Текст книги "Предания об услышанных мольбах"

Автор книги: Ван Янь-сю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Монахиня, как ей и было велено, пошла встретить Самантабхадру, но прежде чем она вернулась, Цзин молвил:

– Наш двор – нечистое место, и Самантабхадра не пожелал прийти. Я должен сам пойти к нему. Прощайте!

Цзин попрощался с Юем и всеми другими родственниками, поднялся со своего ложа, встал на колени, сложив ладони в приветствии-вандана, и обратился лицом к западу. После этого он повалился на пол и умер.

Цзин оставил посмертное повеление использовать только одну повозку для перевозки его тела, которое должно быть облачено в те же обычные одежды, что и при жизни. Женщинам не следовало участвовать в похоронах; жертвы вином и пищей не допускались. Как только будет вырыта могила, следует тотчас опустить в нее гроб. Придворные и простой люд восхитились его предсмертным озарением, а семья почтительно исполнила его наказ.

Чжун-гуй^[260] – младший брат Сяо-се – был главным делопроизводителем в высшей судебной палате, и он рассказал мне эту историю. Я слышал ее также от жителей той области.

Сыновняя почтительность мирянина Чжун-гуя

Вэй Чжун-гую из Линьцюна были дарованы от природы сыновняя почтительность и уважение к старшим. Он был в чести у соседей, а когда ему было семнадцать лет, правитель области отметил его выдающиеся качества, произведя в должность начальника уезда Мэнъян.

Отец Чжун-гуя был бескорыстен и честен, ушел со службы по старости с должности помощника округа Цзыян. В годы под девизом правления Воинственная добродетель (618—626) отец заболел. Чжун-гуй взял на себя заботы об отце с великим тщанием, трудился, ни на миг не снимая шапку и пояс. После продолжительной болезни отец скончался. Чжун-гуй оставил жену и наложниц, поселился в хижине у могилы отца. Он был почитателем учения Будды и зачитывал нараспев «Лотосовую сутру». Днем Чжун-гуй копал землю для могильного холма, а ночи напролет читал нараспев сутру. Исполненный искренности и неустанный, он не возвращался домой, пока не истекли три года^[261].

Тигры однажды пришли к его хижине и приникли к земле, внимая сутре. Они долго оставались там, пока Чжун-гуй не подумал про себя:

– Я не желаю, чтобы эти дикие звери мне досаждали.

Тогда тигры встали и ушли. На следующее утро Чжун-гуй увидел: семьдесят два древесных гриба (символ счастья и долголетия) взошли вкруг могилы. Они располагались рядами перед могилой, как если бы были кем-то посажены. У них были красные ножки и пурпурные шляпки, этак пять цуней шириной, излучающие дивное сияние. Местные жители доложили об этом в уезд и округ.

В это время Синь Цзюнь-чан был начальником округа, а Шэнь Юй – его помощником. Когда они вместе пришли на могилу, перед ними неожиданно появилась птица, похожая на утку. У нее в клюве была пара карпов^[262] длиной каждый этак с чи. Она подлетела к Цзюнь-чану, положила перед ним рыб и улетела. Цзюнь-чан и все остальные охнули от удивления. Сорвали древесные грибы и послали трону с докладом. Императорским приказом подвиг Чжун-гуя был увековечен в мемориальном столбе у ворот деревни.

В седьмом году под девизом правления Надежное призрение (633) я был по официальным делам в Цзяндуне, и мне рассказал эту историю мастер по иглоукалыванию Чэнь То из Янчжоу.

Сунь Бао, побывавший в раю

Сунь Бао был родом с Севера, но в конце правления династии Суй (581—618) он переселился в Цзянду. Он умер молодым, но его тело после смерти долго оставалось теплым. Спустя более сорока дней он жил и рассказал следующее.

Он был сразу же взят под стражу и доставлен в казенное учреждение. Здесь он вдруг увидел мать, которую держали под стражей. Увидев ее, он был и опечален, и обрадован. Мать рассказала, что ее по смерти надолго взяли под охрану, да так и не отпускают. У нее не было никаких оснований подать прошение.

На следующее утро главный делопроизводитель повел Бао на прием к главному чиновнику.

– Вы не совершили преступлений, – сказал сановник Бао, – и будете освобождены.

Бао спросил сановника:

– Я так и не уяснил себе, обязательно ли воздаются добро и зло, совершенные при жизни?

– Обязательно воздаются, – ответил сановник.

– Если кто-то совершал и добро и зло, – продолжил расспросы Бао, – то устраняет ли одно другое?

Чиновник ответил утвердительно.

Бао продолжил:

– У меня был сосед такой-то и такой-то. У него за всю жизнь набралось добрых поступков совсем ничего, а злых – не счесть! А теперь я здесь вижу его на свободе. А вот у моей матери грехов было мало, а добродеяний – множество. И вот ее долго держат под стражей! Если существует непременное воздаяние, то почему так происходит?!

Сановник призвал главного писца и расспросил. Тот ответил:

– У меня нет ничего по этому делу.

Тогда вызвали мать Бао и учинили допрос, установив, что у нее добродеяний много, а грехов мало. Сановник вынес порицание главному писцу. Тот оправдывался тем, что записи утеряны и не была известна тяжесть совершенных грехов. Сановник проверил другие документы и удостоверил подлинность всего сказанного матерью Бао. Тогда он дал распоряжение освободить ее и признал достойной рождения в Палатах радости.

Мать и сын вышли от сановника, и Бао сопроводил мать к месту ее нового рождения. Палаты Радости были похожи на великолепный дворец с просторными залами и помещениями, в которых мужчины и женщины жили, предаваясь удовольствиям. У Бао не было намерения возвращаться в мир людей. Он прогуливался по палатам и только развлекался.

По прошествии месяца или около того ему случилось встретить дядю – старшего брата отца. Тот стал его укорять:

– Ты еще не соединился со смертью! Почему же ты не спешишь возвратиться к жизни?!

– Я не хочу возвращаться, – ответил Бао.

– Когда люди умирают, – разгневался дядя, – каждый получает воздаяние в соответствии со своими поступками-кармой! Твоя карма дурна, и ты недостоин родиться в Палатах радости! Если бы ты по-настоящему умер, чиновник взял бы тебя под стражу и поместил куда следует! Вольно ли тебе здесь разгуливать только потому, что ты еще не соединился со смертью?! Разве тогда было бы дозволено тебе встретиться с матерью?!

Дядя облил Бао водой из кувшина. Все тело стало мокрым, и только одно место на руке осталось сухим, когда вода совсем кончилась. Дядя указал пустое помещение и приказал Бао войти внутрь. Тот вошел и сразу ожил.

Место на руке, не смоченное водою, стало гнить и отваливаться кусками. Даже теперь видна голая кость.

В седьмом году под девизом правления Надежное призрение (633) я был по делам службы в Цзяндуне, и Чэнь То рассказал эту историю. Бао еще жив.

Две отметины

Чжан Лян был управляющим делами командующего войском в Ючжоу (близ совр. Пекина), высоко чтил закон Будды. Однажды, войдя в монастырь, Лян увидел статую Будды одного с ним роста и совершил ей особые подношения.

По прошествии какого-то времени Лян сидел в главной зале своего дома. Рядом стояли две служанки. Вдруг он услышал раскаты грома. Лян боялся грома и всем сердцем стал уповать на статую Будды одного с ним роста. Через мгновение вновь загремел гром, потрясший колонны залы. Одна из служанок бросилась бежать и на лестнице была сражена наповал. Колонна рухнула и ударила Ляну по лбу, не причинив при этом особой боли. На лбу был только красный шрам, а деревянная колонна разломилась надвое и лежала на земле, как если бы ее разрубили топором.

Вскоре Лян вновь отправился в монастырь и увидел, что на той самой статуе на лбу имеется большая отметина, как-будто от удара чем-то тяжелым. На том же самом месте, где был шрам и у Ляна! Лян и все монахи монастыря охали от удивления.

Лян рассказал об этом чуде Гао Юю. Люди из Ючжоу также о нем знают.

Авалокитешвара в облике шрамана

Государственный цензор с высочайшими полномочиями Лу Вэнь-ли из Фаньяна прежде служил в Юньяне (совр. пров. Хэбэй). Его послали по служебным делам в Цзинчжоу, и на обратном пути к югу от Янцзы он тяжело заболел. Его живот надулся и стал как камень. Он не мог ни есть, ни пить. Врачи и лекарства не помогли, и Вэнь-ли готовился к смерти. Не надеясь остаться в живых, он все же принялся всем сердцем взывать к бодхисаттве Гуаньшииню-Авалокитешваре. Через несколько дней он впал в забытье, как будто заснул глубоким сном. Вдруг он увидел шрамана, который подошел к нему и сказал, что он бодхисаттва Авалокитешвара.

– Вы что было мочи взывали ко мне, – сказал бодхисаттва Вэнь-ли, – и я пришел спасти Вас. Я изгоню болезнь из вашей утробы.

Он обломил с дерева ветку и прикоснулся к животу Вэнь-ли. Из живота вышло наружу более трех шэнов отвратительной жижи, испускавшей гнусную вонь.

– Вы излечены, – сказал бодхисаттва.

Вэнь-ли тотчас пробудился, и живот совершенно перестал его беспокоить. Он поел и смог подняться. Все другие донимавшие его недуги тоже прошли. Вэнь-ли и поныне крепок здоровьем.

Мы вместе с Вэнь-ли служили цензорами, и он лично рассказал мне о случившемся.

Высокий покровитель Суй Жэнь-цяня

Суй Жэнь-цянь был уроженцем Ханьданя, что в округе Чжаоцзюнь. В юные годы он посвятил себя изучению классических книг и не верил в духов-гуй и божества-шэнь. Он стремился удостовериться, существуют ли они в действительности, и надеялся, что кто-нибудь его научит. Однако по прошествии более десяти лет он так и не смог такого человека встретить.

Вместе с семьей он направлялся в уезд и по дороге встретил господина. По виду тот был сановник высокого ранга. Производили впечатление его шапка и халат, а также его великолепный конь; при нем состояла свита из более чем пятидесяти всадников. Господин посмотрел на Жэнь-цяня, но ничего не сказал. Потом Жэнь-цянь встречал того господина несколько раз, и вид того был неизменен. В продолжение десяти следующих лет они встречались несколько десятков раз. При последней встрече господин вдруг остановил коня и обратился к Жэнь-цяню:

– В последнее время мы часто встречались с Вами. Я стал испытывать к Вам родственные чувства. Предлагаю Вам свою дружбу.

Жэнь-цянь поклонился и спросил, кто этот достойный господин.

– Я – дух-гуй, – был ответ. – Мое родовое имя – Чэн, а собственное – Цзин. Я родом из Хуннуна, и в годы правления династии Западная Цзинь (265—316) был помощником начальника округа. Теперь я служу помощником начальника приказа в государстве Линьху^[263].

Жэнь-цянь спросил о том, где находится это государство, и имя его правителя.

– Государство Линьху – все земли к северу от Желтой реки, – ответил Цзин. – Столица – к северо-западу от Лоуфань^[264] в пустыне. Правителем ее был Улинский ван династии Чжао^[265]. Он и теперь правит государством, но во всем подчиняется преисподней горы Тайшань. И каждый месяц высшие сановники отправляются на прием ко двору в горы Тайшань. Вот почему я много раз проезжаю по этой дороге и встречаюсь с Вами.

– Однако пути людей и божеств различны, – возразил Жэнь-цянь. – Почему Вы так дорожите дружбой со мной?

– Вы, господин, опасаетесь, что я принесу Вам несчастье, – сказал Цзин. – Напротив, я могу быть полезен, предвидя любые несчастья и беды, ожидающие Вас. Таким образом Вы сможете их избежать. Вы будете избавлены и от неожиданных напастей. Предопределение жизни и смерти, великая радость и беда, обретаемые посредством воздаяния – только они не могут быть преодолены!

Жэнь-цянь согласился с доводами Цзина, и тот приказал управляющему делами Чану из своей конной свиты выйти вперед и предоставил его в распоряжение Жэнь-цяня. Если по ходу дел у того возникнут затруднения, он должен немедленно докладывать Чану. Если же Чан не знает, как поступить, то пусть приходит с докладом к Цзину. Затем они распрощались. Управляющий Чан сопровождал Жэнь-цяня повсюду, как если бы был его слугой. Когда появлялась необходимость спросить его о чем-либо, он всегда и все знал заранее.

В первые годы под девизом правления Великие деяния (605—616) Цэнь Чжи-сян из Цзянлина был начальником уезда Ханьдань (часть совр. пров. Хэбэй). Его сын Вэнь-бэнь еще не вступил в совершеннолетие, и Жэнь-цянь был приглашен домашним учителем. Жэнь-цянь поведал Вэнь-бэню о своих делах, связанных с духами, довершив сказанное следующими словами:

– Помощник начальника приказа Чэн сказал мне так: «У меня есть к Вам одно дело. Я стыдился к Вам с этим обратиться, но теперь мы друзья, и я могу Вас попросить о следующем. В мире духов-гуй и божеств-шэнь тоже есть пища, но такая, что невозможно наесться досыта. Мы всегда ужасно голодны! Если же нам удается добыть человеческой пищи, то мы бываем сыты целый год. Многие духи крадут у людей пищу. Мое высокое положение не позволяет мне заниматься подобным. Я бы попросил от Вас одну-единственную трапезу!»

Как только Жэнь-цянь рассказал об этом, Вэнь-бэнь тотчас приготовил обильное угощение из редких лакомств.

– Духи-гуй не любят входить в человеческое жилище! – предостерег Жэнь-цянь. – Нужно повесить тент и постелить циновки у дома. Там же следует подать вино и пищу.

Вэнь-бэнь сделал все так, как ему сказали. В условленное время Жэнь-цянь увидел Цзина и с ним двух других гостей. Они пришли и сели. Их сопровождала свита из более чем ста всадников. Как только они уселись, Вэнь-бэнь оборотился в сторону их циновок, дважды поклонился и принес извинения за грубую пищу. Жэнь-цянь передал Вэнь-бэню похвалу Цзина, но юноша ее вежливо отклонил. Еще когда Вэнь-бэнь готовил яства, Жэнь-цянь попросил его подготовить немного золота и шелка в подарок Цзину. Вэнь-бэнь осведомился, какими они должны быть, и Жэнь-цянь ответил:

– Вещи, которыми пользуются духи, отличаются от тех, что есть у людей. Только золото и тонкий шелк являются общими для них и для нас. Однако и эти вещи они предпочитают поддельными. Золото из олова, покрытого желтой краской, и шелк из бумаги у них наиболее ценятся.

Вэнь-бэнь сделал, как ему было сказано. По окончании трапезы Цзин велел своей конной свите занять его место за столом. Вэнь-бэнь поднес ему то золото и шелк, которые он изготовил. Цзин был весьма обрадован и благодарил его.

– Поскольку господин Суй причинил Вам хлопоты с этими дарами, – добавил он, – то если есть у Вас большое желание узнать отмеренный Вам срок жизни, извольте.

Вэнь-бэнь ответил, что у него нет такого желания. Цзин попрощался и ушел.

Через несколько лет Жэнь-цянь заболел. Болезнь была не очень тяжелая, но подняться он не мог. По прошествии месяца Жэнь-цянь сообщил об этом управляющему Чану. Тот ответил, что ему про болезнь неизвестно, и тотчас уведомил помощника начальника приказа, господина Чэна. Помощник начальника приказа доложил Жэнь-цяню:

– О Вашей болезни никто в моем государстве не знает. Однако в следующем месяце я отправляюсь ко двору преисподней гор Тай и расспрошу о Вас. Вернусь и сообщу Вам.

В начале следующего месяца помощник начальника приказа лично прибыл с докладом:

– Ваш земляк Чжао У стал главой канцелярии гор Тай. В штате служащих канцелярии появилась свободная должность, и он представил на нее Вас, господин. Документы, требуемые для вступления в должность, проходят официальное утверждение. Когда они будут готовы, Вы умрете.

Жэнь-цянь спросил, есть ли какой-нибудь выход.

– Продолжительность Вашей жизни более шестидесяти лет, – ответил Цзин, – а Вам теперь только сорок лет. Как некстати этот вызов главы канцелярии Чжао! Пойду и буду просить за Вас!

По возвращении Цзин доложил:

– Глава канцелярии Чжао просит Вас о следующем. «Глубокоуважаемый Суй, в прошлом мы учились вместе, и моя привязанность к Вам очень глубока! Теперь мне выпала великая удача вступить в должность главы канцелярии преисподней гор Тай. Случилось так, что в моем штате появилась свободная должность. Вышестоящее учреждение приказало занять ее, и я уже сообщил досточтимому владыке о своем решении. Он согласился принять Вас на службу. Ведь Вы, глубокоуважаемый, не сможете обрести вечную жизнь и непременно умрете. Когда Вы умрете своей смертью, вряд ли Вам представится счастливый случай получить высокую должность. Зачем Вам ждать десять-двадцать лет, цепляясь за жизнь. Документы отправлены и не могут быть отозваны. Я надеюсь, Вы примете окончательное решение вступить в должность! Какие могут быть в том сомнения?!»

Жэнь-цянь был опечален и испуган. Болезнь стала тяжелой. Цзин сказал ему:

– Глава канцелярии Чжао непременно потребует Вас к себе. Но Вы можете пойти в горы Тай и изложить свое дело в управе. Так Вы избежите смерти.

– Как я могу встретиться с начальником управы? – спросил Жэнь-цянь.

– Как обычно встречаются с духами, – ответил Цзин. – Идите к храму гор Тай, повернитесь лицом на восток и перейдите через небольшую гору. Там как раз находится столица. Вы пойдете туда и встретите начальника управы.

Жэнь-цянь все рассказал Вэнь-бэню, и тот приготовил ему вещи в дорогу. Через несколько дней Цзин явился снова.

– Документы полностью готовы, – сообщил он Жэнь-цяню. – Я боюсь, что Вы не сможете спастись, даже если изложите свою просьбу. Немедля изготовьте образ Будды, и документы сами собой уничтожатся!

Жэнь-цянь сказал Вэнь-бэню, и тот взял три тысячи монет и заказал мастеру-живописцу начертать образ Будды на западной стене монастыря. Когда заказ был исполнен, Цзин пришел и сказал:

– Вы спасены!

Хэнь-цянь никогда не верил в Будду. У него все еще были сомнения, и он спросил Цзина:

– Буддийское учение утверждает всеобщую обусловленность причин и следствий в Трех периодах (прошлое, настоящее и будущее рождения). Это ложь или правда?

– Это правда, – подтвердил Цзин.

– Пусть так, – продолжил Жэнь-цянь. – Но когда люди умирают, то каждый в отдельности вступает на одну из шести стезей-гати^[266]. Как же все они становятся духами-гуй? Отчего и Вы, и Улинский ван династии Чжао – все являетесь духами?

– Сколько семей в вашем уезде? – в ответ спросил Цзин.

– Более десяти тысяч, – ответил Жэнь-цянь.

– Сколько заключенных в уездной тюрьме? – продолжил расспросы Цзин.

– Обычно менее двадцати, – ответил Жэнь-цянь.

– Среди десяти тысяч семейств в вашем уезде, – продолжил Цзин, – сколько чиновников пятого ранга?

Жэнь-цянь ответил:

– Ни одного.

– Сколько чиновников выше девятого ранга? – осведомился Цзин.

– Несколько десятков, – ответил Жэнь-цянь.

– То же самое и на Шести стезях, – объяснил Цзин. – Из десяти тысяч человек нет никого, кто бы удостоился небесной стези, подобно тому как в вашем уезде нет ни одного чиновника пятого ранга. Обретают человеческую стезю только немногие, подобно тому как у вас чиновников девятого ранга несколько десятков. Тех, кто попадает в земное узилище, также несколько десятков, как у вас заключенных. Духов и животных более всего. Их столько же, как и обычных людей в вашем уезде, которые обязаны платить налоги и исполнять повинности. Но даже на одной только стезе духов есть несколько ступеней, – Цзин указал на своих слуг и продолжил. – Эти мне не ровня, а еще больше тех, кто ниже их по положению.

– Духи-гуй умирают? – спросил Жэнь-цянь.

– Да, – ответил Цзин.

– Когда они умирают, то какую стезю обретают? – продолжил расспросы Жэнь-цянь.

Цзин ответил неопределенно:

– Я не знаю. Точно так же люди знают, что непременно умрут, но не знают, что будет после смерти.

Жэнь-цянь вновь спросил:

– Молитвы и жертвоприношения, совершаемые даосами, приносят ли какую-нибудь пользу?

Цзин ответил так:

– Что касается даосов, то их Небесный император управляет Шестью стезями, которые и называются Небесными ведомствами. Ямараджа-Яньлован соответствует вашему императору, Сыну Неба, а начальник приказа гор Тай – главному министру. Божества-главы канцелярии Пяти стезей равны вашим главам министерств, а государственные служащие моего ранга – вашим правителям округа или области. Когда что-либо происходит в мире людей, даосы направляют наверх прошения о ниспослании благ. Небесные ведомства получают эти прошения и посылают вниз владыке Ямарадже с припиской: в такой-то день такого-то месяца мы получили прошение от такого-то и т. д. и т. п. Вам необходимо провести тщательное расследование и не допускать извращений закона и злоупотреблений. Ямараджа с почтением внемлет приказу и исполняет его, как исполняют подданные императорские приказы. Если прошение не соответствует истине, то проситель не обретет спасения. Когда же несправедливость допущена, прошение непременно бывает удовлетворено. В том и состоит польза от веры даосов.

Жэнь-цянь также спросил: – А какие блага у буддистов от религиозных заслуг?

– Будда – Великий святой и не рассылает никаких документов, – был ответ. – Те, кто приобретает религиозные заслуги, почитаются небесными божествами и часто получают прощение. Если же кто-то приобрел множество заслуг, то его никак нельзя взять под стражу, пусть даже он проходит по спискам скверных стезей^[267]. Однако я не знаток по этой части и не совсем разбираюсь, что и как там происходит.

Завершив на том свой ответ, Цзин удалился.

Уже через день или два Жэнь-цянь мог встать и был снова здоров.

После смерти отца Вэнь-бэнь вернулся в родной город. Жэнь-цянь послал ему письмо, в котором говорится:

– Духи-гуй и божества-шэнь, конечно же, любят, чтобы им угождали. Прежде Цзин желал от Вас пищи и питья и потому был так усерден и внимателен. Но теперь он понял, что от визитов ко мне не будет большого проку. Однако управляющий Чан все еще при мне. Наш уезд был захвачен разбойниками, и почти всех жителей перебили. Управляющий Чан увел меня от разбойников, и при этом мне казалось, что мы для них невидимы. В конце концов я остался невредим.

В девятый день девятого месяца^[268] шестнадцатого года под девизом правления Надежное призрение (642) гражданские чиновники удостоились императорского приема у Северных ворот столицы (Чанъань). Вэнь-бэнь был к тому времени помощником главы императорской канцелярии. Он занимал место рядом с моим старшим братом – главным императорским казначеем, помощником главы цензората Ма Чжоу, главным императорским секретарем Вэй Кунем и мною. Вэнь-бэнь поведал эту историю всем нам.

Придворный врачеватель Сунь Хуэй-пу

Главный врач императорского двора Сунь Хуэй-пу был из Цзииня. В тринадцатом году под девизом правления Надежное призрение (639) он сопровождал императора в поездке в Девятиярусный дворец^[269] и проживал в отдельном строении в долине Саньшаньгу по соседству с великим наставником Вэем^[270].

Однажды ночью во вторую стражу (9—11 ч.) Хуэй-пу услышал, как кто-то зовет его по имени и должности у ворот дома. Хуэй-пу пошел посмотреть, полагая, что за ним послал великий наставник. Выйдя на улицу, он увидел двух человек.

– Вас требуют, – сказали они Хуэй-пу.

– Я не могу пойти пешим, – возразил Хуэй-пу, но нарочные подвели его коня. Хуэй-пу верхом последовал за ними.

Хуэй-пу увидел, что небо и земля ярко осветились как будто полуденным солнцем. У него появились сомнения, но он не посмел сказать о них вслух. Гонцы вывели его из долины мимо залы для императорских приемов прямо на восток. Затем, пройдя шесть-семь ли на северо-восток, они достигли Люцерновой долины. Хуэй-пу вдалеке увидел Хань Фэн-фана в сопровождении двух других нарочных. Они крикнули сопровождающим Хуэй-пу:

– Это не тот! Мы взяли кого нужно! Отпустите его восвояси!

Хуэй-пу отпустили, и он отправился домой. Все, что встречалось ему на обратном пути, было как в обычной жизни. Хуэй-пу прибыл домой и привязал коня. Он увидел спящую служанку у дверей. Он позвал ее, но она не ответила. Хуэй-пу переступил через нее и вошел в дом. Там он увидел самого себя, спящего на ложе со своей женой. Он попытался подойти поближе, но не смог: так и остался стоять у южной стены. Хуэй-пу громко позвал жену, но та не ответила. В помещении было очень светло. Он отчетливо видел в углу паучью паутину с двумя попавшими в нее мухами: одна большая, другая поменьше. Еще он увидел какие-то пилюли, отложенные на верхней балке. Было так светло, а ему никак не подойти к постели. Хуэй-пу понял, что мертв. Он был безутешен и сожалел только о том, что не смог попрощаться с женой. Он долго стоял у южной стены, а потом задремал. Вдруг кто-то толкнул его, и он пробудился. Хуэй-пу лежал в постели. Помещение было погружено во тьму: ничего не видно. Хуэй-пу позвал жену и попросил зажечь огонь. Он был весь в поту. Хуэй-пу поднялся посмотреть на паучью паутину, и та была на месте. Он проведал коня, и тот был весь покрыт потом.

Хань Фэн-фан скоропостижно скончался этой ночью.

В семнадцатом году под девизом правления Надежное призрение Хуэй-пу получил высочайший приказ на всем скаку мчать в Цичжоу и излечить Циского вана Ю. На обратном пути из Цзичжоу он достиг станции Сыновняя почтительность и долг, где неожиданно встретил человека. Тот подошел и спросилл:

– Вы Сунь Хуэй-пу?

– Да, – ответил он. – Но почему Вы спрашиваете?

– Я дух-гуй, – ответил тот. – У меня есть приказ великого наставника Вэя, предписывающий Вам вступить в дожность его личного секретаря.

Гонец подал документ Хуэй-пу, и тот увидел на нем подпись Чжэнского гуна Вэй Чжэна. Хуэй-пу был удивлен:

– Чжэнский гун жив. Как же он мог отправить Вас с этим поручением? – спросил он.

– Он уже мертв, – ответил дух. – И теперь он главный надзиратель-регистратор Солнечной столицы. Потому он и приказал мне призвать Вас.

Хуэй-пу пригласил духа сесть и разделить с ним трапезу. Тот был очень обрадован и благодарил Хуэй-пу. Хуэй-пу обратился к духу:

– Я исполнял императорский указ и должен представить отчет. Чжэнский гун не вправе призывать меня. Я вернусь в столицу, завершу свои дела и тогда исполню волю Вэй Чжэна. Вам это подходит? – спросил он.

Дух согласился, и они продолжили путь вдвоем: днем шли, а ночью останавливались на ночлег. Когда они прибыли в уезд Вэньсянь, дух попрощался и сказал:

– Я пойду искать место, где перейти заставу, и буду ждать на той стороне.

Хуэй-пу прошел заставу и на выходе из западных ворот увидел духа-посланника. Они пошли вместе. По прибытии на станцию на реке Цзышуй дух вновь попрощался с Хуэй-пу.

– Я подожду, когда Вы исполните императорское поручение, – сказал он. – И мы снова встретимся. Однако Вам не следует ни в коем случае есть чеснок^[271].

Хуэй-пу не стал перечить духу-посланнику. Он доложил об исполнении поручения и отправился с визитом к Чжэнскому гуну Вэй Чжэну. Но тот был уже мертв. Расспросив о дне его смерти, он обнаружил, что это было за день до того, что случилось на станции Сыновняя почтительность и долг. В преддверии своей неизбежной кончины Хуэй-пу навеки попрощался с семьей и попросил монахов совершить ритуальное хожение. Он изготовил статую Будды и список сутры. Через шесть-семь дней ему ночью приснился все тот же дух-посланник. Дух повел его на высокую гору, на вершине которой был большой дворец. Хуэй-пу вошел и увидел благородных мужей, встретивших его со словами:

– Этот человек обладает многими религиозными заслугами. Его нельзя здесь оставить! Нужно его отпустить!

Они столкнули Хуэй-пу с горы, и в тот же миг он пробудился от удара.

До настоящего времени Хуэй-пу совсем не болеет.

Хуэй-пу лично рассказал мне о случившемся.

Должность пятого ранга

Глава министерства финансов Дай Чжоу, носивший титул Учанского гуна, был дружен с Шэнь Юем, помощником наместника в Шучжоу. Чжоу умер в седьмом году под девизом правления Надежное призрение (633). В восьмом месяце восьмого года Юю в Шучжоу приснилось, что он прогуливается по Южной улице квартала Инин столицы (Чанъань). Вдруг он увидел Чжоу, одетого в старую поношенную одежду и очень изможденного.

– В продолжение всей жизни Вы, досточтимый, совершали благие дела. Что с Вами случилось?! – спросил его Юй.

Чжоу ответил:

– При жизни я вопреки приказу убил человека. Когда же я умер сам, то некто убил барана, принеся ради меня жертву. Из-за этих двух преступлений я был подвергнут таким мучениям, которые нельзя выразить словами! Но теперь пагубное влияние моих грехов исчерпалось. – Чжоу лично Юю сообщил следующее. – Еще при моей жизни мы были близкими друзьями, и я воистину сожалел о том, что не в состоянии посодействовать Вашему продвижению по службе. Но теперь Вы будете удостоены должности пятого ранга^[272]. Документы уже поступили в Небесные ведомства. Я весьма рад, что смог помочь Вам, и пришел доложить Вам об этом.

Когда Чжоу закончил говорить, Юй проснулся. Он рассказал людям о своем сне и надеялся, что он сбудется.

Зимой того же года Юй прибыл в столицу для представления на новую должность, однако из-за мелких недочетов ее не получил. И тогда он стал говорить, что сон не сбылся.

Весной девятого года Юй отправился в обратный путь на юг от Янцзы. Он добрался до Сюйчжоу, где его неожиданно ожидало назначение на должность правителя Учжоу, как раз соответствующую пятому рангу.

Мой старший брат был тогда помощником главы министерства чинов. Прослышав об этой истории, он призвал Юя и расспросил его. Таким был его рассказ.

Удар кинжалом

Ли Да-ань из Лунси был старшим братом главы ведомства общественных работ Ли Да-ляна. В годы правления под девизом Воинственная добродетель (618—626) Да-лян был главным военачальником области Юэчжоу, и Да-ань побывал у него. На обратном пути в столицу Да-лян послал нескольких рабов сопровождать его.

Прибыв в Луцяо, что в Гучжоу (на территории совр. пров. Хэнань), они остановились переночевать на постоялом дворе. Среди рабов был один, замысливший убить Да-аня. Раб подождал, когда Да-ань крепко заснул, и насквозь пронзил его шею кинжалом. Клинок вонзился в изголовье, и раб убежал, не вытащив его. Да-ань пробудился от страшного удара и позвал рабов. Рабы, не изменившие хозяину, прибежали и хотели вытащить кинжал. Однако Да-ань запретил:

– Если вы вытащите кинжал, я умру. Прежде принесите бумагу и кисть, чтобы я мог написать письмо.

Рабы сообщили о случившемся хозяину постоялого двора, чтобы тот доложил уездному начальству. К тому времени как Да-ань заканчивал писать письмо, уездный чиновник уже прибыл. Вытащили кинжал, прочистили рану, приложили к ней целебные снадобья, но Да-ань скончался.

Вдруг как будто во сне он увидел нечто, напоминающее кусок свинины более чи длиной и четыре-пять цуней толщиной. Этот кусок висел на два чи от пола, затем прошел в дверь и приблизился к ложу Да-аня. Изнутри куска раздался голос:

– Побыстрей отдай мне мое мясо!

– Я никогда не ел свинину, – возразил Да-ань. – Чем я перед Вами провинился?!

Тогда раздался голос из-за двери:

– Вы ошиблись. Это не он.

Это нечто отодвинулось от ложа, вышло за дверь и удалилось. Теперь Да-ань видел пруд в саду. Пруд был чистым, неглубоким и красивым, а на его заднем берегу – золотая статуя Будды этак в пять цуней высотой. Мгновением позже статуя постепенно стала увеличиваться, превратившись в монаха. Монах был одет в совсем новую и очень чистую зеленую накидку-кашая.