Текст книги "Французский полтергейст (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– И замечательно. И даже не претендую.

* * *

В свой родной обжитый кабинет я не пошёл. Сразу внедрился в кабинет Старцева. Там было весьма аскетично. Комнатка – чуть больше моей спальни. Диванчик имеется. Пожилая секретарша, узнав, что я пришёл княжить и владеть ею, долго молча меня крестила, глядя с такой благодарностью, что мне захотелось убежать. Я, разумеется, сдержался и всего лишь заперся в кабинете.

– Фух! Диль! Встань передо мной, как лист перед травой.

– Я тут.

– Вижу. А должна быть тут только одна нога, вторая же – там.

– В твоём кабинете? Чайник принести с вкусняшками?

– Вот знаешь, Диль, если бы ты не была фамильяром – я бы на тебе женился. Ты ж буквально мысли мои читаешь!

– Вовсе не читаю, а просто догадалась.

– Ай, ну тебя. Неси, в общем.

Пока Диль бегала, я быстро просмотрел бумаги на столе и нашёл дела в совершеннейшем упадке. Складывалось впечатление, что Старцев начал забивать на свои обязанности с первого сентября. Зрело что-то, кипело в его душе. Вот, например, списки по курсам. Тут подпись и печать ректора нужны. Это зачем тут лежит? Доклад в министерство об академических успехах – одна шапка напечатана на машинке. Заявление на академический отпуск, две недели назад подано, судя по дате. Портрет юной красавицы… Ба, постойте, да это же Арина Нафанаиловна! Вот так-так. Было из-за чего на дуэль-то пойти. Эк ее жизнь без любви истрепала да измочалила. Ну, ничего, глядишь, в медовом месяце ещё реабилитируется, наверстают там всё, что можно и нельзя.

– Вот, прошу: чайник, печенье, чашки твои все, а ещё там Вадим Игоревич стену испортил и спит.

– Сте… Чего⁈

– На диванчике твоём спит, пледом укрывшись.

– Так, стоп. Это уже интересно, я вынужден сам разобраться. Ты, Диль, садись и постарайся во всё это вникнуть, положи срочное отдельно, а что может подождать – ещё более отдельно.

Я вышел из кабинета, посмотрел на секретаршу.

– Я отлучусь ненадолго. За себя оставил помощницу, Дилемму Эдуардовну. Вы ей не докучайте и никого не пускайте в кабинет, пусть ждут в приёмной, если будет нужда.

Секретарша молча перекрестила меня, потом – дверь.

– Бог знает, что такое, – пробормотал я и вышел, бросив напоследок взгляд на дверь с табличкой «Заместитель декана факультета стихийной магии».

В моём кафедральном кабинете и вправду обнаружился изобильно спящий Вадим Игоревич Серебряков, не заметивший, как Диль ограбила занятую им жилплощадь. Памятуя доклад, я сразу же посмотрел на самую свободную стену, и у меня один глаз едва не вылез на лоб. Второй стоял смирно, мне так кажется более выразительным.

– Оч-чень интересно. Любопытно было бы узнать некоторые подробности. Вадим Игоревич! Вадим Игоревич, вставайте! Вы зачем мне в стену гвоздей наколотили, Вадим Игоревич? Откуда у вас вообще такие умения существуют? Вы же аристократ, в конце-то концов, да проснитесь же вы, право, это перестаёт быть остроумным!

Серебряков внезапно открыл глаза и посмотрел на меня таким чистым и ясным взором, каким не стыдно было бы узрить самое Бога. Как будто и не спал вовсе. Стремительно сел, практически тут же встал и, шевельнув усами, поглядел на стену.

– Поразительно, – сказал он. – И вправду вызывает некоторые вопросы…

– Как! И у вас тоже?

– Почему я здесь?

– Послушайте, это нечестно.

– Понимаю, всецело вас понимаю, Александр Николаевич. Себя понять не могу. Гвозди… Вы уверены, что это я?

– Да вот же, на полу и молоток валяется.

– Это ещё ничего не доказывает.

– На рукоятке ваш герб выжжен.

– Вправду… Это мне Дмитриев подарил, когда в реальном училище труд постигал. А что это, мой ящик на столе?

– Этот-то? Верно, ваш, у меня такого не было. И опять же, герб ваш на крышке.

– Беда, Александр Николаевич!

– В чём?

Серебряков подошёл к столу, откинул крышку ящика и замер с видом скорбным и торжественным. Я приблизился. В ящике, в двух специальных пазах лежали два пистолета.

– По всей видимости, мы вчера решили стреляться.

– Вы это наверно помните?

– Я вообще ничего не помню.

– А я вас искал, чтобы прояснить.

– Вот и прояснили. Всё более чем очевидно. Не сумели договориться полюбовно и решились стреляться.

– А гвозди?

– Гвозди?.. – Серебряков снова устремил озадаченный взгляд на стену. – Ну, вот, набил, как видите-с…

Глава 43
С трех шагов

– Здравствуйте-здравствуйте, Александр Николаевич! Наслышан о вашем предмете. Борис, признаться, нам все уши прожужжал, оставляя нас, спиритуалистов, в недоумении. Что есть эти мельчайшие частицы? Вульгарная плоть, материя! Повелевайте ею хоть так, хоть эдак – велика ли разница? Плоть всегда подчинена духу, это непреложный факт. Тот, кто повелевает духом, повелевает и плотью. Однако ж – молодость, молодость… – Парень, тряся мою руку, вздохнул. – Молодость всегда позволяет себе излишества, не соизмеряясь с тем, что жизнь досадно оконечна, и разумно заполнять её лишь теми вещами, которые приближают к достижению целей, а не отдаляют от них. Но – простите мне мою бестактность! Николай Петрович Нестеров, студент пятого курса. Можете без церемоний звать меня просто Колей. Это лишь в юности человек склонен болезненно воспринимать фамильярность. С возрастом учишься смотреть в суть вещей, вы, полагаю, это понимаете.

– В моём-то почтенном возрасте – грех не понять, Николай Петрович. Очень рад нашему знакомству.

– Взаимно абсолютно! Позвольте представить вам остальных участников действа.

Пока Николай Петрович представляет мне участников, я вкратце опишу место действа. Мрачная аудитория с крохотными окошками по верху располагалась в цокольном этаже здания академии. Собрались мы, само собой разумеется, ночью. Демоны, духи и прочие представители потустороннего мира света дня не любят, как мне объяснили, их влекут темнота и покой. К тому же ночью страшнее.

Стиль аудитории тяготел к стилю лофт: голая кирпичная кладка, ощущение мрачности и сырости. Посреди аудитории царствовал круглый деревянный стол, такой толстый и широкий, что сдвинуть его с места не представлялось возможным. На столе, разумеется, горели свечи, а ещё лежала девушка-одуванчик.

– Ну, а со Стефанией Порфирьевной вы уже знакомы, – закончил представление Николай Петрович.

– Да уж, знаком… Не знал, что вы из спиритуалистов, Стефания Порфирьевна.

– А я и не спиритуалист вовсе, просто господам понадобилось чьё-то тело, и я согласилась.

– Ах, если бы в бытность мою студентом девушки рассуждали так же…

– А где вы учились, Александр Николаевич?

– Мой университет – сама жизнь, – сухо ответил я, поняв, что случайно коснулся не самой лучшей темы для разговора. – Давайте начинать.

Расселись. Все двенадцать участников расположились вокруг Стефании и уставились вопросительно на Николая Петровича.

– Господа! – провозгласил он. – Вы, полагаю, всё понимаете, но я на всякий случай озвучу ещё раз, как обстоят дела. Знаю, мы с вами мечтали и довольно давно призвать для беседы дух госпожи Блаватской. Однако вмешались обстоятельства. Первое и главное: я вынужден был принять во внимание малый опыт большинства участников и сопоставить его с расчётной мощностью призываемого духа. Это всё безумно опасно для вас, дорогие мои.

Спиритуалисты обиженно засопели. Похоже, тут собрались вторые-третьи курсы, и Коля был для них авторитетом, нехотя признаваемым. Коля же и рад был купаться в лучах своего величия. Он выдержал паузу и продолжил:

– И второе обстоятельство, подкрепившее мою решимость отложить призыв госпожи Блаватской до другого раза – личная просьба Александра Николаевича, переданная мне через Бориса. Так что сегодня мы будем работать следующим образом. Я выступлю в роли аттрактора, Стефания будет медиумом, Александр Николаевич подаст образ, а все остальные дадут силу для призыва. Возможно, сил понадобится больше, чем ожидается. Браслеты у всех наполнены?

Все вразнобой подтвердили. Я тоже кивнул. Мой браслет был заряжен под завязку. И для этого мне не пришлось ни тратить время, ни ходить в распределитель. Я просто отдал его Диль и сказал: «Заряди». Она вернула мне браслет через час, полностью заряженным.

Идея была, к слову сказать, не моя, а Танюхина. Вскоре после нашего триумфального исцеления Старцева случилось так, что я заглянул к рыжей по какому-то интересу и увидел, что её енот лежит на полу, а на верхнем боку у него покоится браслет. И ладно бы просто покоился, но он ещё и нежно мигал мягким голубым светом.

– «В четверг с утра Ирина-Иоанна, одетая в простое светло-голубое…» Саша, ты что-то хотел? – отвела Танюха взгляд от страницы.

Они с Даринкой лежали в постели и, видимо, читали вслух перед сном. Дарина свернулась клубочком, положила голову Таньке на плечо и смотрела в книгу.

– Ты новую книгу… «позаимствовала»? – показал я пальцами кавычки.

– Не отдам! Вот пока не дочитаем – даже не проси.

– Да понял, понял. А что за книга? – Я выгнул шею, пытайсь прочитать название, однако обложка тонула в полутьме, не охватываемая светильником.

– «Королевская кровь». Если хочешь, возьми на туалетном столике «Сожги меня снова», это мы Дарине читать не будем, на ней «восемнадцать плюс» написано.

– Почему? – надула губы Дарина.

– Потому что там скучные взрослые люди занимаются скучными взрослыми делами. Тебе такое не интересно будет, помрёшь со скуки.

– У!

Я подошёл к столику, взял книжку. Тощая-то какая…

– Жадина-говядина, солёный огурец, – сообщил я Таньке на всякий случай, вдруг она забыла.

– Фр!

– А с браслетом чего делаешь?

– Пафнутий его наполняет.

– Пафнутий⁈

– Это моего фамильяра так зовут. Он за ночь браслет совершенно полным делает, вообрази!

– Ого! – кивнул я с уважением. – А он на сколько у тебя? Браслет, в смысле.

– Два Мережковских.

Диль зарядила трёхмережковский браслет с нуля до ста процентов за час. Ох, и мощна моя фамильярка! Ох, и повезло же мне!

Но вернёмся в мрачное помещение в стиле лофт, озарённое огнём свечей, с распростёртой на столе затаившей дыхание Стефанией.

– Возьмитесь за руки, – приказал Николай Петрович, и все подчинились. Замкнулся круг. И я уже в этот момент почувствовал что-то… эдакое. Воздух словно бы гудел от напряжения, как будто над нами проходила высоковольтная линия.

Коля закрыл глаза, и лицо его сделалось таким напряжённо-сосредоточенным, как будто… Впрочем, ладно, воздержусь от неуместных ассоциаций. Всё равно смешно не будет, поскольку повод, по которому мы собрались, отнюдь не весёлый.

– Мы призываем дух! – провозгласил Коля. – Призываем дух…

Тут я спохватился и, отняв у Бори правую руку, сунул её во внутренний карман мундира. Нащупал там крохотный портрет и, поколебавшись, бросил его на живот Стефании. Коля, сидевший напротив, через целую Стефанию от меня, чуть заметно кивнул и договорил обязательную формулу:

– Мы призываем дух Вадима Игоревича Серебрякова! Приди и ответь нам!

Ярко полыхнули свечи. Я ощутил, как из моего браслета начинает вытекать энергия. А Стефания шумно вдохнула и выгнулась так, будто пыталась выполнить «мостик».

* * *

С Вадимом Игоревичем вышло совершенно нехорошо. Ещё только вчера, например, мы с ним, Анной Савельевной и выпущенным из не столь отдалённого места Леонидом собрались вокруг пациента, впавшего в кому после падения головой об бордюр и готовились сделать всё возможное для его исцеления.

– Вы, Вадим Игоревич, ежели хотите, чтобы Татьяна насчёт вас передумала, уже теперь меняйте стратегию, – делился бесценным опытом Леонид, пока я пытался при помощи магии мельчайших частиц нащупать мозг больного. – Напористость вам не годится.

– Ну кто бы мог подумать. А третьего дня вы говорили совершенно другое, – буркнул Серебряков.

– Третьего дня и я был совершенно другим, и вы, и, главное, самое Татьяна. А впрочем, я и тогда говорил больше в прошедшем времени. Сейчас же единственный ваш шанс – это равнодушие. Покажите девушке, что вы в ней совсем не заинтересованы! Заведите какую-нибудь пассию, пустите слух, что дело верное, и скоро вы уже собираетесь жениться. Уверяю, что Татьяна непременно…

– Ах, что за чушь! – воскликнула с гримасой отвращения Анна Савельевна. – Какие дешёвые манипуляции, как вам не стыдно!

– Может быть, эти манипуляции и впрямь стоят весьма недорого, однако их безусловная прелесть в том, что они работают! – парировал Леонид.

– Только в тех случаях, когда девушка действительно сохраняет интерес.

– А я уверяю, что это вовсе не обязательно! Дамы обладают натурой собственнической. Даже бросая кавалера, девушка желает, чтобы он остался по ней воздыхать. Если же он отказывается, более того, имеет наглость устраивать свою жизнь иначе, в обход её, это рассматривается как убыток. В хозяйстве убыло кавалеров! Что делает рачительная хозяйка? Разумеется, бросается в погоню за украденным! Не признаваясь даже сама себе в своих потешных целях, она изо всех сил старается попасться объекту на глаза, привлечь к себе внимание, заговорить. Она пытается как будто показать, что даже за него рада, но что и она сама совершенно без него счастлива. Тут главное этот первый успех не торопиться принимать за победу. Нет, продолжайте играть! Погрязшая в самообмане незадачливая femme fatale видит, что её чары, прежде работавшие безукоризненно, отныне не имеют над объектом никакой власти. Она впадает в панику. Ей нужно срочно получить подтверждение силы своей женственности. И тогда, когда она сделает свой первый робкий шаг к безумству и нарушению общественных норм, только тогда, не раньше, необходимо чуточку её поощрить…

– Леонид, вы омерзительны! Всё это такая чушь!

– Дорогая вы наша Анна Савельевна! Омерзителен не я, омерзительна человеческая природа. Но она у нас есть, от неё никуда не денешься. Можно либо её отрицать, как эти наивные спиритуалисты, либо использовать в своих интересах. Либо же, третий вариант, принимаемый большинством, это просто позволить природе использовать нас.

– Мне в жизни никогда ещё не было так стыдно, что я, во-первых, человек, а во-вторых, женщина…

– Уверяю, стыдиться здесь совершенно нечего!

– Господи, Леонид, да помолчите вы хоть минутку, я мозг почувствовать не могу! Войдите же в положение, я не специалист, я только сам учусь всему этому на практике, а вы создаёте обстановку невыносимую.

– Да, и хватит говорить о Татьяне, – подхватил Серебряков. – Не хочу ничего про неё слышать, решено, finita.

Леонид помолчал не дольше минуты, а казалось, что и меньше.

– Между прочим, господа, я рад вновь видеть вас лучшими друзьями! Но что за слухи о дуэли гуляют по академии?

– Не было никакой дуэли, молчите! – рявкнули хором мы с Серебряковым.

Нам не хотелось вспоминать эту дуэль, и мы мечтали о ней забыть как можно скорее, как о не самой приятной странице в наших биографиях.

Обнаружив на столе саквояж с дуэльными пистолетами, Серебряков заговорил так уверенно, что я даже не почувствовал возможности в его словах усомниться. Мы повздыхали, но выбора не было. Два аристократа, уважаемые люди приняли решение. За базар, как говорится, надо отвечать, зона трепачей не лю… Нет, немного не из той оперы, но суть плюс-минус такая.

Первым делом мы засели за стол писать завещания. Под это дело в кабинет заглянул Боря. Он со всем сочувствием и пониманием отнёсся к сложившейся ситуации и ушёл. Как позже выяснилось, он обо всём по секрету рассказал двум однокурсникам, и этого хватило, чтобы слух разнёсся по всей академии и достиг Фёдора Игнатьевича. Тот немедленно схватился за сердце и бросился ко мне.

Испорченный телефон сделал своё дело. Фёдор Игнатьевич ворвался в приёмную деканата стихийной магии и замер, тяжело дыша. Бышая секретарша Старцева, а ныне, видимо, моя дрожащей рукой перекрестила ректора.

– Не потерплю! – крикнул Фёдор Игнатьевич и распахнул дверь кабинета.

Там его встретил несгибаемый взгляд Диль, буквально закопавшейся в бумаги предыдущего владельца кабинета.

– А… Э… – Замер Фёдор Игнатьевич. Покрутил головой, не обнаружил ни меня, ни Серебрякова и спросил: – А вы, простите, кто?

Даже в совершенно диких ситуациях господин Соровский умудрялся действовать системно. Все его многочисленные таблички, регламентирующие поведение с различными людьми в различных обстоятельствах, работали безотказно. Было там, как ни странно, и такое: «Поведение при свидетелях с Диль».

По сути, вопрос господина Соровского означал примерно следующее: «Как позиционирует вас Александр Николаевич, что он про вас наврал, повторите это мне, чтобы я подхватил вашу легенду».

Диль всё это поняла моментально и доложилась:

– Дилемма Эдуардовна, личный помощник господина Александра Николаевича Соровского.

– Эдуардовна?

– Вы верно услышали, господин ректор.

Почему именно Эдуардовна, не знал никто. Ни Диль, ни Фёдор Игнатьевич, ни даже я, ляпнувший первое, что пришло в голову.

– Дилемма Эдуардовна, – сориентировался Фёдор Игнатьевич, – не соблаговолите объяснить, где мне следует искать Александра Николаевича?

– В его прежнем кабинете, полагаю.

– Премного! – выдохнул Фёдор Игнатьевич и бросился бежать. Тут же вернулся, вновь ворвался в кабинет и, посмотрев на Диль совершенно диким взглядом, громко прошептал: – Спасите его, он в опасности!

Диль исчезла моментально, однако в дальнейших событиях участия не принимала, в виду их специфики. Фёдор Игнатьевич же помчался к моему кабинету, смея испытывать надежду. Однако когда до нужной двери оставалось не больше пяти метров, из-за неё раздался пистолетный выстрел. Схватившись за сердце, Фёдор Игнатьевич затормозил и смертельно побледнел.

Всё это время в кабинете события развивались следующим образом. Мы дописали завещания, промокнули их и обменялись. Деликатно читать не стали. Задача была потом передать их родственникам покойного. Я всё своё имущество по-братски разделил между Танюхой и Даринкой. Долго думал о разных пропорциях, но в итоге плюнул и отписал поровну.

– Готовы? – спросил Серебряков.

– Готов, – вздохнул я и взял один из пистолетов. – Ну что за выкрутасы судьбы? Я ведь хотел магическую дуэль.

– Кстати говоря, почему именно магическую?

– Да я стрелять не умею, если честно. Ни разу не доводилось.

– Ну вот… Теперь я, значит, убью соперника, который не только мне дорог, но, ко всему, ещё и не может оказать мне подобающее сопротивление… Как тяжело на душе, какой страшный груз лежит на ней… А какой будет! Нет, я прошу, Александр Николаевич, окажите мне честь, избавьте меня от этого. Стреляйте первым и дважды. С трёх шагов, не промахнётесь.

– Это бечестно и безумно, я на такое не пойду. Давайте бросим жребий! Кто вообще кого вызывал, я не понимаю?

– Этого мы, к сожалению, не знаем. Однако я настаиваю…

– Но я и сам настаиваю!

– Я настаиваю гораздо сильнее.

– То есть, по-вашему, я и настоять-то как следует не могу?

– Да что же вы меня злите, Александр Николаевич⁈

– Злитесь-злитесь, правильно. Убивайте меня полностью!

– Вынуждаете так поступить! Но злость облегчит лишь один момент, после которого останется вечность терзаний…

– Хорошо, я выстрелю первым.

– Это поступок настоящего друга и человека чести.

– С трёх шагов?

– С трёх. Прямо здесь, если мы куда-то пойдём, то, боюсь, я не выдержу этого страшного напряжения. Вот тут, да. Разворачиваемся. Три шага, поворот. Прощайте, Александр Николаевич.

– И вы прощайте, Вадим Игоревич.

В этот момент распахнулась дверь, и в кабинет, пыхтя под тяжкой ношей, ввалился любимый слуга Вадима Игоревича.

– Анисий! – воскликнул тот со смесью облегчения и раздражения. – Ты что тут забыл?

Анисий бахнул на стол причудливо брякнувший свёрток, который тащил за спиной, ухнул и немедленно возмутился:

– Что значит, «что забыл»? Вы же, господин хороший, сами мне намедни велели собрать всю вашу коллекцию оружия и принести сюда.

– Правда?..

– Натуральнейшим образом, вот, узрите-с.

Анисий размотал завязки и откинул тряпку. Под ней оказалась прорва ружей, сабель, пистолетов и прочего добра.

– З-зачем? – Вадим Игоревич начал заикаться.

– Как так – «зачем»? – ещё больше удивился Анисий. – В дар Александру Николаевичу, в знак перемирия. Сами дуэльные пистолеты схватили, молоток и гвозди, чтобы всё к его приходу красиво декорировать. Вы уж простите, я, наверно, поздно пришёл, сюрприза не получается. Да только пока в ночи, аки тать, всё это добро со стены снимал, ваша почтенная матушка, привлечённая шумом, подкралась и огорошила меня канделябром. Разумеется, пока пребывал без сознания, связали, кляп воткнули, была полиция. Благо, позволили объясниться! Так что – вот. И обладаю теперь, ко всему, шишкой.

Смотреть друг другу в глаза нам было стыдно. Мы смотрели в пол.

– Да что ж это за шуточки со стороны судьбы отвратительные⁈ – психанул Серебряков и швырнул пистолет на пол.

Пистолет выстрелил, пуля ударила куда-то в плинтус, поднялось облачко сизого дыма. А в дверь ввалился бледный, как таблетка анальгина, Фёдор Игнатьевич.

– Сгною! – пролепетал он грозным лепетом. – На каторгу. По этапу. Негодяй!

Тут мы все забыли об инциденте, схватили несчастного Фёдора Игнатьевича, усадили его на диван. Анисий распахнул окно. Я принялся обмахивать господина ректора завещанием Вадима Игоревича.

Так всё и закончилось. Правда, ко всему, оказалось, что гвозди Серебряков наколотил в стену криво, как попало, а половину по неумению вовсе загнул. Мы оставили Анисия переделывать и удалились. Фёдор Игнатьевич к тому времени пришёл в себя. По дороге наткнулись на освободившегося Леонида, который очень нам обрадовался и напомнил о пациенте. К пациенту мы пришли на другой день после обеда. Там-то всё самое жуткое и произошло…