Текст книги "Республика девяти звёзд"

Автор книги: Василий Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

32. Взгляд в прошлое

Косматые ночные тени выползали из леса на полянку, когда возле лагеря загрохотали колёса. И сейчас же горнист подал сигнал сбора. Ребята быстро построились в чёткую шеренгу. Из леса рысцой выбежали кони, запряжённые в линейку. Приехавших встретил пионерский строй.

С линейки сошло двое – широкоплечий, уже немолодой человек в парусиновом костюме и белобородый по-юношески стройный старик. Старик был одет в полувоенный костюм из зеленоватой материи. Длинную рубашку с высоким наглухо застёгнутым воротом туго стягивал тонкий ремённый поясок с серебряными украшениями-подвесками. На левой стороне груди приехавшего пламенел орден боевого Красного Знамени. Но особенно поразило ребят лицо старика – желтоватое, словно восковое, с маленькой седой бородкой клинышком и огромными карими глазами, внимательными и зоркими. Из-под золотистой барашковой шапки-кубанки выбивались пряди серебряных волос.

Человек в парусиновом костюме остановил коней на краю полянки и стал привязывать их к низкорослому, согнутому ветрами клёну. А старик лёгким и быстрым движением соскочил с линейки. Каждое движение его было быстрым и молодым, он держался по-спортивному прямо, и никто не поверил бы, что ему много лет.

– Здравствуйте, внуки мои! – глуховатым, слегка подрагивающим голосом проговорил старик.

– Здравствуйте! – громко ответил пионерский строй.

– Давайте сядем возле огня и поговорим! – предложил старик.

Человек в парусиновом костюме положил около костра свёрнутый в несколько раз коврик, которым была покрыта линейка. Старик плавным движением сел на этот коврик, скрестив ноги.

– Пионерка, Зина Симакова! Зажечь костёр! – подала команду Алла.

Зина стала чиркать спичками. Но они почему-то у неё никак не зажигались. И когда спичка, наконец, разгорелась, она сунула маленький огонёк в груду сухих листьев, где он сейчас же погас.

– Спокойней, девочка! – ласково проговорил старик. – Он взял из груды хвороста несколько тонких прутиков. – Зажигай!

Повеселевшая Зина зажгла спичку и поднесла огонёк к прутикам. И по ним сразу побежали яркие язычки.

– На этот факел! – старик протянул Зине пылающие прутики. – Теперь костёр разгорелся сразу…

И через несколько секунд над грудой хвороста заплясали огненные языки. Сноп золотых искорок с шорохом устремился к темнеющему небу.

Ребята уселись вокруг костра. Вера Сидоренко повесила над огнём большой закопчённый походный чайник.

– Пионеры! – баском заговорил человек в парусиновом костюме. – Я председатель здешнего сельского совета. Сегодня ваши товарищи попросили меня найти человека, который бы мог рассказать вам об истории наших мест. И вот я привёз к вам в гости самого старого и уважаемого человека нашего посёлка дедушку Дауда Биштова. Сто два года уже живёт на свете дедушка Дауд и хорошо знает историю наших мест. Сейчас мы попросим рассказать вам о прошлом…

Ребята захлопали в ладоши, не отрывая глаз от величавого и ласкового старческого лица, по которому скользили золотистые блики пламени.

– Иван Андреевич сказал вам правду, внуки мои, – негромким, слегка гортанным голосом заговорил дедушка Дауд, задумчиво глядя в огонь костра. – Я – самый старый человек этих мест. И, можно сказать, я – самый старый, полувысохший корень древнего племени натухаев, живших когда-то на этой земле. О горе и бедах моего родного народа я расскажу вам сейчас, внуки мои…

Старик вздохнул и окинул внимательным взглядом сосредоточенные ребячьи лица.

– Я не стану рассказывать вам о далёком прошлом этой благословенной земли – пусть вам об этом расскажут учёные люди, по крошкам собирающие прошлое. Я только скажу, что наша земля, богатая водой, плодородная, залитая солнцем, никогда не пустовала. Наверное, ещё тысячи лет назад здесь, как говорят учёные, жили смелые мореплаватели. Потом здесь были города и селения древнего Боспорского царства. Но народы сменяли народы. И много-много лет назад здесь поселились мои предки натухаи – сильное, трудолюбивое, отважное племя адыгейского народа. Здесь натухаи посадили сады и виноградники. Здесь, в зелёных ласковых долинах, паслись их стада, пели их женщины и смеялись дети.

Спокойно и счастливо жили натухаевцы до тех пор, пока на их земли не пришли хищные и хитрые турки-османы. Нет, пришельцы вначале не угрожали оружием, потому что натухаи были многочисленным и сильным племенем. Сладко улыбаясь, турецкие посланцы твердили натухаевским князьям, что их главные враги соседи – шапсуги. А шапсугам говорили, что их неприятели – натухаи. И так турки натравливали одно племя на другое. И натухаи, и шапсуги растрачивали свои силы и проливали свою кровь в жестоких схватках.

А потом, когда натухаи ослабели, турки сказали князьям, что защитят их и послали своих воинов на натухаевские земли. И вскоре получилось так, что хозяином на этой земле стал турецкий паша. Натухаевские князья превратились в его лизоблюдов и помогали ему грабить наш народ. И яркий, радостный день стал для натухаев темнее зловещей осенней ночи…

Старый Дауд рассказывал о том, как грабили турки селения натухаев, как хватали натухаевских девушек и юношей, грузили их на корабли и отправляли в рабство.

Ребята слушали старика и вглядывались в огонь. А если пристально вглядеться в причудливую пляску огненных языков, то можно увидеть скачущих всадников в высоких чалмах, со сверкающими кривыми саблями в руках. Потом вдруг мелькали искажённые горем и ужасом лица пленников. И над ними вздымались и падали жёсткие бичи! И турецкие корабли распускали пламенеющие паруса, увозя в неволю детей натухаев…

– Но пришло время, когда туркам стало очень плохо. Турецкий султан начал войну с русскими. И сюда, на берег Чёрного моря, явились непобедимые русские полки. Турки вынуждены были покинуть эти края. – Старый Дауд вздохнул. – И тогда наступила самая страшная пора. Собака султан приказал своим аскерам отдать русским только обугленную мёртвую землю. Турецкие янычары начали сгонять всех натухаев в крепость Анапу, а селения, сады, усыпанные плодами, поля зрелой кукурузы и проса – всё предавали огню. Тем, кто не хотел покидать землю своих отцов, турки рубили головы. Стон и плач нависли над несчастной землёй натухаев… Анапа в ту пору утопала в зелёных садах, обильно орошаемых водой из колодцев. Турки заставили натухаев забивать колодцы тюками овечьей шерсти, а сверху засыпать камнями. Овечья шерсть, разбухая в воде, плотно закрывала русла подземных рек, и те меняли свой путь. Потом насильники погнали натухаев в трюмы своих кораблей. Они так забивали пленниками свои корабли, что люди в трюмах могли только стоять, тесно прижавшись друг к другу. И если человек умирал, он не падал, потому что некуда было упасть…

Старик окинул взглядом лица ребят, по которым скользили отблески костра.

– Немногие из натухаев сумели уйти от турецкого плена или кривого ножа – ятагана. Среди этих немногих были и мой дед и отец. В маленьком селении Псе, которое турки звали Сарынсу, холодная вода, джигиты отказались подчиниться янычарам и уйти с родной земли. Они вступили в бой с турками и перебили их кинжалами. Но турецкий паша чуть не задохнулся от ярости, услыхав о гибели аскеров. Он двинул сюда своих конников. И плохо пришлось бы смельчакам-натухаям, если бы русские солдаты вошли в селение позже турок. Но они, пройдя через леса и горы, успели вовремя и отбили атаку турецких разбойников. Вот так, внуки мои, в этой маленькой горной долинке уцелело несколько натухаев – всё, что осталось от сильного, большого народа…

Старик склонил голову и словно уснул, прикрыв веками глаза. И ребята сидели, не шелохнувшись.

Они смотрели на костёр. И снова в переплетающихся, беспокойных язычках пламени они видели то, о чём рассказывал старый Дауд. Они видели мчавшихся коней турецких аскеров и их злые суровые лица. А навстречу туркам бежали усталые, потные русские солдаты. Искры, взлетевшие над костром, казались ребятам вспышками выстрелов…

Дауд вскинул голову, и его зоркие глаза опять окинули взглядом внимательные лица ребят.

– Вот это всё, внуки мои, что сохранила моя старая память из рассказов дедов и отцов наших, – сказал старик. – Если я говорил непонятно – спрашивайте!

– Дедушка! – подняла руку Зина Симакова. – Я хочу спросить вас, дедушка…

– Спрашивай, внучка!

– Мы просим рассказать, за что вы награждены орденом боевого Красного Знамени, – попросила Зина.

Дауд нагнул голову.

– О, это старое дело! – тихо проговорил он. – Едва ли оно будет вам интересно…

– Расскажите! Расскажите, дедушка! – закричали ребята.

– Это случилось, когда на нашей земле только-только установилась Советская власть, – тихо заговорил старик. – Как-то мой старый друг и я пошли в лес охотиться на кабанов. Раненый кабан, За которым мы гнались, вывел нас в глухое ущелье, на берег моря. Там мы заночевали. А утром к этому месту подошли корабли и на берег стали высаживаться белые солдаты. Мы вступили с ними в бой. А потом подошли красноармейцы и отбили врага…

– Ну, дедушка Биштов! – забасил Иван Андреевич. – Этак, по-твоему, выходит, что орден вам дали даром!

– Мы не сделали ничего особенного, – ответил старик. – Мы только встали на защиту счастья наших детей. Это сделал бы любой джигит, у которого в жилах течёт горячая кровь, а не болотная вода…

– Нет, дедушка Дауд! Мне всё-таки придётся дополнить ваш рассказ! – возразил председатель сельсовета. – Вы говорили так, словно подносили нам цветок, ощипав с него лепестки. А на деле, ребята, было вот как. Заночевали два охотника среди скал на морском берегу. Наступил рассвет. И тут увидели они, что неподалёку от берега остановилось несколько кораблей, спустили лодки и стали грузить в эти лодки солдат с погонами на плечах. Наша Красная Армия в ту пору не носила погоны, они были только у врагов народа, у белых… И тогда охотники решили задержать врага, хотя лодок было более тридцати и в каждой из них сидело по два десятка солдат. Охотник Дауд Биштов выбрал местечко на вершине скалы, там, где кончалась узкая, извилистая тропка, поднимающаяся с морского берега. Потом охотник проверил свою винтовку, пересчитал патроны и стал ждать. А друга своего он послал к нам в селение, где в ту пору был штаб красного пехотного полка. – Иван Андреевич откашлялся и заговорил громче. – Вот и получилось так, ребята, – лежит на вершине скалы всего один охотник со старой винтовкой-трёхлинейкой. А против него – шесть сотен белых солдат и офицеров, более десяти пулемётов и даже шесть орудий английского военного корабля, охранявшего пароходы белогвардейцев… Но охотник не испугался. Он был бесстрашен и хорошо знал родные горы. Как только первая лодка причалила к берегу, он выстрелил и сбил офицера… Офицеров легко было узнать по золотым погонам. Потом так же метко он свалил ещё двух офицеров в следующих лодках. И тогда – и винтовки, и пулемёты открыли огонь по смельчаку. Враги не видели охотника. Они осыпали свинцовым дождём вершины скал, дубы, горные расщелины. А охотник в ответ посылал меткие, безошибочные пули. Так и получалось – выскочат солдаты на берег, а командира у них уже нет. Ну, а белым солдатам, понятно, не охота лезть под пули неизвестного стрелка. Вот они залягут за скалы и начинают пулять вверх. Но потом заговорили английские орудия. Снаряды дробили скалы, сотни каменных осколков разлетались вокруг в клубах красноватого, вонючего дыма. Но охотник не отступал, хотя один осколок ранил его в голову, а другой – в плечо. Так и держался Дауд Биштов один против шести сотен врагов, против пулемётов и пушек белогвардейцев. Держался почти шесть часов, пока подоспели красноармейские части и сбили врага в море… За этот подвиг Советское правительство и наградило Дауда Биштова орденом боевого Красного Знамени. А народ в нашем селении и сейчас поёт замечательную песню о герое – Дауде…

Ребята восторженно смотрели на маленького, сухонького старичка в поношенном солдатском обмундировании.

«Где же этот дурень Витька! – подумал Алёшка, оглядываясь по сторонам. – Теперь бы он, упрямец, понял, что стыдно такого героя называть старым мухомором!»

Но Витьки нигде не было видно. Правда, Алёшке показалось, что на какое-то мгновение, когда пламя костра вспыхнуло особенно ярко, в далёком углу полянки, около крайней палатки, он разглядел крепкую фигуру и крутой лоб Витьки. Но, может быть, это ему только показалось…

А Зинка Симакова уже записывала в клеёнчатую тетрадь песню об охотнике Дауде, которую прочитал председатель совета.

Верка Сидоренко угощала гостей удивительно вкусной ухой, пахнущей луком и горьковатым дымком костра.

И большой закопчённый чайник уже запевал свою песенку над костром.

И вокруг в темноте были прекрасные, древние горы, которые дышали смолистой свежестью лесов и ущелий. И золотистые искры уносились от костра в тёмное небо. И неумолчно шумела Сарынсу – Холодная река.

33. Старая монета

Над лесом, над шумливой рекой, над тихим морем разгоралось весёлое и солнечное утро. А на сердце у Витьки Олейникова было серо и пасмурно.

В это утро Витька, неугомонный выдумщик и остряк Витька, вдруг почувствовал себя лишним. Все ребята, кроме, конечно, Алёшки, по-прежнему разговаривали с ним, отвечали на его вопросы. Но Витьке почему-то казалось, что делают они это нехотя, только соблюдая вежливость.

«Это всё Алёшка! – решил Виктор. – Это он подговорил всех против меня».

И он ещё больше злился на своего недавнего друга.

А на самом деле Алёшка никого не подговаривал. Просто все узнали о вчерашней ссоре и о том, что Витька назвал дедушку Биштова «старым мухомором». И все в отряде считали, что Витька не прав.

Конечно, если бы сам Витька прямо и откровенно признал свою неправоту, никто бы его не осуждал. Но он держался так, точно его самого обидели.

Девчонки сразу же после завтрака побежали собирать орехи. Мальчишки отправились рыбачить.

А Витька, высокомерно задрав курносый нос, заложив руки за спину, один, медленными шагами направился по тропинке, ведущей неизвестно куда. Он шёл молчаливый и скучный, сердито поджав губы.

– Внимание, девочки! Евгений Онегин шагает! – выкрикнула из-за куста Верка Сидоренко и захохотала.

Витька хотел обозвать её дурёхой. Но потом только вздохнул и пошёл дальше.

А тропинка, извиваясь между кустами орешника, огибая старые, кряжистые дубы, поднималась все выше в гору.

Теперь Витька злился не только на Алёшку и товарищей, но и на самого себя.

«И чего только я психую? – упрекал он себя. – Ну, не нравлюсь я им – ну и пусть! Вернёмся в лагерь, попрошусь, чтобы перевели меня в седьмой отряд – и всё будет в порядке. Эти самые мушкетёры – ребята что надо! Не хуже наших!»

Но как только он представил себе, что перейдёт в другую комнату, что рядом не будет фантазёра Игоря, неторопливого Альберта и… длинного, костлявого Алёшки – ему стало ещё скучнее.

«Ну и пускай! Привыкну – и там будет хорошо!» – успокаивал он себя.

Но почему-то эти убеждения не действовали.

Кусты кончились, и тропинка вывела Витьку на унылый, обдуваемый ветром пустырь, поросший низкой щетинистой травой.

Витька сделал ещё несколько шагов и замер. Берег почти отвесно обрывался к морю. Далеко внизу шипели и пенились волны. Они рождались где-то среди тихой, безмятежной голубизны лёгкими, чуть заметными морщинками. Потом, приближаясь к береговой крутизне, волны становились всё выше, всё грознее и яростнее. С глухим шумом они били в берег.

А чуть правее, где в море впадала речка Сарынсу, волн совсем не было. Там море улыбалось мелкими, серебристыми бликами.

Витька подошёл к самому обрыву, туда, где над пустотой свесилось какое-то искорёженное ветрами дерево. Часть берега под ним уже обрушилась, и корни, похожие на дерущихся, сплетённых между собой змей, висели в воздухе. Но другие корни глубоко и цепко держались за спёкшуюся глинистую землю, уходили в её глубину и питали дерево. Оно до сих пор зеленело листвой и, как видно, умирать не собиралось. Корни дерева не давали обрушиваться берегу, а берег держал и кормил дерево.

Витька уселся рядом с деревом, спустив ноги в канаву, которую, очевидно, пробили весенние воды, и стал смотреть на волны.

Они поднимались одна за другой, как цепи бойцов, идущих в атаку. Почему-то одни волны были ниже и слабее, другие вздымались выше и особенно яростно штурмовали берега.

«Это, наверное, девятые валы», – подумал Витька, вспомнив, что в какой-то книге он вычитал, что девятые валы – самые сильные.

Но самыми грозными оказались вовсе не девятые валы. Выше других вздымалась то восьмая, то одиннадцатая волна.

«Надо позвать ребят. Пусть тоже посмотрят на атаки моря», – подумал Витька.

И вспомнил, что поссорился с друзьями. И сразу ему опять стало невесело.

Он отвернулся от моря и уставился себе под ноги, на рыжевато-красную глину. Взгляд его бесцельно скользил по большим и маленьким комочкам, по белым камням и каким-то тёмным веточкам. Вдруг на глаза ему попалась серая округлая пластинка с чуть заметными буковками.

«Что это такое?» – подумал Витька, подбирая пластинку.

Она лежала на его ладони – тоненькая, сизая металлическая пластинка, на которой можно было рассмотреть буквы «моз» и чуть пониже «мн». На другой стороне угадывались очертания какого-то большеглазого лица и что-то вроде меча или креста.

«Да ведь это же монета! – догадался Витька. – И наверное, очень старая!»

Он потёр находку о трусы, но монета оставалась такой же тусклой и невзрачной.

Запрятав её в карман, Витька стал ворошить ссохшиеся комья глины. Но больше в канавке ничего не было.

Держась за дерево, Витька добрался до самого обрыва. И тут ему снова повезло. Между камнями он заметил глиняный комок необычной формы. Он напоминал лошадь, такую, какую лепят из пластилина ребятишки в детском саду: толстоногую, несуразную, но всё же похожую на живую.

Витька подхватил комочек. Земля под ним дрогнула. Уцепившись за узловатые корни дерева, он отпрыгнул назад и оглянулся. Большой кусок берега рухнул вниз, но шум его падения заглушил повторяющийся гул волн. Теперь земля, переплетённая корнями дерева, мысом выдавалась вперёд, нависая над пустотой.

Отбежав от обрыва, Витька уселся в тени, под кустом, и принялся протирать статуэтку полой рубашки. Сухая глина осыпалась, и фигурка засверкала неяркой желтизной.

Да, это был конь, маленький, размером со спичечный коробок, толстоногий и неуклюжий. Но в то же время в этой фигуре ощущалось застывшее стремительное движение. Оно чувствовалось во вскинутой голове животного, грубоватой, с чуть намеченной гривой и щёлками глаз, в том, как конь припал на задние ноги, словно сопротивляясь невидимой узде, тянущей его вперёд.

Витька достал из кармана монету и положил её на ладонь, рядом со статуэткой. Несколько минут он любовался своими находками.

«Вот! – с каким-то злым торжеством подумал он. – Они орешки собирают да рыбку ловят, а я древности нашёл. Может быть, я целое открытие этим медным коняшкой и монеткой сделал».

Но он ощутил, что радость его какая-то блёклая, тусклая. Конечно, всё было бы совсем другим, если бы рядом шумели друзья, если бы Алёшка издавал свои восторженные вопли и хлопал его по плечу, если бы Игорь изумлённо смотрел на находку, а Альберт задумчиво и неторопливо качал бы своей белобрысой головой.

«Почему они все за Алёшку?» – подумал Витька.

И кто-то незримый словно подсказал ему:

«Потому что Алёшка прав, а ты не прав».

Сердито шмыгнув носом, Витька завернул свои находки в платок, сунул свёрток в карман и медленно побрёл обратно, к лагерю.

34. «Полный вперёд!»

Тётя Тонна, нахмурив брови, широким, порывистым шагом, прохаживалась вдоль пляжа. Она то и дело, защищая ладошкой глаза от солнца, вглядывалась в сверкающую даль бухты. Ребята из седьмого и восьмого отрядов скучали возле лодок.

– Адмирал тётя Тонна нервничает, – шепнул друзьям курносый Славка Иванов. – Моряки не выполнили её указаний.

Славка удобно лежал на корме лодки, положив щёку на локоть, и блаженствовал.

– Тут любой занервничает, – недовольным баском отозвался Сергей Быков. – Собрались ехать, а тут – ни тпру, ни ну.

– Спокойней, Портос. Ты же можешь похудеть от психического расстройства, – заботливо предупредил Славка.

– Собирались, собирались, а катера всё нет, – оттопырив губы, проворчала Зина. – Шестой отряд сейчас по лесам и горам бродит, а у нас всё дело срывается.

– По лесам, по горам ходит шуба да кафтан, – смешливо пропел Славка.

Лодка качнулась, под её килем заскрипел песок. Это Серёжка Быков уселся на борт.

– А знаете, ребята, этот шлюпочный поход тётя Тонна нарочно придумала, чтобы нам шестой отряд позавидовал, – проговорил он.

– Не трепись, Портос, – отозвался Андрей Зубов.

Он лежал поперёк лодки на скамье, прикрыв лицо своей неизменной клетчатой кепчонкой.

– Да, шестому сейчас хорошо! – Андрей вздохнул. – Они по неведомым странам бродят. И рыбу ловят… И костры жгут.

– Начальство топает. Дядя Пуд, – предупредил Славка.

– Ну и что? Дядя Пуд – это ещё не катер, – откликнулся Сергей.

– Ну, что у вас, Антонина Михайловна? – ещё издали, от калитки, спросил начальник лагеря.

– Просто безобразие, Николай Серапионович, – загудела тётя Тонна. – Договорились на девять часов, денежки заплатили. – Она бросила взгляд на часы. – Сейчас уже девять сорок, а катера всё нет. Наташа никак в порт дозвониться не может.

Андрей сел, сдвинул кепочку на затылок и издали крикнул:

– Антонина Михайловна!

Тётя Тонна из-под ладони смотрела на далёкую пристань, которая, казалось, подрагивала в знойном мареве.

Андрей подошёл поближе.

– Антонина Михайловна!

– Ну что ты хочешь? – Тётя Тонна обернулась к нему. – Надо же! Такое мероприятие срывается.

– Давайте, Антонина Михайловна, мы пока так поплывём, без катера. На вёслах. А катер потом нас догонит и возьмёт на буксир.

– Ну зачем это? – Тётя Тонна пожала плечами. – Это же очень тяжело – грести вёслами.

– Нет, Антонина Михайловна! Ничуть не тяжело! Это очень интересно! – закричали мальчишки и девчонки.

Антонина Михайловна покачала головой. Но в разговор вмешался начальник лагеря.

– А что же! Я считаю, что предложение это стоящее, – проговорил он. – Так и сделаем: кто хочет – отплывает сейчас на вёслах. Остальные будут ждать катера.

– Урра! – закричали ребята.

– Пожалуй, и я с вами сплаваю, – сказал дядя Пуд. – Правда, я – довольно увесистый груз для шлюпки. Но ведь вы – ребята здоровые, выгребете.

На берегу началась суматоха – мальчишки тащили вёсла и сталкивали лодки с берега. Девчонки бросились отнимать вёсла и громогласно клялись, что они – великолепные, бывалые гребцы.

Наконец шлюпки отчалили.

– Полный вперёд! – скомандовал, налегая на весло. Серёжка-Портос.

– Стоп! Подожди! – неожиданно скомандовал Андрей и толкнул весло от себя.

Лодка, точно волчок крутнулась на месте.

– Ты что, д’Артаньян? Ошалел? – разозлился Портос.

Андрей наклонился и прошептал ему на ухо:

– Не видишь?

Он мотнул головой в сторону берега, откуда отплывающим лодкам махали панамками и платками.

– Ну, и что? – не понял Серёжка.

– А то, что Венерка осталась на берегу. – Андрей нагнулся к маленькому Зине, уцепившемуся за весло. – Дуй на берег и ни на шаг не отходи от этой самой Венеры. Головой за неё отвечаешь. Понял?

– А что же мне делать, если за ней приедут?

– Следить. Ясно?

– Ясно! – мрачным голосом ответил Зина.

И, привстав, бухнулся вниз головой в море.

– Ай, бешеный! – закричали девчонки, в которых угодили брызги.

– Что там такое? – спросил Николай Серапионович.

Он приподнялся, но лодка угрожающе качнулась. Дядя Пуд снова сел на корму.

– Подавай ему весло! – скомандовал он. – Вытаскивай.

– Ему ничего не надо подавать, Николай Серапионович! – рассмеялся Андрей.

– Он же лучше рыбы плавает, – подхватил Сергей, налегая на весло.

Зина, широко загребая руками, плыл к берегу. А лодка быстро пошла к выходу из бухты.

– Что с ним случилось? – спросил Николай Серапионович, всё ещё глядя на быстро двигающуюся к берегу голову Зины.

– Фотоаппарат он забыл, Николай Серапионович, – соврал Андрей. – Он нас на катере догонит.

Сзади быстро приближалась лодка с тётей Тонной. Она сама сидела на первой скамье и широко загребала вёслами. На второй скамье, по двое на каждом весле, гребли девочки, взвизгивая от удовольствия.

– Пол-лундра! – диким голосом заорал Сергей-Портос. – Сзади за кормой пиратское судно! Самый полный вперёд! Не жалеть топлива!

Мальчишки налегли на вёсла, и их лодка рванулась вперёд. Девочки стали отставать, и их обогнала третья шлюпка, в которой гребли рослые мальчишки из старшего, восьмого отряда.

Это было замечательно – нестись по голубому, солнечному простору бухты. Прибрежные здания медленно уплывали назад и влево. Иногда с чьего-нибудь весла в лодку срывались весёлые, прохладные брызги.

У входного буя лодки догнал белый прогулочный теплоходик, с палубы которого махали руками ребята, оставшиеся на берегу.

Теплоход взял шлюпки на буксир и, поднимая пенистую волну, ходко пошёл вдоль берега.

– Всё в порядке! – пробасил Сергей-Портос, указывая Андрею на корму теплоходика.

Там, рядом с Венерой Светловидовой стоял улыбающийся Зиновей-Зинка и махал лодкам рукой.

Через час теплоходик остановился у низенького дощатого причала. За ним раскинулись бескрайние россыпи горячего, чистого песка. Дальше, за песчаной полосой пляжа, в зелени деревьев белели домики какого-то посёлка.

Когда все сошли на берег, тётя Тонна захлопала в ладоши и, когда наступила тишина, объявила:

– Ребята! Порядок у нас такой: сейчас раздеваемся и немного отдыхаем. Затем – купание. Но никому не заплывать дальше дежурных из восьмого отряда. Купаемся пятнадцать минут.

– Ну, сегодня можно будет и подольше покупаться, – вдруг сказал Николай Серапионович. – Вода – как парное молоко. Он усмехнулся и подмигнул ребятам. – И доктора нашего Зои Борисовны сегодня с нами нет. А часы у меня. – Он похлопал ладонью по большим часам, прикрывавшим его запястье. – Старые у меня часы, часто останавливаются. – Он поднял руку, чтобы умерить бурю восторгов, и строгим голосом закончил: – Только предупреждаю: кто заплывёт за дежурных – тот больше купаться не будет.

Лёжа на песке и глядя на купающихся ребят, Николай Серапионович сказал тёте Тонне:

– Какое это чудо – южное море! Сколько радости, сил, бодрости дарит оно людям!

Тётя Тонна вздохнула, помолчала и потом ответила:

– Да, море прекрасно. Только не напрасно ли мы, Николай Серапионович, нарушаем сегодня режим купания?

– Нет, не напрасно, Антонина Михайловна, – серьёзно ответил начальник лагеря. – Не напрасно, потому что это нарушение оправдано – ребята уже акклиматизировались, и купание ничего, кроме пользы, не принесёт. Ну, а режим ради режима – это просто глупость.

Николай Серапионович несколько минут наблюдал за хмурым, неподвижным лицом тёти Тонны.

– Поймите, Тонечка, – снова заговорил он. – Порядок в жизни необходим. Но, если вся жизнь будет идти по строгому расписанию, если всё в ней будет расписано по секундам, – то ведь тошнить начнёт от такого порядка. Я, например, за разумный порядок. Но и за то, чтобы были в нашей жизни и неожиданности: борьба, преодоление трудностей, искания. Вот я, дорогая моя, не согласен с вашим планом проведения праздника моря.

– Почему? – нахмурилась тётя Тонна.

– А потому, что не нашёл я в нём ничего нового. Всё то же, что и в прошлом году было. Ну, вылезет из моря чудище с мочальной бородой, которое мы представим ребятам как сказочного Нептуна. Ну, попляшут русалочки и золотые рыбки, прочтут нам наши девчонки и мальчишки стихи о море. Ведь всё это уже было, было десятки раз! А ребята ждут и ищут нового.

– Я не знаю, – пожала плечами тётя Тонна. – Во всех лагерях праздник Нептуна так проводится.

– Вот это-то и плохо, что во всех! – Николай Серапионович положил свою руку на широкое запястье Антонины Михайловны. – И знаете что? Я поручил всем пионервожатым представить нам свои планы проведения праздника моря. А мы с вами отберём лучший.

Начальник лагеря ещё раз взглянул на недовольное лицо тёти Тонны.

– А теперь пошли купаться, Тонечка. Море – оно такое: всё плохое настроение разом смывает.

И через несколько минут возле причала он уже ловил с мальчишками краба. И кричал азартным, весёлым голосом:

– Гони его к берегу! А главное, в песок не давай закапываться!

Антонина Михайловна смотрела на весёлую возню около причала и с возмущением думала:

«Он уже пожилой, а характером, как мальчишка».

И вдруг старшая вожатая ощутила что-то вроде зависти к этому полному, немолодому человеку, который так весело и беззаботно смеётся с ребятами в тёплой прозрачной воде.