Текст книги "Французский полтергейст (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

На следующее утро к нам приехала даринкина мама и разрыдалась. Кухарка налила ей стакан воды, Дармидонт пожертвовал из личных запасов валериановые капли. Все остальные выразили женщине душевную поддержку и сердечную теплоту. Когда всё это совокупно возымело действие, внезапная гостья тяжело вздохнула и изложила суть.

– Кузьма в суд сегодня идёт!

– Из-за станции, что ли? – спросил я.

– Из-за неё, окаянной! Его же на каторгу сошлют!

– Там юрист Серебряковых должен был этим вопросом заняться, – вспомнил я. – Он с вами общался?

– Был какой-то… Да кто ж их разберёт, там кого только не было. А вечером вчера полицейские пришли, взяли Кузьму под белы рученьки – да увели.

– Скверно дело, – пробормотал Фёдор Игнатьевич. – Когда до такого дошло – видимо, у юриста этого не всё сложилось.

– Суд во сколько? – спросил я.

– В три часа дни!

– Ясно. Вы не беспокойтесь, пока ещё ничего не ясно, слёзы лить точно рано.

– Господи, да за что же мне нам всё это…

– Я к Серебрякову, разузнаю, что к чему. А вы тут пока располагайтесь. Дармидонт, устрой женщину в гостиной, что ли. Даринка спит ещё…

Но Даринка уже проснулась. Застучали по лестнице босые пятки, потом пробарабанили по коридору. Как узнала вообще? Не иначе сердце нашептало.

– Мама! – ворвалась заспанная растрёпанная девчонка в столовую. – Мамочка!

– Солнышко моё! – всплеснула руками мама и начались объятия.

И никто даже не вспомнил, что солнышко, вообще-то, и есть корень всех бед этой семьи. Кто же на солнышки зло таит. Солнышкам радоваться надо, они наш пасмурный мир освещают. Даже когда осень, и на улице такая пакость творится, что скорей бы уже зима.

Вадим Игоревич выслушал меня молча. Он сидел за столом у себя в столовой, перед ним исходила паром чашка чёрного кофию. Я замолчал, а Серебряков ничего совсем не ответил. Смотрел перед собой пустым взглядом лоботомированного и чуть заметно покачивался.

– Что, совсем дело плохо? – спросил я.

Тишина. Мне сделалось жутко какой-то потусторонней жутью.

В столовую вошла матушка Вадима Игоревича. Высокая статная женщина, худая, но не тощая, величественная, как королева. Мы с ней уже были представлены и сегодня здоровались, так что я вскакивать не стал. А она подошла к сыну, поцеловала его в макушку и нежно сказала:

– Вадик, мальчик мой, у тебя всё-таки гость.

– А! – подпрыгнул Вадик. – Кто здесь? Где я⁈

– Вы не обращайте внимания, – посмотрела на меня хозяйка дома. – Его до полудня разбудить сложно до чрезвычайности, редко у кого получается. Пей кофе, сынок, пока горячий.

– Ах да, благодарю, мама… Александр Николаевич? А вы что тут делаете?

– А в какой момент нашей беседы вы изволили уснуть с открытыми глазами?

– Вовсе не помню беседы, простите… Помню, в клубе турнир играли, ладейный эндшпиль, конь…

– Кузьму, отца Дарины, намедни вечером в тюрьму уволокли, суда ждать. Суд сегодня, в три. Я узнать хотел: там совсем всё плохо? В сущности, зачем государству, понёсшему убытки, ещё и тратить средства на содержание каторжника? Может быть, откупиться можно, возместить убытки? Вы бы, скажем, заплатили им, а я бы расписку написал о том, что всю эту сумму вам частями погашу. Я, видите ли, теперь, можно сказать, обладаю некоторым неотчуждаемым доходом… Вадим Игоревич? Вадим Игоревич, ну что же вы, в самом-то деле…

– Кофию отпить не успел, – вздохнула матушка. – Теперь извольте пять минут обождать. Если разбудить ранее, так он и вовсе двух слов сказать не успеет. Весь в отца, Игорь, помню, таким же был. Сама-то я жаворонок, а он – наоборот. Так вот и прожили вместе без малого сорок лет, почти не встречаясь. Татьяна Фёдоровна, к слову сказать, предпочитает ранние подъёмы?

– Нет, она не из таких. Наоборот, заполночь с книжками засиживается.

– Ну, хорошо, глядишь, и поладят со временем. А может быть, я сумею вам чем-то помочь с вашим делом, дам какой-никакой совет, коль скоро уж мой сын вас так разочаровывает? Посвятите меня в детали, прошу. Что там за Кузьма, что у него сгорело?

Глава 38
В духе закона

– Саша, ты опять придумал какую-то странную авантюру, – сказала Татьяна, глядя в окно кареты. – И почему мы едем в экипаже Серебряковых?

– Потому что у нас, Танюша, нет своего экипажа.

– Мы могли бы нанять извозчика.

– Тогда потом его пришлось бы убить и закопать. И лошадей тоже закопать. И повозку. Ты представляешь, сколько придётся копать? Нет, Таня, ты не представляешь. Ты в жизни своей ни разу ничего не копала. А мне вот доводилось…

Тут я вспомнил эзотерическое отверстие, подумал, что выкопать, вообще-то, могу и без лопаты, за считанные секунды любую необходимую яму. Если, конечно, рядом будет Диль. А она будет, куда денется. Она и сейчас рядом, невидимая и неосязаемая, в полноценной духовной ипостаси.

Эзотерическое отверстие мы с ней раскопали минувшей ночью. Убедились, что исписанные листы исчезли. Косвенным образом это свидетельствовало о том, что магия действительно сработала. Таким же косвенным образом об этом свидетельствовало то, что с операцией на мозге у нас всё получилось и получилось точь-в-точь так, как я прописывал.

Ещё одно косвенное свидетельство – то, как меня вырубило после операции. Откат после непривычно большого расхода магических сил. Опустел браслет-накопитель, подаренный мне не то Танькой, не то Стёпкой, не то его отцом. Сложный подарок, но полезный. Куда полезнее всяких там смарт-браслетов, которые тебя непрерывно шеймят за то, что ты мало двигаешься и плохо спишь, а ещё и жужжат то и дело, заставляя работать.

В общем-то, никаких прямых доказательств воздействия магией быть не могло. Только косвенные. Магия вообще – штука такая. Зыбкая и неоднозначная.

Диль тоже рассказала, что почувствовала мощный отток магической энергии.

– Подведём итоги, – сказал я, сидя на корточках на краю эзотерического отверстия. – Эксперимент прошёл удачно. С расходом магии мы, в целом, не прогадали…

– Прогадали, – возразила Диль, – и сильно. Браслет, я, да ещё и тебя зацепило. Хотя я думала, что браслетом всё и ограничится. Мы, видимо, многого не учли. И будут последствия.

– Это ещё какие последствия? – насторожился я.

– Не знаю… Ничего буквально трагического быть не должно, насколько я могу просчитать, но обязательно жизнь каким-то образом осложнится.

– У меня?

– Не обязательно. Но где-то в твоём окружении. Ближайшие дни я бы не ослабляла бдительности.

– Слушай, а то, что Кузьму закошмарили – это случайно не оно?

Диль помолчала. Взгляд её сделался рассеянным, как будто она мысленно вышла в интернет и проверяла сводки.

– Связь есть, но весьма отдалённая. Не бери в голову, это разрешится легко. Будет что-то другое, там целый сгусток движется.

– Чего?

– Не сгусток, скорее клубок из нитей. Распутается – и всё придёт в равновесие. Главное быть на чеку.

Мы засыпали отверстие, забрали подготовленную бумагу и ушли домой. Бумаги было полно, хватило бы на год операций в клинике. Теперь написанное достаточно было сжечь в самом обыкновенном огне, чтобы оно исполнилось. Правда, мы с Диль благоразумно решили пока поостеречься и не дёргать опасную магию. Этому нас учила и вызубренная фамильяркой книга: после каждого колдовства рекомендуется выждать хотя бы месяц, чтобы рассосались последствия, потому что если начнёшь по горячему ещё какие-то изменения вносить, может уже возникнуть резонанс с предыдущим откатом, и такое грянет… А соблазны будут, и сильные – об этом книжка тоже предупреждала. Это как читерство. Думаешь: «разок смухлюю – а дальше сам», но буй там плавал. Дальше ситуация только усложнится.

Жизнь вообще устроена так, что на тебя валится именно столько, сколько тебе положено вытянуть. Разноешься – раздавит, презрительно фыркнешь – с уважением пожмёт руку. Ну а если считеришь – тут-то у жизненного супервайзера глазёнки на лоб и полезут. Начнёт паниковать, подумает: «А вдруг я чего-то не додал?» – и бахнет на всякий случай самосвал проблем.

Вот с этим самосвалом нам, судя по всему, в ближайшее время придётся разбираться. Причём, Кузьма тут даже и ни при чём. То есть, мы с Танькой сейчас ещё не с самосвалом разбираться едем, а просто текучку разгребаем.

– Что значит, «убить»? – всполошилась рыжая. – Зачем закопать⁈

– Если убитых не закапывать, они издают неприятный запах и портят вид, а кроме того, вызывают массу вопросов.

– Саша, прекрати отвечать только на те вопросы, в которых ты чувствуешь возможность вставить свои глупые шутки! На главные отвечай.

– Отвечаю. Мы с тобой едем заниматься не очень законным делом. За поводьями сидит Анисий – проверенный человек, которому Вадим Игоревич, как он однажды обмолвился, без раздумий доверил бы свою жизнь. Болтать он не станет. А наёмный извозчик… Сколько ему ни заплати – водка язык развяжет.

– Почему же тогда ты с Вадимом Игоревичем не поехал? Раз вы такие уж друзья.

В голосе Танюхи мне послышалась неприкрытая ревность. Кого? К кому? Что там, в этой рыжей головёшке происходит, какие чудные и загадочные процессы? Даже не уверен, хочу ли знать. Быть может, это как раз тот случай, когда меньше знаешь – крепче спишь. Поскольку спать я люблю примерно так же сильно, как питаться, лучше не стану углубляться в эти дебри.

– Вадим Игоревич даром не вышел. Он – менталист.

– Так ты взял меня только потому, что я – стихийница⁈

– Нет, Танюш, я взял тебя потому, что ты – мой друг. И бестолочь, каких поискать.

– Фр!

– Не плюйся, неприятное. Хотя, если подумать, то странно, конечно. Сколько в нашей жизни завязано на каких-то условностях, предрассудках и откровенном лицемерии, лицеприятии. Вот взять слюну. Плюнешь ты, к примеру, Вадиму Игоревичу в лицо – и ему будет брезгливо, разгневается. Если он раскроет рот, и ты плюнешь ему туда – может, вовсе застрелит сгоряча. Уж как минимум, отношения ваши на этом закончатся. Потому что фу, какая гадость – слюной, да в чужой рот. Но в то же самое время, подари ты ему долгий и страстный поцелуй, в ходе которого неизбежно произойдёт слюнообмен, и разве он стал бы возражать, разве впал бы в гнев или хотя бы в неудовольствие? Нет, он почувствовал бы себя самым счастливым человеком в мире.

– Саша, ты какие-то совершеннейшие гадости говоришь, меня затошнило.

– Это ты потому что спиной к движению сидишь, укачивает. Садись рядом со мной.

– Хорошо. Подвинься!

– Да тут некуда особо. В тесноте да не в обиде. Ого ты отъелась!

– Саша, убью!

– Шучу, шучу.

– Знаю, что шутишь, потому и не убиваю.

– В каждой шутке…

– У-у-у-у!

– Ладно-ладно, замолчал, всё.

Танька устроилась рядом, материализовала на коленях енота и принялась его ожесточённо гладить. Я с минуту понаблюдал. Не выдержал.

– В эту игру можно играть вдвоём, знаешь ли.

У меня на коленях материализовалась Диль. Я начал гладить её по голове.

– Сашка!

– Ну что?

– Это совсем иначе выглядит!

– Согласен, гораздо эстетичнее.

– Да фр же, в конце-то концов!!!

Я сжалился над несчастной и отдал Диль команду обернуться кошкой. Та свилась у меня на коленях бубликом и заурчала. Танька этим, похоже, более-менее удовлетворилась.

– Саш, что бы ты сделал на моём месте?

– Дышал бы глубже, от тошноты помогает.

– Я ведь не об этом, я про предложение.

– Ну, если бы мне Серебряков предложение сделал, я бы, наверное, поступил точно так же, как и ты. И из города бы уехал ещё. Никому не сказал бы, куда.

– Да что же ты всё смеёшься…

– А что же мне ещё делать, Таня? Мы с Даринкой тебе сто раз уже всё объясняли. Любишь – выходи замуж, не любишь – не выходи.

– Да разве можно на любовь в таком деле полагаться⁈

– Ну а на что ещё? На холодный расчёт? Считай: Серебряков богат, Аляльев тоже отнюдь не бедствует. При этом Серебряков богат пассивно, Аляльевы же – активно. То есть, случись чего, какая-нибудь социальная катастрофа, и у Серебрякова ничего, кроме чести не останется, эта самая честь его и надоумит ствол к виску приставить. В то время как Аляльевы, если завтра распределители объявят вне закона, или магия вовсе закончится, быстренько переобуются и вложатся во что-то другое. Да я не удивлюсь, если у них и сейчас уже какие-то подвижки есть в разных направлениях. С этими уж точно голодать не будешь. В то же время Степан тебе по возрасту ближе, это хорошо, взаимопонимания больше. Но это и плохо. Молодость – дело такое. Что имеем – не храним, потерявши – плачем. Серебряков, как человек поживший, уже от тебя вряд ли налево пойдёт. Также в плюс ему запишем то, что он мне нравится, мне с ним будет интереснее со счастливым, чем он будет ходить с печальным выражением лица. В то время как Аляльев, насколько я могу заметить, никаких глубоких чувств к тебе не испытывает, одну лишь вежливую симпатию. Скажут жениться – женится, интересы рода превыше всего.

– В прошлый раз ты мне наоборот советовал Степана!

– Так то в прошлый раз, тогда я ещё Серебрякова всем сердцем не любил. А теперь уж извини, но в мои холодные расчёты вкрались чувства и эмоции. Ай, да что там! Просто возьми и представь себе в деталях день с Аляльевым и день с Серебряковым, только по очереди, не одновременно. Наполни этот день всеми своими тараканами и закидонами и посмотри, как каждый из них с ними будет справляться. А потом вздохни, плюнь на всё и выбери того, у кого улыбка красивее. Всё равно ведь этим закончится. Если на сцене не появится третий игрок.

Тут Танюха молча на меня покосилась и задумалась. Я же мысленно похвалил себя с нескрываемым сарказмом. Молодец, к месту третьего игрока упомянул. Таньке и представлять ничего не надо, мы с ней вместе живём уж скоро полгода как и до сих пор друг друга не поубивали. Общие интересы, терпимость к слабостям друг друга. Делов-то – добавить немного интимных отношений, вот и готова вполне приемлемая ячейка общества.

Сейчас бы сказать что-нибудь этакое, неожиданное, чтобы её с мысли этой сбить! Я не то чтобы прям категорически против такого поворота событий, хотя, безусловно, не готов морально. Просто отлично понимаю, что на бушующих гормональных волнах Танька решений-то напринимает. А потом в течение суток будет по пятнадцать раз передумывать, и каждый раз будет уже точно и несомненно, и творить будет всяческую дичь… А мне любовные романы гораздо больше нравится читать, чем в них участвовать. В общем, взять бы да сказать что-нибудь вроде…

– Приехали! – хрипло каркнул снаружи продрогший Анисий, и Татьяна встрепенулась.

Ну, хоть так. Уже хорошо.

Я согнал Диль с колен, открыл дверь кареты. Фиолетовая кошка выпрыгнула наружу, следом – я. Протянул руку и помог выбраться Татьяне.

– И что это? – спросила она, когда мы подошли к цели нашего путешествия.

– Пепелище.

– Сама вижу, что пепелище. Нам оно зачем?

Хороший вопрос. Тут необходимо сделать ещё одно отступление и сказать, что суд над Кузьмой состоялся. Первое заседание, если быть точным. На нём преимущественно зачитывались всяческие относящиеся до дела материалы. Особенно старалось обвинение – рассказывали, какой страшный ущерб нанёс Кузьма государству. Прокурор с нездорово зелёным цветом лица был такой мерзкий, так дрожал от возбуждения и облизывал губы, что, по-моему, даже судье было противно его слушать.

Защита была немногословной. Однако сказанное заставило прокурора позеленеть от ярости ещё сильнее.

Дело в том, что матушка Вадима Игоревича, выслушав мою беду, оделась и поехала вместе со мной к юристу. Там у нас состоялся долгий конфиденциальный разговор. В результате чего юрист этот запросил перенос слушания и получил удовлетворение.

Кузьму вытащить из КПЗ не получилось, но он был не в претензии, его там содержали вполне прилично.

За то время, что было дано нам судом, мы с Диль вырыли бумагу из эзотерического отверстия, а Даринку магически освидетельствовали под контролем юриста. И на состоявшемся суде он заявил следующее:

– Защита просит принять во внимание следующие неучтённые обстоятельства. Пожар был учинён несовершеннолетней дочерью подсудимого, которая сама не может нести ответственность за свои действия. Однако подожгла она здание не при помощи спичек или иных каких-либо прозаических действий, но – магией. Приставы передают вам, ваша честь, бумаги, согласно которым Дарина Кузьминична является боевым энергетическим магом, при том – весьма сильным, её потенциал оценивается приблизительно в пять-шесть Мещеряковых. Принимая во внимание данное обстоятельство, защита просит, во-первых, учесть, что Дарина Кузьминична родилась в семействе людей, не имеющих к магии никакого отношения, как следствие, не обладающих возможностью вовремя распознать пробудившийся дар и принять соответствующие и надлежащие меры предосторожности. Во-вторых, дар сей очевидно пробудился благодаря открывшемуся неподалёку сильному магическому источнику, что является действием непреодолимой силы и также не может быть вменено в вину подсудимому. Здесь я ссылаюсь на недавний прецедент, когда двое полицейских пренебрегли служебными обязанностями и целую неделю позволяли себе неподобающие и вопиющие танцы в обнажённом виде, однако не понесли за то ровно никакого наказания, так как повидение сие было спровоцировано источником. В-третьих, прошу заметить, что боевые энергетические маги являются ценнейшим человеческим ресурсом Российской Империи. Я взял на себя труд посчитать – эти расчёты также в распоряжении вашей чести – и пришёл к выводу, что один боевой энергетик ценится государством несоизмеримо выше почтовой станции, пусть даже и выполняющей роль постоялого двора. Ну и, в-четвёртых, мы бы хотели подать со своей стороны прошение о включении семьи подсудимого в список пострадавших от открытия источника. Поскольку сгоревшее здание также служило домом семье подсудимого, семья эта имеет полное право получить от государства компенсацию в том же объёме, что и жители деревни Бирюлька.

Обвинение рассыпалось моментально. Крохотная и незаметная пешка Даринка под шумок тихонечко добралась до края доски и обернулась ферзём, готовым громить вялые силы противника.

Живи мы в сказке, на этом бы всё и закончилось, но – увы. Обвинитель спохватился и запросил результаты экспертизы сгоревшего здания. Был там магический огонь или нет?

Заседание прошло сегодня днём, и именно поэтому ночью мы с Танюхой приехали на пепелище. Потому что не было там, естественно, никакого магического огня! Приврал наш защитник по совету госпожи Серебряковой. И, чтобы пройти экспертизу, надо немного похимичить.

Разумеется, так делать нехорошо. Однако давайте честно: кто выиграет от того, что Кузьму обвинят в поджоге и отправят по этапу, а на его семью обрушат долг? Только гнусный зелёный обвинитель получит своё омерзительное удовлетворение. Ущерб возместить мы отнюдь не возражаем, по-человечески это правильно. Но зачем ни в чём не повинного полуграмотного мужика отрывать от семьи и помещать в среду уголовников, откуда он запросто может и не вернуться? Не вижу, зачем. Иногда нужно выбирать между буквой и духом закона.

– Жги, – сказал я Татьяне, закончив объяснение.

– А почему всё-таки я? Ты ведь сам умеешь.

Танька была в курсе моих успехов в стихийной магии.

– Потому что ты сидишь целыми днями дома, грызёшь ногти и жалеешь себя.

– Я не грызу ногти!

– Тебе на пользу немного прогуляться и сделать доброе дело. Переключить фокус, подумать о ком-то другом, помочь хорошему человеку. Глядишь, и в голове прояснится после такого.

Фыркнув для порядку, Танька подошла к самой сохранившейся части дома – к обугленной печи – и принялась жечь. Великолепное было зрелище, прямо как экранизация культового романа Брэдбери. Фамильяр Танюхи сидел у неё на плече и усиливал магические возможности. Пламя хлестало с вытянутых рук рыжей, облизывало развалины, занималось страстной любовью с отсыревшими углями.

– Хозяин! – образовалась рядом со мной Диль. – Кто-то едет по дороге сюда, и мне это очень сильно не нравится!

Тут же послышался топот копыт – наша карета задала стрекача, оставив нас с Танюхой одних разбираться с проблемами.

Глава 39
Опасная трясина

– Вот такой вот этот ваш Анисий! Не предаст, жизнь доверить можно! А он просто взял и бросил нас.

– Потому что так с ним договаривались. Нельзя, чтобы кто-то догадался о чьём-либо здесь присутствии.

– Господи, это кошмар, нам конец!

– Для юной девушки ты слишком уж часто поминаешь конец. Откуда столько пессимизма?

– Нас найдут! И осудят!

– Нас не найдут. И не осудят.

– А я говорю, найдут.

– А я говорю, нет. Давай спорить. Ты повторяй «найдут», а я буду повторять «не найдут». Кто первым устанет, тот проиграл спор и печёт вафельки для победителя.

– Не буду я тебе никакие вафельки печь!

– То есть, ты уже проиграла?

– Фр!

– Ну вот, узнаю мою малышку.

– Фр, я сказала!

Тут появилась Диль и поучаствовала в диалоге:

– Плохо дело.

– Диль, ну что такое… Я только Татьяну в боевой дух привёл, а у тебя дело плохо…

– Прошу прощения, хозяин. Я перефразирую. У нас есть множество интересных возможностей проявить свои самые лучшие качества.

– Другое же дело! Докладывай по существу.

Существо, по которому докладывала Диль, состояло в следующем. Ни в зад ни в перёд (всегда для меня было загадкой правописание этой игривой и неоднозначной фразы), именно сейчас судебные приставы наконец-то раздуплились оцепить место происшествия. В принципе, понять их можно. Раньше никакой необходимости в таких действиях не возникало. Ну, сгорел постоялый двор. Виновники своей вины не отрицают. Концы в воду, и дело закрыто.

Однако теперь, когда всплыли новые обстоятельства, прокурор, видимо, смекнул, что его пытаются надуть. И поспешил взять опасное место под контроль. Реально поспешил. Он ведь не мог действовать частным порядком. Надо было подать заявление, получить одобрение, поставить приставам задачу, тем нужно было скооперироваться и выдвинуться. Учитывая то, что заседание завершилось ближе к вечеру, скорость действительно поражала воображение.

Анисий, как и было условлено, заслышав приближение множественных экипажей, рванул дальше по дороге. Ему полагалось свернуть на дорогу к моей родной деревне и там притормозить. Если незванные гости проедут мимо – вернуться, если нет – ехать обратно в город мимо них, запасясь на всякий случай приемлемым объяснением своего существования в этом мире и на этом тракте в частности.

Предосторожность эта была принципиальным моментом. Фамилия Серебряковых ни при каких обстоятельствах не должна была возникнуть в этом деле, запятнать себя подделкой улик столь могучий род права не имел. Госпожа Серебрякова мне это очень веско сказала, и я даже кивнул в знак понимания.

Что же до рода Соровских, то нам тоже было не интересно влипнуть в историю, которая грозила не только скамьёй подсудимых, но и газетной шумихой. Поэтому мы с Танькой спрятались. Где? Ну, когда дом сгорает, на пепелище остаётся не так уж много мест, где с гарантией можно спрятаться. Одно всё же остаётся. Мы укрылись в погребе.

– Поверху не уйти, – докладывала Диль, – там маги, с приборами, они даже меня чуть не засекли.

– Так они вот прямо сейчас там проверку начали?

– Похоже на то.

– Ну, обвинитель, ну, молодец… Однако мы ещё сильнее молодцы. Вовремя успели.

Диль кивнула, ибо была всецело на моей стороне по определению, а Танька всё недовольничала. Жгла огонёк для освещения и косилась на закрытую крышку.

– Госпожа, я бы на вашем месте погасила огонь, – сказала Диль.

– Темно же будет!

– Если они почувствуют магические эманации, то погреб откроют.

Огонёк тут же погас.

– Я думаю, они его в любом случае откроют, – сказал я.

– Зачем? – удивилась Танька.

– Ну, не знаю. Я бы открыл. Если есть что-то закрытое – надо как минимум за ручку подёргать. Естественное человеческое любопытство и желание поживиться.

– Чем поживиться?

– А ты со страху не заметила, где мы?

– Конечно, заметила. В погребе!

– В винном погребе, радость моя. Сильно сомневаюсь, что тут есть какие-нибудь ценные коллекционные вина, способные удовлетворить магов на службе правительства, но судебным приставам всё это будет весьма и весьма любопытно.

– И что же нам делать?

– Выпить всё первыми, разумеется. Ни пяди земли врагу, и всё такое прочее. Диль, передай бутылку, у меня есть тост.

– Здесь есть дверь, – сообщила темнота голосом Диль и сунула мне в руку бутылку.

– Я бы назвал это крышкой люка, но нехай будет дверь. Итак, тост…

– В дальнем конце погреба, за пустой бочкой, замаскированная под стену, с пружинным механизмом. Механизм старый и ржавый, но должен сработать, если прикажешь, я испробую.

– Ну, если вам настолько не хочется слушать мой тост…

Минуту спустя мы шли по низкому и узкому коридору. Узким он был настолько, что нам пришлось растянуться в колонну, возглавляла которую Диль, как умеющая видеть в темноте. Танька шла посередине, я замыкал шествие. Мне постоянно хотелось опуститься на четвереньки и ползти, вместо того чтобы идти, согнувшись в три погибели. Но это казалось глупым, и я держался, предвкушая, как завтра будет тянуть поясницу. Может быть, Леонид сумеет вылечить? Интересная мысль. Вообще, надо поближе познакомиться с целительной магией. Сколько тут живу, пока ни разу не слышал, чтобы Фёдор Игнатьевич, в его возрасте, на спину жаловался, да и вообще ни от кого не слышал.

– Куда ведёт этот туннель? – вслух задумалась Татьяна

– Вряд ли в тупик, – заметил я. – Это было бы странно.

– Если бы его рыл ты, Саша, ты бы так и сделал.

– Разумеется. А в конце положил бы скелет и написал что-нибудь позитивное на стене. Однако я не помню, чтобы рыл туннель. Диль, мы с тобой рыли туннель?

– Нет, хозяин.

– Долго нам ещё идти? Просканируй пространство.

– Что сделать?

– Ну, постигни его как-то по-духовному, доложи, что впереди.

– О Господи, она исчезла, – пробормотала Танюха. – Саша, во что ты меня втянул? Я вся в ужасе!

– Это называется приключением. Радоваться надо, вот.

– Если я попаду в тюрьму, я тебя убью, Саша, обещаю!

– Ну, тогда ты оттуда уже и не выйдешь.

– Честная девушка оттуда и так не выйдет. Вся моя жизнь будет разрушена.

– Ещё сто метров, и туннель закончится, хозяин.

– Ещё сто метров⁈ Господи, вот ведь целеустремлённые люди жили. Даже интересно, что там, в конце, будет.

В конце была неуверенная в себе трухлявая деревянная лестница, ведущая как будто никуда. Однако Диль решительно толкнула это самое «никуда», и оно оказалось крышкой очередного люка. Вылезла, сказала: «Здравствуйте» – и протянула руку Таньке. Рыжая буквально взлетела наверх и уже там растерянно пискнула.

Я поднялся последним, без помощи Диль, и увидел пристально глядящую на меня двустволку, которую держал закутанный в какую-то дерюгу нетрезвый дядька. Я молча протянул ему бутылку. Он моргнул, опустил оружие и принял дар.

– Наконец-то, – буркнул он и, повернувшись, куда-то пошёл, жестом велев нам следовать за ним.

– Какой ужас, где мы? – пролепетала Танька, пока мы с Диль укладывали на место покрытую дёрном крышку.

– В тюрьме. Можешь начинать меня убивать.

– В тю… В тюрьме⁈

– Ну, я вижу ограду с колючей проволокой, вооружённую охрану, бараки с решётками на окнах, вышки… Может быть, конечно, это детский садик или тот самый загадочный интернат, где, согласно поверью, воспитываются дети, открывшие в себе дар магии Ананке. Но я бы поставил на тюрьму. Готово, идём.

– Куда⁈

– За нашим достопочтенным провожатым. Видишь, он нас любит и ждёт, машет нам двустволкой.

– Саша, я больше никогда в жизни с тобой никуда не пойду, клянусь!

– А под венец?

– Саша, ты дурак!

– Ну и выходи за своего Серебрякова, ну и всё тогда!

– Фр!

Охранник привёл нас в душную караулку. Там он завладел штопором, вытянул из бутылки пробку и набулькал себе в оловянную кружку.

– Ну! – сказал он с воодушевлением и выпил.

Дальше он удовлетворённо крякнул, и заблестевшие глаза переместились на Диль. В отличие от Танюхи, одета она была, с учётом погоды, крайне легкомысленно, в одно лишь тонкое летнее платье. Потому, верно, и привлекла взгляд.

– Пляши, – сказал охранник.

– Потанцуй, Диль, – кивнул я.

Диль начала танцевать. Где она этому выучилась – одному богу известно, однако уже от первых движений этого танца Танюха покраснела и отвернулась, да что там, я сам ощутил, как кровь приливает к лицу.

Охраннику тоже понравилось. Он восхищённо ухнул и опрокинул ещё одну кружку. За ней – третью. Тут бутылка закончилась, и охранник загрустил. Он махнул рукой, я, верно истолковав жест, сказал Диль остановиться. Охранник всхлипнул и обхватил голову руками.

– И всегда, – пробормотал он. – Так что ж теперь?

Минор, накативший на него, внезапно отступил. Охранник вскинул голову и уставился на меня.

– А что ж Кузьма?

– А что Кузьма? – Я вздохнул. – Под судом Кузьма.

– Ну, значит, и мне недолго осталось… Эх!

С этим «Эх!» он выудил из-под стола здоровенную бутыль с мутным самогоном. Спустя пять минут наш странный благодетель лежал на нарах и храпел так, что стакан на столе нежно дребезжал о бок бутылки.

– Я ничего не понимаю, – пожаловалась Танька.

– Никто ничего не понимает, это нормально, – утешил я её. – Давайте как-то выбираться, что ли.

Выбраться с охраняемой территории было непросто. Диль быстро проинспектировала местность и сделала неутешительный доклад. Допустим, она бы могла нас поочерёдно вытащить за ворота, сделав невидимыми, как в своё время таскала Серебрякова. Но ворота для этого должны стоять открытыми, а открытые ворота вызовут переполох. И даже если у нас всё это каким-то невероятным образом получится, что дальше? Автобусы сюда не ходят, электричку ждать долго. Пешком до города пилить сутки, не меньше. Это ещё я без Татьяны посчитал, с Татьяной – все двое суток получаются.

– А гужевой транспорт тут какой-нибудь имеется штатный?

Оказалось, да. Имелись конюшня и каретный сарай, причём, там не дрова лежали, как у Фёдора Игнатьевича, а находилось то, что и полагалось согласно наименованию.

– Однако нас и на повозке отсюда просто так не выпустят, – озвучила очевидную проблему Диль.

Всё было, в общем, логично. Это ведь тюрьма, отсюда просто так никого не выпускают.

Тут дверь открылась, и в караулку, свирепо матерясь, вошёл ещё один охранник, в целом, идентичный первому. Увидев посторонних и спящего коллегу, он замолчал и озадачился.

– А вы кто? – спросил, поняв, что на захват власти это не тянет – двустволка лежала у коллеги под рукой.

– Да в кабаке познакомились, – сказал я с толикой недоумения в голосе. – Он и говорит: поехали ко мне на работу, я вам там всякое интересное покажу и даже ружьё. Я ему говорю: на кой мне твоё ружьё, деньги давай! А он: на работе деньги, только двух сразу хочу. Приехали, а он, видите ли, пришёл вот в такое состояние. Денег, кстати, так и не дал.

– Никифор, ты совсем ополоумел⁈ – заорал охранник и, подойдя к коллеге, затеял его трясти. – Ты что вытворяешь⁈ Тебя за прошлый раз едва не выгнали, так ты за старое? Останешься в зиму без работы! С ума сошёл, как есть, рехнулся.