

  – От верблюда. Хочешь, познакомлю, и ты пройдешь курс наслаждения без последствий?

  Лиля покраснела, встала перед окном и стала смотреть вдаль.

  – Знаешь, мне нравится солдатик, тот, что в библиотеки стихи сочинял, я тебе о нем говорила. Вот ему бы уступила. Если произойдет сбой и я забеременею, я заставлю его жениться на мне. Как ты думаешь, женится он на мне или нет. Августа, ты сучка опытная, скажи.

  – Гм, солдат и дочка генерала..., если такое сочетание тебя устраивает, что ж, тащи его в постель. Но сначала возьми в ладошку эту его штуку и сжимай все крепче и крепче, до тех пор, пока он не станет твердый как камень, а потом на спину, ноги в коленях пождать, двумя пальчиками взять за твердый предмет и ввести, куда положено, слегка приподняв попку. Когда у тебя потемнеет в глазах от блаженства, издай звук из утробы и прижми его голову к своим губам. Учти, мужчины помнят этот вздох очень долго, иногда всю жизнь. А ты спрашиваешь, женится ли он на тебе. Да он будет ходить по пятам за тобой и умолять тебя выйти за него замуж.

  – Гм, чертовка распутная, подзадорила меня. Я уже его хочу и моя подружка влажная, сама просит. Спать сегодня не буду. Как мне его заманить и когда. Над этим я буду работать, вычислять дни, когда должна начаться эта болезнь. Скорее бы. Если все получится, как ты говоришь, ставлю десять бутылок шампанского. Все, я пошла домой.

  – Пока будущая сучка, – рассмеялась Августа и поцеловала подругу в щеку.

  Лиля вернулась домой и стала подсчитывать дни. Вышло так, что следующее воскресение последний день. Надо, чтоб он позвонил в эту субботу. Он должен позвонить. Позвони, голубчик, не пожалеешь, тебя ждет сладкий пирог генеральской дочери. Проморгаешь, сам будешь виноват.

   ***

  Я позвонил в субботу после обеда. Никто не поднимал трубку. Ушла на свиданье. Кавалеров-то много, подумал я и повесил трубку. Но не прошло и десяти минут, как я позвонил снова и после третьего сигнала трубку подняли.

  – Лиля, здравствуйте, это Витя...

  – Какой еще Витя? А, все узнал, я жду тебя, голубчик не позже 12 дня, раз ты вечером не можешь, а согласовать твой отпуск на всю ночь, я пока не берусь. Но это пока, учти.

  – Хорошо, буду, адрес у меня есть. Только без кирзовых сапог никак.

  – Я тебе подарю туфли, какой размер.

  – Вы шутите.

  – Я размер спрашиваю.

  -42.

  – Ну вот, договорились, только не опаздывать. Бывай.

   Не девка, а аферистка, подумал я. Что значит согласовать твой отпуск на ночь. Э, нет, не получится.

  Лиля жила в четырехэтажном особняке, в котором было всего три квартиры. Дом был огорожен забором с проходной и дежурным у ворот, причем этот пост был круглосуточным. Я подошел к дому на пятнадцать минут раньше и, сверив номер дома с цифрой, написанной на бумажке, которую хранил всю неделю, как государственную тайну, все не верил, что там, за забором может жить Лиля.

  – Товарищ майор, – обратился я дежурному, – здесь живет Лиля Смирнова? Она мне написала этот адрес и велела прийти к 12 часам дня. Я должно быть, все перепутал.

  – Да Лиля живет в этом доме на втором этаже. А вы, ефрейтор, кто вы ей будете?

  – Родственник по материнской линии, товарищ майор.

  – Как ваша фамилия?

  – Славский Виктор Васильевич.

  – Документ, подтверждающий личность.

  – Кроме увольнительной ничего нет.

  – Сойдет, показывай. Сейчас посмотрю в журнал.

  Майор, взяв увольнительную, зашел в будку и тут же произнес:

  – Проходи, парень, тебя уже ждут.

  – Увольнительную отдайте.

  – Ишь ты! ну, забирай.

  Я вошел в широкий коридор с общий широкой лестницей и стал подниматься на второй этаж. Сердце у меня колотилось сильнее, чем тогда, когда я первый раз встретил Лилю у ворот парка. Дверь в квартиру была приоткрыта, я робко постучал и вошел в широкий и длинный коридор.

  – Снимай свои сапоги и проходи в приемную. На диване лежит семейный альбом. Пока я соберу стол, полистай, чтоб не задавал мне потом вопросов, кто я, что я, идет? Ну, поцелуй хозяйку в щечку, не робей.

  Я вручил Лиле жалкий букетик цветов, прилип к щеке, но поцелуй затянулся, губы Лили очутились в моих губах и она прилипла ко мне даже тем грешным местом, не встретив того твердого предмета, который предназначен для женщины самой природой. Я не то оттолкнул ее от себя, не то вырвался и сел в прихожей в роскошное кресло с альбомом в руках.

  – Еще душ могу предложить, если не будешь возражать.

  Я раскрыл массивный альбом с позолоченными обложками. Первое, что бросилось в глаза фотография генерал-полковника Смирнова в генеральском кителе, увешанном многочисленными наградами. На следующей странице маленькая Лиля на коленях у отца, обнимает худенькой ручкой отца за шею.

  Холодный пот выступил на лбу, и тут появилась мысль: надо сматывать удочки. Если генерал, не дай Бог узнает, кто с его дочерью якшается – посадит. Как пить дать посадит. На следующих страницах мать Лилии – статная женщина со строгим выражением лица. Вот он Смирнов в компании Солодовникова и Лунева, а вот они на рыбалке и дети их уже подростки. Пересмотрев альбом, я осмелел и посетил библиотеку. У Лилии огромная библиотека на книжных полках от пола до потолка, ночник над изголовьем, большие плотные шторы оранжевого цвета на огромном окне.

  – Ну, как нравится кровать? Я тут сплю одна, – сказала она, поправляя поясок на длинном халате, который скрывал ее фигуру.

  Я поднялся и будто передо мной стоял командир, опустил руки на бедра.

  – Да ты сиди, сиди, что ты весь какой-то... расслабься. Впрочем... пойдем в душ вдвоем. Ты натрешь мне спинку. Когда мои родители жили здесь, и не случилась та беда с американскими самолетами, это делала моя мать. А теперь некому. Я вот выбрала тебя для этой роли, как ты согласен?

  – Нет, – сказал я излишне громко.

  – Почему? я, что такая уродливая.

  – Нет, не в этом дело.

  – А в чем? Такая роскошная девушка так просто идет на такой шаг...

  – Дело в том, что если это случится, а этого у меня никогда не было, – как я уйду отсюда. Я не смогу. Я должен на тебе жениться, а жениться солдату на дочери генерала это...это сверх возможного. Тут что-то не то. Вы уж простите меня...

  – Глупости, идем. Я первая, а ты подойдешь через несколько минут. А там как получится. И у меня никого не было. Ты первый. Я даже не знаю, как это делается.

  И Лиля побежала. Перед тем, как открыть дверь душевой, она сбросила с себя халат и я увидел ее , в чем мать родила. Ее красивая, стройная фигура светилась, как зажженная свеча, специально сработанная под женскую фигуру. Я понял, что эта фигура моя. Но еще я понял, что у меня дрожат руки, колени, что то место ради которого задуман весь этот невероятный спектакль, висит, как ливерная колбаса и вернуть его к жизни, сделать его живым, таким, чтоб он там, в огненной пещере, мог натворить такое, от чего женщина Лиля потеряет ориентацию, никак невозможно. Это страшный позор для мужчины и совершенно непонятный поступок для женщины.

  Прошло все пять минут, таких длинных, таких мучительных. Наконец Лиля высунула голову и сказал:

  – Ну, иди же, я вся горю, погаси этот пламень.

  – Лиля, я сейчас, минуту подождите.

  – Пойду – ка я, пока не поздно. Все равно от меня, как от мужчины никакой пользы нет, вон как дрожат колени и пальцы на руках.

  У меня с собой ничего не было, только пилотка валялась в роскошном кресле, которое я все еще не передвигал к столу, чтобы его занять.

  Я нахлобучил пилотку и спустился вниз. Дежурный, запомнивший меня, вежливо спросил:

  – Вы уходите?

  – Нет, я за баночкой кофе. Забыли кофе. Где тут можно достать.

  – За углом налево.

  Завернув за угол, я стал бежать, будто кто-то за мной гнался. Когда меня подобрал трамвай, я успокоился от гордости, что я совершил такое чудо. Если я расскажу ребятам в общежитии, они мне не поверят и будут только хохотать, дабы подчеркнуть, что я отъявленный лгун и пустомеля. Но никто не должен знать эту историю.

   Если девушка любит парня и захочет ему принадлежать, она должна это обставить по-другому, какая-то прелюдия должна быть к такому поступку. А то, на тебе! Я голенька, а ты раздевайся. Это же явный подвох.

  Я утешал себя все время обвиняя Лилю и в то же время думал о ней и о том, как я ее незаслуженно оскорбил, как женщину. Ну, подумаешь, начал корчить из себя недотрогу. Надо было сдаться и чао бамбино.

  В общежитии ребят практически не было, а хотелось посоветоваться с Шаталовым, он парень далеко не глупый, к тому же, у него невест полно. Он спит с ними по очереди и ничего. Невесты им довольны.

  Но проходило время и я возвращался к прежним мыслям и легко находил оправдательным свой поступок. Надо позвонить Лиле, извиниться перед ней.

  Я оккупировал первую же телефонную будку и набрал ее номер, но на той стороне никто трубку не брал.

   8

  В понедельник утром капитан объявил, что с обсерваторией придется расстаться, она отныне будет далеко, на другом конце города, а мы переезжаем на ту сторону, а именно на так называемую Тучинку, на высокую горку, откуда видна панорама всего города. Командование решило переселить метеостанцию в западную часть города на Тучинку. Тучинка на возвышенности, она частично ограждена забором. Там расположена одна зенитная батарея с казармой, столовой, грузовыми автомобилями, со своим командованием и нам, мете зенитчикам выделили два помещения в казарме для ночлега

  Мы переезжаем на Тучинку прямо сегодня.

  Тучинка для меня была примечательна тем, что если спуститься вниз, то внизу то самое озеро, на берегу которого мы загорали с Ниной, пока Нина не сбежал с комсомольским секретарем. Я редко посещал озеро: оно мне напоминало Нину и ее поступок, а я должен был забыть ее окончательно и навсегда.

  Но тут случилась еще одна беда: капитан отобрал у меня увольнительную карточку, дающую возможность выходить в город с 12 до 23. Меня привязали к рабочему месту просто так от вредности, хотя я не всегда был нужен, а когда был нужен, сам никуда не отлучался. Что мне делать? – спрашивал я у самого себя. А может посетить зубного. Зубы у меня ни к черту.

   Солдатам плохо лечили зубы. В основном вырывали, или убивали нарыв и замазывали чем-то в виде раствора.

  – Товарищ капитан, разрешите к вам обратиться по личному вопросу! – сказал я, стоя навытяжку.

  – Пожалуйста, обращайтесь, – дал добро капитан.

  – Мне необходимо посетить зубного врача. У меня дурно пахнет изо рта. Когда я встречаюсь с девушкой, мне приходится отворачиваться в другую сторону, чтоб не дышать на нее, потому как однажды я дыхнул, а она зажала нос двумя пальчиками, потом громко чихнула и спросила: у вас в роте все с гнилыми зубами? А мне было так стыдно...за нашу могучую и непобедимую советскую армию. Теперь я решил очистить рот от дурного капиталистического запаха. Посоветуйте мне, в какой полк обратиться к зубному врачу, – вы их, наверняка, знаете, поскольку и сами зубного посещаете.

  – Вы лучше очистите душу от ревизионизма, а зубы... что зубы? Когда выпадут – вставите другие: у нас бесплатное медицинское обслуживание, а, следовательно, и зубы можно вставить бесплатно. А когда собираетесь к своей пассии, сделайте несколько глотков тройного одеколона, и запаха, как не бывало. Этот метод мной испробован, он дает прекрасные результаты, уверяю вас.

  – А что делать, когда зубы болят? Я, например, плохо стал спать и это сказывается на моей работоспособности. Я и ошибки могу допустить при подготовке данных, – сказал я, и это прозвучало довольно убедительно.

  – Вырвите их все к чертовой матери – и баста! Зачем же мучиться? Я порекомендую вам одного хорошего зубного врача Кашконадзе или Кишкинадзе, а, может, и Вошконадзе. Он в 605 полку, сороковой кабинет. Он за один прием может вам все зубы вырвать, – сказал капитан, и лицо у него расплылось в улыбке, будто он только что оказал огромную услугу Родине и коммунистической партии. – Вы посетите его. Вы можете сходить к нему сразу после обеда, используйте время, отведенное на послеобеденный отдых. Это полтора часа, а если и этого не хватит, я отпускаю вас до шести вечера, а то и до ужина. Ужин в семь, на ужине вы должны быть. Договорились?

  – Большое спасибо, товарищ капитан, – сказал я. – Вы иногда бываете так добры и великодушны, что кажется, что это кто-то другой, а не вы.

  – Вы плохо знаете меня. Я человек очень добрый, находчивый и отзывчивый. Я хочу, чтобы и мои подчиненные были точно такими же, как я. Ваши родители не узнают вас, когда приедете домой после срочной службы, если во рту не будет ни одного зуба. Вы будете просто шелковы, начнете строем шагать, картошку чистить, котел мыть и петь строевые песни. А председатель колхоза сразу зачислит любого из вас в бригадиры, а бригадиры, говорят, большие люди. Так˗то. Вам не обижаться на меня надо, а благодарить.

  – Если мы будем точно такими же, как вы, вам станет скучно с нами работать, а так, вы – шибко умный, а мы шибко глупые и потому у вас работы – непочатый край.– Я сверлил его хитрыми глазами, а капитан понял, что я смеюсь над ним.

  – Все, идите, вы излишне болтливы, и это часто вредит вам, – сказал капитан, и щеки его залились краской.

  – Если все хорошо, я вам доложу обо всем, тогда и вы сможете посетить этого Кишку...надзе. У вас должно быть невест так много: отбоя от них нет. И тогда, после посещения зубного врача, вы нас могли бы пригласить на свадьбу. Вы пригласили бы нас,– вы же нас так любите, правда?

  – Идите, идите, пока я не раздумал, – сказал капитан.– А если попросите, я могу заменить врача: один удар кулаком в челюсть и зубов нт, не надо мучиться. только чтоб не жаловался.

  – Э, нет, челюсти ломаются.

  Я тут же пошел в этот 605 полк, отыскал 40 кабинет, постучал в дверь с табличкой наверху: « Зубной врач Кашконадзе И. И. Прием с 15 до 19 ежедневно, кроме субботы и воскресения».

   Кацо сидел у небольшого столика, разгадывал кроссворд в журнале «Крокодил».

  – Разрешите войти!

  – Заходи, дорогой, садись, я сейчас освобожусь. У тебя зуб разболелся, давай вырвем и выбросим на чертова мать. У молодых людей должны бить толко здоровые зубы, как у меня и моих друзей-кавказцев. Тут, понимаш, кроксворд, никак не разгадат. Ну, напримьер, скажи, как фамилий гений из шести букв? Ну, как? Отгадаешь – вырву сразу два зуба бесплатно, не разгадаешь – толко один и то с тебя бутылка.

  Я присел в старое скрипучее кресло, стал водить глазами по стенам и столику, за которым сидел кацо в белом засаленном халате, истязая свой скромный ум, помещенный в большой бычьей голове, загадочным кроссвордом. Справа кресла стояла заплеванная кровью урна(плевательница), а слева торчала большая сверлильная машина, приводимая в движение ногой, что˗то в виде древней прялки. На столике, накрытом толстым прозрачным оконным стеклом, среди рассыпанной махорки и крошек черного хлеба, валялись зубные щипцы из нержавейки, но весьма неопрятного вида. На зубьях щипцов засохшая кровь напоминала посетителю, что его ждет в зубном кресле Кошкинадзе.

  Зря я сюда попал, подумал я, но что-то предпринять уже было поздно.

  – Ти можешь ответить фамилия этот гений? Кто он? Толко назови и все. Я прошу тебя. С меня подарок. Бутылька «Кизмариули».

  – Сталин, – сказал я. – Шесть букв. Точно. Другой гениальной шестерки просто нет.

  Кошкинадзе растопырил пальцы, подошел к креслу.

  – Подожди, дорогой, я запишу и сосчитаю, – запел Кашконадзе. – Правильно, молодэц. Ти настоящий кацо, кавказец, ти это понимаешь или не понимаешь? Нет. Ти, я вижу, не понимаешь. Я тебе рву два зуба бесплатно. – Кацо отбросил журнал, встал и, потирая толстые пальцы, схватил ржавые щипцы. – Раскрой рот, да шире, как на Кавказе. А ти пльохо раскрываешь рот, дай я тэбэ помогу.

  Он приблизился, засунул жирные немытые пальцы, пахнущие махоркой, и чуть не разодрал рот клиенту.

  – Ура!

  – Тише, тише, нэ брыкатся, нэ крутись как слива на задница. У тэбя тут, кацо, один сплошной ужас: всэ зубы надо удалить и выбросить на чертовая мать. Все, понимаешь? Сэгодня вырвет тэбэ два, осталные два завтра и так в течэний недэля рот будэт чист, как мой пэпэлница.

  Мне не оставалось ничего другого, как крепко сжать челюсти. Кацо быстро вытащил пальцы изо рта.

  – Ти что кусаеш? Мой пальцы нэ материнский сиска и нэ зерна ореха. Мой пальцы мнэ нужэн на другой клиент. Ти нэ кавказец сразу видно. Ти есть тюфяк.

  – Товарищ доктор! – взмолился я. – Вообще-то, я хотел бы, если это возможно, залечить больные зубы, а вырвать всегда можно. Не ходить же мне без зубов в 20 лет. Давайте, сначала залечим, а потом я разыщу вас, поставлю кавказский магарыч, и вы мне все зубы вырвите; и мы их выбросим на чертова матерь.

  – Вот это кавкаский разговор. Ти би раншэ так и сказал. А сейчас я достану дрель и начнем свэрлить всо подряд, весь гниль высверлим, а пустые места закидаем раствором. Толко ти нэ брыкайся, рот раскрывай пошире, как на кавказе, тогда будэт дэло на шляпа.

  Рядом стояла бор машина, которая приводилась в движение при помощи ноги. Он придвинул ее поближе к креслу, приблизился к пациенту вплотную, зажал его коленями так, что косточки начали хрустеть, и сунул дрель в рот. Сверло стало прыгать по поверхности больного зуба, а когда врач надавил со всей силой, я взвыл нечеловеческим голосом.

  – Терпи, кацо, что ти, как дэвочка брыкаешься, попав мужику в руки? Как ти на война с американцами, понимайш, собираешься воевать? Терпи, тэбэ сказано.

  Я вытаращил глаза, а потом свесил голову на плечо.

  – Ти потерял сознание? Ну и солдат! Ти плохой солдат. Был бы ти кавказец, я бы тибе такое сказал...но а так, я тебя прошшаю.

  – Отпустите меня, я не приду к вам больше, даже если вы мне будете платить деньги.

  – Ти можешь идти на х..я в такий пациент нэ нуждаюсь.

  – Куда можно сплюнуть, у меня полон рот крови, – сказал я.

  – На уборна или на улица, – ответил врач.

  – А у вас есть уборная, где она?

  – На ремонт закрыта.

  – Как ваша фамилия?

  – Тибэ зачем знат? Много знат будэшь, бистро стариком станэш, но нэ кавказским стариком, понял?

  – Наплевал я на ваш Кавказ, – прошипел я.

  – Ти ест, кацо, свинья, – сказал врач, сжимая кулаки. – Бил бы жив товарищ Берия, ти бы отсюда ушел на Калыма.

  – А так я уйду в казарму, бывай, мясник.

  Я бросился в туалет уже у себя в штабе, отвернул краник над умывальником и прополоскал рот, выплюнув несколько сгустков крови. Я посмотрел себя в зеркало, и ужаснулся: правая щека оказалось гораздо массивнее левой. Глаз заплыл кровью, а голова ныла, как после хорошей пьянки-гулянки.

  В умывальник зашел майор Амосов, начальник всех метеорологический станций белорусского военного округа.

  – Что с вами случилось, вас, что: кто-то отдубасил? – спросил он.

  – Хуже, товарищ майор. Я был у зубного врача, товарища Кашконадзе. Я думал: кончусь у него в руках. Ему даже собак лечить нельзя.

  – Вы были в медсанчасти 605 полка?

  – Так точно.

  – Кто вас туда направил? В нашей части 47751 есть хороший зубной врач. Женщина. Очень внимательная, чуткая. Хороший специалист. Идите к ней.

  – Меня капитан направил, – сказал Я. – Большое спасибо, товарищ майор. Завтра я, если капитан отпустит, пойду.

   9

  Капитан больше не препятствовал посещать зубного. Он только улыбался, увидев меня с опухшей щекой и ни о чем не спрашивал. Прошла неделя, я пришел в норму и снова отправился к зубному, на сей раз отыскал женщину, работающую зубным врачом.

  – Я уже был у зубного, – сказал он врачу, – я думал, что кончусь у него в руках.

  – Вы, небось, попали к зубному Какашконадзе?

  – К нему. Такой здоровый грузин, с выпученными глазами и большими ручищами-лапами, как у медведя.

  – Он такой же зубной, как я балерина, ˗ рассмеялась врач. ˗ Меня зовут Валентина Михайловна. Предупреждаю вас: ремонт зубов ˗ дело тяжелое, нудное и очень болезненное, видите у нас какое оборудование. Почти все вручную.

  – А как же он лечит остальных, и вообще как он попал сюда? – спросил я.

  – У него диплом зубного врача– стоматолога.

  – Кто ему выдал диплом?

  – Он его купил.

  – Тогда все понятно. Родители помогли.

  Я сел в кресло, с ужасом поглядывая на бормашину, которая приводилась в рабочее состояние ноги врача. Она нажимала на педаль, большое колесо крутилось, и сверлильная машина вращалась, но не с очень большой скоростью.

  И это не только в армии. Такие приборы были во всех поликлиниках страны. Валентина Михайловна сделала предварительный осмотр и пришла к выводу, что надо ложиться в медсанчасть на стационарное лечение в связи с опухолью правой щеки, где, возможно, придется сделать небольшую операцию.

  – Я выпишу вам направление, – сказала она, – подлечитесь, а потом я вами займусь. Где же вы умудрились так испортить зубы? Вам следует набраться мужества и главное терпения. Здоровые зубы это не только красота, но и залог здоровья. Если хотите иметь здоровый желудок – лечите свои зубы.

  – Валентина Михайловна, я не могу ложиться в больницу. Кто будет принимать сигналы, обрабатывать данные и передавать артиллеристам? Меня капитан просто съест за такие дела.

  – Я скажу ему, не волнуйтесь, – улыбнулась Валентина Михайловна. – Хотя, чего говорить, вот вам направление. Кто вас может обвинить? Мы солдат не только заставляем маршировать, но и лечим.

  Никому ничего, не говоря, я на следующий день отправился в военный госпиталь. Меня положили в стоматологическое отделение и стали готовить к операции.

  По своей молодости, а следовательно и по наивности, я решил, что капитан без меня пострадает: некому сигналы принимать, некому обрабатывать и ему за это здорово всыпают. Этот шаг мне очень дорого стоил. Если бы усатый был жив и успешно вел бы советский народ к коммунизму, я точно угодил бы в Сибирь, отсидел бы десятку и таким образом испортил бы себе всю предстоящую жизнь. Даже сейчас, с вершины своих лет, не знаю, кем бы я был, смог ли бы окончить среднюю школу и высшее учебное заведение? Наверняка, нет. Точно нет, на 200 процентов нет. Выше сторожа в бане или в колхозе ˗ нет. Семьи ˗ нет. Алкащ ˗ да. Свинопас ˗ да. После сорока лет ˗ в землю. Таковы были перспективы любого советского человека, который однажды не так ступил, не ту песню спел, не ту самокрутку скурил, если на куске газеты, в которую вы завернули махорку было изображение наследника кровавого Ленина Усатого Джугашвили. Но об этом несколько дальше.

   Уже через день меня навестил капитан Узилевский. Он принес с собой два дешевых леденца, но, увидев, что меня сидящим на кровати с книжкой в руках, побагровел от злости и спрятал леденцы во внутренний карман кителя.

  – А я думал: вы лежите с температурой под сорок градусов, пожалел вас, дай, думаю, проведаю, даже конфет по дороге купил, с врачами хотел встретиться, поговорить, а вы, я вижу, как огурчик: вас запрягать можно и пахать. Я, право, не знаю, как теперь быть? Гостинца вы не получите, это уж точно. Но дело даже не в гостинце...

  – А в чем, товарищ капитан?

  – Дело в том, что некому принимать сигналы, обрабатывать данные, мне уже звонят, спрашивают, в чем дело. А если война? Меня за хобот возьмут, это уж точно. Но прежде, чем это произойдет, я...вынужден буду принять меры по отношению к вам. Вы симулянт. Вы саботируете...Вы виноваты, что не подготовили себе замену. Оттого и в отпуск я не могу отпустить вас, что замены нет. Небось, пассия какая-нибудь ждет вас с нетерпением, а?

  – Да вы правы, товарищ капитан, надо готовить замену, я с вами вполне согласен. Я только не согласен насчет саботажа, я не саботирую. Мне подлечиться надо. День– два потерпите, меня выпишут, и я стану в строй. Начнем давать данные. Я, когда меня сюда направляли, тоже думал об этом и даже Валентине Михайловне сказал, что мне не следует пока ложиться: замены нет, но она и слушать не хотела. Тогда я стал надеяться, что вы смогли бы меня заменить, на один-два дня, поскольку вы учитесь на втором курсе института и ваша голова переполнена знаниями. Ап-чхи! Вот это все от зубов, отвернитесь, пожалуйста, чтоб я не начхал на вас.

  – Молчать!

  – Есть молчать. А...Ап-чхиии!

  – Провоцируете. Давайте, давайте!

  – Есть провоцировать.

  – Я пошел.

  – Идите, куда хотите.

  – Наглец.

  – Молодец, а не наглец, товарищ капитан! Ап-ч-хиии!

  ˗ Но вы не думайте, что весь коллектив посадили в лужу. Касинец уже сидит с утра до ночи и тренируется и у него уже что˗то получается. Как только он начнет принимать сигналы и сможет их обработать, вы мне будете не нужны. Запомните мои слова. И в обсерваторию я позвоню. Скажу, что вы ˗ пустомеля, ни на что негодны, что я подобрал другого человека.

  ˗ Товарищ капитан, успокойтесь, пожалуйста. Ну, давайте, я соберу свои манатки и удеру отсюда.

  ˗ Вот это другое дело. Так бы сразу. Скажите, почему вы не посоветовались со мной по поводу госпиталя? Я бы сразу вам отрубил. Можно было месяц˗другой заняться подготовкой замены, а потом...

  ˗ А щека?

  ˗ Щека – ерунда. Вот щеку-то и можно заменить, а сигналы – никак. У вас эта щека уже двадцать лет и все не отвалилась, вот, в чем дело. И за два месяца ничего бы с ней не случилось.

  ˗ Подождите, я сейчас.

  Я бросился в каптерку с намерением получить свою солдатскую форму, но мне ее не выдали. Не положено. Только с разрешения врача.

  Я вернулся и доложил капитану. Капитан выслушал и не знал, что делать. Мало того за мной пришел врач и медицинская сестра и тут же уволокли меня на операцию.

  Капитан злой и беспомощный поднялся с кровати и, ничего не говоря, направился к двери.

  – До свидания, товарищ капитан, – сказал я.

  – Молчать!

  – Что за придурок к тебе приходил? – спросил врач.

  – Это мой командир, – ответил я.

  – Тогда я тебе не завидую.

  Капитан вернулся на метеорологическую станцию, несмотря на то, что это был выходной день и приказал Шаталову собрать всех для проведения экстренного совещания.

  – Ну, как дела? Когда мы радио зонд выпустим? Майор Амосов мне постоянно домой звонит. Это ЧП. Понимаете вы это или нет?

  – А кто сигналы будет принимать? – спросил Шаталов. – Где наш Витя, что с ним?

  ˗ Он симулянт, ˗ констатировал капитан. – Я только что от него. Он просто прикинулся больным. Врачи поверили симулянту и положили его в госпиталь, так он там, знаете, чем занимается? Он книжки читает. Он в книжках ничего не понимает, но, тем не менее, он обложился ими вокруг себя и сидит с ученым видом, даже на меня свысока смотрел. Я посетил его, с собой кое-чего прихватил, хотел угостить его, как это полагается, а он по палате расхаживает с книгой под мышкой. Как только он вернется, я предлагаю нарисовать на него колючку– карикатуру: он одной рукой держится за челюсть, а другой мнет книгу под названием «Лодыри в социалистическом обществе».