Текст книги "Французский полтергейст (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 51
Отдаленные последствия

– Дамы и господа, – задумчиво произнёс Леонид, когда мы все собрались в моём старом кабинете, и я закончил излагать суть дела, – а вам не кажется, что у нас сложилась уже некая команда, даже, я не побоюсь этого слова, магический отряд, постоянно решающий всякого рода нестандартные проблемы…

– … изрядную часть которых мы же и создаём, – мрачно закончил Серебряков.

Он хмурил брови и ходил по кабинету из угла в угол, периодически бросая сложные, не подлежащие огульной трактовке взгляды на увешанную оружием стену. Я бы предложил ему забрать свою коллекцию, справедливости ради, мне она вовсе не нужна. Охотой я не занимаюсь, в войнах тоже не замечен, упиваться эстетикой не умею. Так что вся эта красота для меня быстро превратилась в предмет интерьера и сразу же вслед за этим исчезла из восприятия. Впрочем, на посетителей впечатление производила.

Жить на два кабинета было трудно, я даже подумывал попросить у Фёдора Игнатьевича надбавку за неудобства. Отказаться же от какого-нибудь я не мог. Всё же деканский кабинет находился в самом сердце стихийного факультета, и там было проще вершить стихийные дела. А этот, кабинет заведующего кафедрой ММЧ, будто самой судьбой был предназначен для нашего отряда.

Кунгурцева пришла первой, и я её спросил, нельзя ли достать ещё один волшебный чайник, раз уж нас постигли такие обстоятельства. Она лишь вздохнула и развела руками. Чайник был куплен на ярмарке у каких-то проходимцев, и в другой раз они почтят своим присутствием Белодолск разве что следующим летом. Да и не факт, что почтят именно эти проходимцы. И уж, само собой, никто не гарантирует, что привезут они именно такие же чайники. Мало ли всяких магических диковин изобретают увлечённые безумцы по всей планете.

В общем, чайник я принёс с собой, а второй комплект чашек поручил купить Диль. Чайник туда-сюда таскать ещё куда ни шло, но чашки – я вас умоляю.

– Вы преувеличиваете, – сказал Леонид.

Серебряков хохотнул и, остановившись у окна, эффектно развернулся к Леониду передом.

– Неужели? Что ж, извольте! Ожившая статуя – наша работа, сбежавший после изгнания полтергейст – тоже!

– Всего-то два случая!

– А всего у нас случаев пока было – четыре.

– Ну, это число чрезвычайно мало, и о каких-либо статистических закономерностях говорить пока рано. Кроме того, не забывайте, что изначальную проблему со статуей создали всё же не мы. Мы лишь не очень удачно её решили.

– Вовсе не решили, – уточнила Кунгурцева, задумчиво дуя на чай. – Пока. Неизвестно, сработает ли зелье Прощелыгина.

– Неизвестно даже, удастся ли Лапшиной достать кусочек Барышникова, – вздохнул я. – Но – к делу. Да, действительно, в библиотеке обосновался полтергейст, и это тот самый зловредный дух, которого мы изгнали из… Из всех.

Я замешкался, потому что дух изначально был в безымянном для нас мужчине, потом переселился в Серебрякова и чуть его не угробил. А изначальный мужчина, кстати говоря, после того случая пошёл на поправку и даже сделался полностью здоров. Вернулся как к семье, так и к исполнению служебных обязанностей. Так что мы могли бы и гордиться собой, но мы не гордились, поскольку были скромными. Скромность украшает человека.

– Я должен был его уничтожить! – воскликнул Серебряков, подняв кулаки к потолку. – А я не сумел, и вот – последствия! Ни в чём не повинную женщину завалило книгами.

– Она же библиотекарь, – заметил Леонид. – Профессиональный риск, так сказать…

– Как вы вообще могли уничтожить духа? – спросила Анна Савельевна. – Разве это не прерогатива спиритуалистов?

Пока Серебряков разминал лёгкие перед ответом, мы трое – Кунгурцева, Леонид и я – поглядели в сторону дивана, где сидел представитель спиритуализма. Боря тесно прижался к хихикающей Стефании и нашёптывал ей на ухо какие-то омерзительные нежности.

– Борис Феофанович! – повысил я голос. – Нам срочно требуется ваша консультация, войдите, пожалуйста, в курс дела!

– Я в курсе! – подскочил мигом покрасневший Боря. – Как спиритуалист, могу сказать, что дух не может быть уничтожен, это нонсенс. Вселенная представляет собой энергетическое целое, в ней не может ни убыть, ни прирасти.

– Демагогия, молодой человек, демагогия! – Серебряков взял со стола чашку с остывшим чаем и сделал глоток. – Следуя этак вашей линии, можно сказать, что ничего в принципе нельзя уничтожить.

– И это, до известной степени, так и есть, – отважно заявил Боря, покосившись на Стефанию, которая визуально была всецело на его стороне.

– Это вопрос терминологии, не больше. Станем уделять время такой ерунде? Пф… Можете предложить какие-нибудь действенные методы по устранению лишённого плоти духа из библиотеки и нейтрализации его на достаточно долгий срок, либо диссипации до полнейшей невозможности восстановления?

– Ну, у нас был курс по работе с полтергейстами… – пробормотал Боря, как-то сразу потеряв весь кураж. – Но практика… В этом деле главное – практика, тогда как случай сам по себе довольно редкий.

– Ну вот, видите. А для меня, как для менталиста, раздавить чужое сознание – что плюнуть. И не важно, есть у него тело или нет.

– Только вам нельзя, – напомнил я. – Использовать дар вне согласованной палаты.

– Мне можно, – вставила Стефания. – В пределах академии, да и вне её строгого запрета нет. Только я не умею давить сознания.

– Само собой, в академии не изучают деструктивные психотехники, это уже особый специалитет.

– Значит, вся надежда на Бориса? – спросил я, допив чай и отставив чашку.

– Я справлюсь!

* * *

К вечеру полтергейст в библиотеке распоясался настолько, что когда мы укрылись за лежащим на боку книжным шкафом это уже не казалось с нашей стороны вандализмом. Помещение представляло собой поле боя, с которого в страхе сбежали обе армии, оставив по себе лишь хаос и разрушение.

Янина Лобзиковна, несмотря на её горячее желание остаться на тонущем корабле до конца, была нами удалена. Порфирий Петрович, который тоже отчаянно желал проявить мужественность, несмотря на полнейшее отсутствие магических способностей, вынужден был заняться удалением начальницы. С грубейшим нарушением субординации он взвалил на плечо Янину, голосящую про нежелание уподобляться презренным крысам, бегущим при первых признаках затопления, и практически бегом умчался в зону безопасности. Дверь за ним закрыла и даже заперла Стефания, которая, кажется, немного комплексовала из-за своего неоднозначного статуса в нашем элитном отряде, а потому старалась быть полезной хоть в чём-нибудь. С одной стороны, она оказала нам всем неоценимую помощь в деле с изгнанием духа, а с другой, после этого оказалась пятым колесом в телеге. Менталист в отряде уже был, причём, куда более сильный, целый Вадим Игоревич. И, по большому счёту, Стефанию приводил на наши заседания Боря в качестве «плюс один».

А полтергейст бушевал.

– А почему мы не позвали более опытных спиритуалистов? – пробормотала Анна Савельевна, когда над её головой со скоростью пушечного ядра пролетело «Использование растительных компонентов среднесибирской возвышенности в качестве суррогата при производстве зелий и эликсиров коренных народов Американского континента».

Я покосился на Стефанию, которая находилась от нас через Леонида и Вадима Игоревича и ответил негромко:

– Потому что Боря хочет управиться сам!

– А разве не важнее безопасность?

– Анна Савельевна, ну что же вы такое говорите? Здесь речь о любви, какая безопасность…

– Ах, прошу прощения, всё время забываю про любовь… Что ж, тогда не жаль и погибнуть.

– Именно!

Боря в пафосной позиции стоял посреди хаоса, размахивая ритуальным кинжалом и время от времени произносил слова заклинания. Эффект от них был неоднозначным. Бушевать полтергейст не прекращал, однако активность его сосредотачивалась всё больше вокруг Бори. Тот уже с видимым трудом уворачивался от летящих в него книг, каждая из которых могла запросто оставить парня инвалидом на всю жизнь, а то и вовсе угробить.

– Он не справляется, – мрачно сказал Вадим Игоревич. – Это очевидно.

– Я могу ему как-то помочь? – пискнула Стефания.

– Разумеется! – откликнулся Леонид. – Скажите, что любите его, несмотря ни на что, и готовы выйти замуж сию же секунду.

– Я имела в виду борьбу с полтергейстом!

– Ах, это… Здесь я не разбираюсь.

– Вадим Игоревич⁈

Серебряков явно испытывал тяжелейшие муки человека, который мог бы всё решить, да не должен вмешиваться. Он скептически посмотрел на Стефанию и вздохнул.

– Ну, попробуйте. Полагаю, концепции четвёртого узла вы изучали?

– Разумеется, но как отделить нужный?

– Смотрите через окулюс.

– Так просто?

– Ну разумеется. И сущность подсветится зелёным.

Стефания часто заморгала, глядя перед собой, и вдруг вскрикнула.

– Боже, какой огромный!

– Навскидку – сколько Мережковских?

– Не зна-а-аю… Это что-то кошмарное. Десять?

– Десять⁈ Да вы, должно быть, шутите?

– Я, пожалуй, даже преуменьшаю.

Вадим Игоревич думал секунды две. Потом резко поднялся на ноги.

– Уходим! – закричал он. – Борис Феофанович, уходим! Срочно!

Интонации Вадима Игоревича были столь убедительными, что Борис бросил заклинание на полуслове и помчался к шкафу. Вслед ему полетела книга. Стефания взвизгнула. Борис, каким-то непостижимым образом истолковав верно её сигнал, дёрнулся в сторону. Увесистое «Пособие по целительству внутренних органов» врезалось в грудь как раз поднявшегося Леонида и отбросило его по направлению к двери. Упав на пол, он больше не поднялся, и его пришлось подхватить нам с Вадимом Игоревичем. Анна Савельевна добежала до двери, открыла её и держала, пока мы выбегали.

В коридоре я, Вадим Игоревич и Леонид упали, а Анна Савельевна захлопнула дверь. Изнутри в неё тут же что-то грохнуло. Судя по звуку, прилетел уже целый стеллаж.

– Да что ж за ирония, – проворчал Серебряков, поднимаясь. – Единственный член отряда, которому нужна срочная медпомощь – целитель. Как назло, опять же, единственный.

Я пощупал пульс Леонида и нашёл его удовлетворительным.

– Мы ничего не можем сделать с этим существом? – пролепетала Стефания.

– Десять Мережковских, говорите? – взвыл Серебряков. – Да это закрытие академии, эвакуация и вызов специальной группы боевых спиритуалистов и психокинетиков!

* * *

– Нет, нет и ещё раз нет! – провозгласил Фёдор Игнатьевич тем же вечером, колотя кулаком по столу своего домашнего кабинета. – Вы с ума сошли⁈ Это же закрытие академии, эвакуация и вызов специальной группы боевых спиритуалистов и психокинетиков!

– Всё так, – кивнул я.

– Они закроют нас как минимум на месяц, вне зависимости от того, как быстро нейтрализуют полтергейста! И проведут сплошные проверки, перетрясут всё сверху донизу. Что они могут обнаружить – страшно даже сказать!

– А что они могут обнаружить? – спросила сидящая тут же Таня.

– Не могу сказать! Мне страшно.

– Па-а-а-апа⁈

– Что «папа», что «папа»⁈ Я сел в кресло ректора, когда мы с тобой уже готовы были пойти по миру! В долгах по самые уши, дом заложен… Разумеется, ты этого не знала. Я всеми силами старался тебя уберечь, ни в чём тебя не ограничивал. Конечно, как только у меня появились возможности, я немедленно ими злоупотребил!

– Папа, это отвратительно!

– А мне не стыдно, Татьяна, нет, мне не стыдно!

– А должно быть стыдно!

– Нет! Хоть убей – нет. Я делал всё это ради своей семьи!

– Да я вообще не об этом! Чтобы скрыть свои преступления, ты уговариваешь моего мужа рисковать своей жизнью!

– Во-первых, он тебе не муж!

– Он мне практически муж! Мне просто не нравится слово «жених», оно какое-то несерьёзное. Я когда его слышу, представляю какого-нибудь Стёпу Аляльева. А Саша – это совсем не то, какой из него жених, он и стесняться-то не умеет.

Мы с Фёдором Игнатьевичем выдержали минуту молчания по логической связности мышления Татьяны, после чего я сказал:

– Мне нужна власть.

– У вас будет власть, – заверил Фёдор Игнатьевич.

– Я хочу волшебный чайник.

– Будет чайник!

– И чтобы буфеты в обоих кабинетах регулярно пополнялись вкусняшками. А то ко мне люди приходят – и угостить нечем. В идеале бы вообще отдать подряд кухарке Вадима Игоревича.

– Сделаю. Всё сделаю, Александр Николаевич, только спасайте!

– Посмотрю, что можно сделать.

– Саша, ты вообще не спиритуалист! – подскочила Танька. – И не менталист даже. Как ты собрался сражаться с полтергейстом⁈

– Александр Николаевич уже неоднократно зарекомендовал себя как человека, умеющего решать нестандартные вопросы, – сказал Фёдор Игнатьевич с такой уверенностью, что я даже сам в себя поверил. – Взять хотя бы его успехи на медицинской стезе, хотя он даже не целитель.

– Всё будет хорошо. – Я встал и взял Таньку за руку. – Ты же не думаешь, что я возьму саблю и брошусь на полтергейст, как последний идиот?

– Не думаю. Но это всё равно очень опасно.

– Я подряжу на дело спиритуалистов, только и всего.

– Молю об одном: обойдитесь без Квинтиана Квинтиановича! – прижал руки к сердцу Фёдор Игнатьевич.

– Эм… Я, конечно, всю жизнь без него обходился и до сих пор не кашлял по этому поводу, но тут даже интересно сделалось: а кто это?

– Декан факультета спиритуализма, – ответила Танька. – Они с папой ненавидят друг друга, он был вторым кандидатом на место ректора.

– Этот низкий человек не упустит возможности мне насолить!

– Господи, как у вас сложно всё… Ладно, будем работать через низ.

Пока Танька осуществляла какие-то предсонные манипуляции, я призвал Диль у себя в комнате.

– Ну, что скажешь?

– Это действительно очень сильный дух…

– Сильнее тебя?

– Возможно. Однако природа его силы меня озадачивает. Он как будто…

– Ну?

– Не могу точно сказать. Как будто бы сила ему не принадлежит. И вовсе он скорее связан ею, чем обладает.

– Сложно… Как нам это может помочь?

– Не знаю.

– А ты нам как-то можешь помочь?

– Только усилить твою магию, хозяин.

– Н-да, негусто…

– Прости. Если бы ты был спиритуалистом или менталистом, мы бы могли противостоять ему даже вдвоём. А так – мне просто некуда приложить свои способности. Разумеется, ты можешь мне приказать драться с ним в открытую. Но мне не кажется, что у меня много шансов на победу. Если тебя интересует моё мнение, хозяин, то я не хочу погибать. Мне нравится существование в человеческом мире.

– Да я, видишь ли, сам погибать не хочу. Мне в человеческом мире тоже нравится. Надеюсь, как-нибудь уж управимся без гибели. Такой ещё вопрос… Деликатный…

– Да, связь есть.

– Ты как вопрос угадала?

– Я же твой личный фамильяр. Ты кормишь меня своей энергией. Я самое близкое тебе существо.

– Эх…

– Ты использовал магию Ананке, чтобы усыпить свою невесту, и полтергейст – это отдалённые последствия. Но его огромная сила связана уже с чем-то другим. Шлейф не настолько широкий, воздействие магии было точечным и минимальным. Ты не допустил ошибки, просто таких последствий не мог предусмотреть никто.

– Думаешь, не стоит использовать магию Ананке для решения вопроса с полтергейстом?

– Думаю… можно попробовать. Но очень осторожно и с минимальным количеством фантастических допущений.

– А шлейф?

– Ну…

– Эх, Диль, какая же это грязная и несправедливая штука – ответственность за свои действия…

Тут за дверью послышались шаги, и я сделал Диль знак исчезнуть. Миг спустя вошла Татьяна. Минуту спустя мы погасили свет.

– Саша, я тут подумала…

– Ой.

– Но я же серьёзно!

– Серёзно ой.

– Ты погибнешь, а у меня даже не останется ребёночка на память о тебе.

– Татьяна Фёдоровна, ребёночек – это не сувенир, а живой человек и большая ответственность.

– Да знаю я. И всё-таки… У него будут твои глаза. Я буду смотреть в них и вспоминать…

– Ничего, что я ещё живой?

– Ничего…

– И потом, вряд ли у нашего ребёнка будут мои глаза.

– Это ещё почему?

– Потому что у тебя глаза аж в темноте горят. Буквально, я их даже сейчас немного вижу. Это явно доминантный ген.

– Это по женской линии передаётся, у мамы такие же были. А если будет сын – то у него твои глаза будут.

– А если девочка? Всё зря, всё зря, опять потеть…

– Шутишь ты всё. А мне грустно. Зачем мы откладываем жизнь? А что если там, в будущем, ничего уже не будет?

– С такими похоронными мыслями я вступать в интимную близость отказываюсь.

– Ты прав. Тем более, что я даже не сказала тебе тех самых слов… Вот о чём я точно буду жалеть. Может быть, сегодня у меня получится…

Я с тоской подумал в сторону ящика стола, где лежала подготовленная для магии Ананке бумага.

Глава 52
Санитарный день

– Симпатично, бесконечно симпатично снова с вами повстречаться, Александр Николаевич! Признаться, я несколько переживал после нашего сеанса, достигли ли вы поставленных целей? не осталось ли у вас каких-либо неприятных впечатлений? Уж надеюсь, вы не усомнились в моём профессионализме? Потому что такие вещи, они…

– Не извольте беспокоиться, Николай Петрович. Весьма неожиданный, однако исключительно своевременный разговор с моей матушкой существенно повлиял на меня, хочется верить, в положительном ключе. Я изменил свою судьбу и, хочется верить, к лучшему. Ведь когда мы выходим из зоны комфорта – мы делаем шаг вперёд и вверх, по лестнице в небеса.

– Но равновелико мы можем сделать шаг и по лестнице, ведущей в преисподнюю.

– А может быть, различие между этими двумя областями пролегает исключительно в сфере нашего к ним отношения?

– Но в таком случае, отчего бы не назвать небесами зону нашего комфорта?

– Не думаю, что небеса должны быть комфортными, Николай Петрович. Будучи идеальным состоянием человеческого духа, они должны давать возможность бесконечного движения, ибо в движении – жизнь, а неподвижность есть смерть.

– По-вашему, преисподняя – неподвижна?

– Весьма подвижна, полагаю, однако там все движутся из-под палки и не видят в движении никакого смысла, кроме попыток ускользнуть от побоев. В то время как на небесах деятельность является сугубо добровольной, и, как следствие, открыты небеса лишь тем, кто на эту добровольную деятельность способен. Действуя каждый в соответствии с собственным разумением, все вместе функционируют на общее благо сокрытого от нас божественного промысла. Иногда я думаю: а вдруг я уже на небесах? Свалился с внезапным инфарктом в библиотеке, а очнулся – здесь… И я не разочарован, ибо этот мир – лучший из миров, и всё здесь к лучшему, что, однако, не избавляет нас от радостной потребности возделывать свой сад.

Николай Петрович помолчал, продолжая удерживать мою руку в затянувшемся приветствии. Потом, спохватившись, разжал ладонь.

– С вами весьма интересно беседовать, Александр Николаевич. Вы далеки от вульгарного материализма и куда более образованы, чем большинство моих однокурсников.

– Я тоже получил большое удовольствие от нашей беседы. Однако же цель моего к вам обращения носит конкретный характер. Попросту выражаясь, мне вновь нужна ваша помощь.

– Я весь внимание. И если сие в моих силах…

***

Сбор устроили в гимнастическом зале. На сбор пришли полтора десятка спиритуалистов, из которых я по именам знал лишь Нестерова и Муратова. Когдя я подошёл, уже был закончен брифинг, и Нестеров, стоя посреди зала, демонстративно вязал из верёвки петлю.

– Всё настолько безнадёжно? – спросил я, сделав из сцены определённые выводы.

– Отчего же? Ситуация, на мой взгляд, вполне разрешима. Сей артефакт был мною изготовлен ещё на третьем курсе, когда под руку попалась так называемая «верёвка висельника». Она называется так… Впрочем, вы поняли. Верёвка эта, будучи заговорена и подготовлена известным образом, позволяет пленить сколь угодно сильного духа.

– Ну, положим, со «сколь угодно» – это ты погорячился, – возразил кто-то из паствы. – Мережковских восемь, ну, десять…

– Мы как раз на десять и рассчитываем, – метнул в него сердитый взгляд Нестеров. – По крайней мере, верёвка даст нам время и возможности. Далее – обычный набор заклинаний, начиная от самых слабых – к самым сильным.

– Может, лучше наоборот?

– Не лучше, господин Пожарский, не лучше. Основа стратегии. Вернее измотать противника слабыми атаками, а потом нанести основной удар, чем сразу выложить все козыри, а потом, когда он отобьётся, швырять в атаку шестёрки.

– А не выйдет так, что на слабых атаках мы сами измотаемся?

– Именно поэтому, господин Пожарский, я созвал не абы кого, а сильнейших из известных мне спиритуалистов, не беря во внимание лишь преподавательского состава.

На это возражений не последовало. Известно: доброе слово и кошке приятно.

– Ну что, охотники на духов? – взмахнул готовой петлёй Нестеров. – Предлагаю поохотиться на духов!

***

В саму библиотеку меня не взяли, да я и не настаивал. Как правильно заметила Диль, духи – это всё же не моя специализация. Что конкретно является моей специализацией, я бы и сам сказать не мог. Я какой-то такой… междисциплинарный персонаж. Но Фёдор Игнатьевич не ошибся: организовать такого масштаба охоту на духа, при том, в тайне от «взрослых», мог, наверное, только я. Попробуй что-то в этом духе устроить та же Татьяна, и уже сегодня вся академия бы гудела о произошедшем. У меня же как-то получалось не просто располагать к себе людей, но внушать им к себе и к своим потребностям уважение.

Я стоял недалеко от двери, на которой висела табличка «Закрыто. Санитарный день» и с любопытством прислушивался к доносящимся из-за двери звукам. А неслась оттуда сущая какофония, состоящая из беспорядочного грохота ломающейся мебели и несмолкающего отчаянного на одной ноте вопля:

– ААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!

В этом вопле тонули все остальные голоса. Время от времени в щели под дверью появлялись отблески вспышек подсвеченных спецэффектами заклинаний. Сначала они были пастельных тонов, потом сделались более яркими, даже ядовитыми. С ярко-красной дверь вылетела из проёма.

Передо мною моментально образовалась Диль и выставила вперёд локоть, о который дверь и раскололась. Половинки пролетели слева и справа от меня. Вслед за ними из библиотеки вырвалось нечто, напоминающее грозовое облако, сверкающее молниями разных цветов. Диль встретила и его. Они схватились, борьба была короткой и сложноописуемой. Закончилась тем, что Диль, схватив тучку, швырнула её в стену – там она и пропала.

– Ты как? – подошёл я к тяжело дышащей фамильярке.

– Хорошо, – выдохнула та. – Он основательно ослаб. И всё же…

Не договорив, она исчезла. В проёме появился Нестеров. На шее у него болталась оборванная верёвка, волосы стояли дыбом, взгляд блуждал, а брюки оказались прожжены в нескольких местах.

– Полагаю, – пробормотал он, – в некотором смысле… М-да.

Нестеров принялся медленно оседать на пол. Я подхватил его, он с благодарность оперся мне на плечо. Мы вернулись в библиотеку.

Визуально все спиритуалисты были живы – по крайней мере, они шевелились среди обломков и растерзанных книг, некоторые даже держались на ногах. Нестеров присел на поваленный стеллаж и вздохнул.

– Что-то несусветное, Александр Николаевич. Но, по крайней мере, нам удалось изгнать это существо из библиотеки, сюда оно не вернётся. И, полагаю, в академию тоже. А я ведь говорил – дурное это дело, надо было сжечь все книги!

– Прямо все? – уточнил я.

– До единой! Ах, да я не имею в виду буквально все, конечно же. Речь об этой иномирной заразе.

– Что с ней не так?

– Дух был к ним привязан и как-то от них же получал силы! Я всегда говорил: каждый мир – замкнутая система, и в эту систему не должно вносить ничего извне, равно как нельзя и ничего выбрасывать. Мир создан таким, каким он должен быть, все прочие пертурбации – от лукавого! Вы ведь знаете о попаданцах?

– Слышал… краем уха.

– Неудивительно, что лишь краем. Обо всём молчат, всё полагают, будто если не замечать, так и проблемы не будет. А ведь в прошлом веке, не так давно, в этом самом Белодолске случались попадания людей из другого мира! К чему это привело? Землетрясения, пожары, огонь с небес. Одно кладбище целиком поднялось и ушло!

– В смысле, мертвецы?

– Ну, натурально! Не могилы ведь. Впрочем, и то было бы неудивительно.

– А куда они все ушли?

– Утопились в реке непонятно зачем. Согласно преданию. Отчего-то решили, что призванные из иного мира неодушевлённые предметы безопасны. Ха, ха и ещё тысячу раз ха!

– Нельзя считать книги неодушевлёнными.

– Вот! Вот, вы понимаете, Александр Николавевич. – Нестеров немного заговаривался, и моё отчество у него превратилось в «Николавевич».

– В любой, пусть даже самый сомнительный с точки зрения искусства труд автор вложил душу, которая затем подкрепилась частицами душ читателей. Книги живые! Особенно библиотечные, несущие на себе отпечатки множества личностей, к ним обращавшихся, – развивал я триггернувшую меня тему.

– В том и дело! Одна такая книга может стоить сотни попаданцев. А их хранят практически в открытом доступе… Муратов, положите немедля порнографию!

– Это не порнография, а про солдата! Мне любопытственно.

– Любопытственно – ступайте и запишитесь в солдаты! А сие – положите, оно безнравственно и опасно.

– Знаете, господин Нестеров, вы мне не начальство. Под вашим бездарным руководством мы тут едва не погибли.

– Вы посмотрите, кто заговорил, у кого прорезался голос! Он обвиняет меня в бездарном руководстве! Ну да, возможно, я не до конца просчитал ситуацию, возможно, недооценил духа. Но у нас не было времени подготовиться лучше, Александр Николаевич весьма чётко обозначил сроки.

– А вы, господин Нестеров, не валите на Александра Николаевича, он в предмете не разбирается. А вот вы, со своей стороны, могли бы обратиться к Григоровичу, а не геройствовать на пустом месте.

– Да кто он такой, этот Григорович!

– Григорович в прошлом году призвал и усмирил сущность в девять Мережковских. Один! И не кичится. А что до вас – так вы постоянно свой авторитет провозглашаете.

Нестеров нахохлился. Видно было, что борины слова попали в некую сокровенную мишень, расположенную в глубине его души.

– Подумаешь, Григорович, – буркнул он. – И не таких видывали.

– Послушайте, – решил я разбавить ситуацию, – а это дух так кричал?

– Кричал? Ах, нет, это же господин Пожарский, он всегда в атаку идёт с боевым кличем.

– Вы уверены? По-моему, человек так долго кричать не может.

– Пожарский может. Он весьма талантливый.

– А как же он заклинания читает?

– Не читает вовсе, просто идёт в атаку. Смысла в этом особого нет, однако человек отважный до безумия. Нужно уважать такие качества.

– Александр Николаевич! – послышался неуместный здесь голос, и я, обернувшись, увидел в дверях Полину Лапшину. Запыхавшуюся, в пальто, с недоумением обозревающую руины библиотеки. – А мне сказали, что вы здесь. А что здесь случилось?

– Санитарный день, – пожал я плечами. – Ничего необычного, каждый месяц так.

– Действительно…

– У вас получилось раздобыть искомое?

– Да! Я потому и ищу вас. Всё получилось наилучшим образом.

– Ну тогда пойдёмте. Господа! Моя глубочайшая благодарность вам. Если понадобятся встречные услуги… Впрочем, я уже за спиритический сеанс вам немало должен.

– Пустое, Александр Николаевич, – отмахнулся Нестеров. – Для простоты предлагаю нам с вами обозначиться друзьями. Разве же друзья опускаются до мелочных подсчётов оказанных друг другу услуг!

– И то правда. В любом случае, где меня искать – вы знаете. Заходите, пусть даже и просто так, чаю попить, с печенюшками.

– Печенюшки – это хорошо. Спиритуалисты любят печенюшки. Всенепременнейше зайдём. Борис Феофанович, да оставьте же вы, в конце-то концов, меня сие нервирует!

***

Акакий Прощелыгин положил все ингредиенты в кастрюльку, тщательно перемешал. Как только жидкость вновь забурлила, он бросил сверху волосок. Последовала вспышка невразумительного цвета. Студент опустил крышку и повернулся к нам с Полиной.

– Зелье будет готово через десять минут, потом ему нужно остыть. Полагаю, вы понимаете, что последует дальше?

– Не совсем, – призналась Полина.

– В таком случае я, как честный человек, должен обозначить ваши перспективы, госпожа. Это зелье в простонародье именуется «Поцелуй принцессы». Ну, или «Поцелуй принца», сообразно ситуации. В нашей ситуации уместно говорить о принцессе. Название восходит к известным сказкам о том, как поцелуй возлюбленного расколдовывает вторую половинку. Трогательные истории о том, как искренние чувства одолевают злое волшебство. Ха! Смешно, наивно и переврано. Впрочем, чего и следовало ожидать от сказок.

– У нас выбора нет другого, – сказал я.

– Выбор? О, выбор есть всегда. Оставить ситуацию как есть. Запереть ещё одну мрачную тайну в темнице своей души. Ещё один гниющий труп, отравляющий…

– Акакий Владимирович, я бы вас попросил без лирики, нам и так очень грустно.

– Недостаточно, уверяю. Если бы вы только представляли, какие душевные муки доставляет мне каждый миг моего существования…

Тут до меня наконец-то дошёл намёк. Я вынул кошелёк и отсчитал недостающую сумму. На бледные впалые щёки Прощелыгина заглянул румянец. Акакий спрятал купюры в карман.

– В сущности, вы ничем не рискуете. Раз уж отважились на такое дело, значит, намерения имеете серьёзные. Зельем нужно окропить зачарованного, а остаток употребить внутрь самостоятельно. После чего – да, необходим поцелуй, чем бы ни являлся на текущий момент зачарованный персонаж. После этого он будет возвращён к исходной форме, а ваши души окажутся навеки связаны.

– Навеки? – переспросила Полина.

– Таковы правила. За любое действие полагается расплата. Иначе и само действие ничего не стоит.

– А если… А если мы через какое-то время наскучим друг другу?

– Значит, будете мучиться, страдать, ненавидеть друг друга и всё продолжать жить вместе. Как все нормальные люди.

Слово «нормальные» Прощелыгин выделил голосом, снабдив таким презрением, что мне сделалось мерзко: живут, мол, эти нормальные люди со мной на одной планете, гадость какая.

– Друг без друга вы жить не сможете, но лишь только оказавшись вместе, будете отравлять друг другу жизнь, наполняя ядом каждую минуту своего существования…

Я достал бумажник и сунул Прощелыгину ещё одну бумажку. Тот молча её принял.

– Впрочем, скорее всего, вы будете отвратительно и бесконечно уныло счастливы, как и полагается юным детям солнца и ветра с морем в глазах. Весь мир для вас – океан счастья и не может быть ничего плохого. Резвитесь! Купайтесь в лучах света. Оставьте тьму тем тварям, которые созданы, чтобы обитать в ней, чьи глаза режет… О, зелье поспело. Позвольте, я вам перелью в баночку. Надеюсь, вы запомнили все инструкции. В противном случае ваш избранник останется навеки заточённым в той отвратительно оболочке, которую именует своим нынешним телом. А вы будете любить эту оболочку омерзительной, разлагающей душу любовью, не знающей удовлетворения…

***

– Насчёт «незнающей удовлетворения» – это форменная ерунда, погорячился Акакий, – сказал я Полине, пока мы с ней по лесу пробирались к хижине. – Есть у меня одно знакомое дерево, которое не даст соврать… В общем, не волнуйтесь.