Текст книги "Утро года"

Автор книги: Василий Алферов

Здравствуй, лето!

Июнь. Пронизан мрак полночный

Душистым запахом теплиц.

Спадает яблонь цвет молочный,

Мерцают отблески зарниц.

К. Фофанов

Июнь – самый радостный, шумный, какой-то праздничный месяц. Все цветет, все благоухает. И неспроста народ прозвал его разноцветом. Все рады первому летнему месяцу – и люди, и птицы, и все живое на земле. Деревья перешептываются густой темно-изумрудной листвой, молодые сочные травы колышет легкий ветер, а в заволжской пойме неумолчно поют на разные голоса птицы.

В июне созревает земляника, колосится рожь, синеют ласковые васильки. На лесных опушках цветет малина. У животных – период развития потомства, у многих птиц появляются на свет и растут птенцы. В полях перепела-самцы приглашают «на прополку»: «подь-полоть, подь-полоть», – а самки плотно сидят на гнездах. Всю ночь в лугах, на гривах, трескуче кричат коростели.

У некоторых птиц (бекасы, дупеля, вальдшнепы) кладки бывают запоздалые, иногда в начале июля. А вот скворцы, синицы, корольки, лесные жаворонки делают уже вторую кладку. Появились птенцы клинтуха, утки-кряквы, ястреба-тетеревятника, глухаря. Жаль, что год от года все меньше и меньше становится соловьев, кукушек и многих других певчих птиц, особенно за Волгой, в районе Зеленой рощи. Объясняется это тем, что в этой зоне стало шумно – построены базы отдыха, в выходные дни сюда, на природу, приезжают тысячи горожан. А птицы боятся шума, им нужна тишина.

В лугах и в лесу тучи комаров, много стрекоз и разноцветных бабочек. Начинается роение пчел. После всех рыб мечут икру лини, сазаны, карпы, караси. Начинается клев леща. В июне хорошая рыбалка бывает только в половодье на заливных местах и во время спада воды – в ериках, по которым рыба уходит из лугов в глубокие водоемы.

Лето вступило в свои права, радует изумительной красотой. Наступили самые длинные дни и самые короткие ночи. Не успеет погаснуть вечерняя заря, как начинает загораться утренняя. Отцвела королева лесов – душистая черемуха и наливается плодами, отполыхала сирень, потускнели белые фонарики ландышей – любимых цветов Петра Ильича Чайковского, о которых он написал даже стихи:

 
О ландыш, отчего так радуешь ты взор?
Не знаю, но меня твое благоуханье,
Как винная струя, и греет и пьянит,
Как музыка, оно стесняет мне дыханье
И, как огонь любви, питает жар ланит,
И счастлив я, пока цветешь ты, ландыш скромный.
 

Началась тополиная метель. Замело луговые низины мягким пухом, будто первым снежком. Идешь как по первопутку, а пушинки, гонимые легким дуновением ветерка, всё летят и летят, унося в разные стороны семена будущих новых тополей. И невольно приходит на память задушевная песня:

 
…Тополя, тополя,
Мы растем и старимся,
Но, душою любя,
Юными останемся.
И, как в юности, вдруг
Вы уроните пух
На ресницы
И плечи подруг.
 

Тропинка, запорошенная тополиным пухом, ведет меня все дальше и дальше – туда, где на гриве шумят крепкими листьями многолетние дубы-долгожители. Кругом тихо, солнечно, деревья и кустарники охвачены буйным зеленым пламенем. Слышится серебряная трель зяблика, флейтовая песенка красавицы иволги, а издалека доносится немного грустноватое: ку-ку, ку-ку. Наплывает радостное чувство, хочется громко крикнуть: «Здравствуй, лето красное!»

Чудесная пора перволетья. На степных просторах начался сенокос. А в заливных лугах, после половодья, травы пошли в рост. Буйно обрамляются берега озер, заливов, речных заводей осокой и камышом.

Цветет шиповник – предок царицы цветов розы. По приметам старых рыболовов, в это время начинается клев сома. Эта чумазая, большеголовая, но довольно вкусная рыба ловится преимущественно ночью, поэтому заядлые удильщики-сомятники отправляются на рыбалку не с утра, а с вечера – с ночевкой.

В июне плохо клюют такие рыбы, как плотва, окунь, ерш, язь-«стрелок», ширман. Опытные рыболовы по этому случаю говорят: «Июнь – на рыбу плюнь, сыта она». Подмечено правильно. Во время нерестового периода рыба нагуляла жирок в луговых просторах и теперь отдыхает. И все же рыболовам не терпится. Готовят разнообразную приманку – навозных и земляных червей, опарышей, распаренную пшеницу, перловку, иногда сдабривая все это подсолнечным маслом, валерианкой и даже одеколоном. «Неправда, – говорят они, – на что-нибудь да клюнет». И ранним утром отправляются на излюбленные водоемы. Об этом мне хочется сказать стихами:

 
В разгаре солнечное лето,
Играет речка у моста,
И рыболовы до рассвета
Спешат на рыбные места.
В лугах трава стоит густая,
Роняет тополь белый пух,
А у лесничего в сарае
Поет заботливый петух.
И вот размотаны все лески,
Стоят на страже поплавки.
За соловьиным перелеском
Рассвет встречают рыбаки…
А в жаркий полдень, под ветлою,
Где легкий шепот ветерка,
Сидят они у котелка —
С янтарной, сказочной ухою,
Дымком приправленной слегка.
А где-то песня льется звонко,
Быть может, рядом, у ручья:
«Родная, русская сторонка,
Отчизна милая моя».
И все становится дороже:
Луга, поля и облака,
И этот летний день погожий,
И эта мирная река!
 

В июле

В июле кончаются песенки почти всех певчих птиц, а соловей в приволжских местах поет только до половины июня. Певчие птицы, за исключением немногих, радуют человека своими песнями только в мае и в июне, пока гнездятся. А когда выведут птенцов – перестают. Тут им уже не до песен. Надо детей воспитывать, обучать, как добывать себе корм, да готовиться к большому перелету.

В июльские дни можно услышать в лесу иволгу – она играет будто на флейте: «Фи-ули-ули!» Ох и нарядная птичка иволга, просто глаз не оторвешь от нее! Да еще маленькая, с воробья, зеленушка частенько выводит трель, будто канарейка. Начнет бойко, весело, а под конец сходит на низкое вжиканье: «Вжжжжиц, вжиц».

Рано прилетают к нам зеленушки, и, пожалуй, одни из первых приветствуют весну. Они птички лесные, питаются больше всего растительной пищей и насекомыми. К первой половине мая у зеленушки уже появляются птенцы. Их бывает от четырех до шести. За лето она выводит детишек дважды.

Хорошенькая птичка зеленушка, но очень неряшлива. Все птицы содержат свои гнезда в чистоте и порядке, а у зеленушки оно всегда загрязненное, неуютное. Такая уж она грязнулька.

Пестренькая, с длинным хвостиком овсянка поет звонко: «Зинь-зинь-зинь!» Питается семенами трав, но очень любит хлебные зерна. Поэтому, наверное, ее и прозвали овсянкой. С августа и всю осень, собравшись в стайки, овсянки живут на полях. Они не улетают от нас на зиму, а остаются в наших местах. В морозные дни овсянки переселяются ближе к деревням и живут в дружбе с воробьями.

В июле я часто хожу на рыбалку с ребятишками. Они любят не только рыбачить, но и собирать разных букашек, жуков, интересуются цветами, птицами. С ними можно уйти хоть на край света, и они, мне кажется, никогда бы не пожаловались на усталость. Однажды мы отправились на речку Глухую воложку. Переехали через Волгу на водном трамвайчике и пошли по луговой дорожке. Утро было тихое. Только на верхушках высоченных осокорей чуть заметно покачивались тонкие ветви. Вдали виднелись застывшие в тишине голубые озера.

Когда мы подошли к Глухой воложке, маленький Гриша немного отстал от нас. Его прельстила ракушка-перловица, и он никак не мог с ней расстаться. И вдруг неожиданно крикнул:

– Подождите!.. Идите скорее сюда!..

Мы вернулись.

– Тише, тише! – почти шепотом просил он, не глядя на нас.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Да тише!.. Посмотрите вон на тот куст. Что за птица сидит на нем? А как интересно: такую большую птицу кормит маленькая трясогузка. Сейчас она принесла червячка или бабочку, положила птенцу в рот и улетела… Вот увидите, скоро, наверное, опять прилетит…

Гриша посмотрел на пищавшего, уже оперившегося большеротого птенца, все время взмахивающего крыльями, и сказал:

– Это вроде кобчик… а может быть, чибис?..

– И не кобчик, и не чибис, – сказал я. – Чибисы не садятся на деревья. Это кукушонок…

– Кукушонок? А почему его трясогузка кормит? – спросили ребятишки.

– Потому и кормит, что считает его своим детенышем.

– Да как же так?

– А вот так. Кукушка сама никогда не вьет своего гнезда, а кладет яички в гнезда других птиц. Значит, и на трясогузкину долю досталось кукушкино яичко…

Мы насмотрелись на кукушонка и пошли дальше, к месту рыбалки.

Татьянка

Недалеко от Куйбышева есть речка с ласковым девчоночьим названием – Татьянка. Она небольшая, но красивая. По ее берегам растут высокие осокори, ветлы, мелкие таловые кусты. Близко друг к другу жмутся маленькие домишки приречного поселка, сарайчики с важными голосистыми петухами, огороды.

Начинается Татьянка от Сухой Самарки (рукав реки Самары, впадающий в Волгу). Здесь она ныряет под мост, по которому беспрестанно мчатся автомашины в поселки и обратно в Куйбышев.

Течет Татьянка мимо поселка того же названия, мимо дубовых ериков и, описав полукруг, сворачивает к левому берегу Волги, и где-то там, в низовьях, кончает свой путь.

В давние годы, после половодья, Татьянка разделялась на небольшие омутки, соединяемые узкими протоками и ручьями, по которым стаями разгуливали мальки весеннего вывода. Здесь за мальками охотились небольшие прожорливые окуни и, как тигрята, набрасывались на ошалевших рыбешек.

Самый знаменитый омут в Татьянке назывался Назарова Яма – большой, глубокий, с крутыми берегами. А вот почему именно Назарова Яма – точно никто не знал. Одни говорили, что когда-то в старину заядлый рыбак Назаров первый «открыл» в этом омуте крупных сазанов, а другие уверяли, что Назаров однажды ранней весной, ночью, рыбачил здесь крыгой. Берег подмыло, рыбак свалился в воду и утонул.

Но так или иначе, а память о Назарове среди старых рыболовов хранилась очень долго, потому что в «его» яме водились не только сазаны, но и крупные язи и щуки.

Татьянка с давних пор считалась одним из любимых водоемов многих удильщиков. Главное, близко и места уловные. К этому числу рыболовов-любителей, прежде всего, надо отнести Петра Бунакова, когда-то известного в Куйбышеве художника-карикатуриста.

Я близко знал Бунакова, и все мы, молодые журналисты, звали Бунакова тогда дружески – дядей Петей. Знал я его как хорошего художника и остроумного собеседника, но, что он заядлый удильщик, мне никогда и в голову не приходило. Да и разговора о рыбалке он никогда не заводил. Может быть, стеснялся? Я знал одного заядлого удильщика, который страстно любил рыбачить, а вот с удилищами по городу идти стеснялся. Кончив рыбалку, он отвязывал лески, сматывал их и клал в рюкзак, а палки (бамбуковых удилищ он не покупал) прятал где-нибудь в дремучих кустах. Домой каждый раз возвращался только с рюкзаком за плечами и с букетом луговых цветов.

И вот неожиданная встреча. Это было в сороковых годах. Шел я однажды с рыбалки береговой тропинкой и увидел – сидит, как буддийский божок, в третьем омутке Татьянки дядя Петя в черной широкополой засаленной шляпе. Сидит как зачарованный, дымит папиросой и неотрывно смотрит на поплавки. Подхожу ближе. Позабыв даже поздороваться, с удивлением спрашиваю:

– Дядя Петя, ты ли это?

Бунаков немного заикался, но тут он ответил отчетливо, без запинки:

– Да, это я самый – рыбак с многолетним стажем! – И, улыбнувшись, добавил: – Король сорожки.

– А никогда не говорил об этом.

– Я больше люблю рыбачить, а не говорить.

Вдруг поплавок на удочке справа пошел в сторону и скрылся под водой. Дядя Петя выхватил удочку, и на берегу затрепетала крупная сорожка. Он приподнял из воды туго набитый сорожками и подъязиками садок и положил в него пойманную рыбину.

– Хорошо! – сказал я, показывая на садок.

– У меня не бывает плохо, – смеется дядя Петя.

– На что ловишь? – спросил я.

– У меня всегда одна приманка – хлеб. Терпеть не могу возиться с червяками. – И, помолчав, спросил: – А у тебя как дела? В Назаркину Яму, наверное, ходил?

– Дальше, – ответил я. – Поймал пару крупных язей да десятка два окуней.

– Ну что же, улов неплохой. Разматывай удочки и садись рядом со мной – у меня тут рыба прикормлена – поймаешь сорожек. Больно уж хороша она жареная. Не уступит карасю, это точно.

Но у меня не было времени – я торопился домой, а дядя Петя остался на вечернюю зорьку…

На много лет Татьянка была вычеркнута из списка рыбных водоемов. Год от года все гуще и гуще зарастали к ней стежки-дорожки удильщиков. В ее чистые и тихие воды спускали с нефтеперерабатывающего завода губительные отходы. Вода из Татьянки не годилась не только для питья, но даже для поливки огородов – она была цвета ржавчины, издавала дурманящий запах.

Речка была мертвая. И я даже не мечтал (да не только я), что в ней когда-либо придется вновь рыбачить, отдыхать и любоваться картинами природы.

Однако Татьянка воскресла из мертвых. Об этом я узнал от одного рыболова возле зоомагазина, где удильщики приобретают различную приманку. Спрашиваю его:

– Где рыбачите?

– В Татьянке, – спокойно ответил собеседник. – Я там живу, а мой терем стоит у самого берега – удочки можно с крыльца закидывать.

– Неужели в Татьянке? – удивился я. – Ведь она пропала…

– Пропадала, а теперь нашлась, – улыбается мой собеседник. – Сейчас ведь отходы сбрасывают чистые, а не пополам с нефтью, как раньше. Да и Саратовская ГЭС помогла – воды прибавила, русло-то Татьянки и прочистилось. Вот и рыба появилась всякая. А язищи – ужас какие крупные, как поросята. Недавно мой сынишка зацепил такого, что не мог вытащить. Кричит изо всей мочи: «Папа, сом, наверное, попался – никак не осилю». Вытащил я, а это язь килограмма на полтора.

– Неужели правда? – продолжая удивляться и не верить, спросил я.

– Ну вот еще, что я, врать вам буду. Не верите, так сходите и убедитесь…

На другой же день, с утра, я налегке – взял авоську, две удочки и насадку – поехал на Татьянку. Сошел с автобуса, иду, волнуюсь, будто меня ждет встреча с близким, родным человеком после многолетней разлуки. Ветра нет, вода как зеркало. Спускаюсь к самому берегу, пристально всматриваюсь в тихую гладь в надежде увидеть мальков. Жду на поверхности рыбьего всплеска, но ни того, ни другого не замечаю.

Иду левым берегом дальше. Поселок остался далеко позади. Я смотрю на Татьянку и не узнаю ее. Это не прежняя речка, состоящая из небольших омутков, соединявшихся мелкими протоками и ручьями. Новая Татьянка – сплошная, полноводная, глубокая. В ее широких разливах потерялись многие перекаты и знаменитая Назарова Яма.

Иду тихо, любуюсь полноводьем любимой речки и думаю: Неужели рыбачок в шутку сболтнул, что в Татьянке снова появилась рыба?» Потом вспомнил прогноз погоды: во второй половине дня обещали грозу и кратковременный ливневый дождь. Это меня успокоило, потому что рыба, чувствуя такую погоду, не поднимается на поверхность, а держится на глубине.

Но вот попадается хорошее место с наклонившимися в воду таловыми кустами. Чутье подсказывает, что оно клевное. Смотрю на разлив и взволнованно говорю:

– Здравствуй, Татьянка, здравствуй!

Потом размотал удочки, наживил крючки червячками и забросил. Глубина недалеко от берега метра три. Разбросал подкормку, рассыпчатую пшенную кашу, закурил. Целых двадцать пять лет я не был на Татьянке, потому что она была мертвой. Сижу и не верю, что снова, как в давние годы, рыбачу здесь. Терпеливо жду клева. А у заядлых рыболовов, как известно, терпение железное. Вдруг один поплавок дрогнул и пошел в сторону. Вижу по поклевке – взял язь. И все же не верится. Быстро делаю подсечку. Удилище сгибается и пружинит. Чувствую, что навымах рыбину не выбросишь – надо ее осторожно подводить к берегу. Это был действительно язь. А вот вытащить его без сачка было трудно. Очутившись на мелком месте, язь изо всей силы рванул леску, оборвал поводок и ушел вглубь.

Вскоре и вторую леску постигла такая же участь. Я был, что называется, обезоружен. А запасных лесок и крючков не захватил, потому что собрался на скорую руку и пошел только на разведку. Но я не возмущался и не ахал, как это бывает у рыбаков в таких случаях. Я радовался большой радостью тому, что Татьянка снова стала живой, вернулась к жизни и что в ней есть такая крупная рыба, которая, видимо, по старой памяти, заходит сюда вместе с полой водой и обживает обновленные места.

Неожиданно налетел шквальный ветер. Небо заволокло черными тучами. Блеснула раскаленным клинком молния, и ударил оглушительный гром…

Возвращался я домой по дождю. Он был теплый, освежающий. Дождь шел недолго. Вскоре небо стало чистое и светлое. Тучи уплыли далеко на восток, и оттуда изредка доносилось глуховатое ворчание грома.

Небо опоясала радуга и огромным разноцветным коромыслом отражалась в новой Татьянке, близкой сердцу каждому, кто дорожит нашей русской природой.