Текст книги "Предания об услышанных мольбах"

Автор книги: Ван Янь-сю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

К концу собрания, когда подошло время дарения одежд, появился послушник-шраманера и стал просить сангхати у Хуэй-цюаня. Хуэй-цюань принял его за своего ученика и сказал:

– У меня было намерение поднести дар святому монаху, а ты здесь при чем?!

Но тут он вспомнил прежний уговор вручить дар любому, кто пожелает, и тотчас с радостью отдал сангхати. На другой день он повстречал послушника и спросил, не велика ли подаренная одежда. Шраманера отвечал:

– Я бы ни за что не посмел принять такой дар. Да к тому же случилось так, что мне помешали дела, и я, к своему стыду, не принял участия в собрании.

Только тогда Хуэй-цюаню открылось, что тот шраманера в собрании был перевоплощением святого. Ученик Хуэй-цюаня прожил долгую жизнь, а когда покидал мир, не явил более чудес. Только над могильным холмом разлилось во все стороны белое сияние.

Хуэй-цюань был еще жив в двадцатом году под девизом правления Великая радость (444), обитал у Винного источника^[167].

Прогулка в горы Суншань

Ван Ху был родом из Чанъани. В третьем году под девизом Великая радость (427) в семью неожиданно вернулся дядя, умерший несколько лет назад. Он стал допытываться, сколь бережливо и рачительно ведет хозяйство его племянник. Семейные дела были в расстройстве, и дядя наказал Ху пятью ударами палки. Случайные прохожие и соседи слышали их разговор и удары палки. Они видели и отметины от палок на теле Ху. Однако лицезреть дядю удостоился лишь Ху. Дядя говорил Ху так:

– Мне после смерти была заказана божественная стезя; ведаю я составлением подушных списков умерших. Ныне со мной большая свита служек и воинов. Я опасался, как бы они не разнесли деревню, и потому не дозволил прийти сюда.

Повсюду за деревней Ху увидел беспорядочные толпы духов. А дядя так сказал ему на прощание:

– В будущем году седьмого дня седьмого месяца я наведаюсь к тебе снова и проведу по тайной стезе. И тогда ты уразумеешь, что зло и добро воздаются! Да не вздумай тратиться на угощение! Если уж ты так хочешь мне услужить, то принеси чаю.

К условленному сроку дядя вернулся и сказал домочадцам Ху:

– Я пойду прогуляться с Ху. После прогулки он вернется домой. Ни о чем не беспокойтесь.

Ху меж тем недвижно лежал на топчане, как будто был совсем неживой. Дядя повел его в горы. Вдоволь насмотревшись на духов и чудищ, они пришли наконец в горы Суншань. Духи встречали Ху и потчевали яствами, которые по вкусу не отличались от того, что едят люди, но с приторным запахом имбиря. Ху подумал про себя, что пора возвращаться, но все вокруг засмеялись:

– Отведав такой пищи, непозволительно собираться восвояси!

Затем Ху увидел строение с великолепными просторными залами, занавесями и бамбуковой дорожкой безупречной чистоты. Жили в нем два молоденьких монашка. Ху был у них с визитом, и они угощали его всевозможными фруктами: плодами арековой пальмы и другими.

Прогулка Ху была очень долгой; он обозрел все виды воздаяний, будь то кара или благодать, страдание или наслаждение, и только тогда распрощался с дядей. Дядя так напутствовал Ху:

– Ты уже знаешь, как творить благие дела. Так можешь ли ты оставаться в семье?! Белый Араньяка достойнейшим образом исполняет обеты, и ты мог бы стать его учеником.

Чанъаньский праведник, о котором говорил дядя, был совершенно седым, и потому современники прозвали его Белый Араньяка. Он был в большом почете у варваров династии Вэй^[168]. Сам вождь варваров служил ему как наставнику.

Ху исполнил наказ дяди. В монастыре Белого Араньяки оказались те двое молодых монахов, которые обучали его во время странствий по горам Суншань. Ху очень обрадовался такой встрече, стал рассказывать им о своей дальнейшей судьбе, а затем спросил, как они здесь очутились. Монахи отвечали:

– Мы, бедные праведники, всегда жили в этом монастыре и не помним, чтобы когда-нибудь встречались с господином.

Ху напомнил им о встрече в горах Суншань, но те упорствовали:

– Господин ошибается. Разве могло быть такое?!

На следующий день монахи исчезли. Тогда Ху подробно рассказал шрамана монастыря обо всем, что видел когда-то в горах Суншань. Монастырская братия была изумлена и отправилась на поиски молодых монахов. Но тех нигде не было, и они поняли, что это были божества.

В последние годы правления династии Сун под девизом Великая радость (447) чанъаньский монах Ши Тань-шуан пришел на юг от Янцзы и рассказал все, как было.

Гуаньшиинь дарует мужское потомство

Господин Бянь Юе-чжи был уроженцем округа Цзиинь, привлекался на службу при дворе, жил в Чаогоу. Он прожил пятьдесят лет, но не имел мужского потомства. У него были жены и наложницы, но вот уже многие годы они не беременели. И тогда в мольбах о наследнике он принялся тысячекратно вращать сутру «Гуаньшиинь цзин». По совершении нескольких молебнов его наложница вдруг забеременела. А потом у нее родился сын. Было это в двадцать восьмом году под девизом правления Великая радость (451) или в год под циклическим знаком цзи-чоу.

Как Ши Тань-дянь побывал в загробном мире

Когда шрамана Ши Тань-дянь был мирянином и было ему тридцать лет, он вдруг заболел и умер. По прошествии семи дней он ожил и рассказал, что двое посыльных унесли его прочь и заставили возить на тележке рис. Вместе с ним возили рис несколько тысяч человек, и все без сна и отдыха. Однажды появились два праведника и сказали Тань-дяню:

– Мы твои главные наставники в пяти обетах.

Они стали утешать его и подробно расспросили о содеянном. Потом праведники отправились к главе ведомства и доложили следующее:

– Этот наш ученик пока еще не совершил большого греха, а отмеренный ему срок еще не вышел.

Тань-дянь был тотчас отпущен, и праведники проводили его до дому. Они усадили его на повозку и обо всем с ним условились: велели непременно стать шрамана и совершенствоваться в вере. Закончив наставления, они сняли Тань-дяня с повозки и протолкнули под мышки мертвое тело. В тот же миг Тань-дянь ожил.

Тань-дянь впоследствии ушел в монахи, а в четырнадцатом году под девизом правления Великая радость (438) умер.

Запоздалое прозрение

Ван Чжунь-чжи, по прозванию Юань-цэн, был уроженцем округа Ланъе. Происходил он из семьи конфуцианцев и не верил в закон Будды. Чжунь-чжи говаривал:

– Если тело и душа после смерти полностью исчезают, тогда при чем же здесь Три периода^[169]?!

В годы под девизом правления Великая радость Чжунь-чжи был правителем округа Даньян, а в десятом году заболел и испустил дух. Вскоре он на время ожил. Правитель Цзянькана Хэ Дао-ли пришел навестить больного, склонился над его ложем. Чжунь-чжи промолвил:

– Я только сейчас понял, что учение Шакьямуни не ложно! Душа существует после смерти, и я получил тому доказательства!

– Вы, господин наместник, всю жизнь рассуждали иначе, – возразил Дао-ли, – так что же заставило Вас изменить свои убеждения?!

Чжунь-чжи смежил воспаленные веки и напоследок изрек: – Дух воистину беспределен, а не верить в учение Будды недопустимо!

Гуаньшиинь спасает обреченного на гибель

Шрамана Хуэй-хэ был монахом столичного монастыря, возведенного сангхой. При смутах года правления Всеобщая радость (466)^[170] он был еще мирянином и служил в войсках под предводительством Лю Ху^[171]. Однажды Лю Ху послал отряд в несколько десятков человек на восток в разведку. Хуэй-хэ был в составе отряда. На подходе к Цяочжу отряд столкнулся с правительственным войском, идущим на запад. Разведчики разбежались, попрятались в траве у озера. Хуэй-хэ удалось бежать в Синьлинь, где он раздобыл у одного старика лохмотья. Хуэй-хэ снял с себя платье для верховой езды и положил в корзину, перекинутую через плечо. В тех лохмотьях он стал похож на крестьянина, работающего в поле. Тем временем разъезды, высланные правительственными войсками, охотились за разбежавшимися разведчиками. Воины увидели Хуэй-хэ и заподозрили неладное. Его стали допрашивать, а он отвечал невпопад. Тотчас Хуэй-хэ избили бамбуковыми палками и решили казнить. Хуэй-хэ шел на казнь, а сам беспрерывно твердил сутру «Гуаньшиинь цзин». В последний миг он взмолился еще отчаянней. Воин занес было меч над Хуэй-хэ, и меч выпал у него из рук. Трижды он выхватывал меч, и трижды мечи рассыпались в прах. Воины пришли в ужас и отпустили Хуэй-хэ. Тогда-то Хуэй-хэ и ушел в монахи, стал служить на духовном поприще.

Свидание на небесах

Шрамана Хуэй-юань был монахом монастыря округа Чанша в граде Цзянлин. Наставник Хуэй-инь был знатоком дхьяны^[172]; его так и нарекли – Наставник в дхьяне. Поначалу Хуэй-юань носил синюю повязку на голове: был слугой у Хуэй-иня. Прозывался он тогда Хуан-цянем. Когда Хуэй-юаню исполнилось двадцать лет, Хуэй-инь, всякий раз погружаясь в самосозерцание, стал видеть его своим наставником в предшествующем перерождении. Тогда-то Хуэй-инь и произвел Хуэй-юаня в свои ученики.

Хуэй-юань часто останавливался в доме Ян Дао-чана на западной окраине Цзянлина. Более года совершенствуясь на пути мудрости-праджня, он изрядно преуспел. За один день он обходил десять и более домов, где отправлялись посты, а ночью еще и совершал ритуальное хожение, вращал сутры. Во всех домах, где бы ни побывал Хуэй-юань, ему оказывали особые почести. Люди полагали, что он обрел Путь.

В один из дней второго года под девизом правления Утверждение сыновней преданности (455) Хуэй-юань предсказал срок своей смерти.

– Ночью в Вашем доме я оставлю сей мир, – сказал он Дао-чану.

Дао-чан, соблюдавший восемь обетов, оставил гореть светильник на всю ночь. С начала и до середины ночи Хуэй-юань в сопровождении мирян как обычно совершал ритуальное хожение, а с приходом четвертой стражи сказался усталым и прилег поспать. Цвет лица его слегка изменился, и вскоре дыхание прекратилось.

В городе учредили трехнедельный пост, возвели ступу, которая стоит и поныне. А по прошествии немалого времени праведнику Тань-сюню явился в монастыре Прабхутаратны призрак Хуэй-юаня.

– В двадцать третий день второго месяца будущего года мы свидимся с тобой на небесах, – молвил призрак и исчез.

В продолжение девяноста дней Тань-сюнь соблюдал пост в зале для самосозерцания монастыря округа Чанша, жертвуя собой в этой жизни и уповая на воздаяние в будущем перерождении. К назначенному дню он принялся что было сил задерживать дыхание, дабы быть уверенным в своей кончине. Он отовсюду созвал праведников и мирян и устроил многолюдное собрание. В третью стражу он воскликнул, обращаясь к сангхе:

– Вы что-нибудь слышите?!

Те ничего особенного не почувствовали, а Тань-сюнь продолжал:

– Откуда-то доносятся звуки музыки и исходит чудный аромат. Это Хуан-цянь подает знак, что ныне мы встретимся с ним.

Монахи стали возвращаться в зал, чтобы занять свои места, и тогда Тань-сюнь скончался.

Чудо, явленное в монастыре Средоточие радости

Вдовствующая императрица Лу-чжао в четвертом году правления под девизом Великая мудрость (461) соорудила белого слона с восседающим на нем в драгоценном паланкине бодхисаттвой Вишвабхадрой. Изваяние установили в зале для самосозерцания монастыря Средоточие радости и устроили по этому случаю чтение проповедей. В восьмой день десятого месяца того же года завершился пост, и присутствующие готовились покинуть свои места. Монахов собралось две сотни человек. Монастырь тогда еще только начали возводить. Император был его попечителем. Совершая императорские выезды, он посещал его по четыре раза в десять дней. Монастырская братия приводила помещение в образцовый порядок; императорская охрана была сурова и торжественна.

В тот день монахи давно уже восседали на своих местах, погрузившись в самосозерцание. Вдруг на одном из мест появился монах прекрасного обличья. Присутствующие в зале были поражены и смотрели на него не отрываясь. Устроитель поста обратился к монаху, и они обменялись более чем сотней слов. И вдруг монаха не стало. Все, кто сидели рядом на циновках и лицезрели его, поняли, что это было божество.

Знамение, явленное в императорском дворце

В годы под девизом правления Великая мудрость (457– 464) настоятель монастыря закононаставник по имени Дао-вэнь пребывал в уезде Молин. То было время, когда императорские вдовы Жуй-цзянь, Чун-мин и Шэн-фу жили, уединяясь от мира и всей душой предаваясь очищению от грехов. Известили о том, что во внутренних покоях дворца состоится служба по чужеземному обряду. Были изготовлены литые и резные скульптуры, украшенные узорами из чудесных цветов, отлиты и раскрашены превосходные скульптуры Вишвабхадры в драгоценных одеяниях небожителей, составившие убранство залы, где совершались проповеди и пост. В восьмой день месяца согласно составленному и высочайше утвержденному списку прибыли приглашенные и заняли свои места. Несколько мест пустовало. День выдался пасмурный. Собравшиеся до полудня вращали сутру и вдруг увидели необычного монаха. Монах сел на заранее приготовленное место, держался превосходно, наружности был великолепной. Он окинул взором собрание монахов, но знакомых среди них не нашел. Устроитель поста спросил:

– Как Вас зовут, преподобный отец?

– Мое имя – Мудрость Прозрения, – молвил тот, а на вопрос, из какого монастыря прибыл, отвечал:

– Небесное спокойствие.

Сказал он так, и тут же его не стало. Присутствующие в собрании испытали душевный трепет, принялись приводить в порядок циновки, полагая, что были свидетелями благого знамения. Меж тем мгла надолго рассеялась, и стала видна гора Цзышань и цветочная беседка неподалеку от нее. Так было возвещено о том, что искренняя вера способна вернуть свет, воздействуя на ход небесных светил, а чистые устремления сдвигают каменные глыбы, освобождая источники. При этом императорская добродетель пополнилась, заслуги Августейшего приумножились, человеколюбие простерлось вдаль, а установления распространились повсеместно. Поэтому и удельные цари, и ученые мужи наперебой славили императора, правящего под девизом Великая мудрость, а им внемля, дивный образ был явлен в зале Взлета дракона^[173]. Были и такие суждения:

– Государево прозрение освещает моря и земли, а мудрость Его Величества озаряет солнце и луну. Поэтому и удельные цари и ученые мужи наперебой славили императора, правящего под девизом Великая мудрость, а им внемля, дивный образ был явлен в зале Взлета дракона. Были и такие суждения:

– Государево прозрение освещает моря и земли, а мудрость Его Величества озаряет солнце и луну. Поэтому Мудрость Прозрения есть человеческое имя. Его Величество взошли на престол по велению Неба, и милости Его беспредельны. Поэтому Небесное спокойствие есть название монастыря.

Божественная опора трона все более расширялась, и праведное правление все более утверждалось. Девять владений^[174] изведали благоденствие, а под людскими кровлями царили покой и радость.

Столь почтительные речи были представлены в уезд Молин в обоснование покровительства, оказываемого трону Небом.

Указ Небесного Императора

Цзян Сяо-дэ был уроженцем уезда Цзянлин, служил управляющим делами при военном наместнике области Чжу Сюне. Он с юных лет обратился в веру, отличался тщанием и упорством. Чжу Сюнь не мог нарадоваться на своего подчиненного. Всякий раз, когда предстояли служения закону Будды, ведать ими поручалось Сяо-дэ, и тот неизменно справлялся со своими обязанностями. В последний год под девизом правления Великая мудрость (464) Сяо-дэ заболел и умер. Ночью в третью стражу, когда тело собирались обрядить и возложить во гроб, Сяо-дэ ожил и рассказал следующее.

Появились посланники и зачитали приказ правителя доставить Сяо-дэ. Сяо-дэ последовал за ними и вскоре прибыл на место. Правитель сказал:

– Вы, сударь, отличались прилежанием и скрупулезностью в служении Великому закону. Небесный Император издал особый указ: в знак Ваших особых заслуг ускорить Ваше перерождение в Землях благости. Однако счет Ваших лет еще долог. И потому мне было приказано пригласить Вас до срока и спросить, готовы ли Вы возрадоваться на небесах.

Сяо-дэ охотно согласился, и правитель продолжил:

– Вы можете пока что вернуться в семью. Если Вы пожелаете оставить распоряжения или добавить заслуг, то делайте это побыстрее! Через семь дней приходите снова.

Сяо-дэ выслушал правителя и стал возвращаться. Дорога привела его к местности, где был маленький домик, совсем низенький и ветхий. У дома он повстречал досточтимого Наня из Нового монастыря, своего давнего знакомого. Они поздоровались, и Нань рассказал ему следующее.

– Я, бедный праведник, не притрагивался к вину с тех пор, как ушел в монахи. Ныне правящий император^[175] приблизил к себе досточтимого Ланя. Уступив настоятельным просьбам Его Величества, досточтимый выпил шэн вина. Это случилось на приеме у правителя, и Лань не мог ему отказать. Если бы я, бедный праведник, не оказался на месте Ланя, то должен был переродиться на небе. Ныне же я прозябаю в этом захудалом месте и только через три года поднимусь на небо.

Сяо-дэ пришел домой и захотел во всем удостовериться: той же ночью он послал человека справиться о здоровье досточтимого Наня. Выяснилось, что днем он прилег поспать на ложе досточтимого Ланя, а когда настала ночь, исчез. Сяо-дэ поправился и семь дней кряду совершал благие подношения. К назначенному сроку он внезапно умер.

Чжу Сюнь освободил его семью от воинской повинности.

Лань и Нань – монахи, состоявшие при Новом монастыре. Нань выделялся среди монахов праведным поведением и полнейшим целомудрием.

Казнь святотатцев

Шэнь Сэн-фу был родом из округа Усин. В последнем году под девизом правления Великая мудрость (464) в тех местах начался голод. В поисках провизии Сэн-фу дошел до Шаньяна. Днем он добрался до деревни, где ему удалось раздобыть пищу, а на обратном пути остановился на ночлег в крохотном скиту неподалеку от монастыря. В то время в монастырях Шаньяна было множество маленьких медных фигурок Будды. Сэн-фу и несколько его односельчан-попутчиков их выкрали, доверху наполнив три-четыре мешка. По возвращении домой они переплавили их на деньги. Дело открылось. Их схватили и повели в город. Только их посадили в лодку, как они закричали:

– Смотрите, люди! Огонь сжигает нас!

Они голосили весь день и ночь, вопили, что не вынесут таких мук. Они умерли, еще не прибыв на место казни. Все тела их были изъедены огнем, будто горели на костре.

Чжу Хэн из округа Усин лично знал Сэн-фу и был свидетелем этого события.

Бхикшуни Ши Хуэй-юй

Бхикшуни Ши Хуэй-юй из Чанъани трудилась с истым усердием, безукоризненно исполняла монашеские обеты. Как-то в чанъаньском монастыре Сюешаншусы она в продолжение десяти дней наблюдала бело-красное свечение. В празднества Восьмого дня четвертого месяца к ним в монастырь прибыл шрамана Шестиярусного монастыря и в том месте, откуда исходило свечение, обнаружил золотую статую Майтреи высотой этак с чи.

Впоследствии Хуэй-юй перебралась на юг в земли Фань и Ин, затем состояла монахиней при обители святости в Цзянлине. Ночью десятого месяца четырнадцатого года под девизом правления Великая радость (438) она увидела багровое сияние, исходившее от дерева к востоку от монастыря и осветившее всю рощу. Она сказала об этом своей соученице Мяо-гуан и другим, однако никто из них этого свечения не увидел. Более двадцати дней наблюдала его Хуэй-юй, а потом настоятельница монастыря Ши Фа-хун стала возводить под тем деревом залу для самосозерцания. Она посмотрела наверх и в ветвях дерева увидела золотую статую сидящего Майтреи высотой также в чи с небольшим.

Божественная монахиня

Фэй Цзун-сянь с молодых лет истово уверовал в Закон, а по достижении тридцатилетия умножил свое усердие. В третьем году под девизом правления Начало благоденствия (468) он принял обеты бодхисаттвы. Пост он отправлял в доме Се Хуэй-юаня. В продолжение двадцати четырех суток дни и ночи без сна и отдыха слушал Цзун-сянь сутры, стоя на коленях перед курильницей «сорочий хвост»^[176]. В третий вечер от начала поста он увидел человека необычной внешности. Тот подошел прямо к курильнице, взял ее и унес. Цзун-сянь видел, стоя перед курильницей на коленях, что та осталась на своем прежнем месте. А ведь он ясно видел человека и то, как он взял и унес курильницу. Цзун-сянь понял, что ему было явлено чудо. Он подумал, что ему подобало быть при этом в выстиранном платье, но все на нем и без того было чистым. Разве что следовало вынести плевательницу, стоявшую поблизости. Вернувшись, он вновь застал человека перед курильницей и увидел две курильницы, которые затем слились в одну. Остался лишь силуэт той курильницы, которую уносил человек-божество.

Цзун-сяню как-то рассказали, что в монастыре, Простирающем благо, есть бхикшуни Сэн-цинь, истовым тщанием обретшая Путь. Цзун-сянь жил в радостном предчувствии встречи с этой монахиней. Однажды он отправлял пост в одном доме и ночью, в третью стражу, увидел наконец бхикшуни. Бхикшуни была строгой внешности и чинного поведения; на ней была монашеская накидка-кашая багряного цвета. Она стояла в отдалении от того места, где совершался пост, а затем исчезла. Потом Цзун-сянь был представлен этой бхикшуни. По облику и одеянию он узнал в ней божество, которое видел когда-то.

Тунговый щит

Хэ Цзин-шу из округа Дунхай с молодых лет чтил Будду.

В годы под девизом правления Начало благоденствия (465—471) он сопровождал сянчжоуского наместника Лю Тао в инспекторской поездке в уезд Инпу. Ему попалось сандаловое дерево, годное для изготовления статуи Будды. Статуя была изготовлена, а дерева для киота не нашлось. При всем старании Цзин-шу так ничего и не смог подыскать. Опершись о столик, он забылся сном. Во сне ему явился шрамана в лоскутной рясе и с посохом, который сказал так:

– В семье Хэ, проживающей в этом уезде, есть тунговый щит. Он прекрасно подойдет для твоего киота. Семья Хэ очень им дорожит, но ты постарайся заполучить его.

Цзин-шу проснулся и стал расспрашивать местных жителей. В конце концов он разыскал семью Хэ и стал просить продать ему щит. Глава семьи удивился:

– У нас действительно есть щит, но мы им очень дорожим. Откуда Вы, Ваша светлость, узнали о нем?!

Цзин-шу во всех подробностях рассказал свой сон. Хозяин обрадовался и поднес ему щит.

Встреча старых друзей

Юань Бин, по прозванию Шу-хуань, был уроженцем округа Чэньцзюнь. В последний год под девизом правления Начало благоденствия (471) Шу-хуань был начальником уезда Линь-сянь. Прошли годы после его смерти, и он перед рассветом будто во сне явился своему другу Сыма Суню. Он по порядку рассказал, что с ним произошло за долгие годы разлуки, расспросил, что да как, а потом поведал Суню следующее:

– Мы с Вами всю жизнь держались мнения, что гонка за должностями – тяжелая повинность, а смерть – отдых. Ныне же я стал понимать, что все иначе. Люди пребывают в миру в вечных муках, пекутся о славе и алчут злата, подносят друг другу дары. И на загробной стезе все происходит так же, повторяясь вновь и вновь.

– А действительно ли зло и добро воздаются? – спросил Сунь.

– То, что я здесь увидел, не совсем соответствует тому, что толкует закон сутр. Ибо Мудрейший (Будда) вынужден был говорить так в миру. Теперь я вижу, что разница между добром и злом не столь велика. Однако убиение живых существ все-таки тяжкое преступление. Будь осмотрителен и не нарушай этот запрет! – предостерег Шу-хуань.

– Дабы запечатлеть Ваши подлинные свидетельства, могу я сообщить о них господину министру? – осведомился Сунь.

– Прекрасная мысль! – воскликнул Шу-хуань. – И попрошу засвидетельствовать господину министру мое дружеское к нему расположение.

В то время управитель общественных работ досточтимый Ван Цзян-му^[177] вступил в должность министра чинов. И Шу-хуань и Сунь были дружны с министром, бывали у него в гостях. Потому о нем и зашла речь. Друзья поговорили о том о сем, обменявшись, быть может, несколькими сотнями слов, и Шу-хуань стал прощаться.

– Разлука была такой долгой, и Вам так не просто изложить все свои впечатления. Почему бы Вам не остаться у меня на время? – предложил Сунь.

– Я пришел ненадолго и не могу у Вас задерживаться. К тому же я не получал полномочий вести такие беседы, – сказал Шу-хуань и ушел.

Когда пришел Шу-хуань, была темная ночь. Сунь был в забытье, но образ друга предстал перед ним в светлой яви. Когда Шу-хуань собрался уходить, Сунь встал с ложа проводить его. Но только он надел сандалии, как снова стало темно. Там, где прежде стояли ступни Шу-хуаня, он увидел свечение в чи с небольшим. Отблеск света падал на ноги Суня, вокруг же был мрак.

История падшего монаха

Шрамана Дао-чжи был монахом Северного монастыря умножения драгоценностей. Сангха назначила его хранителем монастырской ступы, а он тайком крал пологи, балдахины, другие драгоценности и украшения. Наворовал он очень много, а потом еще выкрал жемчужины из брови Будды. Затем он проделал отверстие в стене, дабы свалить пропажу на грабителей со стороны. Потому сангха и не смогла его уличить. По прошествии десяти дней Дао-чжи заболел: ему стало являться чудище, вонзающее в него копье. Чудище то уходило, то возвращалось, и каждый его приход сопровождался истошными воплями истекающего кровью Дао-чжи. Вначале такое случалось раз-два на дню, а затем болезнь ужесточилась. Чудище с копьем стало приходить часто: все тело Дао-чжи покрылось ранами. Монастырская братия заподозрила, что у Дао-чжи были преступления, и пожелала принять от него покаяние. Тот поначалу отмалчивался, но вот прошли два, а затем три дня, и он во всем признался. Рыдая, он умолял братию:

– Я, глупец, заблуждался, когда успокаивал себя тем, что меня минует скверна ада! Потеряв бдительность, я совершил преступление и навлек на себя беды и страдания. Меня при жизни подвергли истязанию, а после смерти путы, мечи и котел доконают меня! Уповаю только на ваше сострадание! После меня ничего не останется – лишь одежда да войлочные тапочки. Этого будет достаточно для устроения монашеского собрания, на котором прошу вас каяться и молить за меня. Я украл две жемчужины со статуи Будды. Одна принадлежит теперь моей матушке, и вернуть ее невозможно. Другую я отдал в залог в семью Чэнь Чжао. Ее можно выкупить.

Когда Дао-чжи умер, монахи сообща собрали деньги и выкупили жемчужину. Они совершили пост с покаяниями. Когда мастер принялся устанавливать жемчужину на прежнее место, ему это не удалось, как ни крутил он ее, как ни прилаживал. Монахи еще раз совершили поклонение Будде и воскурили благовония, и тогда жемчужина стала на место.

Через год товарищи Дао-чжи услышали в темной ночи какие-то звуки. Они прислушались и узнали голос Дао-чжи.

– После смерти мне были уготованы тяжкие муки! Близится завершение кальпы, а я так и не избавлюсь от мук ада. Благодаря вашему заступничеству и покровительству, а также тому, что вы выкупили жемчужину, меня на время отпустили. Я на себе ощутил, как беспредельно ваше милосердие, и пришел благодарить вас, – закончил на этом Дао-чжи. Когда Дао-чжи говорил, в воздухе витал тошнотворный запах гнилого мяса. Столь тяжкими были муки, претерпеваемые им. И еще долго стоял этот запах, прежде чем исчезнуть.

Эти события происходили в последний год под девизом правления Начало благоденствия (471). Летописцы из того монастыря расписали их во всех подробностях.

Ночное видение Чэнь Вэй-юаня

Чэнь Вэй-юань был родом из округа Инчуань, служил судейским чиновником в Сянчжоу. Однажды он гостил в уезде Линьсянь. Вэй-юань с юных лет уверовал и чтил Три драгоценности; не ослабевала его вера и теперь, на склоне лет. В седьмом месяце второго года под девизом правления Полное великолепие (475) с наступлением ночи он лег спать, а перед сном стал раздумывать о том, что все сущее в его бесконечном многообразии умирает и рождается вновь и круговорот этот бесконечен. Подумал он и о том, откуда произошел сам, и собрался было спать. Совсем стемнело. Светильника в комнате не было, но вдруг Вэй-юань увидел у изголовья свет, как будто излучаемый светлячком. Ясный лучезарный свет разлился во мраке, а затем погас. И вдруг вся комната осветилась как на заре. Вэй-юань поднялся и сел, сложив ладони в молитве. На высоте четырех-пяти чжанов над входной дверью он увидел висящий в воздухе мост с красными перилами и беседкой. Неведомая сила подняла Вэй-юаня вверх, и он очутился на мосту. По мосту туда-сюда ходили мужчины и женщины. Их одежда покроем не отличалась от той, что носят в миру. Последней была женщина лет тридцати. На ней была черная куртка и белые полотняные штаны. Она подошла и стала слева от Вэй-юаня. Вскоре появилась еще одна женщина: вся в белом, волосы связаны в узел, в руках цветы и благовония. Она стала перед Вэй-юанем и молвила:

– Вы хотели увидеть свое прежнее обличье? Это я и есть! Эти цветы я поднесла Будде и потому перевоплотилась в Вас.

Она повернулась к седой женщине:

– А это мое предшествующее обличье, – сказала она и удалилась. После того как она ушла, моста не стало, а сам Вэй-юань неведомо как очутился внизу на прежнем месте. Свет сразу же померк.

О том, как нерадивый монах побывал в аду

Шрамана Чжи-да состоял монахом при обители Одиночества, что в области Ичжоу. Поведения он был весьма нестрогого, но знал сутры и хвалебные песнопения. Двадцати трех лет в шестом месяце третьего года под девизом правления Полное великолепие (476) Чжи-да заболел и умер. Но тело Чжи-да еще теплилось, и похороны откладывались. По прошествии двух дней он мало-помалу стал возвращаться к жизни, а утром третьего дня смог рассказать об увиденном. Из его рассказа следовало, что на пороге смерти появились двое в платье для верховой езды из желтого полотна. Один встал у дверей, а другой подошел прямо к постели и обратился к Чжи-да:

– Святой отец, Вы должны идти. Вы сможете подняться?

– Я сделался совсем немощен и не гожусь для пеших переходов, – отвечал Чжи-да.

– Вы можете сесть в экипаж, – предложили ему, и тотчас во дворе появился экипаж. Чжи-да сел в него, сознавая, что отныне не увидит родных и свой дом. Он во все глаза глядел по сторонам, и его взору открылась дорога, пролегающая по местности пустынной и суровой. Им указали путь, и посыльные, не переводя дух, примчали его к красным воротам. Ворота были красоты необычайной. Чжи-да вошел во внутренний двор. В судебном зале восседал знатный господин в красных одеждах и тюрбане, обличья крайне торжественного и чрезвычайно грозного. По сторонам от него за рядом ряд стояла сотня охранников: все в красном и с мечами наперевес. Увидев Чжи-да, господин приосанился и сурово спросил:

– Человек, ушедший в монахи! Почему у тебя так много грехов?!

– С тех пор как я стал сведущ в Законе, мне не приходилось помышлять о грехе, – возразил Чжи-да.