355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Василь Когут » Копия Афродиты (повести) » Текст книги (страница 19)
Копия Афродиты (повести)
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 01:39

Текст книги "Копия Афродиты (повести)"


Автор книги: Василь Когут



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

3

«…на право вождения мотоцикла.

После выпускного вечера, а вернее утра, когда мы всем классом, встретив рассвет, разбрелись по домам, я, лежа в постели, зачарованно разглядывал волшебный листок. Спать совсем не хотелось. Как же так, думал я, права есть, а мотоцикла нет. Несправедливо это. Вот поступлю в университет, в чем не сомневаюсь, затем вечные командировки или еще что-нибудь подарит судьба, посолиднею, постарею, а когда же кататься на мотоцикле? С ветерком, на бешеной скорости, на виду у всех.

Чтобы позавидовали не только друзья, а и сам Петр Саввич. Разве я не заслужил, не имею на это права?

Назойливая мысль, как заноза, засела в моей голове. Как примагнитилась к мозгам. Я не смог объяснить себе этого страстного желания, не мог избавиться от него и стал намечать варианты, чтобы заиметь мотоцикл. Остановился на трех: а) купить; б) выиграть по лотерее; в) взять напрокат у Витьки Гусака.

Вечером, когда отец вернулся с работы, я подошел к нему, показал водительские права:

– Па-ап, смотри, что у меня…

Отец взял в руки удостоверение, напялил на нос очки, долго и внимательно изучал мой документ.

– Машинистом широкого профиля было бы лучше, – наконец заключил он.

– Это почему же? – я был явно раздосадован.

– Потому, сын, – сказал отец, – что государству да и семье было бы от тебя больше пользы. А что мотоцикл? На нем только лодыри и тунеядцы носятся. Вред один от них. Спать по ночам не дают. Рокеры, будь они неладны…

Такое категорическое заявление отца сбило меня с толку. Значит, вариант под номером один летел ко всем чертям. Но я все-таки попытался окончательно уточнить мнение родителя.

– Батя, – почти прошептал я и подсел поближе, – а может, дешевенький возьмем? Хотя бы «Восход».

Отец снова напялил очки, и я увидел через линзы его большие черные с синеватым отливом глаза.

– Получи права шофера, ты бы и машину потребовал?

– Да не-е-ет, – стушевался я, и какая-то обида подступила к горлу.

– Ты не строй мне дутики, – сказал отец, снял очки и положил в футляр. – Чтобы было ясно до конца, уточним: мотоцикл я тебе не куплю. И мать не разрешит. Хватит велосипеда. Да и не время сейчас. Лучше займись подготовкой к экзаменам. Поступишь – поймешь, что такое деньги, чтобы тратить их на ерунду. Они не так просто зарабатываются. Вот гляди! – И он протянул мне почти под нос свои огрубевшие, мозолистые руки, от которых я уловил запах бензина и сырости.

Зная суровый характер отца, я все же решил испытать на прочность любовь матери к единственному сыну.

Мать у меня доярка, кстати, лучшая в районе. Пятитысячница. Я, конечно, понимаю, что родители у меня высокооплачиваемые, живут в достатке, и денег у них – куры не клюют… Меня просто удивляет: куда они их девают? Сберегательной книжки, правда, я не видел, но зато очень часто слышу умоляющий голос отца: «Мария, дай на обед мелочи!» Мать берет в серванте кошелек с замком-зажимом, достает несколько рублей и тычет отцу в полузажатый кулак. Он никогда их не пересчитывает, а, скомкав, сует в карман телогрейки и, кажется, очень довольным уходит на работу.

Поздно вечером возратилась мать. Дома уже все работы по хозяйству были переделаны. Я начистил и наварил картошки, приготовил холодник с зеленым луком и свежим огурцом. Мать, увидев мое старание, расцвела, засветилась радостью.

– Как хорошо, как приятно, – без устали повторяла она. – Наконец-то и я дождалась помощи.

Все эти слова похвалы касаются, конечно, меня, потому что отца в комнате нет. Мне это и на руку – я могу смело продолжить мамину мысль:

– Тебе было бы еще лучше, если бы купила мне мотоцикл.

Мать перестала жевать, тяжело и протяжно икнула:

– Мотоци-и-икл?!

– Угу.

– Зачем он тебе?

– Я бы свеженькой рыбки, грибочков…

– Гришечка, – мать положила на стол ложку, вытерла кончиком скатерти губы. – Зачем он тебе? Разбиться хочешь? Да я минуты покоя не буду иметь. Вон сколько случаев. Говорят, в Липовке один студент…

– У меня есть права, – старался я успокоить мать. – И правила вождения я сдал на «отлично».

Мать замахала руками.

– Только не это. Мы тебе со временем купим машину. Ну, эту самую, «Жигули». Когда немного остепенишься, закончишь учебу… А сейчас… И не смей думать.

Мне стало ясно. За родительские деньги не видать мне мотоцикла как собственных ушей. И дело, видимо, не в деньгах, не в жадности. Для родителей я еще не дорос до такого транспорта, как мотоцикл. Что ж… Дутики, как выразился отец, я больше строить не буду. Я просто мысленно перечеркнул вариант «а». Запомнил: было это 23 июня…»

4

Вечернюю уличную тишину разорвал пронзительный свист. Гришка понял: позывные Витьки. Так они вызывали друг друга, если срочно надо было встретиться. Сейчас раздастся еще один протяжный свист. Гришка, не дожидаясь его, выскочил на улицу.

– Чего тебе?

– Поехали в урочище Партизанское.

– Да ну его!

– Без тебя возвращаться туда я не могу, – озабоченно произнес Витька.

– Секрет? – удивился Гришка.

– С шашлыком… – многозначительно добавил Витька.

«Не нашел другого времени, – мелькнуло в голове у Гришки. – На ночь глядя…» Но тут же, вспомнив про вариант «в» – попросить у Гусака напрокат мотоцикл, – согласился. Кажется, и время, и место для заключения сделки вполне подходящее.

Урочище Партизанское – с вековыми дубами и небольшим озерцом, опоясанным березами, – находилось севернее Ядловца, за мелкой и узенькой Рудкой. На мотоцикле – езды минут десять. В урочище часто справляли праздники, организовывали отдых с ухой и шашлыками, а рядом, на Тещиной поляне, что зеленым ковром подступала к урочищу, играли в футбол и волейбол. Это было место и для тайных встреч влюбленных, а в годы войны – место встреч партизанских связных, отчего и пошло название урочища.

Гришка еще минуту раздумывал, а затем поставил условие:

– Я – за рулем.

Витькина «Ява», хоть и старенькая, но мчится быстро, ход плавный. По колдобинам – будто по волнам. Гришка чувствует, как теплый ветер перебирает его короткие волосы, словно в детстве – заботливые мамины руки, как захватывает дыхание при крутых спусках, как учащенно бьется сердце от радости и удовлетворения. Проскочили мостик через Рудку, круто взяли влево, и через несколько минут, обогнув озерцо, Гришка резко затормозил возле самодельного мангала, в котором тлели угли. Над углями, издавая резкий и приятный запах, доходили нанизанные на шампуры кусочки мяса.

Гришка недоуменно пожал плечами: рядом никого не было. Только сизый дымок вился от углей вверх. И вдруг Витька засвистел иволгой. И сразу из кустов выбежала на поляну Оксана, в белом расклешенном платье, с распущенными волосами, с озорной улыбкой на лице. Казалось, после выпускного вечера она не переодевалась.

– Ты?! – поразился Гришка.

– Я должна поговорить с тобой…

5

«…Итак, родители в покупке мотоцикла мне отказали. Моя мать, как, наверное, и все другие, всю жизнь из-за какой-то инстинктивной боязни колотится надо мной. Ем – стоит рядом и глядит в рот, подставляет самые, как ей кажется, вкусненькие блюда, одеваюсь – поправляет рубашку, воротничок, выхожу на улицу – она следом до калитки. Ей всегда кажется, что со мной должно случиться что-нибудь плохое. Мне это надоедает. «Сколько можно, – сказал я однажды ей. – Не маленький». – «Для матери ты всегда маленький». А отец, слушая наш разговор, поучительно изрек: «Самое большое преступление в жизни – неуважение родителей». Батя мой умеет выдавать афоризмы. Я, конечно, промолчал. Но подумал: а родители должны уважать своих детей? Как расценить то, что я хочу мотоцикл, а родители категорически против. Уважение это или нет? В конце концов родителей слушаться надо, что я делал всегда, но не мешало бы и им заглянуть в душу своему наследнику.

Мой вариант «в» вчера разрушился, как карточный домик. Витька Гусак даже испугался, когда я ему предложил деньги за временное пользование мотоциклом. «Что ты, – замахал руками. – Меня из дому выгонят…» Да, могут и выгнать. Но это только предположение. Никогда Витьку из дому не выгоняли, да и родители ничего бы не сказали, отдай он мне свою «лайбу» на несколько дней. Насколько я знаю, его мать рада была бы, если бы мотоцикл вообще испортился. Переживает, как и моя. Но Витька оказался жмотом. А я унижаться не стал. Подумаешь, важность какая. Но червячок-то душу точит: чем я хуже Витьки?

Решил насолить родителям. Сперва заявил, что ни в какой институт поступать не буду и в райцентр за справками не поеду.

– Как так? – всполошилась мать.

– Не на чем ехать, – отрезал.

– А автобусом?

– А на автобусе пусть негры ездят.

Пошел в сарай, взял косу и демонстративно направился на канаву косить сено. Я должен был побыть один. Обдумать ситуацию. Вчера Оксана мне задала такую задачку, что я не смог решить ее за ночь. Предложила поступать вместе с ней в медицинский институт.

– Ты что, спятила?! – возмутился я. – Ты же знаешь, что я крови боюсь, а мертвецов обхожу десятой дорогой.

– На факультет журналистики тебя же не примут, – убеждала Оксанка. – Туда нужны опубликованные материалы в газете. А у тебя – только письмо в стихах ко мне. И то его никто не читал. Отдам назад. Повезешь?

– У меня есть три заметки, напечатанные в «Зорьке», – пропустил я мимо ушей ироническое заявление Оксанки. – Одно стихотворение в районной газете…

– Послушай, – стала просить Оксана. – Ну какая тебе разница? Смотри: Чехов был врач, а стал хорошим писателем. Розенбаум тоже врач, а стал хорошим бардом. Главное здесь – надо иметь желание, цель. Захочешь, и ты станешь журналистом.

Я жевал шашлык и думал. В общем-то она права. Но отец меня все рядит в институт механизации, настаивает пойти по его стопам. Мать, конечно, соглашается. Но никогда и никому в голову у нас в семье не приходило сделать из меня журналиста или врача.

– А зачем тебе это? – наконец поинтересовался я.

– Ты меня, Гришка, любишь? – вдруг спросила Оксанка и близко придвинулась ко мне, положила свою руку на мое плечо. Я почувствовал прикосновение ее тела, волос, дыхание. Меня бросило в жар.

– Ну, люблю, – промямлил я. – Но твой отец…

– В институте отца не будет.

Оксанка повернулась ко мне лицом, и я в отсвете тлеющих углей близко увидел ее большие голубые глаза, пухлые влажные губы, пушистые ресницы. От нее пахло парным молоком и духами. Я открыл рот, хотел что-то сказать, но она его вдруг прикрыла своими влажными губами… Я почувствовал какую-то невесомость, в голове закружилось. Не хватало дыхания. И будто бы летел в пропасть…

– Любишь? – вернула она меня в сознание.

– Да! – выдохнул я.

– Ты мне должен помочь поступить в институт.

– А как же отец?! Он всегда был против наших встреч.

– Ерунда. Приходи завтра. Готовиться будем вместе.

Витька разрешил отвезти ее домой на своем мотоцикле. Вез ее я аккуратно, будто сзади на сидении у меня был ящик со стеклянными игрушками. Назад – летел. Я не мог осознать, что со мной творится… Она, Оксанка, моя мечта, моя тайная любовь, призналась… 24 июня…»

6

– Косишь?

– Кошу.

Гришка взглянул на часы: тринадцать сорок. Значит, старик приехал на обед и сразу – сюда. Он взял пучок травы, протер косу, менташкой провел туда-сюда по лезвию и не спеша вогнал в валок. Как настоящий хозяин.

– Присядем, – сказал отец. – Мать такое наговорила…

– Что?

– В институт, говорит, не хочешь поступать. Да если люди узнают… Серебряная медаль…

– А людям-то что…

– Мнением людей надо дорожить. Начинается, подумал Гришка. Снова нравоучения,

афоризмы. И откуда у него все это берется? Вроде книг не читает, философских телепрограмм не смотрит, а поучать других – не дай поспать. И, чтобы не дать отцу развить свои мысли, он перебил:

– Ты же знаешь, что я хочу на факультет журналистики. Может, поработаю год-два в колхозе, может, внештатным устроюсь… Подкоплю материал…

– Человеку и так мало отпущено для полноценной жизни, – начал философствовать отец. – День пропит – не прожит, что проспал – просуществовал… А это еще не жизнь. А ты – два года…

– Ладно, – сказал как-то по-заговорщицки Гришка. Значит, надо. А что бы ты, батя, сказал, если бы я в медицинский махнул?

Павел Романович от удивления открыл рот. Медицинский? Это никому в голову не приходило в их семье. Он как-то недоверчиво посмотрел на сына: шутит, что ли? Молодо-зелено, никакого постоянства. Каждую минуту такой фортель выкинуть может, что диву даешься. Медицинский… В общем-то, благородно. В их роду медиков еще никогда не было.

– Как знаешь, – согласился. – Но чтобы без фокусов.

– Вот это настоящий мужской разговор, – Гришка удовлетворенно потер ладошкой о ладошку и взялся за косу. – Только ты, батя, про это никому.

– И матери?

– Матери можешь по секрету. Пусть успокоится. Отец торопливо ушел назад в деревню. Видимо, эту

приятную весть не терпелось передать жене. А Гришка не спеша косил и мучительно обдумывал вчерашний разговор с Оксанкой…

7

«…что со мной творится?..

Странную любовь мне предложила Оксанка. Весь день, находясь на сенокосе, жарясь под знойным солнцем, я обдумывал случившееся. В совершенном одиночестве думалось мне спокойно, но тем не менее мысли путались, к чему-нибудь определенному и твердому я прийти не смог. То, что теперь девчонка первая признается в любви и даже первая целует парня – ничего особенного нет. Мы живем в такое время, когда каждый волен делать то, что ему кажется благоразумным. Первая так первая. Я ее любил втайне, а сейчас уже явно… Спасибо ей за это. А вот то, что я должен сдавать вместе с ней экзамены в институт, – чем-то мне не понравилось. Это нарушало все мои планы, мечты. Готовиться вместе – куда ни шло. Конечно, она рассчитывает на мою помощь. Но Оксана, видимо, не учла, что при сдаче экзаменов будет иметь дело с компьютерами, и помочь я ей никак не смогу. Даже шпаргалками… А отказаться вроде неудобно. Подумает, что я ее не люблю. А если честно: люблю я ее или нет? Она мне нравится. У нее очень привлекательное лицо. Особенно эта затаившаяся печаль на губах. Мне кажется, что она все время грустит, что на душе у нее невысказанное горе. И поэтому мне ее жаль, чем-то хочется помочь, развеять ее грусть… А может, это и есть любовь?

Под вечер мы с Витькой приехали в Дубиловку. Дружок помчался дальше, пообещав приехать за мной через часа три-четыре. На шум двигателя из дому выбежала Оксанка с авоськой, нагруженной книгами, взяла меня за руку и повела в сад. Под одной из яблонь стоял аккуратный столик, покрытый сверху белым пластиком, по обеим сторонам – скамейки. Вокруг столика росли пышные кусты черной смородины, скрывавшие нас, сидящих, от остального мира.

– Нам никто здесь мешать не будет, – улыбнулась Оксанка.

За химию взялись с вдохновением. Начали с простейших формул и задачек. Но прошло немного времени, и Оксане взбрело такое в голову, что я оторопел.

– А какая формула слезы? – спросила.

– Какой слезы?

– Обыкновенной. Что из глаз капает.

– Гм-м, – призадумался я. – Вода, Н 2О.

– Слеза соленая… А может, горькая… Я вчера от радости ревела всю ночь.

Ну вот! Она от радости ревела всю ночь, а я должен решать эту глупую задачу про слезы. Выручил меня от этой несуразицы рыжий пес. Он начал лаять, царапать забор. Оксанка вынуждена была встать и идти его успокаивать. А я все думал о ее слезах. Плакала… От радости… Неужели от того, что я согласился поступать вместе с ней в один институт? Или от какой другой радости? Поди разберись…

Вскоре о слезах позабыли и пошли дальше по программе. Остальные задачи я решал легко, разъяснял суть химических реакций, и чем больше темнело на улице, тем Оксанка становилась невнимательнее, тем громче и назойливее захлебывался лаем пес, вызывая у меня непонятную злость и раздражение. Он словно чувствовал, когда я пристально смотрел в голубые глаза девушки, взглядом цеплялся за пухлые влажные губы, когда возникало страстное желание дотронуться до них… Этот лай страшил меня, отвлекал, лишая решительности…

– Он что, – спросил я нервно, – все время будет мешать нам заниматься?

– Не знаю, – пожала плечами и виновато улыбнулась. – Чужих не хочет признавать.

– Выходит, я чужой?

– Пока еще не свой…

Уходя домой, я в открытую дверь в сарае заметил новенький мотоцикл «ИЖ». В отсвете электролампочки заиграли блеском фара, крылья…

– Это ваш? – спросил я Оксанку.

– Отец раньше ездил, – безразлично ответила она. – А теперь стоит без дела. А что?

Я не ответил. Только с завистью посмотрел на мотоцикл и, услышав Витькины сигналы, выбежал на дорогу…»

8

Луч фары, выхватывая из темноты пыльную дорогу, мчался словно в тоннеле. Мотоцикл будто проваливался, снова вскакивал на гребень. Мотор в такт этому то нежно пыхтел, то надрывался. По сторонам в густых сумерках мелькали стволы белых берез и светлых осин, и на скорости казалось, что слева и справа стояла изгородь. Мошкара била в лицо: не открыть ни глаз, ни рта.

Проскочили мост через Рудку. Перед деревней Гриша похлопал Витьку по плечу:

– Останови!

Мотоцикл поставили на подножку, сами сели на бровку, опустив ноги в кювет.

– Послушай, Витька, – начал разговор Гришка. – У Певня, оказывается, есть новый мотоцикл.

– Ну?!

– Сам видел. Ржавеет в сарае.

– Понятно, ржавеет… Он же начальство, на «уазиках» раскатывает. Зачем ему пылиться на мотоцикле. А ты бы попросил: вдруг продаст?

– А шуршиков где взять?

– Каких шуршиков?

– Ну, рублей, денег… Были бы у меня – в магазине бы купил.

– А-а…

Помолчали. Повздыхали. Каждый думал о своем. Небосвод прочертила яркая звезда и, не долетев до земли, исчезла.

– А ты попроси Оксану… Пусть даст покататься, – посоветовал Гусак. – Ты же ей услугу делаешь, а она что? Да и полезно для мотора прогнать его туда-сюда.

– Как-то неудобно, – стушевался Гришка.

– Неудобно воровать, – сказал Витька. – А просить… Подожди – идея… А если на пару деньков и стянем. Думаешь, Петр Саввич заметит?

– Не иголка… Но об этом не смей и думать… На ворованном я ездить не буду…

– А если…

– Да ты знаешь, какая там собачища… Пантера… Тигра…

– Подумаешь, тигра! Собаку можно успокоить. Помнишь, как прошлым летом…

– Не можешь, чтобы не навредить, – с укором сказал Гришка.

– Ах, так, – обиделся Витька. – Тогда ходи на своих двоих. Интеллигент! Ты хочешь, чтобы и волки сыты были и овцы целы… Так не бывает… Пусть эта цаца сама тебя возит…

Витька вскочил на мотоцикл и, рванув с места, скрылся в темноте.

9

«…Спотыкаясь на выбоинах, я в темноте шел домой, а перед глазами маячил образ Витьки: коротковолосого, длинноносого, маленькие рыжие усики будто приклеены к верхней выпученной губе. Круглые медовые глаза, широко посаженные на узколобом лице, бегают, как затравленные зайчата. Гусак вылитый… А в ушах моих словно застрял его вкрадчивый голос: стянем… К чему это он сказал? Знаю, он не воришка. Да и за свои семнадцать лет я тоже, кроме мелочи из маминого кошелька, на мороженое, ничего больше не крал. Да и то признавался, когда мать припирала к стенке. Но чтобы мотоцикл?! А не специально ли Витька подсунул мне эту идею? Скажем, чтобы отвязаться от меня. Очень может быть. Во-первых, я после этого у него не буду просить покататься, во-вторых, он свободен теперь от того, чтобы возить меня в Дубиловку. Ах, хитрец…

Чтобы меня не мучили сомнения, я решил выяснить обстоятельства до конца. Витька уже готовился ко сну, но на мой зов на улицу вышел сразу.

– Чего тебе еще? – спросил недовольно.

– На всякий случай заправь завтра полный бак бензина.

– Зачем?

– Может, придется перелить в другой… Если, конечно, ты не отказываешься от своей идеи.

– Все же решился? – страшно удивился Гусак.

– Спокойной ночи! – я молча на прощание махнул рукой и оставил Витькин вопрос без ответа.

Не знаю, насколько спокойная ночь была у Витьки, а я, лежа в постели, долго обдумывал свой предстоящий разговор с Оксаной. Гусак, конечно, был в чем-то прав. Я Оксанке ежедневно должен помогать готовиться к экзаменам. Но почему я должен пешком отмеривать несколько километров туда и обратно, если у нее без дела валяется в сарае транспорт? Будет хорошо и очень справедливо, если Оксанка попросит отца, чтобы на время дал мне мотоцикл. Тем более что права у меня есть и технику я очень люблю. Попользуюсь недельку-две и верну. Отец, разумеется, согласится. Не может не согласиться, если дело идет о таком серьезном будущем, как институт…

Утром мать спросила меня: правда ли, что я готовлюсь поступать в мединститут? Я подтвердил, что почти правда, но еще не окончательная. А в душе подумал о том, что если Певень откажет в мотоцикле, наверное, брошу помогать его дочке, а сам попробую в журналистику. Мать, услышав мое «почти», недовольно сказала:

– Не будет из тебя человека.

– Это почему же? – серьезно удивился я.

– Нет у тебя своего ума. Тобой как хотят, так и вертят.

Я вначале не придал этим словам значения, а затем до меня дошло. А права она, мать. Захотелось Оксанке изменить мое решение, я согласился. Подсунул Витька идею стянуть мотоцикл, я чуть не ухватился за нее. Может, я и в самом деле такой безвольный?

В двенадцать часов почтальонша принесла газеты. На последней странице в одной из них я увидел таблицу розыгрыша. Как я ее ждал! Как назло, забыл, где положил лотерейные билеты. Перерыл весь шкаф, стол, сервант… Нашел их в книге Дейла Карнеги. Моего кумира, учившего, как сделать жизнь интересной. Учить, конечно, одно, а делать – совсем другое… Я стал поспешно сверять номера и серии, мне казалось, что вот-вот я стану самым счастливым и свободным человеком. Цифры шли впритирку… Но вот остался последний билет… Я разочарованно посмотрел на него, разорвал на мелкие кусочки и выбросил в мусорное ведро… Вариант «б» не проходил…

Выход оставался один: мотоцикл Петра Саввича Певня».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю