Текст книги "О времени, о товарищах, о себе"

Автор книги: Василий Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

О бдительности

Не одними только вопросами производства приходилось в то время заниматься. В 1936 году перед нами был остро поставлен вопрос о повышении бдительности.

Начальник охраны Якушин очень энергичный человек, любивший на собраниях поговорить, развил кипучую деятельность. Он пересмотрел все инструкции по охране завода, подготовил новые, наметил установку дополнительных постов и потребовал, чтобы на всех пропусках на завод были наклеены фотокарточки. Но в это время из главка пришло указание сократить штаты. Стали думать, как же решить задачу. Якушин предложил сократить ряд сторожей и завести собак.

– Мы численность людей сократим, а содержание собак пройдет совершенно по другой статье расходов.

Идея Якушина многим понравилась. В заводской охране было занято много людей. Завод стал скупать собак – немецких и кавказских овчарок. Но собак надо было где-то держать и кормить. И вот в самом конце заводской территории под руководством Якушина возвели «собачин городок», как его прозвали рабочие. Помещение для собак, кухня для приготовления пищи, помещения для хранения продуктов, инвентаря и много разных других.

Но разводка собак по постам, приготовление для них пищи, кормление и прочее потребовало выделения людей. В результате всего штаты охраны остались прежними, а расходы возросли.

На одном из собраний Якушин выступил с большой речью о необходимости особое внимание уделить вопросам повышения бдительности. Он приводил многочисленные примеры того, какие методы используют враги в своей враждебной деятельности, как иногда маскируются шпионы и диверсанты, засылаемые иностранными державами на территорию нашей страны.

Далее он перешел к тому, какие меры им были приняты, чтобы закрыть на заводе все щели. Он подробно рассказал о том, какие инструкции по охране завода были им разработаны и как тщательно их изучили все работники охраны. У него даже комар без пропуска на завод не проскочит.

В этот самый момент поднялся один из молодых рабочих и громко крикнул:

– Хватит тебе хвастаться-то. Ты бы лучше как следует порученным делом занимался, а не чесал язык о бдительности! Товарищи! Вот Якушин говорит, что он по охране завода такой порядок установил, что даже комар будто бы без документа в цех попасть не может. А я, товарищи, уже второй месяц на завод хожу по пропуску, на котором вместо своей карточки у меня наклеена фотография бабушки. Ничего, пропускают. За это время меня даже и не остановил никто.

– Ну, это ты уж слишком. Как говорится – ври, да знай меру! – крикнул Якушин.

– На, вот, смотри сам, – и рабочий протянул свой заводской пропуск.

Документ пошел по рукам. Действительно, с замасленной картонки пропуска смотрело лицо старухи с седыми волосами. В зале начался шум и смех. Якушин махнул рукой и отошел от стола президиума собрания.

И все же проявлять разумную настороженность основания были.

Здесь, в Челябинске, жили и люди, которые за свои прегрешения были высланы из центральных областей Советского Союза. Они расселились по городам и селам области и некоторые из них, затаив обиду, могли вредить. С одним из таких «бывших» мне довелось встретиться тогда чисто случайно.

Памятуя советы Тевосяна о необходимости организовать обучение работающих на печах технологии производства, мы решили создать курсы мастеров социалистического труда.

Нам удалось подобрать весь преподавательский персонал из числа заводских работников, но трудно было найти заведующего учебной частью, на которого мы хотели возложить также и преподавание русского языка.

Было решено дать объявление в местную газету «Челябинский рабочий». Через несколько дней ко мне пришел благообразный брюнет лет сорока пяти с бородкой клинышком. Таких в Челябинске я еще ни разу не встречал.

– Вам требуется заведующий учебной частью курсов и преподаватель русского языка?

– Да, требуется.

– Могу предложить свои услуги.

– Простите, а вы раньше педагогической работой занимались?

– Да, конечно.

– Где ж вы преподавали раньше?

Мой посетитель несколько замялся, а затем произнес:

– В Ленинграде. Собственно, еще в Петрограде. Я был учителем в одной из гимназий и преподавал русский язык. Затем уже после революции я был заведующим учебной частью одной из школ второй ступени, уже в Ленинграде.

«Чего же нам еще желать? – подумал я. – Бывший преподаватель из столичной школы, да ведь это клад!»

– А где вы работаете в настоящее время? Как вы попали сюда, в Челябинск?

Я видел, что мой посетитель ожидал этого вопроса.

– Я выслан сюда без права проживания в Москве и Ленинграде, – тихо произнес он.

– За что же? – спросил я, и этот вопрос вырвался у меня как-то непроизвольно.

– Мы, группа преподавателей, издавали подпольную газету, но едва нам удалось выпустить три номера, как нас накрыли и всех принимавших участие в этом издании выслали из Ленинграда. И вот я попал в Челябинск.

– Что же это у вас была за газета?

Бывший учитель вновь замялся.

– Мы излагали в ней некоторые соображения, которые не были пандан общей направленности политики. Я предлагаю свои услуги, но я не уверен в том, что мне будет разрешено преподавать у вас на заводе. Вы должны будете это проверить.

Мы распрощались, и мой необычный посетитель ушел. Я задумался. Мы ведем отчаянную борьбу за то, чтобы вывести страну в число передовых стран мира. А чего добиваются они – эти «учителя»? Чего им надо? О, как же они надоели со своим вечным скепсисом, непрестанным недовольством и ворчанием. Нет, я не могу его допустить даже до преподавания русского языка, зачем он нам нужен? Чему он будет обучать? Нам нужны те, кто будет вдохновлять, поднимать настроение, да так, чтобы мы не чувствовали тех тягот жизни, которые сейчас нас окружают. Нет, он не подойдет.

Но эта встреча все же оставила след. Есть, оказывается, еще один мир – он мизерный в количественном отношении, но ведь и у змеи мешочек яда очень небольшой, но он очень опасен. Чирий на шее занимает немного места, но как иногда трудно бывает повернуть голову, когда такой чирий вскочит.

Наряду с теми неполадками, которые можно было объяснить неизученностью технологических процессов, перебоями в снабжении рудой, коксом, ограничениями в электроэнергии, недостаточной подготовкой кадров, на заводе случались и такие аварии, которые нельзя было объяснить только этими причинами.

В 1936 году произошли два случая, которые заставили задуматься. На одной из печей для выплавки феррохрома вышел из строя мотор, поднимающий и опускающий механизм электрододержателя. Каретка электрододержателя не передвигалась.

– Вероятно, что-нибудь попало между направляющей и роликами каретки. Сейчас посмотрим, – сказал механик цеха и вытащил из зазора между кареткой и стойкой небольшой болт.

Печь эту недавно ремонтировали, и кто-то из рабочих сказал, что, по-видимому, во время ремонта один из болтов откуда-то выпал и застрял между кареткой и стойкой электрододержателя, заклинив детали. Поэтому каретка не могла передвигаться, а механизм подъема продолжал работать, и от перегрузки у мотора перегорела обмотка. В то время электромоторы, как и все электрооборудование, были дефицитны и мотор трудно было достать. Выход и:з строя мотора означал простой электропечи.

Вынутый из зазора болт был доказательством небрежной работы слесарей ремонтной бригады. Но кто-то обратил внимание на то, что конец болта был заточен на конус, то есть умышленно обработан так, чтобы он хорошо держался в зазоре там, где он был обнаружен. Тщательное изучение этого злополучного болта обнаружило на его конусной части явные следы заточки напильником. Нет, он не смят на конус, а умышленно заточен на конус! К этому выводу пришли все, кто осматривал болт.

Но кто же в таком случае это сделал?

Примерно через две недели произошел второй необъяснимый случай, уже более тяжелый. При аварии был убит один из рабочих.

Хромистая руда к печам подавалась сложной системой конвейеров, элеваторов и устройством, носящим наименование «скиповой подъемник». Он напоминал большую чашу ковша и перемещался вверх и вниз на стальном тросе. Концы троса закреплялись по обе стороны ковша специальными стальными «державками», укрепленными на болтах.

Когда нагруженный рудой ковш стал подниматься, рабочий, занимавшийся погрузкой руды, открыл заграждение с тем, чтобы вымести просыпавшиеся кусочки руды. Но тут ковш сорвался с троса, и рабочий был моментально убит упавшим на него ковшом, заполненным рудой.

Этот случай стал предметом уже более тщательного расследования, так как он был связан с гибелью человека. Изучение причин аварии показало, что один болт, прикреплявший конец троса к ковшу, отсутствовал и конец троса был вырван из своего гнезда.

Вначале причина аварии объяснялась очень просто. По всей видимости, рабочий, производивший загрузку ковша рудой, перегрузил его, и при подъеме очень большого груза конец троса был вырван со своего места – болт вылетел и ковш сорвался.

Все как будто бы говорило о том, что процесс именно так и протекал. Решили разыскать болт и осмотреть его. Но болта нигде найти не могли, а резьба гнезда, где он находился, была чистой, и ни один виток не был поврежден. Это не вязалось с предложенной схемой объяснения аварии.

Где болт? А не вывернул ли его кто-либо умышленно? Вспомнили аварию на феррохромовой печи. Там явно кто-то вложил в механизм заточенный на конус болт. Может быть, здесь то же лицо вывернуло болт, что и повело к аварии?

Месяца через три все разъяснилось – на заводе был арестован один из механиков. Как оказалось, он прибыл в Челябинскую область с Северного Кавказа. Будучи сыном одного из раскулаченных, он пытался бежать за границу, был задержан на границе Ирана, судим, выслан, но бежал с места поселения и с фальшивыми документами прибыл в Челябинск. А когда закончилось строительство ферросплавного завода и происходил массовый набор рабочих и среднего технического состава, мастеров и техников, он устроился на завод.

На заводе он был малозаметен, никогда никто его нигде не замечал, на собраниях он редко выступал и свои короткие речи ограничивал небольшими разъяснениями обычно тех вопросов, которые были прямо обращены к нему.

Никто не мог предполагать, что этот механик может быть злоумышленником. Со всеми материалами по его аресту и всем его прошлым был ознакомлен Власов, который проинформировал обо всем и меня.

Вот оно вредительство, о котором нам было известно до этого только из сообщений печати и выступлении докладчиков на некоторых собраниях и совещаниях. Часто произносимое на собраниях выражение: «Мы производим строительство социализма во враждебном нам капиталистическом окружении» получало особое звучание.

Первые тревоги

С начала 1937 года в городе поползли слухи о враждебной деятельности некоторых лиц.

На партийных активах говорили о диверсиях, уже бывших, а также готовившихся, но вовремя раскрытых. Приводились результаты закончившейся проверки партийных документов, из которых явствовало, что в некоторые партийные организации пробрались чужие люди.

На одном из таких собраний было, в частности, рассказано о том, что при проверке партийных документов в Троицке у одного из членов партии, занимавших ответственный пост, был обнаружен подложный партийный билет, а дальнейшее разбирательство этого дела повело к раскрытию целой группы.

Член комиссии по проверке партийных документов рассказал тогда на партийном активе о том, что колчаковцы, отступая из этих мест, оставили здесь своих людей. Они снабдили их специально сфабрикованными партийными документами. Эта группа лиц должна была будто бы представлять собой партийную организацию, работавшую в тылу Колчака.

На партийном активе подробно говорилось о том, как члены этой группы поддерживали друг друга и продвигали одля другого на высокие должности в советских и партийных организациях.

Мы слушали всю эту историю как криминальный роман, не имея никаких оснований не верить ей. Невольно возникали мысли и рождались разного рода сомнения и подозрения.

А кто же окружает меня? Свои или чужие?

Мы собрались сюда со всех концов страны. Если в Троицке имела место такая история, почему не могло быть подобной и в других местах – там, где находились Деникин, Врангель, Юденич?

…И вдруг ко всем прочим тревогам на всех нас обрушилось тяжелое горе.

19 февраля 1937 года утром, когда я еще был дома, не успев выехать на завод, раздался телефонный звонок, Я поднял трубку и услышал голос дежурного по заводу. Медленно, как будто бы говоривший был тяжело болен, дежурный передал полученное из Москвы сообщение.

Я продолжал держать около уха телефонную трубку, хотя дежурный свою уже положил.

– Ты что не едешь? – услышал я как будто бы откуда-то издалека голос жены. – Да что с тобой?

Говорить я не мог и только с большим трудом выдавил из себя единственное слово: «Серго».

– Что Серго? Умер? – с ужасом в глазах и закрывая рукой рот, вскрикнула жена.

Я молча опустил голову.

Серго не стало…

На заводе произошла история, всколыхнувшая всю заводскую общественность.

Одна женщина подала в районный комитет партии заявление на электрика завода. В заявлении было указано, будто она сама слышала, как Нечаев, выходя вместо с каким-то матросом из пивной, говорил вражеские речи.

Секретарь райкома предложил заводской партийной организации рассмотреть это заявление на общем партийном собрании в присутствии женщины, подавшей его. Когда секретарь парторганизации Хитров прочитал заявление, Нечаев вскочил с места, растерянный и бледный как полотно и, озираясь но сторонам, стал кричать:

– Товарищи! Все это ложь, ложь все это!

– Ты не кричи, а вот когда я тебе слово предоставлю, тогда и будешь объяснять, где и с какими матросами ты дружбу ведешь, – останавливая Нечаева, сказал ведущий собрание Хитров.

Нечаева на заводе хорошо знали, и он пользовался большим уважением. Раздались выкрики:

– Пусть Нечаев объяснит нам все, как было дело.

– Товарищи, – опять начал Нечаев, – все знают, что я за всю жизнь ни разу ни в одной пивной не был. И ничего не пью. Это всем известно.

В объяснении того, почему он не пьет, он несколько раз повторил:

– Мне врачи запретили пить. Запретили мне. У меня язва желудка. Это все знают.

Представитель райкома сказал:

– Но ведь она вас видела, как вы из пивной выходили. Она ведь тоже член партии.

И, обращаясь к присутствующей на собрании, никому из нас не знакомой женщине, спросил ее:

– Это он?

– Как будто бы он, только тогда он в кепке был.

Нечаев опять вскочил с места и крикнул:

– У меня и кепки-то нет! Я всю жизнь в шляпе хожу!

А женщина, словно загипнотизированная, тихо повторяла:

– Это он, как будто бы он. Только тогда на нем кепка была и с ним рядом матрос стоял. Они вместе из пивной выходили.

Я посмотрел на заявительницу. Она производила странное впечатление какого-то безликого человека и говорила каким-то странным голосом, без интонаций, медленно, тихо повторяя одни и те же как бы заученные фразы.

В большом помещении клуба, где происходило собрание, яблоку негде было упасть. Мест не хватало, и многие стояли у стен и дверей. Сразу во многих местах поднялись желающие что-то сказать. Раздавались негодующие голоса:

– Что она как попугай затвердила: «как будто бы да как будто бы».

Слесарь Микулин кричал с места:

– Вы знаете, что Нечаев все время ко мне придирается, но я должен прямо сказать – врет баба. Надо ее освидетельствовать, она свихнулась, наверно.

– Да кто она? Откуда взялась?

Эти вопросы, обращенные к секретарю партийной организации Хитрову, вывели его из себя. Он обозлился.

– Не этот вопрос обсуждается, откуда она взялась, а обсуждается заявление гражданки… – ее фамилии Хитров не назвал.

– А Нечаева надо внимательно изучить. Вот и прошлый раз он не все партийной организации о себе рассказал. Скрыл от нас, что у него по прошлой работе выговор был.

Опять начался шум. Председатель долго стучал по столу, пытаясь навести порядок, а когда шум несколько стих, поднялся один из лучших бригадиров завода Андрей.

Его я хорошо знал. Это был старый член партии. Он вступил в организацию вскоре после Февральской революции. Дрался с Колчаком, а когда закончилась гражданская война, поселился в Челябинске. На заводе он работал с самого начала строительства. Андрея на заводе все хорошо знали и звали по имени. Многие не знали даже его фамилии. Рассудительный и спокойный человек, он многим давал полезные советы, и его вразумительные короткие речи производили большее впечатление, нежели длинные и цветистые выступления красноречивых ораторов.

Андрей поднялся, одернул для чего-то рубашку и оттянул воротник.

«Что-то он скажет? Видимо, волнуется», – подумал я.

– Не дело ты затеял, товарищ Хитров, – внешне спокойно произнес Андрей.

В зале стало тихо.

– Когда мы тебя в секретари выбирали, ты таким не был. Ну, что ты пристал к человеку. Говорил нам Нечаев о выговоре. Я как сейчас это помню. Он рассказывал нам, что на заводе, где он раньше работал, несчастный случай произошел – током человека убило. Хоть сам он и не виноват в этом, но раз под его началом работы велись, ему и отвечать. Вот его и наказали. Да вы все, наверное, помните это, – обратился он к собранию, – тогда Нечаеву даже вопросы задавали. Говорил ведь Нечаев о выговоре? – опять обратился Андрей к сидящим в зале.

– Говорил, говорил! – раздалось сразу несколько голосов.

– Ну вот, видишь? – и Андрей в упор посмотрел из председателя. – Как же это получается?

Хитров явно растерялся и буркнул:

– Ну, значит, я позабыл.

А Андрей продолжал дальше:

– Да нет, ты не забыл. Дай бог, чтобы у всех была такая память, как у тебя. Ты скажи лучше, зачем вы человека хотите утопить? Вот что на собрании надо обсуждать. Утопить Нечаева мы не дадим, Хитров! – тихо, но твердо произнес Андрей. – Не дадим! Ты это знать должен.

Речь Андрея произвела потрясающее впечатление. Все вдруг почувствовали огромную силу – силу партийной организации большого завода. Об этой несгибаемой сило большой правды напомнил Андрей.

– Если у тебя, товарищ Хитров, есть какие-то сомнения в том, что сказал Нечаев, давай проверим. Поручим группе товарищей все как следует проверить, тогда и решать будем. Выберем вот сейчас трех-четырех человек и проверим. Да я и сам могу, если вы доверите и поручите мне участвовать в этой проверке. А зря наговаривать на людей нельзя. Нечаев не первый год в партии. Он Деникина в восемнадцатом году бил. Я – Колчака, а он – Деникина.

Предложение Андрея было принято.

Когда расходились с собрания, по дороге домой я подумал: «Почему мы не избрали секретарем партийной организации Андрея? Многие его тогда при перевыборах называли. Нет, не согласились. Он нужен на производстве. Его трудно будет заменить. А руководить заводской партийной организацией разве легче? Где важней иметь таких людей, как Андрей? Ошибку допустили, что секретарем Хитрова выбрали. Нельзя было этого делать». С этими тяжелыми думами я вернулся домой.

– Тебе с завода звонили несколько раз. Просили, чтобы позвонил, как только с собрания придешь, – сказала жена.

Когда я позвонил, дежурный по заводу сказал:

– Пришла телеграмма из Москвы.

– Прочитайте, – попросил я дежурного.

– «Открепляйся в Ростокинский райком партии. Выезжай в Москву. Решение состоялось. Завенягин, Тевосян».

Абрам Павлович Завенягин в то время был уже первым заместителем наркома тяжелой промышленности. Иван Тевадросович Тевосян только что был утвержден главным инженером Главного управления по кораблестроению вновь организованного Наркомата оборонной промышленности. Но на этом посту Тевосян пробыл недолго. Через пару месяцев состоялось новое назначение – его назначили начальником этого управления, а еще через месяц утвердили заместителем наркома оборонной промышленности.

Еще до получения телеграммы я получил от Тевосяна письмо, в котором он сообщил мне о том, что готовится решение об образовании нового наркомата, который должен будет объединить все производство военной техники. В письме говорилось о том, что в новом наркомате значительное место будет отведено организации производства металлов для вооружения и он, вероятно, перейдет на работу в новый наркомат.

И вот решение состоялось. Получил назначение не только Тевосян, но и я. Какое же назначение? Что я должен буду делать в наркомате? Завод было жалко бросать.

Но телеграмма была приказом. В каждом положении отыщется что-нибудь утешительное, если хорошо поискать, как утверждал Даниель Дефо. Одним словом, я стал готовиться к отъезду. Проводил в Москву семью, а когда из Москвы приехал Михаил Юрьевич Байчер, который должен был занять мое место, то сборы значительно ускорились.