Текст книги "Эволюция (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Глава 15

Дигнус старательно оттирал манжету пиджака. Прошло уже почти двадцать четыре условных часа с момента учиненной им расправы, и только теперь, перед заседанием совета, его перестала колотить дрожь. Но всё равно казалось, что на черных манжетах осталась кровь.

– Кольрин Дигнус? – окликнули его.

Дигнус вскинул голову, обвел взглядом собравшихся за вытянутым столом людей. Власть. Министры. Правители. Те, кто могли советовать королеве. Почему же все они сейчас испытующе смотрят на него, почему в полумраке зала заседаний так ярко горят их зеленые глаза?

Дигнус в поисках защиты повернулся к тем двоим, кому полагалось начинать заседания и направлять их.

Два кресла во главе стола пустовали. Принцесса Иджави. Верховный Советник Хирт.

Пальцы, теребящие манжету, остановились, и Дигнус ощутил, как кровь отливает от лица. Теперь он здесь – старший. Ему и начинать.

Дигнус встал, откашлялся и, чтобы выиграть время, медленно обошел стол. Он не позволил себе занять место Иджави и устроился на краешке кресла Хирта. Тут же, будто разозлившись на себя за нерешительность, вдавился глубже и принял расслабленную позу, хотя внутри него всё застыло.

Я убил их. Я – убийца.

– Вынужден просить прощения за то, что нарушаю условия траура. Мы не должны были собираться, пока не минуют обязательные…

– Да нам давно надо было собраться, – перебил резким голосом Агмос, худощавый мужчина с бледным лицом. – На «Ковчеге» творится черт знает что, узорги в панике. Принцесса мертва! – Он стукнул ладонью по столу. – Я чту традиции. Мы все чтим традиции. Нам впаяли эти традиции на генетическом уровне, и теперь мы – их рабы, как многие верующие на известных нам планетах. Но сегодня, я считаю, нам пора противопоставить разум – генетике. Мы нарушим традиции, и мы будем еретиками, но мы спасем «Ковчег». А дальше – пусть хоть звезды перестанут гореть.

– Спасибо. – Дигнус кивнул и почувствовал, как крепнет голос теперь, когда отголоски его мыслей прозвучали из уст другого. – Итак, до сегодняшнего дня ситуация складывалась непростая. Мы потеряли принцессу, и Верховный Советник исчез. Мы могли спокойно дождаться конца траура, затем назначить нового Советника, который избрал бы новую принцессу, которая примет решения и отдаст приказы. Однако Хирт формально остается на посту. И теперь, когда мы – да и весь «Ковчег», что немаловажно, – знаем, что он жив… С этим приходится считаться.

Министры морщились, отводили взгляды. Им не было нужды вспоминать витиеватые строчки кодекса, описывающие сложные принципы жизни народа узоргов. Как правильно заметил Агмос, принципы эти были вшиты им на генетическом уровне.

– Хирт может еще быть полезен, – подала голос Айсини, единственная женщина среди присутствующих. Обычно она отмалчивалась на собраниях, но теперь… Теперь было «необычно».

– Полезен? – скривился Дигнус. – Человек, который обезглавил нас, который предал всё, во что мы верили…

– …и продолжает действовать в интересах народа узоргов, – закончила за него Айсини.

Она встала. Немолодая женщина, на лице которой уже начали появляться морщины – свидетельство того, что первая сотня лет давно осталась позади. Айсини окинула взглядом мужчин и, поскольку никто не остановил ее, продолжила:

– Нашей целью было обретение земель – Хирт требует этих земель от правительства Триумвирата. Он угрожает нашим оружием. Он говорит те слова, которые произнес бы любой из нас, но делает это так, как умеет лишь он.

– Достаточно! – поднял руку Дигнус. – Мы слышим тебя, спасибо. Никто не говорит о том, чтобы ликвидировать Хирта, его ни к чему защищать.

– Я вовсе и не пытаюсь его защищать! – В свою очередь Айсини тоже повысила голос. – Я говорю, что он – наш правитель, и мы должны подчиняться его решениям до тех пор, пока новая принцесса не отдаст приказ о его казне. Она обязана будет это сделать, иначе пойдет на казнь сама. Но до тех пор мы подчиняемся Хирту. Подчиняемся традициям. Он не ждет от нас никаких действий – а значит, мы не должны действовать.

– «Он не ждет!» – подскочил Казон, самый старый узорг, его волосы успела покрыть седина. – Он именно что ждет, моя дорогая. Он не может не знать, что у нас тут творится. И – ждет, пока мы не перебьем друг друга, как бешеные животные.

– Зачем ему это? – возразила Айсини.

– Вот уж понятия не имею, да и не хочу задумываться. Я вижу, что происходит, и делаю выводы. Человек, который идет на меня, подняв тесак, хочет меня убить, и у меня нет причин задаваться вопросом «зачем?». Иногда нужно просто действовать. Я разделяю мнение Агмоса. Мы должны принимать решения самостоятельно.

Поднялся гвалт. Министры вскакивали с мест, размахивали руками, орали друг на друга. Дигнус смотрел. Дигнус слушал. Он бы тоже кричал вместе со всеми, если бы не призрачное пятно на манжете. Оно манило взгляд, оно шептало.

Убийца! Убийца!

Все эти министры терпели, и лишь сейчас выплескивали эмоции друг на друга. А он – не дотерпел. Ему казалось, что весь он остался там, в зале с подвешенными за ноги безголовыми телами. Теперь ему чудилась в этом некая мудрость провидения. Он, Дигнус, временно возглавляющий совет, может судить на холодную голову. Эмоции бушевали глубоко внутри него, наружу просачивалась лишь леденящая тоска и страх перед тем единственным, чего не дано изменить никому – перед прошлым.

– Достаточно, – тихо сказал он и поднялся, глядя в черную, космическую глубину полированной крышки стола.

Они замолчали. Притихли, будто дети, застигнутые за непристойным занятием. Некоторые, быть может, и покраснели. Дигнусу было плевать, он не хотел видеть их лиц.

Если я, поддавшись безумию, сейчас чувствую себя так, то как же чувствует себя Хирт?..

– Мы созданы для целей, которых человечество давным-давно достигло, и более не нужны людям. Все наши принципы и традиции были подчинены этим целям. Мы, подобно пчелам, строили гнезда, обживали планеты и уходили, уступая людям теплые места. А теперь мы больше не нужны людям, какой бы вкусный мёд не давали. Но давайте вспомним вот что: у нас есть по две ноги, по две руки. На плечах у многих из нас – головы. – Тут Дигнус не сумел сдержать истерического смешка, пальцы левой руки вновь вцепились в правую манжету. – Простите… Так вот, мы – мало чем отличаемся от людей. Мы превосходим людей, если уж на то пошло. И только генетические блоки мешают нам выступить против людей! Но эволюция снимает генетические блоки. Люди боялись огня, а потом приручили его. Узорги склонялись перед людьми, но когда пропал Хирт, Иджави организовала разработку «Квазара» – оружия, которое уничтожит триллионы людей. Вам известно, как она его назвала?

Дигнус посмотрел в глаза каждому, и ни один не дал ответа. Откуда им было знать? Иджави произнесла эти слова лишь однажды, проснувшись в его объятиях. Они нарушали законы и принципы задолго до того, как это безумие распространилось на весь «Ковчег».

– Оружие скорби, – произнес Дигнус. – Она заранее скорбела по тем, кого уничтожит «Квазар», но понимала эту неизбежную ступень эволюции. Понимала и принимала. И теперь, вслед за ней, принимаю эту ступень я. Те из вас, кто готов принять, выйдите из зала вслед за мной. Мы не будем больше трепаться, мы начнем делать.

Агмос, с каменным выражением лица, закрыл планшет и убрал его под мышку. Посмотрел на Дигнуса.

– Что же мы будем делать?

Дигнус приподнял уголок рта, намекая на улыбку.

– Уничтожим Гинопос. А потом вступим в переговоры с Триумвиратом, потрясая нашим оружием скорби. Мы заселим эти уютные планеты, с которых нас выгнали за то, что мы были лучшими. Мы успеем зачать поколения детей, в генах которых пропишется чувство собственного достоинства. А сами – можем скончаться в страшных муках, раздирая до костей собственные лица. Такова участь всех, своё отживших. Таково моё слово.

Дигнус вышел из-за стола и двинулся к выходу. Вслед за ним молча пошел Агмос. Третьей внезапно оказалась Айсини. Четвертым, качая головой, поднялся Казон. Остальные, раскрыв рты, провожали их взглядами.

– А… А мы? – сдавленно пискнул кто-то.

Дигнус ответил, но не ему. Выйдя из зала, он обратился к предводителю вооруженного отряда:

– Члены совета, оставшиеся в зале – изменники. Бросить их в камеры. При попытке сопротивления – стрелять на поражение.

Четверо новых властителей проводили взглядами новых солдат. Эволюция начиналась здесь и сейчас.

Глава 16

Реми Вернер прошел долгий путь от сына ничем не примечательного шахтера до директора завода по сборке военных кораблей. Многим идиотам казалось, что у него был «невероятный взлет», или «головокружительная карьера», но Вернер знал, что ничего в жизни не давалось ему просто так.

За что-то приходилось вкалывать круглыми сутками, забывая даже дышать.

За что-то – грызться с конкурентами.

За что-то – льстиво улыбаться власть предержащим.

А за что-то – убивать.

Теперь только по-настоящему опытный, поживший человек смог бы разглядеть в Реми Вернере старого, опасного волка. Для всех остальных он был лысеющим и толстеющим коротышкой в возрасте за пятьдесят. В сером безликом костюме, в таком же безликом кабинете, обставленном дорогой мебелью из полированного дерева.

Здесь, на Чаппеле, это действительно было экзотикой, поскольку древесину поставляли аж с самого Триумвирата (планеты, которая, вообще-то, официально древесину не экспортирует). Но Вернер принимал роскошь, как должное, и не особенно расстроился бы, если б кто-нибудь сказал ему, что на самом деле всё это – имитация из пластика.

Сам Вернер не был имитацией, не был имитацией и завод, которым он управлял. Сжимая кулак, Вернер отдавал себе отчет в том, что держит тысячи важных ниточек, за каждую из которых может дернуть в любой момент и – получить что-либо. Или повлиять на что-то. А теперь, с началом разговоров о войне, ниточек оказалось еще больше.

Но кое-что новое, неприятное добавилось к ним. Например, этот большегруз, который прилетел внепланово, без предупреждения и затребовал посадки по правительственному выделенному каналу. Вернер не мог не позволить этой махине сесть, хотя и пришлось ради торжественной встречи остановить работу доброго десятка цехов и устроить работникам оплачиваемый выходной. Вернер сам был работягой и знал, как это важно: когда начальство само оплачивает свои недоработки, а не взыскивает с тех, кто не может возразить.

А сейчас напротив него сидел этот наглый молодой человек. Ему, вероятно, было лет сорок, но для Вернера все, кому меньше пятидесяти, были «молодыми людьми». С возрастом он все лучше понимал ценности каждого правильно прожитого года жизни. Глупцы боятся старости. Мудрые стремятся к еще большей мудрости.

– Как я могу к вам обращаться? – спросил Вернер, в своей медленной, привычной манере.

– Смит, – последовал короткий ответ.

– Хорошо. Итак, мистер Смит…

– Не мистер. Просто Смит. Я бы хотел побыстрее покончить с болтовней, это и в ваших интересах тоже.

– Я понимаю, – кивнул Вернер. – Прежде всего я бы хотел увидеть соответствующий приказ, подписанный…

Пикнул браслет. Вернер прикрыл глаза, вызывая на сетчатку интерфейс. Сообщение пришло по каналу, который можно использовать только имея адресата в зоне видимости. Файл открылся. Это был приказ о срочной эвакуации, подписанный Ремилом Лансом, главой Триумвирата. Три секунды программа сличала набор символов электронной подписи с эталонным, после чего вынесла утвердительный вердикт.

Вернер пробежал взглядом пункты, отметил для себя те моменты, которые вызывали вопросы и открыл глаза.

– Прежде всего хотелось бы узнать, с чем связана эвакуация.

– Война, – коротко бросил Смит. Он сидел вполоборота, закинув ногу на ногу, и, кажется, больше интересовался носками своих туфель, чем разговором.

– Не думаю, что на новом месте удастся быстро наладить производство. А корабли, если я все правильно понимаю, нам понадобятся. Давайте-ка поподробнее, Смит. Если хотите – налейте себе выпить. Не знаю уж, что там вы себе нафантазировали, но упаковаться в ваш корабль мы сможем не раньше, чем через неделю, да и то – при условии, что будем работать в две смены. Поэтому десять минут разговора нам не повредят.

– Слушай меня внимательно, хорек, – все тем же спокойным, ленивым голосом заговорил Смит. – На тебя материала столько, что можно хоть сейчас закрывать на пожизненное, а потом использовать как пушечное мясо. Единственная причина, по которой ты до сих пор сидишь тут, а не на параше, – то, что ты управляешь этим заводом. То, что ты знаешь его. Поэтому ты в кратчайшие сроки упакуешь все свои станочки, погрузишь их на корабль, улетишь, куда скажут, со всеми своими работничками, и там – в кратчайшие же сроки – развернешь все по-новой. Тебе ясно, или я должен пристрелить тебя и решать вопрос с твоим более расторопным замом?

Кобуру на поясе Смита Вернер заметил сразу же, как тот вошел. А тон не оставлял сомнений, что угроза серьезная.

– Я должен знать, что сказать рабочим, – твердо сказал Вернер. – Человек куда лучше работает, если перед глазами болтается правильная морковка, а не хер начальника. Поэтому прошу вас, снизойдите хоть до каких-то объяснений.

Смит снизошел. Вернер задал пару уточняющих вопросов. Потом выдвинул условие. Смит принялся кричать, но Вернер был непреклонен. Ему было чем пригрозить людям, которые нуждались в его заводе. Смит долго совещался с кем-то через браслет, не шевеля губами, телепатически. Потом открыл глаза и кивнул.

Спустя полчаса Реми Вернер стоял на смотровом балконе над самым обширным из цехов и обращался к собравшимся рабочим. Пять сотен голов. Все, до единого, включая уборщиков, офисных клерков, охрану и обслуживающий персонал.

– Напоминаю, вы дали подписку и не имеете права покидать территорию завода до истечения контракта. Однако я готов разорвать контракт с теми из вас, кто захочет остаться… – Вернер выслушал оживленные перекрикивания снизу и закончил: – …и умереть.

Теперь внизу стало тихо. Тихо, как будто все уже умерли.

– Как только мы покинем планету, ее поверхность будет зачищена при помощи ядерного оружия. Всем вам повезло, что вы работаете здесь. Потому что остальные до последнего даже ничего не узнают. Кто-то успеет увидеть ядерные «грибы», а кто-то даже не проснется.

– А наши семьи? – крикнули снизу.

Вернер кивнул:

– Таково было мое условие. Все родственники, проживающие на территории завода, улетают с вами. На новом месте со временем им предоставят аналогичные или лучшие жилплощади. Настало тяжелое время для галактики, ребята. И Триумвирату приходится принимать непростые решения…

– А те, кто не на территории? – перебили его.

Вернер нахмурился. В спешке он об этом не подумал. Действительно, у многих остались родственники на Чаппеле, не посвященные в тайны производства. Друзья. Любимые.

– Нет, – твердо заявил Вернер. – Только те, кто живет с вами здесь, в поселке. Я даже этого добился с немалым трудом.

* * *

Вернер блефовал, и блеф его не оправдался. Как ни старался он выстроить речь, к вечеру у него на столе лежало пятнадцать заявлений об уходе.

«Никто не уйдет, – предупредил Смит сразу после речи. – Не хватало устроить панику на Чаппеле».

Вернер перебирал, закрыв глаза, файлы досье, вглядывался в фотографии пожелавших остаться, смотрел на то, что они писали в заявлении в графе «причины».

Одно привлекло внимание Вернера: «Я пошел на завод, чтобы заработать денег и жениться. Но если моя невеста умрет, не будет смысла ни в моей работе, ни во мне. Прошу уволить по собственному желанию во избежание самоубийства».

Слова строились коряво, простовато, но почерк был твердым, ровным, будто это человек – Кальвин Строук – целыми днями отрабатывал каллиграфию, а не возился с железом.

«Никто не уйдет».

– Да пошел ты, – поморщился Вернер. – Это мой завод. И мои работники. Если кому-то и дозволено их поиметь, так только мне.

С этими словами Вернер поставил на заявлении размашистую подпись и закрыл глаза. Теперь он не вызывал интерфейс, просто вглядывался во тьму. Помимо прочего, предстояло сделать невозможное: выпустить на свободу Кальвина Строука.

Глава 17

Лейст старался не смотреть в глаза Аргеною – не был уверен, что сможет посмотреть правильно. Даже и не знал, как это – «правильно». Он был хорошим солдатом и, видит бог, не самым плохим капралом, но те игры, что велись сейчас, были ему не по зубам. Это была территория таких, как Хирт, Аргеной, Ланс. Тех, кто способен делать одно, говорить другое, думать третье, надеяться на четвертое, а в случае чего всё разом перечеркнуть и сделать нечто такое, чего никто не сумеет предугадать. И оказаться на вершине пищевой цепи.

Голограмма погасла. В тишине зала слышалось лишь дыхание четверых человек.

– Если они действительно сумеют объединиться, – нарушил молчание Сонлер, – это для нас ничего хорошего означать не будет.

Снова тишина. Все понимали последствия объединения узоргов и Триумвирата. Пусть воины из узоргов никакие, а из наземников – не многим лучше, но если узорги поделятся своими технологиями… Войска Триумвирата, оседлавшие технологии узоргов, смогут посоперничать с гинопосцами не только в космосе, но и на земле.

– Мы всегда сможем уйти.

Лейст поднял голову. Он оказался не одинок – все с удивлением смотрели на Ирцарио, который, изображая манерного красавчика, внимательно разглядывал ногти правой руки.

– Уйти? – переспросил Аргеной. – Предлагаешь отступить? Бежать?

– Не драматизируй, отец, – поморщился Ирцарио. – Я понимаю, ты сейчас заорешь и, быть может, вторично меня изгонишь, но давай начистоту. Долг, честь, прочая дребедень – всё это давно пустой звук для нашего народа. Люди хотят землю. Они хотят дом. И если они не получат желаемого в ближайшее время, Гинопос сожрет сам себя. Так не всё ли равно – долбиться головой о напичканную технологиями узоргов армию Триумвирата, или плюнуть и отправиться к соседней галактике? Твоячихуахуа вывернется наизнанку, убедит всех подождать и – может быть! – мы получим последний шанс. Проведем войну быстро и по-умному. Получим желаемое. А потом, лет через сто-двести, наши потомки, возможно, захотят слетать в гости к узоргам и аннигилировать их, вместе со всем Триумвиратом.

Тут он повернулся к Лейсту и спросил:

– Ты как, дружище, не против путешествия? Небось и не думал, что увидишь соседнюю галактику?

Зачем, черт побери, он это делает?! Теперь Аргеной странно молчит, молчит и его «чихуахуа» – Сонлер. Все ждут от Лейста реакции, а он представления не имеет, как реагировать. Какой ответ будет верным…

И вдруг его осенило. Вот же он, верный ответ. На поверхности.

– Я не знаю. – Лейст посмотрел в темные глаза Аргеноя. – Если таково будет ваше решение – я, разумеется, останусь на Гинопосе. Не возвращаться же… Но если интересно мое мнение – мнение простого человека, однажды спустившего свою жизнь в унитаз…

Каким-то чудом Лейст разглядел в глазах Аргеноя разрешение продолжать. И сказал, обнажая частичку души перед этим странным и страшным человеком:

– Перед тем как ставить всё на последний шанс, надо убедиться, что он действительно последний. И что он – есть. Я не знаю, почему я сижу здесь сейчас. Я не аналитик, не правитель, я даже не сколько-нибудь значимый человек в Триумвирате. Я гинопосец. Худший из гинопосцев, если на то пошло. Но здесь я обрел свою новую родину, свою настоящую семью. Если я чем-то могу помочь – скажите.

Аргеной молчал. Ирцарио еле слышно усмехнулся. А Сонлер вдруг улыбнулся Лейсту.

– Не худший, – сказал он. – Худший перед тобой. Пусть тебя это подбадривает.

Он поднял руку и показал «ножницы» указательным и средним пальцами.

Ирцарио одобрительно засмеялся и заговорил уже более деловым тоном:

– Если всё так обернулось, то я предлагаю повременить с Чаппелом. Прикинем: узорги протягивают Триумвирату руку – после всего, что было. Ланс крутит носом, прикидывает, как менее позорно разрешить ситуацию. И вдруг выясняет, что главный завод по производству боевых кораблей превратился в радиоактивное пепелище. Разве это не подтолкнет его к не нужному нам решению?

– Если они объединятся, – заговорил Аргеной, будто и не слышал ничего, что говорили Лейст и Ирцарио, – то это ничего до поры не значит. Наши беспилотники патрулируют подступы к галактике, среагируем мы молниеносно. Чтобы получить что-то от узоргов, ребятам придется запустить один из двух сценариев. Либо пригласить зеленоглазых к себе, либо лететь к зеленоглазым самим. В обоих случаях мы получаем их на блюдечке. Если они совершенно ополоумят, то мы даже сумеем выследить «Ковчег», а тогда вся война займет от силы неделю.

– Ну, есть и третий вариант, – вставил Сонлер. – Не думаю, что Триумвират успели покинуть все узорги. Что если Хирт отыщет оставшихся и запихает их на военное производство? Опасность узоргов не в технологиях, которыми они обладают, а в технологиях, которые они могут создать на коленке в кратчайшие сроки. «Квазар», существование которого подтвердил Хирт, создан за год. Людям понадобилось бы несколько поколений, чтобы разработать подобное. Мы будем сидеть и ждать, пока кто-нибудь появится (а может быть, нам время от времени будут подкидывать не самые ценные кадры), а в Триумвирате тем временем произойдет техническая революция.

– Тогда завод лучше разнести чем скорее, тем лучше, – сказал Лейст. Сказал машинально, тут же спохватился и задумался. А он ведь действительно, на полном серьезе рассуждает, как уничтожить родную галактику. Или поставить ее на колени.

Аргеной вздохнул, откинулся на спинку кресла. В полумраке глаза его закрылись.

– Я что-то совсем потерял нить разговора, – сказал он. – Вы говорите так, будто я спрашивал вашего мнения об отдаваемых приказах. Ирцарио. Прошло уже три дня из отведенной тебе недели. Если через четыре я спрошу, где ты, и узнаю, что не летишь на Чаппел, я вышвырну тебя за борт и аннигилирую антиматерией, чтобы не было соблазна вновь взять тебя обратно. То же произойдет, если ты сейчас продолжишь говорить со мной в таком же духе. То же касается и тебя, Лейст. У меня есть совет генералов, где я, если вдруг захочу, поставлю свои решения на обсуждение.

– Тогда зачем мы здесь? – развел руками Ирцарио.

– Ты – понятия не имею. Я сказал, что ты здесь не нужен. Мне лишь хотелось посмотреть на капрала Лейста.

– Ясно. – Ирцарио с грохотом отодвинулся от стола, встал и, не удосужившись задвинуть стул обратно, пошел к выходу. – Очередная проверка наземника. Прошу прощения, что помешал.

Лейсту почудилось, что в голосе Ирцарио прозвучало нечто вроде… ревности.

– Остановись, я не сказал тебе уходить, – повысил голос Аргеной.

– Ты мне и приходить не сказал. Я такой самостоятельный…

– Ирцарио!

У самой двери Ирцарио развернулся и посмотрел на отца усталым, смиренным взглядом.

И тут Аргеной удивил Лейста. Он спросил – совершенно другим голосом, мягким и будто заботливым:

– Как лицо?

Удивился и Ирцарио. Рука его дрогнула в попытке подняться к лицу, но остановилась. Ирцарио показал отцу большой палец.

– Лучше прежнего. Жду не дождусь увольнительной на Чаппеле.

Отец кивнул, и Ирцарио, поклонившись, вышел. Лейст почувствовал себя до невыносимости лишним здесь.

– Как твои бойцы? – спросил Аргеной.

– Испытываю их, – ответил Лейст. – Хочу посмотреть, что они из себя представляют, чтобы понять, чему я могу их научить.

– Не зацикливайся на этом, – поморщился Аргеной. – Учить их – не твоя основная обязанность. Ты должен научиться управлять ими. Потому что с ними тебе придется лететь на Чаппел и ликвидировать завод.

Лейст подумал, что ослышался.

– С этими пацанами? Диверсионная операция?! Но…

– Лейст… Если пятеро гинопосских пацанов не сумеют перебить охрану какого-то там завода, то я – не главнокомандующий Гинопоса, а хозяйка борделя. К тому же Ирцарио возьмет более опытных бойцов, не беспокойся. Закрыли эту тему. Сегодня вечером ты свободен?

Лейст мотнул головой – не в знак отрицания, нет, он пытался прийти в себя, понять, что не ослышался.

– Простите… Я не понимаю, что вы хотите от меня услышать.

– Я хочу, чтобы ты пришел ко мне на ужин. Такое приглашение – знак высочайшего расположения с моей стороны. Это поднимет твой авторитет среди гинопосцев и сделает более понятным твоё грядущее повышение.

Лейст молча смотрел в непроницаемые глаза Аргеноя.

– Я не хозяйка борделя, Лейст. Когда я спрашиваю, свободен ли ты, я не даю тебе повод вежливо отказать, я лишь интересуюсь, какие твои обязанности мне придется переложить на другого, чтобы ты пришел ко мне на ужин.

– Я собирался погонять парней в зале и в тире, но… – Лейст развел руками.

Аргеной улыбнулся ему, кивнул, вставая из-за стола.

– Ровно в семь. Форма одежды – повседневная.

Здравый смысл требовал пропустить Аргеноя с секретарем вперед, но те замедлили шаг, когда Лейст остановился. Он чувствовал себя заключенным, которому вот-вот выстрелят в затылок.

– Что, я прошел какую-то важную проверку? – спросил он, чтобы хоть немного разрядить обстановку.

– Может, и так, – сказал Аргеной. – А может, я веду какую-то свою игру, в которой ты – пешка, и знать о том, для чего я тебя двигаю в ферзи, тебе не нужно. Задумаешься, когда научишься пересекать доску из конца в конец одним прыжком.

Дверь открылась перед Лейстом, и в коридоре он с удивлением увидел пятерых своих бойцов. Они вытянулись по стойке смирно перед командиром, и один из них протянул Лейсту нечто, завернутое в оберточную бумагу.

– Капрал Лейст, разрешите доложить, ваше приказание выполнено! – протараторил парень.

Он тут же изменился в лице, увидев за спиной командира человека, чьи портреты и голографические изображения украшали все учебные помещения на малых кораблях. Замер, не зная, как ему – жалкой песчинке под ногами главнокомандующего – следует себя вести.

– Вольно, – спас его от затруднения Лейст. – Давно тут?

– Двадцать шесть минут, капрал Лейст!

– Молодцы. Возвращайтесь к расписанию, вам на браслеты должна была упасть вся необходимая информация.

– Так точно!

Пятеро бойцов выбежали из коридора.

– Недурно, – отметил Аргеной. – Что в пакете?

– Нож, – коротко сказал Лейст, сжав хрустящий сверток.

Аргеной продолжал смотреть, и Лейст развернул бумагу, показал главнокомандующему стандартный гинопосский боевой нож.

Потеряв интерес, Аргеной удалился, а вот Сонлер, следуя за своим отцом и начальником, обернулся. Взгляд его был странным. И Лейст до сих пор не мог понять, как относиться к кастрату. Ирцарио над ним глумился, но он был на особом положении. А Лейст был единственным капралом, вхожим к самому Аргеною, поэтому брать пример было не с кого.

Лейст бесцветно улыбнулся Сонлеру, и тот ушел. Двинулся к монорельсу и Лейст.

Только закрывшись в своей крохотной каютке, он взялся за нож, который в первый же миг удивил неправильной балансировкой.

Лейст ощупал рукоятку, обнаружил, что навершие проворачивается. Открутил его и обнаружил, что рукоятка полая. Внутри нее, четко вписываясь в выдолбленное гнездышко, лежала крохотная пробирка с темно-красной жидкостью.

Похожей на кровь.