Текст книги "Эвис: Повелитель Ненастья (СИ)"

Автор книги: Василий Горъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц)

Глава 5

Первый день третьей десятины второго месяца зимы.

На этот раз услышать своих женщин без помощи Даров Вэйльки и Найты получилось за семнадцать шагов до входа в Бирюзовые покои, хотя мои красавицы, как обычно, обретались в гостиной третьей спальни. Удовлетворенно отметив, что способность, хоть и очень медленно, но усиливается, я прислушался к эмоциям Давела, стоящего на страже перед входными дверями, и подобрался – воин был чем-то озабочен.

Вывернув из-за поворота коридора и заметив, что в эмоциях вассала появилось чувство облегчения, я подошел к нему и приказал:

– Рассказывай…

– Около наших покоев начались какие-то нездоровые шевеления, арр! – хмуро начал он. – С утра, в смену Тиммела, их дважды пытались «перепутать». Сначала новый истопник, а затем незнакомая горничная. Сразу после обеда с визитом вежливости приходил какой-то хейзеррец и пообещал мне очень крупные неприятности, когда услышал, что в ваше отсутствие в эти двери может пройти только Доргетта ар Маггор. А колец пять тому назад мимо «совершенно случайно» прошел посол Хейзерра со свитой из четырех воинов. Готов поставить свой меч против гнутого щита[1], что им показывали и покои, и стоящего на посту стражника!

– Именно Хейзерра? Ты ничего не путаешь? – на всякий случай уточнил я, но когда ощутил в эмоциях воина нешуточную обиду, объяснил причину своего недоверия: – Понимаешь, не так давно к Найте подходил посол Торрена с предложением «помочь» Ночному Двору ее Родины. Поэтому появление торренцев было бы понятнее.

Давел расслабился и отрицательно помотал головой:

– В прошлом году я сопровождал арра Бриела на прием в хейзеррское посольство и видел Ассаша ар Ремир своими глазами.

– Приметы, бросившиеся в глаза, перечислить можешь?

Воин кивнул:

– Запросто! Косой шрам на левой щеке от скулы до угла рта, нос с горбинкой, цыплячья шея, рост, очень маленький даже для хейзеррца, и невероятно узкие плечи. Далее, на левом предплечье – потайные ножны, а на кисти нет половины мизинца, меч короткий, парадный. Носит справа. Ножны усыпаны драгоценными камнями, как женское ожерелье…

– Достаточно, это был действительно он! – прервал его я, а затем поинтересовался: – Где находится вход в Башню Теней, представляешь?

– Нет, но если надо – найду.

– Отлично! Идешь туда, от моего имени требуешь, чтобы тебя проводили к Витсиру ар Диргу, и повторяешь ему все то, что рассказал мне, а потом отправляешь к нему Тиммела, чтобы он описал приметы горничной и истопника. Да, и еще: пусть Тиммел опишет их приметы всем, кто заступает на этот пост. И предупредит, что, если вдруг эта «горничная» начнет разносить еду, об этом надо немедленно доложить мне или моим супругам. На этом все. Выполняй!

– А…

– Отправишь на пост кого-нибудь из свободной смены. А пока подежурю я…

…Менять меня прибежал все тот же Тиммел. Рассказал несколько незначительных подробностей о «гостях» и замолк. А я, поблагодарив воина за службу, вошел в покои, снял с себя опостылевшую куртку, пересек большую гостиную и потянул на себя дверь помещения, нашими стараниями превратившегося в тренировочный зал.

Обе Дарующие, которым я дал почувствовать, что сменился, еще на выходе из королевского крыла дворца, отреагировали на мое появление вспышкой тепла и радости. Майра с Тиной заулыбались. А Алька, внимательно слушавшая очень эмоциональные объяснения своей бабушки, лишь шевельнула плечами – мол, заметила, но повернуться пока не могу.

Тогда я оглядел Дору с ног до головы, затем поймал взгляд своей советницы и вопросительно выгнул бровь. Женщина еле удержалась от смеха, а затем показала мне кулак. За спиной стоящей рядом Майры – чтобы этот жест ненароком не увидела ее мать. Я тут же сделал вид, что испугался, а затем громко поздоровался:

– Всем добрый вечер! Кстати, Дора, штаны вам очень идут!

– Хорошо, что не сказал «к лицу»! – сварливо заметила ар Маггор. Но поворачиваться не спешила. Я ее тоже не торопил, так как видел заалевшие уши и шею, и не хотел смущать женщину еще сильнее:

– Как успехи внучки в овладении авадой[2]?

Дора забыла про пунцовое лицо, стремительно развернулась на месте и возмущенно всплеснула руками:

– Я отказываюсь понимать, как такое может быть: твои супруги пользуются ею так, как будто родились с эти клинком в руке, а новые движения хватают чуть ли не раньше, чем дослушивают объяснения!

– Не надо так волноваться! – мягко улыбнулся я. – Вышивать крестиком я их не заставляю. Целыми днями играть на дайре[3] и завывать что-нибудь душещипательное – тоже. Поэтому скуку они убивают в постоянных тренировках.

– Нейл, не смеши! – разозлилась Дора. – До знакомства с тобой моя дочка могла кого-нибудь ткнуть разве что ключом[4], а двигалась, как несушка по насесту!

– Вот именно, «до знакомства со мной»! – кивнул я, и тут же повернулся к ее дочери: – Тина, скажи-ка маме, сколько раз со дня нашего знакомства ты повторила, ну, скажем, скользящий шаг вперед и влево?

Советница подняла взгляд к потолку:

– Если считать по минимуму, то есть, по две сотни повторений в день, то за месяц получится десять тысяч. Мы прозанимались полтора месяца летом, всю осень и больше половины зимы. Значит, я сделала что около сорока пяти тысяч повторений.

То, что дочь не шутит, ар Маггор поняла с первых же ее слов. Поэтому, услышав цифру, растерялась. А я продолжил давить:

– Как когда-то говорил мой отец, «для того, чтобы понять движение, требуется пять тысяч повторений. Для того чтобы вбить его в ноги – пятьдесят. Чтобы оно стало твоим – пятьсот…» Получается, что Тина и Алька просто обязаны были вбить в ноги большую часть того, чему я их учил…

Дора онемела. А к моим объяснениям присоединилась и умница Майра – потупила глаза и изобразила виноватый вид:

– На самом деле во всем виноваты мы! Привыкшие заниматься с рассвета и поздней ночи, мы даже по покоям ходим с ножом или мечом в руке, чтобы не отвыкать от ощущения рукояти в ладони. А Тина с Алькой тянутся за нами, поэтому делают то же самое и уже начинают чувствовать оружие продолжением руки.

– Ага! – гордо поддакнула мелкая, выхватила клинок из ножен между лопаток, и изобразила что-то замысловатое и, наверняка, жутко опасное.

– Странный род, странные нравы, странные бабы… – заключила Дора. А потом ляпнула. Кажется, даже не сообразив, что именно говорит: – Эх, где мои пятнадцать лет? Оборвала бы, в Бездну, нить[5] и пришла бы к тебе лилией[6]…

Мои женщины понимающе переглянулись и захихикали. А я сделал вид, что слышу такие заявления по десять раз на дню, и развел руками:

– Думаю, что обрывать нить сейчас не стоит – арр Бриел не поймет. Ну, а понемногу тренироваться можно, просто приходя в гости!

– Значит, как женщина я тебя не привлекаю⁈ – притворно обиделась старуха, а затем громогласно расхохоталась…

…Переодеваться в платье Дора не стала и к ужину – прошла в малую гостиную, куда Тина после звонка сигнального колокольчика закатила доставленные к дверям наших покоев столики[7] с едой, удобно устроилась в одном из кресел и задумчиво уставилась на Найту с Вэйлькой, раскладывавших по тарелкам мясо с тушеными овощами:

– Знаешь, Эвис, что меня больше всего поражает в твоей семье?

Я отрицательно мотнул головой.

– Отношения между твоими женщинами: я постоянно наблюдаю за ними и впрямую, и сквозь ресницы, и в отражениях зеркал, но не вижу ни зависти, ни соперничества, ни взаимного недовольства! Вообще ни в ком, понимаешь?

– Может, потому что этих чувств в них нет? – потянувшись за куском сыра, спросил я.

– Так не бывает! – отрезала она. – Для того, чтобы женщина ни с кем не грызлась за теплое место рядом с мужем, она должна быть единственной!

– У Нейла все места теплые! – хихикнула мелкая. – И женщина у него одна-единственная. Просто с одной душой и пятью телами!

Мои красавицы согласно кивнули. Причем кивнули абсолютно одинаково и одновременно. А когда Дора ошалело вытаращила глаза, весело рассмеялись!

Я показал расшалившейся Вэйльке кулак, а когда она состроила невинное выражение лица и похлопала ресницами, «объяснил» гостье очередную странность:

– Отрабатывать только перемещения и удары им скучно. Вот и развлекаются, вбивая в ноги всякую ерунду вроде одновременного кивка или поворота. Знаете, я иногда подумываю дать им в руки пехотные щиты и месяц-другой погонять на перестроениях в пешем строю.

– Зачем⁈ – ужаснулась ар Маггор.

– Если я буду с утра и до вечера требовать слитности движений, то она им очень быстро надоест!

– Шутишь, что ли? – не сразу сообразила она.

– Ну да! – покаялся я. – Ведь к этим платьицам щиты не подойдут…

Представив себе эту картину, женщина расхохоталась. А уже через половину кольца забыла и про поразившую ее слаженность, и про одну душу на пятерых – начала рассказывать историю за историей из своей молодости. И посерьезнела только тогда, когда ужин был уничтожен, а столики с грязной посудой выехали в коридор:

– Нейл, уделишь мне четверть кольца для беседы наедине?

Вместо ответа я встал с кресла и пригласил ее следовать за собой. А когда зашел во вторую малую гостиную и уселся на ближайший диван, то вопросительно уставился ей в глаза.

– Я хочу еще раз извиниться за то, что оскорбила и выставила тебя в не лучшем свете перед Магнусом ар Койреном! – густо покраснев, но не пряча взгляда, твердо сказала она. – Я была неправа.

– В этом нет необходимости – я вас уже простил.

– Есть! – вздохнула женщина. – После того, как вы позвенели с ним мечами, он ходит, сам не свой, и рассказывает всем и каждому, что в Маггоре появился второй Гаттор Молния!

– Я его не побеждал! – напомнил я.

– Ну да! – язвительно поддакнула ар Маггор. – Не дал ему ни разу коснуться себя клинком, а сам атаки только изображал…

– А что мне было делать? Место первого клинка Маллора я занимать не хочу.

– Не знаю. Но вчера вечером Магнус где-то столкнулся с Торваром ар Тиером и начал с восторгом описывать ваш бой. А когда тысячник ляпнул что-то вроде «Что, и ты ему поддался?», вызвал того на поединок и тяжело ранил. В общем, Тиер в постели, Койрен продолжает восторгаться, а по Лайвену расходятся слухи один невероятнее другого.

– А я-то думал, что к нам гости-то зачастили! – воскликнул я, а затем пересказал Доре все то, что услышал от своих вассалов.

– Ну все, моими стараниями спокойная часть зимы, можно сказать, закончилась… – страшно расстроилась женщина. – Что ж, будем готовиться к неприятностям…

Готовиться к неприятностям я начал уже через половину стражи, когда донельзя расстроенная гостья удалилась в третью спальню, улеглась на кровать и погрузилась в мрачные раздумья: подозвал к себе обеих Дарующих и поинтересовался, как обстоят дела с последними изменением на скорость движений, которое они начали проводить в два Дара. Оказалось, что кроме Вэйльки, его успели попробовать на Найте и Майре.

– Только оно не совсем на скорость! – призналась младшая. – Сильнее всего меняется реакция: движения противников словно замедляются, и ты успеваешь не только двигаться, но и думать.

– А что еще? – почувствовав в ее эмоциях какую-то недоговоренность, спросил я.

– Первое время слегка кружится голова и немного подташнивает… – подала голос Найта. – А еще чувствуешь себя беременной.

– В смысле? – не понял я.

– Я полдня лизала мел и двое суток ела за троих! Майра грызла яблоки, не переставая, а кушала вообще за пятерых.

– А я ходила с серебряной монеткой за щекой и уминала мед вместе с сотами! – призналась первая меньшица.

– Это мелочи! Как-нибудь переживу… – заключил я. – В общем, придется обойтись без сюрприза – сегодня измените меня.

Возражений не последовало. Поэтому через пару колец, ополоснувшись перед сном, мы втроем ввалились в спальню. Я сразу же рухнул на кровать. А когда перевернулся на спину и посмотрел на намеренно замешкавшихся Дарующих, то согрел их души искренним восхищением:

– Нет, все-таки вы самые красивые женщины на свете!

Они засияли, о-о-очень неторопливо двинулись ко мне, чувственно покачивая бедрами и плавясь от счастья. Причем на этот раз в душе Найты не было ни тени стеснения или неуверенности в себе. Наоборот – она упивалась моими эмоциями и жаждала радовать меня красотой своего тела! Точно так же изменилось ее поведение и в остальном – забравшись на постель, женщина с большим удовольствием перепробовала несколько вариантов объятий. А когда нашла тот, в котором чувствовала меня ярче всего, начала настраиваться на изменение. И, дождавшись мысленной команды «сестрички», наконец, пробудила Дар в полную силу.

К моему удивлению, мощи в нем прибавилось весьма ощутимо. Пообещав себе поинтересоваться причинами с утра, я добавил каждой Дарующей немного воли, полностью расслабился и растворился в общем сознании…

…Вывалиться в реальность оказалось куда сложнее, чем обычно, ведь там, в буйстве двух совершенно разных, но таких ласковых и теплых стихий, было куда уютнее, чем в обычном мире. Но все усиливающееся ощущение, что выйти надо обязательно, звало наружу. И я, собравшись с силами, заставил себя потянуться к собственному телу. Через миг оно рванулось навстречу, приняло в себя мою душу и… ударило по полностью открытому сознанию чувством голода, сводящим с ума, сильным головокружением и не менее сильной тошнотой! Еще через десяток ударов сердца я понял, что меня колотит мелкая и на редкость неприятная дрожь, перед глазами мельтешат темные и светлые пятна, мешающие видеть, а простыня и одеяло насквозь промокли от пота.

– Твоей воли оказалось многовато… – виновато прошептали справа, и я, повернув голову на голос, еле удержал в себе содержимое желудка. – Ты начал изменяться как-то уж очень быстро, и мы решили остановиться!

– Правильно сделали! – пробормотал я, и не узнал собственный голос – он показался мне куда более низким, чем обычно, и каким-то рокочущим, что ли.

– Ого, какой голосок! – восхитились слева. – Пробирает до слабости в коленях! А ну-ка, скажи что-нибудь еще…

– Не надо! – испугались справа. – У меня пересохло во рту, а сердце заколотилось, как сумасшедшее!!!

Слева не на шутку развеселились:

– А-а-а, боишься?

Впрочем, развивать эту тему дамы не стали – коснулись Даром и вжались в меня телами, а через некоторое время заключили:

– Так же, как было у нас: немного тошнит, кружится голова и слегка колотит.

– А еще я толком ничего не вижу из-за пятен перед глазами и чувствую жуткий голод! – добавил я. А потом уточнил: – Хочу мяса. Много. И прямо сейчас!

Видимо, монолог, произнесенный новым голосом, оказался слишком длинным, так как справа ойкнули, стремительно откатились куда-то далеко-далеко и под истерический смех той, что слева, хрипло выдохнули:

– Я вызову разносчицу с кухни и закажу!

– Пусть поторопится! – поняв, что вот-вот умру с голоду, воскликнул я. – И тащит хоть холодное, хоть вчерашнее, хоть позавчерашнее…

– Нейл, ну пожалуйста! – жалобно попросили от входной двери и исчезли за открывшейся створкой.

– Любимый, слушай меня внимательно! – после небольшой паузы потребовал оставшийся голос, и я, наконец, сообразил, что слышу Вэйльку. – Сейчас ты откроешь глаза и сосредоточишься на большом белом пятне, которое появится перед тобой. Это моя ладонь. Твоя задача – сначала увидеть ее контуры, а затем и каждый отдельный палец. Договорились?

Я кивнул. А следующее кольцо-полтора с помощью меньшицы приводил зрение в порядок. То есть, заново учился узнавать ее руку сначала перед лицом, затем на расстоянии локтя, двух и так далее. С каждым новым упражнением мути в глазах становилось все меньше и меньше, а окружающий меня мир обретал глубину, объем и цвет. Мало того, стоило мне вернуть умение переводить взгляд с отдаленных предметов на те, которые совсем рядом, как перед внутренним взором что-то вспыхнуло, и я прозрел. То есть, увидел такими, какими они есть на самом деле, и слегка встревоженную Вэйльку, и спальню. Хотя нет, не такими же – зрение стало заметно острее, чем раньше, при желании сосредоточиться на чем-то одном предмет словно немножечко приближался, а края поля зрения чуть-чуть размывались! При этом головокружение практически прошло. Тошнота и дрожь – тоже. Зато голод стал таким сильным, что моментами лишал возможности нормально соображать. Поэтому, услышав в малой гостиной шорох ковра и унюхав сводящий с ума запах вареного мяса, я рванулся к краю кровати и… понял, что разучился не только нормально смотреть, но и управлять собственным телом!!!

Само собой, расстроился не на шутку, ибо сразу же вспомнил о дежурстве. И почувствовал ласковое прикосновение к плечу:

– Все придет в норму меньше, чем за стражу! Главное не торопиться!

Я вздохнул, затем наткнулся взглядом на блюдо с мясом, которое несла мне полностью одетая Найта, и на какое-то время выпал из реальности…

…Для того чтобы вернуть себе способность нормально двигаться, потребовалось стражи полторы, проведенной в самой странной тренировке из всех, которые мне когда-либо устраивали. Сначала я пробовал сгибать и разгибать каждый палец по отдельности. Затем сжимал их в кулак, поднимал и опускал кисть, крутил предплечьями и так далее. Чуть позже, когда начали слушаться руки, так же добросовестно занимался ногами. Потом смог сесть, встать, сделать первый шаг. Конечно же, не без поддержки Дарующих. Справившись с головокружением, пересек комнату по прямой. Чуть не упал при попытке повернуться направо. Присел. Сделал первый выпад и первый кувырок.

Вскоре стало понятно, что для возвращения уже имеющихся навыков сознанию требовалось от трех до пятнадцати повторений одного и того же движения. Причем, если первые получались «со скрипом», то последние радовали непривычной легкостью и странным ощущением, которое Вэйлька назвала «прорастанием движения в душу»: вбитые в ноги перемещения, удары и целые связки выполнялись так, как будто я ими жил с самого рождения! Поэтому незадолго перед рассветом, когда ко мне вернулась не только способность двигаться, но и внутренний взор с умением слышать, я доел третью тарелку мяса и захотел попробовать себя в поединке.

Услышав это предложение, Вэйлька заулыбалась. А Найта, невесть в который раз за ночь покраснев до корней волос, тихонько попросила:

– Нейл, пожалуйста, попробуй что-нибудь сделать со своим голосом, а то этот тембр сводит меня с ума!

Держа данное слово, она не позволила себе закрыться даже в этот момент. Поэтому я, услышав, что с ней творится, дал женщине ощутить, что чувствую вину, и пообещал, что попробую что-нибудь сделать. Затем закрыл глаза, внимательно оглядел себя внутренним взором, а где-то через треть кольца вдруг понял, что родовыми цветами – черным с серебром – «окрашено» мое горло.

Для того чтобы убрать этот «цвет», потребовалось просто захотеть. И я, не на шутку обрадовавшись, смог нормально извиниться:

– Прости, я не хотел! Голос стал таким сам собой…

– А повторить сможешь? – заинтересованно спросила Вэйлька.

– Да, смогу. Только зачем? – вернув и убрав «серебро», буркнул я. – Ни одна женщина на свете не сравнится с теми, которые у меня уже есть. А соблазнять, кого попало, не в моем характере…

…Бой против двух Дарующих, работавших на пределе своих возможностей, быстро превратился во что-то, похожее на танец: они наносили выверенные, точные, согласованные и невероятно быстрые удары по разным уровням, а я чувствовал каждую атаку еще до ее начала по переносу веса, повороту корпуса или изменению положения ног. А еще во время этого безумия успевал увидеть куда больше, чем раньше. Поэтому с легкостью проскальзывал между деревянными клинками, притирался к своим красавицам или легкими касаниями ладоней подправлял их движения так, как мне требовалось.

Потом Вэйлька всплеском эмоций разбудила и позвала Майру, и рисунок танца стал намного насыщеннее, плотнее и красивее: две обнаженные фурии с распущенными волосами и одна одетая рвали воздух тренировочными ножами. А я то уходил к земле, то вспухал, то влипал в чью-нибудь душу и жалил прикосновениями пальцев. Что самое интересное, в течение этого боя мои соперницы несколько раз меняли его рисунок. Сначала вела Вэйлька, пытаясь проверить в бою все свои идеи. Потом как-то уж очень легко и естественно передала управление «сестричке». А последнее кольцо каждая из троицы сражалась самостоятельно. Причем все, включая Майру, прекрасно чувствовали себя, работая на предельно коротких расстояниях. А еще они, не задумываясь, использовали связки из «Кровавой Дорожки» и «Жалящего Аспида» там, где появлялась возможность. И так правильно и чисто, что захватывало дух!

Потом за окном начало светлеть, и я, вспомнив о том, что пятидневное дежурство еще не закончилось, заставил себя разорвать дистанцию и подать команду к прекращению поединка. А когда раскрасневшиеся женщины нехотя опустили деревянное оружие, сгреб в охапку всех трех:

– Этот бой был самым красивым и сложным из всех, которые я когда-либо проводил. Спасибо, вы были великолепны!

– А почему «были»? – притворно обиделась Вэйлька и смешно выпятила нижнюю губу.

– Потому, что грядет что-то непонятное. А две из пяти ар Эвис еще не изменились…

[1] Щит – медная монета. По размерам самая крупная из имеющихся в ходу.

[2] Авада – торренский стилет в виде ажурной женской заколки.

[3] Дайра – струнный музыкальный инструмент, что-то среднее между мандолиной и гитарой. Используется дворянами для аккомпанемента серенадам.

[4] Имеется в виду золотой ключ, который старшая жена рода должна носить на поясе.

[5] Оборвать нить – совершить нечто предосудительное, после чего благородного изгоняют из рода.

[6] Лилия – местное название наложниц. Как правило, ими бывают либо благородные из разорившихся родов, либо очень красивые девушки из купеческого сословия. Уход в лилии обществом не порицается, ибо считается вполне допустимым способом выживания. Но при этом лилии практически бесправны, и считаются вещью, и душой, и телом принадлежащей хозяину.

[7] Столики на колесиках – наследие Ушедших.