Текст книги "Железное сердце. Книга 1. Дочь часовщика (СИ)"

Автор книги: Варвара Корсарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

С этими словами он учтиво поклонился и ушел.

*История мастера Жакемара рассказывается в книге «Ассистентка антиквара и город механических диковин»

Глава 10 Ночные шорохи

Никогда в жизни я не вела дневник, но в тот вечер решила, что буду записывать все, что увижу и узнаю в замке Морунген. Уж больно необычным оказался мой новый дом. Следовало упорядочить и обдумать собственные впечатления.

Устроившись у камина, я добросовестно взялась за дело. Дала короткие и нелестные характеристики хозяевам замка. Записала слухи и легенды. Дополнила текст рисунками: набросала смеющиеся маски, часы с секретом, увиденный в коридоре скелет с весами в руке. Хотела изобразить фон Морунгена и его маменьку, однако ничего не вышло.

Закусив кончик карандаша, я вызвала в памяти лицо Железного Полковника, чтобы набросать его портрет на скорую руку. Это будет несложно – черты у него характерные. Одно удовольствие рисовать такие лица.

Несколькими штрихами обозначила густые брови и вертикальную складку на лбу, прищуренные глаза, резко очерченный подбородок, крепко сжатые губы… тонкие, но выразительные. Уголки слегка опущены, как бывает у упрямцев и людей несгибаемых, жестких.

И тут я отчего-то смутилась, вспыхнула, рассердилась и густо заштриховала набросок. Ограничилась тем, что по памяти изобразила ту часть механизма в груди полковника, которая мне открылась. Надо будет испросить разрешения составить схему, сверяясь, так сказать, с натурой. Правда, для этого фон Морунгену придется запастись терпением, пока я буду копаться у него в груди. Ничего, для его же пользы…

Вместо госпожи Шварц я нарисовала ехидную ворону в шали и на том успокоилась.

Было еще рано, но меня разморило: сказывалось напряжение суетного дня. Челюсти раздирала зевота, глаза слипались. Я откинула покрывало на кровати и переоделась в ночную сорочку. Следовало погасить масляные лампы в руках медных скелетов. Решилась на это не сразу. Оставаться в темноте с жуткими соседями по комнате было страшновато.

«Да полно! – сказала я себе с нервным смешком. – Они же неживые. Медные истуканы. Куда неприятнее то, что шуршит под обивкой за стенами. Как бы оно не соскучилось ночью и не пришло греться в мою кровать. Как бы не обнаружить утром на подушке паука или мышь!»

Вот будет переполох, если полковника разбудит мой истошный визг. Интересно, где его покои? Наверное, на этом же этаже. Услышит, обязательно услышит, если начну вопить. Застучит ли его железное сердце от страха? Если застучит, то так ему и надо. Будет знать, как запускать собственный дом.

Обошла комнату, провела ладонью по стенам. Шуршание прекратилось. Живность затаилась. Надеюсь, я хорошенько ее напугала и знакомиться со мной она не полезет.

Вздохнув, погасила светильники. Один и за другим медные черепа скрылись во мраке. Чтобы окончательно развеять страх, я похлопала каждый по темечку – звук был полым, какой издает кастрюля. В голове у моих соседей было пусто. Я вслух пожелала скелетам спокойной ночи. В ответ они благожелательно промолчали.

Затем забралась в кровать. Она оказалась удобной, матрас мягким, сухим, и уснула я быстро.

… вздрогнув, открыла глаза. За окном было темно. В голове царил сонный дурман, а значит, проспала я всего ничего, час или два. И проснулась не сама – меня разбудило что-то тревожное, потому что сердце дико колотилось.

На миг комната озарилась синей вспышкой, следом пророкотал далекий гром. Гроза вернулась. Видимо, она и потревожила мой сон. Однако беспокойство не унималось: к шуму дождя примешивался посторонний звук, и источник его находился в комнате.

Я навострила уши. Снова живность шуршит под обивкой? Вряд ли. Звук был другой, знакомый: так стрекочут и пощелкивают шестеренки на полном ходу. Но никаких механизмов в комнате нет! Ни часов, ни музыкальной шкатулки… только мои карманные часики, но они не в счет.

По спине колючей дрожью пробежал холодок. Я села в кровати и огляделась, напряженно ожидая, что вот-вот увижу над изголовьем нечто ужасное, от чего кровь застынет в жилах. Например, бледную руку, которая откидывает саван с безглазого лица.

В камине тлели угли, и в их зыбком красноватом свете я с подозрением оглядела скелеты-светильники. Однако они не подавали признаков жизни. Если внутри и скрывалось некое приспособление, кто мог его завести и как?

Гроза выдохлась, дождь мало-помалу прекратился, а вместе с тем затих и непонятный шум.

В полном недоумении я легла, дав себе слово хорошенько обследовать комнату при свете дня.

Мне было одиноко и тревожно. В памяти всплывали истории о ловушках, которые в былые времена устраивали владельцы замков в комнатах для гостей, от которых желали избавиться быстро и незаметно. О люках, которые открывались в бездну, и об отравленных стрелах, которые вылетали из стен и пронзали бедолаг как каплунов.

Само собой, также вспомнились истории о призраке замке Морунген, которыми напичкала меня госпожа Шварц.

Уж раз создатель замка был искусным механиком, то и его призрак, похоже, отказался от традиционных завываний и бренчания цепями. Вместо этого он предпочитает жужжать шестеренками и щелкать пружинами. Коли так, мы с ним легко найдем общий язык.

Через силу посмеявшись над собственными страхами, я спряталась под одеяло с головой.

Утром проснулась от духоты. За ночь камин погас, комната выстыла, но воздух был спертым. Запах сырости усилился. Вылезать из-под одеяла не хотелось, но нужно было приступать к обязанностям, ради которых меня привезли в замок Морунген. Сердцу полковника потребуется осмотр, прежде чем он отправится по делам. Дрожа, я встала и накинула халат.

В окно лилось солнце. Мои предположения оказались верны: дубок снаружи шелестел листьями, комнату наполнял приятный зеленоватый свет. Даже черепа медных изваяний поблескивали умиротворенно и не казались такими уж отталкивающими.

Доброе утро, замок Морунген. Посмотрим, каким ты предстанешь передо мной сегодня.

Я вновь принялась прокручивать в голове все, что произошло вчера. Сперва замок Морунген и его обитатели показались мне просто странными, но после ужина с полковником и его матушкой я поняла, что в этом доме определенно присутствует некая зловещая тайна.

Пропажа детей и давние исчезновения челяди и рабочих – как они были связаны с замком Морунген? Были ли это несчастные случаи или чья-то злая воля? Приплетать сверхъестественное не хотелось. Оставим призраков и привидений тем, кто в них верит.

Куда больше меня занимала архитектура замка. Была ли она пустой прихотью архитектора – мастера Жакемара, о котором современники не раз отзывались как о злом гении? Или же подчинялась некоему скрытому замыслу? И главное: что за звуки потревожили меня ночью?

Воображение разыгралось, но как я не старалась, не находила ключ, который позволил бы объяснить эти загадки. Конечно, со временем я узнаю больше. Надо расспросить полковника: раз уж предстоит жить год под его крышей, не мешает немного освоиться.

В дверь постучали; Луция принесла кувшин с теплой водой и таз.

– Умывайтесь, барышня, – сказала она. – А я соберу завтрак. Хозяин уже поднялся. Как покушаете, провожу вас к нему, чтобы вы… ну…это… – она замялась.

– Осмотрела его сердце, – пришла я на помощь.

Луция глянула на меня хитро и спросила, понизив голос:

– Значит, вы его видели? Оно и правда железное?

– Да, Луция.

– Ужас какой! – она округлила глаза. – Когда я прислуживаю хозяину, иногда слышу, как стучит у него в груди. Но поверить в это очень сложно. Колдовство, да и только. Дьявольская вещь!

– Никакого колдовства. Это наука. Ты же не считаешь, что обычные часы – дьявольская вещь?

– Сравнили! – фыркнула Луция. – Да ежели бы мне в грудь кто-то запихнул часы, я бы померла. Много радости – жить истуканом без чувств, не любить, не ненавидеть…

– Ну что ты! Все чувства у нас в голове, – я постучала согнутым пальцем по лбу. – Сердце тут ни при чем. Уверена, что полковник умеет и любить, и ненавидеть.

Сказав это, я задумалась и размышляла все время, пока приводила себя в порядок. Полковник определенно был способен на сильные чувства. Я видела его в гневе. В другом случае уловила смущение. Но ведомы ли ему жалость, сострадание, любовь? Скорее всего, нет. Разумеется, сердце тут ни при чем. Просто такой он человек.

Луция принесла пересушенные гренки и жидкий чай. К невкусному завтраку я добавила захваченное из дому печенье и предложила новой подруге перекусить вместе со мной. Луция ломаться не стала, уселась на табурет и захрустела печеньем. Она уже освоилась в моей компании и не воспринимала меня как госпожу. Бойкая девица!

Мне хотелось продолжить разговор о полковнике, но вместо этого пришлось выслушать рассказ о том, как перепугались слуги, когда услышали бой часов из обеденного зала.

– Старуха Барбела – наша повариха – говорит, быть беде, – сообщила Луция.

Я недоверчиво хмыкнула, но вспомнила слова госпожи Шварц. Неудивительно, что слуги такие суеверные, коли их хозяйка подает пример.

– Пора идти. Хозяин ждет у себя в покоях. Вы мне потом расскажете, как у него там все устроено? Я Курта расспрашивала, а он молчит, смеется только…

– Где – там? В хозяйских покоях? – удивилась я.

– Да нет же! У него в груди…

– Открой крышку часов и увидишь, – ответила я с неудовольствием. – Шестеренки да пружины. Ничего особенного. В остальном он обычный мужчина.

По лицу Луции стало ясно, что этот ответ ее не удовлетворил, и дальнейших расспросов не избежать. Кто знает почему, но мне не хотелось, чтобы слуги воспринимали полковника как исчадие ада, и я дала себе слово, что буду впредь всячески развеивать их предрассудки. Вот только самой бы не поддаться суевериям и страхам…

Покои полковника действительно находились на этом же этаже, в другом конце коридора. Сжимая в руках сумку с часовыми инструментами, я не без робости вступила в комнату, убранную донельзя просто. Кроме столика, кресла, этажерки с книгами и узкого шкафа там не было ничего.

Комната оказалась смежной с хозяйской спальней; через полуоткрытую дверь я увидела широкую кровать на львиных лапах. Рядом на стене висела богатая коллекция оружия.

Хозяин дома стоял у окна, сложив руки за спиной. В его приветствии послышалось облегчение. Уж не боялся ли он, что я сбегу из замка после вчерашнего ужина?

Фон Морунген по утреннему времени и ожидая осмотра был без сюртука, в простой белой рубашке и брюках. В этом наряде он казался моложе, и я невольно отметила, – впрочем, не впервые, – что мужчина он видный, хорошо сложенный, со строгой выправкой.

Изяществом он не отличается, и утонченности ему совсем не досталось, но фигура его производит впечатление упругой, тяжелой силы. И подумалось: наверняка полковник нравится женщинам – тем, кто любит лица с грубоватыми, волевыми чертами. Крепкий подбородок, крупный нос, острый блеск холодных глаз так и просятся на портрет полководца. И наверняка вызывают трепетные вздохи гарнизонных и придворных дам.

Спохватившись, отвела взгляд и обнаружила, что в комнате присутствует кое-кто еще.

В углу притаился бледный человек, которого я вчера встретила в коридоре и приняла за привидение. Он сосредоточенно собирал бритвенные принадлежности в кожаный несессер. Резко пахло спиртом и гвоздикой. Рядом на столике стоял таз с мыльной водой и множество склянок. Похоже, мой вчерашний знакомец действительно был брадобреем, которому, как упомянул Курт, полковник обязан жизнью…

Я посмотрела на брадобрея и, как ни старалась, не сумела представить его в роли героя, спасающего своего командира. Он был худ и невысок, держался немного подобострастно, как принято у цирюльников. Его руки двигались ловко, но едва заметно подрагивали. Кожа отливала нездоровой сизостью и туго обтягивала череп, а глаза под набрякшими веками поблескивали настороженно. Возраст этого странного мужчины определить не удалось. Ему могло быть и тридцать, и шестьдесят.

– Познакомьтесь с Зандером, Майя.

Зандер повернулся ко мне и, глядя в угол комнаты, с почтительным дружелюбием произнес:

– Приятного вам утречка, госпожа Вайс.

Я чуть не раскрыла рот, когда увидела, что из оттопыренных ушей Зандера торчали латунные трубки. Они соединялись тонкими шлангами с ящиком, который висел у него за спиной на кожаных лямках. Заметив мое удивление, Зандер залился мелким смехом.

– Это слуховой прибор, госпожа Вайс, – он ткнул пальцем себе за спину, потом коснулся уха. – Его изготовил один ученый человек в столице. Без моего ухофона я глух, как тетерев. Результат контузии. Таскать его на себе все время тяжеловато, поэтому если увидите меня без моей ноши, не обессудьте, если отвечу невпопад.

– Я рада, что у вас есть это … средство. Благодарю вас, господин Зандер, что показали вчера дорогу.

– Привыкайте, Майя, – сказал полковник сухо. – В этом замке полно инвалидов. Зандер глух, я лишен сердца. Даже мой пес, Кербер, неполноценен. Много лет назад он пострадал в стычке с волком и чуть не погиб. Мастер Кланц заменил псу часть костей и поставил механическое сердце, такое же, как и у меня. Кербер стал первым, на ком он выполнил эту операцию. Я был вторым.

– Сколько лет вашему псу? – озадачилась я.

– Больше двадцати. Обычные собаки столько не живут, но механическое сердце изнашивается медленнее и дает долголетие. Не знаю, смогу ли насладиться этим преимуществом. Это зависит от вас. Приступим, госпожа Майя? С утра были перебои. Надеюсь, вы сможете их устранить.

– Сделаю все, что в моих силах.

– Уж постарайтесь.

Он расстегнул рубашку и подошел к креслу. И тут полковника шатнуло, повело в сторону, как от сильного головокружения. Он на миг замер, потом слепо нашарил подлокотник, оперся, опустился на сиденье и тяжело откинулся на спинку.

Я быстро придвинула табурет, села и разложила на коленях инструменты. Осторожно коснулась металлической дверцы на груди полковника, но отдернула руку и посмотрела на него внимательнее. Фон Морунген тяжело дышал, его лицо побледнело. Мой взгляд машинально отметил, что на подбородке у него краснел порез от недавнего бритья; он казался очень ярким на побледневшей коже.

– Вам плохо, ваша милость? – спросила я встревоженно.

Он ответил с усилием:

– Да, нашло помутнение. Вы слышите? Сердце бьется неровно.

Шестеренки за медной дверцей крутились бойко, ничего странного я не заметила. Однако прислушавшись, поняла: перед последним ударом звучала легкая пауза. «Динь-ток…клац». «Динь-ток…клац». Музыка сердцебиения не была ритмичной.

Сделала то же, что и вчера: осторожно коснулась пинцетом колес, выравнивая их положение на оси, капнула смазки. Но ничего не изменилось. Охватила тревога, которая перешла в легкую панику. На первый взгляд, механизм был в порядке. И что теперь делать?

Я положила руку ему на грудь и прикрыла глаза. Нехотя, не сразу, содержимое грудной клетки засветилось перед моим внутренним оком – и каждая деталь, каждая пружинка горела тревожным красным светом!

– Мэтр Кланц говорил, что ход механизма можно исправить, меняя состояние этой… ауры. Эфирного двойника, – произнес полковник сквозь стиснутые зубы. – Вы можете это сделать?

– Не знаю, – растерялась я. – Я так не умею. Но попробую.

– Между эфирными двойниками механизма и моего тела есть симпатическая связь. Нужно ее укрепить.

– Наверное, – пробормотала я. – Вот только как?

– Иногда Кланц пользовался прибором наподобие обычных часов. Он настраивал его, сердце начинало идти ровно. Наверное, он и между этими механизмами установил симпатическую связь. Вы хоть понимаете, что это такое?

– Примерно. Слышала, деревенские колдуны и знахари делают кукол. Если человек болен и ему надо помочь, они обмазывают куклу целебным составом, и человек выздоравливает. Если хотят навредить, то втыкают в куклу иглы. Думаю, механизм мэтра Кланца работал по тому же принципу. Напишу доктору Крамеру, он может знать больше. А теперь, ваша милоcть, помолчите. Не разговаривайте со мной. Поберегите силы, а я попытаюсь сосредоточиться.

Полковник покорно замолчал, а я вглядывалась в алые линии и мысленно приказывала им сменить цвет.

Пожалуйста, сердце, не капризничай. Не знаю, что с тобой происходит и в чем беда, но прошу, смени ритм. Динь-ток-клац. Динь-ток-клац! Вот твоя музыка. Давай, ну!

От напряжения у меня по спине побежал пот, и мое собственное сердце колотилось очень сильно. Но лучше пусть сердце полковника бьется ему в такт, чем так, хромая и спотыкаясь!

Я пыталась заставить механизм – точнее, его эфирный двойник – подчиниться моему желанию. Но как же это сложно! Все эти нематериальные, неосязаемые линии, симпатические связи, эфирные флюиды были выше моего понимания!

Непременно напишу сегодня доктору Крамеру. А лучше – разузнаю адрес мэтра Кланца и свяжусь с ним напрямую. Ведь он создал этот механизм и должен знать, что делать!

В углу комнаты раздалось сопение. Я скосила глаза: брадобрей с тревогой следил за моими действиями, вытянув шею.

А когда вновь перевела взгляд на механизм, увидела, что мои усилия принесли плоды. Алые линии начали тускнеть и менять цвет. Мало-помалу, медленно, они наливались голубизной. Стук стал ритмичнее…

Я с облегчением убрала руки и вытерла лоб.

– Вам лучше, ваша милость? – спросила я шепотом. – Мои инструменты бессильны, но кажется, удалось сделать то, о чем вы говорили.

– Да, Майя, – полковник вздохнул. – Мне определенно лучше. Спасибо. Вы сотворили чудо.

Краски возвращались на его лицо, и я улыбнулась с облегчением.

– Ну и перепугалась же я…

Слова вырвались сами собой, и я поспешно прикусила язык.

Доктор Крамер не раз говорил, что целитель не должен показывать пациенту свою неуверенность. Увы, я не была целителем, я была беспомощной шарлатанкой. Стоило внимательнее отнестись к знаниям, которые пытался вложить мне в голову доктор Крамер. Но в столице я посещала госпиталь лишь затем, чтобы избежать уроков хороших манер и походов по магазинам с теткой. Кто же знал, что однажды я горько пожалею о своей нерадивости!

Полковник положил ладонь на мое запястье. Я невольно отдернула руку и спрятала за спину; вышло невежливо, но полковник не показал, что это его задело. Кожу на запястье еще долго жег след прикосновения его загрубевших пальцев.

– Вы отлично справились, Майя, – сказал он. – Зря боялись и смущались. Признаться, я тоже испытываю некоторую неловкость, когда вы заглядываете в мои внутренности.

– Почему? – полюбопытствовала я, поразившись его откровению.

– Вы молоденькая девчонка, воробышек, – глухо произнес фон Морунген. – А я от вас завишу и предстаю перед вами вот такой… развалиной, – он криво улыбнулся. – Поверьте, мне стыдно. Это странная ситуация.

– Почему вы отказались наблюдаться у мэтра Кланца? Потому что он живет в столице, а вам нужно быть тут?

– Это одна из причин, – он встал и принялся застегивать рубашку. Мне показалось, что он сердится на себя за то, что заговорил со мной о своих чувствах.

Зандер окликнул его:

– Я вам больше не нужен, ваша милость?

– Ты еще здесь? – удивился полковник. – Ступай, братец. Найди Курта, будь любезен. Пусть приготовит коня, я отправляюсь.

Затем он обратился ко мне.

– Я уезжаю до обеда. Вы найдете чем заняться? Погуляйте в саду, воспользуйтесь библиотекой.

– А не лучше ли вам сегодня остаться дома, ваша милость? Лечь в кровать, поберечь себя…

– Не могу позволить такую роскошь. Слишком много дел. Если успею, заеду к господину Вайсу, чтобы обсудить наше с вами соглашение. Передать письмо от вас? Если будете писать, поторопитесь.

– Нет, писать отцу пока не стану, спасибо.

– Хорошо. Потом обсудим, в какие дни вы будете навещать родню. Каждый день этого делать не получиться, не обессудьте. Итак, вам еще что-нибудь нужно, Майя? Для развлечений? Чтобы жизнь в этом замке не казалась заточением?

– Нужны стамеска и молоток, – сказала я, решив воспользоваться его добротой.

– Что? – переспросил он озадаченно. – Стамеска и молоток? Зачем они вам?

– Открыть заколоченное окно в моей комнате, – призналась я. – Да, еще бы найти полироль для меди. Хочу привести в порядок светильники-скелеты. Они позеленели от патины, от этого у них нездоровый вид.

– Хм… занятные у вас представления о развлечениях. Что ж, обратитесь к госпоже Шварц. Пока в доме нет экономки, она следит за хозяйством. Или попросите Курта, он все сделает.

– Не стоит беспокоить ни госпожу Шварц, ни Курта. Я и сама умею обращаться с инструментами. И уж тем более с полиролью. Лишь бы раздобыть нужное. Хорошо, спрошу у слуг. А потом я бы хотела заняться часами в столовой. Вы позволите?

Полковник глянул на меня с непередаваемым выражением.

– Да, позволяю, – сказал он, и усмехнулся. – Надеюсь, когда вернусь, не застану дом в развалинах. Из вас бы вышел отличный военный инженер. С вашей предприимчивостью вы любую вражескую фортификацию сровняете с землей в считанные часы.

Я приободрилась от похвалы, но тут же приуныла, когда полковник свел брови и хмуро добавил:

– Все же соблюдайте осмотрительность. Предприимчивость и до беды довести может. Я буду следить за каждым вашим шагом.

Я проглотила досаду и покорно кивнула. Любезность полковника имела узкие границы, и от своего предубеждения он не отказался. Он твердо намерен не давать мне много воли. Не оставит без внимания любую мою оплошность. Впрочем, допускать промахов я не собиралась.

– Установим кое-какие правила, – заявил он. – Итак, первое. Не заходить в старый парк и в лабиринт.

– Лабиринт?

– Да, создатель замка – мастер Жакемар – устроил лабиринт. Но он заброшен, садовники там не работают. Я не намеревался им заниматься. Пустая трата денег. Пусть гибнет дальше. Там есть разные странные вещи… Много лет назад, мастер Кланц… – полковник едва заметно поморщился, словно это имя будило неприятные воспоминания, – … когда он гостил здесь… проводил в лабиринте целые дни. Хотел его восстановить, но прежний хозяин отказал ему.

– Почему мне нельзя туда?

– Потому, – отрезал полковник. По его тону стало ясно, что разговор начал ему надоедать и он спешит от меня отделаться. – Приказы не обсуждаются. Если очень уж любопытно, осмотрите первую галерею с металлическими деревьями, но глубже, в центр не суйтесь. Понятно?

– Понятно, – ответила я с сомнением. – Но…

– Никаких «но». Не доставляйте мне хлопот, Майя.

– Даже не думала. А второе правило?

– Придумаю, когда придет время. Посмотрим на ваше поведение. Удачного вам дня, госпожа Вайс.