Текст книги "Опалённые крылья мечты (СИ)"

Автор книги: Василий Блюм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Выступления вольных гимнастов закончились. Пока комиссия совещалась, арену готовили к следующему разделу – упражнениям на брусьях. На центральную площадку выскочили девочки с подтанцовки. Ослепительно улыбаясь, они задорно отплясывали под динамичную мелодию. Через несколько минут совещание закончилось, мелодию заглушили, а девушки, откланявшись, убежали в рабочую часть зала. Пока объявляли предварительные результаты, Ольга вполуха прислушивалась, глядя, как успокоившаяся Ирен сосредоточенно разминает руки.

– Я же говорила! – вынырнув из толпы, с отвращением процедила Виктория. – Медичкам, шалавам, место присудили.

– Почему шалавам? – Оля повернула голову и увидела кусающую губы Юлю. Растрепанная, еще не остывшая от выступления, Юля с трудом сдерживала слезы.

– Потому, что кому надо дали вовремя, – зло бросила Вика. – Юлька третий год занимается, дважды лауреата брала по области, а эти едва начали!

Подошла тренер, успокаивая, увела расстроенную Юлю.

Под свод взметнулись звуки марша. Начался следующий этап. Первой выступала девушка из политеха. Ольга прониклась уважением, наблюдая, с какой легкостью и четкостью она выполняет необходимые элементы, успевая внести что-то свое, особенное, в жесткую схему обязательной программы. Скосив глаза, Ольга заметила Ирен. Ирен держалась спокойно, но подергивающиеся желваки и застывший, прикипевший к исполнительнице взгляд, выдавали напряжение.

Ольга сдвинулась к Ирен, спросила с беспокойством:

– Как себя чувствуешь?

Та ответила невпопад:

– Сильна, чертовка. Ты посмотри КАК она это делает! Да это не девка – киборг.

– Такая сильная? – произнесла Ольга с сомнением.

Ирен оторвала взгляд от выступающей, сказала убито:

– Очень. Я даже не думала, что у нас в городе есть соперники такого уровня, – она досадливо дернула плечом, – а я, дура, истерику закатила – бедная, мальчики на меня не смотрят, ужас-то какой! И поделом будет, если проиграю. Хотя... это мы еще посмотрим. – Ирен решительно направилась в сторону арены, протискиваясь через толпу.

Ольга шагнула следом, но резкая боль в ступне остановила, заставила застонать, замереть в движении. Секунды шли, мир погрузился в туман, уши словно забило ватой, отгородив от всего глухой непроницаемой стеной. Минута, другая... Цветные точки в глазах рассеялись, боль отпустила. Очень медленно и осторожно, каждое мгновение опасаясь, что боль вернется, Ольга расслабила тело. Также медленно и аккуратно набрала воздуха в легкие. Похоже, никто даже не заметил ее состояния, а казалось, прошло столько времени.

Первый крохотный шажок дался большим трудом, тело боялось боли. Ольга никогда не отличалась особой выносливостью к болевым ощущениям, всегда завидовала людям, что легко переносили ужасные, на ее взгляд, состояния. Вот и сейчас, чуда не случилось, и испуг еще не прошел. Шаг. Все нормально, никаких неприятностей. Другой. Еще один. Смелее, еще смелее. Словно и не было ничего. В уши пробилась бодрая музыка, за руки схватили, поволокли.

– Она ее сделала, представляешь! – возбужденно верещала маленькая Анютка. – Так боялась, а сделала.

– Кто сделал, кого? – вяло поинтересовалась Ольга, справляясь с остатками слабости.

– Ирка наша, Ирен... Оль, что с тобой? – Анюта удивленно вгляделась ей в лицо. – Такая бледная... Тебе плохо?

– Нет, все нормально. Душно стало.

– Душно? – Анютка оглянулась, окинув взглядом распахнутые окна, повторила с нажимом: – Я говорю, Ирен сделала эту политехничку. Результаты пока не объявили, но всем и так понятно, что сделала. Да пойдем уже, чего ты как замороженная? Не поздравим, так подбодрим!

Неподалеку группка девушек, словно стайка чирикающих воробьев, оживленно жестикулируя, окружили Ирен плотным кольцом.

– Да отстаньте вы, не надо меня поздравлять, ничего еще не известно, – скупо улыбаясь, Ирен отмахивалась от подруг, но ее не слушали, лишь шумели громче.

Марья Анатольевна возникла, как всегда, внезапно, сказала строго:

– Девочки, я все понимаю, я тоже очень рада за Иру, но впереди еще две номинации, поэтому, быстро успокоились и разошлись. Праздновать будем вечером. – Тренер подошла ближе, взгляд остановился на Оле. – Готова? Скоро заканчиваются брусья, потом десять минут перерыва и опорные прыжки.

– Да, Марья Анатольевна, как раз в себя приду... Ой! – Ольга поняла, что сболтнула лишнее, осеклась.

– Сегодня день открытий: сперва Ира, теперь ты. Что стряслось? – тренер смотрела требовательно.

– Ничего особенного, в ступне стрельнуло. Но, вы не волнуйтесь, уже все прошло.

– Прошло, говоришь? Дай ногу. – Тренер присела на корточки, взялась за стопу, прошлась ладонью по лодыжке, перешла на ступню. Ее пальцы ощупали пятку, мягко пробежали туда – обратно.

– Так не больно? – Тренер вопросительно взглянула, на Ольгу.

– Нет, – Оля развела руками.

– Точно не больно?

– Да нет же, Марья Анатольевна!

– Последнее время не ушибалась? – Она поднялась, о чем-то напряженно размышляя, сказала с нажимом: – Значит так, сейчас мы это обсуждать не будем, но завтра же покажись хирургу. И не спорь! Завтра пойдешь. Конечно, лучше сегодня, но, раз не болит, думаю, до завтра потерпит.

– Да что потерпит-то? – Ольга нетерпеливо дернула плечами.

Ответ потонул в овациях, нахлынувших шелестящей волной. Закончился очередной этап соревнований. Впереди десять минут, пока высокая комиссия подведет итоги, а арену подготовят к следующей части легкоатлетического многоборья. Сейчас необходимо отвлечься от назойливой музыки и шума трибун, отключить сомнения и страхи – любая посторонняя мысль или неуместная эмоция может сбить отработанную цепь движений, ставших уже привычными для тела, но еще не перешедших в разряд рефлексов, когда отточенным временем и мастерством комбинациям уже ничто не в силах помешать.

Отключиться удалось на удивление легко, но, едва зазвучал голос ведущей, объявляя продолжение соревнований, Ольга вынырнула из состояния отстраненности. Арену уже подготовили, вместо разновысотных брусьев на пространстве предстоящего состязания разложили длинную беговую дорожку с мостиком и опорным снарядом в конце. Объявили выход. Из-за спины кто-то пожелал удачи, Марья Анатольевна кивнула в знак поддержки.

Ольга глубоко вдохнула, закрыла глаза, сосредоточилась. Голова очистилась от лишних мыслей, как всегда происходило в сложных и ответственных ситуациях, мышцы отозвались готовностью к действию. Нервы, дрожь, а возможно и истерика – все это будет после, а сейчас нужно сделать то, к чему она готовилась последние полгода тренировок – выступить на все сто, продемонстрировав подругам, тренеру и комиссии все, чему она научилась за это время.

Оля подошла к началу дорожки, секунду стояла недвижимо, затем побежала, сперва медленно, но с каждой секундой все больше наращивая скорость, чтобы на последних метрах дорожки, оттолкнувшись от пружинящего мостика, взметнуться ввысь, скрутив тело в сложнейшем сальто, не дрогнув, идеально приземлиться в указанную правилами точку.

Наполненное кипящей кровью, сердце стучит на пределе, трибуны смазываются в стремительном рывке, последние метры беговой дорожки исчезают за спиной. Толчок. Чудовищная боль пронзает тело, протянувшись от стопы до затылка, скручивает невыносимым спазмом. Мир проваливается в заполненную зыбкими тенями мглу. Застывшие в парализующем ужасе, зрители успевают заметить, как тряпичной куклой падает изящное тело, подломившись в коленях, кувыркается через мостик, и, раскинув руки, замирает, устремив невидящие глаза под своды арены.

ГЛАВА 3

Холодная белизна потолка, иссиня-фиолетовые блики кварцевой лампы на оконных стеклах, хитросплетение приторных запахов. Приглушенные разговоры где-то за тонкой пластиковой перегородкой возбуждают смутные воспоминания. Мысли вяло ворочаются в черепе, с трудом противясь сковывающей сонной дреме.

Лежа на спине, под чистым белоснежным одеялом, Ольга пыталась восстановить череду событий последнего дня, но память отказывала, и все попытки зацепиться за ключевые события и фигуры вязли в заполнившем голову мутном тумане. Она шевельнулась, в спине кольнуло, а нога покрылась мурашками. Царапая кожу острыми ножками, мурашки разбежались по телу, и Оля окончательно пришла в себя. Судя по всему, она находилась в больнице. Осталось лишь вспомнить, по какому поводу она сюда попала и насколько давно. Метнулась жгучая мысль, соревнования! ведь у нее соревнования. Но, почему она здесь, в больничной койке, что произошло?

Ольга резко сбросила одеяло, села, вернее, попыталась сесть. Тело дернулось, но не смогло принять вертикальное положение, рухнуло назад. В недоумении, Оля опустила глаза. Правую ногу, от кончиков пальцев и почти до середины бедра, уродливым белесым наростом покрывает гипс. Несколько мгновений она тупо смотрела на гипс, и в этот миг сдерживающая мысли запруда рухнула, воспоминания прорвались, затопив мысли вереницей образов. Вот она едет в трамвае, странный юноша с букетом цветов, а вот они с Викторией идут по коридору, недовольная Марья Анатольевна, странный срыв Ирен. Картинка сменилась. Смазанные трибуны, убывающая под ногами дорожка, стремительно приближающийся мостик... Ольга вздрогнула. Из коридора донесся шум, приблизился, разбился на отдельные голоса, продолжая неумолимо надвигаться.

– А я говорю, к ней нельзя! – гневно звенел чей-то голос.

– Мы ненадолго, мы на чуть-чуть, – мягко извинялся другой.

– Ни насколько нельзя, она еще в сознание не пришла, – первый голос по-прежнему не соглашался.

– Мы только посмотрим, одним глазком – раз и все, – продолжал мягко настаивать второй.

– Нечего на нее смотреть. Еще в себя придет, испугается, разволнуется!

В спор вклинился третий.

– Товарищ врач. Мы специально собрались, приехали сюда, и не солоно хлебавши не вернемся, так и запомните. А что до волнения, так у нашей Оли нервы крепче, чем у всего вашего медицинского коллектива. И не будем спорить, отодвиньтесь, пожалуйста!

Ольга улыбнулась, не узнать командные интонации Марьи Анатольевны мог только глухой. Так ее и застали, улыбающуюся и почти счастливую. Первой вошла тренер, за ней в палату веселой гурьбой ввалились девочки с разноцветными пакетами в руках.

– Ольга! Олечка! Ой, как ты тут? Ой, что с тобой? – запричитали девчонки на все голоса.

Обступив кровать тесным кругом, девушки с тревогой всматривались ей в лицо, перебивая друг друга, задавали вопросы и, не дожидаясь ответа, спрашивали о другом. Ольга молчала, лишь улыбалась и переводила глаза с одного лица на другое. На душе было легко, и совсем не хотелось говорить. Оказывается, так приятно, когда тебя навещают, даже если до этого лишь обменивались кивками, да уступали друг другу место в раздевалке.

Раздвинув девчонок, к кровати подошла Марья Анатольевна, поинтересовалась с подъемом:

– Как самочувствие у нашей больной? – Она присела на стоящий тут же табурет. – Когда ты упала, я уж подумала... – тренер покачала головой, видимо, вновь переживая неприятный момент.

– Ой, да у меня чуть сердце не оборвалось! – затараторила маленькая Анечка. – Ты так ужасно упала: бежала, бежала, а потом – раз, и лежишь, – она заметно побледнела.

– Все в шоке были. – Виктория, одетая в какой-то совершенно сумасшедший, по последнему писку моды, костюм, закатила глаза. – Зал молчит, тишина гробовая. Секунда, другая, и к тебе народ побежал, прямо с трибун мужики прыгали.

– А я только в себя пришла, и вот, обнаружила. – Ольга сбросила край одеяла, открыв матовую поверхность застывшего гипса.

Девчонки тут же принялись трогать, щупать. Кто-то даже понюхал, приблизив нос вплотную к ноге.

– Оля, это действительно было страшное зрелище. Ты так хорошо зашла на завершающую... Никто и предположить не мог. Тут же вызвали "Скорую", соревнования остановили почти на час. Мы все к тебе, а ты в сознание не приходишь. Как я не поседела, удивляюсь. – Марья Ивановна тяжело вздохнула. – Как чувствуешь-то себя?

– Хорошо. – Ольга светло улыбнулась. – А после того, как вы пришли – еще лучше. – Она поскребла ногтем белесую корку гипса, сказала с ноткой грусти: – Только не знаю, когда теперь смогу заниматься. Хоть бы к началу учебы выписали. А то с такой ногой на занятия прийти... Ой, а чего вы все с такими смешными одинаковыми пакетиками? – Оля обратила внимание, что все девушки, включая Марью Ивановну, держат большие серебристые пакеты, украшенные затейливым разноцветным рисунком.

– А это мы тебе гостинцев принесли. – Ирен выступила из-за спин девочек, положила пакет на одеяло. – Выздоравливай быстрее.

– Да, Олечка, выздоравливай.

– Лечись.

– И возвращайся к нам скорее.

Девушки сложили пакеты в небольшую горку.

– Это все мне?! – Ольга в замешательстве уставилась на блестящую, хрустящую при каждом прикосновении, кучу пакетов.

– Конечно. – Марья Анатольевна поднялась со стула. – Кушай, набирайся сил. До конца лечения как раз хватит. Ну и с соседками поделишься. – Она обвела взглядом остальные кровати, откуда с любопытством наблюдали за происходящим Ольгины соседи по палате. – А мы пошли. Пошли, пошли! – она жестом перекрыла все возражения. – Хватит на первый раз, и так еле пропустили. Да и Ольге покой нужен, посмотрите, бледная какая.

Девочки по-очереди обняли подругу, и вышли из палаты. Последняя вышла Мария Анатольевна.

– Подождите! Соревнования-то как прошли, что-нибудь взяли? – встрепенулась Ольга.

– Ира первое получила, – обернулась тренер, – больше ничего. – Она чуть нахмурилась. – Соперницы оказались сильные, сильнее даже чем я предполагала. Девочки, в основном, до такого уровня не дотягивали, только Ира, да ты. Но... видишь, как сложилось. – Она улыбнулась, добавила ободряюще: – Да ты не переживай: спорт – спортом, но на этом жизнь не заканчивается. Отдыхай, выздоравливай. Постепенно начнешь снова заниматься, восстановишь форму. Все медали твои будут. Если, конечно, не бросишь.

Ольга негодующе сверкнула глазами.

– Я никогда не брошу!

– Кто знает, кто знает. – Мария Анатольевна взглянула с сомнением. – После потрясений люди часто переосмысливают жизнь. – Она вышла, притворив за собой дверь.

– Любят они тебя, – заметила с кровати напротив девушка со строгим лицом. Она куталась в накинутый на плечи пестрый халат, обе руки покрывала толстая корка гипса.

– Сама не ожидала, – улыбнулась Ольга. – Пришли такой кучей, еще и с врачом поругались. Кошмар!

– Помню, у нас в студенческие годы, ребята тоже были дружные, – откликнулась пожилая женщина с дальней кровати. – Я как-то руку сломала, упала на катке, так ко мне каждый день ходили, яблоки носили да мандарины. Как раз накануне Нового Года. – Она вздохнула. – Так и встретила в больнице. У нас в отделении елку поставили, прямо в холле, и телевизор. – Она снова вздохнула. – Хорошие времена были, добрые.

– Раньше и горы были выше, и леса зеленее. – В комнату зашла хмурая девушка с повязкой через правый глаз. – Вас послушать, так сейчас одни сволочи вокруг.

– Настроение плохое? – сочувственно поинтересовалась Ольга.

– С возвращением. – Девушка повернула голову. – Мы уж думали – не очухаешься: сутки пластом лежала, жизни ни в одном глазу. А тут, гляди, встала, живая вся из себя. Да еще и подарков понатащили.

– Так все плохо?

– А чего хорошего? – здоровый глаз собеседницы колюче сверкнул в ее сторону. – Видишь, красавица я теперь, синеглазка – одноглазка. Мой ненаглядный решил, что два глаза роскошь, вот и помог прихорошиться. – Девушка нагнулась к тумбочке, щелкнула засовчиком, долго шарила рукой, вглядываясь здоровым глазом в темное нутро, наконец чертыхнулась, сказала с досадой: – Сигареты кончились! Ничего не понимаю, вчера еще были, а сегодня уже нет: то ли сама скурила, то ли взял кто. Меня, кстати, Люсьен звать, а по-простому – Люська. Если куришь – будем часто пересекаться. Здесь все дороги в курилку ведут. Ладно, пойду, стрельну у кого-нибудь, что-то ломает без сигарет, – девушка вышла.

– Грубая баба. – Девушка с загипсованными руками резко встала. – Грубая и неприятная!

Пожилая женщина вздохнула:

– Оксана, пусть ее – молодая, глупая.

Оксана выдохнула зло:

– Дура она, дура и шалава! Потому и глаз выбили, что живет не по-человечески. Только я понять не могу, почему вы, Анастасия Викторовна, ее защищаете.

– Оксаночка, я ведь тоже молодой была, – Анастасия Викторовна улыбнулась. – Все по молодости глупости творят, куда без этого? А через них ума набираются.

– Нет, не все. Кто-то головой думает, а учится на чужих ошибках. И не собирает мужиков сотнями, довольствуется тем, что есть. У меня парень тоже не сахар, так что теперь, на улицу нестись собирать кого попало?

Анастасия Викторовна лишь вздохнула.

– А давайте подарки распаковывать! – сменила тему Ольга. – Еще успеем наругаться, времени хватит, а подарки все же не каждый день.

– И то верно, – согласилась Оксана. – Только распаковывать тебе, у меня ручки не рабочие.

Ближе к вечеру приходили родители, оставив после себя смутное ощущение домашнего уюта и целую гору вещей. Погружаясь в сон, Ольга с улыбкой вспоминала, с каким восторгом Павел щупал гипс, а мать, нахмурившись, перечисляла содержимое многочисленных пакетов.

ГЛАВА 4

Скрипнув, отворилась дверь, возникло благообразное, обрамленное сединой лицо Эразма Модестовича. Главврач, шустрый старичок с хитрым прищуром веселых глаз, любимец больных и гроза персонала, совершал очередной утренний обход.

– Доброе утро, дорогие дамы, – он шутливо наклонил голову. – Вижу, кто поживее – уже на процедуры убежали. Вот и хорошо, значит выздоравливают. – Врач зашел в палату, окинул взглядом забитый книгами подоконник, сказал с одобрением: – Просвещаетесь, барышня? Это хорошо. Больница такое место, где и почитать и подумать можно. Торопиться некуда. Как поживает наша нога?

– Здравствуйте, – Ольга улыбнулась врачу. Эразм Модестович поражал сочетанием противоречивых качеств: мягкий и обходительный с больными, в отношении подчиненных он был жестким и требовательным. – Как нога? – она пожала плечами. – Я даже не знаю, зудит немного.

– Это хорошо, что зудит, – доктор потрогал лоб, попросил сказать "А", затем вставил в уши трубочки стетоскопа и стал слушать. – Дышите... Так, хорошо. Еще дышите. А теперь не дышите... Замечательно.

Повесив стетоскоп на плечи, он внимательно взглянул на Ольгу.

– Ну что ж, моя дорогая, книжки – хорошо, но надо и физкультурой заниматься. Вы, насколько я помню, увлекались гимнастикой? Значит, с нашей программой справитесь. Как вам наша больница, хорошо ли кормят, не обижают ли? – он взглянул вопросительно.

– Скажите, а почему вас так боятся? – неожиданно для себя выпалила Ольга.

– Скажите пожалуйста, и кто это меня боится? – он комично всплеснул руками.

– Ой, я, наверное, что-то не то спросила, извините, – Оля смущенно потупилась.

– Нет уж, вы продолжайте, продолжайте, мне очень интересно. – Эразм Модестович поудобнее уселся на стуле, закинул ногу на ногу. – Так кто же меня так боится?

Ольгу распирало любопытство. Махнув на приличия, она доверительно произнесла:

– Говорят, вы очень строгий, и даже ужасный.

– И вы этому верите?

– Нет, как-то не очень. Но говорят убедительно, с во-от такими глазами, – она широко развела руки, показывая с какими именно.

Пригладив бородку, главврач посмотрел в окно.

– Видите ли, милая, у нас, врачей, весьма своеобразная работа. Мы работаем с людьми, но... – он задумался, подыскивая слова, – с людьми, что попадают в больницу помимо собственной воли. Мучимые недугами, они не в силах избежать лечения и доверяют нам самое ценное – свое здоровье. В болезни люди становятся особо чувствительны к окружению и немножко капризны. И мастерство врача не только в профессиональном облегчении телесных мук, но и успокоении душевных волнений. К сожалению, порой об этом забывают. Я же стараюсь напомнить.

Оля сказала со смешком:

– Наверное, вы чересчур строго напоминаете.

– Конечно, – врач сурово сдвинул брови, – раз в день секу провинившихся розгами, а по вечерам ставлю в угол. – Улыбнувшись, он поднялся. – Что ж, если больной задает такие вопросы, значит все в порядке. Как говорится: коли больному хорошо, то и врачу легче. – Эразм Модестович встал, на прощание окинул взглядом палату и вышел, тихонько притворив за собой дверь.

– Хороший мужчина: добрый, отзывчивый, – вздохнула Анастасия Викторовна. – На нашего школьного учителя похож, Петра Моисеевича. Физику у нас преподавал. Благообразный, седенький, добрейший души человек, но педагог был очень строгий и справедливый. Уважали его очень, а когда умер – всем классом пришли проводить.

Два дня спустя Эразм Модестович заглянул вновь. Вместе с ним пришла строгая полная медсестра с двумя новенькими блестящими костылями.

– Ну-с, доброго здоровья, дорогие дамы, – его глаза хитро поблескивали из-под толстых стекол очков. Прямо с порога врач направился к Ольгиной кровати, сказал с подъемом: – Что ж, милочка, отлежались, понежились в больничных перинах, пора и работой заняться. Алина Витальевна, будьте добры, поставьте костылики.

Женщина аккуратно прислонила костыли к кровати и отступила в сторону.

– Очень хорошо. А теперь, моя дорогая, готовьтесь, вас ждут великие дела. И первое, что необходимо сделать, это сбросить одеяло, сесть и спустить ноги.

Ольга послушно последовала указаниям: откинула одеяло, благо, принесенная из дома одежда позволяла сделать это не стесняясь, села, но спустить ноги оказалось сложнее, чем можно было предположить. Эразм Модестович, внимательно следивший за каждым ее движением, и, казалось, ожидавший заминки, поспешил помочь.

– Вот так, осторожненько, – он поддержал гипс, помогая спустить обездвиженную ногу. – А теперь костылики берите, не стесняйтесь.

Ольга взяла металлическую палочку костыля. Поверхность металла тускло поблескивает, отливая серебром, набалдашник топорщится пластинкой необтрепанной резины, напоминая свеженькую автомобильную покрышку. Против ожидания, конструкция оказалась удивительно легкой. Повертев костыль в руках, Ольга приступила к делу. Опираясь с одной стороны на костыль, с другой поддерживаемая врачом, она встала, но, едва тело приняло вертикальное положение, сердце застучало чаще, а в глазах потемнело, и Оля рухнула обратно.

– Голова закружилась? Ничего страшного, такое бывает. – Эразм Модестович достал небольшой пузырек, откупорил, поднес крышечку Ольге к лицу.

В нос шибануло резким, сознание мгновенно очистилось, а на глаза навернулись слезы. Ольга вскинула голову, заслоняясь руками, вскричала:

– Ужасно! Вы меня решили отравить?

– Не нравится? – врач взглянул с укоризной. – А ведь чудеснее нашатыря – нет эликсира.

– Лучшее лекарство, как правило, горькое, – назидательно заметила Оксана.

– Истину говорите! – врач улыбнулся Оксане. – Настоящая терпкость присуща хорошему лекарству, старому вину и истинным друзьям. А теперь продолжим начатое. Вы готовы? – он взглянул вопросительно.

Ольга кивнула. Столь необычное поведение организма вызвало удивление, но не страх. Во время спортивных тренировок случались гораздо более неприятные вещи, когда, во время резкого движения, растягивались связки, смещались позвонки, а от неудачных приземлений возникали болезненные, саднящие по пять – семь дней, ушибы.

Вновь, но уже более медленно и осторожно, она встала, опираясь на костыль и руку доктора. Сердце по-прежнему колотилось, но голова оставалась ясной.

– Очень хорошо, а теперь второй костылик. Алина Витальевна, подайте.

Приняв от медсестры костыль, Ольга пристроила его под мышку. Как-то, будучи в гостях у сломавшей ногу тетки, она примеряла костыли и, забавляясь, выхаживала по дому на одной ноге. Сейчас нужно было лишь вспомнить былую практику. Сосредоточившись, она сдвинулась с места. Первый шаг дался тяжело. Переместив костыль, Оля перенесла вес тела, но не рассчитала и, зашатавшись, едва не упала, лишь в последнее мгновение восстановив равновесие. Покосившись на прянувшую на помощь медсестру, Ольга помотала головой, отказываясь от помощи, уняв дрожь в руках, и упрямо сжав губы, повторила попытку. Вся палата, затаив дыхание, следила за робкими шагами.

Шаг. Сердце бьется все сильнее, а в ноге разрастается тупая боль. Другой. Руки начинают дрожать, отвыкнув за проведенные дни от нагрузок. Сознание заволакивается пеленой, а в ушах нарастает глухой шум. Еще шаг. До противоположной стены чуть более метра. Дойти, привалиться к могучей опоре и передохнуть. Если остановиться сейчас, то через несколько секунд она грохнется посреди комнаты бессильной куклой.

Спасительная стена, прохладный бетон под шершавой корочкой штукатурки. Как хорошо! Но откуда ощущение, словно она уже полчаса бежит на пределе сил, хотя сделала всего десяток шагов. Сознание плывет, ногу жжет раскаленным металлом, а впереди еще десять шагов обратно – дорога длиною в жизнь. Попросить доктора, медсестру, они доведут, донесут, если надо, вон настороженно смотрят, ловя каждое движение, но нет, нельзя, себя нужно поднимать самой, не привыкать, рассчитывая на помощь, которой может не оказаться в нужную минуту. И вновь – шаг, еще один.

Она не помнила, как добралась до кровати. Когда зрение восстановилась, а в черепе перестал ухать молот, сменившись дробным стуком пересыпающихся камешков, Оля обнаружила улыбающиеся лица и услышала дружные аплодисменты.

– Не обязательно так себя насиловать, милочка. – Врач развел руками. – Для первого раза достаточно и пары шагов. Но вы молодец, редко доводится наблюдать подобный героизм. С такими темпами вы очень скоро встанете на ноги, и будете бегать лучше, чем раньше. А пока отдохните, покушайте, и постарайтесь все же не перенапрягаться. – Прислонив костыли к стене, главврач забрал медсестру и вышел.

– Ну ты матерая! – Люся подошла ближе. – С первого раза, да по всей комнате пробежалась. А как ты до стены дошла, я решила – в обморок грохнешься, до того бледная стала.

– Да, Олечка, вы были очень бледны. Зачем же так себя мучить? Потихоньку, полегоньку. Болезнь уважать надо, а себя беречь.

– Нечего болезнь уважать, Анастасия Викторовна, ничего достойного там нет, – строго прервала Оксана. – И себя жалеть незачем. С этой жалостью человек превращается в тряпку, начинает паразитировать на обществе. А ты, Оля, молодец. Я тебя уважаю, и прими мои искренние поздравления.

Ольга слушала, улыбалась, кивала в ответ, но сознание истаивало, растворялось в сладкой сонной дреме, позволяя телу расслабиться после утомительного рывка.

ГЛАВА 5

Яркое майское солнце прогревает воздух. Мокрый от недавнего дождя асфальт курится парком. Свежие, только проклюнувшиеся листья деревьев щетинятся зелеными иглами, а одуревшие от весны воробьи истошно чирикают в кустах. Ольга со счастливой улыбкой пристроилась на скамье в больничном парке. Поскрипывая колесами, мимо прокатилась инвалидная коляска. Оля проводила глазами пожилого мужчину, с мучительным выражением лица толкающего обода колес. Прошли две медсестры, одна что-то обвиняющее кричала визгливым голосом, вторая невнятно оправдывалась. По газону, кося зеленым глазом на беснующихся воробьев, прокралась кошка.

Думать не хотелось. Поддаваясь разлитой в воздухе умиротворяющей неге, мысли уносились далеко в прошлое, вызывая перед глазами картины беззаботного детства. Вот она возится с Барбосом во дворике у бабы Зины. Барбос радостно виляет хвостом и от нетерпения повизгивает, требуя продолжения игры. На пороге стоят бабушка и мама, они чем-то разговаривают, на их лицах улыбки. А вот уже они с Пашкой, до самых ушей перемазавшись сажей, мастерят из обгорелых дощечек собачью будку.

Внезапно что-то изменилось, Ольга вынырнула из мира грез. Перед ней стоял мужчина: спортивного телосложения, выше среднего роста, подтянутый голубоглазый шатен в короткой безрукавке и потертых джинсах. Мужчина настолько резко контрастировал с болезненными, измученными обитателями больницы, что она вздрогнула.

– Извините, если напугал, – мужчина улыбнулся, – вы так глубоко задумались, не хотелось мешать. – Меня зовут Олег. Я пришел проведать приятеля, он здесь, в четвертом корпусе, но в отделении процедурный час, придется ждать. Весь день на ногах, хотел присесть, и, как назло, ни одной скамейки. Если вы не против... – он выразительно посмотрел на свободную половину скамьи.

– Конечно, конечно, – опомнившись, Ольга поспешно сдвинула костыли, освобождая место. – Могли бы и не спрашивать. Что тут страшного?

– Ничего. Но теперь я смогу на полном основании пообщаться с приятной девушкой. Ведь вы не торопитесь?

– Не тороплюсь. Немного замечталась, а так... – она кивнула на ноги, – торопиться теперь некуда.

– Благодарю, после таких прогулок сесть – блаженство. А вам, наверное, видится по другому – пришел мужик, ноги целые, а не ходит, – собеседник улыбнулся. – С удовольствием бы поменялся с вами положением... на часок. Только не обижайтесь, правда, очень устал.

– Обижаться? – Ольга рассмеялась. – Вы не представляете, с каким удовольствием я бы сама с вами поменялась! Не смотря на любую усталость.

– Сытый голодного не разумеет, – мужчина трагично заломил бровь, но в глазах блеснули озорные искорки.

– Это точно, – Ольга улыбнулась ему чистой, открытой улыбкой. – Меня зовут Ольга.

– Еще раз отрекомендуюсь – Олег, – мужчина привстал, слегка поклонился. – Ну, раз уж мы оказались друзьями по несчастью...

– То почему не перейти на "ты"? – Ольга закончила фразу за него. – А не рано?

– Что ж, – мужчина печально вздохнул, – наверное, мне тоже придется сломать ногу, чтобы мы могли...

– Нет, нет, нет, – Оля выставила перед собой ладони, – только не это. Вы... – она поправилась, – ты не представляешь, как это ужасно, целый месяц не иметь возможности ходить. Особенно, если до этого занимался спортом.

– Что ж, уже проще, обойдемся без сломанных ног, – Олег кивнул. – Кстати, я тебя понимаю, сам однажды руку ломал – полтора месяца плавать не пускали, тоже извелся.

– Плаванием занимаешься?

– Раньше занимался, теперь больше по работе.

– Тренер? – Ольга взглянула вопросительно.

– Водолаз. Работаю в местном подразделении МЧС.

Оля восхищенно всплеснула руками.

– Потрясающе! Такая романтическая профессия. Наверное, постоянно приходится людей спасать?

– Не так, чтобы совсем романтическая, – Олег невесело усмехнулся. – Чаще вещи разные вытаскиваем, затонувший транспорт, проверяем речное дно. Хотя, конечно, бывает и людей, но об этом я расскажу в следующий раз. Давай лучше о тебе, а то у меня всего... – он мельком глянул на часы, – пятнадцать минут осталось. Бежать скоро, а о прекрасной незнакомке пока никакой информации.

– Хорошо, давай о себе, – легко согласилась Ольга. – Тебе рассказать вообще, или что-то конкретное?