Текст книги "Предания об услышанных мольбах"

Автор книги: Ван Янь-сю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

– Он был уже там и не смог взобраться!

Фа-хэна отправили к чиновнику по судовому ведомству. Пригнали лодки и приставили к ним Фа-хэна рулевым. Тот возражал:

– Мне не удержать в руках руль, – но его заставили силой.

Фа-хэн прокладывал путь для нескольких сотен лодок. Однажды он не справился с управлением и посадил лодку на мель. Служки схватили его, приговаривая:

– Ты сбился с пути, и по закону тебя следует казнить.

Фа-хэна вытащили на берег и барабанным боем возвестили о казни. Вдруг появились два пятицветных дракона и столкнули лодку с мели. Служки простили Фа-хэна.

Лодка прошла еще тридцать ли на север. Там, на берегу, Фа-хэн увидел прекрасное селение в несколько десятков тысяч дворов. Ему сказали, что это ссыльное поселение. Фа-хэн с опаской поднялся на берег. В селении было много злых собак, которые так и норовили вцепиться в него зубами. Фа-хэн перепугался. Далеко на северо-западе он увидел строение с залой для проповеди и в нем множество шрамана. Он услышал звуки песнопения и стремглав бросился туда. В залу вели двенадцать ступеней. Поднявшись на первую, Фа-хэн увидел своего прежнего наставника Фа-чжу, восседающего на варварском ложе. Тот, заметив Фа-хэна, воскликнул:

– Никак, это мой ученик! Что ему здесь нужно?!

Он тотчас поднялся с ложа, подошел к Фа-хэну и стал бить его полотенцем по лицу, приговаривая:

– Прочь отсюда!

Фа-хэну очень хотелось подняться вверх по лестнице, но как только он ставил ногу на ступень, учитель прогонял его. Так было трижды, и тогда Фа-хэн отказался от дальнейших попыток.

Потом Фа-хэн увидел на гладком полу колодец глубиной в три-четыре чжана. Его кирпичная кладка была ровной и без зазоров. Фа-хэн подумал, что это обычный колодец, но люди, стоявшие близ него, сказали:

– Этот колодец – необыкновенный. Разве же мыслимо сотворить такое?!

Фа-хэн последний раз взглянул на Фа-чжу. Тот проводил его взглядом и крикнул вдогонку:

– Идите своей дорогой! Собаки Вас не тронут!

Фа-хэн вернулся на берег реки, но лодки, доставившей его сюда, не нашел. Он почувствовал жажду и хотел напиться из реки. Фа-хэн свалился в реку и тотчас ожил.

Фа-хэн ушел в монахи, соблюдал обеты, питался растительной пищей. Дни и ночи напролет он жил помыслами о безупречном поведении. Шрамана и бхикшу^[52] Фа-цяо был учеником Фа-хэна.

Утка со сломанным крылом

В уезде Лоцзян, что в округе Цзиньань, есть горы Хошань, заслоняющие солнце. На вершине – каменное ложе, несколько чжанов в обхвате, а по нему беспрерывно струится полноводный родник глубиной в пять-шесть чи. Древние старцы поведали, что сюда захаживали утолить жажду горные отшельники.

Шрамана Сэн-цюнь жил отшельником в тех горах. Выпьет он, бывало, из того родника и уже не ощущает голода, даже к злакам не притрагивается. Наместник округа Цзиньань Тао Ся прослышал об этом и приказал добыть ему воды. Сэн-цюнь передавал ему воду, но стоило посыльному спуститься с горы, как она портилась. Тогда Тао Ся сам переправился через озеро и пришел к горе. Небо в этот день было ясное и безоблачное. Но только Тао Ся ступил на гору, как ветер, дождь и кромешная тьма – три непреодолимых препятствия – стали на его пути.

Обитель Сэн-цюня была отделена от родника горным потоком. Утром и на обратном пути вечером он переходил речку по бревну, служившему ему мостом. Как-то утром Сэн-цюнь собирался как обычно перейти речку, но увидел утку со сломанным крылом. Положив крыло на бревно, та изгибала шею и щелкала клювом. Сэн-цюнь так и не смог через нее переступить. Хотел он было столкнуть крыло посохом, но побоялся, что утка утонет. Так Сэн-цюнь остался без родниковой воды и вскоре скончался от жажды и голода. Говорили, что было ему тогда сто сорок лет. В преддверии смерти Сэн-цюнь так истолковал происшедшее:

– Ребенком я перебил крыло одной утке. Теперь во исполнение Закона причин и следствий^[53] утка послужила мне воздаянием.

Шрамана-индус Ци-юй

Шрамана Ци-юй был уроженцем Индии. Пришел он из западных краев морем, побывал в Гуаньчжуне и Лояне. По дороге в старый Сянъян^[54] Ци-юй собирался переправиться на северный берег озера. Лодочник увидел индуса-шрамана в рваной и ветхой одежде и побрезговал им – не пустил в лодку. Лодка еще только подходила к северному берегу, а Ци-юй уже был там. Все, кто были в лодке, изумились. Навстречу Ци-юю, поджав уши и виляя хвостом, вышли два тигра. Ци-юй потрепал их по головам рукой, и те тотчас ушли в заросли. Люди с северного и южного берегов кинулись к Ци-юю с расспросами, но тот не проронил до конца дня ни слова. Когда он продолжил путь, несколько сотен человек бросились за ним вдогонку. Ци-юй шел степенно, не спеша, однако преследователи так и не настигли его.

На исходе правления императора Хуэй-ди (290—307) Ци-юй прибыл в Лоян. Праведные мужи Лояна приходили к нему выразить свое почтение. Бывало, Ци-юй даже не приподнимется им навстречу, а то и обругает за излишества в одежде:

– Вы и ваша братия не принадлежите к истинным и преданным последователям Будды! Вы – пустоцветы, домогающиеся подношений!

Увидев императорский дворец в Лояне, Ци-юй воскликнул:

– Дворец на небесах Трайястримша^[55] точь-в-точь такой же! Этот дворец сооружен с такой же сноровкой и умением, что и небесный, но какими тяжкими трудами простых смертных!

Юные Чжи Фа-юань и Чжу^[56] Фа-син пришли на поклон к Ци-юю. Ци-юй поднялся, вышел навстречу и приветствовал их. Фа-юань совершил ритуал поклонения, и Ци-юй погладил его по голове, приговаривая:

– Прекрасный бодхисаттва, рожденный среди баранов, явился к нам!

Увидев вошедшего следом в ворота Фа-сина, Ци-юй очень обрадовался и засмеялся. Он вышел ему навстречу, поклонился и обнял, а затем поднял над головой, восклицая:

– Прекрасный бодхисаттва, рожденный среди небожителей, явился к нам!

Один служащий императорского провизорного ведомства болел несколько лет и был при смерти. Ци-юй пришел к нему, осмотрел и промолвил:

– Каким же было грехопадение, вызвавшее такие муки!

Больного положили на пол; под него положили циновку, а на живот поставили патру^[57], сверху покрытую полотняной тканью. Ци-юй пропел индийский гимн в три гатхи^[58], произнес индийское заклинание в несколько тысяч слов. Тотчас помещение наполнилось дурным запахом, а больной молвил:

– Я еще жив.

Ци-юй велел снять ткань, и все увидели в патре что-то вроде нечистот. Больной сразу же выздоровел.

Наместник в Чанша Тэн Юн-вэнь был истым приверженцем Учения. Вот уже год, как в Лояне его разбил паралич нижних конечностей – бери-бери. Ци-юй произнес заклинание, и в тот же миг обе его ноги распрямились. А через несколько дней он уже поднимался и ходил.

В Монастыре на полноводной реке было Древо, пробуждающее мысль^[59]. Оно совсем засохло, и Ци-юй стал его заклинать. Через десять дней дерево ожило и расцвело.

В том же монастыре жил монах Чжу Фа-син, которого в искусстве вести беседы равняли с Юз^[60]. Фа-син повстречал Ци-юя и, преклонив главу, вопросил:

– Вы сподобились овладеть Учением. Не угодно ли будет Вам дать мне свои наставления?

– Держите рот закрытым, а свои мысли оставляйте при себе! Не позволяйте себе нарушать это правило и сторонитесь суетного мира, – изрек Ци-юй.

– Тому, кто овладел Учением, не пристало повторять то, что известно каждому, изрекать истины, которые учат наизусть шраманера (послушники). Не то мы надеялись от Вас услышать, – сказал Фа-син.

– Судя по вашим словам, господин, то, что заучил восьмилетний ребенок, не в состоянии исполнить и столетний старец, – молвил с усмешкой Ци-юй. – Люди знают и чтят того, кто овладел Учением. Но неведомо людям, как самим обрести Учение. Я смотрю на это просто. Сокровенный закон – в Вас самих. Как жаль, что Вы об этом не знаете!

Столичная знать и простой люд поднесли Ци-юю в дар несметное множество одежд. Прежде чем покинуть Лоян, Ци-юй изготовил из части даров восемьсот хоругвей, навьючил их на верблюдов и отправил впереди себя с купцами, возвращавшимися в Индию. Еще он принял от шрамана Фасина^[61] монашескую рясу-кашая, сшитую из целой холстины^[62], сказав так:

– В стране очень силен грех нововведений. Как бы не пожалеть об этом!

На проводах Ци-юя собралось несколько тысяч человек. Совершив дневную трапезу в одном из монастырей Лояна, Ци-юй отправился в путь. В тот же день из Чанъани пришел человек, который видел там Ци-юя в одном из монастырей. Купцы, отправившиеся в путь ранее Ци-юя, с караваном верблюдов и погонщиками достигли реки близ Дуньхуана. Там один из них повстречал младшего брата, идущего из Индии. Тот сказал, что видел Ци-юя неподалеку, в Дуньхуанском монастыре. Ученик Та-дэн говорил, что он встретился и беседовал с Ци-юем на севере Зыбучих Песков^[63]. Было это на десятый день по выходе Ци-юя из Лояна. Пройденный им к этому времени путь равнялся десяти тысячам ли.

Чужеземец Чжу Фо-дяо

Из какой страны происходит шрамана Чжу Фо-дяо, неизвестно. Прибыв в Чаншань, он долгие годы трудился на монашеском поприще, почитая простоту и отвергая излишества. Был он за это всеми почитаем.

В тех местах жили два брата, чтившие Закон. Их дом был в ста ли от монастыря. Жена старшего брата тяжело заболела, и ее поместили неподалеку от монастыря, поближе к лекарям. Старший брат почитал Фо-дяо своим наставником; по утрам и вечерам он бывал в монастыре, принимал наставления учителя и совершал хождение вокруг статуи Будды. Как-то раз Фо-дяо объявился в доме, где жили братья. Младший брат справился у него о болезни жены брата и самом брате.

– Больная уже ходит, а Ваш брат в полном здравии, – отвечал Фо-дяо.

После ухода Фо-дяо младший брат, погоняя коня, помчался рассказать старшему брату о том, что утром приходил Фо-дяо. Старший брат изумился:

– Преподобный с самого утра не выходил из монастыря. Как же могло случиться, что вы виделись?!

Братья заспорили и решили расспросить самого Фо-дяо. Тот ничего не ответил и только посмеивался, так и оставив обоих в недоумении.

Однажды Фо-дяо поднялся высоко в горы. Там он предался отшельничеству, пробыв полтора года и имея при себе несколько шэнов засушенного риса. По возвращении рис у него еще оставался.

Какие-то люди ходили за ним следом в горы. Они прошли несколько десятков ли, пока небо не заволокло тучами и не пошел снег. Фо-дяо вошел в пещеру, где обитал тигр. Тигр вернулся и растянулся у входа в пещеру.

– Я захватил твое жилище. Ты на меня не в обиде? – спросил Фо-дяо тигра.

Поджав уши, тигр стал спускаться с горы, а люди, что шли за Фо-дяо следом, шарахнулись от него в разные стороны.

Фо-дяо предрек день своей кончины. Людям, пришедшим к нему из ближних и дальних мест, он поведал свой наказ:

– Издревле существует земля под небом, но и ей положен свой предел. У человека тем более есть предел, но ведь он стремится к вечной жизни! О, если бы он мог очиститься от трех пороков^[64] и сосредоточиться на истинном и чистом! Пусть непослушна плоть, но сила духа всегда с вами!

Толпа плакала навзрыд. Фо-дяо вернулся в келью, сел чинно, накинул на голову полы одежды и тотчас скончался.

Несколько лет спустя восемь учеников Фо-дяо из мирян пошли в горы Сишань нарубить дров. На высокой скале они вдруг увидели Фо-дяо. Одеяния его были чисты, а лик светел. Ученики обрадовались и поклонились Фо-дяо.

– Ведь Вас, преподобный, здесь не было, – обратились они к нему.

– Я бываю там, где пожелаю, – ответил Фо-дяо, затем подробно расспросил, какие новости у его знакомых, и удалился. Восемь его учеников, отложив дела, вернулись домой и обо всем рассказали единоверцам. Поскольку иного способа удостоверить рассказ у них не было, они разрыли могильный курган и вскрыли гроб. Останков Фо-дяо там не оказалось.

Чудотворец Цзяньтолэ

Цзяньтолэ был уроженцем западных краев. Он пришел в Лоян и пробыл там долгие годы. Его почитали за благое поведение, но глубинной сути Цзяньтолэ никто не изведал. Однажды Цзяньтолэ сказал монахам:

– К юго-востоку от Лояна есть горы Паньлин. В этих горах был в древности монастырь. Его основание сохранилось поныне, и монастырь там можно будет возвести вновь.

Монахи ему не поверили и пожелали убедиться в правильности его слов на месте. Они пришли в горы к тому месту, где была ровная площадка. Цзяньтолэ указал на нее:

– Это и есть основание монастыря.

Стали рыть землю и натолкнулись на основание каменного монастыря. Между тем Цзяньтолэ указал, где прежде находились зал для проповедей, монашеские кельи. И все, что он говорил, подтверждалось. Монахи были удивлены и восхищены. Они сообща заложили на том месте монастырь. Его настоятелем стал Цзяньтолэ.

Монастырь отстоял от Лояна на сотню ли. Каждое утро Цзяньтолэ приходил в город и слушал монашеские проповеди. По окончании проповедей он всякий раз наполнял патру маслом и пускался в обратный путь, чтобы на следующее утро прийти вновь. Так было изо дня в день, и ни разу Цзяньтолэ не нарушил заведенный порядок. Однажды человек, который был способен пройти за день несколько сотен ли, шел следом за ним и попытался его догнать, чтобы продолжить путь вместе. Человек сломя голову бросился за Цзяньтолэ, но так и не догнал. Настоятель обернулся и, смеясь, сказал:

– Держись за мою накидку-кашая да знай поторапливайся!

Тот ухватился за его одежду, и не успели еще сгуститься сумерки, как они были в монастыре. Странник пробыл там несколько дней, отдохнул, а затем вернулся домой. Ему открылось, что Цзяньтолэ – святой. О последующих годах жизни Цзяньтолэ ничего не известно.

Визит убогого монаха

Ди Ши-чан был уроженцем округа Чжуншань. Его семья благоденствовала. В годы правления под девизом Великое спокойствие (280—289) подданным династии Цзинь было запрещено становиться шрамана. Ши-чан чтил Закон, был его истым приверженцем. Он соорудил в своем жилище тайную обитель и принимал в ней шрамана. Бывал у него и Юй Фа-лань. Кто бы из монахов ни пришел, никому ни в чем не было отказа.

Однажды Ши-чана навестил некий шрамана внешности безобразной, в одежде пыльной и рваной, с грязными ногами. Шичан вышел к нему с поклоном, приказал слуге принести воду и омыть шрамана ноги.

– Тебе, Ши-чан, следует самому омыть мне ноги, – возразил бхикшу.

– Я стар и слаб, – отвечал Ши-чан, – и за меня это сделает слуга.

Бхикшу настаивал на своем. Ши-чан про себя обругал бхикшу и прогнал его. И тотчас его взору предстало дивное существо ростом в восемь чи, обличья необычайно величественного, легкой божественной поступью уходящее в небо. Ши-чан, каясь, бил себя в грудь и валялся в грязи. Монахи и монахини, что были в доме, а также пять-шесть десятков прохожих видели божество, парящее над землей в нескольких десятках чжанов. Образ его был чист и ясен, а дивный аромат месяц после этого витал в воздухе.

Юй Фа-ланя почитали выдающимся закононаставником. Его житие приводится в последующих цзюанях (свитках). Юй Фа-лань рассказал об увиденном в доме Ши-чана своему ученику Фа-цзе, а тот пересказал многим другим. И монахи и миряне о том изрядно наслышаны.

Муж, владеющий Учением, испытывает странников

Шрамана Кан Фа-лан провел годы ученичества в округе Чжуншань. В годы под девизом правления Вечная радость (307—312) вместе с четырьмя бхикшу Фа-лан с запада отправился в Индию. Им оставалось пройти тысячу ли по Зыбучим Пескам, когда близ дороги они увидели разрушенный буддийский монастырь с обезлюдевшими залами и кельями; одна полынь, и никого вокруг. Фа-лан и его спутники совершили земной поклон и вдруг увидели в отдельных кельях двух монахов. Один читал сутру; другого одолевал такой понос, что была загажена вся келья. Монах, читавший сутру, даже не удостоил их взглядом. Фа-лан проникся состраданием к больному. Из остатков риса он приготовил на огне отвар, подмел и вымыл до блеска келью. На шестой день больному стало совсем плохо: понос вконец его одолел. Странники ухаживали за ним, а про себя решили, что он не дотянет до утра. Наутро они пришли на него взглянуть, и что же: лик его был ясен и светел. Болезни как не бывало, а келья благоухает ароматом цветов. Странники поняли, что перед ними владеющий Учением муж, пришедший из потустороннего мира испытать их. Больной меж тем молвил:

– Бхикшу в соседней келье – мой наставник. Он давно уже овладел премудростью Учения. Пойдите и поклонитесь ему.

Странники подозревали монаха, читавшего сутру, в жестокосердии. Теперь они пришли к нему с поклоном и покаянием. Он сказал им так:

– Все вы, господа, устремлены к вере и вместе ступили на Путь. Однако Вам, досточтимый Фа-лан, недостает познаний. Ваши чаяния не сбудутся в этой жизни. Ваша мудрость, – сказал он сотоварищам Фа-лана, – глубока и основательна. Вы обретете желаемое в этой жизни.

С тем он и оставил их.

Впоследствии Фа-лан вернулся в Чжуншань и стал великим закононаставником. Его чтили и праведники и миряне.

Чудодейственный дар Чжу Чан-шу

Предки Чжу Чан-шу были уроженцами западных краев.

Семейство вело торговлю и было богатым. В годы правления династии Цзинь под девизом Вечное спокойствие (291—299) оно обосновалось в Лояне. Чан-шу чтил Закон и соблюдал себя в чистоте. С особым тщанием твердил он сутру «Гуаньшиинь цзин»^[65].

Как-то раз у соседей Чан-шу случился пожар. Семья Чан-шу жила в тростниковом доме, а ветер дул в их сторону. Огонь подступил вплотную к дому, и домочадцы решили выносить вещи: может быть, что-то удастся спасти. Тогда Чан-шу велел им оставить тележку с вещами и не пытаться залить пожар водой, а с чистым сердцем твердить сутру «Гуаньшиинь цзин». Меж тем пламя, охватившее соседний дом, перекинулось на бамбуковую изгородь их дома. Но тут ветер переменился, и огонь, подобравшийся было к их дому, вдруг погас. Посчитали, что Чан-шу обладает чудодейственным даром.

В деревне жили четверо или пятеро надменных и вероломных юнцов. Они насмехались над Чан-шу:

– На его счастье ветер переменился. При чем же здесь божественный дар?! Вот будет сухая ночь, и мы спалим его дом. Как он нам тогда помешает?!

Они дождались, когда установится сухая погода, да к тому же с сильным ветром, тайно собрались и стали бросать на крышу дома Чан-шу зажженный факел: трижды бросали они факелы, и трижды те гасли. Тогда юнцов обуял ужас, и они разбежались по домам. А наутро они один за другим пришли к Чан-шу и рассказали о том, что совершили. Они пали перед Чан-шу ниц, моля о прощении. Чан-шу им отвечал:

– Я – никакое не божество. На самом деле я взывал к Гуаньшииню, и его грозная божественная сила снизошла на меня. Очистите свои помыслы, юноши, и обратите к Гуаньшииню свою веру!

С тех пор соседи и вся округа особо почитали Чан-шу.

Драконовый источник

На западе гор Лушань, что в округе Сюньян, есть Обитель драконового родника. Она основана шрамана Хуэй-юанем^[66]. Хуэй-юань облюбовал эту горную местность, когда переправился через Янцзы и обосновался на юге. Он намеревался соорудить здесь монастырь, но его точное местоположение еще не определил. Хуэй-юань послал учеников на поиски горного родника. Ученики устали в дороге и присели отдохнуть. Их мучила жажда, и они в один голос произнесли клятвенное заклинание:

– Если обители суждено быть на этом месте, то пусть будет явлена чудодейственная сила и здесь заструится дивный родник!

Они разрыли посохом землю, и потекла чистая родниковая вода, образовавшая пруд. У этого пруда и возвели обитель.

Когда наступила великая сушь, Хуэй-юань, дабы ниспослать народу дождь, призвал монахов вращать «Сутру Царя морских драконов»^[67]. Чтение еще не закончилось, когда в роднике появилось нечто, напоминающее громадного змея. Этот змей взмыл в небо и исчез. Внезапно разразился благостный ливень: потоки воды обрушились с высоты и пропитали влагой все окрест. Поскольку тогда было явлено драконово знамение, источник был назван его именем.

Праведники Юй Фа-лань и Дхармаракша

Шрамана Юй Фа-лань был уроженцем уезда Гаоян. Пятнадцати лет он оставил семью, овладел глубочайшими познаниями, соблюдая себя в полнейшей строгости. Монастырь Юй Фа-ланя находился высоко в горах. Ночами шрамана сиживал в позе самосозерцания. Как-то раз в келью вошел тигр и, поджав лапы, лег перед ним. Юй Фа-лань гладил тигра по голове, а тот лежал, поджав уши и уткнувшись ему мордой в ноги. По прошествии нескольких дней тигр ушел.

Дхармаракша был уроженцем Дуньхуана. И внешностью и поведением он был под стать Юй Фа-ланю. Переводы сутр с индийского языка^[68], в таком множестве появившиеся в то время, были неразборчивы и путанны, гатхи переложены беспорядочно. Дхармаракша принялся за исправление переводов и приведение их в порядок. Как и Юй Фа-лань, Дхармаракша обосновался с учениками в горах. Там был чистый родник, из которого он брал воду, чтобы полоскать рот. Пришли сборщики хвороста и замутили воду. Родник истощился, и ручья не стало. Дхармаракша пришел к ручью, стал бродить взад-вперед по берегу и вздыхать:

– Если вода иссякнет, то чем я буду поддерживать жизнь?!

Только он это сказал, как забил родник и ручей наполнился водою.

Оба, и Юй Фа-лань и Дхармаракша, жили при императорах У-ди (265—289) и Хуай-ди (290—307). Чжи Дао-линь^[69] на картине с их изображением поместил славословие:

Юй, господин, презрел суеты мира;

Связал он воедино форму с тайной сутью.

В уединенье благостном у озера в горах

Единорога с тигром добротой растрогал.

Обрел покой достопочтенный Дхармаракша,

Глубокой праведности кладезь несравненный.

Едва вздохнул над высохшим ручьем,

И вновь родник наполнился водою.

Божество в грязном рубище

Начальник приказа общественных работ Хэ Чун^[70], по прозванию Цы-дао, был родом из уезда Луцзян. С малолетства он уверовал в Закон, устремившись к нему всеми помыслами и делами. Хэ Чун установил в трапезной высокое сиденье, завесил его пологом, убрал цветами и украсил драгоценными камнями. На то ушел целый год. Надеялись, что на трон снизойдет божество.

Однажды на большом собрании присутствовало великое множество монахов и мирян. Среди них был какой-то монах в одеянии грубом и грязном, обличья дурного и подлого. Он вышел из толпы и направился прямо к трону. Усевшись на троне, он молча поклонился и далее не проронил ни слова. Собрание пришло в крайнее изумление: не иначе их хотят одурачить. Хэ Чун тоже забеспокоился: на его лице отразилось крайнее недовольство. В продолжение всей трапезы монах восседал на троне, а по ее завершении с патрой в руке вышел из залы. Обернувшись напоследок к Хэ Чуну, он молвил:

– Ваши благие устремления были напрасны!

Тут же он подбросил патру вверх, вознесся сам и исчез. Хэ Чун, монахи и миряне кинулись вслед за ним. Их взору предстал, а затем скрылся из виду светлый, величавый и прекрасный образ. Они досадовали на себя, многие дни подряд били челом и каялись.

Монахиня обращает императора в истинную веру

Бхикшуни (монахиня) Чжу Дао-жун, о происхождении которой ничего не известно, жила при монастыре на Черной речке. Она строжайше соблюдала обеты, и ей много раз были явлены божественные отклики. В годы правления цзиньского Минди (322—325) она удостоилась особых почестей, когда обнаружили, что цветы, которыми была устлана ее циновка, не вянут.

Император Цзянь-вэнь-ди (371—373) был сторонником учения Чистой воды^[71] и принимал наставления от мастера, известного в столице под именем Ван Пу-ян^[72]. В покоях наследника император соорудил даосскую молельню. Дао-жун тотчас приступила к проповеди Учения, но император не внимал ее речам. Однако всякий раз, когда император направлялся в даосскую обитель, он видел там божество в образе шрамана. И образ этот заполнил все помещение. Император задумался над тем, что проповедовала Дао-жун, а затем стал исполнять ее наказы. Он стал поклоняться Истинному закону. В том, что династия Цзинь всенародно признала буддийское учение, – заслуга монахини Дао-жун. Дао-жун удостоилась в то время высочайших почестей и была наречена святой. Для нее был возведен императором монастырь Синьлиньсы. В начале правления императора Сяо-уди (373—397) ее следы оборвались: никто не знал, где она почила. Тогда предали земле ее одеяние и патру. Погребение находится неподалеку от монастыря.

Патра, упавшая с неба

Цюе Гун-цзэ был уроженцем Чжаого. Нрава тихого и строгого, он был всецело предан Закону. Гун-цзэ скончался в правление цзиньского У-ди (265—290) в Лояне. Его единоверцы – и праведники и непосвященные – собрались тогда в монастыре Белой лошади. В ту ночь они вращали сутру. Среди ночи раздался голос ниоткуда, поющий славословие. Собравшиеся обратили взоры кверху и увидели человека: его фигура была величественной, а наряд изысканным.

– Я, Цюе Гун-цзэ, возродился на Западе в Мире покоя и радости^[73]. Теперь я пришел сюда с бодхисаттвами послушать сутру, – молвил человек.

Все, кто там были, прыгали в восторге от того, что им довелось увидеть такое.

Жил в те времена Вэй Ши-ду из округа Цзицзюнь. Он также был благонравным мирянином и предавался строгому воздержанию. Ши-ду принимал наставления от Гун-цзэ. Мать Гун-цзэ истово верила и была предана Закону, читала сутры и соблюдала долгий пост^[74]. В доме у нее всегда кормились монахи и монахини. Однажды средь бела дня матушка вместе с монахинями вышла из трапезной прогуляться. И вдруг ее взор приковал какой-то падающий с неба предмет. Предмет упал прямо перед ней, и она узнала патру Гун-цзэ. Патра была до краев наполнена искусно приготовленной и дивно пахнущей пищей. Все собравшиеся в торжественном молчании почтили патру ритуалом. Матушка обнесла пищей из патры каждого из сотрапезников, и семь дней кряду никто из них не испытывал голода. Об этой патре рассказывают, что она сохранилась поныне и находится в тех же местах.

Ши-ду, преисполненный благодарности, написал «Покаянную грамоту в отступлении от восьми заповедей»^[75]. Те, кто исполняют заповеди, полагались на это сочинение в продолжение всей династии Цзинь. Ши-ду скончался в году под девизом правления Вечное цветение (322). И по его смерти было явлено чудо.

Хао Сян подробно описывает деяния Ши-ду в сочинении «Жития святых» и утверждает, что он, как и Гун-цзэ, возродился на Западе. Ван Гай из Усина в сочинении «Каждодневные озарения» говорит:

Гун-цзэ вознесся к небосводу;

Ши-ду последовал за ним.

Они в молчанье обрели нирвану;

Отринув плоть, тот и другой бессмертны стали.

Патра нищего странника

Тэн Пу была уроженкой округа Наньян. У нее в роду издавна чтили Закон, верили. Выйдя замуж за господина Цюаня из Уцзюня, она с еще большим рвением предалась очищению от греха. Госпожа устраивала у себя монашеские трапезы, никому не отказывала в приюте. Стоило страннику появиться в ее доме, и она предоставляла ему пищу и ночлег. Однажды дом пустовал, и госпожа послала слугу поджидать странствующих монахов на перекрестке дорог. Слуга увидел шрамана, сидящего в тени ивы, и пригласил в дом. Благой человек^[76], обносивший гостей едой, опрокинул весь рис из бамбукового короба на землю. Он растерялся и не знал, что делать. Шрамана его успокоил:

– У бедного странника найдется в патре пища для всех.

Он велел госпоже Пу разделить пищу из своей патры. Досыта наелись и праведники и миряне в доме и на улице. Омывшись по окончании трапезы, шрамана подбросил патру вверх и вдруг вознесся, исчезнув в мгновение ока.

Госпожа Пу запечатлела в дереве образ шрамана и по утрам и вечерам совершала перед ним ритуал поклонения. Случись какое несчастье, все в доме падали перед образом ниц.

Сообщается, что Хань, сын госпожи Пу, в награду за участие в подавлении мятежа Су Цзюня^[77] был пожалован уделом в Дунсине.

Божественный знак

Шрамана Чжу Фа-цзинь был настоятелем монастыря, Открывающего путь к спасению. Он был прозорлив, умел изъясняться на чужеземных языках, его знания были обширны. В столичном граде Ло (Лоян) назревала смута, и Фа-цзинь предпочел жить отшельником где-нибудь у озера в горах. Его всем миром просили остаться, но он ни в какую не соглашался. В большом собрании воскурили благовония, и Фа-цзинь стал прощаться с общиной. И вдруг на высокое сиденье взобрался монах с желтушным лицом, в пыльной и рваной одежде. Фа-цзинь ужаснулся ничтожеству шрамана, тотчас стащил его вниз, но тот не унимался. Трижды Фа-цзинь стаскивал шрамана, и только тогда тот бесследно исчез.

Наконец все расселись по своим местам. Но только приступили к трапезе, как налетел внезапный шквал ветра, поднял облако пыли и опрокинул все яства. Тогда Фа-цзинь покаялся и отменил свой уход в горы. В то время судили об этом так:

– В миру вот-вот разразится большая смута, и Фа-цзинь не должен уходить в горы. Монахи и миряне всем миром настоятельно убеждали его остаться. Потому и был явлен этот божественный знак, заставивший Фа-цзиня изменить свое намерение.

Чудотворная сутра

Чжоу Минь, уроженец округа Жунань, служил при династии Цзинь военным цензором. Семья Миня поклонялась Закону. Во время мятежа Су Цзюня мужи столичного града разбежались, все побросав. В семье Миня была часть сутры «Великое творение»^[78] в половину шелкового свитка в восемь чжанов, исписанного с обеих сторон. Сутра «Великое творение» лежала на столике вперемешку с другими сутрами. Нужно было бежать немедля, но Минь не мог взять с собой все свитки. Сутра «Великое творение» была ему дороже всех остальных, но которая из тех, что лежат на столе, она? Минь в спешке, не разворачивая свитков, искал ее наугад, вздыхая и сокрушаясь. И вдруг непостижимым образом сутра «Великое творение», отделившись от прочих, сама обнаружила себя. Минь изумился и ушел, счастливый, с сутрой в руках. Господин Минь и его потомки очень дорожили этим свитком. Говорят, что эта сутра существует и поныне.

Еще рассказывают, что в том же семействе, у жены Чжоу Суна, госпожи Ху-му, была сутра «Великое творение» на шелковом свитке шириной в пять цуней. Умещался на том свитке один раздел сутры. Были у нее и мощи-шарира, хранившиеся в серебряном сосуде с узким горлом. И сутра и мощи были припрятаны на дне сундука. Спасаясь от смут годов правления под девизом Вечная радость (307—313), Ху-му бежала на юг. Сутра и мощи сами выскочили из сундука. В Цзяндуне случился пожар, и у госпожи Ху-му не было времени вынести сутру из огня. Когда весь дом сгорел дотла, из груды пепла была извлечена оставшаяся невредимой сутра – такая же, как и прежде.

Ван Дао-цзы из Гуйцзи знавал Чжоу Суна. Он утверждает, что получил от него сутру в дар, а затем передал на хранение в новый монастырь на острове. Некто Лю Цзиншу говорил, что много раз собственными глазами видел эту сутру. Иероглифы в ней были величиной с конопляное семя, но искусно выписаны и отчетливо видны. Новый монастырь на острове – это теперешний монастырь Небесного спокойствия. Возможно, сутра написана рукой овладевшего Учением монаха Ши Хуэй-цзэ^[79]. Другие говорят, что сутра находится в монастыре Истого смирения и ее зачитывала монахиня Цзин-шоу.