Текст книги "Железное сердце. Книга 1. Дочь часовщика (СИ)"

Автор книги: Варвара Корсарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Не может быть, – отрезал он. – Не верю. Я ничего такого не заметил. Полковник не бывает пьян. И никогда не обижает женщин. Даже когда наши войска врывались в осажденный город и солдаты кидались на горожанок, он сурово пресекал подобное. Однажды один выстоял против четырех кавалеристов, когда те поймали крестьянскую девчонку и хотели завалить ее на сеновале. Он тогда получил удар саблей по лицу – до сих пор носит память об этом на левой щеке у виска… шрам остался что надо. Но полковник положил двух подлецов, а остальных отправил на полевой суд. И ты утверждаешь, что он делал тебе нежелательные авансы? Думай, что говоришь, девочка.

– Не оправдывайте его. Почему, спрашивается, я брожу тут под дождем? Я сбежала от него. Прошу вас, Курт, отвезите меня утром домой. Не могу я больше здесь оставаться.

– Вот как, – задумчиво сказал Курт, открывая входную дверь. – Ладно. Утро вечера мудренее. Сдается, ты что-то не так поняла. Ему нравится быть рядом с тобой, потому что… потому. Он сам тебе расскажет, если захочет. Но ни о чем таком, нехорошем, он не думает. Советую тебе все-таки поговорить с ним утром.

– Ни за что.

– Идемте, барышня. Провожу вас в вашу комнату. Спите спокойно. Ничто вам этой ночью не грозит. Слово старого сержанта.

Я послушалась и дала отвести себя на второй этаж. От усталости и пережитого я плохо соображала, что нужно делать. И лишь когда осталась одна и без сил упала в кровать, прямо в мокрой рубашке, в миг перед тем, как меня утянул тяжелый сон, смутно подумала: и все же, что за безголовую тень я видела у крыльца? Это определенно не был Курт. Но что делал камердинер глубокой ночью на улице, рядом с конюшнями замка Морунген?

Глава 18 Хороший командир

Утром я по-прежнему не знала, что делать. Надеялась обдумать события ночи на свежую голову, но когда проснулась, голова моя гудела как паровой котел. Беготня холодной ночью и сон в сырой рубашке не прошли даром. Першило в горле, в носу щипало, глаза никак не хотели открываться. Следовало выпить горячего молока, но не было сил спуститься на кухню.

Однако и оставаться в комнате нельзя. Я должна уехать. Железный Полковник показал темную сторону своего характера, и не хотелось бы столкнуться с ней вновь. Следующая подобная выходка фон Морунгена могла кончиться для меня плохо.

Пусть ищет другого механика для своего сердца. С меня довольно. Решение приехать в замок Морунген было ошибкой.

Я через силу встала, умылась и переоделась, а затем нетвердой походкой подошла к окну. Погода была великолепной. На небе ни облачка, солнце светит ярко и обещает прекрасный день.

Внизу суетились люди. Я увидела знакомую фигуру хозяина замка – и невольно содрогнулась. Он провожал князя на верховую прогулку. Его сиятельство был одет в охотничий костюм и держал под мышкой ружье. Мужчины пожали друг другу руки, о чем-то коротко поговорили, князь вскочил на жеребца.

Полковник постоял, глядя вслед отъезжающему другу, затем обернулся и поднял голову. Показалось, он смотрел в мое окно. Я быстро отскочила, чтобы он меня не заметил. Грудь сжало неприятное чувство – словно меня предали, и примешалась к нему злая обида.

В последние дни я начала испытывать к полковнику зачатки симпатии. Мне хотелось узнать его лучше, мне нравилось разговаривать с ним… но теперь… я не знала, что и думать.

В носу засвербило и мне стало очень жалко себя. И стыдно за свой вчерашний страх и за паническое бегство. А потом вспомнилось то, что я увидела ночью у крыльца, и ко всей мешанине чувств добавилось сомнение в собственном душевном здоровье.

Я опасалась, что фон Морунген захочет подняться ко мне и потребовать утреннего осмотра своего бездушного механизма, поэтому все же выскользнула в коридор и черным ходом, через людскую – там было пусто – вышла на улицу. Надо разыскать Курта и попросить, чтобы он отвез меня в Ольденбург.

Отъезд, несомненно, будет иметь неприятные последствия. Полковник дал отцу ссуду на сумму моего вознаграждения за год. Теперь придется вернуть эти деньги и искать иной выход. Отец будет вновь настаивать на браке с Лео. И теперь не отвертеться…

Солнце приятно пригревало, я медленно шла вдоль стены замка. Прежде чем завернуть за угол и выйти к парадному крыльцу, огляделась – пусто. Раз никого нет, можно осмотреть арку, где вчера показалась безголовая тень. Хотелось бы верить, что мне все привиделось. Но то существо было очень… реальным. И очень пугающим. Словно кобольд, что родился прямо из камня стен. Не успев при этом отрастить себе голову. И двигался он не так, как ходят обычные люди.

Неужто я и впрямь видела призрак замка Морунген? Нет, не может такого быть, не верю! Может, заставить Кербера обнюхать это место? Вдруг пес учует след? Приведет меня к логову этой… потусторонней твари? Или в комнату того, кто решил испугать меня в обличье призрака.

Не без опасений я нырнула под арку и подошла вплотную к изваянию, которое держало каменный свод костяными руками.

Скелет как скелет. С медным механическим сердцем. И с головой. Таких полно в замке. То существо не походило на скелет. Но и на человека тоже не походило… и что-то оно держало в руке… или лапе. Что-то длинное…

И тут я увидела предмет, которым вполне мог быть вооружен вчерашний призрак. Лопата! Такой работал садовник Эмиль. Она была аккуратно прислонена к стене за изваянием и выглядела так прозаично, что я нервно засмеялась.

Вот, значит, как. Призраки таскают с собой лопаты. Чтобы копать себе могилы?

Осторожно потрогала отполированную рукоятку: мокрая и холодная. Значит, лопата все же побывала под ночным дождем. Мог ли шутник Эмиль нацепить балахон и разыграть меня? Нет, тень была намного ниже его ростом. И куда, спрашивается, Эмиль дел свою голову?

Надо поговорить с госпожой Шварц. Она хорошо знает местные легенды. Может, слышала что-то и о безголовом привидении, которое развлекается тем, что бродит по ночам по замку и пугает юных девушек.

Все больше недоумевая, я решила отправиться в садик и немного посидеть на скамье среди акаций. Ноги у меня были как ватные. Отдохну, потом пойду искать камердинера.

В садике пели птицы, пахло мокрой травой и розами. Я шла по тропинке, горько вздыхая, потом отвела рукой большую ветку и чуть не уткнулась в спину сидящего на скамье мужчины.

Короткие темные волосы, широкие плечи, черный сюртук. Фон Морунген локтями опирался на колени, голова его была понурена, как у человека, погруженного я тяжкие раздумья. Когда он услышал шорох, повернулся и поднялся. Я тоскливо глянула через плечо – нет, сбегать поздно. Да и не нужно. Что я, заяц – нырять в кусты?

– Госпожа Вайс, – хмуро сказал Железный Полковник. – Удачно, что вы пришли сюда. Давайте поговорим. Я хочу извиниться.

Однако при этом он так насупился, словно собирался устроить разнос.

Под глазами у фон Морунгена были темные круги, на подбородке щетина. Но одет он был безукоризненно. И от него не несло перегаром. Я уловила знакомый аромат гвоздики и лимона. И он не выглядел как человек, терзаемый раскаянием. Сердит, огорчен – не более.

Я враждебно молчала, но уходить не спешила.

– Не желаете со мной разговаривать? – его голос едва заметно дрогнул. Я внутренне порадовалась, когда уловила эти признаки смущения.

– Отчего же, говорите, – сказала я неприязненно.

– Я напугал вас вчера.

– Не то слово.

– И вел себя неподобающим образом.

– Совершенно неподобающим.

– Представляю, что вы подумали.

– Ничего хорошего. Я думала, что вы… хотите… – мой голос охрип, я прокашлялась, вспомнила слова камердинера и мужественно закончила: – Хотели поступить со мной, как пьяный солдат с неуступчивой маркитанткой.

– Что вы несете? – фон Морунген дернулся, как от пощечины. Лицо его стало изумленным и обиженным. Он кивнул на дорожку вглубь садика:

– Давайте пройдемся.

– Не уверена, что для меня безопасно гулять с вами наедине.

– Майя! – разъярился он. – Я ничего бы с вами не сделал. И никогда не сделаю. Слово офицера. Вы все неправильно поняли.

– Ну конечно! Неправильно поняла. Еще скажите, я сама виновата, что вы начали… начали… трогать меня и… вести себя, как пьяный медведь.

– Я просто надел на вас это чертово ожерелье. Да, мне хотелось дотронуться до вас. Ничего удивительного. Вы красивая девушка. Полная жизни. У вас очень нежная кожа… с веснушками. Как капли меда. И пахнете вы медом. Как я признался вам, ваше общество мне приятно. Оно меня согревает. Вчера я просто… несколько преступил границы. Но дальше я бы не зашел, уверяю вас. Я считаю вас другом. Мне очень жаль, что я отпугнул вас … излишней дружелюбностью.

Он проговорил это медленно, холодно, почти с ненавистью, глаза его твердо смотрели в мои. Я всей кожей почувствовала, как ему муторно. Да что там – нам обоим было очень неловко. Я видела, что барон говорил искренне. Но при этом он подбирал какие-то неправильные слова.

Веснушки! Пахну медом! Разве говорят такое девушке, которую считают другом? Любая смутится и насторожится, услышав подобные комплименты!

… однако со стыдом я отметила, что меня тронуло его признание. И было приятно, что он видит во мне красивую девушку, а не просто инструмент собственного благополучия.

И внезапно поверилось, что барона не стоило опасаться вчера и не нужно опасаться впредь.

Нет, он не был безобидным человеком, но в одном отношении я могу быть спокойна. Нежеланные ухаживания с его стороны мне, пожалуй, не грозят.

– Следующий раз, – холодно сказала я, – вам нужно поинтересоваться, приятны ли вашему предполагаемому другу ваши прикосновения. И еще вам не следует пить. Дурная привычка.

Полковник дернул плечом.

– Я не был пьян, – ответил он коротко.

– Тем хуже.

В ответ он промолчал, а когда заговорил снова, его голос стал хриплым и звучала в нем досада, которую он пытался спрятать за ворчливым тоном.

– Обычно я позволяю себе лишь пару бокалов вина. Вчера принял чуть больше. Хотелось забыться. Иногда находит, знаете ли.

Он немного прошел вперед, и я увидела, как напряжены его плечи, а пальцы на сцепленных за спиной руках сжимались и нервно двигались. Железный Полковник был в смятении.

Вчера мне следовало сразу же уйти из библиотеки, как только я застала там его одного. И сейчас мне следовало холодно попрощаться и уйти, собрать вещи и уехать. Но эта прямая спина, эти нервные пальцы, и выражение в его глазах – обычно колючих, но теперь потухших и усталых – почему-то сильно меня задели.

Я обогнала его и положила ладонь ему на плечо.

– Август, – сказала я шепотом. – Что случилось? Что вас так встревожило? Из-за этого вы вчера и сегодня сам не свой?

Он мигом ощетинился и дернул плечом, сбрасывая мою руку.

– Ничего не случилось. Не берите в голову, Майя. Хоть у меня в груди бьется железное сердце, я человек, и у меня тоже бывают приступы хандры.

Наверное, ему было противно и неприятно казаться передо мной размазней, подверженной человеческим слабостям. Но я не отставала: уперлась ладонью в его грудь, заставляя остановиться и посмотреть на себя.

– Август, я не слепая. Поделитесь, что вас гнетет, станет легче. Я же ваш друг – сами сказали.

Его милость выпрямился во весь свой немалый рост – явно в попытке припугнуть, заставить заробеть – и глянул на меня исподлобья.

Та Майя, которой я была неделю назад, которая боялась вызвать недовольство людей, боялась резких слов, растерялась бы и отступила. Но новая Майя не сдавалась. Я спокойно встретила его взгляд и не сдвинулась с места.

– Что вы ко мне пристали! – огрызнулся он. – Да, я поступил вчера как мерзавец и признаю это. Уезжайте теперь, если хотите. Обойдусь без вас. Возвращать деньги от вас не потребую.

Я стиснула зубы. Как же с ним непросто!

– Вижу, в довесок к железному сердцу вам досталось и железное упрямство, – заметила я миролюбиво. – Уверена, вас расстроил князь. Вы не хотите искать жену? Не хотите принимать гостей? Но отказать князю не могли? Или что-то другое? Ваш друг разбудил в вас какие-то неприятные воспоминания?

Август поиграл желваками.

– Невесты тут ни при чем. Что за глупость вы говорите! Да, – продолжил он неохотно, – в другом вы правы. Помните, вчера князь упомянул гибель пятого батальона в лесах под Кармаденном?

– Да, припоминаю.

– Его рассказ меня потряс, – признался барон через силу. – Даже сам не ожидал…

– Вы хорошо знали тех солдат?

– Верно. Они были храбрые, неунывающие, толковые. Шестеро были награждены Серебряной Звездой. Руководил ими лейтенант Морис… мой старый друг. Помню его еще желторотым новобранцем. Отличные были ребята… ни один не вернулся. Ни один из девяносто человек. Половина пропала без вести, истерзанные тела остальных нашли через неделю.

– Что же произошло?

– Батальон совершал рейд по приказу полковника Бройда, честолюбивого дурака. Их заманили в ловушку и перерезали, как свиней. А Бройд даже не провел расследование. Доложил, что вылазка была частью грандиозного плана по захвату Кармаденна и позволила оттянуть вражеские силы. На войне как на войне, и жертва, по его словам, была неизбежна. Будь я там, ничего бы не случилось. Я слежу по газетам за ходом кампании, и вижу, что ведется она безобразно. Столько просчетов, ошибок… столько ненужных смертей.

Высказавшись, он удрученно вздохнул. Я молчала, обдумывая услышанное. Вялые военные действия в далекой провинции шли давно, в ответ на волнения повстанцев и притязания соседнего государства, но эти далекие события никогда не вызывали мой интерес. Заметки в газетах были бодрыми и полными патриотизма. А теперь я поняла, какую непростую карьеру выбрал полковник, и парадно-военная мишура потускнела и стала отдавать кровью, страданиями и болью.

– Это ужасно, – я сочувственно коснулась его кисти и сжала – легко, так как понимала, что более настойчивое пожатие спугнет его, прервет поток мыслей.

– Вам бывало страшно во время битв?

– Нет, – ответил он несколько удивленно. – В разгаре сражения ты очень занят. А когда ты занят, тебе не до страха. Бывало, страх приходил потом. В виде ночного кошмара. Но это обычное дело. Хороший командир, Майя, в первую очередь – хороший управленец. Он бережет людей, не рвется геройствовать и умеет обвести смерть вокруг пальца. Я был хорошим командиром, Майя.

– Вы жалеете, что вам пришлось оставить службу?

Мы двинулись дальше, сквозь зелень и солнечные лучи. Август заговорил, не глядя на меня.

– Нет, не жалею. Я нашел свое место и продолжаю делать то, что умею. Решаю проблемы, приказываю и сам выполняю приказы. Планирую, распоряжаюсь, заставляю выполнять, наказываю за невыполнение. Пугаю врагов, ищу союзников. Но все остальное… ускользает.

– Вы просто еще не привыкли.

– И не привыкну. Я вернулся домой, но чувствую себя нежеланным гостем. Все косятся, болтают про это железное сердце. Кругом злоба, предрассудки, суеверия, ненависть. Впрочем, не привыкать.

– Ну, а чего вы хотели? Вы же наместник, который прижал всех очень крепко, – не удержалась я от упрека.

– Да, да! – он раздраженно дернул головой. – Я и не ждал ничего другого. Своих земляков я знаю, как облупленных. Но все же иногда думал: мне нужны корни. Место, которое я мог бы назвать своим. Теперь у меня есть собственный замок и земли. Я мечтал дать матери то, чего она лишилась в юности, но она приняла меня, как чужака, и ничего не изменилось. Она не простила, того, что…

Он замолчал. Я так не узнала, чего именно не простила госпожа Шварц сыну, но расспрашивать не посмела.

– Я мечтал стать хозяином Морунгена, но теперь понял, что жить здесь не хочу. Как только выполню поручение князя, вернусь в столицу и возобновлю службу в дипломатическом корпусе.

– Не знала, что вы там служили. Мне казалось, в дипломатический корпус берут людей хитрых, изворотливых, а вы… более прямолинейный.

– Говорите прямо: действую как таран. Такие там тоже нужны. И я все же не лишен изворотливости и расчетливости. Что ж, если найду правильную жену со связями, меня наверняка ждет успех. Новая высота, которую нужно взять. Это я умею. Поэтому, Майя, хватит меня жалеть. Все к лучшему.

– Может, не стоит вам уезжать? – предположила я сочувствующие. – Вы всю жизнь преодолевали трудности и побеждали. Одержите победу и здесь. Эта ваша родина и ваш дом. И ваши земляки – поверьте, они вам не враги. Составите новую стратегию, выработаете тактику. Вам все по плечу.

– Какой милый вздор, – заметил на это полковник с неприятной усмешкой. – Вы уже, видно, забыли, как один из славных земляков подло стрелял нам в спину в лесу. Тот бродяга так и отрицает свою причастность, и я все больше склонен ему верить.

Мы молча дошли до конца тропинки.

Я сунула руки в карманы и нахохлилась, не зная, что еще сказать. Пальцы нащупали холодный продолговатый предмет: я не сразу поняла, что держу, а когда поняла, остановилась, достала игрушку из кармана и протянула полковнику.

– У меня для вас подарок, Август. Смотрите…

Он удивленно нахмурился и осторожно взял оловянного солдатика. Секунду рассматривал его с недоумением, а потом ухмыльнулся.

– Да это же старина капрал Фриц! Где вы его нашли, Майя?

– В дупле того дуба. Ваш капрал ждал вас все эти годы там, где вы его оставили.

– Вы сами его достали? Полезли на дерево?

– Мне помогли.

– Спасибо, – он убрал солдатика в карман. – Пытаетесь утешить меня игрушками, как ребенка?

– Мужчины всегда остаются детьми в душе, – улыбнулась я. – Я подумала, вам будет приятно встретить старого друга.

И тут Август посмотрел на меня очень пристально, его губы едва заметно дрогнули, а лоб разгладился. Но потом он резко отвернулся.

– Пройдемся, – я храбро взяла его под руку, и мы пошли вперед. – Здесь очень красиво, правда? Смотрите, маленький дрозд. Слеток. Не будем его тревожить. Сейчас месяц птенцов. На днях я видела соловьиный выводок.

– Когда-то я хорошо знал их повадки, но теперь все забыл.

– Самое время вспомнить.

Мы недолго бродили по поместью, но разговор увял, хоть я старалась его поддержать. Болтала о чепухе, о цветах, лесах. Рассказывала о жизни горожан и арендаторов. О фермере Гроссе, старом пройдохе, который решил заняться ловлей и продажей певчих птиц, но так привязался к своей добыче, что не смог отвезти на базар ни одну клетку, и теперь в его доме не замолкает веселый свист и щебет. О бургомистре, вспыльчивом и хитром чиновнике, который не гнушается брать взятки, но исправно каждый месяц посылает крупную сумму в окружной сиротский дом. О нахалке Рите, о ее проделках. О том, как я не раз заставала эту вздорную девчонку у пруда в ивняке, где она пряталась от отца и плакала.

Мой спутник слушал отстранено. По его лицу нельзя было понять, интересна ли ему моя болтовня или он терпит ее только из вежливости. Вряд ли такой человек будет легко растроган сентиментальными историями.

Он опять замкнулся; Железному Полковнику было непривычно делиться переживаниями, и теперь, излив душу, он не знал, как себя вести со мной и спрятался за свой привычный холодный фасад. Помочь могло лишь время и дружеское участие.

А у меня, напротив, как гора с плеч свалилась. И следа не осталось от настороженности и опасений, которые я всегда чувствовала при беседах с полковником. Между нами было еще много недомолвок, и многое оставалось мне непонятным, однако теперь я видела перед собой сомневающегося и очень одинокого человека. И, пожалуй, знала, что ему нужно и как с ним обходиться.

Терпение. Мне понадобится терпение. Пробиться сквозь этот железный панцирь будет непросто.

Глава 19 Призраки прошлого

Возле конюшни наткнулись на князя, который только что вернулся с верховой прогулки. После вчерашних посиделок его сиятельство был немного помят, но по-прежнему весел и беззаботен, а свежий воздух разрумянил его щеки. Князь жаждал бесед и развлечений.

– Хочу видеть лабиринт Жакемара! – потребовал он. – Прошу, Август, своди меня туда. Много о нем слышал и мечтаю увидеть своими глазами. Правда ли, что там растут медные деревья? А на кустах вьют гнезда механические птицы? И болтают, что где-то в центре старый пройдоха спрятал несметное сокровище! Ты не пытался его разыскать?

– У меня нет склонности к кладоискательству. Это занятие сродни мародерству, – ответил Август и кивком пригласил князя идти за собой.

Я же собралась отправиться к себе. Голова кружилась все сильнее, щеки пылали. Нужно, наконец, позавтракать и прилечь на пару часов. Столько потрясений за одни сутки и здоровяка свалят с ног. Хотелось спать – долго, неделю. Нет, лучше две.

Однако князь подхватил меня под руку и горячо заверил, что присутствие столь прекрасной девушки сделает променад особенно приятным. Полковник ничего не добавил к его словам, лишь посмотрел на меня пустым взглядом. Показалось, что он хочет поскорей отделаться от меня – как свидетельницы его слабости. И тут стало обидно до слез. Мое настроение этим утром менялось очень быстро.

– С удовольствием присоединюсь к вам, ваше сиятельство, – сказала я. – Я была в лабиринте лишь однажды. Там много удивительных скульптур и приспособлений. Надеюсь, его милость решит пригласить архитекторов и инженеров и даст этим диковинам вторую жизнь.

Я покосилась на барона, но тот отвернулся.

Какое-то время князь забавлялся тем, что расспрашивал о ремесле часовщика и сыпал комплиментами. От его болтовни в висках гудело все сильнее. К счастью, когда зашли в зеленый коридор, князь отвлекся, принялся крутить головой, причмокивать от удовольствия и издавать восторженные восклицания.

Полковник вел окружным маршрутом, чтобы показать другу как можно больше. Он уверенно находил заросшие кустами калитки, рассказывал, где прятались незаметные арки.

Я медленно брела за мужчинами. Иногда узнавала места, где побывала в первый мой день в замке Морунген, но большинство аллей, причудливых скульптур и одичавших рощиц видела впервые. Удивительно: сейчас они не вызывали во мне ни малейшего интереса. Во рту было сухо, щекам – горячо, в ногах – слабость и ломота, глаза резало от яркого света. В горле стоял царапающий комок, хотелось непрерывно сглатывать. Особенно раздражала болтовня князя. Она казалась неуместной, ее звуки – громкими и резкими.

В лабиринте этим солнечным утром было очень тихо. Ни птиц, ни белок. Слишком уж тихо. Разросшиеся кусты выглядели зловеще. В моей разгоряченной голове кипели разные пугающие фантазии, всплывали причудливые образы.

Сад и скульптуры были словно живыми и неживыми одновременно. Я содрогнулась, когда увидела огромное бревно. На одном его конце был вырезан женский торс с впалой грудью и удлиненной головой. Безгубый рот изваяния кровожадно улыбался. Другой конец бревна, извилистый и утончающийся, скульптор превратил в змеиный хвост. Хорошо, что я не наткнулась на эту даму в первый раз. Из мертвого дерева проросли гибкие побеги, на лице у женщины-змеи обосновался мох, что не добавляло ей красоты.

А вот князю изваяние понравилось. Он метался туда и сюда, от проржавевших качелей в виде птичьей клетки к осыпавшейся арке, от арки к солнечным часам, и все его радовало, все его восхищало.

Он с жаром расспрашивал полковника обо всем, что видел, но Август не мог удовлетворить его любопытства.

– Жакемаровы статуи таят в себе некую загадку, – заявил князь, вглядываясь в вазон в виде улитки, раковину которой заменял медный череп. – Хотелось бы ее разгадать.

– В библиотеке есть записи мэтра Кланца. Там должны быть нужные объяснения.

– О, читать старые записи скучно, – разочарованно протянул князь.

– Вот он, сад медных деревьев. Это фонтаны, они питаются от подземных источников. Старый мастер устроил сложную систему насосов, тоннелей и подачи воды.

– А как их включить? Восхитительное, должно быть, зрелище.

– Попробовать можно – вон вентиль – однако сомневаюсь, что выйдет толк. Фонтан не включали несколько десятков лет.

– Жаль, – огорчился князь.

Тишина сада и его запустение, наконец, подействовали и на сиятельного бодрячка. Рутард замолчал, понурился, и стал задумчиво бродить среди металлических растений. После ночного дождя на каменных постаментах скопились лужи. В чашечках соцветий и на листьях блестела влага. Я провела пальцем по металлической поверхности и обнаружила, что она не была гладкой, но словно составленной из миллиона тонких пластинок. Странный способ изготавливать скульптуры.

– Растения на постаментах похожи на надгробия, – заметил князь. – Они как памятники увядшим цветам, ушедшей красоте. Поэтично, конечно, ничего не скажешь. Почему мы ставим памятники людям, но не ставим цветам? Они этого заслуживают больше, чем иные усопшие. Но все же, пожалуй, Жакемаров сад мне не по душе. Слишком уж удручающий образ. Это страстоцвет? – поинтересовался князь и коснулся рукой медного лепестка. И тут же дернулся, ойкнул и отскочил.

Он несколько секунд потрясенно хлопал глазами, а потом, запинаясь, сказал:

– Послушай, друг, что случилось?

– Что такое? – насторожился полковник.

– Я почувствовал… не могу описать. Меня словно обожгло… как будто каждый нерв в моем теле вздрогнул от ужаса.

Он с несчастным лицом осмотрелся. Задержал взгляд на ухмыляющейся физиономии скелета, выглядывающего из зарослей, скривился при виде развалившегося приспособления, похожего на гильотину.

– Здесь… странно, – признал он, наконец. – Я чувствую что-то. Как будто на меня смотрят. Да будет тебе известно, мой друг, места, заброшенные людьми, часто становятся обителью призраков. Ведь они – тени прошлого. Тени дурных намерений и мыслей. Здесь водятся призраки?

– Слуги говорят, водятся, – флегматично ответил полковник. – Сам ни разу не видел.

– Пойдем отсюда, – князь потянул друга за рукав. – Мне надо опохмелиться. А то чудится всякое… В твоем поместье и впрямь полно мистики. Слишком много. Не води сюда гостей. Немного ужаса, пощекотать нервы – это интересно, это бодрит. Но избыток потустороннего плохо сказывается на пищеварении и портит цвет лица. Может, тебе пригласить пастора? Пусть проведет обряд изгнания всяких… нежелательных сущностей

– Эка ты хватил, – холодно заметил Август. – Стал суеверный, как старая бабка. Идем. Достану тебе бутылку лучшего вишневого ликера, промоешь мозги.

Мужчины, перебрасываясь шутками, ушли, не заметив, что я осталась одна.

Ноги решительно отказывались меня держать. Я села на мраморную скамью. В голове клубился горячечный туман. Мир виделся, как сквозь подзорную трубу, когда смотришь в нее через другой конец. Все далекое, но очень отчетливое, и переливается радугой. Внезапно стало смешно.

– Эй, призраки замка Морунген! – позвала я тихо. – Выходите. Поболтаем. Наверное, вам одиноко. Я готова составить вам компанию. Ну, как вам тут живется, бедолагам?

Сказала и улыбнулась, осознав собственную глупость. Ну какие тут призраки! Зелень, солнышко яркое… но не греет. Холодно. Очень холодно.

Меня бил озноб.

Я скинула туфли, которые вдруг показались тесными, и с удовольствием пошевелила пальцами. Поставила локти на колени, положила голову на ладони, закрыла глаза и погрузилась в блаженное забытье.

– Госпожа Вайс! – торопливо позвали меня под ухом, а потом потрясли за плечо. – Вам дурно?

– Мне отлично, – пробормотала я. – Сейчас встану, ваше сиятельство.

Я выпрямилась, с трудом разлепила глаза и попыталась сфокусировать взгляд. В глазах двоилось, мысли разбегались, голова стала глупой и горячей, как после стакана крепкого вина.

– Она очень бледная, – сообщил князь полковнику. – Губы обметались. Мне кажется, у нее жар.

Горячая ладонь коснулась моего запястья.

– Рука ледяная, – угрюмо сказал Август.

– Бывает, при сильном жаре конечности холодеют.

– Знаю.

– Потрогай лоб. Лучше губами. Так делает моя жена.

Не долго думая, полковник так и поступил – наклонился и быстро коснулся губами моего лба.

– Вы зачем меня целуете? – спросила я удивленно. Происходящее по-прежнему воспринималось странно. Как будто не со мной. Как будто я смотрела со стороны, как полковник подхватывает меня под колени и спину, поднимает на руки и несет.

– У нее и правда сильный жар, – сообщил его голос. – Она больна. Тихо, Майя, не дергайтесь. Сейчас отнесем вас в постель и пригласим лекаря.

Он шел быстрым шагом по узким аллеям, над моей головой колыхался зеленый полог, ветки хлестали по голым ногам.

Я молча разглядывала лицо Августа, которое теперь было очень близко. Изучала каждую морщинку, каждый волосок, бьющуюся жилку на виске, угрюмо сжатые губы. Потом на меня нашла горячечная болтливость. Слова сами выскакивали изо рта, будто их произносил кто-то другой.

– Курт сказал, у вас на щеке шрам. Вы поэтому носите бакенбарды?

– Да, – угрюмо обронил он.

– А где он? На этой щеке? На левой?

– Да.

– Совсем не видно.

Я провела рукой по черной щетине и нащупала длинный бугорок.

– Сначала мне не нравилась эта поросль на вашем лице. Непривычно. Но вам идет.

– Майя, прекратите. Мне щекотно. Я могу вас уронить.

– Не уроните.

Но все же я обхватила его шею. Плыть над землей было приятно. Новые ощущения волновали меня. Не иначе, жар замутил мозги. Я чувствовала крепость мышц Августа, и силу его рук, и твердость плеч, и хотела почувствовать больше. Притворившись, что мне стало дурно, я положила голову ему на плечо и услышала стальное биение сердца.

– Ваш механизм стучит по-другому, – заметила я озабоченно. – На четыре такта, не на три. Я не осматривала вас этим утром. С вами все в порядке?

Извернувшись, залезла рукой ему под сюртук, а потом, умудрившись расстегнуть пуговицу, и под рубашку. Положила ладонь рядом со стальной дверцей. В моем одурманенном состоянии казалось важным поступить именно так. Рука у меня совсем заледенела, а его кожа была приятно горячей.

– Майя, хватит, прошу! – взмолился он. – Сердце в порядке. А вот ваше самочувствие оставляет желать лучшего. Все, приехали. Рутард, открой дверь!

Меня внесли в холл, навстречу бросился Курт, мигом все понял, принялся горестно восклицать и хлопотать.

– Добегалась ночью голышом под дождем! – сердито сказал камердинер, и я увидела, как князь недоуменно вздернул брови. Наверное, решил, что я ведьма или ненормальная.

– Если это воспаление легких, дело плохо. Несите ее наверх, ваше высокоблагородие. Я приготовлю отвар, позову вашу матушку и Луцию поухаживать за ней, и быстро съезжу за доктором. А пока пусть ее осмотрит Зандер. У брадобрея есть кое-какие лекарские навыки.

Я смутно чувствовала, как меня опускают на прохладные простыни, обтирают лоб, а потом опустилась темнота. Она была вязкой, как горячая болотная жижа, и там, в этой черной густоте, непрерывно и тоскливо били часы, и назойливо тикали разнообразные механизмы.

Неизвестно, как долго колыхалась в этой черноте. Постепенно звуки стихли. Замолчали часы, шестеренки со скрипом остановились. Рассосалась темнота, жар сменился прохладой.