Текст книги "Республика девяти звёзд"

Автор книги: Василий Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

15. Выборы

Шестой отряд собрался в беседке-павильоне, – голубом, нарядном, увитом диким виноградом. Места за круглым столом заняли натянуто улыбающаяся тётя Тонна, вертлявая Наташа-Тихоня, как всегда спокойная Лидия Павловна и мрачная, всё время покусывающая губы Алла. Пионеры тесно, как говорят, «впритирочку», уселись на узенькой скамье, тянущейся вдоль ажурных стен беседки. А те, кому не хватило места, расположились прямо на полу.

Тётя Тонна встала, сокрушённым взглядом окинула ребят и вздохнула.

– Мы собрали вас, ребята, чтобы поговорить о делах вашего отряда. – Старшая вожатая сделала многозначительную паузу и продолжала: – Неважные это дела, прямо нужно сказать – очень неважные! У вас то и дело наблюдаются нарушения дисциплины. Группа ваших товарищей-пионеров ночью, когда всем положено спать, удрала из своей комнаты и отправилась на какую-то прогулку. Сегодня две ваших пионерки, как вы знаете, самовольно пошли купаться и чуть не утонули. Да и вообще, нет в вашем шестом отряде должной сплочённости. Вот мы сегодня играли в очень интересную игру «Дорожный инспектор». Из вашего отряда никто не захотел играть в эту игру. Все предпочитали слоняться по лагерю и ничего не делать… – Тётя Тонна снова помолчала, недовольно поглядывая на слушающих её ребят. – Мне очень неприятно говорить об этом. Я бы хотела, чтобы ваш летний отдых был безоблачным и лучезарным. Но мы должны учиться развивать критику и самокритику, изживать недостатки. Я считаю, что неорганизованность и недисциплинированность вызваны тем, что ваш председатель отряда Зина Симакова не оправдала оказанное ей доверие. Она не только не предотвращала нарушения лагерной дисциплины, но и сама участвовала в них…

Ребята, как по команде, посмотрели на Зину. Симакова сидела, опустив голову, и лицо её – широкое, румяное, выражало полнейшее безразличие и лёгкую скуку. Только пальцы, быстрые маленькие пальцы, беспокойно перебирали и комкали кончики пионерского галстука.

– Как выяснилось, Симакова сама открывала окно нарушителям дисциплины, потворствовала им, – продолжала тётя Тонна. – Поэтому мы сейчас проведём перевыборы председателя совета отряда. Избрать нужно будет самого лучшего, самого надёжного вашего товарища… Какие будут предложения?

– Может быть, Зина Симакова объяснит нам своё поведение? – сказала Лидия Павловна. – Пусть скажет, почему она открыла окно мальчикам?

– Верно! Пусть скажет Симакова! Пусть объяснит! – подхватили ребята.

– Ну, встань, Зина Симакова! – Антонина Михайловна бросила на Зину приветливый взгляд. – Встань, расскажи своим товарищам, как ты расцениваешь свой поступок? Если человек признаёт свои ошибки, раскаивается в них, то, значит, он их больше не повторит.

Зина медленно поднялась с места. Несколько мгновений она по-прежнему не отрывала взгляда от пола. Затем, решительно вскинув голову, она окинула взглядом внимательные лица ребят и тихим, но твёрдым голосом проговорила:

– А я… не считаю свой поступок… ошибкой… и… не раскаиваюсь в нём…

Сдержанный гул прокатился по павильону. Так перед бурей насторожённо шумят молодые деревца.

– Не считаешь?! – удивилась Антонина Михайловна. – Как же это прикажешь понимать? Ну, объясни!

– Я объясню, – кивнула головой Зина. Теперь её широкое лицо выглядело совсем спокойным, даже гордым. – Я скажу! По-моему, мы, пионеры, все друзья, товарищи. Мы должны помогать друг другу.

– Это правильно, Симакова, – перебила тётя Тонна. – Но помогать и поддерживать друг друга мы должны в добрых, хороших делах, а не в безобразиях.

– Да, это так, Антонина Михайловна! – согласилась Зина. – Но, по-моему, совсем не по-товарищески и не по-пионерски запирать окна и двери, а затем любоваться, как твои друзья мокнут под грозовым дождём. Если бы я не помогла товарищам укрыться от дождя, я бы совершила подлость.

Вожатая Наташа вдруг заёрзала на скамейке и покраснела.

– Так, ты хочешь сказать, Симакова, что я совершила подлость? – визгливым голосом спросила она.

– Это ты сама решай, Наташа, – пожала плечами Зина.

– Безобразие! – взвизгнула Тихоня. – Ты забываешь, с кем говоришь! Ты…

Тётя Тонна строго посмотрела в её сторону, и Наташа сразу умолкла.

– Хорошо, твои доводы нам понятны, Зина Симакова, – сказала Антонина Михайловна. – Но почему потом, утром, ты никому не сообщила о нарушителях дисциплины? Почему ты не поставила о них вопрос на совете отряда?

Зина вскинула голову.

– А потому, что я сама…

– Довольно, Антонина Михайловна! – крикнул Алёшка.

– Хватит! Всё ясно! Давайте приступать к выборам! – подхватил Витька.

Тётя Тонна улыбнулась шумливым мальчишкам.

– Ну что ж, воля коллектива – закон! Садись, Симакова. Кого ты предлагаешь избрать председателем совета отряда, Виктор Олейников? Вноси предложение.

Виктор неторопливо поднялся с пола и спокойно проговорил:

– Я предлагаю избрать председателем совета нашего шестого отряда, как уже сказала Антонина Михайловна, самую лучшую, самую надёжную нашу пионерку – Зину Симакову.

– Кого?! – переспросила тётя Тонна, и её лицо на какое-то мгновение стало очень растерянным.

– Зину Симакову! – уже громче повторил Витька.

– Да ты что? Издеваешься над нами, Олейников? – сердито загудела тётя Тонна. – Мы переизбираем Зину Симакову, потому что она не справилась с делом. И опять избираем ту же Зину Симакову…

– Антонина Михайловна! – звонко выкрикнул Витька. Ведь вы сами сказали, что воля коллектива – закон.

– Нет! То есть – да! – смутилась тётя Тонна. – Конечно, вы вправе выбирать, кого захотите. Но я только хотела напомнить, что считаю Зину Симакову неудачной кандидатурой.

– А мы считаем её удачной кандидатурой, – с безмятежно-наивным выражением лица возразил Витька.

– Ну, хорошо! – Антонина Михайловна поморщилась. Значит, поступила кандидатура Зины Симаковой. Учтём. Ещё какие будут предложения?

Ребята молчали.

– Ну, смелее, смелее! – подбадривала тётя Тонна.

В беседке было так тихо, что отчётливо стали слышны крики ребят на волейбольной площадке и звонкие удары по мячу.

– Так кого ещё внесём в список для голосования? – Тётя Тонна минуту подождала, но никто не хотел брать слово. – Тогда и у меня будет предложение. Я предлагаю избрать председателем совета отряда пионерку Венеру Светловидову.

Шестой отряд недовольно зашумел. Потом Альберт Мяги решительно поднял руку.

– Та-ак! – Тётя Тонна улыбнулась ему. – Слово для предложения имеет наш герой, пионер Альберт Мяги. Кого ты предлагаешь избрать, Альберт Мяги?

Альберт неторопливо поднялся со скамейки.

– Я предлагаю не избирать Венеру Светловидову, – медленно проговорил он. – Она есть первый нарушитель дисциплины.

– Правильно! Верно! Долой Венеру! – заорали мальчишки.

– Ти-ше! – крикнула тётя Тонна и с размаху гулко шлёпнула ладонью по столу. – Тише! Ну, действительно, Венера Светловидова нарушила дисциплину. Но ведь и Зина Симакова тоже нарушила дисциплину. Так в чём же между ними разница?

– Я скажу, в чём разница, – поднял руку Игорь Валявский.

– Ну скажи, – ласково проговорила тётя Тонна.

– Разница между Зиной Симаковой и Венерой Светловидовой в том, что Зина – настоящий товарищ, и её все уважают. А Венера – наоборот. От неё одна вредность. Вот в чём разница.

Ребята снова одобрительно зашумели. Антонина Михайловна подняла руку.

– Тогда я предлагаю избрать председателем совета отряда нашего героя Альберта Мяги, – сказала она.

– Не-ет! Я не есть подходящий кандидатура, – возразил Альберт, энергично мотая головой. – Я думаю, Зина Симакова – очень подходящий кандидатура.

Антонина Михайловна хотела что-то возразить, но неподвижно сидевшая Лидия Павловна качнула головой, и её очки недобро блеснули на тётю Тонну.

– В общем, голосование покажет, – закашлявшись, проговорила старшая вожатая. – Значит, у нас две кандидатуры… Может быть, будут ещё?

– Та-ак! – Тётя Тонна посмотрела на Аллу. – А какое мнение у вожатой шестого отряда? Как она относится к моему предложению?

Алла поднялась с места, тоненькая, прямая, напряжённая. Чуть повернув голову к старшей вожатой, она проговорила:

– Я поддерживаю кандидатуру Зины Симаковой. Она – хороший, верный товарищ, её любят и уважают в отряде.

Алла села на своё место. А ребята вдруг захлопали в ладоши. Лидия Павловна, улыбаясь, смотрела на шестой отряд. Маленькая Тихоня, поджав губы, качала головой.

Когда аплодисменты смолкли, тётя Тонна пожала плечами.

– Антонина Михайловна, надо приступать к голосованию, – неожиданно резко сказала Лидия Павловна. – Иначе мы опоздаем на ужин. Итак, поступило два предложения…

– Да, поступило две кандидатуры, – безразличным голосом повторила тётя Тонна. – Голосуем! Кто за то, чтобы ваш шестой отряд возглавил Альберт Мяги?

Тётя Тонна высоко вздёрнула правую руку. И сейчас же подняла руку Тихоня. Больше никто не голосовал.

– Кто за Симакову Зину? – спросила старшая вожатая.

И, взглянув на лес поднятых ребячьих рук, кивнула головой:

– Большинство! – Она улыбнулась Зине. – Поздравляю тебя, Симакова! Ты пользуешься большим доверием и авторитетом у товарищей. Береги это доверие! Сбор считаю закрытым!

16. Ночные шорохи

Как обычно, после ужина тётя Тонна в сопровождении неизменной своей спутницы – отрядной вожатой Наташи обходила территорию лагеря. В этом, пожалуй, не было ни необходимости, ни смысла. Но ей нравилось чувствовать себя руководителем этого большого и сложного коллектива. Нравилось видеть, как расшалившиеся мальчишки и девчонки из младших отрядов замирали и становились серьёзными под её строгим взглядом. Нравилось заходить на кухню и беседовать с поваром о качестве обеда и ужина, о меню на следующий день. Нравилось останавливать ребят и делать им замечания насчёт сбившихся на сторону галстуков. Или вдруг покровительственно шутить с ними.

– Нет, Наташа, ты всё же что-то недорабатываешь, – строго поглядывая по сторонам, сказала Антонина Михайловна своей спутнице. – Ты посмотри на эту хитрюгу Аллу. Подумай, почему за ней ребята хвостиком бегают, а тебя недолюбливают? Ведь вы с нею работаете с одним контингентом, с шестиклассниками.

– Да, Тоня, вы отчасти правы! – скромно опуская синие глаза, согласилась Тихоня. – Но только отчасти! Алку любят за то, что она прощает все безобразия. А меня недолюбливают как раз за строгость.

– За строгость? – переспросила старшая вожатая и покосилась на семенящую рядом маленькую, кудрявую девушку.

– Да, за строгость! – уверенно подтвердила Наташа. – Ведь и вас, Тоня, тоже в лагере не любят. И тоже за то, что вы не прощаете нарушений дисциплины, за строгость. А эта самая Алка распустила свой отряд.

– Может быть, ты и права, – проговорила Антонина Михайловна, с интересом наблюдая за мальчишками, игравшими в какую-то странную игру.

Пятеро мальчишек из шестого отряда хлопали по кустам сирени свёрнутыми в трубочку газетами.

– Шестнадцать! – громко проговорил Альберт Мяги, поднимая что-то с земли. – У меня уже шестнадцать!

Алёшка Комов хлопнул газетной трубочкой по кусту и крикнул:

– А у меня уже восемнадцать! – Он ударил по сирени ещё раз. – Двадцать!

– У меня только тринадцать! – недовольно проговорил Игорь Валявский, разглядывая большой тёмно-зелёный куст.

Витька Олейников два раза подряд стукнул газетой по кусту, приговаривая:

– Тридцать пять! Тридцать шесть!

– Что они делают? – спросила старшая вожатая.

Тихоня пожала плечами.

– Не знаю! Может быть, оббивают листья?

– Не похоже. – Антонина Михайловна несколько минут с любопытством наблюдала за мальчишками. Потом крикнула: – Олейников! Иди сюда!

Витька послушно подбежал к старшей вожатой. И она снова поразилась наивно-простодушному выражению его скуластого лица и карих глаз.

«Это – или дурак, или большой хитрец», – подумала тётя Тонна.

– Во что это вы играете, Олейников? – спросила она.

– В очень интересную игру, Антонина Михайловна, – охотно ответил Витька. – Называется она «Дорожный патруль». Развивает наблюдательность и ловкость.

– В чём же заключается эта игра?

– А мы, Антонина Михайловна, бьём мух, – смотря прямо в лицо старшей вожатой ясными карими глазами, пояснил Витька. – Кто больше набьёт – тот победит… Очень интересная и полезная игра…

Лицо тёти Тонны налилось кровью, а светлые глаза стали ледяными.

– Можно идти, Антонина Михайловна? – спросил Витька.

Несколько мгновений тётя Тонна всматривалась в его глаза. И ей не то показалось, не то это было в самом деле – в глубине этих глаз тлели насмешливые огоньки.

– Иди! – отрывисто проговорила тётя Тонна.

И, круто повернувшись, широким шагом направилась к лагерной канцелярии. Наташа-Тихоня с трудом поспевала за нею. А сзади неслись торжествующие мальчишеские крики: «Двадцать восемь!». «Тридцать девять!»

Как только тётя Тонна и Тихоня вошли в домик, мальчишки сразу же бросили свою игру.

– Ну, как? Дошло до неё? – спросил у Витьки Алёшка.

– Дошло! Сразу стала красной, как помидор! – усмехнулся Витька.

Алёшка кивнул головой.

– Ладно! Начало, вроде, удалось…

– Пойдёмте посмотрим на море! – предложил Альберт.

– Пошли!

Мальчишки медленно зашагали по главной аллее к воротам, ведущим на пляж.

– Вот скучища смертная! – вздохнул Алёшка.

– Да! Жизнь у нас невесёлая, – согласился Игорь.

Море успокаивалось. Посветлевшие зелёные волны уже не яростно, а лениво накатывались на пляж. К горизонту мёдленно опускалось кроваво-красное солнце. Оно почему-то сейчас казалось не круглым, а удлинённым, как яйцо. Морской ветерок нёс прохладную свежесть и очень знакомый влажный запах.

– Чем это пахнет? – спросил Алёшка.

– Морем пахнет! – ответил Альберт..

– Знаю, что морем! – Алёшка с жадностью вдыхал морскую свежесть. – Ребята, вы чуете, какой-то особенный аромат?

– Да это же огурцы! Море пахнет огурцами! – закричал Игорь.

И все сразу же поняли – да, морской ветерок отдавал особенным, огуречным ароматом. Так пахнут свежие, только что порезанные огурцы.

Солнце быстро погружалось в морские глубины. Красная мерцающая дорожка протянулась от горизонта к берегу. А по сторонам её, куда не доставали солнечные блики, море выглядело тёмным и густым, как смола.

– Хорошо-то как, ребята! – тихо сказал Игорь. И с еле ощутимой грустью спросил: – Почему это так, ребята, бывает: и хорошо, и плохо сразу?

– Мудришь ты что-то – и хорошо тебе, и плохо, – проворчал Витька. – Чем же тебе плохо?

– Целый день плохо – жарко, скучно, – объяснил Игорь, – Жаришься в лагере, как рыба на сковородке, ходишь из стороны в сторону, не знаешь, куда приткнуться. Я даже думал сегодня: зачем я, дурак, сюда поехал? А вот посмотрел сейчас на море – и сразу широко, хорошо стало!

– Ты правильно говоришь, Игорь! Я тебя понимаю! Море – это очень хорошо! – кивнул головой Альберт.

– И хорошо, и плохо! – повторил Алёшка и засмеялся. – Я тоже думал об этом. По-моему, это хорошо, когда хорошо и плохо! Тогда человек начинает действовать, бороться за то, чтобы было совсем хорошо. А действовать и бороться – это самая главная радость в жизни. Я где-то читал, что кто-то из самых великих людей, Карл Маркс, кажется, написал, что счастье его – в борьбе. Это он здорово написал! Вот ведь бывает иногда так скучно смотреть ни на что не хочется. А потом появляется трудное дело и сразу веселее становится…

Ребята молча слушали Алёшку задумчиво наблюдая, как погружается в море овальное, словно приплюснутое солнце.

– А я вот хочу спросить, зачем для нас делают и хорошо, и плохо? – медленно, мягко выговаривая слова, сказал Альберт Мяги. – Почему взрослые люди много работали, много старались, строили эти большие дома, сажали эти цветы, посыпали песком эти дорожки, когда для всех нас было бы лучше, было бы совсем хорошо приехать на голый берег, поставить простые палатки, варить обед в котле над простым костром… Пускай даже на обед у нас не было бы мороженого, а к чаю нам давали бы не вкусные вафли, а простой чёрный хлеб. Всё это было бы больше хорошо, чем сейчас. Я хочу жить в палатке, а не в палате – мне это больше нравится… – Альберт посмотрел на молчаливо слушающих его друзей. Может, я неправильно говорю?

Витька хлопнул Альберта по плечу и горячо воскликнул:

– Нет, правильно, Альберт! Всё правильно! Я тоже хочу жить в палатке, а не в палатах! В палатах пусть живут больные и слабые! А вот почему для нас строят палаты – я и сам не знаю…

– А потому, что их строят взрослые, – усмехнулся Игорь. – Для них лучше жить в палатах и кушать на столиках, покрытых белыми скатертями. Почему-то теперь среди взрослых мало Миклухо-Маклаев, готовых жить так, как живут дикари…

– Ну, это ты зря! – закипятился Алёшка. – Среди взрослых, если ты хочешь знать, тоже много настоящих, весёлых людей. У нас во дворе есть такой дядя Сема. Он уже совсем седой, прямо белый, а с нами в футбол играет, на рыбалку ходит… Ну, конечно, бывают и такие, как тётя Тонна. У них вместо сердца – ходики тикают – тик туда, тик обратно… И никогда не заспешат, никогда не отстанут!

Последний кусочек солнечного диска нырнул в море, и волны сразу потемнели и отяжелели. Над лагерем разнёсся сигнал горна.

– Пора спать! – хмуро, неохотно проговорил Альберт. Пошли, ребята!

Они медленно поплелись к своему корпусу. В лагере – в спальнях, в столовой, по аллеям – вспыхнули яркие электрические лампочки.

– Так ты всё же думаешь, что Верка на нас насплетничала? – спросил Витька.

– Больше некому, – пожал плечами Алёшка.

– Ну да! Ведь когда мы Зине стучали. Верка тоже высунула свой нос в окно! – подтвердил Игорь.

– Вот в том-то и дело! – Витька покачал головой. – Это же дурой надо быть, чтобы показаться нам, а потом сплетничать! А Верка – нюня, конечно, размазня… Но она не дура! И Зина ручается, что Верка не донесёт. А Зина, я вам скажу, она в этих делах разбирается…

Из-за кустов быстрой, пружинистой походкой вышел Арташес Геворкович. Белая майка туго обтягивала его мускулистую грудь, подчёркивала тёмный загар. На руке физрука алела повязка дежурного.

– Спать, орлы, спать! – весело крикнул он.

– Идём, Арташес Геворкович! Уже идём! – ответил ему мальчишки.

– Мировой мужик! Простецкий! – проговорил ему вслед Витька.

– Он же обезьяной работает! – засмеялся Алёшка.

– Ну, знаешь… Мало ли что бывает! Ошибся я, значит! – возразил Витька.

А Арташес Геворкович ещё долго ходил по территории лагеря. Он обошёл спальные корпуса, утихомирил неугомонных мальчишек, вздумавших играть в чехарду в коридоре. Потом разогнал стайку девчонок, собравшихся в одной из палат, чтобы поболтать в темноте и обменяться своими немудрёными секретами. Затем физрук поговорил со старичком сторожем, ночами охранявшим территорию лагеря. Он видел, как погасли последние огни на кухне и в прачечной. Сонная тишина и мрак окутывали лагерь, когда он вернулся в канцелярию, где был телефон и стояла кровать-раскладушка для дежурного.

Долгое время вся лагерная территория была пустынной. Только в тёмных уголках перемигивались своими голубоватыми огоньками светлячки да ярко горели лампы наружного освещения.

Потом вдоль стены спального корпуса прокралось несколько бесшумных теней. Это отправились на добровольное дежурство к устью речки трое мальчишек.

Рассказ Витьки о неизвестном водолазе вызвал в шестом отряде всеобщий восторг. Не только мальчишки, но и девчонки хотели выслеживать его.

Тени промелькнули и скрылись – бесшумные мальчишеские фигуры, которые, если потребуется, умеют незаметно проникать куда угодно.

Над лагерем тихо проплыла, часто трепеща крыльями, тёмная тень какой-то ночной птицы. Дядя Миша, шаркая по песку старыми тапочками, прошёл из одного конца лагеря в другой и скрылся за столовой. Во всём лагере ещё светилось одно окно – окно канцелярии. Арташес Геворкович, лёжа на узкой раскладушке, с увлечением дочитывал очередную книжку «Мира приключений» и в этот час мысленно был с героями фантастической повести на далёкой чудесной планете. Он как раз встретился с удивительным, огромным и косматым зверем, когда с другой стороны домика, около стены, зашевелились какие-то тени. Они застыли у раскрытого окна комнаты завхоза Петра Сидоровича Находкина. Из этого окна неслись странные звуки – сначала слышалось приглушённое грозное рычание, а потом свист, словно кто-то выпускал воздух из туго надутой футбольной камеры. Эти звуки всё время чередовались – снова рычал зверь и опять свистела футбольная камера.

Тени бесшумно приподнялись – одна большая, другая поменьше и заглянули в окно. Потом они снова припали к земле. Послышался еле внятный смешок и восхищённый шёпот:

– Вот даёт!

Немного погодя эти тени появились у окна комнаты, где жила старшая пионервожатая Антонина Михайловна и отрядная вожатая Наташа. Бесшумно раздвинулась белая занавеска.

Большая и маленькая фигуры слились в одну длинную. Затем под окном осталась только тень побольше.

А через минуту из окна стали появляться какие-то предметы: чёрный комок, похожий на большой футбольный мяч, один и другой ящики. Тень побольше осторожно брала их и опускала на землю. Затем снова раздвинулась занавеска и маленькая фигура вылетела из окна. Скрипнул песок, и снова стало тихо…

Минут через десять Арташесу Геворковичу показалось, что под окном канцелярии зашуршали чьи-то быстрые шаги.

Он прислушался и сунул книгу под раскладушку. Потом вскочил, подбежал к окну и выглянул наружу.

Темнота сгустилась и стала совсем непроглядной, как это всегда бывает перед рассветом. Равномерно, то громче, то тише цокотали кузнечики. Чуть слышно вздыхало море…

Физрук присел на раскладушку. Но смутное беспокойство не оставляло его. И он, надев тапочки, в одних трусах вышел наружу. Лагерь спал. Даже электрические фонари, казалось, светились тускло и утомлённо. На востоке, за горами, небо уже чуть-чуть светлело.

Арташес Геворкович обошёл домик вокруг. Нигде никого не было. Он насторожился, услышав странные звуки, доносящиеся из комнаты Петра Сидоровича. Но потом усмехнулся и вошёл в дом.

Через минуту погасло и окно канцелярии, единственное, в котором в эту ночь долго горел свет…