Текст книги "Французский полтергейст (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Верно, была, – согласился сосед. – Кто такая – как ни бились, добыть от него не могли. Однако чувства испытывал серьёзные, думал даже отчисляться.

– Зачем? – не понял я.

– Хотелось как можно скорее что-то из себя представлять. У него в Барышниково родители, так думал ехать и дела принимать, чтобы, как она, значит, доучится – так он там уже твёрдо на ногах стоит. Есть, значит, куда жену привести.

– Потому и академический отпуск оформлял, – догадался я. – Не мог до конца решиться, оставил себе пути отхода. Разумный парень, нравится он мне.

– Оно же, знаете, – разсловоохотился сосед Барышникова, – стихийных магов – как собак нерезанных, уж простите. Никому особо не нужны. Если служба, так платят меньше, чем иным простолюдинам. И большого смысла в образовании нет. Так только, кураж один да предрассудки, что обязательно нужно образование получить. Ну, у кого, как у меня, за душой ничего – тем надо, а Барышникову-то зачем? Ему отец то же самое говорил, с самого начала, да Демьян сам противился. В город хотелось. А тут пожил – и вот, выкружилось следующим образом, значит.

– Ну и куда же может отправиться влюблённый юноша со шкатулкой, полной сентиментальной дребедени, осознавший свою каменность? – поставил перед нами риторический вопрос Порфирий Петрович.

Он полагал, что вопрос риторический. Я же его таковым не считал.

– Что ж, – сказал я, – действительно, куда же может направиться юноша в таком состоянии, как не к своей даме сердца.

– Её личность неизвестна, – напомнил Вадим Игоревич.

– Именно. В студенческой среде сохранить тайну невозможно. Им необходимо было место для встреч, свободное от досужих глаз.

– Лес? – предположила Стефания.

– Лес, – согласился я.

Мы пошли в лес. Там внезапно у Таньки случилось озарение, и она призвала своего енота, сообщив, что фамильяр, всего вероятнее, может идти по следу. Не обычному так магическому.

Енот Пафнутий, выслушав инструкции, и вправду бодро затрусил между деревьями, увлекая за собой всю нашу весёлую толпу, включая не обременённых никакой магией Порфирия Петровича и Янину Лобзиковну. Из каких соображений последняя бросила рабочее место, я вообще не понял, но спрашивать не стал.

Если бы я призвал Диль, она, должно быть, справилась бы ещё более эффективно, однако при таком скоплении непосвящённого народа я светить фамильярку не хотел. Енот увлекал нас в такие дебри, куда ни один человек в здравом уме бы не сунулся. Вскоре необходимость в проводнике отпала. Мы прекрасно видели след, оставленный големом. Следы в земле, ободранная кора, поломанные кусты. Вскоре показалась полянка с хижиной, верно, давно заброшенной – крыша просела, да и вообще строение выглядело чёрным и бесприютным. Голем сидел на крылечке, прижимая к сердцу шкатулку, и, должно быть, плакал: из каменных глаз текли ручейки песка.

Заметив нас, голем вскочил, отведя назад руку со шкатулкой. Всем своим видом он показывал, что готов сражаться за неё не на жизнь, а на смерть.

– Тише, всё хорошо, мы тебя не обидим! – внезапно вышла вперёд Татьяна. – Я всё понимаю. Мне можно не рассказывать, что это такое – чувствовать себя каменной среди живых людей, пытаться выразить простые человеческие чувства, но не иметь возможности…

Руки голема опустились, голова поникла. Танька подошла к нему ближе, как отважная дрессировщица, входящая в клетку свежепойманного льва. А Леонид фамильярно ткнул меня локтем в бок.

– О чём это она говорит, если не секрет?

– Секрет, – закатил я глаза. – Не взыщите.

– И в мыслях не было взыскивать. Просто подумал, вдруг не секрет.

Танька имела в виду то, что ей никак не удавалось признаться мне в любви, из-за чего она чувствовала себя какой-то неполноценной. Но знать об этом людям, выходящим за наш с ней тесный круг, было не обязательно.

* * *

– Вот так у нас и повелось, – закончил я рассказ.

Мы сидели в том самом кафе, куда однажды я ходил вместе с Фёдором Игнатьевичем. Только теперь летняя часть, разумеется, была закрытой, и мы заняли столик в помещении, взяв кофе и пирожных. Диль вернула мне кошелёк, и за всё рассчитывался я сам. Сам же и подвинул ей незаметным образом тарелку и чашку, чтобы снабдить их своей энергией.

– И он сейчас там? – уточнила Полина. – В на… В хижине?

– В вашей хижине, да, – кивнул я.

Девушка покраснела до корней волос.

– К-как вы догадались?

– Дедукция, интуиция, психология. Как вырвались из Барышниково?

– Солгала, что нужно уладить кое-какие дела в академии. А в действительности просто хотелось узнать, получилось ли у вас что-нибудь.

– Есть хорошие новости и плохие.

– Начните с плохих.

– У нас ничего не получилось.

– Ох…

– А хорошие следующие: с вами получится всенепременно. Выкопали мы таки один до отвращения простой, даже, я бы сказал, вульгарный ритуальчик…

Глава 50
Особенности национального рекрутинга

Акакий Прощелыгин, студент факультета психокинетической магии, был горячо рекомендован мне на кафедре зельеварения, как невероятно талантливый в изготовлении магических препаратов человек, готовый работать за идею. За любую идею. Истинный человек искусства, он был рад уже самой возможности это искусство проявить. Подобно художнику, он мечтал писать выдающиеся полотна, однако не имел средств на кисти, краски и холсты, тем более не мог заплатить натурщику. В переводе на актуальную терминологию, ингредиенты для сколько-нибудь сложных зелий стоили дорого, а Акакий Прощелыгин по жизни сидел на мели, в результате чего обладал характером сложным и тяжёлым.

Кафедра зельеварения была в чём-то подобна моей родной кафедре магии мельчайших частиц. Она также не относилась по сути ни к одному факультету, однако была приписана к психокинетикам. Почему так получилось – загадка. Впрочем, если я возьмусь кому-то рассказывать, почему кафедра ММЧ вошла в состав стихийного факультета, мне тоже будет трудно. Ну, вошла и вошла. Нельзя, что ли? Потому что порядок должен быть, вот.

Акакий Прощелыгин являл собой болезненно бледного, худощавого длинноволосого субъекта с крючковатым носом и слезящимися красными глазами бесконечно утомлённого человека. Он взирал на вошедших к нему в лабораторию посетителей как будто бы сквозь толстое пуленепробиваемое стекло с односторонней прозрачностью. Внимательно ощупал взглядом меня, затем – Полину Лапшину. Причмокнув с непонятными целями губами, он потерял к нам интерес и продолжил переливать ярко-голубую жидкость из одной пробирки в другую, соизмеряясь с мерными отметками и шевеля губами.

– Доброго вам дня, уважаемый, – сказал я.

– Ваш авторитет здесь ничего не стоит, – прозвучал ответ.

– Да я его и не продаю, он мне ещё самому сгодится.

– Вам нечем произвести на меня впечатление, перефразирую так. Уходите. И больше…

– Деньги.

– Я внимательно вас слушаю, Александр Николаевич, садитесь. Пусть и ваша спутница присядет, вот, я подвину вам стулья.

Стулья подъехали к нам сами по себе. Мы не удивились, всё-таки студент-психокинетик. Поблагодарили и сели. К чести Акакия Прощелыгина, он не стал силой мысли выдёргивать стулья из-под нас.

– Итак, я готов воспринять ваши запросы.

Рассказывая суть проблемы, я осматривался в лаборатории. Здесь было, если можно так выразиться, современно. Белёные стены и потолок, столы накрыты чистыми белыми простынями, пробирки и реторты, посередине – печка с трубой, уходящей в потолок. Никаких, надо заметить, котлов, ничего такого. Если что требовалось варить – варили, видимо, на спиртовке.

– Список ингредиентов я вам составлю, – сказал Акакий Прощелыгин, опустив пустую пробирку в держатель. – С подробнейшими рекомендациями, где их можно будет купить. Однако кое-что не купить ни за какие деньги.

– Ваши услуги? – предположил я.

– Ни в коем случае. Речь идёт о плоти зачарованного студента. Всё, что угодно. Кожа, кровь, зуб, волос, ресница.

– Есть что-нибудь? – повернулся я к Полине.

– Н-нет, – пробормотала она.

– И сия дева, полагаю, называет себя возлюбленной зачарованного? Поистине темна и глубока бездна, в которую опускает своё сердце человек, осмелившийся искать любви у женщины. – Акакий Прощелыгин встряхнул пробирку, глядя жидость на свет и, похоже, остался удовлетворённым. Закупорил пробкой, воткнул в соседний с пустой держатель. Жидкость медленно начинала желтеть. Акакий Прощелыгин тем временем взялся за карандаш и начал что-то строчить в блокноте.

– Откуда у меня может быть его плоть! – возмутилась Полина.

– А вот он, между прочим, в шкатулке держит ваш локон, – сказал я.

– Мне это никогда не нравилось. В этом есть нечто дикое и страшное.

– Эта дикая страшность сейчас могла бы спасти парню жизнь.

– Но у меня ничего нет!

– Прошу прощения, – вмешался Акакий Прощелыгин. – Если вас не затруднит, вы не могли бы продолжить ваши прения за дверями? Я здесь работаю. Оставьте аванс и идите.

– Да-да, конечно, прошу прощения. – Я достал кошелёк. – Оплачу пятьдесят процентов, чтобы в вашем сердце сохранилась любовь, пока мы ищем ингредиенты.

– Будьте любезны. А это список. Рекомендую лавку на улице Рюрика, там совершенно точно найдёте всё, да к тому же дешевле, чем на Верхнесосенной. Скажите, что от меня, и вам сделают скидку.

Распрощавшись с гостеприимнейшим Акакием Прощелыгиным, мы направились в общежитие. Сосед Барышникова, разумеется, успел там прибраться, чем нисколько нас не обрадовал. Сам он также нам не обрадовался, скорее озадачился.

– Признаюсь, я никогда не принимал здесь дам, – сказал он. – Можете присесть на стул. Прикажете чаю, или ещё чего-нибудь? Всё это можно устроить, но нужно некоторое время.

– Благодарю, мы ненадолго, – сказала Полина. – А нет ли у вас чего-нибудь…

Она замялась.

– Чего-нибудь в каком роде?

– В роде частиц тела господина Барышникова, – уточнил я.

– Прошу… прощения⁈

– Ну… – Я с тоской огляделся в крохотном помещении. – Неужели он нигде тут не оставил частиц своего молодого тела?

– Эм…

– Постельное ему сменили?

– Третьего дня.

– Госпожа Лапшина, посмотрите под матрасом.

Под матрасом не оказалось ровным счётом ничего, да и под кроватью тоже. Мы загрустили. Спасение, казавшееся таким близким, отъехало от нас, возможно, в недосягаемые дали.

– А дома у него ничего такого нет? – посмотрел я на Полину.

– Да откуда мне зна…

Тут она замолчала. Выражение лица её сделалось виноватым и пристыженным.

– Та-а-ак? – подбодрил я студентку интонационно.

– Как же это я запамятовала… Ведь действительно, когда только приехали в Барышниково, матушка его шкатулку достала, показывала мне его детские локоны и рыдала… Видимо, я это воспоминание погребла под чувством вины.

– Вероятно, он эту манеру у матушки и перенял. Что ж, раздобудьте!

– Да как же я…

– Украдите, госпожа Лапшина.

– Ук-расть⁈

– Вы введены в дом господина Барышникова под видом его самого. В сущности, это и не воровство вовсе. Разве вы не имеете права забрать собственные волосы в любой момент, как только пожелаете?

– Ваши доводы очень сомнительны, однако убедительно звучат. Они меня убеждают!

– Одна нога здесь – другая там.

– Я обернусь за двое суток!

Я попрощался с соседом Барышникова и вернулся в академию. Пока Полина оборачивалась, планировал заняться бездельем, однако коварная судьба в лице печального Фёдора Игнатьевича подкорректировала мои планы.

– Александр Николаевич, – сказал он, войдя в мой деканский кабинет, – вы обещались нанять преподавателя земельной магии.

– Обещался – найму, не нужно каждые полгода об этом напоминать.

– Полгода⁈ Помилосердствуйте, да преподаватель нужен ещё вчера. Либо я вернусь к практике…

– Не надо, Фёдор Игнатьевич, мы ещё ту ситуацию до конца не решили. Будет вам преподаватель завтра, самый лучший.

Обнадёжив таким образом господина ректора, я накинул пальто, вышел из академии и свистнул извозчика.

– На Побережную!

– Побережная большая.

– Академию знаешь?

– Как не знать. Садитесь.

Вскоре я впервые увидел заведение конкурентов. Ну что сказать… Впечатлило. Модерново, строго, прямые резкие линии. Вот буквально на улице стоишь, смотришь и понимаешь уже на чувственном уровне, сколь много всего придётся выучить, как это тяжело будет, как тебе тут не рады, и что лучше всего было бы уехать домой, поставив крест на образовании.

– Вам куда? – процедил злой, замёрзший, но при этом безукоризненный, будто из пластика отлитый швейцар у входа.

– Я по вопросу трудоустройства.

– Назначено?

– Да.

Мы с швейцаром долго смотрели друг другу в глаза. В его взгляде читалось: «Я же знаю, что ты врёшь!». В моём: «А как ты проверишь? Ты швейцар». И он вздохнул, открыл передо мной дверь.

Внутри сцена повторилась с охранником. Здесь мне выделили провожатого и отконвоировали в отдел кадров, по-местному – в канцелярию. Там чопорные затянутые в корсеты дамы смотрели на меня, как на вошь. Однако дали написать заявление.

– Рекомендации потрудитесь предоставить. У нас, вообще-то, самые лучшие преподаватели, конкурс очень большой.

– Ой, я так волнуюсь, так волнуюсь… Ну вот, кляксу посадил.

– Перепишите…

Разобравшись с заявлением, я вышел и уже без конвоя прогулялся по коридорам, насвистывая. Чувствовалось, что денег тут действительно больше. Ремонт свеженький, стен касаться страшно. Одна из дверей была приоткрыта, из-за неё доносился женский голос:

– Разумеется, с открытием под Белодолском магического источника можно не беспокоиться о землетрясениях, однако тектонический раздел магии включён в образовательную программу и будет на экзамене, а следовательно…

– Да вас уволят скоро, – оборвал голос из зала. – Говорил же вам, нельзя было меня на пересдачу отправлять. А теперь ещё и тектоника эта ваша неактуальная.

Я заглянул внутрь. Увидел полсотни самодовольных студентов, смеющихся на женщину лет сорока с плюсом, с невзрачной причёской и круглыми очками. Она, судя по лицу, изо всех сил старалась не плакать. Во имя этой же цели сжимала кулаки. Дорогого стоит, дожив до таких лет сохранить чуткую и ранимую душу.

– Доброго вам дня, – сказал я.

На меня посмотрели.

– Вы кто? Чего изволите? – резко спросила преподавательская женщина, заработав у меня ещё пару призовых баллов.

– Я – Александр Николаевич Соровский, преподаватель многообещающей дисциплины магии мельчайших частиц, владелец земли, на которой был открыт означенный источник, герой, спасший из поражённой источником деревни местных жителей и вообще всесторонне замечательный человек.

Студенты издали дружное «о-о-о», глядя на меня с любопытством.

– Я – Диана Алексеевна Иорданская. Чего желаете, господин Соровский? – не дала себя огорошить учительница. – У нас занятие.

– Да к дьяволу занятие! – знакомым голосом возразил один бугай с первого стола. – Это же Александр Николаевич Соровский, совсем другое дело! Вы к нам переводиться решили?

– Разумеется, куда же ещё, – соврал я, не моргнув глазом. – Диана Алексеевна, можно вас на два слова?

Диана Алексеевна пошла к выходу под аккомпанемент выкриков вроде: «Ну, всё, сейчас её точно вышвырнут!»

– Послушайте, что вы такое творите? – тихо заговорила она, закрыв за собой дверь. – У меня и так трудно налаживающийся контакт с аудиторией, а тут ещё вы!

– Тысяча извинений. Вас, кажется, хотят уволить?

– Кто? Ах, это… Не обращайте внимания, просто разговоры. Преподавателей моей квалификации не увольняют. Но крови попортят.

– У нас, на Пятницкой, вакансия откры…

– Я соберу вещи.

– Насчёт жалованья…

– У вас экипаж? Впрочем, мне, как преподавателю, можно воспользоваться казённым.

– Как прикажете, Диана Алексеевна.

Через пятнадцать минут мы с ней ехали в казённом экипаже. Не успел ещё казённый извозчик получить информацию, что Диана Алексеевна уволилась.

– Вот, – показал я ещё через двадцать минут Фёдору Игнатьевичу своё приобретение. – Устраивает?

Фёдор Игнатьевич поднялся из-за стола.

– Вы – Диана Алексеевна? Иорданская?

– Я, господин Соровский.

– Это ведь о вас три года назад в «Академическом вестнике» писали? Победили на всероссийском конкурсе преподавателей.

– Обо мне.

– Добро пожаловать на ваше новое место службы! Александр Николаевич, укажете Диане Алексеевне её кабинет?

Я указал. Диана Алексеевна долго смотрела на дверь с надписью «Заместитель декана».

– Здесь какая-то ошибка, верно…

– Никакой ошибки. Приступайте, пожалуйста, к исполнению служебных обязанностей. А, да. Это – секретарь. Я не знаю, как её зовут.

Диана Алексеевна посмотрела и на секретаря. Пожилая женщина, встав из-за стола, дрожащей рукой крестила её.

– А мне нравится у вас, – заявила Диана Алексеевна.

– Очень рад. Надеюсь, сработаемся.

– А вы, я так полагаю, мой непосредственный начальник?

– Пока что да… Я таки надеюсь, что меня однажды замените вы.

– Я⁈

– Ну, кто-то же должен.

Справившись с изумлением, Диана Алексеевна кивнула и скрылась за дверью. Я же прошёл к себе, сел за стол.

– Диль! Встань передо мной, как лист перед травой.

– Слушаю, хозяин.

– Изобрази, пожалуйста, расписание для Дианы Алексеевны.

– Одну минуту.

Пока Диль писала, я налил нам с ней чаю и вздохнул. Ну что за жизнь такая? Работаешь, работаешь, мечешься, как белка в колесе… То ли я уже совсем обнаглел? Да, пожалуй, обнаглел. Всех дел за сегодня – погулял да покатался.

– Вот, готово. – Диль подула на листок.

– Превосходно. Передай Диане Алексеевне, можешь представиться. Затем будет ещё одно поручение. Бери кошелёк и вот этот список. По нему нужно будет купить всё в лавке на Рюрика. Там скажи, что от Акакия Прощелыгина, скидку дадут. Покупки – мне.

– Будет исполнено.

Диль, забрав всё, вышла из кабинета. Я посмотрел на две чашки чая.

– Ну вот, ушла… Даже чаю попить не с кем. Ну что за должность такая… Поистине, человек, поднявшийся столь высоко, обречён на одиночество.

В дверь постучали.

– Возможно! – крикнул я.

Дверь открылась, вошла секретарша. Дрожащая рука поднялась.

– Оставьте, – приказал я. – Ну послушайте же, в самом деле, вы таким количеством повторений попросту нивелируете самый смысл и сакральность. Что вам угодно, скажите словами, Господь не решает за человека все проблемы.

– До вас имеются, – чуть слышно пролепетала женщина.

– Ну, вот, и прекрасно же! Можете ведь. Просите, кто там имеется, пусть войдут. Вот какая неожиданность! Здравствуйте, Янина Лобзиковна. А я как раз две чашки чаю налил и задумался. Составите компанию?

– С удовольствием, Александр Николаевич.

– Удовольствия вам обещать, к сожалению, не могу…

– Я понимаю, вы ведь женитесь.

– Дело даже не в том. Просто качество чая…

– Ох, вы себе даже не представляете, какого рода веники мы заваривали, когда я была маленькой…

– Жили в бедности?

– Мы с братом одни валенки на двоих таскали. И тулуп – по очереди.

– Отвратительная штука – бедность. Душу разлагает. Ну, ваше здоровье.

– И ваше. Неплохой чай, зря наговариваете.

– И тут соглашусь. Просто есть у меня такая манера – создаю заниженные ожидания, чтобы потом не разочаровать собеседника.

– Наверное, это мудро… Но я к вам по делу. Возможно, конечно, нужно было не к вам, но я не знаю, к кому, а вы… Вы всем помогаете, да и вообще…

– Какая ужасная у меня репутация. Что случилось?

– Помните, как меня завалило книгами, когда вы с друзьями читать изволили?

– Как забыть. Перепугали вы всех.

– Так то была не я. Говорила же, что книги сами на меня попадали. А вы не верили!

– Да мы молчали…

– Вы молчали недоверчиво. А теперь – зайдите, полюбуйтесь!

Я допил чай и пожал плечами. Отчего бы не сходить и не полюбоваться? Зарплата-то капает.

* * *

Бам!

Бух!

Шлёп!

Книги самопроизвольно вылетали с полок и падали на пол.

– Дела, – согласился я. – И давно так?

– Да с тех самых пор, как на меня книжки упали, – сказала Янина Лобзиковна. – Каждый день всё больше и больше.

– То больше, то дольше, – уточнил Порфирий Петрович. – Как будто оно крепнет.

– Мы сначала думали, ерудна какая-то… Ну, мало ли, книжки падают. Но ведь это уже становится нарочитым! Даже, не побоюсь этого слова, циничным!

Книги падали нарочито и цинично. У меня не было возражений.

– Вот к кому тут можно обратиться? – всплеснула руками Янина Лобзиковна.

– Вы уже обратились ко мне, этого вполне достаточно. Предоставьте мне обдумать эту непростую ситуацию…

Диль вернулась с покупками через полчаса. Я проинспектировал содержимое бумажного пакета, кивнул и убрал всё в ящик стола.

– Диль, ещё одно, будь другом, скользни невидимкой в библиотеку, послушай там по духовным каналам, вернись с докладом.

Фамильярка исчезла. Ещё через полчасика появилась на прежнем месте.

– Ну, что скажешь?

– Там живёт сильный дух.

– Так я, в общем-то, и думал.

– И он нам уже знаком.

– Так-так-так, а вот с этого момента поподробнее.