Текст книги "Железное сердце. Книга 1. Дочь часовщика (СИ)"

Автор книги: Варвара Корсарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Открыла глаза – увидела черный потолок с желтыми отблесками. Повернула голову – из теней приветливо улыбался скелет. Значит, я на кровати в своей комнате.

В горле пересохло, губы оказались жесткими и потрескавшимися, мокрые пряди прилипли ко лбу. Стоило сесть, и сразу перед глазами поплыл красный туман. Помотала головой, отгоняя дурноту, и огляделась.

За окном ночь. На столике у кровати горит свеча. Рядом в кресле темнеет фигура человека.

Полковник сидел с закрытыми глазами, откинув голову на спинку – спал. На ночлег он устроился основательно. Сунул под шею небольшую подушку, ворот рубашки расстегнут, руки удобно сложены на груди, ноги вытянуты.

Мне так хотелось пить, что я не стала гадать, что делает фон Морунген в моей комнате глухой ночью. Облизала губы, сглотнула и потянулась к столику, где белела чашка. Но промахнулась: пальцы задели за ручку, чашка опрокинулась. Мой незваный гость мигом встрепенулся и сел прямо.

– Пришла в себя! – сказал он хриплым спросонья голосом, а потом встал, налил и подал воды. Я взяла чашку дрожащими пальцами и начала жадно пить.

Август протянул руку, коснулся моей щеки и остался не удовлетворен. Тогда он наклонился и опять на миг приложился губами к моему лбу.

– Жара нет. Вы справились, Майя. Заставили же вы нас поволноваться! Дьявол, ну что вам вздумалось бежать из замка прошлой ночью! Мне и в голову не пришло, что я напугал вас так сильно. Теперь хочется надавать себе пощечин.

– Что вы делаете у меня в комнате, ваша милость? – мой голос прозвучал слабо, как у умирающей.

– Вечер и первую половину ночи с вами попеременно сидели Луция и моя мать. Потом я их сменил.

– Хорошо, хоть князя не позвали ухаживать за больной, – ворчливо ответила я, недовольная тем, что фон Морунген видел меня в таком неприглядном состоянии. – Неприлично, что вы находитесь у меня в комнате.

– В таких ситуациях не до приличий. Вам лучше?

– Намного. Я плохо переношу сильный жар. Но болею редко и быстро выздоравливаю. Завтра буду в полном порядке.

– Не загадывайте. Курт приготовил вам отвар, а доктор оставил микстуру. Ну и денек выдался… – Август потер лоб и зевнул.

Мы помолчали. Потрескивал фитиль свечи, пламя легко танцевало на сквозняке. Сквозь приоткрытое окно задувал ветерок. Он нес ароматы летней ночи. Мой гость уходить не спешил: сел в кресле поудобнее, закинув ногу на ногу.

– Мне приходилось ухаживать за больными, – сказал он. – В юности довелось работать в лазарете.

– Наверное, ваши подопечные лечились от ран, а не от простуды.

– Отнюдь. Чаще всего солдат в долгом походе страдает от цинготной болезни, стертых ног и лихорадки.

– Вам тоже довелось это испытать?

– Никогда. Мне повезло быть крепче остальных. Я уже говорил, это сердце наделило меня редкой живучестью.

– Что же с ним стало? На вид механизм в порядке. Хочу написать доктору Крамеру и попросить у него совета. Вы позволите?

– Конечно.

– А еще стоит написать мэтру Кланцу.

– Нет. Прошу, не делайте этого. Я запрещаю.

– Но почему, ваша милость? – в волнении я спустила ноги на пол и накинула на плечи одеяло. – Что произошло между вами? Расскажите. Мне нужно это знать. Я хочу вновь вернуть вам радость жизни.

Темнота ли на меня подействовала, или все еще давала знать горячечная лихорадка, но мне казалось, что теперь я могу без боязни расспрашивать полковника обо всем, что меня волновало. Он не рассердится.

И он действительно не рассердился, но и ответа не дал.

– Между нами возникли некоторые разногласия. Кланц – непростой человек, Майя. Он ученый, исследователь.

– Я тоже ученый и исследователь. Мы поймем друг друга.

– Он не такой, как вы. Помните, мы говорили о договорах с дьяволом?

– Вы считаете мэтра Кланца дьяволом?

– Я просто знаю, что дьявол есть в каждом из нас. Одни борются с ним всю жизнь, а другие идут с ним на сделку. Мэтр Кланц по-своему очень добрый и гуманный человек. Но к гуманности можно прийти разными путями. И некоторые из этих путей слишком уж похожи на дьявольские тропки.

– А вы хотели бы вернуть себе живое сердце?

– Нет, зачем? Механическое меня прекрасно устраивало, вы же знаете.

Он устало прикрыл глаза, а потом сказал:

– Да. Иногда я все же хочу вернуться в тот день семнадцать лет назад. Чтобы сломалось то перо, перед тем, как я подписал договор с Кланцем. Чтобы высохли чернила в чернильнице, а сам не подписанный договор сгорел в адском пламени. Но что сделано, то сделано. Мое юношеское, живое, глупое, шальное сердце не вернуть. Оно осталось в стеклянной банке у Кланца.

От его слов по спине пробежал озноб.

– Вас угнетает ваше нынешнее состояние, – быстро сказала я. – Вы не привыкли чувствовать себя слабым.

– Возможно. Но порой мне кажется, будто я весь, а не только мое сердце – неисправный часовой механизм. И он идет вхолостую. Шестеренки крутятся, но зубцы их стерлись, а пружина ослабла.

– Мы вас вылечим. Я или тот парень, который скоро сменит меня.

– Надеюсь на это.

Мы опять замолчали. Я потерла заледеневшие предплечья и плотнее закуталась в одеяло. И тут тишину нарушили знакомые звуки: раздался скрип, шорох, и где-то в глубине стен мерно затикало.

– Вы слышите? – шепотом сказала я. – Потайной механизм ожил. Я так и не нашла, где он спрятан.

– Погодите-ка…

Август поднялся, бесшумным шагом обошел комнату, раз, другой, потом встал у светильника-скелета в правом от окна углу. Взял его за костяные плечи, легко отодвинул в сторону – опора противно заскрипела по полу. Полковник взял свечу, наклонился к стене и позвал меня:

– Вот и дверца, Майя. Ну-ка, откроем…

Шлепая босыми ногами, я подошла к нему и встала впереди.

За дверцей в стене увидела нишу, в глубине которой постукивали шестеренки и натягивалась стальная проволока. К проволоке была прикреплена медная птица. Она механически взмахивала крыльями и открывала клюв – как театральная марионетка. Странно было обнаружить эту игрушку, которая долгие годы пряталась в толще каменной стены, не видимая никем. Словно мы открыли дверцу в игрушечное потайное царство.

– Изумительно! Но что же делает этот механизм? Как он оживает? И зачем здесь птица? – возбужденно заговорила я.

– Я заметил, что механизмы в стенах начинают стучать, когда поднимается ветер. Думаю, они как-то связаны с флюгерами на крыше. А птица… мастер Жакемар был известный кукольник. Он хотел подарить своим механизмам душу. Он видел в них больше, чем набор деталей, старался сделать их интересными и привлекательными. Даже скрытые от чужих глаз, они живут своей жизнью, показывают представления, у которых нет зрителей.

– Да, в механике есть определенная поэзия, – пробормотала я, глубоко впечатленная. Я посмотрела наверх через плечо. Август стоял очень близко, я чувствовала спиной тепло его тела, а его дыхание согревало кожу на моей шее. Но теперь его близость не пугала; она меня приятно волновала. Мы были как два заговорщика, два исследователя, в темной комнате, спрятанной в середине похожего на обломок скалы замка, полного тайн и загадок.

Август легко коснулся моего плеча.

– Идите в постель, Майя. Вы стоите босиком на холодном полу – и это после того, как провели в беспамятстве несколько часов из-за жара!

Я послушалась его и вернулась в кровать. Август опять занял кресло.

– Зря вы не хотите жить в этом замке, – заявила я. – Он ведь очень похож на вас. У него тоже есть механическая начинка. Шестеренки, которые идут вроде как без толку, но у них есть какая-то цель. Осталось ее найти. И я уверена, что замок Морунген познал свою долю усталости и разочарования. Но ничего: мы его возродим. И вы будете с удовольствием жить в нем. Заведете семью, женитесь – князь подберет вам достойную, породистую лоша… простите, высокородную девушку. Она родит вам детей, и они будут разрисовывать каменные скелеты мелками и красками, а вы будете их за это хвалить, а не ругать.

Полковник рассмеялся во все горло. Смех у него был сочный, низкий, и очень приятный.

– Пойду к себе, – он поднялся. – С вами теперь все будет хорошо. Спокойной ночи, Майя. И спасибо вам.

И тут он наклонился: я подумала, что он вновь хочет проверить, нет ли у меня жара, но вместо этого он поцеловал меня в макушку. Это был целомудренный, но настоящий поцелуй, очень нежный. Напоследок Август легко коснулся ладонью моей щеки. А потом поправил одеяло на моих плечах и ушел.

Глава 20 Тревожная догадка

Болезнь отступила быстро. Я провела в кровати всего два дня, и то лишь потому, что так приказал доктор. Жар не возвращался, но слабость не проходила долго.

«Последствия простуды», важно заявил доктор и все с ним согласились. Однако не исключено, что мое нездоровье имело и другие причины.

Каждый раз, когда я исправляла ход механического сердца, используя не только часовые инструменты, но и свой дар, мое тело также лишалось толики сил. В конце концов организм оказался истощен. Чтобы избежать подобного, следовало лучше узнать природу симпатических связей и научиться ими управлять.

Иначе кто будет ремонтировать Железного Полковника, если сама свалюсь с ног?

С разрешения фон Морунгена я написала о своих наблюдениях доктору Крамеру, рассказала, как управляюсь с механизмом моего пациента, и попросила совета. Ответа нужно было ждать несколько дней. К счастью, все время, пока я недомогала, а в замке гостил князь, фон Морунген чувствовал себя отлично.

Наконец, его сиятельство отбыл, я покинула свою комнату, и целую неделю жизнь текла по-прежнему. Но в то же время по-другому.

Чтобы проводить время с толком, я придумала себе разные занятия и составила план. Для начала решила хорошенько изучить историю замка Морунген, прочитать все подходящие книги и записи, которые удастся отыскать в библиотеке. Также стоило ознакомиться с исследованиями, которые вел доктор Крамер и другие светила. Поэтому я отправила деньги и записку почтмейстерше с просьбой прислать журналы научных обществ.

Журналы пришли одновременно с очень длинным письмом от доктора Крамера и посылкой от него же. В коробке обнаружилось несколько книг по медицине и виталистике с пометками и закладками.

Однако времени осуществить все идеи и прочитать присланное у меня оставалось мало, потому что я нашла новый объект для изучения, который теперь занимал меня больше всего.

Каждый вечер, когда я заполняла дневник по привычке наводить порядок в мыслях, я пыталась понять, какую роль стал занимать Железный Полковник Август фон Морунген в моей жизни и каким человеком я его видела.

Желание расшевелить его, пробиться сквозь ледяной панцирь стало навязчивым. Знать бы только – зачем мне это было нужно.

Каждую минуту я искала общества полковника – чуть ли не по пятам за ним ходила. Когда фон Морунген работал дома, выдумывала предлоги, чтобы зайти в библиотеку. Пока он разбирал бумаги за столом, или писал письма, или принимал посетителей, я тихо сидела в углу, притворялась, что листаю книги, а на самом деле тайком наблюдала за ним.

Отмечала каждый его жест, каждую гримасу, каждое слово. Порой пыталась заводить разговоры на разные темы, и радовалась, когда полковник откладывал дела и снисходил до ответов.

Странные установились между нами отношения. Словно настороженное перемирие, когда стороны приглядываются к друг другу, обдумывают следующий шаг, решают, союзник перед ними или противник, и боятся совершить ошибку.

Теперь полковник разговаривал со мной куда терпеливее и мягче. Не осаживал своим офицерским взглядом, да и команды отдавал редко. Он будто опасался напугать неосторожным словом или поступком.

Он и сам задавал много вопросов – о жизни в Ольденбурге, о том времени, что я провела в столице, живо интересовался моими планами и увлечениями. Слушал внимательно, давал дельные советы. Однако о себе говорить больше не желал.

Вечером в комнате я обдумывала свои наблюдения. Пыталась истолковать его интонацию, слова. Размышляла: «А вот почему он посмотрел на меня вроде как с жалостью, когда я рассказала, что мечтаю открыть свою мастерскую и жить самостоятельно? Он одобрил мою мечту или решил, что я дурочка? А вот почему он так криво усмехнулся, когда я рассказала ему о проделках Эмиля в школе?»

Когда же фон Морунген уезжал, к моменту его возвращения я выходила к воротам и ждала его, чтобы встретить первой и проводить до дома. Он всегда улыбался, когда видел меня, а я гадала, была ли улыбка искренней или просто вежливой.

Иными словами, голова моя была полна разными глупостями.

Но я не забыла новую загадку, из-за которой порой просыпалась от кошмара, где мне являлась безголовая тень…

Однажды я поднялась в башню к госпоже Шварц и после недолгой пустой беседы спросила как бы невзначай:

– Вы хорошо знаете легенды замка Морунген. А не встречается ли в его коридорах призрак без головы?

Госпожа Шварц глянула с удивлением, но ответила охотно:

– Да, болтали о таком слуги, еще во времена старого барона. Они дали призраку прозвище – «Безголовый Кадавр».

– Разумеется, он имеет свою страшную историю? – поинтересовалась я иронично.

Госпожа Шварц иронии не заметила. Она торжественно кивнула, прикрыла глаза и принялась с удовольствием рассказывать:

– Мастер Жакемар занимался анатомией. Однажды ему тайком доставили свежего покойника. Жакемар отрезал ему голову. Бушевала гроза, и в этот момент прямо в окно ударила молния – можно подумать, сам господь решил наказать грешника за его ужасные опыты!

Госпожа Шварц напоказ, благочестивым жестом коснулась иконки на груди и продолжила:

– Разряд прошел по безголовому телу, и оно ожило. Спрыгнуло со стола, выбежало в коридор и упало лишь возле лестницы. Ну, знаете, как бывает с петухами. Жакемар похоронил тело, а голову – череп – установил на латах в библиотеке.

Я поморщилась, поняв, о чем она говорит. Странное украшение в библиотеке всегда вызывало во мне оторопь. Надо попросить барона убрать эту мерзость подальше… он, поди, и не знает, что череп настоящий. Впрочем, госпожа Шварц могла и приврать для живописности.

– После Безголовый Кадавр – призрак того несчастного – показывался слугам пару раз в коридорах, – закончила госпожа Шварц довольно равнодушно. – Сама я его не видела. А почему вы спрашиваете? – спохватилась она.

– Да вот, записываю в дневник местные легенды, – пробормотала я и поскорее ушла, чтобы Вороне не вздумалось угостить меня еще парочкой леденящих кровь историй, рассказывать которые она была большой мастерицей. Уж не сама ли их придумывает? Поведай я, что встретила в коридоре слона, она, поди, тут же выдаст подходящую байку.

Нет, я не поверила в то, что видела призрак. Но решила пока оставить мысли о ночном видении, к тому же меня больше волновали кое-какие земные проблемы.

Вернулась Барбела. Она пробыла в Ротбурге на два дня дольше, чем было договорено. Слуги поведали, что ее племянник решил жениться, и старая ведьма все силы положила на то, чтобы расстроить свадьбу – безуспешно, отчего и опоздала.

Но никто ее за это не упрекал. Останься она в городе насовсем, плакать бы обитатели замка не стали. Помимо ужасных кулинарных навыков, у кухарки был склочный характер и привычка кидаться тарелками в любого, кто осмелился ей перечить. А Сусанна, посудомойка, частенько получала от нее затрещины за нерасторопность.

Чтобы барону на завтрак не доставалась кухаркина стряпня, я разработала хитрую стратегию. Спускалась на кухню и старалась перехватить посылаемые от нее блюда для хозяина и заменить их более съедобными. Удавалось это не всегда: у Барбелы оказалось непомерное тщеславие, она втемяшила себе в голову (с подачи ее хозяйки, разумеется), что лишь она одна достойна кормить барона и его матушку. Поэтому зорко следила, чтобы ее малосъедобные изыски достигли назначения.

Если полковник обзаведется женой, она уж наведет порядок на кухне и не позволит свекрови и ее подруге пичкать мужа всякой дрянью. Но до этого еще дожить надо, а проблему с бытом в замке нужно решать поскорее – особенно если грядет тот самый прием гостей и охота, о которой с таким азартом толковал князь.

Однако избавиться от Барбелы удалось гораздо быстрее, и причиной этому, увы, стали тревожные события.

Период затишья и благодати подошел к концу, полковник вновь стал недомогать. Несколько раз он возвращался домой бледный, утром с трудом поднимался с кровати. Во время осмотров, когда порой открывалось мое второе зрение, я с тревогой видела, как голубоватые контуры его механизма начинают отливать алым.

Я чутко прислушивалась к стуку подвижных деталей, подолгу отслеживала вращение колесиков и толчки шатунов, нацепив на глаз специальное увеличительное стекло на ремне. Но никак, никак не могла понять, в чем же было дело!

– Быть может, причина в самом замке Морунген? – однажды предположила я, когда закрыла дверцу в груди полковника, кое-как сумев наладить ритм. – Кто знает, что за проклятья связаны с этим местом?

– Вот и вы стали суеверной, – недовольно ответил полковник.

– Дело не в суеверии. В это замке есть что-то непонятное. И это не обязательно призрак. Хотя я однажды видела… – я нахмурилась и решила не развивать тему. Я так и не рассказала полковнику о своем столкновении с Безголовым Кадавром, потому как не была до конца уверена в том, что мне не померещилось.

– Тут есть какие-то скрытые механизмы, которыми баловался мастер Жакемар. И они могут… ну, не знаю. Менять эфирные волны?

– Вы забываете, что я жил в этом замке несколько месяцев после замены сердца. И все было хорошо. Правда, тогда я был молод. И механизм был новым и не изношенным. А проблемы начались еще до приезда.

– Ваш механизм и сейчас не изношен, да и вы далеко не старик. Позвольте написать мастеру Кланцу. Это же советует и доктор Крамер.

– Нет. Только в самом крайнем случае.

– Как бы этот крайней случай не наступил быстрее, чем вы предполагаете, – ворчливо заметила я.

– Полно вам. Вы прекрасно справляетесь. От одного вашего присутствия мне становится лучше.

Он встал, застегнул рубашку, оделся и отправился в библиотеку. Я по привычке пошла с ним. Ведь и я в его присутствии теперь чувствовала себя иначе – особенно когда он разговаривал со мной так, как сейчас – ласково, с видимым удовольствием. У меня начинало легонько трепыхаться в груди и делалось весело и немного тревожно. Странные симптомы.

В библиотеке полковник велел разжечь камин, словно его морозило, хотя на улице стояла жара. Он потер висок, как от сильной головной боли, и поморщился. Потом вздохнул, сел за стол и начал распечатывать письма.

Чтобы не казаться назойливой, я взяла книгу, которую увлеченно читала последнюю неделю – о странствиях мастера Жакемара, о его короткой карьере канонира на пиратском капере, о его исследованиях в заброшенных пирамидах в далеких джунглях.

Время до обеда мы провели в молчании, каждый занимался своим делом. Потрескивал огонь, Август шуршал бумагами, время от времени позвякивал стаканом, наливая воду из графина. Наконец, сердито отодвинул чернильницу, похрустел уставшими плечами, посмотрел в окно и внезапно предложил:

– Майя, давайте устроим пикник. Попросим Курта приготовить корзину с закусками и отправимся в сад-лабиринт. Или во фруктовую рощу.

– Только не в «Пещеру кобольдов», – воскликнула я, вскочила и захлопнула книгу.

Его предложение меня обрадовало. Полковник не приглашал меня на прогулки с того дня, как в нас стреляли в лесу. А мне очень хотелось, чтобы мы проводили больше времени вместе.

Других-то друзей у меня тут нет, старалась я оправдать свое желание. Луция занята, с Эмилем гулять не хочется. А Август учится быть приятным собеседником. Может еще что-нибудь расскажет о своем детстве или о военных походах…

И хотелось вновь побывать в лабиринте. Это место обладало странной притягательностью, оно одновременно отталкивало и завораживало. Я часто о нем думала и представляла то, что могло скрываться в его зарослях…

Август поднялся, аккуратно сложил бумаги. И вдруг покачнулся, оперся рукой о стол и закашлялся. Схватился за грудь, как будто в нее всадили кинжал, помотал головой. На его лбу выступил пот, лицо посерело. Дышал часто, хрипло, хватая ртом воздух и вздрагивая всем телом. Вены на его шее страшно набухли.

Я кинулась к нему и подхватила; когда моя рука легла ему на спину, я услышала как громко и неровно бьется его сердце, и почувствовала, как неохотно, скрипя и подрагивая, вращаются шестеренки в механизме. Грудная клетка полковника содрогалась в спазмах, легкие требовали воздуха.

– Август! Садитесь же!

Он тяжело опустился в кресло. Я коснулась его руки: она была холодная, как лед, кончики пальцев посинели. Стало ясно, что с приступом такой силы мне еще сталкиваться не приходилось. Неужели конец, неужели его механическое сердце окончательно отказалось работать?

Не раздумывая, я рванула край рубашки, пуговицы запрыгали по полу.

Даже не открывая дверцу – нет времени возиться! – положила руки ему на грудь и уже привычно стала приказывать энергетическим полям моего тела прийти на помощь, исправить то, что еще можно было исправить!

Губы Августа синели, глаза закатились, грудь судорожно дергалась, пытаясь набрать воздуха в легкие.

От усилий начала кружиться голова. Я не сдавалась; мой дар развернулся в полную силу. Реальный мир пропал, его заменил мир призрачный. Я видела эфирные волны, энергетические линии наших тел, голубые – мои, алые – полковника. Боковым зрением заметила безжизненные, сероватые линии, которые пронизывали стены замка. Они сплетались в причудливые узоры, похожие на заброшенную паутину, полную прорех и оборванных нитей. Вглядись я в них повнимательнее, мне открылись бы все тайные механизмы замка Морунген.

Но не они интересовали меня в этот момент. Думалось лишь об одном: как заставить сердце полковника биться, как расслабить его мышцы, чтобы он мог дышать.

Доктор Крамер учил оказывать первую помощь, но ученицей я была бестолковой. Не была медицина моим призванием, да и не пригодились бы обычные методы оживления. Ведь теперь я имела дело со сложным гибридом человеческого тела, механизма и эфирных токов, которые сращивали живое и неживое в одно целое. Теперь баланс между ними был нарушен по неизвестной причине. Горячее желание помочь было единственным доступным мне средством. В бесполезности своих часовых инструментов я уже убедилась.

Когда знания бессильны, приходится полагаться на инстинкт и упорство.

И я удвоила, утроила усилия. Мысленно переливала в полковника свои силы, направляла в его тело собственные эфирные токи. Одновременно с этим я настраивала, подкручивала, подтягивала невидимый обычному человеку энергетический двойник механического сердца. Манипулировать не металлическими деталями, а их энергетическими образами оказалось не так уж сложно.

Не знаю, сколько прошло времени. Показалось, что несколько часов. Когда все закончилось, я была мокрая и слабая, как мышь. В голове бил гулкий набат, из носа текла горячая струйка крови. Я многое отдала, но хозяин замка Морунген был спасен.

Однако радость от победы меркла при мысли, что это не последняя схватка с таинственным недугом – или правильнее называть его поломкой?

Обессилев, я опустила ладони на плечи полковника и на миг прислонилась лбом к его лбу, радуясь, что слышу свободное дыхание и мерный стук на три такта.

– Все, – прошептала я и легко коснулась рукой его жестких волос, – Готово. Починила.

Я нехотя отлепилась от своего пациента и рухнула в кресло напротив.

Август пошевелился, закашлялся сел, потер грудь и болезненно поморщился. Поднял глаза на меня и сказал хриплым голосом:

– Вы опять спасли меня, Майя. Думал, что конец. Но вы… – Он нахмурился. – Что с вами? У вас кровь на лице. Вы бледная. Не двигайтесь, я вам помогу.

Я нервно рассмеялась.

– Только пришли в себя и уже готовы помогать! – я достала платок и приложила к носу. – Все хорошо. Просто слишком старалась вытащить вас с того света.

– Я чуть не утащил вас вместе с собой. Это ваш дар дает такой откат? Вы перелили в меня свои силы.

– Да. Немного дала взаймы. Но ничего, я научусь управлять этими симпатическими связями. Нужно больше практики. Правда, я бы предпочла практиковаться не в таких вот ситуациях и не на вас. Немедленно садитесь, Август. Вам нельзя двигаться.

В голове у меня скакала и вертелась тревожная мысль.

– Опишите, что вы почувствовали во время приступа, – потребовала я. – Ваше сердце билось ровно. Но потом вы начали задыхаться и холодеть.

– Так и есть, – кивнул он. – Сначала заболела голова, потемнело в глазах, онемели руки, и лишь потом заскрипели шестеренки.

Я выпрямилась, обдумывая услышанное. И пристально смотрела на графин с водой, в котором плавали дольки лимона.

Что, если мы перепутали причину со следствием? Дело не в сердце. Что, если полковника… травят?

Яд. Кто-то дает ему яд. Он может быть в еде, которую он получает каждое утро с кухни. Может быть, в этом графине. В отваре, которым периодически потчует его камердинер, заваривая собственноручно.

То, что происходило с полковником, заставило вспомнить книгу о странствиях Жакемара, которая теперь валялась на полу. В главе о шамане племени аборигенов, в плен к которым однажды попал хитроумный мастер, рассказывалось о разных экзотических ядах, которыми пользовались дикари и которыми очень интересовался мастер Жакемар. Он составил подробное описание симптомов отравления.

Если Августа травят, это делает человек из его окружения. Злоумышленником может быть кто угодно. Слуги. Старая ведьма Барбела. (Запросто!) Луция. Марианна, горничная госпожи Шварц. Брадобрей Зандер. (Но зачем ему желать смерти своему благодетелю, которого он однажды спас?) Это может быть верный, старый камердинер Курт. (Немыслимо, не могу поверить!) И… госпожа Шварц. Его собственная мать. Нет, этого точно не может быть…

Мысли кружились, как рой обезумевших мух, в груди попеременно становилось жарко и холодно.

Кто, кто мог пойти на такое? Зачем? Неужели кто-то из местных подкупил челядь, чтобы избавиться от сурового наместника?

Не верю. Если это и яд, то не просто крысиная отрава, которую можно купить в аптеке. Это что-то другое, доступное немногим. Нужно иметь определенные знания, чтобы воспользоваться ядом незаметно. Кто в округе может обладать такими знаниями?

Я быстро перебрала в уме всех подходящих горожан. Аптекарь? Он стар, полуслеп и хорошо разбирается лишь в слабительных. Доктор? Ему дела нет до всего, что происходит в округе, лишь бы платили по счетам вовремя. И он осторожен и труслив, ни за что бы не пошел на такое. И совершенно не интересуется ядами и их применениями.

Наверное, я ошиблась. Причиной недомогания полковника было что-то другое. Силы, неподвластные моему пониманию, то, в чем разбирался лишь мэтр Кланц. Но он далеко, и обратиться к нему нельзя.

Опять же, проблемы с механическим сердцем начались еще до приезда в замок. Но здесь они усугубились! Значит, причин могло быть несколько… станет лучше, если удастся устранить хотя бы одну из них.

Полковник сидел мрачный, поигрывая желваками. Он внезапно сказал:

– Вы подробно расспросили меня о том, что было до приступа. У вас есть какие-то соображения, что его вызвало?

– Возможно, вы устали и переволновались, – предположила я, не желая пока посвящать его в свои догадки. – Вы много работаете, да еще эти постоянные стычки с местными… Вам больше не угрожали?

– Нет. В последнем разговоре с бургомистром я попросил его приструнить своих подопечных. В противном случае я обещал применить методы, которые ему не понравятся. Например, пригласить полицейских из столицы, и это самое малое. Поверьте, Майя, все трудности, с которыми я сейчас сталкиваюсь – ерунда по сравнению с тем, что приходилось переживать во время службы.

– У вас было много недоброжелателей в армии, при дворе князя и в дипломатическом корпусе?

– Конечно. Я умею заводить врагов. Но и управляться с ними тоже умею. Думаете, кто-то из них мог навести на меня порчу? Это вряд ли. Те давние враги уже ничего мне не смогут сделать. Теперь у них иные заботы.

– Ну, тогда, может, вы съели что-то не то за завтраком и это сказалось на вашем механизме, – продолжала я шутливо, но рассчитывая, что мое предположение может навести его кое на какие мысли.

– Однозначно съел не то. Утром принесли от Барбелы недоваренную овсянку. До сих пор на зубах хрустит шелуха.

Август горько вздохнул, откинулся на спинку и прикрыл глаза. Он выглядел очень усталым после схватки со смертью.

Я приняла решение.

– Слушайте, с этим надо покончить. Ваша милость, раз у вас сейчас нет экономки, позвольте мне навести порядок в кухне. Вы большой мужчина, который делает тяжелую работу. Барон. Окружной наместник. А питаетесь хуже крестьянина. В вашем состоянии это недопустимо. Опять же если скоро к вам приедут гости…

Он вяло кивнул.

– Да, вы правы.

– Вы позволите мне действовать по своему усмотрению? – не отставала я.

– Вот настойчивая! Хорошо. Я поговорю с матерью. Пусть уже, наконец, займется обязанностями хозяйки замка.

– Я сама поговорю. Пожалуйста, предоставьте это мне. Две женщины лучше поймут друг друга. А теперь, ваша милость, давайте поднимемся в спальню. Вам нужно прилечь и хорошенько отдохнуть.

Проводив Августа наверх и проследив, чтобы его никто не беспокоил, я, усталая, но полная решимости и ярости, пошла вниз.