Текст книги "Предания об услышанных мольбах"

Автор книги: Ван Янь-сю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Дядя сказал:

– Через два года после того как схоронили твою тетушку, сюда приходил и был задержан Дао Вэнь, сын твоей старшей сестры. Когда же его особой милостью отпустили, он остался здесь поразвлечься, вернулся домой не сразу. Через несколько дней он все же вернулся, но к тому времени тело уже возложили в гроб. Вэнь все же проник в гроб и принялся трясти его в надежде, что родные придут на помощь. Гроб тем временем вынесли из дома и установили на катафалк. Родные хотели его открыть, но прежде спросили у гадателя. Тот предсказал неблагополучный исход, и они не решились. Так и не довелось Вэню вернуться к жизни. Ныне он отбывает повинность на песчаных работах: трудится не покладая рук и переносит тяжкие мучения. Ты должен поскорее уйти отсюда! Здесь тебе нельзя задерживаться! Твоя младшая сестра уже скончалась. Они с тетушкой пребывают в аду: мучаются дни и ночи напролет. И неизвестно, какой срок им отмерен, когда придет избавление... Если ты вернешься, то сможешь сказать их сыновьям, чтобы они неустанно множили заслуги и добродетели, тем самым содействуя избавлению матерей.

Дядя показал Цзуню дорогу и на прощание дал наказ:

– То, что тебе удалось вернуться, прими как особое поощрение. Жизнь в миру очень скоротечна: проносится, как пылинка на ветру. Небесный дворец, земной ад, мучительное и благое воздаяние... Все эти слова я слышал и прежде. Ныне же я убедился, что все это истинно. Тебе надлежит всецело предаться благим деяниям и, радея о сыновней почтительности, принять Закон и блюсти обеты. Будь осторожен и не дозволяй себе ничего греховного! Тот, кто однажды уже покидал свое тело и, придя сюда вторично, все же попадает в ад, подвергается в заточении предельно жестокой каре! Да еще он будет скорбеть о том, что попал сюда по своей воле. Проникнись скорбью и не допускай небрежения! Мои родные не верили в кару и благое воздаяние. Ныне все они страдают от воды и огня, претерпевают мучения от терний и яда. И горят они, и варятся в котле без передыху. Им бы на день возвратиться, дабы зло обратить во благо. Но разве выпросишь этот день! Все, что мне остается, – это уповать на тебя. Постарайся обратить всех домашних в веру, и сообща порадейте за нас!

Дядя сказал так и разрыдался. Они расстались, и Цзунь пошел обратной дорогой.

Цзунь очутился у дома, а в доме уже установили гроб и приступили к возложению тела. Цзунь только слегка прикоснулся к телу, и оно тотчас наполнилось дыханием. Через день ему полегчало, и он принялся убеждать родственников и знакомых предаться Великому закону.

Задолго до того тетя Цзуня вышла замуж за господина Сюй Ханя из округа Наньцзюнь, старшая сестра – за Юэ Юй-юя из округа Цзянся, а младшая сестра – за Янь Ваня из Усина. Путь к ним был далек, а от них давно не было вестей. Слегка подлечившись, Цзунь побывал во всех трех округах и узнал, что и тетушка, и младшая сестра, и сын старшей сестры – все умерли. Старшая сестра к тому же рассказала, что, когда хоронили Вэня, ее мальчика, гроб затрясся и упал с катафалка. Все было так, как рассказывал дядя. Убедившись в этом, Цзунь поведал сестре известные ему обстоятельства безвременной кончины Вэня. Сестра вновь пережила горечь утраты и вторично облачилась в траур.

Сутры и статуи являют миру чудо

Се Фу, по прозванию Цин-сюй, был уроженцем уезда Шаньинь, что в округе Гуйцзи, сыном старшего брата главнокомандующего Се Ю. С младых лет он выбрал возвышенную стезю: жил отшельником в горах Дуншань. Фу искренне уверовал в Великий закон, прилежно трудился, не ведая усталости, переписывал «Шурамгама-сутру». Жил он при монастыре Белой лошади, который пострадал от пожара. Многие вещи, и среди них сутры, сгорели дотла. Огонь подобрался и к «Шурамгама-сутре», но опалил только бумагу по краям свитка. Иероглифы же остались целы все до единого.

Когда Фу почил, друзья сомневались, обрел ли он Путь. Узнав о том, что случилось с сутрой, они были до крайности изумлены.

На восьмом году под девизом правления Великая радость (431) в городе Пубань округа Хэдун разразился великий пожар. Огонь, разносимый ветром, отрезал город от реки Хуанхэ, и негде было искать спасения. Пламя не пощадило ни присутственные места, ни дома горожан. Не пострадали только многие из монастырей, ступ и чистых обителей. Остались невредимы и многие из тех помещений, в которых находились сутры и статуи. Одно строение сгорело и рухнуло, но из кучи золы извлекли целую сутру: бумага была в полной сохранности. Горожане изумились и все до единого уверовали.

Листы с чужеземными письменами

Дин Чэн, по прозванию Дэ-шэнь, был уроженцем Цзииня. В годы под девизом правления Начало свершений (343—344) он был начальником в уезде Ниньинь. В то время женщины с северной границы ходили на ту сторону черпать из колодцев воду. Однажды к колодцу подошли варвары с длинными носами и глубокими глазницами и попросили напиться. Они напились, и их как не бывало. А у одной женщины заболел живот. Боль становилась нестерпимой: женщина кричала и плакала. Потом она очнулась, села и принялась отдавать распоряжения на варварском языке. В селении проживало несколько десятков семей. Все они воочию видели происшедшее.

Женщина велела принести кисть и бумагу, пожелав писать книгу. Она взяла кисть и стала писать по-варварски горизонтальные строки письмен. Она заполнила ими пять листов бумаги, положила листы на землю и велела людям читать сие писание. В селении не оказалось никого, кто бы мог такое прочесть. Был там один мальчик лет десяти. Женщина указала на него. Мальчик взял листы и тотчас стал читать на языке варваров. Люди были изумлены и ничего не могли понять. А женщина тем временем велела мальчику встать и сплясать. Мальчик поднялся, стал на цыпочки, прошелся, а затем остановился по мановению ее руки.

О происшедшем доложили Дэ-шэню. Тот призвал и допросил женщину и мальчика. Те ответили, что были как в дурмане и не сознавали, что делают. Известно также, что Дэ-шэнь провел следствие по этому делу. Он послал служку с книгой в монастырь обещаний, чтобы показать ее там старейшинам-варварам. Варвары были крайне удивлены. Они сказали, что это лакуна буддийской сутры. Иноземцы утеряли ее дальней дорогой в Китай да так и не смогли восполнить. Они помнили и читали ее наизусть, но не полностью. Это как раз и есть та самая часть. Книгу оставили тогда в монастыре на переписку.

Скорбь госпожи Се

Дочь господина И из рода Се была женой командующего левофланговым войском династии Цзинь Ван Нин-чжи. Госпожа Се одного за другим потеряла двух сыновей. Она скорбела о них безмерно, плакала навзрыд многие годы. Жизнь стала ей в тягость. Потом она вдруг увидела обоих сыновей вернувшимися. Оба были закованы в кандалы и уговаривали мать:

– Вы должны унять свою боль. У нас обоих были прегрешения. Так пусть живые направят скорбь и жалость нам во благо!

Более госпожа Се не страдала, а множила заслуги.

Наставник вразумляет Чжи Дуня

Шрамана Чжи Дунь, по прозванию Дао-линь, был уроженцем округа Чэнлю. Благодаря моральному совершенству и открытости нрава он стал духовным предводителем тех, кто следовал учениям Лао-цзы и Шакьямуни. Как-то он рассуждал с одним наставником о сути вещей и говорил так:

– Куриное яйцо не есть живность, и расколоть его не значит совершить преступление, равное убиению крохотного животного.

Наставник тут же исчез и вскоре появился перед Чжи Дунем с яйцом в руке. Он бросил яйцо оземь. Яйцо разбилось, и из него появился цыпленок. Цыпленок отряхнулся и пошел своей дорогой. Тут-то Чжи Дунь призадумался и устыдился своих речей. А наставник и цыпленок исчезли, как их и не было.

Летающий шрамана

В горах Лушань есть семь хребтов, соединяющихся на востоке в горный пик. На его отвесную вершину никто и никогда не забирался. В годы под девизом правления Великое начало (376—396) наместник округа Юйдань Фань Нин решил выстроить школу и отправил в те горы дровосеков на заготовку леса. Они увидели человека в одежде шрамана, поднимающегося по воздуху прямо к вершине. Он приблизился к вершине, покружил, а затем опустился на нее. Шрамана долго сидел, наслаждаясь видом облаков, а затем исчез. Было там еще несколько человек, наблюдавших за ним снизу. Мужи-грамотеи пришли в восторг от такого известия, а шрамана Тань-ди сложил в Лушане оду:

Да, было так:

Пронзил он облака и на вершине горной очутился.

Иначе будь я поражен бельмом

Иль тотчас в царство тьмы низвергнут!

Шрамана Сэн-лан

Шрамана Сэн-лан строжайше исполнял монашеские обеты, был в великом почете и в Срединном государстве (Китае), и у варваров-жунов. Как-то он и еще несколько монахов были приглашены в собрание. На полпути Сэн-лан обратился вдруг к своим товарищам:

– Братья, а ведь одежду и утварь, оставшуюся в монастыре, вот-вот разграбят!

Путники вернулись в монастырь и застигли там грабителей.

В годы правления династии Цзинь под девизом Великое начало в ущелье гор Цзиньюйшань в уезде Фэнгаосянь Сэн-лан воздвиг ступу и монастырь, изготовил статую Будды. В последние годы своего правления Фу Цзянь^[95] учинил гонения на праведников. Из всей сангхи он чтил одного только Сэн-лана и потому не посмел разрушить его монастырь.

В монастырь приходили исповедовать буддизм праведники и миряне. За день до их прихода Сэн-лан уже знал, сколько человек прибудет, и отдавал своим ученикам распоряжения сделать соответствующие приготовления. Все, что он говорил, непременно сбывалось.

В ущелье издавна водилось много тигров, нападавших на людей. С тех пор как Сэн-лан возвел там монастыри, тигры стали как домашние.

Мужун Дэ из племени сяньби^[96] предоставил храму монастыря Сэн-лана средства от налогов с двух своих родовых владений. Теперь то ущелье называют Ущельем Сэн-лана.

Шрамана Ши Фа-сян

Шрамана Ши Фа-сян, уроженец округа Хэдун, жил отшельником в горах, предавался религиозному совершенствованию и аскезе. Птицы и звери собирались вокруг него и были как ручные. В храме гор Тайшань был большой каменный ящик, доверху наполненный драгоценностями. Когда Фа-сян был в тех горах и остановился в храме на ночлег, то увидел человека в темной одежде и шапке военного образца. Тот приказал Фа-сяну открыть ящик, а сам тотчас исчез. Каменная крышка ящика весила более тысячи цзюней, но только Фа-сян к ней слегка притронулся, как она открылась. Фа-сян взял с собой драгоценности и раздал их бедному люду.

Впоследствии Фа-сян переправился на юг от Янцзы и обосновался в монастыре Юэчэнсы. Фа-сян не считался с приличиями, был невоздержан. Он позволял себе непристойные шутки, грубые выходки, иногда раздевался догола при людях. Был он непочтителен к знатным вельможам. Командующий северными войсками Сыма Тянь возненавидел его за эти непристойности и призвал к себе, чтобы опоить вином. Фа-сян одну за другой опорожнил три чаши, но оставался в полном здравии и вел себя как ни в чем не бывало.

Скончался Фа-сян восьмидесяти девяти лет, в последнем году правления под девизом Великое процветание (404).

Гуаньшиинь спасает от неминуемой гибели

Чжан Цзун был уроженцем уезда Дулин округа Цзинчжао. С младых лет он чтил Закон. В годы правления династии Цзинь под девизом Великое начало (376—396), когда Фу Цзянь потерпел поражение, жители Чанъани, более тысячи семейств, бежали на юг принять подданство династии Цзинь. На границе они были задержаны охраной. Их объявили разбойниками и нарушителями границы и приговорили мужчин, достигших совершеннолетия, к казни, а их сыновей и дочерей – к продаже в рабство. Цзуна и еще пятерых с закованными в кандалы руками и ногами столкнули в вырытые ими же ямы глубиной по пояс и на расстоянии двадцати шагов одна от другой. На следующий день воинов ждала потеха: стрельба на полном скаку по пленникам. Цзун с тоской думал о том, что ему пришел конец, и обратил свои чистые помыслы на Гуаньшииня. Среди ночи кандалы распались да сами и отвалились. Цзун немедля бежал, и ему удалось спастись.

Цзун поранил ноги, но продолжал путь. Он пришел к какому-то монастырю и вновь назвал имя Гуаньшииня. Преисполнясь глубочайшей преданности, он совершил поклон и, стоя перед каменной глыбой, прочел заклинание:

– Ныне я собираюсь переправиться в Цзяндун и пожаловаться императору династии Цзинь на беззакония, призвать к ответу убийцу безвинных людей, спасти жен и детей убиенных. Если моим чаяниям суждено сбыться, то пусть эта глыба расколется надвое!

Цзун завершил ритуал поклонения, и глыба тотчас раскололась.

Вскоре Цзун прибыл в столицу, отправился к Чаше белого тигра^[97] и представил императору список семей невинно погибших. Император всем семьям оказал благодеяния, а тех, кто был продан в рабство, перевел в податное сословие.

Праведник Чжи-шэн был тому свидетелем.

Упование на Три драгоценности

Ван И, по прозванию Чжун-дэ, был уроженцем округа Тай-юань, командовал боевыми колесницами и конницей. Его семья в том поколении исповедовала Закон. Его отец Мяо, наместник в Чжуншани во времена Фу Цзяня, был убит динлинами^[98]. Чжун-дэ и его старший брат Юань-дэ подались с матерью на юг. Они поднялись на отвесную скалу, выбившись из сил, еда у них кончилась. Им не оставалось ничего другого, как уповать на Три драгоценности (Будду, его учение и общину). И вдруг их взорам предстал мальчик, погонявший черную корову. Мальчик увидел, что Чжун-дэ и его спутники голодны, и каждого накормил. Тотчас после этого он исчез.

Затем надолго зарядил дождь, и все вокруг покрылось водой. Перед ними простерлась безбрежная водная гладь, в которой не отыскать было брода. Вдруг появился белый волк, ходивший перед ними кругами. Волк ходил по воде и останавливался против них, как бы приглашая следовать за ним. На третий раз они пошли за волком. Сначала вода доставала им до колен, а потом они вдруг оказались на суше. Они пришли на юг в подданство династии Цзинь. Впоследствии Чжун-дэ стал начальником Пяти воинских приказов^[99], а затем наместником в Сюйчжоу.

Однажды Чжун-дэ устроил монашескую трапезу. Накануне в доме все вымыли и вычистили, расставили благовонные свечи и цветы, поместили в зале Закона сутры и статуи. Вдруг из залы донеслись звуки: кто-то чистым и звонким голосом зачитывал сутру. Чжун-дэ поспешил туда и перед троном Будды увидел пятерых шрамана величавой внешности и необычных манер. Чжун-дэ понял, что это не простые монахи, и преисполнился радостного трепета. Шрамана обернулись и посмотрели на него так, словно виделись с ним прежде. Не проронив ни единого слова, они выпрямились, поднялись в воздух и исчезли. Родственники и сослуживцы Чжун-дэ были при этом в великом множестве. Они пришли в неописуемый восторг и укрепились в вере.

Загробные скитания Вэнь-хэ

Чжэн Дао-хуэй, по прозванию Вэнь-хэ, был уроженцем Учана. Как повелось у них в роду, он исповедовал Учение о Пяти доу риса^[100] и не верил в существование Будды. Вэнь-хэ говаривал:

– Истинное учение пришло из древности, и по сию пору никто не превзошел Лао-цзы. Как же мне не верить, что варвары вводят меня в заблуждение, говоря о каком-то «всепобеждающем учении»!

В пятнадцатом году правления под девизом Великое начало (391) он заболел и умер. Но в сердце еще теплилась жизнь, и похороны откладывались. Через несколько дней он ожил и рассказал следующее.

Тотчас по его смерти появились этак десяток человек, занесли его имя в списки, связали и увели. Им повстречался бхикшу, который сказал:

– У этого человека благие поступки-кармы^[101]. Связывать его нельзя!

Тогда Вэнь-хэ освободили от пут.

Дорога была прямая и ровная, а по обеим сторонам – заросли терновника, такие густые и колючие, что невозможно ступить. Всех преступников прогоняли через эти заросли. Терновые иглы вонзались в ступни, и люди пронзительно кричали. Они видели Вэнь-хэ, идущего по гладкой дороге, и завидовали ему:

– О, ученик Будды, идущий по дороге! Вы поистине всемогущи!

– Я не чтил Закон, – отвечал Вэнь-хэ.

– Вы, достойнейший, все позабыли, – смеялись грешники.

И Вэнь-хэ сразу вспомнил, что в одном из предшествующих перерождений чтил Будду, но по прошествии пяти перерождений и смертей растерял свои изначальные устремления. На этом веку он с детства попал к дурным людям, но в ложных истинах погряз не до конца, все еще сомневаясь в праведности избранного ныне пути.

Тут он подошел к управе большого города и увидел человека лет сорока-пятидесяти, сидевшего лицом к югу. Тот заметил Вэнь-хэ и удивленно воскликнул:

– Разве этого господина следовало сюда приводить?!

Человек со списком имен в руках, одетый в простое платье и тюрбан, ответил:

– Этот человек обвиняется в разрушении алтарей земли и убиении людей. Потому он здесь.

Бхикшу, которого Вэнь-хэ встретил по дороге сюда, вошел следом и стал рьяно доказывать его правоту:

– Разрушение алтарей не есть преступление. У этого человека чрезвычайно благая карма. Убийство хотя и тяжкое преступление, но время принять за него возмездие еще не настало.

Человек, сидевший лицом к югу, велел наказать писарей; он усадил Вэнь-хэ подле себя и стал извиняться:

– Чертенята допустили недосмотр и по ошибке занесли Вас не в тот список. И все из-за того, что Вы забыли предшествующие перерождения и Вам неведомо почтение к Законоучению великому и истинному!

Он отослал Вэнь-хэ к чиновнику по досмотру за адом. Вэнь-хэ с радостью последовал за чиновником.

Путь их пролегал через города, и города эти были земным адом. Народу там было великое множество, и каждому воздавалось за прегрешения. Были там сторожевые псы, кусающие людей куда ни попадя. Куски живой плоти валялись на земле, пропитанной потоками крови. Еще там были птицы с клювами, как острые копья. Они с лёта вонзали свои клювы, и в кровь людей проникал яд. Птицы то влетали людям в рот, то клевали их тела. Те уворачивались и истошно вопили, а их кости и мышцы устилали землю.

Все остальное, увиденное Вэнь-хэ в аду, более или менее совпадает с тем, что рассказали Чжао Тай и Са-хэ^[102], и не нуждается в повторении. Отличаются только две эти кары, и потому они подробно описаны.

Вэнь-хэ все осмотрел и отправился в обратный путь. Он вновь повстречался с бхикшу. Тот подал ему вещицу, по виду напоминающую маленький колокольчик, и сказал:

– Когда Вы, господин, подойдете к дому, оставьте эту вещицу за воротами. Не смейте вносить ее в дом! В такой-то день и месяц такого-то года придет Ваш конец. Зарекитесь отдалять его! В число отпущенных Вам лет входят цифры девять и десять.

Семья Вэнь-хэ жила на южной стороне большой улицы столицы. Он добрался до Конюшенного моста и увидел трех своих родственников. Те ехали на повозке и переговаривались: сокрушались о смерти Вэнь-хэ. У ворот он увидел служанку. Та шла на рынок и плакала. Ни родственники, ни служанка его не видели. Вэнь-хэ хотел было войти в ворота, но вспомнил о колокольчике и повесил его за воротами на дереве. От колокольчика стало исходить и разливаться по небу сияние. Когда сияние угасло, Вэнь-хэ вошел в ворота. Его стал обволакивать и дурманить трупный запах. Меж тем гости спешили выразить семье покойного последние соболезнования; все плакали. Вэнь-хэ было некогда раздумывать. Он вошел в свое тело, и оно тотчас ожило.

Вэнь-хэ рассказал, как встретил родственников на повозке и служанку, что в точности совпало с их собственными описаниями.

Впоследствии Вэнь-хэ стал судьей при Верховной судебной палате, выслушивал тяжбы в Западном зале. Но первое время после возвращения он жалобно стонал и горевал, не узнавая людей. Полегчало ему не скоро. Он считал дни до того срока, который ему определил праведник. Вскоре Вэнь-хэ стал правителем области Гуанчжоу. Умер Вэнь-хэ на шестом году правления под девизом Великая радость (430) в возрасте шестидесяти девяти лет.

Са-хэ возвращается в сей мир

Шрамана Хуэй-да происходил из семьи Лю, его мирское имя было Са-хэ, уроженец уезда Лиши, что в округе Сихэ. Он вырос при войске и до того, как стать монахом, не слыхивал о Законе Будды: был по духу воином и любил поохотиться. В тридцать лет он вдруг заболел и умер. Но тело Са-хэ оставалось теплым, и родные откладывали похороны. На седьмой день Са-хэ ожил и рассказал следующее.

Когда наступила смерть, пришли двое, связали Са-хэ и увели по направлению к северо-западу. Дорога шла в гору и привела на ровную местность. Там стоял стражник с луком в руках и мечом на поясе. Он остановил их и приказал вести Са-хэ на запад, где было великое множество строений с белыми стенами и красными колоннами.

Са-хэ вошел в один из домов. Там была девушка, прекрасная собой. Только он попросил у нее поесть, как неведомо откуда раздался голос:

– Не давать ему есть!

Из-под земли выскочил человек с железным посохом и замахнулся на Са-хэ. Тот опрометью умчался. Са-хэ входил в десяток домов, но так и остался ни с чем. Он продолжил путь на северо-запад и увидел старушку, ехавшую на повозке. Та протянула ему свиток, и Са-хэ принял его. Он пошел на запад и пришел к дому.

Дом снаружи был великолепен, а у дверей сидела старуха с тигровыми, выступающими вперед зубами. В самом доме было ложе с пологом изумительной красоты, бамбуковая циновка и темный столик. Там была девушка, которая спросила Са-хэ:

– Вы принесли свиток?

Са-хэ подал ей свиток, и она сличила его с таким же своим. Вдруг Са-хэ увидел двух монахов. Те спросили:

– Ты узнаешь нас?

Са-хэ отвечал, что не узнает.

– Отныне и навсегда ты вверяешь себя Будде Шакьямуни, – воскликнул шрамана, и тотчас на Са-хэ снизошло просветление. Он продолжил путь вместе со шрамана. Вскоре они увидели город размером этак с Чанъань. Однако цвета он был черного и весь из железа. Люди там были большущего роста: тела их казались покрытыми черным лаком, волосы на голове отросли так, что волочились по земле. Шрамана сказали:

– Это демоны – обитатели ада.

Было там очень холодно, и ветер трепал одежды демонов. Лед, будто циновка, устилал все вокруг. Он лежал повсюду и падал на тех людей: упадет на их головы – и головы отваливались, упадет на ноги – и отваливались ноги.

– Это ледяной ад, – сказали шрамана.

И Са-хэ вдруг осенило. Он вспомнил одно из своих предшествующих перерождений и узнал этих шрамана, своих наставников во времена будды Випашьина^[103]. Он был тогда послушником-шраманера, но совершил злостные проступки и не удостоился принять монашеские обеты. Хотя Будда и явился миру, Са-хэ так и не стал его последователем. Затем он вновь обрел человеческое обличье: однажды переродился среди цянов^[104], а ныне при династии Цзинь.

В том аду Са-хэ повстречал дядю. Дядя сказал:

– Прежде в землях Е я не ведал о служении Будде. Были люди, совершавшие омовение Будды^[105]. Они пробовали и меня понемногу научить, но я отказывался обратиться в веру. Потому я ныне и принимаю кару. А ведь участие в омовении Будды – достаточная заслуга, чтобы благополучно возродиться на небе.

Потом Са-хэ побывал на адовой горе мечей. Один за другим он прошел все ады, повидал их в великом множестве. В каждом городе был свой ад; ады были отделены один от другого. Людей в них было что песчинок, которым несть числа. Правила, по которым их приговаривали к пыткам, и сами разновидности пыток в основном соответствуют описанным ранее.

Бредя по аду, Са-хэ пошел на отблеск света. И вдруг его взору открылось золотое сияние, свет яркий и чистый. Он увидел человека этак в два чжана ростом, прекрасного собою и всего как бы из золота. Из его свиты донеслось:

– Великий муж, взирающий на мир!

Все поднялись бодхисаттве навстречу и почтили ритуалом. Два шрамана, один под стать другому, пошли на восток, а Са-хэ совершил ритуал поклонения бодхисаттве. Бодхисаттва прочел проповедь в более чем тысячу слов и закончил так:

– Благополучие умершего закладывается его отцом и матерью, старшими и младшими братьями, а также в продолжение семи поколений родней и родственниками жены, друзьями или просто знакомыми, будь они при монашеской обители или при семье. Благодаря им умерший избавляется от страданий. Шрамана принимает постриг в пятнадцатый день седьмого месяца. В это время подношение даров особенно благотворно. Если же вы подносите утварь, то наполните ее пищей и непременно снабдите такой надписью: «Во благо такого-то родители нижайше подносят Будде, его учению и общине». Тогда заслуги умершего умножатся и блаженство придет к нему скорее. Шрамана и миряне могут без утайки открыть перед сангхой свои разного рода дурные поступки, совершенные в прошлом, а также в предшествующих перерождениях. Ревностным и чистосердечным покаянием они уничтожают свои грехи. Если же человек стыдлив и робеет открыть сангхе свои прегрешения, ему дозволяется в укромном месте записать их, не оглашая. Если ничего не будет упущено, его грехи также списываются. Если же будут упущения из желания что-либо утаить, то он не добьется полного избавления от мучений, но получит возмездие более легкое. Если же грешник не в состоянии раскаяться и не испытывает угрызений совести, то его зачисляют в злостные нечестивцы, которых по истечении жизни низвергнут прямо в ад. Если же кто-то жалует на строительство ступы или храма пусть даже горсть земли или деревце, то такие подношения и помощь от чистого сердца обеспечивают ему великое множество заслуг. Если же кто-то при посещении храма видит сорняки или грязь и как ни в чем не бывало проходит мимо, то заслуги, приобретенные им от поклонения Будде, иссякнут.

Еще бодхисаттва сказал:

– Сутры – это предначертания Высокочтимого (Будды), указующие путь к обращению! Первая по заслугам – «Праджня-парамита-сутра»^[106]. За ней следует «Шурамгама-сутра». Если благочестивый человек декламирует отрывки из этих сутр, то местом его пребывания становится трон Ваджра^[107]. Однако все живые существа, обладающие физическим зрением, не способны этого увидеть. Тот, кто умеет прочесть сутру, не будет низвергнут в ад. Подлинный текст «Праджняпарамита-сутры» и патра Так Пришедшего (Будды) со временем предстали Востоку, прибыли в земли Хань (Китай). Тот, кто единственным добрым делом способствовал утверждению здесь сутры и патры, обретает благое воздаяние: переродиться на небесах и вдвое умножить свои заслуги.

Речь божества была чрезвычайно обширной и приводится в кратком изложении. На. прощание бодхисаттва сказал Са-хэ:

– Тебе полагалось бы принять карающее воздаяние в продолжение многих кальп^[108]. Но для того чтобы ты понял, что Закон рождает в сердце радость, тебя подвергнут легкому воздаянию. Примешь кару один раз и будешь свободен. Ты вернешься к жизни и станешь шрамана. В пяти местах: Лояне, Линьцзы, Цзянье, Маоине и Чэнду есть ступы царя Ашоки, а еще два каменных изваяния будд, которые царь Ашока предназначил демонам и божествам, есть в Учжуне. Эти изваяния получились весьма доподлинными. Пойди туда и соверши поклонение. Тогда не будешь низвергнут в ад.

Бодхисаттва закончил на этом свою речь и пошел на восток. Са-хэ проводил его поклоном и расстался с ним. На юг вела большая дорога шириной более чем в сто шагов. Идущих по ней путников было несметное множество. У края дороги было возвышение в несколько десятков чжанов, на котором восседал шрамана, окруженный рядами монахов. С северной стороны стоял секретарь с кистью в руке. Он обратился к Са-хэ с вопросом:

– Ты зачем убил оленя в Жанъяне?

Са-хэ рухнул на колени и ответствовал:

– Оленя убил не я. Я его только ранил, да к тому же не ел его мясо. На каком основании вы хотите подвергнуть меня каре?!

И тотчас Са-хэ увидел то место в Жанъяне, где он убил оленя. Заросли травы, деревья и горный ручей вдруг встали у него перед глазами. Черная лошадь, на которой ехал Са-хэ, к тому же умела говорить. Она подтвердила, что такого-то дня такого-то месяца и года Са-хэ убил оленя. Са-хэ опешил, не смея возразить. Его подцепили на вилы и бросили в кипящий котел. Са-хэ видел, как его собственные конечности разрушаются и разваливаются. Вдруг подул ветер, согнавший эти ничтожные останки на край котла. В один неуловимый миг Са-хэ стал таким, как прежде.

– Ты еще застрелил фазана да к тому же убивал гусей, – продолжил секретарь. И вновь Са-хэ насадили на вилы, бросили в кипящий котел и варили тем же способом. Когда он сполна принял воздаяние, ему велели идти прочь. Са-хэ пришел в большой город. Жители города сказали:

– Ты принял легкое воздаяние, да еще и возвращаешься к жизни! Все это благодаря твоим заслугам в предшествующих перерождениях. Отныне не совершай преступлений!

Они послали с Са-хэ провожатого.

Еще издали увидев свое покоящееся тело, Са-хэ раздумал возвращаться. Провожатый затолкал его силой, и он долгодолго соединялся со своей плотью, прежде чем ожил.

Са-хэ чтил Закон с полнейшим тщанием. Он сразу же ушел в монахи и в монашестве прозывался Хуэй-да. В последние годы под девизом правления Великое начало (376– 396) он жил в столице, а затем отправился в Сюйчан. О последних годах его жизни ничего не известно.

Гуаньшиинь приходит на зов

Шрамана Чжу Фа-чунь был настоятелем монастыря Прославление праведности, что в уезде Шанъинь. В годы правления династии Цзинь под девизом Великое процветание (402—404) он отправился на лодке через озеро купить лес для постройки ограды монастыря. Лес ему продала одна женщина. Они вдвоем отправились в путь, чтобы посмотреть товар на месте. На закате дня Фа-чунь и его спутница сели в лодку и вышли на середину большого озера. Подул сильный ветер: волны вздымались величиной с гору. Лодка понемногу уходила под воду: еще один миг, и все будет кончено. Фа-чунь думал только о том, за какой неблаговидный поступок обрушилась на него такая напасть. Но с ним была женщина, и, чтобы отвратить от нее беду, он обратился к сутре «Гуаньшиинь цзин». И вдруг они увидели большую лодку, несущуюся им навстречу. Настала ночь, и переправа была уже закрыта. Фа-чунь подумал, что лодке неоткуда было взяться. У него появилось сомнение, не божественное ли это явление. Фа-чунь и женщина пересели в большую лодку, а их маленькая лодчонка затонула. Большая лодка легко заскользила по волнам и благополучно пристала к берегу.

Тигр, явивший Божественную силу Гуаньшииня

Во втором году правления под девизом Величавое спокойствие (398) шрамана Ши Кай-да, собиравший сухую траву на холме, был схвачен цянами. В те годы разразился великий голод, и варвары-цяны стали поедать себе подобных. Они заперли Кай-да за забором и собирались съесть. С ним были еще десять человек, и цяны каждый день приносили в жертву кого-нибудь из них. Наконец в живых остался один Каи-да. С первого дня заточения Кай-да стал неустанно зачитывать сутру «Гуаньшиинь цзин». Когда же настало утро того дня, когда Кай-да должны были съесть, появился огромный тигр. Тигр бросился на толпу цянов; он был разъярен и рычал. Цяны перепугались и разбежались в разные стороны. Тогда тигр прогрыз в заборе дыру, через которую мог пролезть человек, и не спеша удалился. Увидев, что тигр грызет забор, Кай-да подумал, что пришла его погибель. Но поскольку тигр не полез в образовавшееся отверстие, Кай-да стал подумывать, не Гуаньшиинь ли это явил свою силу. Прежде чем вернулись цяны, Кай-да бежал через дыру в заборе. Он шел ночью, а днем прятался. Так ему удалось спастись.