Текст книги "Железное сердце. Книга 1. Дочь часовщика (СИ)"

Автор книги: Варвара Корсарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

От растерянности я не могла подобрать подходящее слово, поэтому ухватилась за то, что первым прыгнуло на язык, а когда я его произнесла, тут же поняла, что именно это слово было самым неподходящим.

–…что я… в вас влюблюсь?

– Что? – озадаченно переспросил он и издал сдавленный звук, как будто в горле у него запершило. Моя отповедь, очевидно, его поразила, и он несколько секунд подыскивал слова для ответа. Наконец, хмыкнул, покрутил головой и сказал:

– Очень рад, что вы не собираетесь это делать.

– Даю слово, – напряженно ответила я. – Об этом даже подумать немыслимо.

Фон Морунген скорбно поджал губы и приподнял брови. Знакомое выражение: так смотрят на чудака или ребенка, который сморозил нелепость. Мое обещание, вероятно, немало его позабавило, а имел в виду он совсем другое. Что немедленно подтвердилось.

– Приношу извинения за моего камердинера, госпожа Вайс. Я не собирался делиться с вами историей прежней экономки. Да, меня беспокоит ваша нравственность, но, надо сказать, я вовсе не себя имел в виду. Не думаю, что мне грозит опасность с вашей стороны. Но в замке есть молодые парни из прислуги. Мне бы не хотелось, чтобы вы заводили шашни. Или иным образом скомпрометировали себя. Повторю: я несу за вас ответственность. Надеюсь, вы не доставите мне хлопот.

Вот бы провалиться на месте! Было очень стыдно, и не хотелось, чтобы полковник понял, как мне стыдно.

– Шашни заводить не буду, – угрюмо пообещала я. – Я сюда не за этим приехала.

– Вот и отлично, – тон полковника опять стал холодным и отстраненным. – Завтра мы подпишем договор и составим расписку. Курт сказал, что вас поместили в комнате на втором этаже. Вас все устраивает?

– Да, – я кивнула, не отрывая глаз от пола. Теперь у меня полыхали и уши, и щеки, и лоб, и даже кончик носа. Ладони вспотели, очень хотелось вытереть их о юбку, а смущение жгло глаза. Какой ужасной дурочкой я себя выставила!

– Тогда встретимся за ужином.

Он сел за стол и вернулся к бумагам. Намек был ясен, я тихо вышла из библиотеки и отправилась к себе.

Глава 9 Мать и сын

Недовольная собой, я заперла дверь комнаты, сцепила руки за спиной и стала ходить от стены к стене.

Так и эдак прокручивала в голове позорную сцену в библиотеке, вспоминала выражение на лице полковника, собственное косноязычие, и морщилась от досады. Мне следовало быть сдержанной, говорить поменьше, но вместо этого я запуталась и наболтала много ерунды.

Люди всегда считали меня хорошей и порядочной девушкой. Я из кожи вон лезла, чтобы оправдать их ожидания. Меня хвалили, ставили в пример собственным детям. Но у полковника сложилось иное мнение. Он боится, что я доставлю ему хлопоты! Что я начну… как он это сказал… водить шашни!

Я зажмурилась, но потом тряхнула головой и приказала себе успокоиться. Да какое мне дело до мнения полковника! Он мне никто. Временный хозяин, пациент… предмет, который я буду чинить, вот! Да, так и буду к нему относиться. Как к сломанному автоматону – механическому человеку, которого владелец бродячего балагана однажды привез на ремонт в мастерскую отца.

С автоматоном, разумеется, было бы проще. У автоматонов не бывает тяжелого характера, и они не сверлят тебя сумрачным взглядом из-под нахмуренных бровей. И не выговаривают гулким голосом за недостойное поведение и негодных друзей…

Побродив еще немного по комнате, подошла к окну. Ливень сменился мелким дождиком. Чудесная, нежаркая погода. Дома я бы надела непромокаемый плащ и отправилась гулять в сад, по сырой траве. Ирисы сейчас пахнут остро, свежо… а здесь в моей новой комнате после дождя появился отчетливый душок плесени и нездоровой сырости. Подергав оконную раму, я убедилась, что она была заколочена насмерть.

Я прислонилась лбом к запотевшему стеклу и задумалась. Будет ли полковник отпускать меня домой? Или захочет держать при себе неотлучно? Вряд ли он станет запрещать видеться с отцом. Впрочем, пока мне самой не хотелось этой встречи. Вряд ли отец похвалит меня за выходку. Он не любит, когда что-то идет вразрез с его планами, не по его воле, даже если это ему на пользу. Опять начнутся упреки, выговоры…

В комнате заняться было нечем. Одежда оказалась аккуратно развешана в шкафу – Луция все же избавила новую обитательницу замка от хлопот. Книг у меня с собой не было, о вылазке в библиотеку сейчас нечего и думать.

И тогда я отыскала карандаш и альбом, села у камина и сделала несколько набросков. Мне требовалось утешение. Бездумно водить карандашом по бумаге, выплескивая гнетущие впечатления – прекрасный способ примириться с действительностью.

Сами собой придумались часы в виде надгробия со скелетом наверху. Светильники в углах комнаты я использовала в качестве натурщиков.

Полюбовалась на рисунок, скривилась и перечеркнула его крест-накрест. Довольно мрачных образов! Перевернула страницу и начала по памяти набрасывать виденный на полу библиотеки узор, который так восхитил меня.

Наконец, в груди вспыхнуло нетерпеливое вдохновение. Я позабыла о переживаниях; вниманием полностью завладел возникший в голове образ, который я стремилась запечатлеть на бумаге. Минуты текли, бодро скрипел грифель, но вскоре рука утомилась, а в желудке засосало от голода. Почти весь день я обходилась без еды, если не считать скудную закуску, которую принесла Луция.

Но, поразмыслив, на ужин решила не ходить. Позже отыщу кухню, там попрошу накормить… а заодно познакомлюсь с остальными обитателями замка. Компания слуг будет куда приятнее, чем общество Железного Полковника. Пригласив меня, он показал себя вежливым и внимательным хозяином, но нет, спасибо, ваша милость, обойдусь. Кушайте без меня. Приятного вам аппетита.

Однако вскоре в дверь постучали.

– Его милость просил вас поторопить и напомнить, что ждет в столовой, – сообщила Луция.

– Передай его милости, что я устала с дороги и не… – я осеклась.

Да никакое это не было любезное приглашение! Полковник отдал приказ. Я теперь у него на службе, должна подчиняться и не доставлять хлопот.

Я отложила альбом, поднялась и задумалась.

Хорошо! Пусть первые встречи и знакомства с хозяевами замка прошли неудачно, совместный ужин может все исправить. Я приятно проведу время. Баронская кухня должна быть отменной, блюда изысканными – все же титул и деньги дают кое-какие привилегии. Посидим в уютной столовой, при свечах, поболтаем, узнаем друг друга получше. И дальше все пойдет как по маслу.

Прежде чем выйти, на секунду подошла к зеркалу. Надо появиться перед полковником светской дамой. Безупречной, невозмутимой и вежливой. Показать, что я его не боюсь и помыкать собой не дам. Буду прилежно исполнять, на что подписалась, честно отрабатывать обещанное вознаграждение. Но не позволю относиться к себе как к служанке или подопечной, которую можно муштровать.

Попробовала принять строгий и любезный вид, однако глянув на собственное отражение, поняла, что ничего из этой затеи не выйдет. Веки опухли, веснушки ярко выделялись на бледной коже, волосы растрепались и завивались колечками. Жалкое зрелище. Ладно хоть платье приличное – темно-зеленое, с аккуратным кружевным воротничком и манжетами. Правда, цвет лица оно не улучшало. Куда такой непривлекательной особе шашни с парнями водить! Да на меня распоследний конюх смотреть не захочет.

Рука потянулась к лицу: столичная тетка учила, если немного пощипать щеки да покусать губы, можно добавить лицу живости и получить прелестный румянец. Однако то ли щипала я слишком усердно, то ли совет не годился для тонкой кожи – так или иначе, вышло еще хуже, к веснушкам добавились некрасивые красные пятна. Я в отчаянии махнула рукой и отошла от зеркала.

Дорога до столовой обернулось неблизким путешествием в правое крыло первого этажа – опять сквозь холодные коридоры, сквозь пещерный сумрак и мечущиеся тени от светильников, мимо скалящихся остовов в стенах.

Луция остановилась у массивной двери и сказала: «Вам сюда», а потом кивнула, словно подбадривая, и ушла.

Открыв дверь, я попала в просторный зал.

Здесь стоял торжественный полумрак, разбавленный золотыми пятнами канделябров. Они освещали зал таинственным колеблющимся светом. Наступил ненастный вечер и узкие, высоко расположенные окна походили на черные щели.

Помещение убрано богато, со стен свисали драпировки, обеденный стол окружали стулья с изогнутыми спинками.

Обстановку в дальней части зала скрывали тени. Почти непроницаемые, однако мои глаза сразу устремились в эту темноту. Мне показалось, что там притаилось гигантское живое существо. Оттуда доносился размеренный стук и поскрипывание. Из полумрака выступали неясные очертания – прямоугольный предмет, высокий, от пола до потолка. У его вершины тускло, как луна, белел циферблат. Ниже, в длинном черном окошке, похожем на вход в пещеру, вспыхивала полированная бронза маятника, когда он, совершая свой ход, ловил отблеск огня.

Часы были огромными, почти до самого потолка. Любопытно послушать, какую мелодию они вызванивают. Судя по размеру механизма, его бой будет слышен в каждом уголке замка.

И тут макушку защекотало неприятное ощущение. Показалось, что кто-то смотрит на меня сверху. Я задрала голову: под потолком тянулась удивительная лепнина – ряд масок с печальными или смеющимися ртами, лукавыми или лениво прикрытыми глазами.

Когда тянул сквозняк, пламя свечей трепетало, и маски словно корчили рожи. У замка Морунген тысяча глаз! Неживых обитателей в нем больше, чем живых – все эти изваяния, каменные лики немало меня тревожили.

Мои созерцания и раздумья прервал Курт. Неизменно любезный, он подошел с поклоном, чтобы проводить к столу. Во главе сидела госпожа Шварц, нахохлившаяся, закутанная в черную шаль.

Вспомнив наставления столичной тетки, я сделала легкий реверанс хозяину. Тот поднялся, кивнул, обошел стол и любезно отодвинул стул, а когда я села, занял место напротив. За опоздание он не упрекнул – вообще не сказал ни слова. Лицо у него было угрюмое, уголки рта опущены. Время от времени он поглядывал в угол зала и едва заметно морщился, как будто стук гигантских часов действовал ему на нервы.

За столом прислуживал Курт, наслаждаясь своей ролью. Он с важным видом принес дымящуюся супницу, оттопыривая мизинцы в белых перчатках – надо думать, подглядел такую манеру у столичных половых или генеральских адъютантов.

Камердинер приготовился разливать содержимое по тарелкам. Госпожа Шварц встрепенулась, демонстративно сложила перед собой ладони и начала бормотать молитву. Курт страдальчески свел брови и застыл с поварешкой наперевес.

Такого обычая – возносить Создателю благодарность перед трапезой – в моем доме не водилось, отец был не религиозен, но я решила, что будет правильным последовать примеру хозяйки дома. Я положила руки на колени и опустила глаза, делая вид, что молюсь про себя.

Полковник себя притворством не утруждал: он со скучающим видом катал в пальцах хлебный шарик и искоса посматривал на меня.

И как же угнетало такое внимание! Хозяин дома словно беспрестанно меня оценивал или подозревал в нехорошем.

Наконец, госпожа Шварц величавым жестом разрешила Курту подавать. Все молча взялись за приборы.

Я была голодна, но после первой ложки супа захотелось отодвинуть тарелку подальше. Повар не приложил ни малейшего усилия, чтобы сделать блюдо вкусным. Съедобно – но не более того. Мясо не доварено, коренья переварены, соли и пряностей нет и в помине. Вот тебе и изысканная баронская кухня.

Солонка нашлась подле локтя хозяина дома, но попросить передать ее я не решилась.

Под перекрестьем взглядов было неуютно. За мной наблюдали все: полковник угрюмо, Ворона – с непонятной враждебностью, Курт – весело. Да еще и подпотолочные маски таращили пустые глаза.

За столом царила такая неловкая и напряженная атмосфера, что я не могла дождаться, когда закончится ужин.

«Год, надо продержаться всего год, – твердила я себе, механически поднося ложку ко рту. – Ничего, привыкну и к этому замку, и к Железному Полковнику, и к его мамаше. Мы найдем общий язык. Вот, хозяин пригласил к столу – считай, допустил в круг семьи. Я не какая-то рядовая служанка. Вот только хорошо это или плохо?»

– Это еще что такое? Откуда это здесь взялось? – нарушил тишину резкий голос. Я испуганно выпрямилась; госпожа Шварц смотрела на входную дверь с выражением глубокого негодования. Долго гадать, что вызвало ее гнев, не пришлось; я горестно охнула, когда увидела, как в приоткрытую дверь неспешно проник черный кот с горящими желтыми глазами, настороженно огляделся, и неторопливо зашагал по залу, как будто был подлинным хозяином замка. Неожиданное путешествие ничуть не изменило Фила. Он по-прежнему оставался бесцеремонным и ужасно любопытным животным.

Я приготовилась рассыпаться в извинениях, но фон Морунген заговорил первым:

– Это всего лишь кот, мама. Не стоит поднимать такую панику. Он приехал с госпожой Вайс.

– Простите, я не собиралась… – покаянно произнесла я.

– Простите, госпожа Вайс, но вашему животному не место в доме. Его нужно немедленно отправить на конюшню, – прервала меня хозяйка дома.

– На конюшне ему тем более не место. Он же не конь, – парировал фон Морунген.

– Но ты не позволяешь Керберу бывать в доме!

– Кербер – другое дело. Он не привык жить под крышей. Вашему коту понравится жить на конюшне, госпожа Вайс?

– Боюсь, ему там будет плохо, и я буду беспокоиться, как бы на него случайно не наступила лошадь или он не повздорил с вашим псом, – призналась я. – Завтра утром его можно отправить домой. Если кто-нибудь из ваших слуг согласится его отвезти, или я сама… чтобы не доставлять вам хлопот. Мне жаль, что так получилось.

– Если хотите, пусть остается здесь.

– Но Август… – недовольно воскликнула госпожа Шварц.

– Кот останется здесь, – с нажимом сказал фон Морунген. – В таком большом доме его присутствие будет незаметно. Кроме того, я недавно видел мышь у подвальной двери. Ваше животное, госпожа Вайс, будет отрабатывать свой хлеб. Точнее, сосиски и молоко.

– Спасибо, ваша милость, – я виновато покосилась на госпожу Шварц. К моему изумлению, она не гневалась – по крайней мере в открытую. Она вздохнула, пожала плечами и кисло улыбнулась.

– Хорошо! – сказала она с фальшивой радостью. – Вам, наверное, будет тут одиноко без друзей и родни. А котик… как часть родного дома.

«Часть родного дома» ушел в дальний угол зала, пошуршал чем-то и затих. На какое-то время воцарилось молчание. Перепалка лишила меня остатков мужества и хорошего настроения. Неловко было оказаться предметом раздора между матерью и сыном.

– Обычно я обедаю у себя в комнате, в одиночестве, – минут пять спустя ни с того ни с сего сообщила госпожа Шварц, решив, по всей вероятности, завести непринужденный разговор, как того требовал этикет. – Но сегодня решила разделить трапезу с сыном и вами. Вам понравился замок Морунген, госпожа Вайс?

Ответить сразу не получилось, потому что за секунду до вопроса я откусила от плохо пропеченного пирога с дичью. Госпожа Шварц с удовольствием наблюдала, как я краснею и быстро двигаю челюстями, а потом, давясь, глотаю вязкое тесто.

– Ваш дом необычен, – пробормотала я. – Я бывала здесь однажды, еще при старом бароне, но запомнила обстановку плохо.

Что еще сказать, я не знала, но Ворона смотрела на меня выжидающе, поэтому я опять отделалась банальностью.

– Будет интересно изучить этот замок получше.

– Вы так и не ответили, понравился он вам или нет, – не отставала она.

Проглотив раздражение, я вежливо сообщила:

– Безусловно, да.

– Не может быть, – сказала Ворона. – Вы ответили, как обычно отвечают на такой вопрос. Не стоит кривить душой. Это место никому не нравится. И вам оно тоже не понравилось.

– Отчего же, – заупрямилась я. – Интерьеры восхитительные. Все эти изваяния, украшения… они вызывают оторопь, не скрою, но и разжигают любопытство.

Скрипнул стул. Боковым зрением я видела, что полковник подался вперед. Он оперся локтями о стол и теперь смотрел на меня в упор, не таясь. Я чувствовала его взгляд на лице; там, где он останавливался, вспыхивала кожа. Вот он изучает мой профиль. Вот рассматривает висок. Губы, шею, подбородок. Однако какие мысли при этом бродили в его голове, догадаться невозможно.

– О да, изваяния. Эти черепа на барельефах, мрачные скелеты в истлевших одеяниях, – госпожа Шварц мечтательно прикрыла глаза. – Пожалуй, это лучшее, что есть в замке. Постоянное напоминание о той доле, которая нас всех ожидает. А вы заметили медные сердца? Странная причуда скульптора, не находите?

Полковник засопел, пододвинул графин, звякнул пробкой и налил себе вина. Запоздало подскочил Курт, но полковник жестом отослал его прочь.

Госпожа Шварц глянула на сына, потом на меня. По ее лицу я поняла, что она настроена рассказать что-то интересное – быть может, даже скандальное.

– Замок Морунген, – госпожа Шварц картинно обвела зал рукой, – у многих местных как бельмо на глазу. Вам слуги много наговорят о нем чепухи. Чему-то можно верить, чему-то – нет. Слышали, когда-то я работала тут горничной? Я из семьи бедного священника, не простолюдинка. Помню, боялась идти сюда наниматься. Впрочем, поначалу все складывалось неплохо. Встретила тут Айвана– он был старшим конюхом и вскоре стал моим мужем. Он был мне не ровня, но на другую партию девушке в моем положении рассчитывать не приходилось. Я родила сына. А три десятка лет спустя сын сделал меня хозяйкой этого замка, пусть и временной. Полагаю, он ждет от меня благодарностей. Хорошо, я скажу тебе спасибо, Август.

Она картинно склонила голову в сторону полковника. Тот буркнул что-то неразборчивое. Госпожа Шварц сухо улыбнулась и спросила меня:

– Хотите, расскажу вам историю замка Морунген, госпожа Вайс?

– Буду благодарна.

Неловкость нарастала и давила. И слепой бы увидел, что отношения сына и матери были натянутыми. Казалось, между ними висит некая тайна, тяжелая и мрачная, и теперь ее тень коснулась и меня.

– Этому замку чуть более ста лет, – начала госпожа Шварц, зябко кутаясь в шаль. – Построил его великий грешник и гениальный безумец. Звали его мастер Жакемар. Он был придворным механиком короля Хильдебрандта. Тот пожаловал его землями и осыпал золотом, а потом обвинил в колдовстве, и Жакемар бежал. А замок начал переходить из рук в руки. Но никто из хозяев не хотел в нем жить. А почему? Потому что в нем обитает дух нечестивца Жакемара. Вы видели эти странные комнаты. Вы видели эти странные украшения. Обломки механизмов. Никто не знает, с какой целью их строил Жакемар*. Ни один из хозяев не пытался их восстановить, и правильно делал. Кто знает, какое зло можно разбудить, если коснуться их топором или молотом? И без этого здесь творилось немало дурного. Были неожиданные смерти. Исчезали люди. Вы ведь слышали о пропавших детях?

– Не думаю, мама, – заметил полковник, – что госпожа Вайс рада обсуждать эту историю.

– Отчего же! – с вызовом сказала я, – Слухов и верно бродит много. Интересно узнать, что из них правда.

– А правды никто не знает, – пожала плечами госпожа Шварц. – Расскажу то, чему сама была свидетелем. Ты не против, сын?

– Нет, – ответил нелюбезный сын и отдал все свое внимание графину с вином.

Госпожа Шварц улыбнулась собственным мыслям и продолжила. Ее голос приобрел замогильные интонации, от чего по спине пробежал холодок. Эта дама родилась с даром рассказывать зловещие истории.

– Пропавшие подростки – мальчик и девочка, сироты, не помню их имени, были из ближайшей деревни. Старый барон взял их в замок. Девчонка убирала на кухне и разжигала камины, мальчишка помогал садовнику. Слуги из них вышли ленивые и безалаберные. Воровали все, что плохо лежит. Грубили, дерзили. Забегая вперед, скажу, что некоторые благочестивые люди считали, что мерзавцы заслужили свою участь. Хотя мы так и не знаем, что с ними произошло. Может, их утащил Рогатый Дед – тот, кто приходит с черным мешком под Новый год за непослушными детьми. Или Хозяин Леса, великан Ганс. Или кобольды, которые, как гласят легенды, безобразничают на руднике.

Госпожа Шварц покачала головой и ханжески вздохнула. Моя неприязнь к ней усилилась стократ. Ни капли она не сочувствовала пропавшим детям.

– В один прекрасный день эти разбойники сбежали от домоправительницы и отправились за земляникой. Не вернулись ни к ужину, ни наутро. Лесничий и его помощник видели их неподалеку от старого рудника. Замковая челядь и жители деревни, откуда дети были родом, обыскивали лес двое суток. На третьи попробовали спуститься в рудник, но никого не нашли. Те, кто спускался, сами едва избежали гибели – случился обвал в шурфе. Наверное, детские скелеты так и лежат в одной и подземных галерей.

Я смотрела на госпожу Шварц с ужасом и недоумением. У хозяйки замка оказались весьма странные представления о приятной застольной беседе.

Закончив, госпожа Шварц впала в задумчивость. Отломила кусочек хлеба, рассеянно положила в рот, деликатно прожевала, а потом вопросила:

– Когда это было, Август?

Полковник смотрел в стакан и ничего не ответил.

– Вспомнила, – госпожа Шварц коротко улыбнулась. – Это случилось незадолго до того, как заболел мой муж и ты согласился на предложение мастера Кланца. Ну, вы наверняка знаете эту историю, раз присматриваете за сердцем сына.

История сердца полковника интересовала меня больше судьбы несчастных детей, но в ответ я неопределенно пожала плечами.

– Когда дети пропали, мой сын вовсю крутился возле Кланца. Помогал ему в экспериментах, выпрашивал книги… Своего добился в конце концов. Мастер Кланц обратил на него внимание. Интересно, Август, чем ты заслужил его расположение? Тем, что подбирал и таскал бродячих псов и котов для его мерзких экспериментов? Или своей алчностью? Или тем, что был здоров как бык?

Полковник, наконец, оторвал взгляд от стакана и тяжело посмотрел на мать. Казалось, он вот-вот разразится бранью. И тогда я торопливо спросила:

– А что делал мастер Кланц в замке? Он здесь жил?

– Нет, что вы, – удивилась госпожа Шварц. – Он гостил у старого барона. Приехал с женой, чтобы разведать секреты замка. Кланц называл себя ученым и исследовал творения мастера Жакемара. Считал, что тот мог спрятать здесь свои чертежи. Но ничего так и не разузнал. Уехал, несолоно хлебавши. Впрочем, нет. Кое-что он прихватил с собой.

Госпожа Шварц сделала многозначительную паузу и закончила трагичным тоном:

– Мастер Ульрих Кланц, придворный механик и анатом, увез сердце моего сына в большой стеклянной банке. Сердце, которое дал моему сыну господь, и которое тот легкомысленно променял на железяку.

От ее слов мороз продрал по коже. Не удержавшись, я глянула на полковника и вздрогнула, встретившись с ним взглядом. Лицо хозяина было непроницаемым, но я сумела уловить, как едва заметно дрогнули его губы. Под тяжелыми веками загорелся колючий огонек. Я поспешно повернулась к госпоже Шварц.

– Кланц отбыл восвояси, мой муж умер, а вскоре сбежал и Август, – продолжала она. – Много несчастий обрушилось на нас в тот год. Старый барон заболел и уехал в столицу, где и скончался от сухотки лет десять спустя. Долгое время в комнатах дома никто не жил, кроме привидений. О, их тут полным-полно! Они не показываются, но я их слышу. Когда поднимается ветер, они завывают на все лады на чердаке, и в восточном крыле, и тут, в столовой. Двигаются, шепчутся, стучат…

Госпожа Шварц посмотрела куда-то за мою спину и чуть вверх; на ее лице бродило загадочное, но при том ехидное выражение. Я едва подавила порыв повернуться и глянуть, не прячется ли в темных тенях в углу бестелесный фантом и не ожили ли маски под потолком.

Должно быть сквозняк открыл дверь и ворвался в столовую, потому что по шее пробежал холодок, похожий на потустороннее прикосновение, а в дальней части зала раздался короткий надрывный скрип. Из теней выскочил кот, пробежал немного на полусогнутых лапах, но потом одумался, прищурился, и, крадучись, опять ушел во мрак.

– А дети не могли сбежать? – спросила я одеревеневшими губами, обращаясь не к госпоже Шварц, а к полковнику. Его молчаливость была мне непонятна. Ему явно не нравилось то, что его мать пустилась в воспоминания, но он не пытался заставить ее замолчать и перевести разговор на другое, хотя мог. Главным в доме был он и матери своей не потакал. Значит, была причина, по которой он желал, чтобы я узнала эту историю…

– Могли, – ответил он. Слова он ронял скупо и холодно, а его глаза как будто изменили цвет: из стальных сделались свинцовыми. – Была и такая версия. Я тоже принимал участие в поисках. Ходил по лесу вместе с остальными, пытался спуститься в шурф. Мэтр Кланц и его жена очень переживали и просили меня доставлять отчеты о поисках каждый день. Кланц считал, что под замком есть ходы, которые ведут прямо в рудник.

Будь они найдены, поиски могли закончиться успешно, но нам не повезло. В этом лесу и на руднике люди пропадали не раз. Дети – их звали Гансель и Ивонна – были не первыми и не последними. Мы не были друзьями, но их исчезновение потрясло меня.

Он помолчал и добавил:

– Как знать, госпожа Вайс, вернулись ли бы вы домой вместе с вашей подругой, если бы я не повстречал вас на этом руднике и не прогнал домой.

Я опустила глаза.

– На моей памяти ничего страшного на руднике не происходило, а в байки я верила лишь наполовину, – сухо ответила я. – Мы просто отправились туда за земляникой.

– Как и Ивонна с Ганселем.

Госпожа Шварц молча слушала, как мы обмениваемся репликами, и ее маленькие глазки прыгали то на меня, то на полковника.

– Верно, эти дети не были единственными, кто пропал из замка или его окрестностей, – сообщила она с удовольствием. – Старики в деревнях помнят, что во время строительства замка, сто лет назад, исчезали рабочие. И в дни моей юности немало грибников бесследно терялись возле рудника и на землях замка. Винили волков, беглых каторжников, черных рудокопов… Но я вам скажу, госпожа Вайс: причина в другом.

– В чем же? – сорвалось у меня с губ.

– Скорее, не в чем, а в ком, – поправила меня госпожа Шварц. – В призраке замка Морунген. Предпочитаю думать о нем как о живом существе. Он – душа этого замка и подлинный хозяин окрестных земель.

После слов хозяйки воцарилась тишина. Ее нарушал лишь глухой и тяжелый стук маятника. А потом раздался щелчок, который сменился гудением, и из дальнего угла зала прозвучал громкий звук, низкого тона и неслыханной силы.

Часы начали бить. С каждым ударом по залу разносилось эхо и гасло не сразу. Стены резонировали, посуда на столах позвякивала, пламя свечей трепетало. От этого нестерпимого звука замирало сердце и хотелось зажать уши.

Полковник и его мать выпрямились и напряженно прислушивались к бою. У матери лицо было испуганное, у сына озадаченное.

Пробив восемь раз, часы замолчали, но отзвук еще долго носился в комнате. А когда и он погас, тишина показалась оглушительной. Никто в зале не осмеливался сказать ни слова. Потом полковник спокойно промолвил:

– Какое совпадение, госпожа Вайс. Вы приходите в этот дом, и часы оживают. Можно подумать, они приветствуют вас.

– Что это значит? – спросила я шепотом.

– Часы неисправны, – пояснил полковник. – Они идут, но не бьют. Точнее, бьют, когда им вздумается. Крайне редко.

– Я слышу их третий раз в жизни, – сказала госпожа Шварц. – Всегда, когда часы оживали, происходило что-то плохое. Они били в день, когда пропали дети. Они били, когда из столицы пришло известие о смерти старого барона. Вы собираетесь принести нам новую беду, госпожа Вайс?

Ее небольшие глазки впились в меня с нездоровым оживлением. И тут мне стало по-настоящему страшно.

Что происходит в этом замке? С чем связаны эти слухи, легенды? Какое отношение я имею к часам?

– Госпожа Шварц! – полковник осадил мать очень грозным тоном, и она поджала губы и отвернулась.

Я отодвинула стул и встала.

– Прошу меня извинить, ваша милость, – обратилась я к полковнику. – Я устала. Позвольте, отправлюсь к себе. Спасибо за ужин и компанию. Все было очень вкусно. Передайте мои благодарности повару.

– Вы даже не попробовали жаркое, – недовольно сообщила Ворона, а потом довольно усмехнулась. – Неужели я вас напугала так, что вы сбегаете? Поверьте, это не входило в мои намерения.

Как же, не входило. Да ты только этого и добивалась, подумала я, мило улыбнулась хозяйке и покаянно развела руками. Пусть думает, что хочет. С меня довольно.

– Провожу вас в вашу комнату. – Полковник бросил салфетку на стол и поднялся.

– Не стоит, я помню дорогу.

Полковник, не отвечая, кивнул, приглашая идти за собой. Курт открыл дверь. Он был бледен и косился в дальний угол, туда, где стояли часы.

Надо же, и его проняло, старого солдата. Вряд ли он трусил на поле боя. Но на войне противник был живой и понятный. Сейчас же мы столкнулись с чем-то, что выходило за пределы понятного.

– Нет, – я ответила вслух собственным раздумьям. – Ничего загадочного. Часы неисправны. Вот и все.

– Приятно встретить такое здравомыслие, – сказал полковник.

Я встрепенулась. Фон Морунген шел молча, и я забыла о своем спутнике. И не ожидала, что он решит вмешаться в мою беседу с самой собой.

– Нужно их починить, – упрямо сказала я. – А лучше – отключить систему боя. Если им вздумается звонить среди ночи, нас тут всех кондрашка хватит.

Полковник издал короткий смешок, я покосилась на него с удивлением. Оказывается, он умеет смеяться. Может, у него и чувство юмора имеется? Нет, вряд ли. Это было бы слишком большим подарком. Наверное, его позабавило просторечное выражение, которое я подхватила у Риты и которое так некстати сорвалось с моего языка.

Мы подошли к моей комнате. Я взялась за ручку и приготовилась пожелать хозяину замка спокойной ночи, но он положил руку на дверь, не давая открыть ее. Кажется, он хотел сказать что-то еще на прощание.

– Вы совершили храбрый поступок, приехав в этот замок, – произнес полковник без тени улыбки.

Я вопросительно глянула на него. Его слова означали похвалу, но таился в них и другой, неясный пока смысл.

Храбрый поступок? Почему? Мне грозит опасность? Я открыла рот, чтобы задать этот вопрос, но замешкалась, не зная, что именно нужно спросить. Пока ломала голову, полковник убрал руку и шагнул ближе. Его широкоплечая фигура словно заполнила собой коридор до самого потолка. Я застыла, когда он тяжело посмотрел с высоты своего немалого роста.

– Каждый раз, когда мы делаем что-то вопреки страху, выходим за пределы знакомого, мы не знаем, что из этого выйдет. Может, все пойдет крахом, а может, случится что-то интересное. Исход зависит от нашей решимости – вашей решимости, Майя, – сказал он.

Мое удивление нарастало.

– Не переживайте. Год пролетит незаметно. Знаю, тут чертовски неуютно. Но это… – он глянул в один конец коридора, в другой, потом на меня. – … это всего лишь старый замок. Привидения? Вздор. Даже если в замке и есть призраки прошлого, они охотятся не за вами. Вы им не нужны. Но вы нужны мне. А я нужен князю, этому округу и его жителям. Поэтому вы и ваши услуги очень важны. Ведите себя правильно, не доставляйте хлопот, и все будет хорошо. Я позабочусь о вас.